Симбиот (основной файл)

СИМБИОТ

Глава первая

Ну что ж, еще один рабочий день закончился. И как всегда закончился, по сути, ничем. Да сделано немало дел, вот только есть ли в них хоть какой-то смысл? Постоянно ловлю себя на мысли о том, что жизнь проходит мимо меня. И черт дернул послушаться родню и податься в юристы?

Собственно меня мучает только одно — я не произвожу продукта, в смысле не делаю ничего, что можно потрогать руками. Весь смысл моей работы в исправлении чьих-то ошибок или сокрытии чьей-то дурости... Может, конечно, и надумываю, но в душе все равно себя ощущаю трутнем в пчелином улье.

В сердцах плюнув, оторвался взором от компа и начал усиленно чесать репу.

Ведь правда, мне уже 25 лет, в принципе хороший юрист, обладаю так сказать широким кругозором и чутьем, вроде и друзья есть хорошие и девушка неплохая, любимое занятие имеется. И все равно — что-то не то!

Да ладно заливать-то, все ты прекрасно знаешь и понимаешь! У тебя нет цели в жизни, а точнее нет смысла этой самой жизни. Действительно, ну нельзя же в качестве цели воспринимать либерастический лозунг "обогащайтесь". Всю жизнь работать, чтобы купить себе еще более хороший телевизор, еще лучше пожрать и еще слаще поспать? Нет уж, увольте... Однако пора домой, а то ехать через весь город еще.

Быстренько собрав манатки и выключив комп, выскочил в коридор. Млин, опять какой-то гад в коридоре свет вырубил. Экономы хреновы, сами ушли, а другие что не люди? Темно-то как, хоть глаз выколи. Сейчас дверь будет. Ну и нахрена ее закрыли-то, спрашивается? Ироды...

Бодренько двинувшись вперед, со всей пролетарской дури приложился башкой об торец двери, которая закрытой вовсе не была.

Мать... Больно то как... Ну гады и здесь засаду устроили. Синяк будет здоровенный. Сто пудов. Вот гадство. Завтра в суд идти, а у меня вся рожа синяя будет.

Кое-как выбравшись из этого чертового здания и не переставая материться, я поймал машину и поехал домой. За рулем старенькой "копейки" гордо восседал "сын гор" и слушал не абы что, а "Эхо Москвы"! Хм... Насколько я понял, он по русский с трудом понимал и ему видимо все равно какую дрянь слушать. Мне, собственно говоря, тоже.

Голова кружилась и сильно подташнивало. Только сотрясения мозгов еще не хватало. Хотя не льсти себе, трясти там особенно нечего. Х-х-х...

По радио очередной борец с преступным режимом вел оживленную дискуссию с очередным знатоком истории. Тот, который знаток истории, растолковывал слушателям всю коварную подноготную кровавосталинскобериевского режима. Особливо этот деятель прошелся по советскому генералитету начала сороковых годов, точнее по их умственным способностям. Не забыл он напомнить и про пресловутый пакт "Молотова и примкнувших" и про угнетение и избиение маленькой, но гордой Финляндии. Пройти мимо черных замыслов коммуняк решивших таки первыми напасть на душку Гитлера, ну про план "Гроза" то есть, деятель также не смог. Ну и на сладенькое оставил хвалебные оды в адрес "кузни демократии". Надо сказать, что эта часть у него лучше всего получилась, он аж слюнями чуть не захлебнулся бедный.

Тьфу... До чего ж противно слушать эту гадость. И как таких уродов вообще до СМИ допускают?

В общем, когда добрался до квартиры, меня переполняли злобные мысли и желания, а настроение испортилось окончательно.

Чтоб малость скрасить "неудачи", решил промыть горло чем-нибудь горячительным, тем более что кроме алкоголя в холодильнике все равно ничего не было. Ну, еще майонез и кирпич, некогда бывший батоном. Расколов батон пополам и обильно полив это майонезом закусил, чем бог послал.

Хорошая водка. Холодная. Аж зубы ломит. Вот интересно, чтобы мать сказала, если б увидела меня в таком виде?

А посмотреть было на что. Покрасневшая морда уже заметно начала опухать. Картину дополнял граненый стакан в одной руке и нечто съедобное другой. Ну, чисто сосед наш алкаш. Ну и позорище. Пойду хоть душ что ли приму, а то совсем грустно стало.

Уже лежа в ванне, подумал, что несколько погорячился с водными процедурами. Стало совсем плохо, голова сильно кружилась, тошнота только усилилась.

Ну, точно сотрясение мозгов. Вот ведь олух-то. Угораздило. Надо вылезать отсюда пока совсем не помер.

Я привстал и обеими руками прикоснулся к вентилям смесителя. И тут...

И тут я понял, что что-то не то... Не могу оторвать руки от вентилей!!! ТОК!!! МЕНЯ БЬЕТ ТОКОМ!!!

Как глупо! Разряд и все... Тишина...

* * *

Темнота...

Неожиданно я начала осознавать, что мыслю. Думаю. Я ощутил, что сознание возвращается.

Что со мной? Где я? Темно. Звуков никаких. Никаких чувств. Только вялотекущие мысли...

Постепенно начал понимать, что это не темнота. Глаза просто закрыты. Вот только открыть их не могу. Как будто гири повесили на веки. А ноги, а руки, а голова, наконец??? Я цел вообще? И что со мной случилось?

Попытался представить себе свое тело. И у меня получилось. Как то вдруг, одномоментно, ощутил все свои конечности. Вроде все цело. Только не работает.

Неужели парализован? Давай голова думай, вспоминай...

Не помню. Что-то не то, ощущаю тело, но как то странно. Впечатление такое, что как бы перехватываю контроль над своим телом. То есть, пока не задался мыслью о своих ногах, я их и не ощущал. Вообще!!! Точно и с глазами тоже самое. Пока про них не вспомнил, их вроде как и не было. А сейчас? Вроде бы и есть, но как-то не так все...

Давай думай, вспоминай. Что же произошло?

Так я пришел с работы, выпил, залез в ванну и... Точно!!! Меня ударило током! Какая глупость, а. Как это вообще могло случиться?

Думай. Вроде когда выходил из лифта сосед снизу что-то сваривал у себя. Наверное, дверь входную ставил. Точно, еще расслышал, как он кувалдой по железу стучал. Вот урод!!! Эта сволочь заземлила сварочный аппарат на трубы водопроводные!!! И, конечно же, меня тряхнуло. Или нет, может такое быть или нет? Я ж не электрик. В дупу соседа, со мной-то сейчас что???

Давай. Напрягись, открывай глаза!!! Ну же, давай! Есть...

Ничего не понятно. Светло. Но все мутной пеленой подернуто.

Итак, я жив. Я могу видеть, пусть хотя бы свет и тень. Я смог приоткрыть веки. Это дает надежду, что смогу и пошевелиться. Надо только пробовать. Хотя нет. Сначала надо проверить, на чем лежу. По идее должен быть в ванне. Затычку я вытащил, значит, не мог утонуть, вода-то ведь стекла. Что-то не то. Чувствую, что лежу прямо, а в ванне мне бы места не хватило распрямиться, все-таки метр восемьдесят семь это немалый рост. Да и вроде мягко и... Да, тепло вроде... Так как лежу я тут уже точно давно, вода стекла, ванна должна была остыть и мне бы было дико холодно. Значит, все-таки на кровати.

Дальше. Если лежу на кровати, значит, кто-то пришел ко мне домой, достал меня и отвез в больницу. Сколько же я был без сознания??? Дня три? Что-то не то.

Слух. Ничего не слышно. Звенит только в ушах и все.

Вновь напрягся и открыл веки. Вроде лучше стало видно. Давай сфокусируй зрение.

Постепенно пелена отступала. Неожиданно перед глазами промелькнуло темное пятно. Что за черт??? А, это видимо кто-то склонился надо мной. Уже лучше. Уже хлеб.

Опять появилось пятно, но уже светлое. Видимо доктор в халате и чепчике белом.

Я почувствовал укол в руку. И, почти мгновенно, начал ощущать, что опять теряю сознание. Эх...

* * *

Боже? За что мне такое? Хоть я в тебя и не верю, но кроме как твоими происками это не объяснить. Как же быть дальше?

Мое душевное состояние можно описать одним словом — ПАНИКА! Лучше бы меня током прибило насмерть.

Итак, когда очнулся, мне, так сказать, открылась истина. В результате действия либо каких-то физических законов, либо чьей-то направленной воли меня закинуло в начало марта 1940 года. Это можно было бы принять за дурацкую шутку, если бы не одно "НО"... Меня не просто закинуло в прошлое. Мой разум закинуло в тело другого человека!!!

Когда мне удалось осмотреться, чуть кондратий не хватил. Руки, ноги и тело явно принадлежали здоровенному мужику в возрасте от 40 до 50 лет не меньше, то есть не мне прежнему это уж точно. Гениальную идею о том, что я провел в коме лет 20, быстренько отмел, ибо в таком случае мышцы должны были быть атрофированы. А этому телу до атрофирования мышц было далековато. Одни ладони чего стоят, у меня на даче лопаты некоторые меньше были.

В ходе осмотра места моего возлежания, первым бросившимся в глаза предметом был огромный мужик, заснувший на стульчике возле подоконника. Мало того, мужик был одет в нечто, что мне отчетливо напоминало форму комсостава РККА. А если учесть три кубика в черных петлицах с изображением чего-то отдаленно напоминающего танк БТ, то напоминало форму старшего лейтенанта бронетанковых войск РККА.

Очнувшийся от моей возни мужик, громовым голосом поинтересовался самочувствием некоего "товарища Комкора". Угу, Комкора именно с большой буквы, так у этого мужика голос был поставлен. Вбежавшая на вопли ряженого миловидная врачиха вежливо предложила ему заткнуться. Мужик внял и ощутил. Если бы я не был в полном обалдении от происходящего, то, несомненно, помер бы со смеху, глядя на то, как этот медведь покраснел с головы до пяток и в смущении отвернулся.

Врачиха вежливо поинтересовалась здоровьем "Дмитрия Григорьевича". Поскольку подозревать докторшу в разговоре со стеной было бы глупо, я понял, что обращаются ко мне. Ну что ж, уже хлеб. Хорошо что не Абрам Моисеевич или Акакий Акакиевич.

Я пробубнил нечто похожее на "нормально". Хотя слово "пробубнил" к такому голосу приписывать было грешно. Сразу чувствовалось, что голос привык "орать" и "повелевать". Мдя...

Врачиха начала ощупывать и прослушивать, а я задумался над тем, как прояснить сложившуюся ситуацию. Сразу заявлять о том, что я не тот за кого меня все принимают, поостерегся. В дурку мне не хотелось, чего там забыл то? Ну уж нет! Значит нужно молчать и слушать. И анализировать.

Докторша, осмотрев все, что ее интересовало, пролепетала, что, мол, все хорошо. Отдыхайте пока. И отчалила. Ну что ж, это хорошо, надо спокойно подумать.

Для начала надо как то время узнать. Спрашивать было бы явно глупо. Как быть? Правильно, нужно газету посмотреть!

Адресовал свой посыл вышеозначенному бугаю. Он удивился, но быстренько сбегал и принес требуемое.

Мать!!! И еще раз... Мать!!! На первой странице газеты "Правда" четкими печатными была отпечатана дата — 01 марта 1940 года!!!

С этой "радостной" мыслью я опять выпал в осадок и потерял сознание.

* * *

Я тут уже три дня. Кое-что удалось прояснить. Кем являюсь, где нахожусь, почему тело находиться тут.

Начнем по порядку. Тело принадлежит комкору Дмитрию Григорьевичу Павлову. Чудное для меня воинское звание "комкор" на современный мне лад переводилось как генерал-лейтенант. Генерал он и в африке генерал. Ему, а стало быть и мне, сейчас 42 года. Я нахожусь в Московском окружном военном госпитале. Причина появления здесь тела Павлова тоже известна. По словам адъютанта, он нашел меня или Павлова, тут уж как душе угодно, на полу служебной квартиры. Из его слов выходило, что генерал полез менять лампочку, ну и тряхнуло его немного. К тому же он от удара током потерял сознание и грохнулся с высоты табуретки. Видимо еще и головой приложился, потому как болит зараза.

В сухом остатке получается, что я мало того что перенесся, но еще и постарел на 17 лет!!! Это еще было бы не так печально, если бы я не знал того, что Павлова расстреляют 22 июля 1941 года. То есть ему, а значит и мне, осталось жить чуть больше года.

Из положительного можно отметить только одно — память самого Павлова ко мне постепенно возвращалась. Нет, никакого сращивания личностей или перемешивания воспоминаний не было. Никаких внутренних голосов мне тоже не слышалось. Это больше всего похоже на чтение книги или даже просмотр фильма. И в том и в другом случае я выступаю в роли стороннего наблюдателя, который в любой момент может сделать стоп кадр или включить перемотку. При этом воспоминания воспринимаю именно как воспоминания Павлова, а не мои. Насколько понял, мне доступна практически вся его память, в том числе и оценки личностей, за исключением совсем уж раннего детства.

Да, побросала мужика судьба. Одна Первая Мировая и плен немецкий чего стоят. Однако, можно с полной уверенностью сказать, что ни шпионом немецким, ни предателем и уж тем более дураком Павлов не являлся. Это я первым делом проверил, очень интересно было...

Проанализировав все, что со мной случилось, пришел к убеждению, что произошедшее природным или физическим явлением не является. По всей видимости, это чья-то воля, то есть результат чьего-то целенаправленного или случайного воздействия. Спросите почему? Отвечаю. Мне никогда не попадались материалы о болезни Павлова в данный период времени. Судя по словам врачей, мне тут еще лежать не менее двух недель, а о таком серьезно-курьезном случае информация точно должна была остаться. Я конечно на лавры доктора исторических наук не претендую, но такое точно пропустить не мог. Хотя, конечно, всегда остается элемент неожиданности...

Ну вот, кто виноват вроде определился. Остался самый главный вопрос: "Что делать???"

Выжить. Выжить. И еще раз выжить. Другого ответа в голову не приходило. Эх, с каким бы удовольствием плюнул бы в морду себе прежнему. Долг перед родиной, перед народом... Начитался книг всяких. Дурак. Все мечтал, как бы я там, на месте главного героя всех на дрова порубил без страха и сомнения. Угу, порубил.

Хотя, по большому счету, выбора нет.

Можно ли вернуться назад? Думаю, нет. Если это природное явление, то вероятность его повторения крайне мала. Скорее всего, в этом случае совпала прорва случайных событий и факторов. Проверять теорию "природного явления", засовывая пальцы в розетку, у меня желания нет. Если бы все было так просто, то весь наш мир кишел бы засланцами и попаданцами всевозможных окрасов и толков.

Если это чужая воля, то рассчитывать на возвращение, во всяком случае, немедленное, еще более глупо. Либо это эксперимент, либо побочное воздействие чего-то. Любой эксперимент изначально несет в себе некую смысловую нагрузку, проще говоря, цель. И, до достижения этой самой цели, его остановят только в крайнем случае. Ну что ж, будем ждать завершения.

Вариант с "побочным воздействием" самый плохой для меня. Верить в высокую моральную составляющую тех, кто допускает ТАКОЕ побочное воздействие, мягко говоря, наивно. В этом случае, возможность вернуться домой практически исключена.

Остается еще надежда, что это просто чудовищная ошибка или недоразумение. Ну, может там пьяный или тупой техник нажал не ту кнопку...

Вернемся к нашим баранам. Цель "выжить" можно и нужно разложить на две составляющие. Сиюминутную и стратегическую. К сиюминутной можно отнести сохранение моего "инкогнито". Попасть в дурдом, прослыть немецким или японским шпионом, мне не улыбалось. В лучшем случае, мне светит просторная, теплая и уютная клетка в одном из секретных НИИ, где меня выжмут досуха на предмет всего, что могу знать. Не вариант.

К стратегической цели можно отнести недопущение сценария сорок первого года. Быть расстрелянным и прослыть трусом и предателем ОЧЕНЬ не хочется.

Начнем с малого. Определить мою подмену могут только те, кто с Павловым был тесно знаком. Простейший вывод — нужно общение с такими товарищами свести к необходимому минимуму.

Первое. Нужно под благовидным предлогом избавиться от адъютанта, ординарца и водителя. С первым вообще проблем никаких. Парень давно просится в войска, скучно ему здесь. Ну что ж, пойдем ему на встречу. С ординарцем, в принципе, тоже самое. Но для начала дадим парню отпуск, а то у него мамка одна, разболелась совсем. А вот с водителем...

Судя по воспоминаниям и размышлениям Павлова, водитель был сотрудником НКВД. Разумеется "негласным". На самом деле мне это даже на руку. Его нужно оставить. Близких отношений у Павлова с ним не было, и быть не могло. Да, водила, несомненно, заметит изменения в поведении, но это можно списать на последствия несчастного случая. А вот если кому-то придет в голову сложить все элементы головоломки вместе, а именно: изменение поведения, изменение манеры общения, изменения внешности (ну не нравится мне лысая башка и усы аля "гитлер"), избавление от ближайших сотрудников и т.д., вот на этот случай и будет нужен этот водила. Если уж все равно будут следить и проверять, так нужно им эту задачу облегчить! Самая лучшая защита в таком случае — полная и абсолютная открытость моих действий. Значит решено.

Второе. С остальными знакомыми общение нужно свести к формальным репликам. Проявление эмоций тоже свести к минимуму. И самое главное! По возможности, ни с кем не оставаться наедине! Надо моделировать ситуацию так, чтобы при любом диалоге присутствовал хотя бы еще один человек. Присутствие посторонних к доверительной беседе и совместным воспоминаниям не располагает.

Ну, с сиюминутным вроде все ясно. При соблюдении определенных правил все будет хорошо. Во всяком случае, я на это надеюсь. А вот со стратегическим...

У Павлова есть знания и опыт солдата, командира и полководца. У меня же есть послезнание. Конечно, с моим появлением здесь история однозначно пойдет несколько по другому пути (в конце концов, я же не смогу, да и не захочу, точно повторить все действия моего реципиента, а ведь Павлов фигура немалая!). В некотором роде это снизит цену моих знаний. Однако, знание общих принципов развития науки, техники и военного дела в этих условиях огромно. А уж отделение агнцев от козлищ в мировом политическом свинарнике воистину бесценно. Ну не обладали здесь даже видные государственные деятели тем объемом информации, который доступен для любого жителя 21 века. Конечно, цену всех этих плюшек снижает их академический, а не прикладной характер (ну извините ни политиком, ни генералом быть не довелось), так ведь у местных и такого не было!!!

А что, хороший такой симбиот получается. Сплав теории с практикой, так сказать.

Во всей этой благостной картине смущало одно...

Я уже довольно хорошо освоился с просмотром памяти Павлова. Немаленький ее кусочек отсмотрел. И вывод несколько озадачил. Смысл в том, что не мог Дмитрий Григорьевич такого наваять, как у нас в 41. Не мог и все тут. Все действия Павлова в моей реальности в корне противоречили опыту и умениям Павлова, в теле которого нахожусь я. Несоответствие прямо-таки вопило о своем присутствии. Ну не мог он этот чертов госпиталь окружной в Бресте расположить. Не мог оставить артиллеристов без бронебойных снарядов. НЕ МОГ! Офицер с таким колоссальным РЕАЛЬНЫМ боевым опытом не мог такого допустить. Сами посудите: Первая мировая, Гражданская, борьба с басмачами, конфликт на КВЖД, Испанская, Освободительный поход, Финская, да плюс еще и участие в разработке Халхин-Гольской операции. Один список чего стоит!

Что если я не первый? Что если в тело Павлова УЖЕ засылали симбиота? А этот товарищ тут натворил дел. Может он вообще немцем был или нацистом идейным? Решил, гад, посодействовать своим корешам. И что я тут наворочаю? Быть может в этом суть эксперимента?

Да, дела...

Глава вторая

Душевное смятение первых нескольких дней понемногу утихло. Я стал более спокойно и осмысленно рассуждать на тему своих дальнейших действий. А, надо признать, что подумать было над чем. Все упиралось только в одно — думать было некогда!

До начала войны оставалось чуть больше года и трех месяцев. Это при условии, что все пойдет как в моей реальности, в чем, собственно говоря, уверенности нет. За это время предстояло решить невероятную, да что там, колоссальную кучу проблем. В первом приближении даже их примерный объем оценить невозможно. Дело в том, что у меня нет ни полномочий, ни возможности даже косвенно оказывать влияние на ситуацию. Времени на постепенный захват позиций не было категорически. Либо прямо сейчас, а лучше вообще вчера, получу возможность напрямую влиять на ситуацию, либо не получится вообще ничего.

Я вдруг отчетливо осознал, что каждый день, каждый час, даже каждая минута, проведенная мной в бездействии, будет измеряться в человеческих жизнях. Мало того, все эти человеческие жизни обильным, неудержимым потоком потекут в мое личное расстрельное дело в сейфах НКВД.

Здесь нужен обдуманный, взвешенный и целенаправленный риск. Нужно поставить на карту все и сразу. И победить. Обязательно победить. Я ОЧЕНЬ хочу жить.

Собственно говоря, единственное возможное решение подсказывала сама система государственной власти сложившаяся в СССР. Если мне удастся убедить верхушку бюрократического айсберга, точнее его пик — Сталина, в необходимости срочных действий, то... Возможно я получу то, что нужно. Полномочия!

Вот сейчас о своем юридическом прошлом я не жалел. Именно эти навыки сейчас понадобятся. Убедить безразличного (бесстрастного) наблюдателя в своей правоте оперируя имеющимся набором фактов и доказательств, заставить его принять твою логику и вникнуть в смысл твоих умозаключений, попутно разбить аргументы оппонентов — это да, это по мне. Это будет мой самый сложный процесс, но я должен, просто обязан, его выиграть.

Сейчас я не могу рассчитывать на немедленную личную встречу со Сталиным. Но ведь написать ему письмо мне никто помешать не может! А письмо поможет решить сразу несколько задач.

Возможно, мне удастся его заинтриговать. Чем? Прежде всего, честностью и открытостью суждений. Я очень часто использовал такой прием в своей работе. Если дело трудное, доказательств мало и все они оспоримые или косвенные нужно идти напрямую. Напросись к судье или председателю комиссии, выложи ему все что накопилось, заставь его оценивать дело уже исходя из твоих посылов. Думаете, не будут слушать, на порог не пустят? Вот в этом и есть наша проблема. У всех жителей России существует железобетонное убеждение: "К начальству без звонка или подарка не пройти!" А вот и нет. Я начал работать юристом с 16 лет (очень кушать хотелось), у меня не было никаких связей и знакомств. Если нужно было решить проблему, я просто шел напрямую к начальству и решал ее. Ни разу меня никто не послал, и, почти всегда, помогали либо делом, либо словом. Не думаю, что со Сталиным будет по-другому. Еще раз говорю: "Главное это открытость, честность и напор!"

Кроме того, письмо поможет заранее настроить Верховного на нужный лад. В смысле, что он уже будет вынужден, пусть даже и глубоко в душе, оспаривать мои утверждения, а не заставлять меня опровергать свои. То есть, теоретически, я буду на шаг впереди него. А это очень важно.

Итак, терять мне нечего. Ну, действительно, в худшем случае шлепнут меня на год раньше. По большому счету, разницы-то никакой нет. Зато, если выиграю, мои шансы резко возрастут. Поэтому в письме напишу все: и про мое видение политической ситуации, и про последствия репрессий, и про провал идеологической работы, и про ошибочные подходы к организации и комплектованию войск, и еще много всяких "про"...

* * *

Раздобыть бумагу и письменные принадлежности особенного труда не составило. При утреннем обходе попросил об этом главврача и он с удовольствием предоставил требуемое. Адъютанта и ординарца отпустил в "увольнительную" еще вчера, так что помешать мне никто не мог.

Я уютно устроился возле подоконника, там, где спал адъютант, когда я очухался, и засмотрелся в окно. Очень красивый, залитый солнцем парк. На улице еще холодно, но веяние весны уже чувствовалось. Под набравшими силу лучами солнца, снег кое-где начал подтаивать и везде, где только можно, начали появляться сосульки. Прямо на подоконнике вездесущие воробьи, громко чирикая, делили корку черного хлеба. Как они ее сюда втащили то? Ведь второй этаж, а корка раза в два больше воробья? Хорошо им, мне бы их проблемы. В парке медленно прогуливалось несколько человек. Даже под больничным одеянием и бесформенными пальто и тулупами, в их фигурах явно просматривалась военная выправка. Весело переругиваясь, внизу пробежали две медсестрички. Только в последний момент я успел придержать голову. Чуть-чуть ей стекло не выдавил. А генерал-то, тот еще крендель был, вон его как на баб повело. Или это меня?

Ладно, делу час, потехе время. Тьфу, наоборот. Х-х-х...

Для начала, решил изложить свое видение "современной" политической ситуации, чтобы оппоненту сразу стало ясно, чего это меня вдруг на философию потянуло.

Дело в том, что для местных приближение войны вовсе не казалось очевидным. В этом я убедился, пролистав воспоминания Генерала. И причина была даже не в недостатке информации. С точки зрения местных жителей ситуация здорово напоминала события вокруг Украины в моей реальности. Да, амеры начали вторгаться в зону жизненных интересов России, да они поддерживали всякую шваль, которая вела антирусскую пропаганду, да Россия была слаба, как никогда ранее, но... Но и мы и американцы всегда помнили про ядерное оружие, и, в последний момент, всегда сворачивали обострение ситуации, предпочитая действовать чужими руками. Все прекрасно понимали — в ядерной войне победителей не будет! Здесь все тоже самое. Генерал оценивал военный потенциал СССР и Германии как примерно равный. Как известно, при равенстве сил противников добиться решающего успеха крайне проблематично. У всех еще свежа была в памяти мясорубка Первой Мировой, когда обе воюющих стороны не имели решающего превосходства друг над другом. В результате, победителями оказались Америка и Япония, непосредственное участие в войне которых свелось к минимуму. Вот и сейчас, Генерал думал, что война, не ведущая к полному разгрому противника, при допустимом уровне своих потерь, бессмысленна. А если она бессмысленна, значит, ее и не будет. А вся эта возня на границах, лишь дополнительный аргумент в политическом торге.

В этой логике был только один изъян — немцы пока (это ключевое слово) не считали СССР серьезным (равным) противником. И один этот изъян перевешивал все остальные доводы.

Собственно говоря, первопричиной обострения политической ситуации, как это ни странно, явился именно СССР. Точнее неудержимый, лавинообразный рост его экономического, а как следствие, и военного потенциала. И Англия, и Франция прекрасно понимали, что с ростом экономической и военной мощи советского государства возрастут и его политические аппетиты. Баланс сил в Европе стал неуклонно нарушаться, и в затяжном противостоянии неминуемо приводил к потере статуса Англии и Франции, как мировых гегемонов. И они начали действовать.

Европейские союзники прекрасно понимали, что серьезного ущерба СССР они нанести не в состоянии. Их силы были серьезно подорваны Первой Мировой. Кроме того, общей границы с Россией у них не было, а локальные десантные операции, при наличии у противника постоянного снабжения из глубины, заранее обречены на провал. Ярким подтверждением этому служили Крымская война и Галлипольская (Дарданелльская) десантная операция. Действия флота нанесут еще меньше вреда при баснословной стоимости мероприятия. Судите сами, Советский Союз практически самодостаточен, введение морской блокады просто ничего не даст, ибо блокировать нечего. Львиная доля мизерной внешней торговли СССР идет по суше. Атака прибрежных городов тоже ничего не даст, при серьезной опасности потерять дорогостоящие корабли. Серьезной стратегической авиации ни одна из стран не имела, да и тактика ее применения еще толком не разработана.

В общем, нужен был серьезный континентальный противовес коммунистам. И вот тут все вспомнили про немцев.

Воевать чужими руками у англичан всегда получалось великолепно. Особенно у них удавались чудовищные людские и экономические потери вовлеченных сторон. Как сказал на смертном одре Уильям Питт (старший): "Я не могу лично задушить всех врагов Англии, но я могу предоставить им честь сделать это самим". Могу немного ошибаться в содержании этого великого изречения, но суть от этого не изменится. На этот раз реверансы англов упали на благодатную почву. Униженная и оскорбленная великая нация — это страшная сила. Жажда реванша, помноженная на железный немецкий порядок, великолепные научные, военные и административные кадры, мощнейшую в Европе производственную базу, а в случае с Россией, еще и на застарелую ненависть, основанную на страхе и соперничестве, могли снести на своем пути любые препятствия.

Медленно, но уверенно и неотвратимо Европа сама (!) вскормила своего палача. Англы не учли только одного — личности самого Гитлера и влияние идеологии, которую он предложил.

По всей видимости, "бесноватый ефрейтор" прекрасно понимал, чего от него и от Германии хотят "заклятые друзья". Его не устраивала только роль статиста на этом празднике жизни. До поры до времени, он благосклонно принимал подношения, а в душе уже готовил план сокрушительного удара по "благодетелям".

Логика Гитлера здесь была проста до гениальности. Допустить появления у немцев гигантской ресурсной и продовольственной базы (в случае победы над СССР) Союзники не могли. Это означало одно — смертный приговор, не просто потеря Англией и Францией статуса гегемонов, а их полное исчезновение с политической карты. Немцы никогда бы не простили им позора Скапа Флоу и Версальского мирного договора 1919 года. Поэтому, задача Союзников сводилась к следующему: не ввязываясь в открытое противостояние оказать воюющим сторонам скрытую "поддержку" и в момент наивысшего напряжения сил нанести сокрушающий удар по Германии, а потом и зажать в тиски СССР. Скорее всего, предоставление Польше гарантий независимости преследовало именно цель найти политическое обоснование последующей атаки на Германию. Видимо, если бы Гитлер четко обозначил свое намерение после Польши напасть именно на Советы, немедленно последовали бы сепаратные переговоры и перемирие. Однако, все эти потуги англов и прихлебателей Гитлер распознал без особенного напряжения умственных сил. И все сделал по-своему. Он отчетливо понимал, что неминуемый (я это подчеркиваю) удар Союзников ему в спину, помноженный на невозможность разгромить Россию в скоротечной компании, вновь приведет Германию к краху. И на этот раз возможно уже навсегда. С другой стороны, вероятность вступления СССР в войну на этапе Французской компании, особенно в случае ее быстрого разгрома, была далеко не очевидна. Русские с удовольствием выясняли кто из них самый главный, самый правильный и идейный, и переваривали свои новые приобретения (имеется в виду восточная Польша и т.д.). По всей видимости, именно результаты Польского похода стали последней каплей на пути похода немцев на Запад. Гитлер, наконец, получил то, что хотел — блицкриг, как инструмент решительного достижения поставленной цели. И еще одно, он получил уверенность в собственных силах.

Конечно, все было не так безоблачно на немецком небе. Адольф Аллоизович понимал и еще один момент. Что русские также не допустят огульного увеличения мощи Германии. В случае затяжной военной компании во Франции, Советы неминуемо нанесли бы завершающий удар. И уж тем более не допустили бы поражения Англии. А вот принуждение Англии к заключению мира на выгодных условиях большевики, скорее всего, проглотили бы. И такие возможности у Гитлера были. Но вот тут "везение" немцев закончилось. Точнее союзнички подкачали. Если бы итальянцы вышибли англичан с Африканского побережья Средиземного моря, если бы Испания вступила в войну на стороне Оси и захватила Гибралтар, если бы Гитлер серьезно отнесся к проблеме "непотопляемого авианосца", то выход Великобритании из войны был бы неминуем.

Но он рассудил по-другому. По большому счету, мне его логика понятна. Он решил сэкономить силы и время. Гитлер решил сделать реверанс в пользу Англичан. Когда поражение, а точнее разгром, Франции стали очевидны, нарисовался Дюнкерк. Гитлер не любил Англию, но Россию он не любил гораздо больше. И ради возможности лицезреть поражение извечного противника, готов был пойти хоть на сделку с дьяволом. А уж с англичанами и подавно. Не прокатило. Плохо продуманное воздушное наступление и последовавший перелет Гесса, тоже результатов не принесли. И тогда он вообще решил плюнуть на Англичан, закономерно задавшись вопросом: "А что они вообще могут мне сделать?" Действительно, к тому времени, ни Великобритания, ни ее союзники серьезной сухопутной армией и воздушным флотом не обладали. Ну, высадят они во Франции десяток дивизий и что? Толк-то от этого какой? Даже не отвлекаясь от русских, немцы немедленно втоптали бы их прибрежный песок Ла-Манша. Ну, плавают их ржавые корыта по морям и что? В Берлин-то они не приплывут! В общем, Гитлер в течение как минимум двух-трех лет за тыл мог не опасаться. С другой стороны, немедленная десантная операция вызвала бы вступление в войну СССР и, скорее всего, САСШ, которые как стервятники кружили над разлагающимся европейским трупом, желая урвать и свой жирный кусочек. Поражение Советского Союза создавало условия для заключения мира с англами на выгодных для немцев условиях. Вступление в войну САСШ, оно и вовсе исключало.

Кроме того, немецкое руководство постоянно ощущало возрастающую мощь Советского Союза. Каждый год, каждый месяц, каждый день увеличивал силы большевиков. Огромные человеческие и природные ресурсы Советов давали им практически неограниченный потенциал для роста. Темпы их экономического развития потрясали. Заводы, электростанции, лаборатории и КБ вступали в строй сотнями и тысячами. Русские разворачивали огромную, технически оснащенную армию. Худо-бедно начали проводить в ней реформы на основе своего и немецкого же (!) опыта. И рано или поздно настанет момент, когда нападение на них станет безумием. При всем предубеждении в отношении России, немцы не могли этого не видеть. Время однозначно работало на СССР.

Все это вынуждало Гитлера делать выбор. Причем немедленно. Промедление тут не допустимо. И Гитлер его сделал. Результат такого выбора известен.

Когда я, наконец, оторвался от писанины, на улице уже стояла глубокая ночь. Еле-еле удалось подняться со стула — затек весь нафиг. Надеюсь, мне доступно удалось изложить свои аргументы? Ничего, главное мясо нарастить. Еще раз 10-20 перечитать, шлифануть и первая часть готова.

На тумбочке обнаружил еще горячий ужин. Кто и когда его принес, даже не заметил. Есть еще добрые люди на земле! Только увидев еду, ощутил насколько голоден. Я, буквально, накинулся на съестное. А что, неплохо тут генералов кормят. Очень даже вкусно.

Мысли неосознанно возвращались к недописанному письму. В этом моя проблема — не могу отключаться от работы. Даже во сне размышляю, как лучше ее выполнить. В результате нормально отдохнуть не получается. Годик в таком режиме и падение общей работоспобности неизбежно. Проверено. Не зря я в свои годы седой наполовину. Единственный способ борьбы — снотворное.

Доев, поплелся к дежурной медсестре и раздобыл то, что нужно. Во всяком случае, она так утверждала. Ну что ж, проверим возможности местной медицины.

Утро вечера мудренее. С этой мыслью повалился на кровать и мгновенно вырубился. Даже накрыться одеялом не успел. Хорошее такое снотворное. Х-х-х.

* * *

Ночью мне снилось, как я лично, с пеной у рта, убеждаю Гитлера в необходимости напасть на Советский Союз. Причем разговор происходил возле больничной койки, на которой лежал смертельно больной Черчилль. А Сталин и Молотов, в костюмах медсестер, поили "английского борова" касторкой и меняли ему утку...

Проснулся в холодном поту. Привидится же такая чушь. Бр-р-р-р... Что тут местные эскулапы в качестве лекарств используют? ЛСД?

Сегодня, наконец, решил избавиться от этих дурацких усиков. Тем более что уже давно было пора побриться. Заподозрить Павлова в излишней волосатости язык не поворачивался. Но за пять суток щетина выросла преизрядная. Стыдно. Тут генералы так не ходят. Разве что ныне покойный Гамарник. Так может его за это и к стенке поставили? Кто их там разберет...

Разглядывая себя в зеркало, с удовольствием отметил рост шевелюры. Не люблю лысых. У меня к ним предубеждение после 90-хх годов. И умножать их армию личным участием не хочу. Провел ладонью по начавшему отрастать ежику и уже хотел отвернуться, как взгляд зацепился за одно несоответствие. У волос была одна маленькая странность. Все они у кончиков были седыми, а вот у корней... А вот у корней они были черными! Только сейчас на ум пришло, что слишком быстро они вообще растут. Пять миллиметров за пять дней, это знаете ли комильфо. Что это могло означать, я решительно не понимал. Наверное, возвращаюсь к корням, ну, в смысле, в обезьяну превращаюсь. На всякий случай решил оставить у себя в памяти зарубку на эту тему и ежедневно следить за странностями в моей новой внешности.

На тумбочке в палате вновь обнаружил еду. Кто ты о безвестный герой борща и компота? Или героиня? Надо прояснить, наконец, и поблагодарить.

Так-с, продолжим. Вводную часть уже более-менее подготовил, пора переходить к сути моего недовольства. Набросал план необходимых изменений, в порядке убывания по степени важности. Вот что получалось:

1. Связь, связь и еще раз связь;

2. Налаживание материально-технического снабжения;

3. Изменение принципов воспитательной и пропагандистской работы;

4. Изменение принципов организации и комплектования армии;

5. Улучшение качества обучения военнослужащих, точнее увеличение интенсивности обучения;

6. И, наконец, совершенствование военной техники.

Да-да, именно в таком порядке. Сейчас я распишу все по пунктикам.

Связь. Основа основ современной армии. Именно качественная и бесперебойная связь стала первопричиной немецких успехов на всех фронтах. Именно немцы довели до ума тактику применения радиосвязи в сочетании с традиционными методами обмена информацией — связью проводной и делегатами связи. Фрицы железной рукой навели, наконец, порядок в эфире. И результат не замедлил сказаться. Фашистские дивизий, зачастую уступая оппонентам и в численности и в качестве вооружения, за счет налаженной связи своевременно оказывались на угрожаемых участках. В каждый отдельно взятый момент времени, они были сильнее на главном направлении, уступая при этом совокупной мощи противника.

Можно с абсолютной уверенность сказать, что в современной войне, часть, лишившуюся связи с вышестоящими штабами, можно смело списывать на кладбище. Пример приграничных сражений 41 года тут более чем уместен. Отсутствие качественной и бесперебойной связи, в сочетании с набившей оскомину "радиобоязнью" штабов и отсутствием простых и надежных способов шифрования информации, стали для РККА настоящим бичом. Запаздывание в получении донесений не позволяло штабам своевременно выявлять угрозы и реагировать на них. Из состава фронтов порой выпадали целые корпуса и армии! Командиры, лишенные направляющей воли, растрачивали силы в бесплодных контратаках на превосходящие силы противника, занимающие господствующие на местности позиции. Или тупо гибли под ударами авиации и концентрированных танковых клиньев немцев. Но эти хоть пользу приносили, малую, но пользу. А вот бесплодные метания частей и соединений, совершавших абсолютно не нужные многокилометровые марши, растрачивая при этом бесценный моторесурс и тая под беспрерывными ударами авиации — это ничем не оправдано и просто чудовищно. Пример 8 мехкорпуса вам в подарок. До вступления в бой, этот, без малейшего сомнения, лучший механизированный корпус РККА потерял почти 50 % наличной техники! ПЯТЬДЕСЯТ ПРОЦЕНТОВ!!! И в этой трагедии первопричиной была именно связь, точнее запаздывание в получении и обработке информации. А бесплодные метания немногочисленной оставшейся авиации? Читать без слез на глазах воспоминания фронтовиков, прошедших горнило лета 41 года, невозможно. Бойцы и командиры могли только в бессильной злобе еще сильнее сжимать кулаки, глядя на то, как наша, в кои-то веки появившаяся, авиация мешает с землей покинутые немцами позиции. Или смотреть на то, как истребители, которых выслали на прикрытие сосредотачивающихся для контрудара частей, не найдя их и истратив горючее улетали, а в это время немецкие летчики вколачивали в землю остатки по крупицам собранных резервов. А... Да что там "А", все не перечислишь, а смысл и так понятен и неизменен.

Короче говоря, без решения этой проблемы, решение всех остальных просто бессмысленно. Даже элитная часть, вооруженная новейшим оружием и снабженная боеприпасами и горючим, с воинственно настроенными бойцами и командирами, но лишенная связи, а значит и управления, может только одно — бесславно погибнуть.

Разумеется, я совершенно, абсолютно ни черта не понимал в радиоделе. Вот вообще ничего. Ни о каком изобретении транзистора или чего-то с еще более "страшным названием", не могло быть и речи. Однако, я могу задать общее направление приложения усилий. И уж, костьми лягу, но работающую радиостанцию в каждый полк, а лучше батальон, добуду. Докажу необходимость, заставлю, украду, наконец!

Дописав этот отрезок, я откинулся на спинку стула и задумался. Во всем этом была одна гигантская непонятка. Все, что я сейчас писал, четко пересекалось с мнением Генерала. Все, о чем я говорил, он знал и, мало того, поддерживал и одобрял! Так в чем же дело? Почему же в реальности случилась такая ЖО..А? Необъяснимо. Я все больше склонялся к выводу, что я тут не первый симбиот. Предшественник либо имел выходы на немецкую агентуру, и смог организовать ее достойное применение, либо... Либо он был тут не один!!! Не мог засланец, будь он хоть семи пядей во лбу, в одиночку нанести такой колоссальный урон. О чем это говорит? Да о том, что возможно и я тут не один! Ладно, сейчас все равно не до этого, разбираться, сколько тут засланцев и какова их направленность, будем позже. Пока ограничусь еще более внимательным наблюдением за окружающими.

