Ну и как все это называется на русском языке? Не знаете? Лично я и моя семья не были обижены советской властью, не пострадали от чисток и репрессий, в лагерях не прозябали. Никаких обид на большевиков у меня нет, но... Складывать в уме два и два меня жизнь научила.
Но и это еще не все. Я не мог понять еще очень и очень многого. Астрономических потерь в Великой Отечественной войне, как людских, так и материальных. Пирр наверняка в гробу перевернулся от зависти к тем, кто уверенно выхватил у него из рук знамя победы любой ценой. Я не мог понять, зачем нужно было, чуть ли не под корень вырезать казачество, бороться с врагами конечно надо, но не полным же уничтожением вообще всех окружающих! Каким образом получилось так, что страна, обладающая огромными площадями плодородных земель, к концу семидесятых годов оказалась не в состоянии прокормить саму себя? Как такое вообще возможно? И еще много всяких как, почему и зачем.
Мне очень хотелось верить в то, что Сталин не причастен ко всему этому. Что это происки врагов и стенания "диссидентов". Хотелось верить в мудрого, всезнающего и справедливого Вождя. Хотелось. Но не моглось. Как ни крути, Иосиф Виссарионович, но главный тут вы, и ответ за все держать именно вам. И если вы не поменяете свои методы, я вас грохну. Пока не знаю как, но точно грохну. Или вы меня.
На этой мажорной ноте я и завершил свои душевные терзания. Машина уже подъезжала к зданию Управления.
На КПП меня ждал адъютант Куликова, который сообщил, что Петр уже у себя и ждет моего вызова. Попросив его подойти минут через десять, я направился в свой кабинет. Поднимаясь по лестнице, обратил внимание, как адъютант говорит с комиссаром по телефону. Все-таки мне невероятно повезло с заместителем, уникальный мужик. Если бы не он, я не сделал бы и половины задуманного. Мы понимали друг друга с полуслова, хотя ругались при этом постоянно, да так, что подчиненные в ужасе разбегались, боясь попасть под горячую руку. Удивительно, но в моей исконной памяти, хранившей множество имен военных и политических деятель этого времени, фамилия комиссара не отложилась. Что с ним стало? Сгинул в лагерях? Погиб на фронте? Всю жизнь прозябал на заштатных должностях, задвинутый в самый дальний угол происками завистников? Не знаю, но его таланты явно не были использованы должным образом, как и таланты многих других людей. В какой-то момент, они оказались лишними на этом корабле, и их попросту выбросили за борт, как бесполезный балласт. Ну что же, товарищ Куликов, у тебя есть шанс доказать хотя бы мне, что в прошлый раз кто-то очень серьезно ошибся.
Работа по подготовке доклада Сталину заняла всю первую половину дня, и то благодаря тому, что она была практически завершена ранее. Мы еще и еще раз проговорили все основополагающие моменты, сравнили подходы, уточнили цифры, составили десятки графиков и диаграмм. Подчиненные сбились с ног, таская в мой кабинет все новые и новые пуды макулатуры. Две машинистки стерли пальцы, записывая и переписывая наши мыслеизлияния. Но к часу дня двухмесячный труд половины сотрудников АБТУ приобрел, наконец, более-менее законченный вид. Охрипший и раскрасневшийся комиссар пошел заучивать речь, а я засобирался на встречу с Тимошенко. На повестке дня в полный рост стал вопрос о формировании танковых армий.
Уже на выходе из здания меня догнал мой новый адъютант. Капитан Ильин Дмитрий Михайлович. Вечно куда-то спешащий брюнет, более чем среднего роста и скромнейших габаритов. На его коротких кучерявых волосах едва держалась лихо заломленная фуражка, довольно контрастно смотревшаяся на фоне спокойной манеры ношения остальной формы. Педантичность и настойчивость выдавали в нем чистокровного еврея, хотя капитан и старался это не афишировать. Отличный парень, если не считать того, что о его принадлежности к чекистам не говорило разве что отсутствие клейма на лбу. Но мне собственно без разницы, лишь бы дело делал.
