Странная страшная сказка или Николай Грозный

А вечером он из газет узнал, что Сипягин все же убит, а Сазонов жив. И что вводятся ограничения на въезд и выезд жителей из столиц, 'в целях розыска злоумышленников, покушавшихся на жизнь...' Великого Князя Сергея и министра Сипягина. Покушение на Великого Князя оказалось неудачным и, как писали, участвовавший в нем эсер дал показания о личностях, замешанных в подготовке и осуществлении террористических актов.

Поэтому из города пришлось выбираться пешком, минуя заставы, а потом добираться на поездах до Киева. В Киеве оказалось еще хуже, чем в Петрограде. Начальник местного жандармского отделения полковник Спиридович сумел организовать розыскные мероприятия наилучшим образом. И разгромил местные ячейки партии, арестовав всех до последнего человека. Хорошо, что у Бориса сработало предчувствие и он не пошел на заранее оговоренную конспиративную квартиру. На которой днем позднее был арестован приехавший в Киев Швейцер.

А его спасло хладнокровие и прежние связи — уехав из Киева, он через одного знакомого по ссылке в Вологду вышел на местных контрабандистов. Пришлось выложить почти полторы сотни рублей, но через австрийскую границу его перевели без проблем.

Борис очнулся от воспоминаний и обнаружил, что пиво в кружке уже закончилось. Пока он подзывал гарсона и делал новый заказ, в пивную зашел долгожданный товарищ Азеф, который тоже чудом ускользнул из Москвы после покушения.

dd> Южно-Китайское море, сентябрь 1902 г.

— Остров есть Крит посреди винноцветного моря, прекрасный..., — рассматривая выделяющиеся на фоне морского простора темным пятном берега Формозы (Тайваня), процитировал мичман Блок.

— Что, Николай, вспомнили Средиземное море? Или по гимназии соскучились? — пошутил стоящий рядом мичман-инженер-механик Аркадий Абрамов.

— Скорее по дому соскучился, — серьезно ответил Николай. И, повернувшись к собеседнику, добавил ироническим тоном. — Смотрю, как государь новые звания для 'машинных духов' ввел, вы и духом воспряли? Не боитесь теперь золотых погон?

— Николаша, а вы не слишком близко приняли к сердцу мою шутку? — удивленно ответил Аркадий. — Если так, то извините-с. Ибо груб, неотесан и рядом с самодвижущимися минами одичал-с.

— И ты извини, Аркаша, за неудачную шутку, — улыбнулся Блок. — На душе нехорошо. Идем в пролив рядом с японскими берегами, в открытую, словно у них здесь и миноносцев не может быть. А ведь мы даже не все транспорты отпустили...

Оба они дружно перевели взгляд на море.

Впереди густо дымили броненосцы. Эскадра шла по Южно-Китайскому морю уверенно, словно в родных балтийских водах неподалеку от Кронштадта. В начале колонны, пред 'Ростилавом', следовали 'Сисой Великий' и 'Три святителя'. Невидимые сейчас из-за надстроек, в кильватер ему шли два 'императора' — 'Николай I' и 'Александр II'. У линии горизонта, на пределе видимости, трудно различимые даже в бинокль, широким клином развернулись четыре быстроходных дозорных крейсера. Пароходы, остальные крейсера и истребители, идущие с другого борта, закрывали надстройки.

— Я, как ты уже заметил, всего лишь 'машинный дух' и стратегиям вашим не обучался, — улыбнулся ответно Абрамов, — но, полагаю, что японцам выгоднее ловить нас не здесь. А там, где мы окажемся в любом случае — у входа в Печилийский залив.

— Может, ты и прав, Аркадий, — Блок опять посмотрел в сторону удаляющегося острова. — Вот только чувствам не прикажешь. Не нравится мне этот маршрут и все. О чем только 'Гроза белоглазая'* думает! Лучше бы Лусонским проливом шли...

— Путь длиннее, угля израсходовали бы больше, машины износили сильнее, возразил Абрамов.

— Ну да, тебе, механической душе, лишь бы машину не напрягать, — пошутил Николай. Глянув на солнце и достав после этого часы, он заметил. — Пора к вину свистать и на зав..., — не успел договорить он, как раздался веселый пересвист дудки.

— Пойдем, загрузим трюмы, господин мичман-инженер, — предложил Блок.