Поехали дальше.

* * *

А дальше было материально-техническое снабжение. Эти авгиевы конюшни любой армии любого времени. На Земле, за всю ее человеческую историю, не было ни одной войны, по результатам которой все, кому не лень, не клеймили бы позором и проклятиями интендантов и их аналоги. Воистину нет пределов совершенству, а так же размерам воровства и головотяпства, на этой нелегкой стезе. Существовал только один способ решить эту проблему — раздуть штаты снабженцев до астрономических величин, для того чтобы хозяйственники ни при каких условиях не могли украсть все, и не вовремя, да и не туда, доставить то, что нужно. Шутка. Горькая такая шутка.

А если серьезно? А если серьезно, то положение с материально-техническим снабжением было аховое. И дело даже не в головотяпстве и воровстве. И не только у военных. Порочна была вся выстроенная система. Советский Союз, до своего развала, решить эту проблему так и не смог.

Спросите о чем это я? Сейчас объясню.

Перед своим развалом СССР производил очень много комбайнов. Ну просто невероятно много комбайнов. Настолько много комбайнов, что все остальные страны вместе взятые производили их меньше. Почти. И каков же был результат этого титанического труда? Те, кто застал, хоть краешком, то время поймет, о чем это я говорю. Я говорю о громадных кладбищах новеньких, только что с конвейера, тракторов и комбайнов, которые окружали машинно-тракторные станции. На этих бескрайних полях лишь изредка мелькали головы слесарей и техников, которые свинчивали с новой техники ременные передачи и всякую мелочь, нужную в хозяйстве. Странно, правда? Все дело в том, что запчастей к этой технике никто не производил и не поставлял. Ну не было их. Поэтому механики, обливаясь крокодильими слезами, собирали из 2-3 новеньких комбайнов один старенький. Почему старенький? Потому что гарантию того, что новенький не развалится прямо на поле, никто дать не мог. И не дай бог, вам бы попался трактор, выпущенный сверх плана по какому-нибудь комсомольскому обязательству в выходной или праздничный день. Это все — амба, чинить его бессмысленно, проще разобрать и собрать заново. Целиком!

Здесь все было примерно так же. Советский Союз, отрывая от себя последние крохи и все туже затягивая пояса простых работяг, настрогал огромную кучу танков. Всяких разных танков. Настолько разных, что детали на одни и те же модели, выпущенные разными заводами и в разное время, не подходили. Ну, или подходили через кувалду. Но это было бы полбеды, в конце концов, одна из десятка деталей точно бы подошла, если бы они были. Но их не было.

Все объясняется довольно просто. Советское руководство, стремясь в кратчайшие сроки насытить войска новейшей техникой, сознательно (!) ограничило выпуск запчастей. Все доступные мощности заняли на сборке целых изделий. Но, введенная как временная мера, эта практика вросла в производственную структуру до ее разрушения в 90-хх годах. Если на оборонных заводах, по настоятельным "просьбам" военных, эту проблему в целом почти решили, то на гражданских был просто "караул".

А в сухом остатке получилось следующее: командование частей и соединений РККА не смогло проводить интенсивное обучение бойцов и командиров технических частей, поскольку все эти мероприятия запасными частями обеспечены не были. Результат такого подхода мы все знаем.

Ситуацию усугубило резкое увеличение численности технических войск за довольно небольшой период времени. И бронетанковые войска и ВВС были созданы практически с нуля всего за 10 лет. Военно-технические учебные заведения просто не успевали штамповать такое количество специалистов. Да и качество тех, кого выпускали, было ниже среднего. Что поделать, спешка! Собственно говоря, практически все армии в 30-40 годах столкнулись с этой проблемой. Однако, ее в целом удалось решить за счет массового призыва гражданских специалистов, благо что хороших специалистов-технарей в европейских странах было немало, а после разразившегося экономического кризиса, они были готовы делать что угодно и где угодно за сущие гроши. У Советского Союза таких кадровых резервов не было. Их просто не успели создать. Всего каких-то 20 лет назад подавляющее большинство населения России было неграмотным. Вообще! Быть может, Сталин и был гением, быть может, он и принял Россию с сохой, а сдал с атомной бомбой, но даже он не мог "родить" за отпущенный срок потребное количество специалистов. Мне представляется, что это было вообще невозможно.

Я помню свое удивление, когда мне на глаза попался один факт. Да что там удивление — ох...ение!!! Прошу прощения конечно, но накипело. Так вот, в том же самом 8 механизированном корпусе на 900 танков, 3200 автомашин, 350 тракторов и 600 мотоциклов (все цифры немного округлены) было... Нет, я хочу чтоб вы прочувствовали. Сто пятьдесят девять (!) автобензоцистерн. Мне эта цифра в голову запала намертво, никогда не забуду! Прониклись? Сейчас поясню. Возьмем для примера один из самых массовых танков — БТ-7. На нем стоит мощнейший карбюраторный движок М-17Т, адаптированный к сухопутным условиям авиационный мотор. Так вот, эта радость сжирает на 100 км 140-160 литров топлива, а емкость танковых бензобаков составила аж 790 литров!!! А теперь прикиньте, сколько смогут увезти 159 бензовозов? Короче, никуда этот корпус не поедет, по крайней мере, в таком составе. Да можно ссадить мотострелков, отобрать у них машины и загрузить их бочками с горючкой, а куда их потом-то деть? Напомню, согласно положениям устава, пехоте на танках двигаться было запрещено! Конечно, такая ситуация была не везде, где-то лучше, где-то хуже. Часть потребностей должна была покрыть мобилизация техники из народного хозяйства, но, как мы знаем, сделать этого практически никто не успел. Воевать пришлось с ходу, с колес, тем, что было в наличии. Вот так вот.

В общем, перечислять эти ужасы можно до бесконечности. Здесь принцип "повторение мать ученья" не работает. И молитвами не поможешь. Я прекрасно понимаю, что изменить ситуацию в целом за отведенное время просто нереально. Но кое-что можно.

Сталина нужно обязательно убедить в том, что необходимо немедленно увеличить производство запасных частей к бронетехнике, авиационной технике и автотранспорту. Пусть выпуск готовой продукции упадет хоть в пять раз. Пусть! Пусть постановка на поток новых образцов вооружений серьезно замедлится. Пусть! Иначе все то, что уже произвели можно уже сейчас списывать на свалку, а тех, кто на них будет воевать, на кладбище. Этот вопрос нужно обязательно протащить, хоть треснуть пополам, но протащить!!! Тем более что на новую технику, да и на старую у меня несколько другие планы.

Далее. Нужно доказать, что, ни в коем случае, нельзя сейчас содержать танковые части по штатам мирного времени. Особенно ремонтно-эксплуатационные подразделения и службы тылового обеспечения. Да, я понимаю, что для экономики это практически непосильная ноша, да у заводов и крестьян отберут то последнее, что еще не забрали, но по-другому не получиться. Хотя бы в западных округах. Хотя бы в частях прикрытия. Надо! С пехотой конечно проще, но и тут надо поколдовать с цифрами.

Идем дальше. Я не знаю, как обстоит дело в ВВС с подготовкой технических кадров, да и Генерал этого не знает, но что касается танковых и мотострелковых войск, нужно срочно увеличить выпуск технических специалистов. Особенно в контексте грядущих потерь. Хотя бы раза в полтора. Пусть их подготовка будет гораздо хуже, но это все же лучше, чем вообще ничего.

Про нехватку бронебойных снарядов, я забыть никак не мог. Тем более, что все цифры уже существовали и их, достаточно легко, можно было обосновать. Кроме того, здесь у меня имелась мина замедленного действия, которою приберег на потом. Да-да, я про бракованные бронебойные снаряды к сорокапяткам. Это будет что-то. Сколько голов полетит с плеч даже представить себе сложно. А пока пусть клепают. Я потом за счет этого брака буду танкистов учить стрелять, такого добра совсем не жалко. Да и их выпуск остановить прямо сейчас не получится, если я проговорюсь про это, вопросов ко мне будет...

Ну, и еще несколько предложений, пройдет по организационно-штатным мероприятиям.

Хорош, надо немного перевести дух, а то уже мозги переклинило от слов "надо" и "немедленно". Пошел в местную курилку, народ посмотреть и себя показать. О чем говорят мужики, когда делать нечего? Правильно! О б..., ну о женщинах, в общем. Поговорили, послушал, покурил. Задумался. Черт, как же сложно объяснить и доказать все, что крутится в голове, используя только уже существующие цифры и примеры, да и еще не раскрыться самому. Если бы не память Генерала, это было бы просто невозможно. Повезло.

Ладно, пора вернуться к нашим баранам...

* * *

А возвращаться пришлось именно к Баранам. К Баранам с большоооооооой буквы! Поскольку настало время написать все, что я думаю по поводу воспитательной работы в войсках и пропаганды в целом, и по поводу отдельных кретинов в частности. В сравнении с этим, даже организация материально-технического снабжения кажется недостижимым идеалом.

Каким образом, идеально отлаженная, многократно проверенная и отточенная, размазавшая по стенке всех своих конкурентов, машина советской пропаганды деградировала до того убожества, что было перед войной? Всего за два десятилетия! Тут надо было стараться. Стараться и еще раз стараться. Послевоенный период я даже брать не буду, ибо позорно думать о таком. Некогда настроенный и любовно смазанный механизм проржавел настолько, что провернуть его маховики лично мне казалось уже нереальным. Если бы у меня была такая возможность, то вместо тех, кого в реальности поставили к стенке, я бы, не сомневаясь ни секунды, поставил бы всех, кто занимается в СССР пропагандой. Такого ущерба, как эти люди, стране не нанес больше никто!

Чем вызвано такое мое негодование? Сейчас попробую объяснить.

Дело в том, что Советское руководство, а вместе с ними и вся страна, оказались заложниками идеологии. Вопрос не в том, плохая она или хорошая, вопрос в том, что она резко противопоставила себя всем остальным существующим. Мало того, она обвинила остальных во всех имеющихся бедах. Разумеется, последовала единственно возможная реакция — идеология Советского Союза начала подвергаться нападкам со всех направлений, а СССР, фактически, оказался в изоляции.

Оценив размеры внешней угрозы, большевики пришли к закономерному выводу — или они возьмут курс на резкое увеличение экономической мощи, или их сметут с мировой политической арены. И забраться на нее обратно уже не получится. Никогда! Все это вынудило в ограниченные сроки, при условии почти полной внешней изоляции, выразившейся в малой доступности к иностранным технологиям и, самое главное, инженерным и рабочим кадрам, проводить всестороннюю модернизацию. Это, автоматически, повлекло за собой огромное количество непопулярных решений. Ярчайшим примером является пресловутая коллективизация. Так вот, всей машине советской пропаганды, так и не удалось объяснить народу "За каким чертом это вообще было нужно"!

Поясню на примере коллективизации. Создание колхозов и совхозов вовсе не было вызвано идеологическими соображениями. Наоборот. Тут идеологией и не пахло. Причиной всему была экономика. Все очень просто: резкое увеличение количества промышленных предприятий закономерно вызвало резкий рост числа промышленных рабочих. Взять этих самых рабочих иначе как из деревни было просто неоткуда. Отток крестьян из деревни вызвал, в свою очередь, другую проблему — голод! Угу, его родимого. Ведь рабочих рук стало меньше, и прокормить всю ораву городских жителей оставшиеся просто не смогли. Русская деревня всегда имела огромную инерцию. Быстро развиваться и модернизироваться она не могла и не хотела. Резко повысить товарность никак не получалось. Поэтому большевики, почесав репу, пришли к выводу: "Если не хотят сами, значит, мы сделаем это за них". Вот и появились колхозы. Смысл был в том, что бы сконцентрировать в крупных аграрных объединениях имеющиеся трудовые ресурсы и орудия труда. Крупные объединения лучше и проще контролировать, направлять, финансировать и, главное, развивать. К тому же, тут очень удачно подвернулись идеологические догмы. По мысли разработчиков, все это должно было резко, в кратчайшие сроки (именно этот тут главное) повысить товарность сельскохозяйственного производства. Воплощение, конечно, слегка подкачало, но главную свою цель — накормить растущую армию рабочих, колхозы выполнили.

А вот те, кто должны были объяснить народу смысл происходящих перемен, со своей задачей не справились. Не растолковали именно глубинный смысл. Пропагандисты пошли простым путем — объявили колхозы непременным атрибутом советского образа жизни. А ведь простому крестьянину было глубоко плевать и на Клару Цеткин и на Розу Люксембург и на Маркса с Энгельсом вместе взятых. Да, проблему сопротивления при вступлении в колхозы это бы не сняло. Но градус напряжения, несомненно, снизило. Одно дело, когда у тебя отнимают все, мотивируя это тем, что так гласят коммунистические догмы. Другое дело, когда отнимают, но при этом убедительно доказывают, что если сейчас этого не сделать, то через пару лет придут плохие дядьки и отнимут не только имущество, но и честь, и жизнь в придачу. Тут ключевое слово именно убедительно. А уж когда началась война, можно было бы смело орать на всю страну: "Ну вот, мы же говорили, вот супостаты и пришли из вас последнюю копейку вытряхивать, а заодно и душонку вашу прихватят. Ах, какие мы молодцы то! Все прозрели и предсказали". Получилось все с точность до наоборот. Поначалу немцев встречали как освободителей, пока не разобрались, что они за фрукты на самом деле. Сами не разобрались.

Вся идеологическая работа свелась к тиражированию догм и штампов. Открыв любую газету, на любой странице, вы могли только по заголовку определить чуть ли не дословное содержание статьи. Помните этот стишок: "Прошла зима, настало лето, спасибо партии за это!". А если учесть, с какой скоростью "незыблемые" догмы Маркса, Энгельса и Ленина вдруг превратились в не менее "незыблемые" догмы Сталина, а недавних догматиков клеймят, как "троцкистов". Тут уж знаете ли совсем не смешно становится.

Освещение же массовых арестов конца 30-хх годов можно, вообще, назвать вершиной кретинизма. На каждом углу, в каждой паршивой газетенке, на каждом партийном собрании эти деятели орали с пеной у рта: "Нашли!!! Нашли-таки!!! Долго искали и нашли вражин проклятых!". Угу, нашли. Идиоты. Тут траур надо объявлять, а они радуются. Нет что бы вот так: "Товарищи, произошла чудовищная трагедия, в наши праведные ряды затесались изменники! Горе нам товарищи! Проглядели. Так сплотимся же еще плотнее на ниве борьбы с мировым империализмом!" И замять это по-тихому. Ладно, тут одной фразой не отделаешься, ясно одно — то, как было поставлено освещение данного вопроса, было неправильным решением.

Ну, про пресловутых замполитов в народе столько анекдотов ходит, что жутко становится. Если центральные газеты и радио еще кое-как справлялись с тем, что им полагалось, то сонмища комиссаров всевозможных званий и регалий ну никак не тянули. Что поделать, продукт массового производства. Суррогат. Они громовым, раскатистым голосом вещали с представительных трибун о политике партии. Точнее зачитывали идеально точно записанные тексты, напечатанные в центральных газетах и содержащиеся в многочисленных переписках, ну допустим Ленина с Каутским. И уже менее грозно блеяли, когда их просили растолковать: "А что, собственно говоря, вожди имели в виду? И чем вызваны их действия?".

Короче, единственной удачной операцией пропагандистов стало выращивание "ореола непогрешимости и всезнания" вокруг личности Сталина. Ну, как удачная. Ореол-то создали, а вот о последствиях не подумали. Что же это получается, непогрешимый, всезнающий и всевидящий проглядел у себя под носом такую прорву врагов? Непонятно.

Конечно же, среди пропагандистов было множество действительно умных, честных и ответственных людей. И история знает огромное количество политработников, совершивших выдающиеся подвиги. Однако, даже эти люди, отдавшие свои жизни и здоровье на общий алтарь, загнанные в рамки плохо выстроенной системы, не смогли перевесить негатив. В целом системе пропаганды можно было поставить жирный минус. Свою главную функцию — повышение доверия к власти и идеологии, она не выполнила.

Я не политолог, не журналист, не пиар менеджер. Я не знаю, что делать. Я могу только попытаться обратить на это внимание. В конце то концов, в Советском Союзе живет больше 190 миллионов человек. Так что, никто не сможет сделать так, как нужно?

Часы уже показывали глубоко за полночь, когда я наконец прервал свои размышления. Будя. Хватит. Завтра будет новый день и новая пища. Пища, кстати, действительно была. И опять я никого не видел. Чудеса. Ей богу.

* * *

Всю ночь мне снились орды засланцев и попаданцев. Поголовно одетые в немецкую военную форму, в немецких же рогатых касках, в черных шпионских очках, с лычками интендантов и комиссарскими звездами на рукавах, они утрамбовывали "шмайсерами" апельсины в дубовые бочки. Бочки грузили в эшелоны. Эшелоны цепляли к комбайнам. И возили, возили, возили...

С постели я вскочил как ошпаренный. Я понял! Эти гребаные экспериментаторы стебутся надо мной! Им весело! Вот уродцы. Я буквально подлетел к тумбочке, схватил с нее кобуру с наградным ТТ, выхватил его и приставил себе к башке.

— Ну что козлы? — мысленно обратился я к невидимым мучителям. — Весело вам? Прикольно глумиться над тем, кто не может вам ответить? Короче так, еще раз повториться такая хрень, я себе башку разнесу, и весь ваш долбаный эксперимент к чертям собачим полетит!

Сначала я услышал звук падающего подноса. Потом звук разбивающихся тарелок. Финальным звуком был звук падающего тела. Я обернулся. На полу, в творческом беспорядке, валялись вышеперечисленные предметы. Тело, судя по всему, принадлежало той самой врачихе, которая меня в первый день щупала. Мысленно представил себе картину ее глазами. Огромный мужик в больничной пижаме, с направленным, куда-то в небо взглядом и с пистолетом у виска, да и еще яростно бормочущий что-то себе под нос. Да... Приплыли. Надо срочно что-то придумывать. Щас в дурдом повезут.

Я резво кинулся к докторше, не забыв, правда, сунуть пистолет в карман пижамы. Не хватало еще, что б она подумала, когда очнется, что я и ее пристрелить собрался. Мысленно отмахнулся от такого наваждения. Хорошо, что она успела дверь за собой прикрыть, в коридоре не слышно ничего, двери тут монументальные. Подхватив легкую как пушинку девушку, перетащил ее к себе на кровать. Хороша!!! Красивая, зараза. Тут мне в голову пришла совсем уж дикая мысль: "Вот щас народ войдет, что они увидят? Мужик склонился над маленькой, беззащитной девушкой, которую он еще и на кровать уложил!". Ух, е... Еще имиджа сексуального маньяка мне не хватало. Это я уже думал когда, как на крыльях несся, что б дверь на щеколду закрыть. Слава богу, кто-то догадался ее тут поставить. Спасибо тебе добрый человек.

Когда я вернулся к кровати, она уже начала очухиваться. Сразу взяв на себя инициативу, заявил:

— Что же это вы, милочка? Такая молодая, красивая, а на голом месте, чуть шею себе не свернули?

Врачиха таращилась на меня своими глазищами, которые уже начали наполняться слезами. Наконец она промямлила:

— Вы... Вы...

— Я!

— Вы... Вы... Вы...

— Ну, конечно же, это я, кто же еще то?

— Вы... Вы же застрелиться хотели?

Я сделал максимально честные и непонимающие глаза. И почесал нос. Пистолетом. В расстроенных чувствах сам не заметил, как в него уцепился и потащил из кармана. Боже, какой же я кретин!!! На врачиху же вообще было страшно смотреть. Бедная. Как я тебя понимаю.

— Э... — произнес я заикающимся голосом. — Это недоразумение... Это вовсе не то, что вы подумали!

Девушка, как завороженная, следовала взглядом за дулом пистолета, которым я размахивал, убеждая ее, что все нормально. Наконец, я догадался его спрятать. Вот дурак-то! Думай быстрее!

— Понимаете... Это у меня хобби такое (кретин, какое хобби?)... Ну, любимое занятие. Очень мне театр нравится. Выступать на сцене комкору не по чину как-то. А для себя вот сценки разные разыгрываю. Для души, понимаете? А пистолет и не заряжен вовсе. Вот смотрите...

Все это время я судорожно пытался одной рукой вытащить из него обойму. Вытащил. Достал пистолет. И нажал на спусковой крючок. Только сейчас до меня дошло, что в стволе тоже может быть патрон! Но, на этот раз, мне повезло. Выстрела не последовало. Да, прокол за проколом.

Мы с врачихой одновременно облегченно выдохнули. Чтобы замять неловкую ситуацию, я перешел в наступление:

— Скажите, это вы меня тут подкармливаете?

— Я.

— Спасибо. А то вот видите и жена есть, и детей двое, а сколько уже тут валяюсь, а так никто и не пришел. Вас хоть как зовут-то, впечатлительная вы наша?

Врачиха почему-то покраснела.

— Маша. — потом подумала и добавила. — Мария Петровна Серенькая.

— Ничего себе! Серенькая. Вам Маша, с такой внешностью, надо фамилию носить, ну допустим, Цветкова?

Лицо врачихи из красного стало бардовым. Засмущал я бедную совсем.

— Дмитрий Григорьевич, вы меня извините, но я, пожалуй, пойду. У меня еще дел много. Да и вам надо поесть принести.

— Конечно, конечно... — проговорил я, одновременно обдумывая, каким образом мне незаметно открыть щеколду. — Вот сейчас помогу Вам с пола собрать осколки...

— Оставьте, сейчас уборщица придет и уберет.

Но я свое черное дело уже сделал, прикрывшись корпусом, незаметно открыл защелку. Фууу... Теперь можно и расслабиться.

— Маша, вы заходите если что. А то мне тут скучно одному...

— Хорошо, я постараюсь.

Добавлять, что она покраснела еще больше? Вот так вот. Есть еще, значит, порох-то в решете. Ничего! Старый конь борозды не испортит! И добавил:

— Я буду ждать.

Ну что ж, пора за дело. Время и так летит слишком быстро. Но на будущее, надо все же поосторожней быть. А если бы в этот момент главврач вошел?

Глава третья

За занятием крючкотворством пролетела совершенно незамеченная мной неделя. Настало 13 марта 1940 года. Знаете что это за день? Думаете день официального завершения Зимней войны? А вот и нет. В смысле война-то действительно закончилась, но мне до нее никакого дела не было. Зато я, наконец, закончил свой "сизифов" труд. Бумажка, на которую убил целых девять дней драгоценного времени, для меня драгоценного, готова. Всего семь листов машинописного текста. Я не пожалел бутылки отличного армянского коньяка, которую пришлось отдать за "аренду" печатной машинки, жлобу, который только по недоразумению именовался военным комиссаром госпиталя. Пришлось лично набирать текст, а потом жечь и "топить в сортире" черновики. И еще, вам лучше не знать, сколько сил, времени и бумаги заняла его отпечатка. А уж уничтожение черновиков... Чуть госпиталь не спалил.

Разумеется, ничего общего с предыдущими пространными размышлениями бумажка не имела. В ней я пытался высказать все свои сомнения и тревоги, основываясь исключительно на фактах, которые были в памяти Павлова и открытых источниках. Собственных доводов вставил в текст совсем немного, тщательно взвесив все "за" и "против", и убедившись в том, что Генерал самостоятельно, при некотором напряжении сил и доле везения, мог до них докопаться. Это был именно официальный документ, а не "письмо турецкому султану".

По здравому рассуждению обозвал бумажку докладной запиской, снабдив ее при этом зубодробительным названием: "О некоторых вопросах повышения боеспособности и улучшения партийно-воспитательной работы в Рабоче-Крестьянской Красной Армии". В ней, сухим казенным языком расписывалось, что комкор Павлов, проанализировав имеющуюся у него информацию, используя при этом как открытые источники, так и доведенные до его сведения разведывательные донесения, пришел к выводу о возможном вооруженном конфликте между СССР и Германий в период между второй половиной апреля 1941 года и серединой июля 1942 года. Вышеозначенный комкор, изучив и обобщив опыт предыдущих военных кампаний, в преддверии открытия возможных военных действий, пришел к выводу о необходимости неотложного проведения ряда мер, направленных на повышение обороноспособности страны. После перечисления этих самых мер, Павлов настоятельно просит о встрече с товарищем Сталиным, дабы незамедлительно лично объяснить и доказать их обоснованность и целесообразность. Вот так, как говорится, на этот раз только документы и только факты. Никакой лирики.

Я сознательно попытался составить записку таким образом, чтобы она не столько давала ответы, сколько побудила бы Сталина задавать мне вопросы. Действительно, предложенные меры были основаны лишь на голой теории сдобренной малой толикой реальных фактов. В управлении армией и государством "кустарщина" недопустима! Позволить то, чтобы пропущенная в наставлении или уставе "запятая" стала причиной гибели хотя бы одного человека, будет преступлением. Для внедрения в жизнь всех моих предложений еще предстояло проделать, не побоюсь этого слова, титанический объем работ. Но я четко знал — каких именно работ.

Собственно говоря, вся моя уверенность в том, что Сталин отнесется серьезно к моей докладной записке, основывалась вовсе не на гениальности ее содержания. Таких бумажек руководитель государства еженедельно получал десятки, если не сотни. Какой из них он должен верить? Моя уверенность была основана на другом. На том, что в ней вскрывалось несколько пластов системных проблем в армии и, частично, в народном хозяйстве, а это означало одно — фактическую критику действующей власти, то есть лично Сталина. И я, и Павлов, прекрасно знали, чем это обернулось в прошлом для ряда государственных и военных деятелей. Фишка в том, что и Верховный знал, что все знают о последствиях. Поэтому, прочитав мою записку, он мог прийти к двум выводам: либо ее написал полный идиот, либо, человека ее написавшего, настолько приперло, и он считает свои доводы настолько обоснованными и убедительными, что не побоялся никаких возможных последствий. А определить "ху из ху" лучше всего при личной встрече. Во всяком случае, я надеялся, что Сталин придет именно к этому выводу.

В дверь палаты настойчиво постучали. Адъютант пришел. Пора.

— Войдите! Только дверь закрой на щеколду.

Жестом указал ему на стульчик возле кровати.

— Здравствуй Миша. Сиди, сиди... Сейчас не до церемоний. Миша, я помню твою просьбу насчет перевода в линейные части. Я одобряю твой выбор, на твоем месте я поступил бы также. Твой рапорт удовлетворят сразу же, как только ты его напишешь. Зайдешь в Управление, там уже предупреждены...

— Спасибо Дмитрий Григорьевич!

— Знаешь, Миш, я тебе завидую. У тебя еще многое впереди. Но послушай меня внимательно. Будь осторожен. В ближайшее время нам всем предстоят тяжелейшие испытания. Будь готов к ним. Не теряй времени даром и не позволяй подчиненным его терять. Учись! Учись воевать каждое доступное мгновение и учи подчиненных. Хорошо учи. Чтоб потом стыдно не было. И больно.

Михаил пристально посмотрел мне в глаза, но ничего не ответил. Лишь в его глазах я увидел понимание и согласие. И еще тоску...

— Напоследок, я попрошу тебя об одной услуге. Именно попрошу, а не прикажу. В этом конверте докладная записка на имя товарища Сталина. Я прошу тебя сделать все, что только возможно, чтобы она как можно скорее попала к нему. От того насколько быстро тебе это удастся, зависит множество жизней. Возможно, что и твоя.

— Я сделаю это. Не сомневайтесь товарищ Комкор.

— Все, иди, мне нужно еще кое-что обдумать. И... И удачи тебе.

Адъютант встал. Четко, с шиком, доступным лишь истинным военным, отдал честь. И молча, чеканя каждый шаг, вышел из палаты. Только мельком задержавшийся на моих глазах, взгляд выдал ту бурю чувств и эмоций, которые его переполняли.

Что ж, выбор сделан. Обратного пути уже нет. Осталось только ждать. Ждать. И надеяться.

* * *

После ухода Михаила всех моих сил хватило только на то, чтобы добраться до кровати и упасть в объятия Морфея. И проспать больше суток. Без снов. Видимо, моя жизнь для осуществления эксперимента действительно имела определенное значение. Или Им веселиться надоело? Неважно.

Проснулся же я от ощущения того, что на меня пристально смотрят. Причем смотрят несколько человек. Так и есть. У изголовья, на стульчике рядом с тумбочкой, сидела Маша. Возле ног стоял главврач и осматривал меня через монокль. Вот уж воистину дурацкое изобретение. Неудобно же жуть как. Хотя солидно, ничего не скажешь. Видимо все ждали от меня какой-то реакции. Сейчас узнаем.

— Что-то случилось? — задал я один из самых умных вопросов в своей сознательной жизни.

Врачи переглянулись. Мужская половина эскулапов, видимо, решила взять на себя инициативу:

— Э... Дмитрий Григорьевич, вы проспали 26 часов. Вы, правда, думаете, что у нас не было оснований для волнения?

Железобетонный аргумент. Крыть мне нечем.

— Со мной все нормально, просто немного перенервничал. Знаете, сначала война, потом этот нелепый удар током. Я ведь не просто так в Москву приехал. Дел невпроворот, а я тут в больнице валяюсь...

— Вы уверены? Все же это не совсем нормально, надо будет Вас еще раз осмотреть. Возможно, у Вас с сердцем проблемы.

Ну, только этого мне не хватало. Нет. Хватит с меня местной экзотической медицины. Он бы мне еще пиявок понаставил изувер!

— Доктор, Вы меня простите. Но я действительно отлично себя чувствую. Наоборот, прошу Вас выписать меня как можно скорее. Вот в отставку выйду, тогда и сердце буду лечить. А сейчас некогда.

— Ну что ж, Ваше право. Думаю, через пару дней, если конечно не будет осложнений, вы можете смело рассчитывать на выписку. А пока я Вам посоветую гулять чаще. Дышите свежим воздухом. У нас прекрасный парк. Вот и пользуйтесь.

— Спасибо доктор. Непременно воспользуюсь Вашим советом.

Главврач ушел. А Маша осталась.

Я смотрел на нее, и она смотрела на меня. Никто не знал, что сказать. Неловкая пауза затянулась до неприличия. Наконец пересилил себя и вымолвил:

— Маша, а Вы не хотите мне компанию составить на прогулке? Ну, скажем, через часик? А то, знаете ли, надо себя в порядок привести.

— Ох, какая же я глупая. Вам же наверняка нужно... Хм... Умыться! Простите, не буду Вам больше мешать.

И резко засобиралась из палаты. Куда? Стоять! А на мой вопрос ответить?

— Машенька, вы так и не ответили мне насчет прогулки?

— Хорошо... Если можно я за Вами сама зайду? Нужно еще пару дел доделать...

Что ж ты так краснеешь-то? Ну, подумаешь, мужик прогуляться пригласил. Делов-то!

Подробности моего забега до туалетной комнаты, пожалуй, опущу. Главное добежал! Подумаешь, нянечку чуть не растоптал по дороге. Жива ведь, болезная. Уже во время умывания, подумал, что побрить голову налысо все-таки придется. Почему? Да потому, что стал похож на пи... Э... На крашенного блондина, короче. Для 40 годов это перебор явный. Сами посудите, верхняя половинка волоса седая, а нижняя темная. Нормально? И я так думаю. Странно все же с этими волосами получается.

Маша пришла минут через пятьдесят. С "подарками". Притащила немаленький тулуп, валенки и эпических размеров шапку-ушанку. Это сколько же на нее собак-то извели? Надев все это хозяйство, я стал похож на извозчика в зимнем облачении. Не хватало только кнута в руку. Мария довольно скептически осмотрела дело рук своих, но от комментариев воздержалась. И, слава богу.

Пока меня облачали, я без малейшего зазрения совести разглядывал девушку. На вид ей было лет двадцать, ну, может на пару лет постарше. Но, думаю, в действительности она была моей ровесницей. Худенькая. Стройная. Рост, если навскидку, метр шестьдесят пять — шестьдесят семь. Длинные черные волосы. Правильные, спокойные черты лица. И огромные карие глаза. В общем, это был мой идеал. Если она еще и умная, то это залет. Попал ты парень по самое небалуйся.

Маша же изо всех сил делала вид, что не замечает, как я ее разглядываю.

Уже когда шли по лестнице, заметил, что она одета в военную форму. Блин, как в анекдоте: "На четвертый день зоркий сокол увидел, что четвертой стены нету". Угу. На зеленых петлицах шинели виднелись два кубика. Военфельдшер. Раньше у нее на шее всегда был легкий шарфик. Под ним, и под халатом, гимнастерка и петлицы видны не были. Эх, вояки, устава на вас нет. Где ж это видано, чтоб ходить можно было с неразличимыми знаками отличия?

Минут десять мы просто молча гуляли. Я глазел по сторонам, а Маша о чем-то думала. Парк и правда был хорош. Из окна всей полноты картины было не разглядеть. Идиллическую картинку мартовского леса, пожалуй, портила только небольшая стая ворон, которая кружила над одиноко стоящим флигелем. Маша проследила за моим взглядом и прошептала:

— Морг. Они всегда тут собираются...

Нет, что-то она совсем загрустила. Надо ее отвлечь как-то.

— Маша, может Вы о себе расскажите? Вы обо мне немного знаете. А вот я о Вас не знаю ничего.

Девушка немного подумала и ответила:

— Да рассказывать особенно нечего. Родилась в Калуге. В 14 году. Отец там железнодорожным мастером работал. Мама учителем была в женской гимназии. Папу на войну не забрали, как железнодорожника. Да и в Гражданскую никто не трогал. Мама в 23 году от тифа умерла, а мы с отцом переехали под Тулу. Там начали шахту восстанавливать и ему работу предложили. Потом по всей сегодняшней Тульской области накатались. Осели в Волово. Там я и школу закончила. Отец успел меня в Москву отправить учиться на медика. И умер в 36 году. Сердце. Ну, а я институт закончила и вернулась в Тулу. В городской больнице врачом работала. Замуж вышла. Развелась. Тут война с белофиннами. Пошла добровольцем. Думала, на фронт пошлют, а вот видите куда попала.

Да, развеселил человека, ничего не скажешь. И сам развеселился.

Ситуацию совершенно неожиданно и обидно разрядил громкий крик:

— Маша! Маша! Маша Серенькая. Тебя главный вызывает. Иди скорее. Там больного привезли.

Девушка как-то жалобно, совсем по детски, посмотрела на меня, и проговорила:

— Простите. Мне надо бежать... Надеюсь у нас еще будет время поговорить?

— Я тоже надеюсь... Бегите, а то еще отругают Вас.

Она резко повернулась и быстрым шагом пошла в направлении больничного корпуса. А я так и стоял на месте, пока ее фигурка не скрылась в больничных дверях. Вот так ребята, нужно было провалиться на 70 лет в прошлое, да еще и в шкуру другого человека попасть, чтобы встретить ЕЕ. Попал ты парень. Ох, как ты попал...

* * *

Прогулка на свежем воздухе способствовала умственной работе. Основные шаги, я уже давно распланировал, увязал, утряс и продумал. Сейчас от меня пока ничего не требовалось. Зато появилось время подумать над мелкими непонятками, которых накопилось достаточно много.

Например, меня интересовало, зачем Павлова так срочно вызвали в НКО? Настолько срочно, что пришлось бросать все дела в Резервной группе и самолетом лететь в Москву. А тут обо мне словно забыли все. Миша докладывал, что пока я был без сознания, меня искали всего два раза. И оба раза в первый день. Видимо, врачи перестарались, расписывая интересующимся тяжесть последствий несчастного случая, тем самым напрочь отбив у них желание со мной встречаться. Другого разумного объяснения у меня нет. Хотя, есть. Получилась странная ситуация, дела в Резервной группе Павлов уже сдал, принять дела в Управлении просто не успел, а поручение, ради которого вызывали, не успели даже озвучить. Вот и получилось, что я сейчас словно в вакууме подвешен.

А еще помню приступ паники, когда меня, наконец, осенило, что и ординарца и адъютанта спровадить подальше от себя я смогу, а вот куда мне деть семью Генерала??? Уж они-то меня расколют на счет раз. Сразу на этот факт внимания не обратил по очень простой причине — я ничего и никогда не слышал о его семье. Вот и выпало из головы очевидное. Слава богу, что покопавшись в памяти Павлова, я узнал, что с женой и детьми он контакта практически не поддерживает. С тех пор, как он вернулся из Испании, жену он видел всего лишь один раз, и то случайно. А все их контакты ограничивались посылкой денег и помощью с устройством сына в спецшколу. Причиной как всегда была женщина. Точнее очередная интрижка Генерала. Любил он это дело. Ну, жена подумала, подумала, да и ушла. Отлично. Очень даже вовремя.

Поначалу меня удивляло и отсутствие визитов сослуживцев и друзей Дмитрия Григорьевича. Ответ оказался прозаическим. Почти все его товарищи и сослуживцы были сейчас на войне. Автобронетанковое управление, начальником которого все это время формально оставался Павлов, практически опустело. Всех, кого могли, распихали по частям и соединениям действующей армии. Из руководства же вообще остался только комиссар — Петр Николаевич Куликов, с которым у Генерала отношения сложились не особенно хорошо. Короче говоря, на тех, кто остался, легла такая нагрузка, что им было не до здоровья "любимого" шефа.

Как все гладко получается-то. Настолько гладко, что случайными все эти совпадения быть не могут. Можно предположить, что "экспериментаторы" смоделировали ситуацию таким образом, чтобы исключить провал симбиота, хотя бы на первом этапе эксперимента. Вопрос: "В чем тогда заключается смысл эксперимента, если и без моего участия они тут могут все или практически все?". Непонятно.

А если честно, то вместо того чтобы работать, я занимался тем, что переливал из пустого в порожнее бессмысленную информацию.

* * *

А вот другие были заняты делом.

Выйдя от Генерала, Мишка сразу же направился как раз к Куликову. Угу. Тому самому комиссару АБТУ, которого так не любил Павлов. Собственно нелюбовь их не была взаимной. Неприязненные чувства начальствующих субъектов возникли на почве твердости их характеров. И тот и другой были эдакие "кремень мужики", которых убедить в чем-то, если они сами того не хотели, практически невозможно. Вот и нашла коса на камень. Генерал обиделся, а вот Куликов обиду пережил, и, наоборот, зауважал начальника. И Мишка об этом знал.

С каменным лицом он прошествовал мимо пытавшегося вякнуть адъютанта прямо к Куликову в кабинет. Надо сказать, что адъютант комиссара, Мишку сильно опасался, поскольку был единожды бит чугунными кулаками по интеллигентской морде, за крайнюю склочность и сволочной характер. Поэтому, его возмущение выглядело скорее формальным, чем реальным.

Мишка сразу же взял быка за рога, и начал вводить, уже собравшегося порвать наглеца на мелкие клочки, Куликова в курс порученного ему дела. Он последовательно, практически по часам, рассказывал все, что предшествовало его, Мишкиному, появлению в комиссарском кабинете. А Куликов все это время задумчиво рассматривал конверт. Его мысли витали вокруг двух вопросов. Во-первых, почему Павлов подготовил документ чрезвычайной важности в обход первого отдела. Во-вторых, почему докладная записка адресована именно Сталину, минуя всю существующую служебную иерархию. Климент Ефремович очень не любил, когда его подчиненные, что-либо делали за его спиной. И уже один этот факт мог стоить Павлову, если не всего, то очень многого.

Ну не мог же знать Куликов, что симбиот, засевший в голове Генерала, поленился просмотреть воспоминания, относящиеся к работе с секретными документами, а сам он с таким подходом никогда не встречался, ибо в конторах, работающих с секретными документами, не работал. А как вы думали, почему комиссар госпитальный ни в какаю не хотел отдавать попаданцу печатную машинку? Потому что мог за это поехать возделывать бескрайние калымские поля! Лет эдак на двадцать. А, глядишь, и насовсем. Дело в том, что каждая печатная машинка имеет свои индивидуальные особенности. Как отпечатки пальцев у человека. И, если бы какого-нибудь японского шпиона поймали за задницу с документом, отпечатанным на печатной машинке, закрепленной за вышеозначенным комиссаром... Дальше сами додумаете?

Зато Петр Николаевич смог сложить в уме неожиданный вызов Павлова в Москву и появление докладной записки. А также упорные "слухи" о закачавшемся под "первым маршалом", после провального начала Финской войны, кресле и направлением докладной записки через голову непосредственно начальства, которым этот самый "первый маршал" и являлся. Поэтому, Куликов, почесав репу, пришел к выводу о целесообразности помочь Генералу. Хрен его знает, что там внутри. Может документы о том, что Ворошилов шпион финский? Нахлынувшую было мысль о том, что Мишка подменил записку Генерала, он быстренько откинул. Слишком уж он прямолинеен, прост, как пять копеек. Но на всякий случай решил опросить ординарца и водителя, да и госпитальному комиссару отзвониться.

Приказав Мишке ждать его в кабинете, Петр Николаевич вышел в приемную и, предварительно выгнав своего адъютанта, связался с КПП, чтобы привели ординарца с водителем, а потом грозно "наехал" на больничного комиссара. Последний быстренько раскололся и подтвердил версию Мишки. Да и водила с ординарцем ему вторили как попугаи.