— Дмитрий Григорьевич. Звонили из Харькова. Просили передать, что Кошкин уже вылетел в Москву. Скоро будет у нас.
— Ух, я и забыл совсем. Давай распорядись, чтоб приняли, как положено. Машину, жилье... С аэродрома сюда его вези, времени нет совсем. Я вернусь часам к четырем, может позже чуть-чуть.
— Сделаем, — козырнул и как сквозь землю провалился. Блин, так бы все свою работу выполняли, и мы бы сейчас не тряслись от страха, поджидая немцев.
А между тем, Кошкин надежды оправдывал на все двести процентов. На фоне основной массы гражданских начальников, он смотрелся белой вороной. Или светлым пятном на иссиня-черном квадрате Малевича. В отличие от большинства, он действительно был РУКОВОДИТЕЛЕМ, а не проводником мнения вышестоящих инстанций. Он действительно решал вопросы ему порученные, как говорится от и до. Да, не всегда лучшим образом, да, частенько вкривь и вкось, но он крутился, искал решения и находил их, а не стонал и плакал, указывая на отсутствие рабочих, оборудования и прочих благ. Если бы правительство действительно всерьез воспринимало жалобы производственников, то наша промышленность до сих пор в эпических масштабах производила бы каменные топоры, весьма и весьма посредственного качества. Почему посредственного? Ну, как же, массовое производство, батеньки, брак неизбежен! Если он еще и живой останется, то для России это будет воистину царским подарком. Пожалуй, из тех с кем мне довелось побеседовать, сходные чувства вызывал разве что Астров. А остальные... Грустно это братцы, ох как грустно...
Разговор с Наркомом обороны получился весьма содержательным, но малопродуктивным. Большинство вопросов он просто не мог решить. Не хватало рычагов влияния. Вот вам и издержки излишней централизации власти. Без направляющей воли и четких указаний Вождя, сдвинуть что-либо с места тут просто невозможно. Единственное что мы могли, так это досконально проработать все решения, которые ему необходимо будет принять. На то и убили вторую половину столь длинного дня.
Выходя из кабинета Тимошенко, я мысленно уже вел диалог с Кошкиным. Обдумывал, раскладывал по полочкам, искал доказательства. Но мою работу нагло и беспардонно прервали. Сквозь вихрь раздумий до меня достучался настойчивый окрик. Прямо передо мной, с дежурно-приветливой улыбкой на лице, маячила фигура человека с маршальскими звездочками в петлицах. Ворошилов! Мля, именно тебя-то мне и не хватало для полного счастья! Черт тебя принес на мою голову.
По вопросу этой фигуры наши с Павловым мнения были схожи как никогда — Первый маршал Советского Союза был человек огромного самомнения и малых талантов. Его единственным достоинством была солидарность с политикой партии. Сколь бы тернист и извилист не был путь РСДРП(б), товарищ Ворошилов всегда был впереди и всегда все одобрял. В зависимости от мнения лидеров, будь то Ленин, Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Сталин, Берия, Хрущев, Климент Ефремович мог с пылом и жаром растолковывать народу одни прописные истины, а наутро, с не меньшим усердием, доказывал абсолютно противоположные. Надо признать, что пользуясь своей крестьянской внешностью и разговаривая с народом на его языке, с грубоватыми шуточками и легким матерком, у него это получалось великолепно. Рабочему люду весьма импонировало, что выходец из деревенской бедноты добрался до таких высот власти. Более того, на фоне остальной руководящей верхушки, которая при всем желании похвастаться "пролетарским" происхождением не могла, он выглядел настоящим символом новой эпохи, иконой. Но на этом список его дарований завершался.