— Пойдем, господин просто мичман, — отшутился Абрамов.

— Ничего, скоро получу лейтенанта, вот тогда посмотрю на твои шутки, — ответил Николай.

Тем временем на баке появилась ендова с водкой, к которой немедленно выстроилась очередь свободных от вахты матросов. Неторопливо проследовал к ней старший баталер, доставая списки и готовясь к выдаче 'винной порции'.

В кают-компании в это время собирались офицеры. Принятое в мирное время негласное правило не разговаривать о службе в кают-компании давно уже было столь же негласно отменено. Поэтому сейчас разговор среди присутствующих касался не только легких и, как правило шутливых тем, наподобие воспоминаний об изумленных лицах португальских чиновников в Гоа. Или приключениях лейтенанта Ленина, в пьяном виде едва не уехавшего за границы португальской колонии, в Британскую Индию. Или, например, обалдения англичан, не ожидавших стол наглого появления русской эскадры у индийских берегов и потому срочно приславших для наблюдения за ней аж полдюжины крейсеров.

Но сейчас большинство разговор касалось животрепещущей темы — нового Указа о введении дополнительных званий капитан-лейтенант и капитан-командор, а также введении общеморских званий, для всего состава Корпусов инженер-механиков флота и штурманов флота. Если введение дополнительных званий все приняли безоговорочно, то в отношении второго нововведения были и сомневающиеся, и недовольные. К завершению спора с одним из таких консерваторов и подоспели мичманы.

— Не правы вы, Аркадий Константинович, — отвечал своему оппоненту, лейтенанту Небольсину, мичман Бахтин. — Напомню, что с начала постройки паровых судов, управление машинами кораблей и судов возлагалось на вольнонаемных механиков. И были сии машины вспомогательным средством передвижения, а в длительных походах использовали паруса. Ныне же без машины даже артиллерию использовать затруднительно, не говоря о простом движении по морю. И решение Государя совершенно правильное. Артиллеристов и штурманов уже давно обычные строевые офицеры заменяют...

— Не знаю, не уверен, — сдаваясь, но все не желая признавать поражения в споре, покачал головой Небольсин. — Впрочем, готов признать, что резоны для такого решения у Его Императорского Величества есть. (Общеморские чины были введены в нашей реальности в 1913 году, с добавлением к званию слов 'инженер-механик')

— Господа, а у кого газета 'Новое время'? — спросил вошедший вслед за друзьями фон Шульц.

— Вам-то она зачем, Ариз Карлович? — удивился ревизор Заржевский. — Новое что-то хотите прочесть?

— Не прочел еще статью про Тюренческий бой. Хочу прочесть, как наши армейские, с дула-заряжающиеся сапоги, супостата побили и в Манджурию не пустил, — признался, занимая место за столом, фон Шульц.

— Прочитаете еще. Тем более, журналисты все одно, что-нибудь да переврут, — успокоил его Заржевский. — Лучше расскажите, что нового на мостике слышно.

— А ничего интересного. Идем в Порт-Артур, япошки не показываются. Или их наши столь сильно потрепали, или замышляют очередное азиатское коварство...

В кают-компанию вошел старший офицер, князь Путятин, рассматривая на ходу кают-компанию и сервировку стола. Вестовые, словно получив неслышный сигнал, бросились отодвигать стулья. Офицеры, прервав разговоры, поднялись с кресел, двигаясь к своим местам за столом.

— Прошу к столу, господа, — сказал Николай Сергеевич, подойдя к своему месту в середине стола. Отец Вениамин осенил стол крестом и, не останавливая движения протянутой руки, тотчас взял салфетку и заправил её за воротник рясы, закрыв ею всю грудь.

Офицеры заняли свои места и обед, традиционно называвшийся в кают-компании завтраком, начался.

*Придуманное мною прозвище адмирала Чухнина. Намек на слухи о его непреклонном требовании к порядку во время службы старшим офицером на 'Генерал-Адмирале'. И фамилию, созвучную названию финнов — чухонцы, одним из племен которой была 'чудь белоглазая'

Желтороссия, Харбин, август 1902 г.