Тогда Куликов, захватив предварительно конверт с докладной запиской и литровую бутылку коньяка, на полтора часа заперся в кабинете главного секретчика. Вместе с его хозяином разумеется. Через полтора часа, две третьих бутылки коньяка и обещание вломить НКВДэшникам все его, секретчика, бл..тские выкрутасы с бланками строгой отчетности, Куликов вернулся в свой кабинет со всеми положенными штампами и печатями на конверте.

Дальше кипучая энергия комиссара была направлена в отношении Особого сектора ЦК. Секретариата Сталина, если по-русски. А если уж быть совсем точным, то энергия была направлена конкретно на руководителя этого самого сектора — Александра Николаевича Поскребышева.

Короче, в результате всех этих действий, уже через 6 (!) часов, с момента выхода Мишки из палаты, конверт с докладной запиской был принят и зарегистрирован входящим номером, с непроизносимым двенадцатизначным сочетанием букв и цифр, в том месте куда изначально и направлялся. В преддверии кабинета товарища Сталина он лежал.

Вот так вот. Спасибо Вам мужики. Родина Вас не забудет. Если вспомнит, конечно.

* * *

Последовавшие за неудавшейся прогулкой с Машей два дня прошли практически незамеченными. Каждый занимался своим делом: врачи ощупывали, разглядывали, прослушивали своего пациента, а пациент усиленно предавался унынию. Делать было решительно нечего. Прогулки по парку, поначалу разбавившие скукотищу, быстро мне надоели до безобразия. Тем более что главной местной достопримечательности — Марии Петровны Серенькой, на горизонте не наблюдалось. Как в доверительной беседе, а если честно, то в ходе допроса с пристрастием, сообщила дежурная медсестра, дежурство Маши закончилось и тут она появится, в лучшем случае, дня через три. Эх... Обидно!

За все это время произошел только один странный случай. Я спокойно шел по коридору, когда на встречу выкатился больничный комиссар. Уже хотел с ним вежливо поздороваться и пройти мимо, когда взглянув ему в глаза, понял что что-то не то. В его взоре просматривался неподдельный ужас. Сначала я подумал о том, что за моей спиной он увидел нечто страшное. Ну, пришельца или вурдалака. В предчувствии небывалого зрелища, обернулся, но ничего, абсолютно ничего странного за своей спиной не обнаружил. Между тем, комиссар, очнувшись от первоначального ужаса, заметался. Со стороны это больше всего походило на сцену из незабвенной "Кавказской пленницы", в которой Георгий Вицин пытался вырваться из лап, пытавшихся его тушкой остановить приближающуюся машину, Никулина и Моргунова. Вот только комиссара за руки никто не держал. Поэтому он, предварительно убедившись в невозможности проломить головой кирпичную стену, просверлить дубовые пол и потолок, равно как и проскользнуть мимо меня незамеченным, обернулся и... И побежал! Помните байку про бегающих в мирное время полковников? Несомненно, я бы заржал в полный голос, если бы произошедшее не показалось мне столь странным. На всякий случай, свернул в туалет, чтобы удостовериться, нет ли на лбу дьявольских пиктограмм или еще чего покруче. Все было нормально. Тогда что это было? Наверное, перепил моего коньяка, в конечном итоге подумал я.

Как бы там не было, а день моей выписки неуклонно приближался. Честно говоря, я немного побаивался этого момента. В больнице были фактически тепличные условия, ни тебе срочных дел, ни въедливого начальства, ни суетливых подчиненных. Лафа! А за больничными воротами был огромный мир. Чужой мир. И я вовсе не был уверен в том, что, даже имея в запасе память Генерала, смогу там быстро освоиться.

Главврач выполнил свое обещание. Задержавшись в моей палате во время вечернего обхода, он произнес давно ожидаемые слова:

— Ну что ж, Дмитрий Григорьевич, хочу вас обрадовать. Завтра мы Вас выписываем. Хочу отметить, что вы отличаетесь завидным здоровьем. Да и кости у Вас крепкие. Шутка ли, с Вашим шестипудовым весом упасть с такой высоты и ничего себе при этом не сломать, более чем хороший итог. Рад за Вас.

— А уж как я рад доктор, словами не передашь. — натянуто улыбнулся я.

— Советовать Вам, поменьше волноваться, я не буду, с Вашей работой это бессмысленно. Но все же будьте осторожны. С сердцем у Вас не все в порядке. Берегите его. Ну что ж, удачи Вам, комкор Павлов. Надеюсь, вы к нам частить с визитами не будите. До свидания.

— Спасибо, я постараюсь.

После ухода доктора, я задумался над тем, что делать дальше. Надо ехать в Управление и принимать дела. Других приказов мне не присылали. Да и к начальству надо заглянуть, отметиться.

За размышлением над тонкостями принятия дел, сам не заметил, как задремал. Разбудила же меня дикая тряска и громкий шепот над ухом:

— Товарищ Павлов. Товарищ Павлов! Дмитрий Григорьевич! Вставайте!

Шепот и тряска были делом рук дежурной медсестры.

— Что? Что случилось-то? Да прекратите вы меня трясти. Проснулся я уже.

— Дмитрий Григорьевич, пойдемте скорее. Вам звонят. Комендант сказал что срочно!

Мое сердце забилось с отчаянной скоростью. Я вскочил с кровати и, накинув халат, почти бегом, направился за медсестрой. Мы буквально вломились в кабинет коменданта. Тот спокойно передал мне трубку доисторического телефона и, прихватив с собой растерявшуюся медсестру, вышел в коридор. А я, продышавшись, поднес трубку к губам и произнес:

— Павлов у аппарата.

— Павлов? Дмитрий Григорьевич? Ожидайте, с Вами будет говорить товарищ Поскребышев.

В трубке послышалось треск и щелканье. Около минуты ничего не происходило, но вот раздался долгожданный голос:

— Дмитрий Григорьевич? Здравствуете, говорит Поскребышев...

— Здравствуйте Александр Николаевич...

— Дмитрий Григорьевич, товарищ Сталин интересуется вашим здоровьем и спрашивает, сможете ли вы прибыть сегодня для доклада?

Я промокнул рукавом халата выступивший на голове пот, и твердо проговорил:

— Александр Николаевич, передайте товарищу Сталину, что я здоров. Здоров и готов немедленно прибыть к нему для доклада.

— Хорошо. Ожидайте, через час за Вами прибудет машина. До свидания Дмитрий Григорьевич.

— До свидания Александр Николаевич.

В трубке раздались короткие гудки. Я положил трубку и рассеянным взглядом окинул кабинет. Взор задержался на массивных напольных часах. На циферблате отчетливо было видно время. 22.05 по Москве. Двадцать два часа пять минут шестнадцатого марта одна тысяча девятьсот сорокового года.

Отсчет почти завершен.

Глава четвертая

Как можно передать словами мысли человека идущего на встречу с историей? Нет, не с мертвой. Не с той, что пылится на полках библиотек, не с той, что томится в запасниках музеев и картинных галерей, и не с той, что сияет отполированной дождем бронзой и гранитом надгробий и монументов. А с живой. С той, запах которой можно вдохнуть. С той, тепло которой можно ощутить кожей рук. С той, ослепительную яркость которой можно увидеть глазами. И с той, чью мощь и неумолимость можно испытать на собственной судьбе. Наверное, никак. Человеческий язык слишком беден для этого.

Каждый шаг по этим, кажущимся бесконечными, коридорам и переходам приближал меня к заветной двери. К двери, за которой ждал ОН, человек, на плечах которого лежала ответственность за жизни миллионов и за судьбы целых стран и континентов. К двери, за которой ждал ТОТ, от кого зависела МОЯ жизнь. Как много людей прошло этот путь до меня и, лишь на краткий миг, почувствовав сладкий вкус величия, словно опаливший крылышки мотылек, подобравшийся слишком близко к манящему огоньку свечи, рухнули вниз и исчезли в пучине безвестности? И как много тех, кто несмотря ни на что, презрев все горести и напасти, взлетели на недостижимые высоты власти и признания? На этот раз испытать капризность дочерей Зевса и Фемиды предстояло мне.

Весь путь, от больничной палаты до приемной будущего Верховного главнокомандующего, я потратил на поиск окончательного ответа на мучивший меня долгие годы вопрос: "А кем же Сталин был для меня?". Одним из величайших вождей в человеческой истории, принявшим под свое крыло босое и голодное революционное пепелище, и передавшим на руки потомков империю, готовую вот-вот ступить за пределы земной атмосферы? Или же безжалостным палачом, сгноившим цвет русской нации в колымских лагерях и утопившим в крови бесконечных котлов сорок первого ее лучших мужчин? Искал и все никак не мог найти.

На одной чаще весов лежала тяжеленная свинцовая гиря бесспорного блага. Десятки тысяч заводов, электростанций, шахт, лабораторий и конструкторских бюро, которые до двадцать первого века составляют основу экономики России и бывших республик Союза. Тысячи и тысячи школ и институтов, породивших невероятное количество выдающихся ученых, инженеров и рабочих, построивших Магнитку и создавших космическую ракету. Множество больниц, госпиталей и фельдшерских пунктов, которые стали залогом здоровья нации на долгие-долгие годы. Все то, что было создано под его руководством и благодаря его несгибаемой целенаправленной воле. Армия. Та армия, которую боялись и уважали враги России. Та армия, на которую с гордостью и надеждой смотрели ее граждане и друзья. Та армия, которую, как не старались, так и не смогли развалить до конца многие последующие правители. И, наконец, ПОБЕДА. Та победа, которой по праву гордились ОНИ и гордимся мы. Та победа, которую стремится оплевать и растоптать мерзкая свора предателей и лизоблюдов. Та победа, которая осталась последним фактором, объединяющим разноголосое скопище индивидуумов под названием Россия. Та, которую мы получили во многом благодаря ЕМУ: сплотившему воедино огромный народ, выковавшему из него стальной кулак и сокрушившего им своего смертельного врага.

А на другой чаше лежала скромная оловянная гирька. Гирька, отлитая из тысяч и тысяч жизней и судеб маленьких, незаметных людей. Нет, не тех взрослых и самостоятельных мужчин, которые пали жертвой собственных интриг и некомпетентности или ставших случайной пешкой в чужой игре за власть и богатство. Настоящий мужчина должен сам определять свою судьбу, нести ответственность за собственные поступки и защищать собственную жизнь. Нет, я имею в виду их женщин и детей. Женщин, которые были убиты за поступки своих близких или попали в лагеря, став еще одной козырной картой в бесконечном политическом покере. Детей, которые были вынуждены прилюдно отказываться от собственных родителей! Имеет ли право настоящий мужчина поднимать руку на слабых и беззащитных? Достойно ли для настоящего мужчины числить среди своих врагов заведомо слабейших или даже равных себе? Конкретно на эти вопросы у меня ответ есть. А у Вас?

Так все-таки, кто Вы, Иосиф Виссарионович Джугашвили? Кто ты такой, Коба?

Так и не найдя для себя исчерпывающего ответа, я, глубоко вздохнув, распахнул дверь и, остановившись на пороге, произнес:

— Разрешите войти?

— Входите...

* * *

— Входите. — послышался из недр кабинета так хорошо знакомый многим голос.

Я прошел. Остановившись, точно по центру комнаты, произнес:

— Здравствуйте товарищ Сталин.

— Здравствуйте товарищ Павлов.

Сосредоточив все внимание на фигуре Вождя, я не сразу обратил внимание на то, что он был в кабинете не один. По правою руку от Иосифа Виссарионовича за столом сидел еще один человек. Тот самый комиссар государственной безопасности первого ранга. Тот, чья фигура не менее противоречива, чем фигура Сталина. Тот, чья оценка разнилась от "палач" и "провокатор", до "гений" и "лучший менеджер двадцатого века". Тот, о роли которого в истории страны с пеной у рта спорили многочисленные историки и любители. Там сидел Лаврентий Павлович Берия.

— Здравствуйте Дмитрий Григорьевич. — в нарушение всех неписанных правил произнес он.

— Здравие желаю товарищ Народный комиссар внутренних дел.

— Присаживайтесь. — оценивающе глядя на меня, произнес Сталин, при этом кивком головы указывая на левую сторону Т-образного стола.

Я подчинился и приготовился слушать. Вождь направил пристальный взгляд мне в глаза. Я буквально чувствовал, как щупальца его могучего разума опутывают мой мозг, разбирают его на части, систематизируют и складывают их обратно. Так продолжалось довольно долго. Внезапно он отвел свой всепроникающий взор, поднялся со стула и начал неспешно прогуливаться за моей спиной. Наконец, послышался его хриплый голос:

— Товарищ Павлов, ми ознакомились с вашей докладной запиской. В ней ви выказываете недовольство нашей неустанной борьбой с внутренними врагами советского государства. Как это понимать товарищ Павлов? Ви считаете, что нами были допущены ошибки и осуждены невиновные? Ви считаете, что враги коммунизма, эти собаки, за обглоданною кость с чужого стола предавшие родину, не заслуживают смерти?

— Нет, товарищ Сталин. Я так не думаю. Для предателей существует только одна приемлемая мера наказания — пуля в лоб. Более того. Я считаю, что в условиях нарастающей военной угрозы, излишняя мягкотелость со стороны государства и его карательных органов по отношению к внутренним врагам, станет преступлением. Наш народ уже заплатил высокую цену за становление на путь коммунистического развития, не стоит сворачивать с него в самом начале этого пути. — произнес я, в надежде на то, что он поймет мой отсыл к неудачному опыту либерального отношения к смутьянам, полученному царской Охранкой, точнее к тому, чем закончился для Империи этот эксперимент.

— Так чем же ви недовольны? — несколько озадачено произнес Вождь.

— Товарищ Сталин. Я недоволен некоторыми ... косвенными последствиями таких действий. — с небольшой паузой промолвил я.

— Поясните... — с заметно проявившимся акцентом сказал Иосиф Виссарионович.

— Товарищ Сталин. Аресты, проведенные среди руководства Наркомата обороны и командного состава армии, привели к резкому падению уровня дисциплины в армейских частях, и лишили командиров, пришедших на смену предателям, воли к проявлению разумной инициативы. Командный состав практически лишился рычагов воздействия на своих подчиненных. Малейшее проявление признаков ужесточения дисциплины, или попытка навести элементарный порядок во вверенных частях, немедленно вызывают целый поток анонимных жалоб и ложных сообщений на инициаторов таких мер, которые во многих случаях заканчиваются для них печально. В боевой обстановке, командиры, опасающиеся несправедливых обвинений со стороны подчиненных и вышестоящих начальников, стремящихся за счет них скрыть свои ошибки и неудачи, предпочитают с тупой непосредственностью исполнять поступившие приказы. Если приказ гласит взять позицию "в лоб", они с необычайной настойчивостью, не считаясь ни с какими жертвами, продолжают дословно его исполнять, даже если существует реальная возможность его выполнить с наименьшими потерями и большим результатом. Достигнув же указанных в приказе рубежей, они останавливаются, предпочитая не предпринимать вообще никаких действий, до поступления указаний сверху, даже при условии того, что этого неотложно требует сложившаяся ситуация. Все это не могло не сказаться на общем уровне боеспособности Красной Армии, и привело к необоснованному росту человеческих и материальных потерь. Товарищ Сталин, — несколько повысив голос, произнес я. — считаю необходимым, в кратчайшие сроки, разработать и внедрить комплекс мер, направленных на изменение сложившейся ситуации. Оставлять то, что существует сейчас, на самотек — нельзя.

Совершенно неожиданно для себя, я вдруг осознал, что Иосиф Виссарионович удивлен! Заявить с полной уверенностью, что стало этому причиной, я не мог. Но очень сильно надеялся, что он был удивлен тем, что кто-то посмел использовать его грандиозные замыслы в таких мелочных, корыстных целях. У меня была крохотная надежда, что такие последствия Вождь просчитать не смог или посчитал их несущественными, а потом, никто не решился в открытую об этом высказаться. Скромная такая надежда.

Сбросив с себя секундное оцепенение, Сталин кинул вопросительный взгляд на Берию.

— Павлов прав. Это действительно так. — не сомневаясь ни секунды произнес Лаврентий Павлович.

Я перевел взор на Наркома внутренних дел. Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Со стороны, оно было похоже на посмертную маску фараона. Те же строгие, холодные и безжизненные черты. Неужели и я когда-нибудь смогу достигнуть такого уровня самоконтроля?

— Хорошо. Ми подумаем. Хорошо... — с еще более усилившимся грузинским акцентом, произнес Сталин.

Вождь, неторопливо вернулся на свое место за столом, сел и начал набивать, а потом и раскуривать, свою знаменитую трубку. Пауза несколько затянулась. Но вот, наконец, он произнес:

— Так в чем же заключается суть ваших претензий в адрес политработников? За что ви их так не любите?

Про неумение их готовить, я благоразумно промолчал.

— Товарищ Сталин. Я, не испытываю личной неприязни ни к одному из сотрудников Политуправления. Я выказываю недовольство лишь результатами их работы. Как вы знаете, у меня существовал опыт пропагандистской деятельности, в должности комиссара механизированной бригады. На основании этого опыта, а также всей моей деятельности, как командира разнообразных частей и соединений, считаю своим долгом и обязанностью коммуниста заявить о таком моем отношении. Считаю, — вновь повысив голос, произнес я. — что основная задача политработника, заключается не в том, чтобы количеством штампов и лозунгов подавить волю слушателей, а в том, чтобы убедить их, что к нужному выводу они пришли самостоятельно. В первом случае, рассчитывать на сознательную поддержку власти такими людьми считаю недопустимой халатностью. Как только они попадут в экстремальную ситуацию, значительное их большинство может поддаться панике и принять ошибочное решение. У меня все.

Иосиф Виссарионович молчал несколько минут, затем глубоко затянувшись трубкой, с некоторым нажимом, заговорил о себе в третьем лице:

— Многие люди, считают своим долгом и обязанностью, высказывать товарищу Сталину свои сомнения. Некоторые из них, предлагают ему варианты разрешения этих сомнений. И уже совсем единицы предлагают что-то действительно стоящее... Беда в том, что задолжавших и обязанных товарищей, у нас много, а товарищ Сталин один!

Помолчали. Вождь докуривал трубку, а Лаврентий Павлович за все время разговора так ни разу и не пошевелился. Иногда мне казалось, что он даже не дышал. Лишь пристальный взгляд, способный как мощнейший лазер прожечь немалую дырку в броневой плите, а уж в моей черепной коробке и подавно, обнадеживал, что его обладатель все еще жив.

— Хорошо... — вновь повторил Сталин. — Ми ознакомились с вашими прогнозами развития военного противостояния в Европе. Скажу честно, меня они не убедили... Могли бы ви сейчас более подробно и аргументировано обрисовать развитие событий ну скажем ... на ближайшие три месяца.

— Конечно товарищ Сталин. Однако я попросил бы предоставить карту. Для наглядности.

Иосиф Виссарионович недовольно посмотрел на меня, однако, видимо вспомнив, откуда я к нему прибыл, откинулся на спинке стула и, порывшись в одном из бездонных ящиков стола, извлек на свет, вполне приличную карту Европы. Немного повозившись с ее раскладыванием, я продолжил:

— При разработке прогноза возможных действий противников, на европейском театре военных действий, в период весенне-летней компании 1940 года, я исходил из двух основных постулатов. Во-первых, Англо-Французское командование, позволив немецким войскам спокойно завершить разгром польской армии, очевидно, выбрало для себя оборонительную стратегию. Союзное командование, надеется, как и в Империалистическую, навязать немцам невыгодные для них затяжные позиционные сражения, на заранее подготовленных позициях, измотать их армию и истощить экономику, тем самым принудив германцев к капитуляции. Во-вторых, немецкое командование, находясь в постоянном ожидании войны на два фронта, считаясь с возможностью вступления в войну Североамериканских Соединенных Штатов, на стороне коалиции, а также серьезно ограниченное во времени необходимостью незамедлительно снять блокаду собственной экономики, будет вынуждено избрать своей стратегией наступление. — я оглядел присутствующих, на предмет наличия возражений моим тезисам, но никто из "ответственных" товарищей своего несогласия или недовольства не выказал.

— Далее, Англо-Французское командование, учтя опыт Империалистической войны, подготовило мощные оборонительные рубежи на линии непосредственной границы с Германией, широко известные как "линия Мажино". Также командование коалиции подготовило разветвленную сеть полевых укреплений в районе франко-бельгийской границы и сосредоточило здесь основную массу своих стратегических резервов, включая британский экспедиционный корпус. В задачу своим войскам, объединенное командование вменило оказание содействия бельгийской армии, возможно и голландской, а в случае их поражения, прикрывшись мощными арьергардами, отойти за линию своих укреплений, где и нанести немецким войскам решительное поражение. — вновь окинув взглядом и опять не услышав возражений, продолжил:

— Германское командование, также учло опыт Империалистической войны и всех последующих вооруженных конфликтов. Операции немецких войск в Австрии, Чехословакии и Польше, позволили им досконально отработать и углубить теорию глубокой наступательной операции, разработанную нашими военными теоретиками в начале тридцатых годов. Комбинация передовой военной теории и массированного применения новейших видов вооружения, таких как танки, авиация и мотопехота, позволили германцам найти выход из пресловутого "позиционного тупика". Что и было наглядно продемонстрировано в Польше. Немцы сделали и другие выводы. Теперь, в качестве конечной цели своих операций, они ставят не достижение географических пунктов, как это было в 914, а уничтожение армии своих противников, как решающего аргумента в достижении победы в войне в целом. Они также получили значительный опыт прорыва достаточно мощных УРОв и боев в стесненной городской местности, прежде всего во время сражения за Варшаву.

Прокашлявшись, а заодно и посмотрев на реакцию Вождя, продолжил:

— Примерный вариант развития событий, дает уже визуальный осмотр театра военных действий. Как показал опыт войны с белофиннами, — на этой реплике Сталин ощутимо поморщился — любой укрепленный район, как бы силен он не был, при проведении правильного наступления, обеспеченного должным снабжением и точными разведывательными данными, не сможет остановить наступления полевой армии. Однако, он позволит выявить направление главного удара и сосредоточить на участке прорыва мощные резервы, способные, при их достаточности, приостановить наступление. Все это, вынуждает германцев, вновь, как и в 914, повторить свой удар через территорию Бельгии. Наиболее очевидным шагом со стороны немецкого командования, будет нанесение главного удара из района Ахена в направлении на Брюссель — Пек, с последующим поворотом на Кале. Вспомогательного удара из района юго-восточнее Ахена в направлении последовательно Льеж — Намюр — Камбре — Амьен, с последующим поворотом на Абвиль. Но, — повысив голос, проговори я — данный шаг настолько же очевиден и для англо-французского командования. Такой удар не приведет к полному разгрому обороняющихся, так как допускает лишь их постепенное выдавливание во Францию. Поэтому считаю, что основной своей задачей немецкое командование поставит цель выманить основные силы коалиции на территорию Бельгии, путем нанесения последовательных ударов по территории их союзников. Соответственно Голландия, потом Бельгия. Как только появится малейшие признаки переброски союзных войск, с целью парировать удар по Бельгийско-Голландской территории, немцы нанесут свой главный удар. Через Арденны в направлении Седан — Амьен, с последующим поворотом к побережью, имея основной целю, задачу окружить и уничтожить основные силы стратегических резервов англо-франко-бельгийской коалиции.

— Но ведь Арденны, это сплошная горно-лесистая местность. Там всего несколько дорог. Как они протащат там потребное количество войск и снаряжения? — ожидаемо прервал меня Берия.

— Лаврентий Павлович, это по европейским меркам там бездорожье. А в реальности, плотность и пропускная способность дорожной сети в разы выше, чем у нас в Белоруссии. Я уверен. Германцы уже получили огромный опыт боев в горно-лесистой местности, как в Испании, так и в Польше. При наличии должной дорожной дисциплины, а она у немцев на уровне, они, несомненно, преодолеют Арденны в потребные сроки. С трудом, но преодолеют.

Берия непроизвольно хмыкнул.

— По моим подсчетам, немцы закончат сосредоточение войск к началу мая. И примерно в десятых числах начнут активные действия. Думаю, в целом, они затратят на проведение операции не более полутора-двух месяцев, а решительный успех будет достигнут максимум на двадцатые сутки операции.

— Так быстро? — недоверчиво спросил Иосиф Виссарионович.

— Да, товарищ Сталин. С появлением новой танковой доктрины, германцы, наконец, получили средство развития тактического успеха в оперативный. Французы просто не готовы к такому развитию ситуации. Они до сих пор считают танки средством усиления пехоты и кавалерии, а не самостоятельным видом войск. Они не готовы. — и не услышав более возражений, продолжил:

— Стоит добавить, что на поздних этапах операции, когда исход уже будет очевиден, возможно вступление в войну, на стороне Германии, фашистской Италии. Правда, думаю, что боевая ценность их дивизий весьма условно превышает ноль.

На этот раз улыбнулись уже и Сталин и Берия.

— Однако считаю, что первый удар нанесут не германцы...

* * *

Представляю, как на этой фразе, должны были подавиться печеньем или захлебнуться чаем, доморощенные историки. Примерно тоже самое произошло и с "Вождями мирового пролетариата". Лаврентий Павлович вновь замкнулся, появившаяся было улыбка, сошла с лица. Берия опять превратился в каменного истукана. Иосиф Виссарионович включил на полную мощность свой "рентгеновский аппарат". Готов поклясться на чем угодно, что я чувствовал, как он копается взглядом в моей голове!

— Ви что?! Ви что считаете, что мы готовимся к удару немцам в спину? Ви считаете, что договор о ненападении, стоивший нам таких усилий, для советского правительства просто жалкая бумажка? Ви считаете, что ми уподобились Гитлеру в его коварстве? — с отчетливой яростью в голосе, громко произнес Сталин.

Ну вот, завелся. Что ж ты такой мнительный. В гробу я эти ваши договора видел. Тем более с Гитлером. Реакция "товарищей" меня сильно развеселила. Еле удержался, чтоб в голос не заржать. Знаете ребята, у вас все же мания величия. Почему вы считаете, что все что говорится, говорится именно о вас? Однако, пора открыть им глаза, а то порвут на тряпки, не разобравшись в сути:

— Товарищ Сталин. Разумеется, я не имел в виду наше нападение на Германию. На данный момент, я считаю такие действия, изощренным способом самоубийства. Я говорю о другом. Думаю, что первыми нанесут свой удар Англичане и Французы...

— Так что ви нам тут голову морочите! — со злостью в голосе оборвал меня Иосиф Виссарионович. — Ви нас битый час уверяли в обратном, а сейчас заявляете, что ошиблись? Ви что, издеваетесь?

— Нет. Все будет так, как я говорил ранее.

— Я вас не понимаю. Поясните...

Во, вот так бы сразу. А то чуть что — сразу дурак, провокатор...

— Как я уже говорил ранее, очевидно, что своей стратегией союзники выбрали оборону. Их главной целью является экономическое истощение Германии. Но, это вовсе не говорит о том, что они будут вести себя пассивно. Да, для проведения операций с решительными целями на континенте их сил явно недостаточно. На континенте, а за его пределами, их силы многократно превосходят немецкие...

Все это время, я неотрывно смотрел прямо в глаза Берии. По мере развития диалога, в них все отчетливее проскакивали признаки понимания. На слове "континент", он понял все. Молодца. Силен мужик, а что еще ждать от такого "зубра"? Он понял не только то, что я имею в виду, но и то, почему я повел разговор именно таким путем! Понял, и расслабился, а его взгляд ощутимо потеплел. И, будь я проклят, если в нем не проскользнула смешинка.

Тем временем, продолжил:

— В настоящий момент, самое уязвимое место Германии, находится за ее пределами. И не просто за пределами, а на территории нейтрального государства. Вот здесь. — я ткнул пальцем в карту, указывая на Норвегию. — Обладание таким удобным плацдармом...

— Я Вас понял, товарищ Павлов, не надо расписывать очевидное. — прервал меня Иосиф Виссарионович, он все тоже прекрасно понял, возможно даже раньше Берии. — Ви считаете, что англичане и их союзники решатся на такой вопиющий факт агрессии? ... Хотя, надо учитывать их изворотливость. Они наверняка найдут какой-нибудь формальный повод, чтобы ввести туда войска без объявления войны. Продолжайте...

— Очевидно, что немцы это тоже прекрасно понимают. Понимают и готовятся. Кто из них туда быстрее доплывет, я предсказать не берусь. Но то, что эта операция дело ближайших двадцати, максимум тридцати дней, гарантирую. И те и другие, будут стремиться провести десант до окончания полярной ночи. Думаю, немцы не будут мелочиться, и заодно прихватят и Данию. Это позволит им намертво запечатать Балтийское море, обеспечив неуязвимость внутрибалтийских перевозок.

Тут надо добавить, что я действительно не помнил, кто из противников доберется до Норвегии первым. И уж точно не помнил, в какие сроки это произойдет. В конце концов, Интернет вместе со мной не перенесся. А жаль. Вот и получилось, что мой главный козырь, оказался самым неподготовленным. Почему главный? Да потому, что если Французская компания была довольно очевидна, то "скандинавский десант" предугадать было сложно. Сложно, тем, что для его осуществления, пришлось бы нарушить нейтралитет двух стран. Воюющим сторонам, было достаточно трудно пойти на такой шаг. Он мог повлечь непредсказуемые политические последствия.

— Так Ви думаете, что немцам удастся, выиграть у Англии это сражение? — поинтересовался Вождь.

— Не уверен. Для кого десантная операция окажется "удачной", я сказать не могу. Это сродни гаданию на кофейной гуще. Но я гарантирую, что в конечном итоге, Норвегия будет оккупирована Германией. Немцам сейчас достаточно зацепиться за краешек ее территории, а после начала наступления во Франции, союзники сами выведут от туда войска. Им будет не до норвежских красот.

Обстановка в кабинете ощутимо потеплела. Искрившееся в воздухе напряжение исчезло или стало практически незаметным. У Берии, наконец, проявились признаки жизни. У "железного наркома", от умственного напряжения, покраснели щеки. Как у красной девицы. Сталин же опять принялся раскуривать свою ужасную трубку. Почему ужасную? Да потому, что даже для меня, заядлого курильщика, вонища, от тления крепчайшего табака, была непереносима. Но это мелочи. Главное то, что мне удалось добиться их внимания и понимания. Я сознательно спровоцировал Вождей на приступ неконтролируемой ярости. После такого, если конечно у "провокатора" хватит аргументов, у объекта воздействия возникает "заслуженный расслабон" и появляется желание внимательнее прислушиваться к словам собеседника.

Между тем, Сталин, сделав пару затяжек, задал новый вопрос:

— Товарищ Павлов. Ви не объясните, почему Ви считаете, что германцы вообще нападут на нас? С чего Ви это взяли? Ведь Советский Союз предоставляет им все, что они просят. А экономический ущерб от такой войны, может превысить ожидаемую прибыль. Что им вообще от нас нужно?

Хороший такой вопрос. Главное "простой". Ну что ж, попробуем ответить:

— Товарищ Сталин. Как вы знаете, советское правительство доверило мне честь защищать дело революции на территории братской Испании. И как вы знаете, там нам пришлось столкнуться, помимо прочих гадов, с фашистскими наймитами из так называемого "Легиона Кондор". Среди главных своих задач на ответственном посту командира, я поставил цель определить, что заставляет их так яростно бороться с таким же, по сути, пролетариатом. Я лично участвовал почти во всех допросах пленных и, в качестве главного, задавал им вопрос: "Что ими движет?". Среди вещей одного из пленных офицеров, я обнаружил опус Гитлера. Он назвал его "Моя борьба", хотя с кем он там боролся, я так и не понял. Изучение всех этих сведений, позволило сделать мне страшный вывод — они ненавидят нас. Нет. Даже не так. Они не считают нас людьми, для них мы животные, рабочий скот. Они презирают нас. Гитлер, предложив им свою варварскую идеологию расового превосходства, отлил из своего народа послушное орудие уничтожения. И вопрос стоит не в том, выстрелит оно или нет. Вопрос стоит в том — когда именно оно выстрелит. Война с фашистами будет не за территорию или ресурсы, и даже не за первенство идеологий. Война с фашистами, станет для нашего народа, войной за само право своего существования на этой планете. Я уверен, они придут. И придут скоро.

После моих слов, в кабинете повисло молчание. Задумчивое молчание. Думал Сталин. Думал Берия. Думал и я. Сказал ли я то, что было нужно? Смог ли я убедить или хотя бы зародить сомнение в их каменных душах? Ведь я не Цицерон и у меня под рукой нет толпы спичрайтеров. Во всяком случая, я попытался. Время покажет.

Спустя пять минут, показавшихся мне вечностью, Вождь произнес:

— Ну что же товарищ Павлов, нам ясна Ваша позиция... Хорошо... — глубоко затянувшись, и выпустив гигантское облако табачного дыма, продолжил. — Ми ознакомились с Вашими предложениями относительно укрепления боеспособности нашей армии. Они слишком расплывчаты и лишены конкретики. Ми не можем сделать вывод об их правильности или неправильности на основе лишь ваших утверждений. Но, насколько ми поняли, ви ставили своей целью лишь обратить на них внимание... Что конкретно ви предлагаете?

Молодец! Ну, какой же ты молодец Виссарионович. Именно это я и имел в виду.

* * *

На формулировку того, что конкретно имел в виду "товарищ Павлов", я потратил львиную долю времени моего нахождения в прошлом. В конечном итоге получилось вот это:

— Товарищ Сталин. В докладной записке я высказал всего лишь тезисы. Тезисы, которые требуют всестороннего обсуждения, обоснования, уточнения и дополнения. Я лишь предложил направления, в которых, по моему мнению, необходимо двигаться. Товарищ Сталин, — повысив голос, произнес я. — предлагаю, с целью всестороннего обобщения, систематизации и изучения опыта вооруженных конфликтов последних лет, сформировать при Наркомате обороны соответствующую Комиссию. Среди задач Комиссии, помимо разработки новых тактических приемов, выявления сбоев в системе организации, комплектования, снабжения и связи, должны значиться оценка боеспособности имеющейся военной техники, предложения по ее модернизации и, главное, разработка основных направлений ее дальнейшего развития и совершенствования. Работу Комиссии предлагаю организовать в три ступени. Первая ступень: в течение десяти дней обеспечить выполнение задач Комиссии на уровне родов войск. С этой целью предлагаю сформировать подкомиссии по каждому роду войск в количестве не более десяти человек каждая. Вторая ступень: на основе систематизированной информации, предоставленной первой ступенью, в течение десяти дней обеспечить выполнение задач Комиссии на уровне видов вооруженных сил. Для исполнения создать подкомиссии по каждому из видов вооруженных сил в количестве не более десяти человек каждая. Третья ступень, итоговая: на основе предоставленной информации, в течение десяти дней, разработать и утвердить изменения в уставы и наставления, а также внести изменения организационно-штатную структуру частей и соединений. Итоговую комиссию, на уровне вооруженных сил в целом, сформировать в количестве не более десяти человек и возглавить ее должен лично Нарком обороны.

Я остановился, чтобы перевести дух. Как же хочется пить, кто бы знал. Видимо поняв мои затруднения, Вождь кивнул на стоявший на столе графин с водой. Ну что ж, не будем отказываться от такого царского подарка. Утолив жажду продолжил:

— В качестве экспертов для обеспечения работы Комиссии необходимо привлечь наиболее проявивших себя бойцов и командиров, вплоть до рядового состава красноармейцев. Также в качестве экспертов привлечь представителей конструкторских бюро военной направленности. Работу предлагаю организовать на базе 1 Московской Пролетарской мотострелковой дивизии, у них помещений достаточно. А также широко использовать полигоны АБТУ. Потребуется большой штат секретарей, думаю, придется перетряхнуть весь Наркомат.

Мысленно почесав репу, добавил:

— Было бы очень хорошо привлечь к этому делу Наркомат внутренних дел. Нужно убедиться в том, что приедут действительно лучшие, а не те, кто меньше всего сейчас нужен в частях и КБ. Кроме того, представляется прекрасный шанс выявить виновников серьезных нарушений и преступлений. Тут я попросил бы не горячится. И еще одно. Очень хотелось бы видеть специалистов НКВД, я думаю, им будет, что добавить к мнению экспертов.

Я перевел взгляд на Лаврентия Павловича, но его лицо опять ничего не выражало. Хотя по глазам было видно, что его мозг работает на полную мощность, уже обдумывая каким образом можно использовать подобный шанс. Думаю в его лице, по крайней мере, в этом вопросе, я найду преданного сторонника.

— У меня все. Более подробные предложения, могу в письменном виде предоставить в течение суток.

— Хорошо... Очень хорошо. — после некоторого раздумья произнес Вождь. — Ми подумаем. А свои предложения ви действительно предоставьте. Я думаю, нечто подобное нам сейчас не помешает.

Иосиф Виссарионович вновь задумался. Мне показалось, что он хочет спросить что-то еще, но сомневается. После довольно продолжительной борьбы, он проговорил:

— Ну что же, товарищ Павлов, я думаю ви ответили на все интересующие нас вопросы. — Сталин вопросительно посмотрел на Берию, тот утвердительно кивнул и Вождь продолжил. — Можете быть свободны. Ми обдумаем ваши предложения.

— Разрешите идти?

— Идите.

— До свидания товарищ Сталин.

— До свидания товарищ Павлов.

— До свидания Дмитрий Григорьевич. — опять влез Берия.

— До свидания Лаврентий Павлович. — нагло заявил я. А что? Ему можно не по уставу, а мне нет?

Как только дверь за Павловым захлопнулась, Вождь перевел взгляд на Наркома и проговорил:

— Лаврентий, я не узнаю его.

— Товарищ Сталин. Если ли бы я лично не просмотрел результаты проверки, то ни за что не поверил бы что это Павлов... — Нарком на секунду задумался: — В свое время, я интересовался возможностью выращивать копии людей, — на этой реплике Сталин пристально всмотрелся в его глаза, но Берия стоически перенес натиск и продолжил: — но меня уверили, что это невозможно. Это точно Павлов. По крайней мере, тело, точно его... Видимо, сильно током тряхнуло... Кроме этого глупого случая с пишущей машинкой, предъявить ему нечего.

Наверное, Лаврентий Павлович был бы сильно доволен собой, узнав, насколько он был близок к истине.

— Ты ему веришь?

— Во всяком случае, в том, что он говорил здесь, я не почувствовал фальши. Надо признать, что в его словах была своя правда...

— Усиль за ним наблюдение, приставь к нему людей.

— Уже.

Сталин вновь задумался. Его обуревали сомнения. Наконец, что-то решив для себя, он проговорил:

— Ты обратил внимание, как странно он ходит. Такое впечатление, что он задумывается над каждым своим шагом?

— Заметил. Да и осанка у него изменилась.

Ну не могли же знать Вожди, что симбиот, засевший в голове "товарища Павлова", не служил в армии! И все строевые приемы, шаг и порядок обращения к старшим по званию и служебному положению, брал из памяти Генерала. Удивительно то, что он вообще в ногах не запутался и не шмякнулся об пол.

— Хорошо... Ми посмотрим...

Отсчет времени обнулился. И сразу же начался вновь, и когда он завершится на этот раз, не знал уже ни кто.

* * *

Только после того как дверь сталинского кабинета захлопнулась, я смог вдохнуть полной грудью. У меня, конечно, были сложные переговоры и до этого, но таких...

Признаюсь, что лишь усевшись за стол с Вождями, я, наконец, в полной мере осознал реальность происходящего. До этого момента, воспринимал окружающий мир как некую компьютерную игру, в которой всегда можно сохраниться и начать сначала, а самому игроку ничто не угрожает. И только когда почуял запах табачного дыма, исходящего из трубки Сталина, почувствовал за своей спиной его мерные шаги, и ощутил пристальный взгляд Берии, я проникся серьезностью момента. Нет, проглатывать язык, рвать на себе волосы или каяться, не сходя с места, мне в голову не пришло, но вот серьезнее продумывать каждое последующее слово или движение — заставило.

А вообще, разговором я остался доволен. Думаю, в чем-то мне удалось зародить сомнение или даже убедить наших Кормчих. Несомненно, удалось заложить пару камешков в фундамент будущего авторитета непревзойденного стратега всех времен и народов "товарища Павлова". Предложения по осмыслению и внедрению опыта прошлых войн будут учтены. Скорее всего, в несколько ином виде, но будут. Отлично, на большее я и не рассчитывал.

Мои раздумья были настолько глубоки, что их смог прервать только удар головой об крышу собственной машины, когда я попытался в нее забраться. Но ненадолго. Мысленно обматерив адскую технику и ее неразумных конструкторов и приказав водителю ехать домой, снова задумался.

Можно точно сказать, что странное поведение комкора Павлова, вызовет у заинтересованных лиц желание контролировать каждый его шаг. Я широко улыбнулся. Это же просто замечательно! Почему? Да потому, что скрывать мне было абсолютно нечего. С заговорщиками и шпионами я дел никаких не имел. Пид... Э... Гом... Хм... Ориентации я был нормальной. Наоборот, и я, и Генерал любили пройтись по знакомым ... дамам. А кто не грешен? Однако, чтобы поставить к стенке какого-то генерала, вовсе не обязательно обладать доказательствами его вины. Был бы человек, а статья найдется. В моем же случае, вся толпа соглядатаев будет непрерывно лить воду на мельницу моей кристальной честности и выдающейся неподкупности. Вожди будут знать истинную подоплеку каждого моего шага. Когда и зачем товарищ Павлов кого-то послал подальше, перекрестил по матери, сдал НКВДэшникам, приласкал или возвысил. Все это будет сдобрено порцией сведений об умеренных человеческих радостях и пороках. То, что нужно. Было бы идеальным вариантом, чтоб они со мной в одной кровати спали! Или уже спят, точнее, пытаются туда прыгнуть?