А вот с точки зрения начальства, товарищ Ворошилов обладал набором гораздо более нужных качеств. Среди советского генералитета ходили бородатые анекдоты по поводу непотопляемости Климента Ефремовича. Какие бы ошибки он не совершал, какую бы глупость не сделал, ничто не могло пошатнуть его служебного положения. И только лишь "победа" над Финляндией переполнила чашу терпения Сталина, и он сместил его с поста Наркома обороны. И только. На всех остальных постах маршал остался. Этим своим решением, Иосиф Виссарионович в очередной раз опроверг свой знаменитый тезис, про то, что незаменимых людей у нас нет. Оказывается есть!
Что же это за качества такие? Все очень просто — Ворошилов всегда знал свое место. Получив маршальские звезды, Климент Ефремович прекрасно понимал, что прыгнул выше своей головы, раза так в три, а может и в четыре. И всегда помнил, кому он обязан таким карьерным ростом. При любом другом политическом раскладе рассчитывать на что-то большее он не мог, да и сохранение прежнего положения было бы под вопросом. Сталина же подобная ситуация более чем устраивала. Ему был необходим еще один голос в ЦК, на который он мог рассчитывать в любой ситуации. Да и беспрекословный исполнитель был для Вождя совсем не лишним. Уж что-что, а волю Иосифа Виссарионовича Ворошилов исполнял с точностью. До каждой запятой и закорючки на полях. Вот как написано, так и делал, не разбираясь правильно это или нет. Короче говоря, очень нужный товарищ, незаменимый!
Контраст, между раздутым до заоблачных высот пропагандистской машиной образом Первого советского маршала, героем Гражданской войны, кавалером множества орденов и медалей и реальным человеком, был велик. Особенно для высшего комсостава. Мирок генералитета довольно узок, здесь все друг друга знают, все так или иначе встречались и пересекались по службе. Так что здесь относились с известной долей юмора ко всем этим "особенностям". Пока... Пока товарищ маршал не обращал свой взор на юмориста. Несмотря на прочность своего положения, мелкими интригами, направленными против подчиненных способных в случае чего заменить такого незаменимого человека, Климент Ефремович никогда не брезговал. И нередко они своей цели достигали. Вот и сейчас затевалось что-то подобное.
Расположившись в коридоре таким образом, что даже имей я желание пробежать мимо него, у меня бы это не получилось, Ворошилов изложил предложение, от которого я не смог отказаться. Просил уважить седины и распить со старым боевым скакуном (!) рюмку чаю. Поговорить "за жисть". И я согласился. Уж и сам не знаю, чего тут было больше — желания выпить на халяву или серьезно поговорить.
Новый кабинет маршала мне понравился. Просторный, светлый, обставлен без особой помпы уютной и функциональной мебелью. Канонический "образок" Вождя всех пролетариев и лучшего друга физкультурников, намертво приколоченный к стене прямо над креслом хозяина, дополнял картину "офиса" типичного советского начальника. У меня точно такой же, даже побогаче будет. Про себя подумал, что надо это несоответствие устранить, аскетизм нынче в моде, а то на партсобрании обвинят в мещанстве или еще в чем.
Ворошилов начал издалека. Вспоминал бурную юность, потом Гражданскую. Не забыл про Царицынскую эпопею. Ну, а как без этого-то? Правда, вспоминал он почему-то книжную версию, а не реальную. Как они там, значит, вместе с товарищем Сталиным шашками беляков рубали. Лично! И так у него ловко и гладко этот рассказ получался, что он сам почти поверил, да и я вместе с ним. Напомнив столько иносказательным образом, о том, кто на самом деле с Вождем из одного котелка щи хлебал, маршал перешел к сути вопроса. Но для начала он меня все же удивил:
— А я смотрю, Дмитрий Григорьевич, ты все молодеешь. Что, аль бабу молодую завел или пьешь настойку, какую? Не поделишься секретом? Где живой водицы-то нашел?
Строго говоря, Ворошилов стариком еще не был. Но, с таким образом жизни, а местное руководство жило в состоянии постоянного стресса и ожидании неминуемой расправы, к своим годам он выглядел не лучшим образом. Кроме того, вместе с большой властью приходит и понимание того, что в могилу ты ее не унесешь. Как гласит народная мудрость — аппетит приходит во время еды. Пожить ох как хочется, и чтоб молодым, да здоровым!