Петр, покуривая трубку, сидел в своем кабинете и читал доклад мичмана, а с недавних пор — уже лейтенанта, Оленева о потоплении английско-австралийского крейсера: '...Крейсер-купец имел только по тридцать пять выстрелов на ствол, и полные угольные ямы. Поэтому на совещании с фелькорнетом Яаппом ван Груде решено было идти к австралийским берегам, где нашего присутствия никто не ожидает... ... числа июня месяца сего года в ... наблюдатели увидели дым. Решив, что это каботажный пароход, о котором говорили матросы с предыдущего приза, я приказал повернуть навстречу... В шестнадцать ноль-ноль стало возможно опознать приближавшийся лёгкий крейсер, по внешнему виду — типа 'Перл'. Встреча оказалась случайной и неожиданной для обеих сторон и некоторое время мы продолжали следовать навстречу друг другу. В ... я приказал развернуть 'Кроонстадт' к 'австралийцу' кормой и дать полный ход. Противник, в свою очередь, увеличил скорость и последовал за нами. Заходя с кормы и против солнца, британцы не могли рассмотреть корпус нашего судна судна и его флаги. Кроме того, в этой позиции было сложно провести формальную процедуру опознания, для чего англичанам следовало идти параллельным курсом. Уйти от крейсера наш корабль не имел никакой возможности. Вследствие чего я приказал дать сигнал 'Алярм' (Тревога) и вызвать на мостик фельдкорнета ван Груде, коему. по его прибытию, сдал командование, продолжая выполнять обязанности шкипера. Около семнадцати часов с крейсера передали прожектором сигнал — требование обозначить себя. Я приказал поднять случайный набор флагов, который кажется вполне успокоил командование противника. Во всяком случае, никаких внешних признаков тревоги на нагоняющем нас корабле не обнаружилось. К ... корабли шли со скоростью двенадцать узлов параллельно друг другу на дистанции около одной мили. С высокой долей вероятности можно предположить, что австралийский крейсер не был готов к бою. Некоторые из наших моряков позднее утверждали, что видели явно незанятых делом матросов, которые стояли на палубе и смотрели на наш корабль. В ... с крейсера передали флагами и прожектором: 'Куда следуете?'. Мы ответили: 'В Сидней'. Поскольку маскировка наших орудий могла быть разоблачена в любой момент, а несоответствие курса заметно сразу, фелькорнет Яапп ван Груде решил, что 'представление' окончено. Он приказал поднять флаг Трансвааля и открыть огонь. Отлично подготовленные мичманом Корсаком артиллеристы всего за тридцать секунд убрали камуфляж и открыли огонь из обеих шестидюймовых пушек, бортовой пятидюймовки и митральез. Первыми же выстрелами они разрушили мостик английского крейсер, к тому времени опознанного как 'Рингарума'. По всей видимости командир австралийского крейсера и другие старшие офицеры погибли в самом начале боя....

Ответный огонь был открыт только после пятого или шестого залпа наших орудий. В первые же минуты боя у австралийского крейсера остались боеспособными лишь две пушки в бортовых спонсонах. Однако они сумели не только открыть огонь, но и добились четырех попаданий в наш корабль. По окончательным сведениям, первый снаряд пробил трубу и взорвался. Второе и третье попадания, которые пришлись в машинное отделение, повредили машину и котлы, практически полностью вывели из строя машинную команду. Четвёртый снаряд попал в одну из шестидюймовых пушек, но не разорвался. Из-за повреждений машины наш корабль лишился хода. Потери в нашей команде составили три десятка матросов и старшин. К восемнадцати часам крейсер противника заметно погрузился в воду носом и сильно горел. Расстояние между кораблями постепенно увеличилось до десяти миль, и в ... 'Кроонстадт' полностью прекратил стрельбу. Противник, оставаясь за кормой, скрылся из вида. Наш корабль также находился в очень плохом состоянии. Запустить машину было невозможно, огонь подбирался к импровизированным погребам. Понимая это, ван Груде отдал приказ покинуть корабль, и к двадцати одному ноль-ноль мы спустили на воду шлюпки и спасательные плоты...'

— С одной стороны, такая беспечность, а с другой — мнится мне, что выучка даже у таких заштатных артиллеристов неплоха. Успеть в считанные минуты... и еще попасть в таких условиях несколько раз. Упорный и трудный противник, — отложив в сторону бумаги и выбивая трубку в пепельницу вслух констатировал Николай. — Пожалуй, все что осталось на Балтике, трогать не стоит...