Хм... Нет, вряд ли Маша является кадровым сотрудником спецслужб. Хотя учитывая ее место работы и привлекательную внешность, некоторые сомнения возникают. Очень уж велик соблазн подсунуть больному или умирающему смазливую врачиху для углубления процессов исповеди. Близость смерти, знаете ли, располагает к думам о вечном. Нет, не думаю. Все-таки в силу своей прошлой профессии, я научился немного разбираться в людях. Ну, не похожа она на особиста. Но вот как только станет известно, что комкор Павлов выбрал себе новый объект обожания, к этому самому объекту подъедут бравые бериевские хлопцы, со скромной просьбой помочь в их неустанной борьбе с врагами трудового народа. Попробуй, откажи. Надо с ней в открытую поговорить об этом. А что? Мне все равно, ей, конечно, неприятно, но что поделать, а ребятам удобно будет. А вообще, Лаврентий Павлович был бы в ярости, узнав размеры услуги, которую он мне оказал, приставив свое наблюдение. Х-х-х.

Домой добрался только к половине пятого утра. Ложиться спать никакого смысла не было, поэтому, приготовив циклопических размеров яичницу из неведомо как оказавшихся в шкафу свежих (!) яиц, поел и углубился в чтение накопившейся почты. Как и ожидалось, ничего криминального, равно как и интересного, в ней не было. Пара писем бывших сослуживцев и открытка от сына. Немного взгрустнув о собственных родных и близких, которым только предстояло появиться на свет, я принялся рассматривать многочисленные фотографии в найденном альбоме. Очень занимательное зрелище получилось. Совершенно случайно, мое пристальное внимание привлекла одна недавняя фотография Генерала. Как услужливо подсказала память, она была сделана сразу после прибытия из Испании. Что в ней было необычного? Хм... Дело в том, что на этом фото Павлов был с волосами. Фишка же была в том, что помимо седины, шевелюра Дмитрия Григорьевича обладала еще одной особенностью — он был на треть лысый!

Чтобы убедиться во здравии собственного рассудка, я немедленно направился к зеркалу. Убедился. Ровный, густой ежик покрывал всю изначально предписанную природой делянку. К тому же, он был насыщенного черного цвета. Что же это получается товарищи? У доморощенных экспериментаторов проснулась советь? Решили вернуть пару потерянных лет? Так ведь перед расстрельной ямой, на край которой мне предстоит встать через год, это не понадобится. Лучше бы ноутбук с информацией прислали. Присмотревшись повнимательнее, заметил и другие признаки омоложения — на лице начали затягиваться следы от оспы. А что, глядишь еще и зубы отрастут! Интересно, это правда подарок мучителей или просто последствия подселения более молодого разума? Действительно, гены старения или как их там правильно обзывать, ученые вроде нашли, но понять причину, по которой они начинали срабатывать, так никто и не смог. Ладно, бог с ней с теорией. С бешеной собаки хоть шерсти клок. Меня беспокоил очередной прокол допущенный мной. Как можно было не заметить этого ранее? Еще пару таких ошибочек, и меня точно к стенке прислонят. Но бриться налысо все равно не буду...

Думы о собственной вселенской глупости и невнимательности плавно перетекли в думы о дальнейших действиях. Пока маховик перемен еще не раскручен, мне предстоит послужить партии и правительству на посту начальника Автобронетанкового управления Красной Армии. Хороший такой пост. Главное удачный. Можно напрямую влиять на целый кусок многогранной армейской жизни. Поскольку изменений в организационной и штатной структуре танковых войск, до подведения итогов деятельности Комиссии, я не планировал, основным фронтом работ должна стать модернизация существующей техники и разработка концепции ее дальнейшего развития.

Ай да юрист! Историю знает и помнит, в стратегии и тактике разбирается, шпарит по-военному направо и налево, а тут еще оказывается, что он и инженер-конструктор! И швец, и жнец, и на дуде игрец! Зря смеетесь. Не хватает еще знаний всех возможных приемов рукопашного боя, мегаточной стрельбы и волшебной книжки со всеми существующими знаниями человечества. Ну, тут уж извините. Драться умею только ломом, стреляю неплохо, но точно не Ворошиловский стрелок, да и с книжкой облом приключился.

А если серьезно? Для начала попытайтесь, наконец, реально себе представить, что вы попали в такую же задн..цу как и я. Представили? Добавьте к этому тот факт, что от вашей памяти напрямую зависит продолжительность вашей жизни. Добавили? А теперь прикиньте, каковы реальные объемы знаний современного человека. Постоянно ими пользуясь, мы просто не обращаем внимание на их размер. Обрывки разговоров, прочитанных книг, просмотренных фильмов несут в себе огромный запас информации, который при его должном осмыслении, может дать впечатляющий результат. Помножьте на это природную тягу мужчин ко всему металлическому и передвигающемуся. А уж если эта штука еще и военную направленность имеет, то все, пропал человек, пока по винтику не разберет, не успокоится. Или вот модельки. Ну, помните самолетики и танчики, которые нужно склеивать. Казалось бы детские шалости. Так вот, такие шалости, в моей ситуации посерьезнее каратэ и других страшных слов будут. Конечно, без наличия хорошей головы, точнее аналитического и критического склада ума, все это бесполезный балласт. Но если требуемый ум есть, то не имеет ни малейшего значения, к каким именно погонам приставить голову, в которой он содержится.

Короче, настало время покопаться в железках!

Глава пятая

Несмотря на внутреннюю браваду и вполне удачные предыдущие действия, ехать в Управление мне категорически не хотелось. Страшно. Одно дело ездить по мозгам паре человек, пусть даже и таких зубров, как Сталин и Берия, а другое находиться в центре внимания целого ведомства. Тем более что многие его сотрудники давно знакомы с Павловым и имели возможность изучить его привычки и особенности. Да только кто же будет спрашивать мнение подопытной крысы? К тому же все-таки есть такое волшебное слово "надо"...

Приехав к семи утра, я надеялся незаметно прошмыгнуть в павловский кабинет и вести оборонительное сражение уже опираясь на свое личное пространство. Не тут-то было. Даже в столь ранний час, помещения АБТУ просто кишели людьми, напоминая со стороны разворошенный муравейник. Недавняя война с белофиннами внесла свои корректировки в работу. Заметно сократившийся штат сотрудников вынужден был обрабатывать огромный объем информации и принимать сонмища важных решений в ограниченной время. Ввиду чрезвычайных обстоятельств работа не прекращалась почти круглосуточно. Хорошо еще, что я генерал, а то бы рука отсохла козырять направо и налево.

Как говорится, лучшая оборона — это наступление. Именно наступать я и собрался, чтобы не дать подчиненным забивать свои светлые головы ненужными мыслями, нужно завалить их работой по самое немогу. Поэтому первым делом приказал собрать все руководство Управления к десяти часам утра на совещание. А пока народ раскачивался, решил подготовить письмо по поводу формирования и работы Комиссии, которое я пообещал Сталину. Хорошо хоть теперь машинистка была, а то меня передергивало от одной мысли о том, что вновь придется пользоваться этим чудовищным инструментом — пишущей машинкой.

В назначенное время все начальство Управления собралось в моем кабинете. Всего четырнадцать человек. Как подсказывала память Генерала, не хватало только Бориса Михайловича Коробкова, начальника 4 отдела (боевых машин). На мой вопросительный взгляд ответил Куликов:

— Коробков в Кремле, на демонстрации... Может Алымова пригласить?

— Нет, не стоит. Начнем без него. Здравствуйте товарищи командиры...

После положенных приветствий, я попросил всех кратко описать положение дел в отделах. Народ один за другим четко, без лишней суеты и волнений начали рассказывать о проделанной работе. Надо сразу добавить, что никаких откровений и манны небесной я от их выступления не ждал. Просто присматривался. Честно говоря, первое впечатление все произвели очень хорошее, видно, что мужики в теме. Некоторые несколько косноязычны, но так ведь им не стихи писать! Больше всего порадовало отсутствие раболепных и заискивающих взглядов на начальство. Но самое лучшее впечатление оставил комиссар. В его голове укладывался невероятный объем информации. Всего несколькими фразами, он однозначно дал понять, что в курсе всех дел в Управлении. Да не просто в курсе, а разбирается в сути каждого вопроса. И чего на него так Павлов взъелся?

— Хорошо товарищи... — я немного призадумался: — Буду говорить с вами откровенно. Итоги войны с белофиннами оказались для нас отнюдь не блестящими. А если быть уж совсем откровенным, то просто разгромными. Если бы у финнов было больше сил, то подписывать перемирие пришлось бы на их условиях. Выявились многочисленные недочеты и ошибки. Во всех сферах — от комплектования частей, до боевой подготовки и материально-технического снабжения. И в этом, товарищи, есть и немалая доля нашей с вами вины. Конечно, основная ее часть лежит на мне, но и вам я предлагаю реально оценить свой, так сказать, вклад в общее дело. Свои соображения и наблюдения я уже изложил лично товарищу Сталину. Считаю необходимым, поставить в известность об этом вас. Уверен в том, что в ближайшее время, нам предстоит проделать значительную работу по устранению этих и других ошибок... — пристально осмотрел присутствующих. Страха в их глазах не просматривалось, лишь предчувствие нового вороха проблем и забот мелькнуло во взгляде каждого.

— Перечислю некоторые события, свидетелем которых довелось быть мне лично. Например, я своими глазами видел, как танковая бригада идет в атаку, имея в боекомплекте только бронебойные снаряды! Это как понимать? Им что каждого финна выцеливать? — проговорил я, сам не заметил как начал злиться:

— Уровень боевой подготовки не просто низок, его вообще нет. Это можно было бы объяснить, если бы он был у всех одинаково низким. Так ведь нет. В одной и той же бригаде он отличается как небо и земля. В одном батальоне умеют и стрелять и технику обслуживать и мехводы у них великолепные, а в другом все наоборот. Это как понимать? Почему один комбат своих людей смог выучить, а другой нет? Почему у него для этого хватило и сил и средств? Выходит, они есть, просто ими пользоваться не умеют? Куда инспекция смотрит, а? В чем причина товарищи?... Далее. Взаимодействия между родами войск отсутствует в принципе. Пехота за танками не идет, не умеют они танки сопровождать. Не учили мы их этому. Артиллерия стреляет, как бог на душу положит. Никакого сопровождения огнем или подавления огневых точек нет и в помине. Про авиацию вообще молчу, своих не разбомбили и то праздник, — я всмотрелся в лица людей и продолжил:

— Состояние техники в войсках просто удручающее. Машины начинают сыпаться после нескольких часов эксплуатации. В некоторых бригадах, имеется в наличии всего по одной ремонтной летучке. А в батальонах, приданных стрелковым дивизиям, ремонтных подразделений вообще нет! Как они могут воевать? Потребности войск в запасных частях к технике, не покрываются в полном объеме. Но дело даже не в этом. Те, что есть в наличии, зачастую не подходят. Я бы и это понял, если бы речь шла об узлах и агрегатах, так ведь нет! Даже броневые плиты не подходят! На танках одной и той же серии, произведенных на одном и том же заводе, они различаются, чуть ли не на несколько сантиметров. Не всегда, но такие случаи видел. Я вас спрашиваю, как такое могло случиться? Куда смотрела госприемка? — лица некоторых покраснели. Особенно лица тех, кто отвечал за перечисленные мной направления.

— Но это, товарищи, все не причины. Это следствие! Следствие того, что мы с вами, за все годы работы, так и не смогли разработать четкую стратегию развития танковых войск на годы вперед! Теорию применения бронетанковой техники в общих чертах разработали еще в начале тридцатых годов. Танков мы настрогали немалое количество. У всех остальных вместе взятых их, наверное, меньше будет. Получили огромный боевой опыт их применения. А сложить все это вместе, обдумать и принять четкие решения, мы не смогли. Все это привело к тому, что не мы навязываем противнику свою тактику и стратегию, а он нам! Нас вынуждают подстраиваться и перестраиваться, ориентируясь на их тактические схемы. Даже подсчитать количество реорганизаций за последние годы невозможно. Разумеется, ничего хорошего из этого не получится. Сколько у нас сейчас танков в наличии?

— Боеспособных? Около девяти тысяч штук. — кто это произнес я не успел заметить:

— А почему именно девять? Почему не двенадцать или может двадцать тысяч? Или будет достаточно пяти тысяч, но только средних или тяжелых? А может, нам вообще танки не нужны? Что вы на меня так смотрите? Вот объясните мне, зачем армии нужны плавающие танки, если они плавают с трудом, выехать могут только на оборудованный берег, а их броневая защита не выдерживает даже попадания ружейной пули? А Т-26 и БТ? Ведь их тоже бронебойные пули винтовочного калибра пробивают. В маску пушки! Зачем нужна такая бронетехника, если для борьбы с ней, даже специальные средства не нужны? Как ей пользоваться?

В кабинете повисло гробовое молчание. Желания отвечать на мои вопросы ни у кого не возникало.

— Значит так. Нам с вами необходимо разработать стратегию развития автобронетанковой техники как минимум на ближайшие двадцать лет. Стратегия должна содержать четкое обоснование того, нужна ли нам бронетехника. Если она нужна, то для чего, каково ее предназначение. Если все-таки нужна, то какая именно. Сколько и чего нам нужно. Количество необходимо увязать с реальными мощностями промышленности, чтобы не получилось как сегодня — произвести смогли, а вот обеспечить эксплуатацию оказалось не по силам. Далее. Как именно должны быть организованны танковые части. Какие подразделения должны входить в их состав. Каковы будут потребности в специалистах и как их удовлетворить. После уточнения этих моментов, необходимо выдать исчерпывающие технические задания конструкторским бюро. На все эти мероприятия у нас с вами есть максимум четыре недели. Думаете мало времени? Тогда, с нетерпением жду рапорты сомневающихся и несогласных у себя на столе. За нашу с вами нерасторопность уже заплатили жизнями тысячи людей. Отмыться от такого позора точно не получится. Можно только не допустить этого в будущем.

Судя по отсутствию каких-либо движений в кабинете, желающих уйти в отставку немедленно не было.

— Возражений нет? Тогда переходим к непосредственным задачам. Во-первых, требую в трехдневный срок подготовить письменные отчеты, содержащие исчерпывающие сведения о состоянии дел в сфере ответственности ваших отделов. Если в ходе работы будет выявлено, что в них вы что-то скрыли или умолчали, руководители допустившие такое, будут расцениваться как саботажники. Во-вторых, в недельный срок подготовить собственные предложения по совершенствованию работы как по вверенным вам направлениям, так и по работе Управления в целом. Передайте аналогичную просьбу вашим подчиненным, не вдаваясь в причины ее возникновения. Именно просьбу, а не приказ. Разъясните им, что писать или не писать докладную записку, это их личное дело. Мало того, укажите на то, что ее написание можно производить исключительно в неслужебное время. Если все же кто-то сподобится написать, документы собрать и передать лично мне, не вскрывая пакет и не ознакамливаясь с его содержимым. Возражения, вопросы есть?

— Разрешите? — поднялся со своего места Иван Петрович Тягунов, начальник шестого (тракторного) отдела: — Товарищ комкор, к чему такие сложности? Думаю, все присутствующие согласятся с тем, что мы, как начальники отделов, обладаем более полной информацией и, соответственно, можем предложить гораздо более обоснованные решения. У меня все.

Хорошо. Как по писанному все идет. Я уж было хотел ему ответить, как слова попросил Куликов:

— Разрешите? — и, дождавшись моего кивка, проговорил: — Товарищи. Мы с вами, несмотря на большую осведомленность, не видим очень многого. Не видим тех самых мелочей, из которых в конечном итоге складывается окончательная картина. Ведь в наши с вами функции входит уже анализ поступившей информации и формулировка решений на ее основе. Наши же подчиненные, видят этот процесс изнутри. Они ежедневно сталкиваются с огрехами и каверзами системы. Им эти недочеты видны отчетливее, чем нам, как не парадоксально это звучит. Не факт, конечно, что они предложат что-то стоящее, но, как известно, даже в самой бредовой идее иногда есть зерно истины. Думаю, товарищ комкор имел в виду это обстоятельство.

— Вы правы, Петр Николаевич. Это так. Еще вопросы есть? Нет? Замечательно. — я немного задумался, и продолжил лишь спустя минуту:

— Мне необходимо переговорить с представителями конструкторских бюро. Как быстро это можно будет организовать?

— В течение двух недель всех можно будет собрать. Если по одиночке их приглашать, то быстрее получиться. — ответил Семен Анисимович Афонин, начальник научно-технического отдела.

— Хорошо, займитесь этим. Очень хотелось бы видеть товарища Кошкина из КБ-24. О его машине я слышал много нового.

— Так он здесь. — вмешался Куликов.

— Где здесь?

— В Кремле. На Ивановской площади танки свои показывает. И Коробков там.

Сказать что после слов комиссара, я впал в обалдение, было бы преуменьшением. Я просто не мог поверить в случайность таких совпадений. Я, конечно, помнил, что Михаил Ильич привозил свои танки в Москву на смотрины, но что это произошло именно 17 марта 1940 года, я точно не знал. Вот это подарочек!

Ну что же, товарищ Кошкин, пришло время поговорить.

* * *

Вот и еще одна легенда стоит у моего порога. Точнее один. Пожалуй, имя этого знаменитого администратора и конструктора известно даже закоренелым блондинкам. Еще большей известностью обладает разве что Королев, но литературный образ Кошкина гораздо мужественней и романтичней. Для меня не имело ни малейшего значения, так это или нет в действительности, важно было другое — под руководством этого человека появилась на свет машина, которая оказала решающее воздействие на ход всей войны. Он и его люди сделали то, чего не смогли сделать многие другие. Наперекор всему создали свое, новое, в тяжелейшей борьбе доказали его жизнеспособность и смогли превратить планы в реальность. Он достоин своей славы. Я уверен.

Возможный разговор с Михаилом Ильичем я обдумывал с того момента, как первый раз прочел об этапах создания знаменитого детища его КБ. По мере накапливания информации этот вымышленный диалог все время мутировал и изменялся. И вот сейчас, когда была возможность обратить свои мысли в реальность, я понял, что сказать мне нечего. Как будет выглядеть в его глазах человек, который лично внес немалый вклад в замедление работ над А-30/32, будущим Т-34, а теперь с пылом объясняющий, что все, что было ранее — ошибка? Как объяснить столько резкое изменение собственных взглядов? И нужно ли делать именно так?

А вот и он.

— Здравствуйте Михаил Ильич, — проговорил я, одновременно протягивая ему руку. Чтобы заранее подчеркнуть мое уважение к собеседнику, встретил его почти возле двери: — Я очень рад вас видеть. Проходите, присаживайтесь...

Кошкин с секундной задержкой отыскал меня взглядом и пожал протянутую руку. До этого момента, я еще надеялся на чудо. На то, что мне удастся спасти этого человека для страны. Но его взгляд подтвердил самые худшие опасения. Нет, он был тверд и решителен. Но за этой твердостью незыблемой бетонной стеной стояла обреченность. Я опоздал. Смертельная болезнь ухватила его в свои цепкие объятья и уже никогда не выпустит.

Мы прошли внутрь кабинета и расселись. Последние наметки разговора окончательно вылетели из головы. Я не знал, что еще можно потребовать с этого человека, ведь он и так отдал самое дорогое, что у него было — свою собственную жизнь.

— Как прошла демонстрация? — произнес я с минутной задержкой.

— Товарищ Сталин остался доволен. — тихо проговорил конструктор. — Но ведь вы не за этим меня пригласили, не так ли, Дмитрий Григорьевич?

— Вы правы... Вот только я не знаю с чего начать наш разговор. Пожалуй... Пожалуй сначала я должен перед вами извиниться.

На этот раз Кошкин все же удивился.

— Извиниться? За что?

— Я был не прав в оценке вашей машины. Хотя нет, это не правда. Я был не прав в том, что в угоду начальству, не поддержал вас и ваше КБ ранее, хоть и знал, что вы правы. Я должен был подержать мнение Ветрова еще в тридцать восьмом.

Мои слова достигли цели — пробили броню болезненной апатии. Он слишком устал, но могучий разум пока еще был сильнее обстоятельств.

— Вы думаете, что это что-нибудь изменило тогда?

— Нет. И, думаю, что разговор этот не состоялся бы ... по причине моего отсутствия.

— Даже так? Тогда тем более не вижу причин для извинений.

— Это не так. Я был обязан вас поддержать, но испугался. Я хочу, чтобы вы знали это.

Пожалуй, еще сильнее этого человека могло удивить только пресловутое падение неба на землю.

— Ну что же, я вас понял товарищ Павлов. Не могу точно сказать, поступил бы я иначе, будь на вашем месте. Не хочу этого проверять. Давайте лучше перейдем к делу.

— Давайте... Сколько ваших машин сможет произвести наша промышленность в этом году? Как вы думаете?

Кошкин ненадолго призадумался и произнес:

— Не больше сотни.

— Сколько, по-вашему, сможет выпускать наша промышленность, когда серийное производство будет освоено, при условии загрузки всех мощностей? Как вы думаете?

— Чуть более трех тысяч в год. Три тысячи двести. Где-то так.

— Хорошо. А как вы оцениваете готовность Т-34 к серийному производству и эксплуатации в войсках?

Конструктор еще пристальнее всмотрелся в мои глаза.

— К чему этот вопрос, Дмитрий Григорьевич? Вы ведь сами знаете нашу оценку. Хотя, извольте. Ресурс работы двигателя составляет в среднем около 60 часов. Испытания и наш пробег до Москвы, выявили значительное количество конструктивных недостатков и недоделок. Прежде всего, в моторной группе. Башня слишком тесна. Обзор из танка непозволительно мал. В целом на доводку машины потребуется не менее 9 месяцев. К немедленному серийному производству танк не готов, а уж к эксплуатации в войсках тем более.

— Хорошо, — вновь проговорил я: — Михаил Ильич, я немного приоткрою вам завесу секретности. В настоящее время на вооружении Красной Армии состоит около 16 тысяч танков. По результатам войны с белофиннами и Халхин-Гольского инцидента, можно сделать однозначный вывод об ограниченной боеспособности имеющейся бронетанковой техники. Исходя из данных, которые вы только что перечислили, можно сделать вывод о том, что на перевооружение нашей армии потребуется не менее 6-7 лет. Все это время страна будет практически лишена танковых войск.

— К чему вы клоните?

— К тому, что выкидывать на свалку то, что уже произвели недопустимо.

— Согласен. Тут вам не возразишь. Да и не хочу я возражать. Но что вы предлагаете конкретно?

— Я предлагаю в кратчайшие сроки подвергнуть модернизации существующую технику, а параллельно обеспечить доводку вашей машины и подготовку к ее серийному производству.

— Вряд ли это возможно. Танк уже принят на вооружение. После сегодняшней демонстрации у меня сложилось впечатление, что приказ о немедленно запуске серийного производства будет отдан в ближайшие дни. Приостановить это, скорее всего не удастся.

— И, темнеменее, вы со мной согласны? Я вас правильно понимаю?

— Да.

— Хорошо, к этому вопросу мы еще вернемся. Но для начала я все же предлагаю обсудить Т-34. Насколько я знаю, вы уже прикидываете проект его модернизации. В чем его суть? Каковы отличия от исходной модели.

— Это так. Во время сентябрьского показа в Кубинке были выявлены многочисленные недостатки конструкции, которые и были изложены декабрьском постановлении Комитета Обороны. Основные я сегодня вам уже повторил. Проект модернизации предусматривает их устранение. Проблема в том, что получается практически новая машина. Отличия будут очень существенными. Первое, планируется уплотнить компоновку внутренних узлов и сократить длину корпуса за счет поперечного расположения двигателя. Выигрыш в весе из-за уменьшения размеров корпуса применить для усиления бронирования. Теоретически можно будет увеличить бронирование лобовой проекции и башни до 90-100 миллиметров. Второе, предполагается изменить конструкцию башни — сделать ее цельноштампованной. Изменить внутреннюю компоновку, установить усовершенствованные приборы наблюдения и командирскую башенку. Радиостанцию перенести непосредственно в корпус. Третье, установить более мощное 76 миллиметровое орудие с высокой начальной скоростью снаряда. Четвертое, установить пятиступенчатую коробку передач. Некоторые предлагают снабдить танк торсионной подвеской, но этот вопрос еще как следует не рассматривался. Предлагается установить фальшборты над верхними ветвями гусениц. В общих чертах все.

Оторвавшись от произнесения речи, Кошкин с удивлением уставился на лицо комкора Павлова. Точнее на его отвисшую до пола челюсть.

Вот это номер. Я-то думал, что сейчас буду открывать глаза темным аборигенам, а получилось все наоборот. Чтобы опомниться и взять себя в руки, мне потребовалось пару минут, спустя которые я промямлил:

— Великолепно...

Спустя еще минуту я, наконец, смог продолжить:

— Отличные предложения. Но я предлагаю вам пойти несколько дальше. Видите ли, как показал опыт боевых действий, войскам нужен не только сам танк, но еще и целый комплекс боевых и вспомогательных машин на его основе. Нужны разнообразные самоходные орудия, способные усилить оборонительную и наступательную мощь танковых и мотострелковых соединений. Это самоходное противотанковая установка с орудием не менее 80-85 миллиметров с высокой начальной скоростью снаряда. И самоходная гаубица калибром не менее 122 миллиметров. Войскам крайне необходима самоходная зенитная установка, способная прикрывать танковые части от воздействия скоростных, низколетящих и хорошо бронированных самолетов непосредственно на поле боя и на марше. Также крайне необходима бронированная ремонто-эвакуационная машина, способная утащить в тыл подбитую технику под огнем противника. Вот взгляните...

Я залез в ящик стола и достал рисунки, на создание которых я потратил половину дня. Спасибо тебе мамка, что заставила сына-балбеса ходить в художественную школу! Хоть тут потребуется.

На этот раз челюсть отвисла уже у Михаила Ильича. Бедный мужик горящими глазами вперился в мою мазню. На трех листах я попытался изобразить что-то похожее на Т-44, СУ-85, СУ-122, правда, с открытой рубкой. На четвертом была изображена вольная интерпретация БРЭМа на шасси Т-44. Конструктор как завороженный рассматривал веселые картинки. Я ему не мешал, пусть радуется. Лишь спустя минут семь, он очнулся и произнес:

— Вы... Вы это сами придумали?

— Нет. Это придумали вы.

Он оторопело уставился на меня и чуть слышно произнес:

— Я? Я вас не понимаю. Я не делал ничего подобного.

— А я говорю вы! Черт вас раздери, Кошкин! — я вскочил со стула и с яростью проговорил: — Вы хотите построить эти машины? Или вы хотите, чтобы нас с вами к стенке поставили? Обоих! Или вы сейчас соглашаетесь с тем, что это вы придумали. Или отдавайте рисунки и катитесь от сюда к чертям собачим.

После столь яркой вспышки гнева, я обессилено упал на свой стул и затих. Напряжение последних дней хреново отразилось на моей психике. Немного придя в себя, я произнес:

— Простите. Нервы совсем плохие...

— Да нет, это вы меня простите Дмитрий Григорьевич, — неожиданно произнес конструктор: — Видимо, я в вас сильно ошибался.

Я встретился с ним взглядом и решился на авантюру:

— Михаил Ильич, пообещайте мне сохранить в тайне все, что я вам сейчас скажу.

Кошкин утвердительно кивнул.

— Существует мнение, что в следующем году возможно начало новой большой войны. Европейские разборки докатятся и до нас. Лично я оцениваю такую вероятность процентов в 95-97. Встречать, сами знаете кого, кроме как, извиняюсь, голой задницей нам нечем. За все наши ошибки придется платить жизнями наших солдат и командиров. Как долго война продлится и, каких жертв это будет стоить нашему народу, сложно даже предположить. У нас очень мало времени. Почти совсем нет. А дел переделать нужно немало.

— Что от меня требуется?

Я призадумался и проговорил:

— Значит так. Необходимо срочно разработать проект усиления бронирования БТ-7. Нужно увеличить толщину брони в лобовой проекции и башни, хотя бы до 30-35 миллиметров. Если для этого потребуется избавиться от этой чертовой "гитары" и колесного хода, снимайте их к дьяволу, не сомневаясь ни секунды. Снимайте ворошиловский пулемет, он не нужен совсем. Лучше зенитный станок предусмотрите. Насколько я знаю, что-то похожее вы уже обдумывали? — Кошкин утвердительно кивнул, а я продолжил:

— На базе БТ-7 ранних серий попробуйте разработать проект 76 миллиметрового самоходного орудия, с унифицированной с Т-34 пушкой. Продумайте получше, если это будет слишком сложно, тогда лучше сразу от этого проекта отказаться. Далее, нужно срочно разработать проект переделки имеющегося парка БТ-2, БТ-5 и ранних серий БТ-7 в легкий бронированный тягач с прицепом, вооруженный пулеметом на зенитном станке. Все проекты должны быть максимально просты и рассчитаны на их завершение в срок не позднее 1 июня 1941 года. Это возможно? Учтите, что другие модели танков также будут модернизироваться и дополнительных мощностей не будет.

— Если нам не будут мешать, то мы справимся.

— Это уже мои проблемы. В течение ближайшего месяца либо будет, так как я говорю, либо в Правде появится новая статья, об изменнике родины. Это понятно?

— Да, вы доступно объясняете. — почему-то с улыбкой на лице, произнес Кошкин.

— Параллельно с этим должна идти работа по модернизированному Т-34 и машинам на его основе. Для установки на противотанковую самоходку используйте зенитное орудие 52-К. Только заранее озаботьтесь разработкой для него фугасного снаряда. — добавил я, вспомнив свое удивление, когда узнал что такого в реальной истории за время войны так и не создали. Танкисты пользовались осколочным снарядом с установкой взрывателя на удар, что заметно снижало мощность боеприпаса, фактически уравнивая его воздействие с 76-мм выстрелом.

— Для установки на самоходную гаубицу используйте орудие М-30. Обращаю ваше внимание на то, что первоначальные свойства орудия должны быть сохранены. Попробуйте на БРЭМ установить стреловой кран с грузоподъемностью не менее тонны. Если найдете что-то похожее, конечно. И обязательно установите бульдозерный отвал. — я остановился перевести дух, а потом добавил:

— Это вообще возможно? Вы успеете провести такой объем работ? Нужно хотя бы по возможности устранить видимые недостатки и подготовить заводы к серийному производству. К июню сорок первого.

— Дмитрий Григорьевич, вы думаете, что мои ребята смогут спокойно заснуть после того как увидят ваши рисунки?

— Не мои, ваши рисунки!

— Да, простите. Мы успеем. Или грош нам всем цена. Успеем.

— Я надеюсь на вас. Далее, официально технические задания, расчет потребных пропорций, перечень задействованных заводов будут вам переданы не позднее 1 мая этого года. Ну, или не будут переданы вообще, сами понимаете. К этому сроку прошу вас подготовить хотя бы эскизные проекты того, что я перечислил. Если потребуется какая-то помощь, то подготовьте свои предложения к тому же числу. Вроде все.

— Да, пожалуй, хватит с нас и этого.

И мы одновременно засмеялись. Впервые за все время моего пребывания в прошлом, я почувствовал себя так непринужденно. Хороший ты мужик, товарищ Кошкин, как же жаль тебя терять.

Разговор затянулся еще на несколько часов. За это время Михаил Ильич вытянул из меня все, что я и Генерал когда-то слышали, видели и думали. Как в нем одновременно помещается такой объем информации, я представлял с трудом. Ведь мне, чтобы обрести эти знания потребовалось несколько лет, а он все на лету хватает и сразу суть улавливает. Черт, ну почему всегда такие люди должны умирать?

Кошкин ушел, а мне в ближайшее время предстояла еще куча подобных встреч и разговоров. Маховик перемен стал понемногу раскручиваться. Или мне это только кажется?

* * *

И закрутилось.

Следующие три недели были настоящим адом. Десятки совещаний, встреч и переговоров, сотни прочитанных отчетов, справок, аналитических записок и прочей бумажной белиберды. Я почти ничего не ел, спал по несколько часов в сутки, да и то преимущественно в машине и глубокой ночью прямо в рабочем кабинете. За это время потерял не меньше десяти килограммов, под глазами появились здоровенные синяки, да и сами они напоминали зенки вампира на охоте — все капилляры полопались. Мой голос сел от беспрерывных приказов и ругани. На совещаниях у руководства НКО я выглядел как зомби из фильмов ужасов. Тот же бессмысленный взгляд и бессвязное мычание. Но вроде все обошлось.

И мне удалось главное — расшевелить подчиненных. По мере осознания сотрудниками масштаба разрабатываемого документа и тех коренных изменений, которые он несет, их активность непрерывно возрастала, даже не смотря на всепоглощающее чувство усталости. Люди постоянно ощущали свое непосредственно участие в происходящем, я постарался развернуть возможно более широкое обсуждение изменений, разумеется с сохранением должного уровня секретности. По мере возможности, я пытался создать у подчиненных видимость того, что к нужным выводам они приходили самостоятельно. Да по большому счету так оно и было в действительности. Это здорово повышало их заинтересованность в собственном труде. Хорошо, когда окружающие признают и ценят результаты твоих усилий. Сработал и прием с добровольными докладными записками от младших сотрудников. Такого вороха тупейших инструкций, дублирующих приказов и прочих бюрократических заморочек и огрехов системы за столь короткое время не выявлял еще никто.

Меня же все это время подбадривала другая мысль. Стало абсолютно ясно, что история уже пошла по другому пути. Спустя всего несколько дней с момента моего разговора со Сталиным, передислокация войск в Закавказье, в связи с возможной атакой англо-французских войск на Каспийские нефтяные промыслы в отместку за нападение СССР на Финляндию, была прекращена. Нет, я был уверен в том, что моя заслуга в отмене этого решения минимальна. Скорее и до этого момента Вождь рассматривал вероятность такой атаки лишь гипотетически. На месте англичан должны были быть абсолютные идиоты, чтобы уже ведя одну войну с грозным противником, влипнуть в еще одну. А если учесть, что их атака могла подтолкнуть Германию и Россию к дружбе против своих общих врагов, к этому самому худшему ночному кошмару всех английских и французских премьеров, то вероятность ее проведения можно считать чисто условной. Думаю, мои слова стали последней соломинкой. Для армии это решение имело немалое значение. Несколько частей и соединений получат пару дополнительных месяцев, которые можно с большей пользой потратить на обучение. Возможно, что пяток тысяч фашистских жизней можно смело приписывать к счету.

Результатом всей работы Управления стала огромная бумаженция с устрашающим названием: "Стратегия развития автобронетанковых войск Рабоче-Крестьянской Красной Армии на период с 1940 по 1960 годы". Вводная часть стратегии обосновывала необходимость создания мощных бронетанковых сил, их основные цели и задачи. Также пересматривались концепция основных видов бронетехники, обосновывалась их необходимость, устанавливались цели и задачи каждого вида на поле боя. Так в войсках предполагалось иметь все два типа танков — основной боевой танк и тяжелый танк прорыва. Основная же часть документа была разделена на две программы: "Экстренную" и "Плановую".

Экстренная программа была рассчитана до 1 июня 1941 года. Согласно ее положениям, к установленному сроку должны были быть развернуты десять танковых корпусов. Каждый танковый корпус имел в своем составе три дивизии — две танковых и одну мотострелковую. В танковой дивизии по штату полагалось иметь три полка — два танковых и один мотострелковый. Всего в танковой дивизии предусматривалось 198 танков, в мотострелковой 99. В корпусе 495 машин. Организационно 8 корпусов сводились в четыре танковых армии, по две армии для Киевского и Белорусского особых военных округов. Все танковые корпуса, созданные по экстренной программе, планировалось оснастить исключительно боевыми машинами на базе танков БТ. Собственно самими экранированными БТ-7, 76-мм САУ на шасси БТ-5/7. В тыловых службах широко применялись тягачи на базе все тех же БТ. В самоходные зенитные установки задумали переделать часть трехосных броневиков, путем спиливания боевого отделения до уровня моторного отсека и установки в получившемся кузове спарки крупнокалиберных пулеметов ДШК или 37-мм зенитного орудия. Оснастить корпуса бронетранспортерами возможности не имелось.

Помимо танковых корпусов было запланировано создание шести тяжелых танковых бригад РГК. На первом этапе эти части должны были оснащаться экранированными Т-28. В составе бригады имелось три танковых батальона по 33 машины, мотострелковый батальон, дивизион 152-мм буксируемых гаубиц-пушек МЛ-20 из 27 орудий, батарея ЗСУ, рота разведки, рота связи, саперная рота и вспомогательные подразделения. Предназначением таких бригад было решено считать качественное усиление стрелковых и танковых соединений на участках прорыва долговременной и/или хорошо организованной обороны.

Так же планировалось создание тридцати армейских танковых бригад. В состав каждой такой бригады должно входить три танковых батальона, мотострелковый батальон, дивизион 76-мм САУ, разведывательная рота, батарея малокалиберных ЗСУ и прочие части. Всего 99 танков, 30 САУ, 9 ЗСУ и 9 БРДМ. Армейские танковые бригады оснащались исключительно модернизированными Т-26 и машинами на его основе, за исключением ЗСУ и БРДМ, сделанных на основе трехосных броневиков. Организационно такие бригады должны были входить в состав стрелковых корпусов.

И еще одно. Было запланировано создать восемнадцать противотанковых самоходно-артиллерийских бригад или сокращенно ПТСАБ. С этой целью для конструкторов были подготовлены, и негласно переданы, технические задания на переоборудование плавающих танков Т-37А и Т-38 в противотанковые САУ, оснащенные 45-мм пушкой, а также в транспортер 120-мм миномета и машину управления, оснащенную мощной радиостанцией. Всего в состав бригады должно было войти три дивизиона 45-мм ПТ САУ по 27 боевых машин и 3 машины управления в каждом, дивизион транспортеров 120-мм минометов из 27 боевых машин и 3 машин управления, мотострелковый батальон, рота разведки, рота связи, батарея ЗСУ и вспомогательные службы и подразделения. На вооружение этих частей должны были в приоритетном порядке поставляться разрабатываемые БТРы и БРДМ. Вот такие вот части странные получились. По нашим предположениям, такие бригады должны были являться частями армейского или фронтового резерва.

Плановая часть Стратегии предусматривала поэтапное формирование целого ряда частей и соединений, которые планировалось оснащать исключительно новой техникой. Рассчитана она была на период с 1 июня 1941 года по 31 декабря 1960 года. В период с июня 1941 по январь 1943 года планировалось поэтапно сформировать еще восемь танковых корпусов и организационно свести все имеющиеся корпуса в девять танковых армий. На этом же этапе планировалось создать еще три тяжелых танковых бригады и начать переоснащение уже имеющихся на новое вооружение. Проект новых тяжелых танков предусматривал установку мощнейшего 122-мм орудия А-19, а бригадные артиллерийские дивизионы должны были переоснащаться тяжелыми САУ со 152-мм гаубицей-пушкой МЛ-20 в неподвижной рубке.

На следующем этапе с января 1943 январь 1945 было запланировано создание девяти механизированных корпусов, по две мотострелковых и одной танковой дивизии каждый, по одному корпусу для каждой таковой армии. На создание этих частей обращался личный состав расформировываемых армейских танковых бригад. Параллельно с созданием новых корпусов мыслилось переоснащение ПТСАБов на новую технику. В дальнейшем планировалось создание ряда отдельных частей и соединений.

В итоге на вооружении танковых войск СССР к моменту окончания реорганизации должно было состоять около 13 тысяч танков и 5 тысяч самоходных артиллерийских установок. Одновременно в армии было не более четырех типов танковых шасси — два принимаемых на вооружение, два снимаемых. В мирное время танковые войска создавали основу частей постоянной готовности, а их штатная численность не могла быть ниже 75 процентов.

Ко всему этому прилагалась громадное количество обоснований и расчетов, от потребностей в запчастях и горючем до уточнения необходимого числа потребных специалистов и учебных заведений их подготавливающих. Разрабатывались и новые программы подготовки, правда, они были далеки от завершения. Я знал, что воплотить все это в жизнь именно в таком виде, не получится. Но опыт и накопленные материалы, ох как пригодятся во время войны. Наш труд не был напрасен.

В моей истории все было совсем не так. В 1940 году, после многочисленных споров, было принято решение о формировании сначала десяти, а потом и еще двадцати механизированных корпусов. В каждом из таких объединений по штату полагалось иметь 1032 танка! В немецких танковых группах было и того меньше. Но дело даже не в этом, простейший подсчет говорит о том, что на вооружении РККА планировалось иметь более тридцати тысяч танков! Невероятная цифра. Если произвести такое количество боевых машин промышленность в целом могла, то обеспечить эту орду снабжением и обслуживанием никакой возможности не было. Да и качественное обучение такого количества танковых экипажей было просто исключено. Никаких ресурсов не хватит.