И меня словно черт дернул. Решил я над ним малость пошутить:
— А вы, Климент Ефремович, Булгакова не читали? Собачье сердце? — без особой надежды спросил я.
— Читал, — в очередной раз удивил меня маршал, оказывается он еще и читать умеет! Это сколько ж талантов-то пропадает!
— Но так ведь это же выдумка, шутка!
— Ну, в каждой шутке есть доля шутки...
— Погоди. Это что же, ты щас с яйцами макаки ходишь??? — удивление собеседника было всеобъемлющим.
— Почему сразу с яйцами? И почему макаки? Это вчерашний день. Мне сразу мозги пересадили, гиббона кажется, ... Точно не помню. Одна беда — бриться замучился, волосы прут дуром! Да и вонючий стал, ни один одеколон не спасает!
Немая сцена. Мне стоило гигантских усилий сохранить невозмутимость. Вы бы видели его обалдение! Ох, мать... Рыдаю! Мысленно.
Молчание затянулось минуты на три. Так и не определившись, верить мне или нет, Ворошилов решил свернуть щекотливую тему. И перешел к главному. Его лицо стало хмурым и неприветливым. В глазах запылал кровожадный огонек.
— Ладно... Ты мне вот что скажи, Дмитрий Григорьевич. Что ты задумал, а? Чего воду мутишь? Под кого копаешь? Неспокойно тебе? Или может, крови тебе мало было? Не успокоился? Ты что, не понимаешь, чем все это грозит?
На слове кровь, у меня голове будто рубильник какой-то переключился. Я буквально физически почувствовал, как он щелкнул. Ярость переполняла меня. Била фонтаном. На несколько секунд, я просто потерял дар речи. Чудовищным усилием воли мне удалось подавить непреодолимое желание убить этого человека немедленно, прямо здесь, в его кабинете. Задушить. Порвать на клочки голыми руками! Затоптать ногами. Как угодно, но уничтожить его! Но я выдержал. Точнее почти выдержал, сдержать слова я не смог.
— А ты что же, Климент, правда не понимаешь? Или прикидываешься? Задумал, говоришь? Воду мучу? Ты что же, ослеп? Не видишь, что творится вокруг? Война на носу, большая война, а у нас в армии ж..опа полная! Ты не видишь, этого? Снарядов нет, командиров не хватает, бойцы не обучены, техника на ладан дышит, промышленность черте что выпускает! А ты не видишь? Копаю, говоришь? КРОВИ МАЛО? НА МНЕ КРОВИ НЕТ! Я в гробу видел все твои должности и звания! Понял! В гробу! На..уй они мне не нужны!...
— А ты вроде как и ни причем? Все вокруг дураки, а ты один на коне и весь в белом??? Вместе все делали! Ни слова против не сказал! Чуть не в зад лобзал, а щас вроде как и побоку??? На других все свалить хочешь?
— За свои дела я сам отвечу, по полной программе. Ты за меня не переживай. Без палок не останусь. Благо хоть ума хватило одуматься. Надеюсь, еще не поздно... А ты все власть делишь? Немцы придут — делить нечего будет! Голым задом на пулеметы пойдем. Нет, не ты, а солдаты! Ведь не просто со спущенными штанами стоим, так и подмылись еще, чтоб не побрезговали нами! Ведь до Москвы дойдут! А вы все грызетесь, как скорпионы в банке!
— Да ты... Да ты пораженец! Трус! Предатель! Свол...
— А ты меня не пугай! Я свое еще в тридцать восьмом отбоялся. Не страшно мне! Об одном прошу, не можешь помочь, так хоть не мешай! Не крутись под ногами! А будешь мешать, я защищаться не буду! Я буду наступать! В морду бить буду! Руки свяжете, ногами запинаю. За ноги держать будете, зубами грызть буду! Понял?