В дверь постучали.

— Входи! — крикнул царь

Вошедший флигель-адъютант взволнованно доложил.

— Телеграмма, Государь! От Линевича. Противник высаживает десант в Дагушане, ориентировочно силами до двух дивизий! В тыл позиции на Ялу, получается, Ваше Величество.

— Куропаткин знает? ... Дубасову передали? Прошку сюда! Мне — мундир. И вызовите барона Мейердорфа, пусть готовит конвой к поездке...

Маньчжурия, сентябрь 1902 г.

Сказать, что высадка японских войск в Дагушане это выход в тыл Тюренченской позиции, было бы некоторым преувеличением, так как между ближайшей точкой русской обороны и портом было около семидесяти верст. То есть стратегически это конечно охват, а вот чтобы превратить его в тактический — японцам надо было еще постараться. Однако во многих недружественно настроенных России изданиях военные обозреватели объявили этот десант гениальным ходом японских военных стратегов. Его сравнивали его с проходом прусской армии через Судеты или с маршем Шермана и рейдом Стюарта*. Они были очень убедительны, тем более, что по какому-то хитрому русскому плану никаких войск в окрестностях Дагушаня японцы не обнаружили. После же морского боя в Желтом море, закончившегося сильным повреждением, по японским сведениям, как минимум двух русских броненосцев (о своих потерях и повреждениях они, как обычно, не сообщили), военные обозреватели предсказали высадку там же, в Дагушане, дополнительных сил. Кое-кто даже называл место возможного 'нового Седана'. Таких предсказателей, надо заметить, оказалось немного, но то, что русские вынуждены будут отдать японцам столь упорно удерживаемые ими позиции на Ялу — считало большинство серьезных обозревателей. Однако в действительности все оказалось немного не так, как в описываемой газетами реальности. Высадка десанта, даже в оборудованный порт, занимает много времени, поэтому сразу начать наступление японцы не смогли. А через три дня, когда все войска, обозы и припасы выгрузились, стали известны результаты сражения в Желтом море. И командующий второй армией генерал Оку задержал наступление еще на день.

В результате, наступающие войска наткнулись на густую сеть кавалерийских дозоров, имеющих на вооружении, кроме винтовок, ружья-пулеметы Мадсена и даже легкую артиллерию. Засады и обстрелы тормозили движение японских колонн, особенно после того, как несколько довольно сильных передовых отрядов были отрезаны и разбиты конными отрядами русских. Немного позже и японцы совсем остановились, наткнувшись на неожиданно сильную оборону пехотных частей...

Николай, получив известие о высадке противника в Дагушане, время зря терять не стал. Полчаса на совещание и Линевичу в Ляоян полетели зашифрованные телеграммы. А пока провода, гудя от напряжения, доносили до командующего Маньчжурской армией приказы и распоряжения Ставки, личный Его Императорского Величества литерный блиндированный поезд гудел, принимая пассажиров и готовясь к дальней поездке. И она состоялась, несмотря на уговоры Алексеева, Куропаткина и отчаянные попытки Мейердорфа шантажировать государя невозможностью обеспечить надежную охрану его персоны в такой обстановке. Царь, которому явно надоело спокойное сидение в Харбине, рвался в бой и не слушал никаких возражений. Заявив, что его предки, включая императора Петра Великого участвовали в боях, а он ничуть не хуже их, царь выехал в штаб Маньчжурской армии, к генералу Линевичу. А по прибытии в Ляоян лично возглавил давно и неторопливо организуемый командующим армией Летучий корпус, состоящий из сводной армейской кавалерийской бригады, казачьей бригады Мищенко, давно переведенных из корпуса Гернгросса в Ляоян, и ездящей пехоты из тройки батальонов гвардейских стрелков, посаженных на коней. Этот корпус, создаваемый по приказу Николая, должен был действовать наподобие корволанта Петра Первого или английского отряда генерала Френча в качестве подвижного резерва для отражения высадки японского десанта. Но как это обычно бывает в российской действительности, как раз к моменту десантирования очередной японской армии он только собрался. Формально корпус еще не был организован до конца, но царь не послушал никаких возражений и через сутки в поход вышли первые части, а еще через двое — главные силы корпуса.