В конечном итоге в эти корпуса сгребли все мало-мальски боеспособные машины, в том числе откровенную древность вроде Т-24. Получилась удивительная вещь — машины, созданные для разных целей и задач, собрали вместе и уровняли между собой. Высокоскоростные танки БТ, были вынуждены передвигаться в одной колонне с тихоходными Т-26 и КВ. В некоторых мехкорпусах имелось 18 (!) различных модификаций танков, разумеется, обеспечить их техобслуживание было просто немыслимо. Артиллерия же вообще оказалась на тракторной тяге со скоростью передвижения в 10-15 км в час. На оснащение мотострелковых полков автомашин не хватило, и такие дивизии фактически являлись пехотными. В остатке получилось, что командиры механизированных корпусов были вынуждены делать выбор, либо двигаться всеми силами со скоростью пехоты, либо вступать в бой разрозненно, по мере подхода различных частей. На практике их мнения никто не спрашивал, им просто ставили задачу. И как хочешь, так и крутись. Вот и воевали танки отдельно, пехота отдельно, а артиллерия вообще не пойми где. Точнее они гибли по отдельности. Я лучше самолично застрелюсь, чем допущу такое еще раз.

Днем 8 апреля 1940 года я наконец-то подписал многострадальную бумаженцию и под благовидным предлогом смылся с работы отсыпаться, я так понял большинство сотрудников сделали то же самое. Со стороны танкистов для Комиссии все было готово. Вот только НКО с этим делом что-то не сильно спешил.

А уже поздно вечером несколько негласно снятых копий Стратегии лежали на столе товарища Сталина. Хлопцы Лаврентия Павловича свой хлеб ели не зря.

* * *

Иосиф Виссарионович уже около часа внимательно вчитывался в творение специалистов Автобронетанкового управления. Ему было действительно интересно. Несмотря на стереотип всезнания и непогрешимости, созданный вокруг его личности пропагандистами, Вождь знал далеко не все. Но в отличие от многих своих коллег по цеху, Сталин обладал одним немаловажным качеством — когда этого требовали обстоятельства, он умел слушать других. Жизнь заставила. Лучше потратить лишний час на изучение заведомой глупости, чем принять неверное решение. Такой подход не раз и не два сохранял его драгоценное здоровье для страны победившего пролетариата.

На этот раз прочитанным документом он был сильно удивлен. Нет, никаких откровений или неизвестных обстоятельств Стратегия в себе не несла. Единственное что сделали танкисты, так просто взяли имеющиеся факты и сведения, систематизировали их, последовательно изложили и на основании этого сделали выводы. Но эти выводы коренным образом изменяли картину существовавшей действительности. И меняли далеко не в лучшую сторону. Весь смысл документа сводился к одному — на сегодняшний день танковых войск у Советского Союза нет. Огромные ресурсы и бесценное время были потрачены фактически впустую.

После Финской войны Вождь знал, что все плохо. Но тот факт, что начальник Автобронетанкового управления лично создает документ, который свидетельствует о полной небоеспособности имеющихся бронетанковых частей, тем самым фактически подписывая себе смертный приговор, говорил Сталину о многом. Об очень многом. В частности о том, что ситуация еще хуже чем говорят танкисты. Хотя как может быть еще хуже, он уже не знал.

Иосиф Виссарионович оторвался от чтения и откинулся на стуле. Напротив него в позе каменного истукана сидел нарком Внутренних дел. Все время, пока Вождь изучал документы, он, молча, сидел рядом. Почти час!

— Лаврентий, что ты думаешь по этому поводу? — негромко произнес Сталин.

— Факты, изложенные в Стратегии, соответствую действительности, — произнес заранее подготовленную реплику Берия: — По мере поступления сведений из АБТУ, я привлек к их оценке своих специалистов. По их мнению, выводы сделанные Павловым весьма логичны. Не все, но большинство из них...

— С чем они не согласны?

— С оценкой сегодняшнего состояния согласны все. Эксперты склонны подвергать сомнению некоторые выводы. Например, о целесообразности сведения танковых корпусов в армии. Они считают, что в этом нет необходимости, а получившееся соединение получиться чрезвычайно громоздким. Хотя лично я с их мнением не согласен. Но в целом они с Павловым солидарны. А его проекты самоходных артиллерийских орудий и тяжелого танка вызвали их особый интерес.

— Да, если конструктора смогут сделать что-то подобное, всю существующую бронетехнику можно смело сдавать в переплавку. Особенно этот танк со 122 миллиметровым орудием... Послушай Лаврентий, а почему ты все время говоришь "Павлов"? Как будто он один все это написал и придумал. Почему?

— Видите ли, товарищ Сталин, для этого есть основания. Почти все осведомители сходятся во мнении, что большинство предложений исходит лично от него. Создается впечатление, что Павлов как бы случайными репликами и особой формулировкой вопросов заранее подталкивает подчиненных к определенному выводу. Однако, надо признать, что действует он чрезвычайно осторожно, и к большинству решений его сотрудники приходят фактически самостоятельно. По вопросу этой своей Стратегии он добился почти единогласного одобрения документа в целом со стороны большинства подчиненных. Удивительный факт. Есть и еще одно обстоятельство...

— Какое? — нетерпеливо перебил Вождь.

— Дело в том, что еще до подготовки документа, Павлов беседовал с представителями всех танковых КБ. После разговора с ним, многие конструкторские коллективы фактически перешли на круглосуточную работу. Добровольно! Кошкин, уже на следующее утро после разговора с ним, уехал в Харьков, даже не дождавшись окончания испытаний собственного танка. По имеющимся данным, Павлов предложил им разработать как раз те машины, технические задания на которые приложены к Стратегии. То есть получатся, что он их выдал конструкторам еще до того, как их разработали специалисты АБТУ! И не просто предложил. По всей видимости, некоторым он даже свои эскизы передал. Вот один из них...

Берия достал из желтой кожаной папки фотокопию рисунка Т-44, переданную симбиотом Кошкину. Сталин долго и пристально разглядывал фотографию. Ничего подобного ранее Вождь не видел. Танк поражал своим совершенством, плавностью линий и ощущением законченности всей конструкции. Изображенная машина непроизвольно вызывала чувство непередаваемого сочетания мощи оружия, крепости брони, скорости и маневренности. В сравнении с ним сегодняшняя бронетехника казалась рыбацкой лайбой на фоне величественного линкора.

— Да, не удивительно. Это все равно, что показать Можайскому чертежи истребителя Микояна и Гуревича. Было бы странно, если бы они после этого спокойно заснули...

Иосиф Виссарионович нехотя оторвал взгляд от фотокопии и задал очередной вопрос:

— Что удалось узнать?

— Товарищ Сталин, — Берия сменил тон на официально-деловой: — За прошедшее время мои сотрудники опросили сотни людей и проверили множество документов. Удалось, почти поминутно, восстановить картину действий Павлова начиная с его отъезда из штаба Резервной группы. Из имеющейся информации уже можно сделать несколько выводов. Во-первых, странности в поведении объекта начались после несчастного случая. Во всяком случае, никто из членов его штаба, сослуживцев и просто попутчиков каких-либо неожиданностей в его поведении до этого момента не отметили. Странности начались после посещения им собственной квартиры. Удалось установить, что там Павлов провел в одиночестве всего семь минут, после чего его обнаружил адъютант. В квартире следов борьбы или присутствия посторонних людей не обнаружено. Опрошены все жильцы, вахтеры, дворники и его бывшие сотрудники. Вывод однозначен, осуществить подмену Павлова в квартире было невозможно. Во-вторых, по данным медиков и исходя из опросов свидетелей, можно однозначно констатировать, что это именно Павлов. Характерные обороты речи, мимика и жесты, события о которых мог знать только он и тому подобные вещи. В-третьих, несмотря на предыдущий вывод, в поведении объекта наблюдения замечены многочисленные изменения и странности. Начиная от стиля общения и руководства, до отличий во внешнем облике и появления новых привычек. Еще один странный факт, по нашим сведениям, он абсолютно не умел рисовать.

— Получается, что одновременно это и Павлов и не Павлов, — произнес Вождь, вновь задумчиво рассматривая фотокопию рисунка танка: — С кем он встречался за это время?

— В основном это были рабочие встречи. Как правило, на них присутствовало несколько человек. Из этого правила выбивается только разговор с Кошкиным, но учитывая вот это, — Лаврентий Павлович опять указал на картинку: — можно однозначно утверждать, о чем именно они там разговаривали. Из внеслужебных связей за все время наблюдения, замечено лишь одно. По всей видимости, ему понравилась одна из врачей в госпитале.

— Вы ее проверили?

— Разумеется. Абсолютна чиста. За последние три недели Павлов личных встреч с ней не имел. Лишь дважды отсылал букет цветов. Каждый раз выбор букета и количества цветков он поручал своему ординарцу, который является нашим сотрудником. Так что считать это способом связи, я считаю несколько преждевременным, хотя наблюдение за ней мы усилим.

— У тебя есть какое-то разумное объяснение происходящего?

Берия ненадолго задумался и проговорил:

— Некоторые врачи говорят, что подобные изменения иногда происходят с людьми, побывавшими на краю гибели. Таким людям чувство страха практически неведомо, а их отношение к окружающим меняется кардинально. Ничего более разумного мы предположить пока не можем.

— А он не мог просто с ума сойти от пережитого?

— Ну, опять же, по мнению врачей Павлов психически здоров. Никакого раздвоения личности у него нет.

Вождь опять помолчал. Этот рисунок никак не выходил у него из головы. Наконец он продолжил:

— Ну и что ты предлагаешь?

— Арестовывать его явно преждевременно. Он под нашим плотным контролем. Никаких враждебных действий не предпринимает. Компрометирующих разговоров не ведет. Все свои опасения он выказал только вам, что свидетельствует о том, что он не желает их огласки. Работа АБТУ с его возвращением явно улучшилась. По крайней мере, в административной части. Скорость обработки информации и принятия решений увеличилась в несколько раз. Назвать его предложения по реформированию танковых войск направленными на подрыв обороноспособности лично у меня язык не поворачивается. А, по мнению экспертов, предложенная реформа АБТУ весьма логична и обоснована и, теоретически, должна заметно улучшить качество работы. Кроме того, в ходе ее реализации Павлов добровольно отказывается от части полномочий, что нелогично, если предположить что он шпион. Поэтому я предлагаю...

Речь наркома неожиданно прервал пронзительный звонок одного из телефонов. Если уж кто-то решился позвонить в такое время, да еще и посреди встречи, значит, произошло что-то действительно важное. Сталин поднял трубку и довольно долго прислушивался к говорившему. Его лицо, по мере развития монолога, становилось все более озабоченным. Наконец он задал единственный вопрос: "Кто?", и услышав ответ, почти сразу повесил трубку. Спустя несколько секунд Иосиф Виссарионович произнес:

— Звонил Молотов. По его данным боевые действия в Норвегии начнутся в течение ближайших полутора-двух часов.

Лаврентий Павлович изобразил на лице недавно заданный Сталиным вопрос и незамедлительно услышал:

— Немцы.

После этого ответа Вожди погрузились в длительное раздумье.

Глава шестая

Вновь очнулся от ощущения того, что меня кто-то трясет. Открывшаяся картина привела меня в бешенство и породила отчаянный крик души: "Твою мать! Ну сколько ж можно???"

Напротив меня стояли... Как вы думаете кто? Не поверите! Передо мной стояли два мужика в эсесовской форме! Чтоб мне сквозь землю провалиться, но это были именно они. Причем эсесманы были какие-то гомерические. Один был щупленький и низенький, зато с умным взглядом, другой высоченный амбал с мордой питекантропа. Тряс меня как раз здоровый. Я осмотрелся и убедился в том, что привязан к стулу, стоящему прямо посреди пустой комнаты с обшарпанными серыми стенами. Какого хрена, а?

Тот, который заморыш, произнес что-то на своей мове и от меня отстали, после чего задал вопрос, явно адресованный мне:

— Wie ist Ihre Familienname?

— Что? Не понимаю я ни дыры по-вашему!

Амбал, для ускорения процесса общения, легонько похлопал своей "ладошкой" по моему лицу. При этом моя челюсть чуть не вылетела изо рта! Щуплый жестом остановил его, смачно сплюнул на пол и повторил свой вопрос на ломаном русском:

— Фамилия?!?

— Сахаров, — произнес я, помимо собственной воли. Какой к дьяволу Сахаров? У меня фамилия другая!

— Точнее! — повысил голос допрашивающий.

— Сахарович! — проговорил я, с ужасом осознавая, что не в силах контролировать собственные слова.

По указанию главного, качок отвесил мне еще одну затрещину.

— Еще точнее!!! — почти прокричал щуплый.

— Цукерман!!! — со слезой в голосе прохныкал я, с ужасом понимая, что это конец.

— Вот! Так бы сразу и сказал, морда комиссарская! — потирая от удовольствия руки, произнес мучитель: — А то ишь, под русского замаскировался!

Амбал достал из кобуры огромный пистолетище, с гаденькой улыбочкой приставил его к моей голове и... Выстрелил!

Я с криком вскочил с кровати и, запутавшись при этом ногами в одеяле, грохнулся на деревянный пол, смачно приложившись пятой точкой. Взвыв от боли в копчике, я, наконец, понял, что на этот раз проснулся по-настоящему. Фууууу...

Ну, и что это было? Опять приколы лаборантов? Я судорожно потянулся к лежащей на тумбочке кобуре, однако на полпути передумал. С чего вдруг каждый ночной кошмар воспринимать за чьи-то шуточки? Но как натурально все выглядело! И причем тут Цукерман? После длительных размышлений, пришел к выводу, что это последствия длительного напряжения моральных и физических сил. Нужно было развеяться. И я знаю, кто мне поможет в этом!

С отпечатком этой радостной мысли на лице, я, с превеликим трудом, отсидел положенные попочасы в Управлении и понесся в хорошо известную мне больничку. Благо перед этим, у меня хватило ума дать ординарцу поручение узнать график Машиной работы и заодно прикупить "веник" покрасивше. Так что к порогу госпиталя, я подошел полностью подготовленный к решительному штурму девичьей цитадели.

Спустя полчаса ожидания, с больничных порогов спустился объект моего вожделения, в окружении каких-то невыразительных личностей. Я резво полез из машины, попутно чуть не лопнув от гордости, ощущая свое немалое служебное положение и то, каким образом это влияет на неподготовленную женскую психику. Поскольку других машин и генералов перед входом не было, вся компания тут же обратила свое пристальное внимание на меня. И Маша в том числе. Разглядев мою фигуру, "веник" в руке этой фигуры и то, на кого именно пялится этот странный тип, Мария, предварительно что-то сказав попутчикам, направилась в мою сторону. Даже на значительном расстоянии было заметно, как она покраснела.

— Здравствуйте Машенька. Я к вам.

— Здравствуйте Дмитрий... — девушка оборвала свою реплику на полуслове и удивленно уставилась на меня.

— Что-то не так? — произнес я, судорожно себя осматривая.

— Э... Нет... Все в порядке. Просто вы выглядите несколько ... молодо. Точнее помолодевшим, — промямлила она, невежливо напомнив про то, что, по большому счету, я уже далеко не мальчик.

— Да? Удивительно. Наверное, просто оправился после травмы и отоспался.

— Наверное...

Заранее обдумывая план наступления, столкнулся с тем, что в это время абсолютно некуда сходить с женщиной. Смотреть десятки раз виденные и набившие оскомину фильмы мне не улыбалось. Равно как и наблюдать за классовой борьбой, разворачивающейся на сцене театра. Рестораны и кафе я не любил принципиально. Каждый раз, направляясь туда, мне на ум приходил стишок про повара и омовение им ног в компоте. Тьфу, гадость какая, меня аж передернуло от представленной картины. Придется, как и прочим смертным, ограничиться пешей прогулкой. Маша, в принципе, не возражала. Ну и отлично.

Прогулка получалась интересная. Как будто в музее под открытым небом. Всюду старинные дома и раритетные машины, люди в доисторических одеждах, правда весьма однообразных и невыразительных. Если бы не стоявшая на улице грязища, в которой можно было утонуть по колено, а то и выше, то все бы было вообще отлично. Но все неудобства с лихвой покрывало присутствие рядом милой девушки и ее чарующий голосок, беспрерывно что-то рассказывающий. По мере того, как на улице сгущались сумерки, небо все быстрее превращалось в бесплатный планетарий. Только сейчас я обратил внимание на то, насколько здесь чище небо и воздух. И это в Москве!

— Как красиво, — восхищенно произнесла Мария, проследив за моим взглядом, направленным на звезды: — Дмитрий Григорьевич, вы ведь читали статьи Циолковского и книги Жюля Верна?

— Читал, — грустно произнес я: — А еще я читал "Войну миров" Уэллса...

— Так вы думаете, что там действительно кто-то есть? — произнесла девушка, указывая пальцем на ночное небо.

— Маша, вы внимательнее на небо посмотрите. Видите, сколько там звезд? А если смотреть через телескоп, то оказывается, что их гораздо больше. А часть из них вовсе и не звезды, а их громадные скопления, которые находятся на огромном расстоянии от нас. Только в нашей галактике, Млечном пути, больше трех с половиной миллиардов звезд. И таких галактик, как наша, во вселенной невероятное количество. И можно уверенно заявлять, что вокруг некоторых звезд, вращаются точно такие же планеты, как и вокруг нашего Солнца. Так что я не уверен, я знаю! Знаю не только то, что там кто-то есть, но и в то, что на одной из планет, стоят точно такие же Маша и Дима, смотрят на небо и удивляются.

— Хорошо, — взгляд молодой женщины стал мечтательным, но ненадолго. Она что-то вспомнила и задала следующий вопрос: — Но вы упомянули про "Войну миров". Вы думаете, что они враждебны нам?

— А почему нет? На протяжении всей своей истории человечество с упоением режет друг друга. Так почему посланцы звезд должны быть хорошими парнями?

— Но ведь это противоречит идеям коммунизма. Ведь мораль столь развитых цивилизаций должна, просто обязана, быть гуманной?

— Маш, но ведь даже у нас на Земле, принципов коммунизма придерживается только Советский Союз. А ведь мы тут не одни. Так почему там должно быть иначе?

Ее красивое личико погрустнело. Девушка немного подумала и проговорила:

— Быть может вы и правы. Но если их так много, как говорите вы, то почему их до сих пор здесь нет? Ведь есть планеты, которые гораздо старше Земли и там техника могла достигнуть больших высот гораздо раньше, чем у нас?

— Кто знает. Быть может, существуют непреодолимые препятствия для этого. Например, расстояние. Ведь даже самая быстрая ракета или снаряд будет лететь до ближайшей звезды тысячи лет. Кому это нужно? Или, допустим, существует соглашение о невмешательстве в дела молодых рас. Вон европейцы в Америку приплыли, и большинство аборигенов повымерли от привезенных болезней и от отсутствия сопротивляемости организма к алкоголю. А может они бывали у нас! И сейчас здесь, просто мы их не видим. Сидит себе, предположим, разумный осьминог на своем воздушном корабле и дергает за ниточки, как умелый кукловод. Тронул одну — кризис в Америке, отпустил другую — голод в СССР, подергал третью — началась очередная заваруха в Европе, — от таких мыслей я аж зубами заскрипел, потом опомнившись произнес: — Простите.

— Странный вы, Дмитрий Григорьевич... — немного подумав, произнесла Маша.

— Есть такое дело. Маш, а может хватит, а? Мы с вами взрослые люди, чтоб комедию друг перед другом ломать. Очевидно, что я проявляю к вам интерес. Да и вас тоже что-то во мне интересует. Не пора ли нам на "Ты" перейти? Сколько можно?

— Пожалуй, вы правы, — она опять так мило покраснела.

За разговорами мы добрались до ее дома только поздно ночью. Хотя назвать так эту двухэтажную хибару, превращенную в общежитие, было очень тяжело. Поднявшись по ступенькам на второй этаж, в нерешительности замерли перед ее дверью. Спустя несколько секунд, Маша нерешительно проговорила:

— Зайдешь?

— Нет, не стоит. Это будет неправильно, — уверенно произнес я, хотя видит бог, с каким трудом мне дались эти слова. Девушка облегченно вздохнула, тут не любили эскалации событий.

— Машенька, подожди. Мне нужно кое-что тебе сказать. Понимаешь, какая штука, мое внимание к тебе в свою очередь вызовет закономерный интерес компетентных органов к твоей персоне. Я хотел тебе сказать, что не вижу ничего зазорного в том, что ты будешь с ними сотрудничать. Подожди, — я жестами прервал возмущение, вот-вот готовое выплеснуться из девушки: — Пойми, мне абсолютно нечего скрывать, так зачем же создавать себе дополнительные проблемы на голом месте? Если захотят меня посадить, то никакие показания им не потребуются. Ты понимаешь это?

— Да... — у меня создалось впечатление, что она вот-вот заплачет.

— Ну все, иди, спокойной ночи тебе.

Девушка отвернулась, торопливо открыла дверь и вошла в комнату. Потом неожиданно обернулась, быстро подскочила ко мне, чмокнула в щечку и тут же захлопнула дверь, чуть не прибив меня ею.

"Ну и обычаи тут, детский сад, да и только", — подумал я, ошарашено замерев на месте. Хотя как приятно! Давно у меня такого не было. Место ее поцелуя до сих пор покалывало, как от легкого удара током. Такое у меня было только один раз, лет в шестнадцать, когда я впервые влюбился. Ну, вот ты и попал, попаданец. Я мысленно улыбнулся и начал спускаться к машине, которая все это время медленно ехала за нами.

По пути меня неожиданно посетила мысль, об удивительных стечениях обстоятельств, которые преследуют меня здесь. Каждый раз, когда мне что-то требовалось, незамедлительно происходило нужное событие или появлялся нужный человек. И с Машей тоже самое. Опять же, совершенно случайно, рядом оказалась девушка, с приятной для меня внешностью и близкая мне по духу. Вот так вот. У себя искал, искал, а тут она сама чуть ли не на голову мне свалилась. "Угу. А еще она спокойно воспринимает "космическую" информацию и уверенно заявляет о наличии старших планет", — гадливо добавило сознание.

Мои тяжкие думы были прерваны очередным ударом головой о крышу машины. Блин, да будь проклят этот драндулет и его конструктор. Залезая в салон, я дал себе твердое обещание, что при первой же возможности пересяду в кабриолет! С этими гениальными идеями я и отчалил.

А 11 апреля 1940 года постановлением Совета народных комиссаров СССР комкору Павлову Дмитрию Григорьевичу было присвоено очередное воинское звание командарм второго ранга. Это знаменательное событие произошло на 14 дней позже, чем в реальности симбиота. Правда он не знал об этом и был уверен в том, что это его заслуга. В этот же день, но чуть позже, Приказом НКО СССР было оформлено решение "О формировании при Наркомате обороны временной комиссии по изучению и обобщению боевого опыта". Пятым пунктом этого приказа начальнику АБТУ командарму второго ранга Павлову Д.Г. было поручено осуществить ряд действий по подготовке работы этой самой комиссии.

Ну что же, вот ты и добился того, чего хотел. Вот только будет ли от этого польза?

* * *

Капитан Арсений Васильевич Ворожейкин был сильно удивлен и раздосадован неожиданным вызовом в Москву. Сегодня с утра его буквально вытащил из кровати полковой молчи-молчи и, не дав даже привести себя в порядок, погнал на КП, где ему вручили предписание незамедлительно прибыть в распоряжение начальника ВВС РККА командарма второго ранга Якова Владимировича Смушкевича. В очередной раз что-то стало на пути учебы в Академии ВВС. И вот теперь он трясся в классном вагоне на пути в столицу.

"Интересно, что начальнику ВВС могло потребоваться от простого капитана?" — размышлял про себя Арсений: "Неужели опять война? Как тогда в мае тридцать девятого? Тогда тоже всех из кроватей вытащили, привезли в Москву, но даже там ничего толком не объяснили. Но если опять война, то с кем? Неужели опять с самураями? Мало им по шее надавали, опять неймется!", — в сердцах сплюнув, он попытался выкинуть из головы ненужные мысли и заснуть, что, учитывая укоренившиеся военные привычки, удалось сделать довольно быстро.

Пред глазами яркое, полуденное солнце. Воздух прозрачен и спокоен. Небо невероятной синевы. Монголия. Впереди маячит колонна наших бомбардировщиков. Мы, в сомкнутых боевых порядках, замыкаем их строй. Все одиннадцать истребителей. Замечаю, как Трубаченко поворачивает голову, и смотрю в том же направлении. Вот и самураи. Зашли со стороны солнца и теперь пикируют прямо на середину нашей колонны. Комэск разворачивает группу прикрытия навстречу нападающим и увлекает в атаку. Но что это? Часть японцев осталась на высоте и теперь, после того как прикрытие втянули в бой их товарищи, ринулись на беззащитные бомбовозы. Кто-то вовремя срезает очередью засевший у меня на хвосте И-97. Вырываемся из схватки истребителей и спешим на помощь. Двое против десяти! Часть самураев, из атакующей группы, бросается нам наперерез, но мы имитируем выход из боя и от нас сразу же отстают. Японцы вновь разделяются на две группы, меньшая, нападает сверху, отвлекает внимание стрелков, вторая атакует снизу сзади, находясь в полной недосягаемости бортовых пулеметов СБ. Зря вы нас со счетов списали. Одновременно срезаем двух японцев из атакующей группы и на огромной скорости проносимся прямо через боевые порядки оставшихся. Самураи в ужасе прыснули в стороны от сумасшедших русских. Бомбовозы уже на боевом курсе и окружены облачками разрывов зенитных снарядов. Все опоздали черти узкоглазые, отгонят вас свои зенитки. Но вот СБ сбросили бомбы и развернулись на обратный курс. Один сильно дымит правым мотором и, со снижением, вываливается из строя. А японцы уже тут как тут. Вновь пикируем на них. И вдруг оглушительный треск, звон разбитого стекла, истребитель вздрагивает. Оборачиваюсь. Самурай всего в нескольких метрах от меня. Еще очередь, от моего самолета летят ошметки, обжигает плечо. Мотор глохнет. Дым вперемежку с бензином наполняют кабину. Искра...

Открываю глаза. Мерно стучат колеса вагона. За окном весенний среднерусский пейзаж. Монголия далеко. А я тут и живой. Чертов сон, когда же ты от меня отстанешь.

Уже следующим утром я был на месте. Как оказалось меня ждали на КПП Управления ВВС. Проверив документы, какой-то сержант проводил до неприметной двери, на втором этаже здания. В кабинете с весьма скромной обстановкой, за небольшим столом, заваленном папками, сидел подтянутый человек со знаками различия майора ВВС и орденом Красной звезды на груди. На вид ему было не больше тридцати лет, но в свои годы он был абсолютно седым. Вскользь проверив мои документы, он проговорил:

— Арсений Васильевич, давайте обойдемся без предисловий. Командование военно-воздушных сил предлагает вам принять участие в работе комиссии по обобщению и изучению боевого опыта, в качестве эксперта. Вы согласны?

— Простите, товарищ майор, я не совсем понял. Мне предлагают или приказывают?

— Предлагают, — было видно, что эти слова дались ему с трудом: — Вы можете отказаться и немедленно будете направлены назад, в свою часть. Правда, с понижением в звании, — на этой части реплики он несколько повеселел.

— А чем вызваны такие странности? — удивленно спросил я.

— Не знаю я, капитан. Не знаю! Каждый из вас считает своим долгом задать этот вопрос! — с бешенством в голосе произнес майор: — А если б и знал, не сказал бы. Так ты согласен или нет? Что ты мне зубы заговариваешь, как бабка повитуха.

— Так точно! Согласен, — поспешно проговорил я.

— Так бы сразу и сказал. Вот тебе предписание, — майор покопался в одной из бездонных папок, лежавших на столе, и извлек на стол искомую бумажку: — Явишься по указанному адресу. Сегодня же. Понял?

— Есть явиться по указанному адресу!

— Ну, вот и хорошо. Ты только не удивляйся там ничему. До свидания, товарищ Ворожейкин, — и он протянул мне левую руку. Только сейчас я понял, что вместо второй у него протез! Поняв мое удивление, он спокойно добавил: — Бывает и такое, капитан. Война это не только ордена и звания.

Ознакомиться с содержанием предписания я смог, только выйдя в коридор. Согласно указаниям, мне необходимо немедленно прибыть в Чернышевские казармы. Интересно зачем? Разберемся. Немного поплутав по городу, наконец нашел искомое место и уверенно зашел на контрольно-пропускной пункт, где в очередной раз повторилась проверка документов. Дежурный, узнав о цели моего прибытия, незамедлительно препроводил меня в соседнее помещение. В маленькой комнатушке входивших опять поджидал майор, чем-то неуловимо похожий на давешнего, правда, этот был танкистом. Заграбастав мои документы, он жестом указал на одинокий стул, стоявший прямо возле двери, и проговорил:

— Так, капитан Ворожейкин. Вы уже дали свое согласие на участие в деятельности комиссии? Да? Отлично. Тогда сразу к делу. Вот вам конверт, в нем содержится перечень вопросов, на которые вам предстоит ответить. Работа комиссии начнется где-то через неделю, так что вы спокойно можете все обдумать. Не спешите. В течение всей работы вам придется выполнять несколько правил. Первое, вам запрещается под каким-либо предлогом покидать территорию казарм, не имея на то специального разрешения. Второе, на территории запрещается ношение знаков различия. Вам будет выдан специальный комплект обмундирования, содержащий только эмблемы родов войск и петлицы. Разглашение собственного звания, равно как и попытка узнать звание других людей, задействованных в работе комиссии, запрещается. Ношение орденов и медалей запрещено. С распорядком дня вы будете ознакомлены позднее. Перемещение по территории свободное. Общение между людьми, задействованными в работе комиссии, наоборот поощряется. Вы можете и должны задавать друг другу любые вопросы. Если вам что-либо понадобится для работы, немедленно обращайтесь к дежурному. В кратчайшие сроки вам будет предоставлено необходимое, если это не птичье молоко конечно. Все ясно? Капитан? Да очнись ты!

— Ясно, товарищ майор! Простите, но я все же не понимаю...

— А, — махнул рукой майор: — Не волнуйся. Никто не понимает. Не наше это дело. Сказано выполнять, вот и выполняй. Всё, свободны. Краснов! — дверь приоткрылась, и в нее заглянул молоденький сержант-пехотинец: — Проводите капитана. А, чуть не забыл, зайдите в особый отдел. Там пару бумаг подпишите.

Надо ли говорить о том, что я был чрезвычайно удивлен происходящими событиями? Скорее даже ошарашен. Даже с майором забыл попрощаться. Во что же меня угораздило влипнуть на этот раз?

Как и обещали, мне выдали новенький комплект повседневной формы среднего комсостава ВВС. Темно-синие пилотку, гимнастерку и бриджи. Дали даже сапоги и повседневное снаряжение. Нарукавных знаков на форме не было. Только синие летные петлицы и эмблема Военно-Воздушных Сил. Параллельно поставили на довольствие, после чего препроводили к местному особисту. Тот, молча, подсунул на подпись стопку бумаг, и, удостоверившись в том, что я все подписал, так же молча, выпроводил из кабинета.

Наконец, меня проводили к месту проживания. Довольно большая комната, рассчитанная на взвод солдат. Войдя на порог, вновь почувствовал себя молоденьким курсантом. Хотя, здешние хоромы называть казармами было бы неправильно. Обычно тут были расквартированы части 1 Московской Пролетарской мотострелковой дивизии, ранее бывшей просто стрелковой. Это была как раз та часть, солдаты которой маршировали по Красной площади. Именно на основе немногочисленных встреч с ее бойцами и командирами писали свои статьи иностранные журналисты. Весь личный состав в/ч 5201 был как минимум со средним образованием, а многие знали иностранные языки. Это часть была лицом РККА. Здесь все было образцовое и показательное, в том числе и казармы.

Комната была почти пуста, только на одной из коек кто-то спал. Будить человека я был не намерен, поэтому выбрав кровать поудобней, сам последовал его примеру. Дорога порядком вымотала, и я почти сразу заснул. Проснулся же от звука падения какого-то предмета. Давешнего сони в комнате уже не было, зато появился новенький. Это он что-то уронил. Новобранец был высокого роста, богатырского телосложения и был одет в точно такую же форму, что и я. Правда, мне показалось, будто он и не командир вовсе — выправка не та. Взглянув на часы, убедился в том, что на радостях проспал ужин. Это очень неприятно, учитывая тот факт, что последний раз я ел часов двадцать назад. С этими нерадостными мыслями пришлось отправиться в курилку.

На улице было уже довольно темно, однако в курилке все же кто-то был. Ощупав собственные карманы, убедился в том, что забыл спички. Пришлось попросить одинокого курильщика. В свете вспыхнувшей спички мне удалось рассмотреть его внешность. От неожиданности даже отшатнулся. Лицо человека было изуродовано страшными ожогами и рубцами.

— Что, соколик, страшно? — проговорил незнакомец, каким-то образом рассмотрев мои петлицы: — Мне тоже страшно поначалу было, а потом свыкся.

— Извини.

— А, пустое, — махнул рукой горелый.

— Где тебя так?

— На Финской, — спустя несколько секунду ответил он: — За месяц три раза горел. Два экипажа схоронил... Все что от них осталось. Два раза без царапины вылезал, а вот в третий раз не успел.

— Мне жаль.

— А мне нет! — неожиданно яростно произнес танкист: — Сам дурак, и за дурость свою поплатился! — немного помолчав и успокоившись, он продолжил: — Я на двадцать шестых воевал. На командирских машинах радиостанции стоят с поручневой антенной. Все линейные танки без поручней, а мой с поручнем. Так мало того, что эта штуковина не работает как нужно, так она еще и демаскирует. Вот он я, командир подразделения, стреляйте по мне! Вот финны и стреляли. Весь огонь на мне сосредоточат, подожгут, а потом гоняют по полю остатки разбредающегося батальона. Народ неопытный, только-только призван был. В общем, в третий раз, насмотревшись на наши художества, пехота за нами не пошла. Сразу залегли. А мы, как назло, до самых траншей щюцкоровских добрались. Там нас и жечь начали. Одного за другим. И вот лежу я в госпитале и думаю, а так ли уж много ума было нужно для того, чтобы догадаться поставить на остальных танках имитацию этих дурацких поручней? А? Как ты думаешь, соколик?

Танкист, отбросив окурок, отвернулся и, не прощаясь, ушел.

* * *

В казарму я вернулся обуреваемый нехорошими мыслями. Слова незнакомого танкиста засели как кость в горле и не давали думать ни о чем другом. Поэтому войдя в комнату, не сразу понял, что обращаются ко мне:

— Товарищ ... летчик, — с небольшой заминкой произнес новенький: — Товарищ летчик! Я видел, что вы не ужинали. Приглашаю вас присоединиться. Мне вот жена собрать успела.

— Спасибо, не откажусь. Меня кстати Арсений зовут...

Спустя некоторое время пришел и третий. Тот, которого я так и не смог разглядеть. Он, кстати, тоже летчиком оказался. Парень с радостью присоединился к нашей компании, добавив и своих харчей. За едой все перезнакомились и завели непринужденную беседу. Заговорились далеко за полночь. Когда, наконец, все утихомирились, я смог спокойно заняться собственными мыслями.

Врученный майором конверт содержал предложение сформулировать свои замечания относительно сложившейся в армии ситуации. Было предложено высказать свои соображения по устранению замеченных недостатков и ошибок, а также изложить конкретные предложения по дальнейшему развитию тактики и вооружения. Ничего нового. Что-то подобное уже не раз обдумывалось и озвучивалось на многочисленных летно-тактических конференциях. Правда, результата это никакого не приносило. Все наработки странным образом исчезали в недрах Наркомата обороны и никаких конкретных изменений не происходило. Быть может, в этот раз что-то получится? Странный разговор с обгорелым танкистом почему-то говорил мне о том, что на это есть хорошие шансы. Нельзя упустить их.

Два прошедших военных конфликта коренным образом изменили мое мнение на роль и значение авиации в будущих сражениях. Халхин-Гольский инцидент убедительно доказал, что активной фазе наземных боевых действий предшествует фаза завоевания господства в воздухе. И та и другая сторона, смогли достигнуть успехов в сухопутном противостоянии только в период преобладания в воздухе собственной авиации. Сначала японцы, уничтожив незначительные по численности, плохо вооруженные и обученные советские подразделения, изначально дислоцированные в Монголии, смогли достаточно легко продвинуться вглубь ее территории. Затем, многократно усиленные наши части, в упорных боях перемолов авиацию японцев, способствовали сначала остановке их продвижения, а потом и разгрому. На последних этапах, ВВС самостоятельно смогли выявить и уничтожить сосредотачивающиеся для контрудара части противника. Все это говорило о том, что первым объектом воздействия наступающей стороны станут военно-воздушные силы обороняющегося и его аэродромы. И здесь существовал первый глобальный просчет нашего командования. Аэродромы не имели мощного зенитного прикрытия. И японцы доказали ущербность подобной точки зрения, несколько раз нанеся внезапные удары по нашим аэродромам и добившись при этом значительных результатов. Основываясь на этом логично предположить, что необходимо превратить собственные взлетные полосы в неприступные узлы противовоздушной обороны, которые должны минимизировать ущерб от воздействия самолетов противника. В свою очередь, наши ВВС, опираясь на эти крепости, смогут вступить в борьбу за завоевание превосходства в воздухе.

Еще одним серьезнейшим упущением, являлось полнейшее пренебрежение средствами маскировки и инженерного оборудования аэродромов. Самолеты, склады боеприпасов и горючего стояли прямо на земле, без каких-либо укрытий, лишь иногда прикрытые маскировочными сетями. Только понеся значительные потери от бомбовых ударов, мы догадались отрывать для самолетов капониры и размещать их в хаотичном порядке, практически исключая возможность повреждения техники осколками.

Тактические схемы и организационная структура ВВС, вызывали неоднократную критику со стороны опытных летчиков. Плотные боевые порядки звеньев, состоящих из трех самолетов, были чрезвычайно неудобны. Во-первых, тесное расположение самолетов держало летчиков в постоянном напряжении, а ведомые, вместо того чтобы наблюдать за окружающей обстановкой, следили только за тем, чтобы не врезаться в ведущего. За это упущение было заплачено немалым количеством жизней. Во-вторых, в первые же секунды боя, трехсамолетное звено немедленно разваливалось, поскольку ведомый, находящийся внутри окружности поворота, был вынужден сбрасывать скорость или нырять под ведущего, чтобы избежать столкновения, и весь бой превращался в неуправляемую схватку одиночных машин. Наверстать потерянную высоту или скорость в условиях боя было очень сложно, а одинокие самолеты превращались в легкую добычу более организованного противника. Все летчики, имеющие боевой опыт, в один голос утверждали о необходимости срочного перехода к звеньям, состоящим из двух пар самолетов. При этом боевой порядок обязан быть разомкнутым, чтобы ни в коем случае не ограничивать маневры и не отвлекать внимание пилотов. По каким причинам эти изменения до сих пор не были приняты, разумного объяснения дать никто не мог.

Боевая подготовка не соответствовала никаким критериям. Даже самым заниженным. Когда меня сбили, вся наша эскадрилья впервые в жизни вышла на сопровождение бомбардировщиков. В тот день мы видели в воздухе наши СБ первый раз в за все годы службы в истребительной авиации! Немыслимо! Разумеется, это тут же сказалось на потерях. А использованное нами боевое построение показало свою абсолютную неэффективность. Удивление вызвал и тот факт, что в штатной структуре истребительного полка, были даже официантки, но вот специалиста по изучению, обобщению и внедрению передового опыта в тактике воздушного боя, н е б ы л о!

Отсутствие качественной радиосвязи, не позволяло ни своевременно перенаправлять самолеты в нужное место, ни управлять воздушным боем. Радиостанции у нас были, но они не работали. Точнее они великолепно функционировали на аэродроме, но стоило включить двигатель и взлететь, как из шлемофона начинали раздаваться душераздирающие свист и треск. В условиях маневренного воздушного боя, у летчиков не было ни секунды на устранение этой неприятности. В результате, мы самостоятельно снимали бесполезное оборудование, в попытке максимально облегчить самолет. В чем была причина такой работы радиостанций, вменяемого ответа так никто и не добился. Чтобы хоть как-то управлять воздушным сражением, командование ВВС организовало пункт управления, а для отдачи приказов использовало разнообразные геометрические фигуры, выкладываемые на земле из брезентовых полотнищ. В условия ограниченного военного конфликта, этот прием худо-бедно работал, но уже в Финскую доказал свою неэффективность. Из-за этого, штурмовики и бомбардировщики были вынуждены сразу после начала наступления, переносить свои удары на глубокие тылы противника, поскольку сталкивались с постоянной опасностью разбомбить свои же войска. В результате это существенно снижало боевую эффективность авиации. Ситуацию нужно срочно менять.

Утверждение же теоретиков о том, что в грядущих войнах воздушные бои будут происходить на больших высотах, не выдерживало никакой критики. Простая статистика проведенных воздушных схваток, буквально кричала о том, что основная масса боев будет происходить на средних и малых высотах. Это приводило к тому, что все летчики безжалостно выламывали из самолета кислородное оборудование. Немалые деньги на его производство, были потрачены государством совершенно впустую. Высотные же бои происходят только в исключительных случая, как правило, при защите крупных военных и гражданских объектов. И для этого необходимо иметь специально оборудованный самолет — высотный истребитель-перехватчик.

Неспешные размышления, наконец, привели к ожидаемому результату. Я незаметно заснул.

Последующая за этими событиями неделя, была одним из интереснейших отрезков всей моей жизни. Такого количества уникальных личностей, собранных в одном месте для достижения общей цели, на моей памяти не было. Казармы постепенно наполнялись все новыми и новыми людьми. Тут были не только танкисты и летчики, командование собрало вместе представителей всех родов войск. Но, несмотря на разную принадлежность и возраст, они чем-то неуловимо походили друг на друга. Видя родственные души, народ чрезвычайно быстро перезнакомился, с удовольствием общался и обменивался опытом. Немаловажную роль тут играло и скученное размещение, вынуждавшее людей, так или иначе, взаимодействовать друг с другом, и отсутствие различий в воинских званиях. К концу недели, я начал смутно догадываться о смысле столь странных правил, установленных командованием.

Наконец, 25 апреля 1940 года состоялось долгожданное открытие работы комиссии. С самого утра для нашей перевозки на территорию подогнали большое количество автобусов. Недолгое автомобильное путешествие закончилось на площади возле новенького здания Центрального театра Красной армии. Нас организованно провели внутрь огромного зала, рассчитанного на 1900 мест. После того как все расселись, стало ясно, что свободных кресел практически не осталось. Ожидание продлилось довольно долго, но вот послышался многоголосый шепот: "Идут!". Тут же послышалась отрывистая команда:

— Товарищи командиры!

Все вскочили с мест и замерли затаив дыхание. По центральному проходу, в направлении президиума, двигалась большая группа высших руководителей страны. Первым шел сам Сталин. За ним следовали новый нарком обороны Тимошенко, Калинин, Мехлис и еще несколько военных, среди которых был и начальник ВВС РККА Смушкевич. Большинство присутствующих, впервые в жизни видело этих людей так близко. От волнения я даже забыл дышать.

Группа высокопоставленных лиц неторопливо проследовала в президиум и расселась. Место председателя занял Тимошенко. Послышался его спокойный, размеренный голос:

— Товарищи командиры. Садитесь.

Первым с краткой приветственной речью обратился к собравшимся сам Сталин. Правда большинство людей не слышали его слов и не вдавались в их содержание. Все, затаив дыхание, слушали просто его голос! Голос, значивший для простого советского человека столько же сколько глас божий для истового верующего. И я не был исключением.

Следующим выступил Нарком обороны, кратко описавший цели и задачи комиссии. Мощнейшую речь произнес начальник Политуправления РККА Лев Захарович Мехлис. Правда даже я, закончивший Комвуз, не понял и трети ее содержания. Однако бурные овации не затихали минут пять. С его слов получалось, что буржуи вот-вот окончательно порвут друг другу глотки, и просвещенные народы запада незамедлительно скинут с себя рабское ярмо и встанут на путь коммунистического развития. А потом слово было передано человеку, представленному окружающим командармом второго ранга Павловым. В свое время я видел его фотографии в газетах, но взошедший на трибуну крепкий мужчина, выглядевший максимум лет на тридцать пять, на него был абсолютно не похож. На его лице ясно была видима печать невероятной усталости. Прокашлявшись, он неторопливо начал свою речь:

— Здравствуйте товарищи. За прошедшее время многие из вас успели познакомиться друг с другом. Как вы могли убедиться, случайных людей в этом зале нет! Каждый из вас не на словах, а на деле доказал свою преданность Родине. Каждый из вас по-своему уникален. Каждый из вас является носителем крупиц бесценного знания. Знания, за обладание которым, кровью заплатили тысячи и тысячи людей. Имя ему — боевой опыт! В нашу с вами задачу входит собрать эти крупицы воедино, обобщить их, и сделать на их основе правильные выводы. Я хочу, чтобы вы поняли, насколько важно, чтобы вы передали все, что смогли узнать. Мы должны установить четкие причины того, почему в Н-ский батальон несвоевременно привезли горячую пищу? Почему в Н-скую эскадрилью боеприпасы были доставлены несвоевременно или вообще не те? Почему Н-ский эскадрон не смог своевременно выполнить поставленную задачу? Что это? Это ошибка системы или вина конкретных людей? Приведу простой пример. На каждом из вас одета гимнастерка. Привычный и незаметный атрибут. Но, знаете ли вы, причиной скольких смертей и увечий он стал? Сколько времени потребуется на то, чтобы стянуть горящую гимнастерку через голову? А если человек ранен? Я привел этот пример для того, чтобы вы окончательно поняли, что на войне не бывает мелочей! И мы с вами должны... Нет мы обязаны их найти и устранить. Пропустить или забыть что-то будет преступлением! Мы обязаны разработать новые, более эффективные способы борьбы. Наши конструкторы и ученые, оттолкнувшись от этих знаний, смогут дать нам оружие, мощь которого еще не знал мир! Наши военные теоретики научат нас правильно использовать эту мощь! — Павлов на секунду остановился и осмотрел зал:

— В сущности каждый из нас должен понять одну простую мысль. Мы с вами, все вместе, живем в долг! Вся наша страна, вся наша необъятная Родина, не жалея сил трудится для того, чтобы обеспечить нас всем необходимым. Миллионы простых рабочих, крестьян и служащих работают на пределе возможностей, чтобы мы не терпели недостатков ни в чем. Нам доверили только одно — ЗАЩИЩАТЬ ИХ! Нам поверили наши женщины и дети! Поверили в то, что в нужный час, мы ни секунды не раздумывая, пожертвуем собственной жизнью для их спасения! — командарм опять прервался, и, внимательно осмотрев зал, продолжил:

— Но наша задача состоит не в том, что бы геройски погибнуть, защищая Родину! Наша главная цель в том, чтобы заставить гадов, по ту сторону пулемета, — Павлов сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели: — сдохнуть за свою! ... Нам поверили! Нам доверили самое дорогое — свои жизни! Нам поверил народ! Нам поверила партия и правительство! Нам поверил товарищ Сталин! — командарм сделал небольшую паузу: — Не подведите их. Спасибо.

В зале повисла оглушительная тишина, в которой гулким эхом раздавалась поступь Павлова. Но вот со стороны президиума послышался скрип отодвигаемого стула, а потом и одинокие аплодисменты. Это был Вождь. И тут, как по команде, весь зал вскочил со своих мест и подхватил его начинание. Какое-то безумие охватило аудиторию. Овации длились несколько минут и на этот раз они шли от сердца.

После Дмитрия Григорьевича выступали еще несколько человек, но зал слушал их не совсем внимательно. Да и ораторы не сильно настаивали на внимании. Все были заняты собственными мыслями. Павлову удалось зацепить какую-то струнку в душе большинства присутствующих, и теперь они силились понять, какую именно.

Но вот собрание закончилось, руководство ушло, и люди начали медленно покидать зал. Мои размышления неожиданно прервала чья-то тяжелая ладонь, легшая на плечо. Я обернулся. Передо мной стоял тот самый обгоревший танкист. Он прищурил глаза и произнес:

— Ну что, соколик? Оправдаем мы доверие Родины? А?

* * *

За предшествовавшие открытию комиссии две недели, я устал так, как не уставал никогда в жизни. Устал и был разочарован теми могучими железобетонными стенами непонимания и сопротивления, возникшими на моем пути. Практически все военное руководство страны было против каких-либо изменений или нововведений. И все они считали необходимым скрыто или явно свое мнение продемонстрировать. Вся армейская система превратилась в камень, по прочности сопоставимый с гранитом, и ни в какую не хотела меняться. Если и дальше все пойдет такими темпами, то к приходу немцев мы только слезем с печи, а запрягать еще и не начнем.

Все это время, я пытался донести до руководства Наркомата обороны невероятно простую мысль — за все годы существования в России регулярной армии, как и в подавляющем большинстве других стран, система изучения и обобщения боевого опыта ни разу не сработала! Только треснувшись со всего разбега головой об бетонную стену и умывшись кровищей, наше военное ведомство начинало судорожно дрыгать конечностями, пытаясь на ходу исправить ситуацию, расплачиваясь за собственную близорукость жизнями простых солдат. При этом кто именно находится у власти, будь-то царь, император или секретарь ЦК КПСС не имело никакого значения, равно как и умственные способности лидера государства. Даже человек, наделенный практически абсолютной властью, не мог в одиночку свернуть упершихся рогом генералов, как никогда монолитно сплотившихся на пути своего нежелания что-либо менять, тем самым подвергая свои драгоценные пятые точки ненужному риску.

В свое время, познакомившись с немалым числом мемуаров и научных работ по истории армии, я пришел к выводу о необходимости наличия трех условий для осуществления преобразований. Это последовательная воля высшего руководства государства, существенная внешняя угроза и наличие в самой армии позитивных сил, способных эти самые преобразования разработать и внедрить. Последовательная воля руководителя государства в СССР присутствовала даже с избытком, особенно после не слишком впечатляющих "успехов" РККА в войне с белофиннами. Сталин отчетливо понимал, что в Наркомате обороны наличествуют серьезные проблемы, вот только не до конца осознавал их масштаб. Но это-то как раз играло мне на руку. Их массив просто раздавит его своим размером и вынудит действовать быстро и жестко. С внешней угрозой так же вопросов не возникало, и руководство страны все это видело и довольно четко осознавало. Вождь лишь несколько промахнулся с датой прихода очередных покорителей русских варваров, однако в том, что они тут появятся, он не сомневался ни секунды.

Но вот создать группу единомышленников, способных разработать и внедрить комплекс мер по повышению боеспособности Красной Армии, предстояло мне. Как это ни прискорбно, но в моей реальности до войны этого так и не произошло. И немаловажную роль в этом сыграл всё тот же Сталин. Дело даже не в том, что на пути достижения его личной власти были уничтожены лучшие офицерские кадры. Это-то как раз не совсем полная правда. Если уж ты взялся вставлять палки в колеса человеку, рвущемуся к трону любыми способами, так уж будь готов к последствиям своих действий. Или бей первым, да так чтоб у оппонента голова с плеч слетела, или вообще не лезь. А пустобрехов, да к тому же готовых в любой момент подсунуть тебе кнопку под мягкое место, не любили во всех странах. За то и огребли. Но вот намертво задавленная инициатива остальных была непростительной ошибкой, размеры которой до конца невозможно оценить, даже обладая послезнанием. Оставшиеся после устранения из армии неблагонадежных, среди которых немалая часть была и вовсе люди абсолютно непричастные к каким-либо интригам, разделились на две группы. Одни, обложившись тоннами оправдательных бумажек, не хотели вообще никаких перемен, напрямую связывая их появление с сохранностью собственной головы. Вторые перемен хотели, но были запуганы до полусмерти, и предпочли спрятать голову в раковину безразличия и невмешательства. Была еще и третья группа. Это были те командиры, которые поставили долг перед народом выше собственных страхов и сомнений, и именно их мне предстояло объединить и направить в нужную сторону.

Собственно в самой системе сбора, оценки и внедрения боевого опыта, а также в системе разработки новых приемов ведения войн, я видел два изъяна. Во-первых, во все времена их разработкой занималась небольшая группа высокопоставленных военных, которые при всем желании не обладали нужным объемом правдивой первичной информации. Да и не могли один или несколько человек ее правильно обработать и сделать соответствующие выводы — массив знаний слишком велик. Здесь пример с разработанной в СССР теорией глубокой наступательной операции наиболее показателен. Для тех, кто не в курсе — эта теория, разработанная нашими военными теоретиками, стала становым хребтом немецкого блицкрига. Мы создали концепцию, а немцы вдохнули в нее жизнь, наполнив деталями. А потом испытали ее на нашей же шкуре. Вторая проблема напрямую вытекала из первой. Сбору правдивой первичной информации препятствовала армейская система субординации и извечное опасение генералов за сохранение собственного здоровья и благополучия. Сами подумайте, какой генерал прислушается к мнению жалкого капитанишки или провинциального майора, написавших очередную докладную записку с какими-то умозаключениями. Какие вообще умозаключения могут делать эти неудачники? С другой стороны любое нововведение натыкалось на противодействие в силу того, что предыдущие решения ведь тоже кто-то принимал. И принимал либо тот человек, от которого зависит сегодняшнее решение, а это равносильно признанию собственной недальновидности, либо тот, кто ныне сидит в заоблачных высях, готовый вот-вот треснуть по шапке зарвавшегося подчиненного. Вот и попробуй изменить что-то — пупок развяжется.

Но, с моим появление здесь, сложилась уникальная ситуация, которая, при умелом использовании, позволяла проломить все препятствия на пути нововведений. Во-первых, появился человек, который в силу послезнания достаточно полно представляет себе конечный результат. Во-вторых, в силу весьма странного поведения этого человека, к его действиям прикован пристальный взгляд руководителя государства, усиливший и без того пристальное внимание Сталина к проблемам в армии. В-третьих, Вождь, опять же в силу повышенного внимания к странной личности Павлова, обладал полнотой информации, позволявшей определить истинные мотивы инициатора нововведений. И, в-четвертых, объем информации, собранной по методу, предложенному все той же необычной фигурой, должен был просто втоптать в землю последние сомнения Иосифа Виссарионовича в необходимости срочных перемен. Повторюсь, что он знал о проблемах, но не видел их глубины! И на этот раз, никаким генералам замолчать или исказить собранные факты и доказательства не удастся! Уж я об этом позабочусь. Напоследок у меня за пазухой остался небольшой кирпичик, для контрольного удара по башке сомневающимся. Но смысл в том, что если исключить один из перечисленных элементов, то результат вряд ли бы превысил ноль.

За все время подготовительных работ, существенную помощь и поддержку мне оказали всего два человека. Это были Нарком внутренних дел Берия и начальник ВВС РККА Смушкевич. Берия усмотрел в моих действиях возможность укрепить свои собственные политические позиции и влияние на Вождя. Так же, по всей видимости, он был единственным человеком, мгновенно оценившим плюсы предложенной мной системы сбора информации. Думаю, отрицать тот факт, что Лаврентий Павлович был великолепным управленцем, способным принимать нестандартные решения, смысла не имеет. Смушкевич же был рад тому факту, что кто-то еще кроме него обратил внимание на проблемы в армии в целом и в авиации в частности. Яков Владимирович, был, чуть ли не единственным советским генералом до конца осознавшим тот факт, что в грядущей войне с фашистами нам придется ох как кисло. Для этого вывода он окончательно созрел после Халхин-Гольского инцидента, во время которого все просчеты в организационной структуре ВВС, их материальном снабжении и техническом обеспечении, а также в подготовке летного и технического состава, отчетливо проявились. Но дело было в том, что из нас троих должным влиянием никто не обладал. Я был под подозрением. Берия лишь недавно стал Наркомом внутренних дел, и пока не имел в Москве нужных связей и влияния. Смушкевич же, насколько я помнил историю, вообще плохо закончил. Его сняли с должности и арестовали. Когда точно я не помнил, но однозначно до начала войны. Так что только совместными усилиями, мы смогли добиться нужного результата, обратившись напрямую к Сталину. Вот так вот — крутись не крутись, а рассудит все равно Батька!

Все это вновь и вновь неосознанно проскакивало в голове, когда я бродил между рабочими группами комиссии. Только среди этих людей, я, наконец, окончательно понял, сколь легко мне удастся выявить ошибки. Только тут я осознал, что конструктора видят свои огрехи, военные видят свои упущения, а теоретики понимают то, как все это увязать вместе. В моей реальности им просто не дали этого шанса! А здесь дали и дела тут развернулись нешуточные.

Наиболее острая полемика, порой переходящая в откровенную ругань, развернулась среди артиллеристов. Сначала схлестнулись армейские с флотскими по поводу методик контрбатарейной борьбы. И те и другие получили колоссальный опыт перестрелок с белофинскими батареями. И тех и других совершенно не устраивал тот факт, что финская артиллерия, несравнимо уступая нашей в качестве и количестве, смогла оказывать эффективное противодействие столь долгое время. И народ решил это досадное упущение стереть в порошок. В чем именно заключались их расхождения, я, как ни старался, так и не понял. В моем понимании существовал только один метод — квадратно-гнездовой.

В конечном итоге, придя все же к какому-то выводу, артиллеристы переключились на следующие вопросы. Первым делом они вдрызг разнесли всю существовавшую линейку вооружений. Единодушно было высказано мнение о необходимости срочного усиления противотанковой артиллерии. У них уже имелись данные о появлении хорошо бронированных английских и французских танков. Но дело даже не в броне. В последнее время прослеживалась четкая тенденция на увеличение огневой мощи бронетехники, позволявшее задавить противотанковую оборону не входя в зону ее эффективного воздействия. В ходе проверки своих умозаключений, часть пушкарей выезжала на полигон, для проведения стрельб. И вот тут-то им и попались бракованные бронебойные снаряды к сорокопяткам. Выяснилось, что на дистанции в 500 метров, они способны пробить броню толщиной не более 18 миллиметров. О более толстую они просто раскалывались. По соответствующим адресам, срочно полетели запросы и указания. Была проанализирована информация по бронебойным снарядам других калибров. Выяснилось, что к 76 миллиметровым орудиям, видна их явная недостаточность. Налицо была ситуация, при которой РККА оказалась практически безоружной перед насыщенными бронетехникой войсками противника.

Следующим объектом жесткой критики стали дивизионные орудия. И прежде всего Ф-22. В проекте этой дивизионной пушки ГАУ попыталось совместить в одной системе функции дивизионного, противотанкового и зенитного орудия. Как противотанковая пушка получилась слишком тяжелой, что существенно снижало ее маневр на поле боя. К тому же ее профиль был слишком высок, что затрудняло маскировку. Хотя при всем при этом, баллистика орудия позволяла бороться со всеми существующими и перспективными танками противника. Для выполнения функций собственно дивизионного орудия, ее калибр, а точнее фугасное и осколочное воздействие снаряда, был признан совершенно недостаточным. Ну и как зенитная, пушка не выдерживала вообще никакой критики, поскольку не имела кругового обстрела и нужной скорострельности. Короче говоря, получилось что-то непонятное, да к тому же очень дорогое.

В разгар полемики, какой-то умник из ГАУ притащил наработки Сидоренко и Упорникова, обосновывающих необходимость введения для дивизионной артиллерии калибра в 95 миллиметров. Со стороны ведомства маршала Кулика, это было весьма опрометчивым шагом. После появления этих бумаг ругань превратилась в матерный лай. Вроде бы сплотившиеся воедино пушкари, вновь раздробились аж на три группировки. Первые утверждали, что в условиях нарастающей военной угрозы осуществлять переход на новые калибры будет самоубийством. Вторые не без оснований заявляли, что такими темпами перевооружение завершится как раз ко второму пришествию, а если верить заявлениям церкви, после этого события оружие и вовсе не понадобится. Третьи склонялись к точке зрения самого ГАУ, осознающего необходимость увеличения калибра дивизионной артиллерии, но предложившего в качестве компромиссного варианта 107 миллиметровый, обосновывая это наличием некоторого запаса боеприпасов.

Короче говоря, до чего они там договорятся было совершенно непонятно.

На фоне артиллеристов образцом солидарности выглядели Сталинские соколы. С момента появления авиации, все пилоты отличались крайней независимостью суждений и общей безбашенностью. И тут это проявилось в полной мере. Авиаторы не оставили в покое ни одной мелочи и не забыли ни одной сволочи. Наблюдавший за этим процессом со стороны Смушкевич долго крепился и терпел, но, в конце концов, не выдержав, снял ордена и знаки различия и присоединился к дискуссии. И прихватил с собой Пашу Рычагова. На моих глазах происходило знаменательное событие — на свет рождалась доктрина защиты аэродромов. Ее суть сводилась к одной фразе — защити аэродромы, а потом аэродромы защитят тебя. При этом к проблеме сразу подошли комплексно. Рассматривались возможности усиления зенитного прикрытия, инженерного оборудования и противодиверсионной защиты. Взлетные полосы должны были стать неприступными твердынями, как с воздуха, так и с земли.

Далее пошли обсуждения вариантов собственных активных действий. И на этом этапе влез я. Моим первым предложением стало объединение авиации военных округов, а в дальнейшем и фронтов, под единым командованием, создав при каждом округе полноценную воздушную армию. Это позволяло своевременно концентрировать массу авиации на нужном направлении, что существовавшая ныне система не позволяла. Вся окружная авиация была раздергана по отдельным авиационным дивизиям и придана полевым армиям, а командующий ВВС округа не имел даже полноценного штаба для управления своим хозяйством. Далее я предложил создать на базе штаба авиационной армии полноценный пункт управления противоздушной обороной и всей авиацией округа. Штаб в любой момент времени должен был обладать всей полнотой информации относительно происходящих событий, как в воздухе, так и на земле. Он должен стать пунктом управления боем, а не придатком, обеспечивающим материально-техническое снабжение. Это требовало решения огромного перечня проблем, начиная от расширения сети воздушно-наземного обнаружения самолетов противника, до снабжения их системами бесперебойной связи и раннего обнаружения. И тут мне было чем им помочь! И я, и все АБТУ долгое время ломали голову, куда деть огромную толпу броневиков ФАИ и БА-20. Может хоть авиаторам сгодятся. Кроме того, я намекнул на то, что неплохо было бы задать пару вопросов разведке, поскольку по косвенным признакам можно предположить, что англичане пользуются похожей системой. Чего велосипед-то изобретать? Кстати необходимость наличия в каждой дивизии специально обученного авиационного наводчика, снабженного надлежащими средствами связи, предложили сами летчики. Само собой я их поддержал.

На фоне всеобщей вакханалии саперы выглядели сущими душками. Из их помещений доносились лишь спокойные, размеренные голоса, уверенного обосновывающие какие-то нормативы и методики. Я-то точно знал, что среди них немало сотрудников НКВД, обладающих в этом деле немалым опытом. И готов побиться об заклад, что фрицы проклянут тот день и час, когда послушались своего фюрера и приперлись в Россию, где взрывается каждый пень и банка из-под тушенки.

С каждым днем я ощущал, как возрастает количество ненавидящих взглядов в мою строну. По мере накопления информации, руководство Наркомата обороны все отчетливее понимало, какую яму вырыл им товарищ Павлов. Если бы они сразу это поняли, то легли бы костьми, но ничего подобного не допустили. А сейчас было уже поздно. Но вот рассчитаться со мной за собственные беды им помешать никто не мог. И я буквально чувствовал, как над моей головой растет туча генеральского гнева. Вот только это опять было мне на руку. Пока они заняты мной, их противодействие новшествам уменьшалось.

Но я ждал и еще одного события. Я был уверен в том, что Сталин ежедневно получал исчерпывающие доклады о работе комиссии. Он не мог оставить без внимания все то, что нарыли тут эксперты. И он должен был прореагировать. И прореагировал. На семнадцатый день, 13 мая 1940 года Вождь не выдержал — созвал экстренное совещание, на которое вызвали весь руководящий состав Наркомата обороны.

Если бы товарищ Сталин мог позволить себе орать и ругаться матом, то он, несомненно, сделал бы это. К его несчастью статус признанного вождя трудового народа этого не позволял. Уже по его выражению лица, многие почувствовали надвигающуюся бурю, и воздух в кабинете наполнился ощущением страха и обреченности. Иосиф Виссарионович начал свою речь с зачитывания наиболее вопиющих фактов разгильдяйства и бездарности, царящих в РККА. Каждое его слово тяжеленным молотом вколачивало гвоздь за гвоздем в крышку очередного гроба, уже тщательно сколоченного и покрашенного.

— Скажи мне Клим, — обратился Вождь к Ворошилову: — Чем ви там занимались все это время? С Буденым на шашках рубились и на тачанках катались? Куда ушли все наши деньги и ресурсы? На что потрачено столько времени? Где наша непобедимая, могучая Красная Армия? Где она? — Климент Ефремович обреченно молчал, а Сталин испепеляющим взглядом начал осматривать присутствующих, наконец, его взор остановился на мне:

— А что, товарищ Павлов, вы так спокойны? Или вы думаете, что в Автобронетанковом управлении нет проблем? Так по моим данным на порученном вам направлении проблем чуть ли не больше чем у всех остальных вместе взятых! Или вы не понимаете этого? Отвечайте.

— Товарищ Сталин. Я полностью осознаю свою вину в сложившейся ситуации. Не считаю возможным, отстраняться или увиливать от ответственности. Я готов понести любое наказание. Наоборот, я считаю своим долгом заявить, что существующие проблемы гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд. Гораздо глубже! Вот здесь... — я достал из принесенной папки несколько листов бумаги, тот самый контрольный выстрел в голову, о котором я говорил ранее: — Вот здесь докладная записка, подготовленная сотрудниками АБТУ. Из ее содержания становится очевидным, что большинство фактов, выявленных комиссией, уже были известны. Сотни и тысячи документов мертвым грузом лежат в наших сейфах. Но никаких выводов из их содержания сделано не было! Никаких!

— А вот мне почему-то кажется, что ви так ничего и не поняли. Я вам предлагаю задуматься над этим серьезно... Где-нибудь в другом месте. Идите и подумайте хорошенько.

— Разрешите идти?

— Идите. Идитэ...

После ухода симбиота обстановка в кабинете стала сходной с анекдотом про студента, попавшего в ад. Не знаете? Сейчас расскажу.

Помер студент. Ну и за грехи свои попал в ад. Подходит к нему черт и говорит, мол, ты занимайся всем, что раньше делал. Ешь, пей, гуляй и развлекайся, как хочешь. Но каждый вечер я буду приходить к тебе, и забивать в твою пятую точку по гвоздю. Или можешь идти поджариваться на сковородке или вариться в котле? Студент подумал и решил выбрать первый вариант. Первую неделю черт приходил ежедневно, потом пропал. День нет, два нет, неделю нет, месяц. Через три месяца черт явился с ящиком гвоздей и говорит: "Ну что студент, погулял? Пора и сессию сдавать!"

Вся фишка была в том, что гвоздей у товарища Сталина было гораздо больше, чем генеральских задниц.

* * *

Теоретически, я был готов к подобному развитию событий. Рано или поздно Сталин должен был указать на соответствующее место зарвавшемуся подчиненному, будь тот хоть тысячу раз прав. Показать кто тут главный, кто тут альфа и омега. И показал, избрав для этого весьма наглядный способ. Однако одно дело понимать, а другое пережить это в действительности. Я был ошарашен и обижен. Стало как-то тоскливо и тревожно, как будто какая-то неуловимо-тонкая струнка лопнула в душе. И никакие мысли о том, что таким образом Вождь пытался вывести меня из-под удара, уже не могли принести успокоения. Я просто не был морально готов к тому, что здесь происходило в действительности.

Да, я многое знал про это время из книг и учебников. Да, я слышал множество рассказов тех, кто жил тогда. Да, я видел множество фильмов о тех временах. Но все это было бессвязным набором фактов. Здесь же они выстроились в четкие манипулы и когорты убойных доказательств, буквально проломивших слабую защиту моего разума. Я знал многое, но одновременно с этим не знал ничего.

Здесь все было не так как в моем времени. Даже запахи были другими. Наверняка все бывали в деревне весной. Вот примерно так же пахли окраины Москвы. Автомобили тут проезжали чуть ли не реже повозок, а потому к весне по краям дорог скапливались немалые кучи конского навоза. Оттаяв, они наполняли воздух сельскими ароматами, создавая в городе непередаваемое ощущение деревенской весны. Но это ничто в сравнении с тем, насколько сильно отличались люди. Они были другими — не такими, как я и мои друзья из будущего. В них непонятным образом уживались совершенно чуждые друг другу качества. С одной стороны незыблемая вера в правильность своих действий, целеустремленность достойная всяческих похвал, желание трудиться от зари до зари, отдавая все силы для достижения своей мечты, и готовность в любой момент отдать жизнь за правое дело. А с другой... А с другой стереотипность мышления, страсть к высокопарным и пустым словесам, штурмовщина и кустарный подход к делу, и, на закуску, маниакальная подозрительность. Каким образом все это уживалось вместе, я не мог понять.

Здесь жили иначе. После работы народ не сидел по домам, тупо уставившись в ящик. Хотя тут телевизора еще и не было. Они выходили во двор и общались. Дружили и ругались, любили и ненавидели, думали или предавались веселью, гоняли голубей и рубились в домино. Вместе. И в каждом дворе было множество детей. Они свободно гуляли там, где хотели и когда хотели. Даже самые маленькие. И никто не боялся за их жизнь. Они и помыслить не могли о том, что... Сами знаете о чем. И в тоже время многие искренне верили, что сосед Васька, еще вчера сидевший с ними за одним столом, куривший одну папироску на троих, оказался врагом. Предателем. Павлик Морозов крепко-накрепко засел в их душах.

А то, что творилось на здешнем Олимпе, передать парой слов невозможно. Не было монолитной государственной машины. Не было единой партии большевиков. Было огромное количество групп, группок и одиночных фигур. Да, почти у всех из них пока еще была единая цель, но вот методы... Методы были разными. Здесь уже шла война. И в ход шли любые ухищрения, от компромата до физического устранения. Политики моего времени были мелкими провокаторами в сравнении со здешними корифеями.

Под неустанными ударами фактов, в моей голове один за другим разрушились мифы, вбитые в голову уже современной мне пропагандой. Не было всесильного палача Берии. Не было тупых до безобразия генералов. Не было узколобых комиссаров. И не было всемогущего ... Сталина. Вместо этого была сложнейшая система сдержек и противовесов, созданная многолетними усилиями всей политической верхушки. И всей недружной толпой во главе с Вождем, они и стали ее заложниками. Да, гнев Иосифа Виссарионовича был страшен, но он был предсказуем. Поняв его страхи и фобии, разобравшись в его методах, другие обернули их себе на пользу. И сосчитать тех, кто поплатился жизнью за свое неуемное стремление к власти и не вовремя при этом перешел дорогу кому-то другому, более беспринципному, вряд ли получится.

Вообще говоря, я мог понять и простить многое. Но вот того, что некоторые из власть имущих спокойно сидели рядом с человеком, который лично отдавал приказы об устранении их жен, а кое у кого и детей, я понять не мог. Мой разум постичь этого не в силах. Думаете, у них возможностей отомстить не было? Не верю! Вцепиться в горло и душить, душить, душить... И пусть потом тебя разорвут на мелкие клочки, но этот ... этот будет мертв!

И все же, какой бы инерцией и неподъемностью ни обладала эта система, она работала! И работала весьма эффективно! О чем я? Я провалился сюда из 2010 года. "Демократические" реформы к этому моменту сменяли друг друга на протяжении почти 20 лет. Давайте прибавим эти 20 лет к году прихода большевиков к власти и просто сравним результаты работы. Или хотя бы прирост населения посмотрим. Так вот, с 1913 по 1937 годы население России выросло на 11 миллионов человек. И это учитывая мировую и гражданскую войны, а также потерю весьма значительной части территории страны и другие передряги. Правда для меня вопрос о том, произошло ли это благодаря или вопреки, по сей день остается открытым.

Но это было не все. Я-то помнил, как бравые хлопцы-попаданцы, расшвыряв направо и налево всех врагов, как внешних, так и внутренних, легким мановением руки запускали в производство новейшие виды танков, самолетов, радиостанций. Да так ловко у них это получалось, что аж на экспорт хватало. Реальность оказалась гораздо хуже. Точнее вообще ... абзац. Здесь ничего не было! Не было инженеров. Не было квалифицированных рабочих. Не было станков. Не было ресурсов. Даже кульманов и карандашей чертежных не хватало. Точнее не было в достаточном количестве. Так что теперь, когда все эти факты сложились в одну картинку, я просто не мог понять, как они вообще победили? Как это стало возможным? И почему власти в моей реальности, да поразит их запор, все это не вбивают в головы нашим детям? Ведь не зная цены победы, невозможно оценить ее значение! Даже когда учился я, история Великой отечественной войны занимала в школьных учебниках 3 параграфа. Да и то, она странным образом начинается с контрнаступления наших под Москвой. А каким образом они туда попали и в чем причины, никто объяснять не спешил.

С такими тяжкими думами в голове, я направился напрямую домой, хотя время было далеко не позднее. Все, хорош с меня. Силы человеческие не беспредельны. Теперь-то я точно знал, как именно себя чувствует выжатый лимон. Единственный доступный мне сегодня способ сбросить напряжение — нажраться до беспамятства. И именно это я и хотел сделать.

Добравшись до квартиры, напряг память Генерала, вытащил на свет божий пару бутылок водки, и, не раздеваясь, завалился на диван. Водку пил прямо из горлышка, закусывая полузасохшим яблоком. Вспомнил, так сказать, молодые годы, проведенные в деревне. Но уже минут через тридцать убедился в том, что успокоения мне спиртное не принесет. Мозг, забитый всевозможными мыслями, жестоко подавлял действия алкоголя на организм. Стало даже хуже чем раньше. Водка сняла последние защитные барьеры разума и увеличила и без того серьезные опасения за исход Дела.

Да, именно Дела! Теперь я точно мог сказать самому себе, что начал мутить воду не только для того, чтобы спасти свою жалкую шкуру. Нет. Я действительно хотел предотвратить тот Ужас, что надвигался на нашу страну. К дьяволу все россказни про патриотизм и любовь к отчизне! Здесь совсем другое. Стоило мне закрыть глаза, как перед ними начинали плясать строчки из Момента истины: "Присланные Вами копии трех извещений о гибели на фронте Вашего мужа, дочери и брата возвращаю. С уважением, командир в/ч полевая почта 19360, Егоров". Расшифровать надо? Или и так все понятно? Никогда этих строчек не забуду, даже номер полевой почти помню наизусть.

А что если все совсем не так как я думаю? Что если Сталин действительно решил устранить меня? Какой же я дурак! Озвучивать на таком широком совещании докладную записку однозначно говорящую о том, что не работает именно Система, а не ее отдельные шестеренки, было явной ошибкой с моей стороны. А системная ошибка, как ни крути, это ошибка начальства, т.е. лично Сталина, претендующего на абсолютную власть в стране. Таким образом, я прилюдно обвинил Вождя в недальновидности! Ну какой же я дурак! Один непродуманный шаг и вся работа под хвост. Да что я тешу себя надеждой, шаг этот далеко не первый и ошибок я наворочал уже не счесть! Как он вообще меня столько времени терпел, уму непостижимо! А что еще ждать от малоопытного, по большому счету, пацана, волей случая попавшего в тело значимой фигуры?

Тьфу, зараза. Вот и водка действовать начала... Как только начинаю себя жалеть, значит напился. Нужно как-то выкручиваться. Нет, я безропотно на убой не пойду! Хрен вам всем. Придут за мной — живым не дамся! До последнего отстреливаться буду, а потом себя гранатой взорву, к чертям собачим. Благо Генерал запасливый был, одну с Испании еще припрятал.

Вот такой вот бредятиной я и маялся весь вечер, да еще все это водярой заливая. И до того мне себя жалко стало, что чуть плакать не начал. Поэтому раздавшийся звонок в дверь прозвучал, словно гром среди ясного неба. Я почувствовал, как мое сердце мгновенно провалилось куда-то в район пятой точки, спина покрылась холодным потом, а алкоголь выветрился из головы.

Ну вот и все. Пришел и мой черед. Совершенно неожиданно для себя, я успокоился. Спокойно достал пистолет, проверил обойму, взял с тумбочки гранату и пошел к двери...

Глава седьмая

По пути в прихожую напялил на себя домашний халат. У него были большие и удобные карманы, в которые удачно поместились граната и пистолет. Уже возле двери меня снова передернуло от страха, но после секундного колебания, я все же приоткрыл ее.

Вопреки моим страхам, перед входом стояли вовсе не НКВДэшники. Да и не стояли, а стоял. Всего лишь какой-то одинокий командир, со знаками различия капитана ВВС. Я даже немного огорчился, уж на войну собрался, а тут просто какой-то порученец или вообще хмырь залетный. Но уже спустя пару секунд я понял, что погорячился в своей оценке. Этот парень был кем угодно, но только не летчиком. Я вдруг как-то сразу понял, что передо мной волкодавище самого высокого уровня, и, для того чтобы разобрать меня на запчасти, помощь ему совсем не понадобится. Да и оружие не потребуется. Выждав пару секунд, капитан проговорил:

— Дмитрий Григорьевич, вас ждет товарищ Сталин. Машина уже подъехала... — немного помолчав, добавил: — Мы будем ждать перед подъездом. Поторопитесь.

— Ммм... Я сейчас не совсем в форме. Боюсь в таком виде ехать...

— Он знает, — прервал мои словеса ряженый капитан: — Не волнуйтесь.

— Ну что ж, я буду минут через десять.

Капитан, не спрашивая разрешения, развернулся и начал спускаться вниз. Однако через пару шагов он остановился, обернулся ко мне и проговорил:

— Дмитрий Григорьевич, а гранату вы лучше мне отдайте. Не нужна она вам. Да и взрыватель там испортили, — и пристально уставился мне в глаза.

— Хм. Молодцы. А патроны вы мне в кипятке не сварили? — проговорил я, протягивая капитану гранату, и одновременно пытаясь сделать вид, что мне смешно. Получалось, прямо скажем, хреново.

— Такого приказа не было.

— И на том спасибо.

Захлопнув дверь, и тупо уставившись на свой пистолет, я еще раз подумал над тем, что может все-таки лучше будет самому застрелиться. Но на этот раз воинственный запал куда-то испарился. Наверное, хватит уже истерить как малолетка. Поздно боржом пить, надо идти до конца. А там авось кривая вывезет. В конце концов, очень интересно узнать, что сейчас от меня хочет Сталин? Было бы у меня полцарства, я б его отвалил, не раздумывая, чтобы его мысли прочесть!

Симбиот, конечно же, не мог знать, что предшествовало подобному решению Вождя. Не знал он и то, какое именно событие стало решающим. Он не знал, что совещание, с которого он был изгнан с позором, закончилось практически сразу после его ухода. Иосиф Виссарионович, совершенно неожиданно для себя, вдруг осознал, что говорить-то по большому счету уже нечего. Доказательства собраны, виновные найдены... Или найден? Не этот ли вопрос задал себе Он? Не в нем ли причина? Может ли один человек нести ответственность за все неудачи, уже постигшие страну, или за те, которые могут постигнуть ее в будущем?

Или Вождь снова и снова вспоминал выражения лиц тех, кто остался в кабинете после ухода засланца? Как помрачнел Тимошенко, тот самый человек, который, как и в реальности симбиота, стал инициатором создания уникального по своему содержанию документа, в сути своей повторявшему выводы только лишь наклевывающиеся у экспертов комиссии, собранной Павловым. Если бы не его действия, быть может, немцы Москву и взяли. Кто знает? Или он вспомнил опустившего глаза Смушкевича? Того, кто не побоялся говорить о нашей слабости? Или он вспомнил глаза других? Тех, на чьих каменных лицах за маской безразличия проскользнул огонек злорадства? Или он вспомнил поток успокоительных речей, вновь пролившийся на него после ухода симбиота?

Так кто же все-таки виноват? В глубине души Вождь знал ответ. Он не раз и не два в другой ситуации указывал на него окружающим. На пути к результату может быть множество проблем, причиной которых стали ошибки подчиненных, но ответ за результат несет всегда один человек — руководитель.

Как же так? В чем причина? Неужели Он сделал что-то неправильно? Еще и еще раз он вспоминал прошедшие годы. Вспоминал, как изменялось поведение окружающих. Как в их словах все отчетливее и отчетливее проскальзывали нотки соглашательства и раболепства. Как набирали силу и число хвалебные речи, способные уверить в своей истине даже самых стойких. Как один за другим замолкали те, кто не боялся говорить правду. Нет. Он все еще мог добраться до истины. Сам. Если хотел этого. А если нет, то ему говорили то, что он хотел услышать. И вот результат...

Так в чем же причина? Быть может в том, что Он поставил знак равенства между собой и идеей партии? Уверил всех, и, в конце концов, поверил Сам, что только лишь он может воплотить ее в реальность? Он, великий пролетарский философ, Вождь, способный повести за собой всю планету по пути в светлое будущее. Когда-то, очень давно, он дал себе зарок, что не остановится ни перед чем на пути к достижению собственной цели. И, в отличие от политиков из современности симбиота, эта цель не была власть ради власти, этой целью была власть ради Идеи! Быть может именно в этот момент Вождь, наконец, решил для себя самого, что виноват Он сам. Нет, виноват вовсе не потому что был глупцом, властолюбцем или палачом, а потому что он был Главным!

Быть может, так оно и было, а может, и нет. Но, так или иначе, машина, с сидевшим внутри пришельцем из будущего, уже подъезжала к даче Вождя.

Перед тем как войти в дом Павлов обернулся и заметил, как к подъезду подкатывает еще одна машина. Сам не зная почему, он остановился и решил дождаться того, кого она привезет. И когда из салона появился Смушкевич, симбиот облегченно вздохнул. А потом и улыбнулся. Командующий ВВС выглядел еще хуже, чем он сам. Командарм был одет в измятую повседневную форму, явно видевшую не один десяток стирок. На его груди не было ни одного ордена или медали, а помятое лицо однозначно говорило о том, что сегодня вечером к бутылке приложился не только Павлов. При рукопожатии их взгляды, наконец, встретились, и ночную тишину нарушил громкий хохот генералов.

— А я думал, один такой красавец буду, — отсмеявшись, проговорил Смушкевич: — А тут такое...

Продолжить путь они смогли только пару минут спустя. А в кабинете Сталина их ждал еще один человек. За столом сидел новый нарком обороны Тимошенко в ... полувоенном френче серого окраса. Но Семен Константинович, по крайней мере, был трезв, либо очень хорошо маскировался. Маршал весьма приветливо поздоровался с вновь прибывшими, чем окончательно разрядил обстановку. В свою очередь Иосиф Виссарионович, мерно расхаживающий возле окна, лично подошел к каждому и поздоровался за руку! Наконец ритуалы были соблюдены, все расселись и приготовились слушать Вождя.

* * *

Иосиф Виссарионович сделал довольно длительную паузу, прежде чем начать этот разговор. Было заметно, что произносимые слова даются ему с большим трудом. Либо он делал вид, что это так. Но что-то неуловимо изменилось в его поведении и даже во внешности, хотя я, как не силился, но так и не понял что именно.

Глуховатым, но весьма уверенным голосом, начисто лишенным акцента, он произнес:

— Боюсь, Семен Константинович, что ваши первоначальные оценки состояния нашей армии были более оптимистичны, чем есть на самом деле. Да и ваши, Дмитрий Григорьевич, тоже. Собранные материалы дают весьма печальную картину действительности. Неготовность армии к возможному крупному военному конфликту теперь очевидна в полной мере. Удивительно, — Сталин на секунду прервался: — Что нам удалось свести войну с финнами хотя бы к такому результату. Учитывая положение, складывающееся сегодня в Европе, ситуация из угрожающей превращается в катастрофическую. Но времени на то, чтобы посыпать голову пеплом, у нас нет. Нужно действовать уже сейчас. Время слишком дорого. Я пригласил именно вас троих, поскольку ваши предположения оказались наиболее близки к действительности. На подведение итогов деятельности Комиссии потребуется еще довольно значительное время, я бы хотел услышать от вас то, что, по вашему мнению, необходимо предпринять уже сейчас. Товарищ Тимошенко, думаю, начнем с вас.

Маршал на секунду призадумался и проговорил:

— Товарищ Сталин. Автобронетанковое управление предложило хорошую мысль по поводу подготовки стратегии развития по родам войск на длительный период времени. Думаю, необходимо отдать распоряжение немедленно, в срок не позднее двух недель, подготовить аналогичные документы и по другим направлениям. Насколько я знаю, Управление ВВС уже готовит аналогичный документ? — Тимошенко перевел взгляд на Смушкевича, и тот утвердительно кивнул: — Затем, на основе подготовленных документов, разработать стратегию развития в целом на уровне Наркомата обороны. В итоговом документе уже необходимо учесть все замечания и новшества, предложенные экспертами Комиссии. Но, на мой взгляд, документ подготовленный сотрудниками АБТУ лишен своего главного элемента. Так сказать объединяющего и направляющего стержня. В кратчайшие сроки нам необходимо определиться с тем, кто именно будет нашими противниками, и какие действия мы будем предпринимать. Наступать или обороняться. Или обороняться, а потом наступать. Нужны четкие планы военных действий. Без этого большинство усилий опять пойдут прахом.

— Разумно. Что вы предлагаете?

— Срочно созвать расширенное заседание Главного военного совета, на которое пригласить наиболее хорошо зарекомендовавших себя командиров. Человек десять, не меньше.

— Сколько времени вам потребуется?

— Неделя.

— Нет. Слишком долго. Три дня. Список участников должен быть подготовлен не позднее 10.00 завтрашнего дня.

— Есть!

Вождь немного призадумался и спустя несколько секунд сосредоточил свое внимание на Симбиоте:

— Дмитрий Григорьевич, — тут до попаданца наконец дошло, что Сталин называет его по имени отчеству: — Ведь это вы явились инициатором всего, что сейчас происходит. Мне кажется, ... что большинство выводов были известны вам заранее. Не желаете ли, наконец, поделиться с нами?

От неожиданности, я чуть не подавился собственным языком. Не, ну каков гусь, а? Какое чутье! Ну, держись черт усатый, сейчас я на тебя вывалю свои думы.

— Товарищ Сталин. Предложив провести столь широкое обсуждение проблем в армии, я, прежде всего, преследовал цель понять, в чем именно причина такого количества недоработок и ошибок. Почему произошло именно так? Собранные материалы уже позволяют сделать некоторые выводы. Но они весьма спорны, я просто не готов...

— Говорите, — прервал меня Вождь: — Сейчас не время для сомнений. Говорите, и мы подумаем.

— Хорошо. Я считаю, что главной причиной неудовлетворительного состояния нашей армии является неверная система отбора и подготовки командных кадров. — почти шепотом проговорил я. Поверьте, очень сложно высказывать людям, от которых зависит столь многое, выводы в которых сам до конца не уверен.

— Объясните более подробно. Я хочу понять логику, которой вы руководствуетесь.

— Дело в том, что наша система отбора и подготовки командных кадров не позволяет своевременно выявлять лидеров. То есть людей, которые способны в экстремальной ситуации повести за собой остальных. Курсанты наших училищ, могут великолепно сдать все итоговые испытания, прекрасно знать материальную часть, идеально выполнять строевые приемы. Но, это не гарантирует того, что они смогут командовать. Лишь немногие из них, прежде чем поступить в военное училище, отслужили некоторое время в армии. Остальные же попадают туда фактически с улицы. Да, у них идеальная анкета, да, они уже умеют стрелять и ходить строем, да, у них уже есть начальное образование. Но все это не гарантирует того, что они смогут повести за собой бойцов. Не удивительно, что среди курсантов оказывается множество людей совершенно случайных, либо же просто карьеристов. — я осмотрел присутствующих, но с возражениями пока никто не спешил.

— Я убежден в том, что прежде чем стать командиром, любой претендент на это звание должен пройти многоступенчатую систему отбора. Первое и главное — никто не может стать командиром, не отслужив года на срочной службе рядовым бойцом. Уже через полгода службы, либо за особые заслуги, человек, хорошо зарекомендовавший себя и получивший положительные отзывы своих командиров, может получить звание сержанта и получить отделение. Отслужил еще, проявил себя, направили на курсы комвзвода. Отучился, получил, допустим, старшего сержанта, отбыл положенный срок замкомвзвода, получил взвод. Прошло полгода, есть желание и положительные отзывы, направлен в училище. Отучился, получил лейтенанта, вернулся в роту замкомроты. Ну и так далее.

— Получается, что в роте должно быть всего два младших командира? Ротный и стажер? — этот вопрос был задан маршалом Тимошенко.

— Да. Я уверен в том, что для командования взводом знания лейтенанта избыточны. Ну, зачем взводному, жизнь которого на поле боя измеряется несколькими днями, знать тактику высших соединений? И, одновременно с этим, его знания недостаточны, поскольку он на собственном опыте не испытал все прелести солдатской жизни. Согласитесь, что, как бы ни была сложна жизнь курсанта, отношение к нему всегда как к будущему командиру. Поймите, что любой боец, увидев лейтенантские кубики в петлицах, должен быть АБСОЛЮТНО уверен в том, что человек носящий их, безусловно обладает опытом и знаниями достойными командира. А сейчас этого нет. Один неподготовленный командир способен дискредитировать всех остальных. И возможен такой исход, что в бою приказ командира будет поставлен под сомнение или вообще не выполнен. Бойцы чувствуют неуверенность и недостаток опыта...

— Да, мысли, конечно, спорные. Но рациональное зерно в них есть, — прервал Сталин, задумчиво набивая трубку: — Что вы по этому поводу думаете, Семен Константинович?

Тимошенко, видимо, ждал этого вопроса, поскольку ответил без промедления:

— Это только наметки. Но мысли действительно требуют пристального изучения. Но сколько времени потребуется на их воплощение в жизнь? Десятилетие?

— Думаю, что гораздо больше, — ответил я: — Должны полностью смениться поколения. Но начинать нужно уже сейчас. Более подробно разработкой предложений АБТУ по этому вопросу занимается Куликов. Уверен, что у него уже многое готово.

— Хорошо. Пусть завтра же доложит мне лично, а второй экземпляр направит товарищу Тимошенко.

— Есть.

— Продолжайте, я так понимаю это еще не все? — задал риторический вопрос Вождь.

— Больше всего я опасаюсь того, что пройдет несколько лет и нынешняя ситуация повторится вновь. Необходимо разработать и внедрить на практике работающую систему изучения боевого опыта. Я бы предложил сделать подобные комиссии регулярными. Ну, допустим, раз в два года. Но, мне кажется, что их организацию и проведение нужно вывести из-под контроля НКО.

— Хм, — Сталин усмехнулся себе в усы: — Это уж точно.

— Товарищ Сталин, я прошу обратить особое внимание, на дальнейшую судьбу экспертов комиссии. Их нужно оградить от возможного преследования со стороны тех, чьи интересы пострадали...

— Не волнуйтесь. Уж это я гарантирую, — Иосиф Виссарионович улыбнулся. Я бы сказал, что улыбочка у него получилась весьма плотоядная.

— Далее. Предлагаю, при каждом военном округе создать сеть Боевых учебных центров. Сокращенно БУЦ. В их состав должны входить представители всех родов войск. Их задачами должны стать: сбор, оценка и систематизация полученного опыта. Разработка новых тактических приемов и рекомендаций по изменениям в уставы и наставления. Организация курсов повышения квалификации командного состава. В военное время они должны осуществлять ввод в строй нового пополнения. Более предметно, я говорить пока не готов. Предложение требует более детальной проработки.

— Возражений по существу нет? — Сталин осмотрел нашу мутную троицу: — Раз нет, тогда вы все вместе этим вопросом и займетесь. Дней за десять, думаю, успеете?

Наверное, вы думаете, что ему можно ответить, что мы не справимся? Поэтому наш ответ даже приводить не буду. Потешив свое самолюбие, Вождь кивнул мне и я продолжил:

— В целом же полученные материалы говорят о том, что ситуация не столь плоха, как кажется, — на меня удивленно уставилась все сидельцы: — Некоторые рода войск обладают весьма хорошим уровнем подготовки и оснащения. Это, прежде всего кавалерия, пехота, артиллерия и саперы. Нам бы не мешало многому поучиться у наших кавалеристов. Индивидуальная выучка бойцов у них очень и очень хороша. Но есть и очень серьезные ошибки... — я внутренне содрогнулся от возможных последствий того, что скажу дальше:

— Главная из них — это провальная работа Политуправления РККА, — произнес и замолчал, осматривая окружающих. Было видно, как лица Тимошенко и Смушкевича побелели от страха. А вот Вождь был внешне спокоен, хотя по глазам было видно, что эта тема ему неприятна.

— Воспитание наших бойцов и командиров ведется в духе пролетарской солидарности. Мы убедили их в том, что по ту сторону фронта точно такие же рабочие и крестьяне, как и они. Мы уверили их в том, что они просто не будут с нами воевать. В армии культивируются шапкозакидательские настроения и пренебрежительное отношение к возможностям противника. А вот усиленная подготовка и желание знать сильные и слабые стороны возможных противников поощряется далеко не всегда. Нет, преданность идеалам коммунизма и Родине сомнению не подлежит. Но что будет, когда с другой стороны бруствера окажется вовсе не брат рабочий, а коварный враг, вооруженный до зубов, прекрасно обученный и имеющий боевой опыт, который пришел сюда убивать, а не договариваться? Это очень хорошо показала Финская. Получится полное моральное разложение войск и недоверие к командирам. Вот что получится. Мы должны внушить им: чтобы враг вновь стал простым рабочим, ему нужно так треснуть по зубам, чтобы ни одного целого не осталось.

Молчание в кабинете было гробовым. Чуть слышно тлел табак в трубке Вождя.

— Думаю, что сейчас не время и не место обсуждать этот вопрос. Но мы еще вернемся к нему. Продолжайте.

— На мой взгляд, серьезное техническое отставание существует только в трех областях. Это радиотехника, приборы управления и наведения, средства ПВО. Необходимо сконцентрировать все имеющиеся ресурсы на его преодолении.

— Подробнее. Поясните, в чем именно оно заключается.

— Современная война очень динамична. Ситуация в ней меняется очень быстро. Сейчас во Франции немцы доказывают это в очередной раз. Традиционные способы связи уже не способны в полной мере удовлетворять потребности современной армии. Наркомат обороны придает развитию связи весьма существенное внимание, но, видимо, недостаточное. Количество, качество, а самое главное умение пользоваться радиосвязью остается в нашей армии на совершенно недостаточном уровне. Стоимость радиопередатчика несопоставима со стоимостью танка или артиллерийского орудия, но этот прибор, при правильном использовании, способен в разы увеличить эффективность подразделения. Наличие радиостанции в составе подразделения позволяет своевременно и в полном объеме использовать все средства усиления. От вызова и корректировки артиллерии, до поддержки авиацией прямо на поле боя. С другой стороны, отсутствие надежных и удобных способов шифрования данных и отработанной дисциплины в эфире, может привести к катастрофическим последствиям. Опыт армий Самсонова и Ренненкампфа нам повторять совсем не обязательно. Оснащение всей современной военной техники радиостанциями не должно подвергаться сомнению. Мы должны обеспечить радиосвязью и пехотные подразделения, хотя бы до уровня батальона. Задачей минимум должно стать обеспечение хотя бы всех полков как минимум двумя радиостанциями — основной и резервной. Но это еще не все. Необходимо наладить выпуск или увеличить средств пеленгации и подавления радиосвязи.

— Подавления? — удивленно спросил Тимошенко.

— А почему нет? Что мешает забить помехами все действующие частоты? Вопрос возможно это или нет на повестке дня не стоит. Это возможно. Весь вопрос как это сделать. Вот пусть ученые и думают.

Я остановился и немного перевел дух.

— Насколько я понимаю, эффект радиолокации известен уже давно. Тогда почему он не используется в авиации? Ведь всего несколько таких приборов способны обеспечить круглосуточное наблюдение за воздушным пространством целого военного округа. Своевременное обнаружение противника в разы увеличит эффективность средств ПВО. Теперь застать аэродром спящим будет очень сложно, если вообще возможно. А если поместить прибор на борт тяжелого самолета, да подняться километров на 10? Ведь это дает авиации неоценимое преимущество. Командование может оперативно маневрировать своими силами, вовремя наращивая или наоборот уменьшая силу собственных ударов. Яков Владимирович, не поясните?

— Работы над подобными приборами ведутся еще с октября 1933 года. В апреле 1939 года принято постановление Комитета Обороны о разработке двух образцов станций радиообнаружения самолетов. Работы ведутся НИИ радиопромышленности при участии сотрудников ЛФТИ. В настоящее время изготовлено два экземпляра станций. Уже начался завершающий этап государственных испытаний. Но работы идут очень медленно и трудно.

— В чем причина? — вмешался Иосиф Виссарионович.

Смушкевич лишь руками развел.

— Но, я правильно понял, что принципиально вы с товарищем Павловым согласны?

— Товарищ Сталин. Оснащение ВВС и ПВО подобными средствами, в сочетании с радиофикацией, способно увеличить эффективность наших подразделений в несколько раз. Но где их взять? Вот вопрос.

— Посмотрим, что можно сделать. — Вождь сделал очередную заметку в своем блокноте.

Немного помолчав, я продолжил:

— Развитие бомбардировочной и штурмовой авиации, оставило наши наземные части практически беззащитными от атак с воздуха. Появление у наших противников скоростных, высокоманевренных и надежно бронированных самолетов поля боя практически обесценило наши средства ПВО. Пулеметы винтовочного калибра уже не способны оказывать эффективное противодействие. Увеличение скорости самолетов диктует необходимость повышения мощности боеприпасов средств ПВО, поскольку противник может быстро выйти из сектора обстрела. Получается, что всего несколько попаданий обязаны выводить из строя атакующий самолет. Добиться такого от наших счетверенных "максимов", вещь совершенно невозможная. А 76 миллиметровые орудия просто не предназначены для борьбы с таким типом целей. Они способны только заградительный огонь поставить, а против низколетящих самолетов он не эффективен. Таким образом, ситуация диктует необходимость поставок в армию в массовых количествах прежде всего скорострельных зенитных орудий калибром от 20 до 40 миллиметров. А вот как раз их-то у нас и нет, а качество тех, что есть, совсем никуда не годится. Надо признать, что этот момент мы откровенно проспали. Другого слова тут и не придумаешь.

Народ безмолвствовал. Сталин держался уверенно и спокойно, но для меня было очевидно, что он очень сильно переживал. Подумав, и дав немного времени другим, я заговорил вновь:

— Что касается приборов наведения и управления... Проблема весьма острая. Наши танки, в сравнении с немецкими, практически слепы. Не видно из них ничего. Наша артиллерия ничуть не хуже чем у капиталистов. Те же танковые пушки, по нашим данным, серьезно превосходят все зарубежные. Но откровенно плохие прицелы вынудят наших танкистов, которые в теории могут расстреливать противников издали, сближаться до опасных расстояний. Я так понимаю, что ситуация с бомбовыми прицелами ничуть не лучше?

Смушкевич кивнул. Но тут мои словеса прервал Вождь.

— Дмитрий Григорьевич. С ваших слов получается, что бронетанковая техника у нас не хуже немецкой?

— Да, это так. Даже лучше. Во всяком случае, новые образцы.

— Тогда чем обоснованно мнение АБТУ относительно остановки серийного производства Т-34? Ну, с тяжелым танком, вроде все ясно, а вот с машиной Кошкина, нет. Поясните.

— Товарищ Сталин. В данном вопросе мнение Автобронетанкового управления и самих конструкторов полностью совпадает. Машина КБ-24 к серийному производству не готова. Лучше всего это видно на примере сравнительных испытаний немецкого Т-3 с нашей машиной. Как вы знаете, в нашем распоряжении есть две немецких машины, в последнее время мы максимально ускорили проведение этих испытаний. Они еще далеки от завершения, но первые результаты уже есть. И они не в пользу нашей. Первое, выяснилось, что по своим характеристикам немецкая 30-миллиметровая броня примерно соответствует нашей толщиной в 40 миллиметров. Кроме того, даже в случае отсутствия пробития брони, от внутренней поверхности броневых плит откалываются куски металла, иногда величиной с ладонь, которых достаточно для поражения экипажа. У немцев такая проблема тоже есть, но осколки гораздо мельче. Второе, наш танк, обладая гораздо более мощной пушкой, вынужден будет сближаться с противником на расстояние, на котором сам подвергается существенной опасности, из-за отвратительного качества прицелов. В сравнении с Т-3 наш танк практически слеп. Наблюдение за обстановкой осуществляется двумя членами экипажа — командиром в левой полусфере и заряжающим, в правой полусфере. При этом командир машины вынужден совмещать несколько функций — собственно командир машины, наводчик, иногда радист. Получается, что адекватно оценить обстановку и командовать подразделением он уже просто не в силах. Из-за чрезвычайно неудачного расположения боеукладки, а также нахождения топливных баков прямо внутри боевого отделения, выживаемость экипажа, в случае пробития брони, крайне мала. А восстановительный ремонт танка, в свою очередь, усложняется до предела. — я перевел дух и продолжил:

— Подвеска, доставшаяся в наследство от БТ, полностью сводит на нет первоначальное преимущество в проходимости. Спустя некоторое время, под весом танка, она начинает проседать и танк, фактически, ползает на брюхе. При этом возможность ее регулировки крайне затруднена. Конструкция корпуса не позволяет существенно увеличить бронирование, таким образом, машина изначально получилась предельной. Ко всему, надежность всех узлов и агрегатов не выдерживает никакой критики, особенно это относится к моторной группе и трансмиссии. Все это накладывается на полную неготовность промышленности к производству столь сложного изделия. По нашим оценкам в этому году возможно выпустить не более сотни машин, а их качество будет просто ужасающим. Да и войска абсолютно не готовы к его эксплуатации. Получается, что машина, относящаяся к новому поколению, по многим показателям уступает немецкой, модернизационный потенциал которой далеко не исчерпан. Но, при всех ее недостатках, наработки по ней, и идеи в ней использованные, в частности наклонное расположение брони, дизельный двигатель, широкие гусеницы, мощное для своего класса вооружение, позволяют в кратчайшие, для бронетехники, сроки разработать принципиально новую машину с великолепными характеристиками.

— То есть вы предлагаете остановить танковые заводы? Вы понимаете, что вы говорите? — раздражение Сталина, наконец, выплеснулось наружу. Или он это сделал специально?

— Наоборот, у меня есть предположение, что рабочих танковых заводов придется перевести на казарменное положение. За этот год нам необходимо создать значительный резерв запасных частей к бронетехнике. Броневая сталь пойдет на усиление бронирования модернизируемой техники. А сборочные мощности как раз и будут заниматься этой модернизацией и капитальным ремонтом. Параллельно с этим необходимо вести подготовку к серийному производству новой машины. Это вещь небывалая — готовить производство танка параллельно с его разработкой. Так что я уверен, работы хватит всем по полной программе.

Иосиф Виссарионович довольно долго молчал, а затем, с нескрываемой горечью в голосе, произнес:

— Вот вы мне одно скажите, товарищ Павлов. Где ви раньше были со своими мыслями? — он опять сбился на акцент.

И чего ответить? Я промолчал.

— А легкие танки? Почему вы от них отказываетесь?

— Развитие противотанковой артиллерии говорит о том, что подобные машины, уже в ближайшее время, станут достоянием истории. В частности немцы обладают мощнейшей противотанковой артиллерией, к тому же, почти поголовно моторизованной. Каждая немецкая пехотная дивизия имеет по штату более 70 противотанковых пушек калибром 37-мм, обладающих высочайшей скорострельностью. Это диктует требования к современному легкому танку. Броня, хотя бы в лобовой проекции и башне, должна обеспечивать устойчивость танка на дистанции в 500 метров к малокалиберной ПТО. Это плита не менее 35 миллиметров. Далее. Орудие танка должно обеспечивать надежное подавление средств противотанковой обороны противника, что неизбежно влечет увеличение калибра орудия. Минимум 76 миллиметров. Экипаж танка, с учетом разделения обязанностей, должен быть не менее 4 человек. Все это доводит массу предполагаемого танка не менее чем до 18 тонн. Возросший вес машины уже не позволяет использовать для ее производства автомобильные узлы и агрегаты. Потребуется двигатель мощностью не менее 200 лошадиных сил, либо спарка стандартных ГАЗовских двигателей. Можно точно сказать, что машина получится чрезвычайно сложной в производстве, так как конструкторы будут вынуждены идти на разнообразные ухищрения в попытке снизить вес конструкции. И, очевидно, что конструкция танка изначально будет предельной, то есть лишенной потенциала модернизации. Таким образом, теряются главные преимущества легкого танка — его дешевизна и технологичность. Заводы, способные производить машину, отвечающую подобным требованиям, способны производить и средние танки, которые по характеристикам несравнимо лучше. — я опять перевел дыхание, язык уже заплетается.

— Однако, технологически возможно создать на базе имеющихся легких танков, прежде всего Т-40, универсальное шасси. На его базе можно создать легкое самоходное орудие, способное выполнять функции полковых и дивизионных пушек, самоходный миномет и зенитную самоходку. Потребность в подобных машинах чрезвычайно велика. Но их производство напрямую вступает в конфликт с производством собственно автотранспорта. Причина, прежде всего, в отсутствии производства необходимого количества двигателей. Если мы будем производить их, то машин у нас не будет. На взгляд АБТУ, потребность войск в автотранспорте существенно превышает потребность в подобных самоходных установках. Вот и получается — либо машины, либо танки.

Я замолчал, еще раз перебирая в уме аргументы, а потом добавил:

— Ситуация же с производством двигателей для средних танков, еще хуже. По нашим оценкам, с учетом массового производства новых машин, в год необходимо производить не менее 22-23 тысяч дизельных двигателей. Реально мы можем производить не более 5-6 тысяч. При этом придется полностью остановить производство тягачей "Ворошиловец" и "Коминтерн". А потребность в подобных машинах огромна. Докладные записки, по этому вопросу, я уже направил Семену Константиновичу.

Тимошенко, посмотрев мне в глаза, как-то грустно, очень и очень грустно, кивнул в ответ. И, совершенно неожиданно, задал вопрос:

— Дмитрий Григорьевич, вы все же объясните мне неразумному, почему вы думаете, что немцы на нас нападут. Причем именно в 41 году. Ну нет ведь у них сил для этого! Нет! Ни сил, ни средств. Это же безумие! Даже с учетом всех наших ошибок.

— Безумие. Самое настоящее безумие. Вы меня правильно поймите. Я не подвергаю сомнению то, что мы победим, весь вопрос в том, какую цену мы заплатим за победу. Попробуйте поставить себя на место Гитлера и поймете, что он загнал себя в такие условия, что просто вынужден на нас напасть. И чем скорее, тем лучше. Что он получит после разгрома Франции? Да ничего! Еще кучу голодных ртов, мизер ресурсов и бесконечную войну с Англией. Я абсолютно уверен в том, что англичане ни при каких условиях не пойдут на перемирие с ним. Даже после победы над французами. Они убедились в том, что с ним бесполезно договариваться, все равно предаст. К тому же, немцы не способны обеспечить высадку на британских островах. Для этого просто нет сил. Флота вообще почти нет, а сил исключительно ВВС для этого не хватит. Англичане вправе рассчитывать на всеобъемлющую помощь США. Сначала чисто экономическую, а потом и военную. А с такой подпиткой, они способны вести войну десятилетиями. А Гитлер ждать не может. Еще немного и начнется коллапс всей немецкой экономики. Деньги, потраченные на войну, нужно как-то отрабатывать. А как? Океаны-то намертво перекрыты! Куда девать свои товары? Получается, что разгромив французов, немцы лишь устранили одно из препятствий на пути к достижению собственных целей. А среди целей, прежде всего, свободный доступ к ресурсам и рынкам сбыта. Но и это не главное. Огромную роль играет тот факт, что немцы считают именно Россию причиной собственных злоключений. Если бы не мы, то они расколотили бы Антанту еще в августе 14 года. Да еще их идеология расового превосходства. Вы поймите, они сюда убивать придут! Под корень вырезать. Никакие переговоры, во всяком случае, пока жив Гитлер, просто невозможны.

Я уже перешел на повышенные тона. Текст кончался, а оппонент еще не поверил до конца.

— И вот пока немцы заняты бриттами, над их головой, как дамоклов меч, висит совершенно непредсказуемый фактор. Огромная страна, с очень многочисленной армией, готовая вот-вот вступить в войну, в попытке предотвратить исход, при котором возможно остаться один на один в клетке с голодным тигром. И самое удивительное, что разгромив эту третью силу, Гитлер получит все, что ему нужно. И ресурсы, и рынки сбыта, и территорию для колонизации. Дальнейшее сопротивление Англии просто бессмысленно. Даже вместе с США, они не способны нанести немцам существенного ущерба. Так что перемирие с ними обеспечено. После разгрома Франции, у немцев будет лишь небольшое окно, максимум в 2 года, в течение которых североамериканцы перестроят свою промышленность на военные рельсы и создадут полноценную армию, после чего победа Германии будет за гранью фантастики. Так что, у него нет выбора, он придет. Да это авантюра, но Гитлер уже доказал, что он как раз авантюрист. И Аншлюс, и Мюнхенский сговор, и война с Польшей, были чистейшим безумием. Он рисковал, не имея ни одного козыря в рукаве. И победил. Вот и сейчас, либо он идет на огромный риск и имеет шанс на победу, либо он, безусловно, проигрывает. Лично я уверен, что он рискнет. Мало того, мы еще и подталкиваем его к этому. Немцы просто не представляют наших сил, иначе они сюда никогда бы не полезли. Чего тут греха-то таить, настолько засекретились, что армия перестала выполнять свою главную роль — своей мощью в корне пресекать саму вероятность войны.

Ах ты, мать твою. Только сейчас я заметил, что Сталин поднялся со своего места и подошел к окну. В свете настольной лампы, было видно его отражение в оконном стекле. Он улыбался! Ах ты, мать твою! Как же ты меня развел, черт усатый! Все выложил. Теперь только тупой не увидит, что перед ним точно не командарм Павлов! Ну, и что же ты намерен делать, старый хрыч?

* * *

Время шло, но ничего не происходило. Я сидел как на иголках, ежеминутно представляя, как вот-вот в кабинет войдет отделение НКВДэшников и прямо тут меня и повяжут. Но их все не было и не было. Между тем, сам Сталин никакой агрессии не проявлял, ничто в его поведении не указывало на то, что я проявил себя. Шел спокойный, деловой, максимально предметный и содержательный диалог руководителей высшего ранга, которые готовились на следующее утро повернуть громадную страну на сто восемьдесят градусов. А вот я, после вспышки активности в самом начале разговора, как-то вывалился из общей канвы. Мне было страшно, очень и очень страшно. Какие уж тут мысли о всеобщем благе, когда твоя драгоценная пятая точка сидит прямиком на бочке с порохом, а рядом стоит мужик и раздумывает — поднести спичку или нет?!

Импровизированный совет закончился лишь ранним утром. В окне уже забрезжили первые лучики рассвета, а в саду вовсю пели птицы. Список озвученных вопросов и розданных поручений был просто фантастическим. Единственное что я не мог понять, так это то, как и когда все это делать?! Третья рука у меня еще не отросла, двоиться я не научился, а в сутках по-прежнему оставалось двадцать четыре часа. Судя по мрачноватым лицам собеседников, их волновали примерно такие же мысли. Под конец встречи Тимошенко все-таки выразил мнение, что на созыв Главного военного совета потребуется никак не меньше двух недель, мотивируя это необходимостью тщательным образом проработать все предложения. После минутного колебания, Вождь был вынужден признать правоту маршала — такие серьезные вопросы с кондачка не решаются.

Прощаясь, Иосиф Виссарионович совершил, на мой взгляд, совсем уж невероятный поступок. Он проводил нас до машин и дождался, пока мы разъедемся. Никогда ранее ни я, ни генерал не слышали ни о чем подобном. Не менее удивленными необычайным поведением Сталина выглядели и Смушкевич с Тимошенко. Их неуклюжие попытки скрыть свои чувства могли бы вызвать улыбку, если бы я не находился в столь неоднозначной ситуации. Случайно или нет, но моя машина подъехала последней, когда остальные уже скрылись из вида. В голове не переставая, крутилась мыслишка, что сейчас Вождь произнесет что-то похожее на сакраментальное: "А вас, ... хм... Павлов, я попрошу остаться". Но нет, все обошлось малой кровью, если так можно выразиться. Пожимая мне руку, он выразил скромнейшую надежду на то, что мнение товарища Павлова, относительно планов военных действий, будет заслушано высоким собранием в первую очередь. На чем и раскланялись...

Захлопнувшаяся дверь, наконец, оставила меня наедине со своими мыслями. Необходимо признаться самому себе, что я перестал вообще что-либо понимать. Мне не понятны ни логика, ни мотивы, которые движут этим человеком. Его шаги непредсказуемы и неординарны. Для меня же все эти непонятки могут закончиться плачевно, ляпну что-нибудь не то и не там, и все, поминайте, как звали. Мне крайне необходимо вникнуть в логику, которой он руководствуется. Причем как можно быстрее.

Безусловно ясно только одно — я ему нужен. Очень сильно нужен. Настолько сильно, что он готов довериться человеку, личность которого вызывает серьезные подозрения. Сталин четко понял, что я не Павлов, но пока еще не определился с тем, кто же я такой на самом деле. Прокрутив в голове недавний разговор, я покрылся испариной, соображая, сколько же раз я себя выдал. Много. Но самое печальное было то, что Вождь рассчитывал именно на такой эффект. Он просчитал меня как младенца. Тимошенко и Смушкевич, несомненно, были задействованы им "втемную". Их, видимо, предупредили, чтобы они отвечали на все заданные мной вопросы. Ну, а чем еще объяснить такое количество государственных тайн, в которые неожиданно был посвящен начальник АБТУ, не имеющий к ним ни малейшего отношения?

Время, проведенное здесь, и память генерала дали мне ответы на очень многие вопросы. Пожалуй, главным стало понимание причин чисток в партии и армии. Нет, доподлинно Павлов не знал, был заговор или нет. Он знал другое, как велико неудовольствие и сопротивление высшего и среднего руководства. Неприятие вызвала как личность самого Сталина, так и политика, которую он проводил. Генерал и сам не испытывал к Вождю особенно крепкой любви, но четко уяснил одну достаточно простую мысль — даже если кто-то сможет его сместить, удержаться у власти у него не получится. В России политиков, обладающих необходимым набором качеств, да к тому же еще и имеющих нужный авторитет в партии и среди народа, просто не было. А чем это грозит? Правильно, товарищи. Второй Гражданской войной. Точнее последней гражданской войной в России, ибо на фоне разворачивающихся в Европе событий, это было откровенным государственным самоубийством.

А может в этом и причина? Что, собственно говоря, получил Сталин в результате чисток? Устранил инакомыслие? Упрочил собственное положение? Или еще чего? Да, вообще говоря, всего понемножку. Но вот за свои методы он поплатился по полной программе. Как вы думаете, стали ли партийные и государственные функционеры больше любить своего обожаемого Вождя, или, может, они работать лучше начали? Да не тут-то было. Неудовольствие переросло в ненависть и скрытое противодействие, а работать... А работать они перестали вообще! Своим необычайно податливым и отзывчивым органом чувств, вольготно размещенном в мягком кожаном кресле, вожди менее крупного масштаба поняли простейшую мысль — здесь инициатива наказуема! И вот расселись они, значит, и внемлют: "А что скажет товарищ Сталин по их вопросу?". А товарищ Сталин может сказать через год, или через два, даже через три, а может и вообще ничего не сказать. Не может же он правда все знать и везде успевать. В конечном итоге, на языке боксеров сегодняшняя ситуация в государстве называлась просто — клинч. Никто не мог сдвинуть процесс ни вперед, ни назад, и все вместе дружно стояли на месте. В моей реальности всех расшевелила война, тут, уж извините, не до разборок стало.

А вот здесь Сталин хочет раскачать лодку при помощи меня. Он собрался воспользоваться моей энергией, чтобы растормошить это болото и вывести систему из губительного равновесия. Не мог он не чувствовать, что дело пахнет скипидаром, а я ему еще бензинчику в костер сомнений подлил. Такой уникальный шанс выпадает не часто, и он его не упустит. А товарищ Павлов, великолепно подходит на должность дежурной, извиняюсь, задницы, в случае если что-то пойдет не так.

Размышления пришлось ненадолго прервать. Я, наконец-то, подъехал к дому. Черт знает что, 60 километров в час — это уже лихачество. Хотя, для большинства местных дорог, это скорость сродни самоубийству. Блин, тут все так неторопливо, меня это аж до исступления доводит. Простейшую бумагу тут могут делать неделями. И никакие вопли начальства и репрессии не помогают — так тут заведено. Но, надо признать, что уж если делают, то делают основательно. Не будем о грустном...

Куликов поднял трубку почти мгновенно. Такое впечатление, что он держал ее в руках. Услышав, сквозь треск и шуршание мой голос, он не удержался, и облегченно выдохнул. На том конце провода умер, так и не родившись, страшный по своей сути вопрос: "Живой?". Петр Николаевич был рад. Искренне рад. Как же мало людей, которым я здесь действительно дорог. Но ощущение того, что за столь малый срок, они уже появились, с лихвой оправдывало все мои усилия. Выслушав довольно сбивчивые объяснения, Петр подтвердил, что подготовленных материалов для обстоятельного доклада вполне хватит, чем несказанно меня обрадовал. Хоть одна хорошая новость. Перед тем, как повесить трубку, комиссар не удержался и произнес:

— С возвращением, Дмитрий Григорьевич.

* * *

Честно говоря, раньше за собой особенной любви к пышным и вычурным нарядам я не замечал. Но сегодня мне захотелось выглядеть подобающе. Приняв ледяной душ и вылакав ведро кофе, я нацепил на себя новенькие китель и бриджи, только что пошитые, с учетом моих новых форм. Надел новые хромовые сапоги, начищенные до зеркального блеска. Еще раз протер не свои ордена, и заглянул в зеркало. Внушало! Из зазеркалья на меня пялился молодой генерал, тянувший по самым пессимистичным оценкам года на тридцать три, затянутый в новенькую, сидевшую как влитая, форму, с цельным иконостасом на груди. Орел! Ни тебе пивного брюха, ни обвисшей за... хм... Ну, короче сами поняли. Вот так вот — жив, здоров, бодр и весел, на зависть злопыхателям, чтоб им пусто было!

Погрузившись на заднее сиденье собственной машины, поймав при этом одобрительный взгляд водителя, я вновь погрузился в тяжкие думы. Зачем я нужен Сталину вроде худо-бедно прояснилось, а вот нужен ли он мне? По пути ли нам? Тут есть над чем подумать.

На первый вопрос ответить очень просто — без Сталина я пустое место. Все мои расчеты строятся на том, что он сможет протолкнуть, убедить, заставить нужных людей сделать, так как требуется. Если его не будет, меня сожрут в течение нескольких часов, а все мои начинания пойдут прахом. А вот вопрос по пути ли нам, точнее до какого момента нам по пути, требовал уже более вдумчивого подхода. Разделял ли я идеологию? Да, несомненно. Многие ее постулаты были мне понятны и близки, хотя по местным меркам между мной и Иосифом Виссарионовичем существовали неразрешимые идеологические разногласия. Для меня стало настоящим откровением, что существует огромная разница между марксизмом и марксизмом-ленинизмом, а тут на эту тему шли настоящие политические баталии, с немалым количеством реальных жертв.

Но это не было главным. Чтобы разъяснить всю глубину моих сомнений, приведу следующую аналогию. В начале девяностых я был еще совсем зеленым пацаном, но, как и у всех детей, у меня была хорошая память. И я запоминал. Я помнил первую чеченскую войну, новогодний штурм Грозного. Кровавый и бездарный, как и все в тот период. Но я помнил не груды горелой техники и не зверства чеченских отморозков. Я помнил действия одного человека, к моему величайшему сожалению, гражданина России. Его фамилия накрепко засела у меня в голове, как синоним слова "предатель". Да, господин Ковалев, это я про тебя. Я в мелочах помню ту пресс-конференцию, на которой ты с изуверской улыбочкой сообщал сборищу таких же как ты, что: "С РАДОСТЬЮ сообщаю вам, что новогодний штурм Грозного провалился!". И я помню, как зал наполнился криками одобрения, ему аплодировали стоя!

ТВАРИ, БУДЬТЕ ВЫ ПРОКЛЯТЫ!

Вы спросите, что может быть общего между этими и большевиками? Ну что же, давайте подумаем. Оставим в стороне идеологию, и посмотрим на революции со стороны современника. А выглядело это вот так. Россия не первый год ведет тяжелейшую, кровавую войну. В это время группа людей инициирует в тылу пропагандистскую войну, целью которой является свержение существующего строя. Последствиями этих действий становится последовательный развал военной промышленности, транспорта и связи, государственного аппарата, разложение тыла действующей армии, и, наконец, самой воюющей армии. При этом лидер этой группы, скажем дипломатично, без особых затруднений перемещается по территории страны, являющейся основным нашим противником. После прихода к власти эта группа становится инициатором заключения позорного мирного договора с уже фактически разгромленной Германской Империей, которая капитулирует перед Антантой всего через несколько месяцев. Подытожим. В результате действий вышеозначенной группы был полностью обесценен труд и кровь миллионов людей, огромные жертвы понесенные нашим народом в Первой мировой войне оказались совершенно бессмысленны. Из-за развала промышленности и тыла войска понесли чудовищные потери, было сорвано несколько крупных наступательных операций, способных внести решающие изменения в ход всей войны. Страна была втянута в тяжелейшую Гражданскую войну, жертвами и беженцами от которой стали миллионы людей. Промышленность, сельское хозяйство, транспортная инфраструктура оказались отброшены на десятилетия назад, и строительство новой экономики пришлось начинать почти с нуля. На долгие годы Россия оказалась в политической и экономической изоляции.

Ну и как все это называется на русском языке? Не знаете? Лично я и моя семья не были обижены советской властью, не пострадали от чисток и репрессий, в лагерях не прозябали. Никаких обид на большевиков у меня нет, но... Складывать в уме два и два меня жизнь научила.

Но и это еще не все. Я не мог понять еще очень и очень многого. Астрономических потерь в Великой Отечественной войне, как людских, так и материальных. Пирр наверняка в гробу перевернулся от зависти к тем, кто уверенно выхватил у него из рук знамя победы любой ценой. Я не мог понять, зачем нужно было, чуть ли не под корень вырезать казачество, бороться с врагами конечно надо, но не полным же уничтожением вообще всех окружающих! Каким образом получилось так, что страна, обладающая огромными площадями плодородных земель, к концу семидесятых годов оказалась не в состоянии прокормить саму себя? Как такое вообще возможно? И еще много всяких как, почему и зачем.

Мне очень хотелось верить в то, что Сталин не причастен ко всему этому. Что это происки врагов и стенания "диссидентов". Хотелось верить в мудрого, всезнающего и справедливого Вождя. Хотелось. Но не моглось. Как ни крути, Иосиф Виссарионович, но главный тут вы, и ответ за все держать именно вам. И если вы не поменяете свои методы, я вас грохну. Пока не знаю как, но точно грохну. Или вы меня.

На этой мажорной ноте я и завершил свои душевные терзания. Машина уже подъезжала к зданию Управления.

На КПП меня ждал адъютант Куликова, который сообщил, что Петр уже у себя и ждет моего вызова. Попросив его подойти минут через десять, я направился в свой кабинет. Поднимаясь по лестнице, обратил внимание, как адъютант говорит с комиссаром по телефону. Все-таки мне невероятно повезло с заместителем, уникальный мужик. Если бы не он, я не сделал бы и половины задуманного. Мы понимали друг друга с полуслова, хотя ругались при этом постоянно, да так, что подчиненные в ужасе разбегались, боясь попасть под горячую руку. Удивительно, но в моей исконной памяти, хранившей множество имен военных и политических деятель этого времени, фамилия комиссара не отложилась. Что с ним стало? Сгинул в лагерях? Погиб на фронте? Всю жизнь прозябал на заштатных должностях, задвинутый в самый дальний угол происками завистников? Не знаю, но его таланты явно не были использованы должным образом, как и таланты многих других людей. В какой-то момент, они оказались лишними на этом корабле, и их попросту выбросили за борт, как бесполезный балласт. Ну что же, товарищ Куликов, у тебя есть шанс доказать хотя бы мне, что в прошлый раз кто-то очень серьезно ошибся.

Работа по подготовке доклада Сталину заняла всю первую половину дня, и то благодаря тому, что она была практически завершена ранее. Мы еще и еще раз проговорили все основополагающие моменты, сравнили подходы, уточнили цифры, составили десятки графиков и диаграмм. Подчиненные сбились с ног, таская в мой кабинет все новые и новые пуды макулатуры. Две машинистки стерли пальцы, записывая и переписывая наши мыслеизлияния. Но к часу дня двухмесячный труд половины сотрудников АБТУ приобрел, наконец, более-менее законченный вид. Охрипший и раскрасневшийся комиссар пошел заучивать речь, а я засобирался на встречу с Тимошенко. На повестке дня в полный рост стал вопрос о формировании танковых армий.

Уже на выходе из здания меня догнал мой новый адъютант. Капитан Ильин Дмитрий Михайлович. Вечно куда-то спешащий брюнет, более чем среднего роста и скромнейших габаритов. На его коротких кучерявых волосах едва держалась лихо заломленная фуражка, довольно контрастно смотревшаяся на фоне спокойной манеры ношения остальной формы. Педантичность и настойчивость выдавали в нем чистокровного еврея, хотя капитан и старался это не афишировать. Отличный парень, если не считать того, что о его принадлежности к чекистам не говорило разве что отсутствие клейма на лбу. Но мне собственно без разницы, лишь бы дело делал.

— Дмитрий Григорьевич. Звонили из Харькова. Просили передать, что Кошкин уже вылетел в Москву. Скоро будет у нас.

— Ух, я и забыл совсем. Давай распорядись, чтоб приняли, как положено. Машину, жилье... С аэродрома сюда его вези, времени нет совсем. Я вернусь часам к четырем, может позже чуть-чуть.

— Сделаем, — козырнул и как сквозь землю провалился. Блин, так бы все свою работу выполняли, и мы бы сейчас не тряслись от страха, поджидая немцев.

А между тем, Кошкин надежды оправдывал на все двести процентов. На фоне основной массы гражданских начальников, он смотрелся белой вороной. Или светлым пятном на иссиня-черном квадрате Малевича. В отличие от большинства, он действительно был РУКОВОДИТЕЛЕМ, а не проводником мнения вышестоящих инстанций. Он действительно решал вопросы ему порученные, как говорится от и до. Да, не всегда лучшим образом, да, частенько вкривь и вкось, но он крутился, искал решения и находил их, а не стонал и плакал, указывая на отсутствие рабочих, оборудования и прочих благ. Если бы правительство действительно всерьез воспринимало жалобы производственников, то наша промышленность до сих пор в эпических масштабах производила бы каменные топоры, весьма и весьма посредственного качества. Почему посредственного? Ну, как же, массовое производство, батеньки, брак неизбежен! Если он еще и живой останется, то для России это будет воистину царским подарком. Пожалуй, из тех с кем мне довелось побеседовать, сходные чувства вызывал разве что Астров. А остальные... Грустно это братцы, ох как грустно...

Разговор с Наркомом обороны получился весьма содержательным, но малопродуктивным. Большинство вопросов он просто не мог решить. Не хватало рычагов влияния. Вот вам и издержки излишней централизации власти. Без направляющей воли и четких указаний Вождя, сдвинуть что-либо с места тут просто невозможно. Единственное что мы могли, так это досконально проработать все решения, которые ему необходимо будет принять. На то и убили вторую половину столь длинного дня.

Выходя из кабинета Тимошенко, я мысленно уже вел диалог с Кошкиным. Обдумывал, раскладывал по полочкам, искал доказательства. Но мою работу нагло и беспардонно прервали. Сквозь вихрь раздумий до меня достучался настойчивый окрик. Прямо передо мной, с дежурно-приветливой улыбкой на лице, маячила фигура человека с маршальскими звездочками в петлицах. Ворошилов! Мля, именно тебя-то мне и не хватало для полного счастья! Черт тебя принес на мою голову.

По вопросу этой фигуры наши с Павловым мнения были схожи как никогда — Первый маршал Советского Союза был человек огромного самомнения и малых талантов. Его единственным достоинством была солидарность с политикой партии. Сколь бы тернист и извилист не был путь РСДРП(б), товарищ Ворошилов всегда был впереди и всегда все одобрял. В зависимости от мнения лидеров, будь то Ленин, Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Сталин, Берия, Хрущев, Климент Ефремович мог с пылом и жаром растолковывать народу одни прописные истины, а наутро, с не меньшим усердием, доказывал абсолютно противоположные. Надо признать, что пользуясь своей крестьянской внешностью и разговаривая с народом на его языке, с грубоватыми шуточками и легким матерком, у него это получалось великолепно. Рабочему люду весьма импонировало, что выходец из деревенской бедноты добрался до таких высот власти. Более того, на фоне остальной руководящей верхушки, которая при всем желании похвастаться "пролетарским" происхождением не могла, он выглядел настоящим символом новой эпохи, иконой. Но на этом список его дарований завершался.

А вот с точки зрения начальства, товарищ Ворошилов обладал набором гораздо более нужных качеств. Среди советского генералитета ходили бородатые анекдоты по поводу непотопляемости Климента Ефремовича. Какие бы ошибки он не совершал, какую бы глупость не сделал, ничто не могло пошатнуть его служебного положения. И только лишь "победа" над Финляндией переполнила чашу терпения Сталина, и он сместил его с поста Наркома обороны. И только. На всех остальных постах маршал остался. Этим своим решением, Иосиф Виссарионович в очередной раз опроверг свой знаменитый тезис, про то, что незаменимых людей у нас нет. Оказывается есть!

Что же это за качества такие? Все очень просто — Ворошилов всегда знал свое место. Получив маршальские звезды, Климент Ефремович прекрасно понимал, что прыгнул выше своей головы, раза так в три, а может и в четыре. И всегда помнил, кому он обязан таким карьерным ростом. При любом другом политическом раскладе рассчитывать на что-то большее он не мог, да и сохранение прежнего положения было бы под вопросом. Сталина же подобная ситуация более чем устраивала. Ему был необходим еще один голос в ЦК, на который он мог рассчитывать в любой ситуации. Да и беспрекословный исполнитель был для Вождя совсем не лишним. Уж что-что, а волю Иосифа Виссарионовича Ворошилов исполнял с точностью. До каждой запятой и закорючки на полях. Вот как написано, так и делал, не разбираясь правильно это или нет. Короче говоря, очень нужный товарищ, незаменимый!

Контраст, между раздутым до заоблачных высот пропагандистской машиной образом Первого советского маршала, героем Гражданской войны, кавалером множества орденов и медалей и реальным человеком, был велик. Особенно для высшего комсостава. Мирок генералитета довольно узок, здесь все друг друга знают, все так или иначе встречались и пересекались по службе. Так что здесь относились с известной долей юмора ко всем этим "особенностям". Пока... Пока товарищ маршал не обращал свой взор на юмориста. Несмотря на прочность своего положения, мелкими интригами, направленными против подчиненных способных в случае чего заменить такого незаменимого человека, Климент Ефремович никогда не брезговал. И нередко они своей цели достигали. Вот и сейчас затевалось что-то подобное.

Расположившись в коридоре таким образом, что даже имей я желание пробежать мимо него, у меня бы это не получилось, Ворошилов изложил предложение, от которого я не смог отказаться. Просил уважить седины и распить со старым боевым скакуном (!) рюмку чаю. Поговорить "за жисть". И я согласился. Уж и сам не знаю, чего тут было больше — желания выпить на халяву или серьезно поговорить.

Новый кабинет маршала мне понравился. Просторный, светлый, обставлен без особой помпы уютной и функциональной мебелью. Канонический "образок" Вождя всех пролетариев и лучшего друга физкультурников, намертво приколоченный к стене прямо над креслом хозяина, дополнял картину "офиса" типичного советского начальника. У меня точно такой же, даже побогаче будет. Про себя подумал, что надо это несоответствие устранить, аскетизм нынче в моде, а то на партсобрании обвинят в мещанстве или еще в чем.

Ворошилов начал издалека. Вспоминал бурную юность, потом Гражданскую. Не забыл про Царицынскую эпопею. Ну, а как без этого-то? Правда, вспоминал он почему-то книжную версию, а не реальную. Как они там, значит, вместе с товарищем Сталиным шашками беляков рубали. Лично! И так у него ловко и гладко этот рассказ получался, что он сам почти поверил, да и я вместе с ним. Напомнив столько иносказательным образом, о том, кто на самом деле с Вождем из одного котелка щи хлебал, маршал перешел к сути вопроса. Но для начала он меня все же удивил:

— А я смотрю, Дмитрий Григорьевич, ты все молодеешь. Что, аль бабу молодую завел или пьешь настойку, какую? Не поделишься секретом? Где живой водицы-то нашел?

Строго говоря, Ворошилов стариком еще не был. Но, с таким образом жизни, а местное руководство жило в состоянии постоянного стресса и ожидании неминуемой расправы, к своим годам он выглядел не лучшим образом. Кроме того, вместе с большой властью приходит и понимание того, что в могилу ты ее не унесешь. Как гласит народная мудрость — аппетит приходит во время еды. Пожить ох как хочется, и чтоб молодым, да здоровым!

И меня словно черт дернул. Решил я над ним малость пошутить:

— А вы, Климент Ефремович, Булгакова не читали? Собачье сердце? — без особой надежды спросил я.

— Читал, — в очередной раз удивил меня маршал, оказывается он еще и читать умеет! Это сколько ж талантов-то пропадает!

— Но так ведь это же выдумка, шутка!

— Ну, в каждой шутке есть доля шутки...

— Погоди. Это что же, ты щас с яйцами макаки ходишь??? — удивление собеседника было всеобъемлющим.

— Почему сразу с яйцами? И почему макаки? Это вчерашний день. Мне сразу мозги пересадили, гиббона кажется, ... Точно не помню. Одна беда — бриться замучился, волосы прут дуром! Да и вонючий стал, ни один одеколон не спасает!

Немая сцена. Мне стоило гигантских усилий сохранить невозмутимость. Вы бы видели его обалдение! Ох, мать... Рыдаю! Мысленно.

Молчание затянулось минуты на три. Так и не определившись, верить мне или нет, Ворошилов решил свернуть щекотливую тему. И перешел к главному. Его лицо стало хмурым и неприветливым. В глазах запылал кровожадный огонек.

— Ладно... Ты мне вот что скажи, Дмитрий Григорьевич. Что ты задумал, а? Чего воду мутишь? Под кого копаешь? Неспокойно тебе? Или может, крови тебе мало было? Не успокоился? Ты что, не понимаешь, чем все это грозит?

На слове кровь, у меня голове будто рубильник какой-то переключился. Я буквально физически почувствовал, как он щелкнул. Ярость переполняла меня. Била фонтаном. На несколько секунд, я просто потерял дар речи. Чудовищным усилием воли мне удалось подавить непреодолимое желание убить этого человека немедленно, прямо здесь, в его кабинете. Задушить. Порвать на клочки голыми руками! Затоптать ногами. Как угодно, но уничтожить его! Но я выдержал. Точнее почти выдержал, сдержать слова я не смог.

— А ты что же, Климент, правда не понимаешь? Или прикидываешься? Задумал, говоришь? Воду мучу? Ты что же, ослеп? Не видишь, что творится вокруг? Война на носу, большая война, а у нас в армии ж..опа полная! Ты не видишь, этого? Снарядов нет, командиров не хватает, бойцы не обучены, техника на ладан дышит, промышленность черте что выпускает! А ты не видишь? Копаю, говоришь? КРОВИ МАЛО? НА МНЕ КРОВИ НЕТ! Я в гробу видел все твои должности и звания! Понял! В гробу! На..уй они мне не нужны!...

— А ты вроде как и ни причем? Все вокруг дураки, а ты один на коне и весь в белом??? Вместе все делали! Ни слова против не сказал! Чуть не в зад лобзал, а щас вроде как и побоку??? На других все свалить хочешь?

— За свои дела я сам отвечу, по полной программе. Ты за меня не переживай. Без палок не останусь. Благо хоть ума хватило одуматься. Надеюсь, еще не поздно... А ты все власть делишь? Немцы придут — делить нечего будет! Голым задом на пулеметы пойдем. Нет, не ты, а солдаты! Ведь не просто со спущенными штанами стоим, так и подмылись еще, чтоб не побрезговали нами! Ведь до Москвы дойдут! А вы все грызетесь, как скорпионы в банке!

— Да ты... Да ты пораженец! Трус! Предатель! Свол...

— А ты меня не пугай! Я свое еще в тридцать восьмом отбоялся. Не страшно мне! Об одном прошу, не можешь помочь, так хоть не мешай! Не крутись под ногами! А будешь мешать, я защищаться не буду! Я буду наступать! В морду бить буду! Руки свяжете, ногами запинаю. За ноги держать будете, зубами грызть буду! Понял?

Я почувствовал, что если прямо сейчас не выйду отсюда, кровь на моих руках все же появится.

— Счастливо оставаться! — я быстрым шагом вышел в прихожую, напоследок так грохнув дверью, что с потолка посыпалась штукатурка.

Бывший в коридоре народ буквально испарился с моих глаз. Все в ужасе попрыгали в кабинеты, кто в свой, а кто и в первый попавшийся.

От бешенства у меня в глазах начало двоиться и троиться. В голове стучали чугунные молоты, впечатление было такое, что я находился на колокольне, и на самом большом колоколе вместо язычка использовали мою бедную башку. На плечи наваливалась свинцовая тяжесть. Она все сильнее и сильнее придавливала меня к полу. Уже понимая, что происходит что-то странное, я обеими руками попытался ухватиться за стену. Но тщетно, руки скользили по гладкой поверхности. Вдруг грудь сковало сильнейшим спазмом. Я не мог дышать. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. В ужасе пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, я начал заваливаться на пол. Плашмя. Последним кадром был паркет в сантиметре от моего носа. Все, занавес.

Иосиф Виссарионович оторвался от прочтения стенограммы разговора Павлова с Ворошиловым и посмотрел на сидевшего напротив Берию.

— Ну и как он?

— Спит. Врачи говорят, что все, что можно сделать, они уже сделали. Остается только ждать.

Вождь немного помолчал и произнес:

— Лаврентий, если с его головы упадет хоть волос, можешь смело покупать себе мыло и веревку. Ты меня понял?

Лаврентий понял.

Сталин в течение нескольких секунд продолжал что-то шептать себе под нос по-грузински, а потом тихо пробормотал:

— Солдаты, говоришь... Мозги пересадили?

Глава восьмая

Уже несколько минут я сидел перед зеркалом и с грустью рассматривал в нем свое новое обличье. На этот раз судьба занесла меня в тело женщины! И ладно бы еще в красавицу какую. Нет. Как бы сказал мой друг Ромка — я не в силах выпить столько водки. Ладно, морда лица — это вещь переносимая, в конце концов, заставить себя переспать с мужиком я бы вряд ли смог. Может, оно и к лучшему. Беда была в том, что, судя по ощущениям, моему телу было никак не меньше пятидесяти. А может и больше. Судя по обилию лекарств, лежащих на трюмо прямо под зеркалом, здоровьем это тело не блистало. Но самое печальное было то, что в моей голове не было никаких воспоминаний, принадлежащих предыдущему владельцу. Совсем никаких. Я даже не знал, кто я такой... Хотя теперь правильнее звучит "такая". Все же что-то неуловимо-знакомое в новом теле угадывалось. Но что именно, не могу понять.

Оставалась еще гаснущая с каждой минутой надежда на то, что это очередной стеб моих мучителей. Но уж больно реально все вокруг. В прошлый раз эсэсовцы были излишне гротескными, чувствовалась некая фальшь, а сейчас этого нет. Неожиданно мои мысли прервал громкий и настойчивый стук в дверь. Нелегкая принесла кого-то, не дав мне даже прийти в себя. Надо идти открывать. Кто знает, кто там за дверью?

Я долго мучился, пытаясь открыть многочисленные запоры и засовы. Новые руки отказывались мне повиноваться. Небольшие, в общем-то, нагрузки вызвали у меня нешуточную отдышку, а сердце колотилось так, будто я только что разгрузил вагон с сыпучими удобрениями. Но вот, наконец, замки поддались, дверь медленно открылась и ... И ... И!

И мои глаза самопроизвольно поползли на лоб. Прямо передо мной стоял... Как вы думаете кто? Принимаю ставки. Передо мной стоял живой Ленин! Наиживейший из всех Лениных. Самый что ни на есть живой и настоящий Владимир Ильич! И тут меня как громом поразила страшная догадка о том, кто я сейчас такая! Меня зовут Надежда Константиновна Крупская! Мать твою, я жена Ленина!!!

Не обращая внимания на мое изумление, Владимир Ильич порывисто прошел внутрь квартиры, при этом бережно отстранив мое тело с прохода. Скинул пальто и шапку, оставшись в довольно поношенном костюме-тройке черного цвета, и, не разуваясь, направился в зал. Был видно, что он о чем-то напряженно думает. Стараясь издавать как можно меньше звуков, я направился за ним. Рассеяно осмотрев окружающую обстановку, взор Вождя мирового пролетариата остановился на мне. Как бы скинув с себя оцепенение, он глухо произнес:

— Наденька... Наденька, ты должна пообещать мне одну вещь.

— Конечно, Володя, все, о чем попросишь, — самопроизвольно произнесло мое тело.

— Пообещай мне, что как только я умру, ты обязательно отрежешь мне ... хм ... детородный орган.

Я просто выпал в осадок:

— Но зачем???

— Ну как же! Вот представь себе. Умер я, приходит к нам Троцкий и спрашивает: "Помер!?! Ну и х..й с ним!" И будет тысячу раз неправ! — произнес Владимир Ильич своим неповторимым картавым голосом.

Первоначальное непонимание сменилось во мне ощущением всеобъемлющего хохота. Дикое ржание заполнило мое тело от макушки до пяток. Я не мог спокойно устоять на ногах и, грохнувшись на бок, покатился по полу. От напряжения у меня из глаз ручьем полились слезы, на время скрывшие окружающую обстановку. Я не смог остановиться даже тогда, когда почувствовал себя окончательно проснувшимся на кровати, по всей видимости, в том же самом госпитале, что и в первый раз. И только переполненные ужасом и состраданием глаза Маши, сидевшей на стуле в изголовье, заставили меня немного успокоиться.

— Дима, что с тобой? Тебе плохо, да? Ты плачешь... Потерпи немного, сейчас я сбегаю за главным врачом.

— Погоди! Стой! Кому говорю, стой! Я себя хорошо чувствую! Да подожди ты! Анекдот мне приснился, понимаешь. Смеюсь я! Стой!

Маша неуверенно остановилась. Ее красивое личико было печальным, как никогда ранее. Постояв немного возле двери, она вернулась и уселась на прежнее место.

— Маша, скажи, пожалуйста, каким образом я сюда попал. И что со мной случилось?

— Тебя привезли вчера вечером с подозрением на инфаркт. Откуда, я не знаю.

После ее слов смутные обрывки последних воспоминаний незамедлительно приобрели четкую картину. Стало немного не по себе. Ничего не скажешь, круто поговорили. А как громко я дверью хлопнул, наверняка там со смеху все покатились. Еще бы, заряд — на рубль, выстрел — на копейку.

— Ну и как? Подтвердились подозрения?

— Понимаешь, Дим. Мы не знаем, что с тобой. По сопутствующим признакам — у тебя инфаркт. Но дальнейшее обследование никаких подтверждений этому не дало. Согласно нашим выводам к тому моменту как тебя привезли сюда, ты просто спал. Вот только разбудить никак не получалось. Как ты чувствуешь себя?

— Отлично. Хорошо так выспался, как будто неделю на пляже валялся.

Говоря подобное, я ничуть не лукавил. Я чувствовал себя абсолютно здоровым и прекрасно отдохнувшим. Только вот есть хотелось чудовищно, да и в туалет бы не мешало сходить.

— Слушай, а как у вас насчет пожр... хм ... покушать? И я в туалет хочу!

Маша неуверенно взглянула на стоявшую в углу больничную утку. Я перехватил ее взгляд и возмутился:

— Даже не думай! Где моя форма? Как это, не дашь? Мне что, голому в туалет идти? Товарищ военфельдшер, я вам приказываю! ... Машенька, ну пожалуйста! Зачем мне главный врач-то? Я ведь в туалет хочу, а не в космос лететь собрался! Отдавай, на фиг!

Спустя пару минут мои униженные просьбы, сдобренные обильной порцией лести и подхалимства, достигли результата. Форму я получил. И вот тут мой взгляд натолкнулся на очень странную картину. Почти за моей спиной, на кресле возле окна в совершенно немыслимой позе спал человек. Ну, дела! Это же Кошкин! Я вопросительно посмотрел на Машу:

— Его вчера твой порученец привез. Я буквально на пять минут из палаты вышла, градусник взять. Прихожу, а он уже спит, как убитый. Мы его пытались разбудить, да куда там — даже не шевельнулся. В конце концов, решили его тут оставить.

— Ну и правильно сделали. Пусть отдыхает. Здоров мужик, ничего не скажешь, в такой позе заснуть не каждый сможет.

— А я уже не сплю, — неожиданно заговорило тело: — Ваш смех, товарищ командарм, мертвого из могилы поднимет. Ух, затек весь, — простонал Кошкин, пытаясь пошевелиться.

Мы с Машей засмеялись, гладя на его причитания и потягивания.

— Вот что, Михаил Ильич, давай вставай, пошли себя в парадный вид приводить. А то мало ли... Машенька, а ты, пожалуйста, прихвати сразу четыре порции обеда, или сейчас уже полдник? — проговорил я, мысленно сложив свои ощущения с голодным взглядом конструктора Т-34.

Во время умывания мне еще раз вспомнился недавний сон. Блин, а ведь это какие-то подсказки что ли. Уж больно они жизненные. Где-то я напорол, где-то перестарался или недоработал. Мне, видимо, пытаются помочь. Только уж больно образно. Попроще бы, а то я так и не понял ничего. Но видимо тот, кто за мной наблюдает, в истории разбирается нехило. Юмор резкий, злободневный и острый, как бритва.

За последние месяцы я настолько привык к постоянному стрессу, культурному шоку, перемещениям во всевозможные тела и к прочей гадости, что совершенно перестал обращать на это внимание и удивляться чему-либо. Но вот что у меня не укладывалось в голове, так это то, зачем я нужен ... уж не знаю, как их и назвать-то правильно, пусть будут пришельцы, что ли... Не могу понять. Если смысл их действий сводится к изменению человеческой истории, то зачем им понадобился какой-то жалкий юрист из недалекого будущего? Они обладают такими возможностями, что способны меня сюда отправить, способны помочь с внедрением, способны транслировать сны и так далее, и тому подобное. Что мешало при помощи таких же видений внушить Сталину все, что им в голову взбредет? А он и без меня бы тут прекрасно справился. Или подсадить засланца прямо ему в голову? Ведь сколько времени мне пришлось потратить на бессмысленные уговоры, разъяснения, доказательства, а сколько еще предстоит потратить, боюсь даже представить! Не понимаю я, вот хоть убейте! Муть какая-то...

По возвращению в палату меня уже поджидали. Главный врач, собственной персоной, и снова со своим дурацким моноклем в правом глазу. На вторую линзу денег не хватило? Очки ему подарить, что ли? "Добрый доктор" с хищной улыбочкой на лице уже мысленно осматривал меня. В эту секунду я был уверен, что если бы он мог, то разобрал бы меня до последнего винтика, пытаясь выяснить — что есть такое командарм Павлов.

— Хрен тебе! Не дамся, — подумал я, натягивая на физиономию приветливую улыбку и усаживаясь на кровать. Но, по всей видимости, моего мнения никто спрашивать не собирался. Пришлось пройти процедуру осмотра во всем ее "жестоком" многообразии. Чтобы хоть как-то скрасить скуку, охватившую меня при виде эскулапа, я направил свой ясный взгляд на женскую часть аудитории. Изобразив всеми возможными способами свое неудовольствие и страшную обиду оттого, что меня самым бессовестным образом выдали в руки безжалостного коновала, мне удалось вогнать Машеньку в ее обычное состояние покраснения. Правда, оно почти сразу же украсилось милой улыбкой и тихим хихиканьем. Вот зараза, она еще и смеется! Ну, держись, я над тобой еще посмеюсь!

Осмотр затянулся. Главврач использовал все возможные хитрости и уловки, имевшиеся в его арсенале. Причем по нескольку раз. Но судя по всему, так ничего и не понял. Все его существо выражало полнейшее недоумение. Даже волосы на голове приняли форму вопросительного знака, во всяком случае, мне так показалось. Наконец, в очередной раз, отстранив от моей груди слуховую трубку, он приподнялся со стула и направился к выходу. Его взгляд рассеяно блуждал по комнате, ни на чем конкретном не останавливаясь и не задерживаясь. Через несколько шагов, со стороны старого врача послышалось невнятное бормотание, периодически дополняемое недоуменным подергиванием плечей. Так и не сказав ничего вразумительного, он покинул помещение, даже не закрыв за собой дверь.

Из мысленного ступора нас вывел вопрос, послышавшийся из угла с креслом и Кошкиным:

— Ну и что, есть-то мы сегодня будем?

Страдальческий тон, с которым была произнесена фраза, был настолько уморительным, что мы с Машей буквально покатились со смеху. Мой бедный желудок уже несколько минут изнывал и плакал желудочным соком от волшебных ароматов наваристых щей и гречневой каши с подливой, которые какой-то изувер поставил прямо под моим носом. Наконец-то я добрался до них, и никто не в силах мне помешать!

Маша, видимо поняв, что у нас с Кошкиным предстоит важный разговор, извинилась и вышла из палаты. А мы с удовольствием накинулись на еду. Лишь отставив в сторону последний пустой стакан из-под компота, я смог заставить себя начать диалог:

— Ну что, Михаил Ильич, давай рассказывай, с чем пожаловал?

С сытым видом откинувшись в кресле, конструктор произнес:

— Как договаривались, привез эскизные проекты. Вот они, — наклонившись, он достал из-под кресла видавший виды тубус, который до этого момента я даже не заметил.

На секунду, я представил себе картину, как в комнату со спящим командармом и конструктором, тихо входит мирная с виду нянечка, подходит к креслу, забирает тубус, и так же медленно уходит, унося с собой секретные документы. Бр-р-р-р, чур, меня, чур!!!

— Давай, показывай.

— С чего начинать? С переделок или с нового?

— Давай с БТ. Они меня сейчас больше интересуют. До новых танков, еще как до Китая, а мехкорпуса оснащать нужно уже сейчас. Кстати говоря, нашу стратегию должны утвердить со дня на день.

— Вот и замечательно. Значит так. Сначала про сам танк, — проговорил конструктор, вытаскивая из тубуса груду чертежей и рисунков: — Для увеличения бронирования, действительно пришлось отказаться от колесного хода, мы его заблокировали. Гитару сняли, рулевую колонку сняли, рулевые тяги приварили к корпусу. Во время модернизации необходимо завершить переход на мелкозвенную гусеницу. Башню танка и лобовой лист экранируем 20-мм листами катанной гомогенной брони. Для этого будут производиться специальные навесные комплекты таких плит. Для лобового листа комплект состоит из пяти деталей. Для башни из семи. Крепеж — болты, сварка. Увеличить бронирование борта возможности не имеется. Сами знаете, борт двойной, это дело гиблое. Ворошиловский пулемет сняли и переставили на башню — сектор обстрела небольшой, но на безрыбье и рак рыба. Приварили поручни для десанта. Расчетный вес конструкции возрос на 1640 килограммов. Но — это расчетный, как получится в металле, никто прогноза не даст.

— А что с маневренностью? Скорость?

— На маневренность никакого влияния модернизация не окажет. А вот скорость и живучесть подвески... Скажем так, по пересеченной местности на 40 км/ч можно уверенно идти только в последний бой, — Кошкин грустно развел руками: — Что поделать, это прелести подвески "Кристи".

Он немного помолчал, а потом, видимо вспомнив что-то, проговорил:

— Я разговаривал с КБ завода Љ 8. Связи у нас с ними неплохие, еще с 36 года. Меня убедили, что существует возможность существенно увеличить мощь орудия 20-К, без существенно изменения массогабаритных характеристик. По их словам нужно просто нарастить ствол. Не берусь утверждать, насколько это реально, но, думаю, попробовать нужно.

— Так в чем проблема?

— Да как всегда — у них план, загрузка, долги, брак. Короче говоря, им нужен прямой приказ и техническое задание. До этих пор там никто не пошевелится.

— Ваш вопрос — не вопрос, — улыбнулся я: — Будет задание. Я точно знаю, что ГАУ уже готовит техзадание на модернизацию 53-К. Там разница минимальная. Вот пусть и колдуют.

— Ну, вот и хорошо, — снова повторил Кошкин: — Да, от лица всего коллектива, передаю вам огромное пролетарское спасибо, за материалы по сравнительным испытаниям Т-3 и нашего А-32. До нас бы они когда еще добрались. Особая благодарность от дизелистов. Лично передать не могут, так хоть через меня. Это же надо, какая мелочь, а так обедню испортить. Это я насчет фильтров. Все же мало у нас опыта, мало!

— Ничего, наберемся. Еще буржуи от зависти помрут. Гарантию даю.

— Само собой, — как-то неуверенно проговорил конструктор: — Вот тут расчеты мощностей, потребные затраты трудовых ресурсов, времени, оборудования, материалов и так далее.

— Отлично. А что с самоходками?

— Ничего. Попробовать-то мы попробовали, но получилась такая каракадла, что нам самим смотреть страшно было. Короче говоря, затраты на переделки при всем нашем желании не окупятся.

Я обратил внимание на то, что Кошкин невольно нахватался от меня слов вредителей. Вот вам и прогрессорство.

— Ладно, не очень-то я и надеялся. А тягачи и БРЭМ?

— Вот что мы предлагаем. Тягачи предлагается иметь двух типов, но различие между ними минимальное. У всех типов переделки в ходовой части аналогичны с теми, что проделаны на танке. Первый вариант — тягач 76-мм дивизионной, противотанковой или зенитной пушки. С переделываемой машины будет снята башня и подбашенный лист. Для увеличения жесткости конструкции над механиком-водителем будет приварена перемычка из 6-мм броневой плиты шириной в 500 миллиметров. В бывшем боевом отделении размещается расчет орудия. По нашим прикидкам, там поместятся как минимум 6 человек со штатным вооружением и снаряжением. В боевом положении сверху десантное отделение прикрыто крышей из 6-мм брони, состоящей из двух створок, откидываемых на петлях. Створки получатся довольно тяжелыми, так что есть опасения, что в случае поражения машины и ранения части экипажа, их могут и не открыть. Тут надо думать. Сцепка орудия и зарядного ящика аналогичная сцепке, используемой на "Комсомольце", только пропорционально увеличенная. Зарядный ящик бронирован 6-мм плитами. Одноосная тележка по ширине колеи совпадает с танковой.

— А что, очень симпатичная машинка получается. Мне нравится. А какой второй вариант?

— Второй вариант — универсальный транспортер. Бывшее боевое отделение сверху полностью открыто. По центру пола боевого отделения крепится обычная водопроводная труба, на вершину которой на вертлюге устанавливается зенитный пулемет. Либо счетверенные "максимы", либо спарка ДА-2. Экипаж 2 человека, механик и стрелок. Тягач способен буксировать тележку с полезной нагрузкой не менее 5 тонн. Вариантов тележек существует три: небронированная трехосная колесная, бронированная трехосная колесная и бронированная гусеничная. Бронирование по всем осям 6-мм. Наиболее интересным вариантом, на мой взгляд, является гусеничная. Но на этот счет у нас существуют серьезные разногласия.

— В чем?

— Например, Морозов считает, что теоретический прирост в проходимости съест возросший вес, а сама тележка на влажном или рыхлом покрытии превратится в тяжеленный якорь. Гусеницы просто не будут вращаться. Нужен опытный образец и испытания.

— Делайте. Задание выдать? Считай, что оно уже есть. Подожди, а как вы ее вообще производить собрались? Где мощности возьмешь?

— Так ведь во время модернизации мощности по производству подвески заняты практически не будут. Вот пусть и городят телеги.

— Логично. Ну, а теперь сладенькое? Давай, показывай свое чудо техники.

Лицо танкового конструктора озарилось неподдельной радостью. Было видно, что он гордится проделанной работой и предвкушает восторг собеседника. Нарочито неторопливо, он извлек из тубуса новую порцию документов и разложил их на кровати.

Надо признать, что увиденные мной образцы техники сильно отличались от моих рисунков. Сам танк не был похож ни на Т-34, ни на Т-34М, ни на Т-44. Это было что-то среднее. Никаких надгусеничных полок. Минимум углов и сварных швов. Верхний лобовой лист расположен под большим углом наклона. Навскидку, градусов 30. Люк мехвода располагался на крыше подбашенного листа. Судя по расположению люка и смотровых приборов, механик-водитель располагался по центру машины. Курсовой пулемет отсутствовал. Интересно, куда они радиста посадили? Судя по расположению башни точно по центру танка, мотор был установлен поперечно. Сама башня, с развитой кормовой нишей, явно превосходила по размерам ту, что была на Т-34. Больше всего она напоминала симбиоз башни немецкого Т-3 и нашего Т-34М. Но тут мой взгляд остановился на подвеске.

— Погоди, так ведь это же торсионы? Ты где их брать собираешься?

Лицо Кошкина как-то сразу погрустнело и приобрело мученическое выражение.

— Дмитрий Григорьевич, давай ты меня сперва выслушаешь, а потом решай, что с нами со всеми делать. Только ты до конца выслушай.

— Ну давай, выбора ты мне все равно не предлагаешь.

— Переход на торсионы просто неизбежен. Он необходим! Преимущество этого типа подвески в сравнении с "Кристи" — просто громадное. Повышение надежности, возможность регулировки, меньший вес. В сравнении с Т-34 освобождается почти четвертая часть забронированного объема! Это значит, что можно снизить вес всей конструкции, и на очень существенную цифру, и потратить экономию на усиление бронирования. А можно увеличить возимый боекомплект или установить дополнительные топливные баки в моторном отделении! Вот здесь подробнейший список всех преимуществ, — конструктор с жаром размахивал передо мной стопкой каких-то бумаг.

— Что ты мне истины прописные рассказываешь...

— Ну ты же обещал, что дослушаешь!

— Извини, извини.

— Мы подготовили подробнейший анализ наших производственных возможностей. Я знаю, что мы лезем не в свое дело, но ведь кто-то должен это сделать! По нашим расчетам, наша промышленность способна в год производить не менее 800 комплектов торсионной подвески для средних танков и машин на их базе. Это не считая тех, что нужны для тяжелых машин. Но, исходя из планируемых объемов производства, нам необходимо выпускать не менее 7000 — 8000 комплектов! Я понимаю, что это много. Очень много. Но мы должны найти способ исправить ситуацию! За то время, пока будут разрабатываться и испытываться новые машины, мы сможем создать небольшой задел. Пока заводы выйдут на полную мощность, у нас в запасе будет не меньше 18 месяцев, до того, как возникнет дефицит. Мы должны что-то придумать за это время! Мы подготовили все необходимые расчеты потребного оборудования и материалов, затрат трудовых ресурсов и так далее. Недостающее оборудование надо во что бы то ни стало купить! Да хоть украсть!

— Вот ты умен-то, Михаил Ильич! Ты знаешь, сколько всего купить надо? Где деньги брать? Опять с рабочих три шкуры сдирать? Так уже драть нечего! Уже и так все отдали! Я тебе одно могу сказать — все твои бумаги я товарищу Сталину передам. Позицию твою поддержу. А дальше... А дальше как получится.

— Спасибо!

— За что? От моего согласия станки в цехах не появятся, а рабочие на свет не родятся! Ох, Кошкин, оставишь ты нас без танков во время войны! Чует мое сердце, добром это не кончится! Ладно, какие еще вопросы и проблемы есть? Выкладывай все сразу. Добивай уж!

— КПП. Работы идут медленно и без особого результата. На новую машину планируем поставить демультипликатор, но какой эффект это даст, никто не знает.

— Есть у меня одна мыслишка на этот счет. Почему бы товарищам буржуям не поработать на благо мировой революции? Как ты думаешь? Ладно, не бери в голову. Это мои проблемы. Что еще?

— Гаубица М-30 для установки в самоходном орудии малопригодна. У нее раздельное наведение! Для буксируемой артиллерии — это плюс. А мне, куда прикажешь двух наводчиков девать? Нужен адаптированный танковый вариант!

— Вот что, Михаил Ильич. Есть у меня идея. Давно ее обдумываю. Хочу послушать твои соображения на этот счет.

— Конечно.

— Я хочу создать единый научно-исследовательский институт танкостроения. Смысл его в том, чтобы собрать под одной крышей все танковые КБ. У нас слишком мало ресурсов, чтобы вы действовали порознь! Внутри самого института, прежние КБ сохранят максимальную автономию. Но совместное расположение, позволит консолидировать в одном месте всю стендовую и испытательную базу. Собранные со всех заводов лучшие рабочие и оборудование, позволят создать мощнейшую базу опытного производства. Вы получите уникальную возможность непосредственного общения и обмена опытом. Ведь сам говорил, что тебе чертежников катастрофически не хватает, вот мы их всех в одном месте и соберем. Будет тебе маневр! На самих же заводах, останутся только конструкторские группы, в задачу которых будет входить обеспечение массового производства. Что ты думаешь по этому поводу?

— Так ведь перегрызутся все! Тому одного не дали, этому другого. Так хоть мы в разных городах сидим, до горла соперника добираться далеко! А тут в соседнем кабинете... Так и до смертоубийства недалеко!

— Да, колхоза не получится. Но знаешь, что? — я выдержал драматическую паузу и продолжил: — Это будут уже твои проблемы!

— Почему мои?

— Потому что я хочу рекомендовать тебя на должность директора этого института!

— Спасибо, удружил!

— А ты думал, в сказку попал?

На некоторое время в палате воцарилось молчание. Каждый из нас переваривал полученную информацию. Немного передохнув, я проговорил.

— Мне кажется, нужно выбираться из этого госпиталя. Работы невпроворот, а мне тут клизмы с банками ставят! Валить отсюда надо!

— Как знаешь, ты у нас больной, — улыбнулся Кошкин.

— Решено! Уходим по-тихому! Давай собирай свою галиматью, пошли быстрее, а то сейчас этот коновал опять придет! Огородами уходить будем, — проговорил я, весело подмигнув конструктору.

* * *

Была уже глубокая ночь или раннее утро 20 мая 1940 года. Между прочим, сегодня был мой день рождения. Нет, не генерала Павлова, а мой. Хотя теперь уже и не знаю, кто я такой на самом деле. В голове все так перемешалось, что сам черт не разберет. Наверное, я уже некто третий. Я сидел в своем кабинете в Управлении и пытался сосредоточиться на написании речи для заседания Главного военного совета, которое должно было состояться 25 числа. Но ничего хорошего не получалось. В голове было столько информации, столько дел нужно было сделать, столько решений принять, что мозг переполнился и начал давать сбои. Может, тот, кто придумал поговорку про погоню за двумя зайцами, был прав? Лучше бы он ошибся...

За всеми этими разборками, руганью, воплями и прочими удовольствиями я и не заметил, как прошло почти три месяца с момента моего попадания в прошлое. Наверное, пора осмотреться и подвести некоторые итоги моих метаний. А их уже накопилось совсем немало. Гораздо больше того, на что я рассчитывал изначально. Поработал я нехило, за всю прошлую жизнь меньше дел сделал, чем за эти дни.

Вот только другие поработали ничуть не меньше. Со стороны кажется, что пришел шибко умный хлопец, толкнул пару речей, заткнув за пояс лучших ораторов, подсунул инженерам несколько картинок с техникой, которою они только в мечтах представляли, рассказал тупым танкистам и летчикам, как нужно на самом деле воевать, и ... И все мгновенно перековались, осознали всю вину, меру, степень, глубину. Прослезились. И с громкими причитаниями пали ниц пред великим и могучим (про умнейшего еще не говорил?) ... юристом, 25 лет от роду, ни разу в армии не служившим. Ага, так все и было, ... в моих сладких снах. Все совсем не так. Тысячи и тысячи людей трудились долгие годы, создавая теоретическую и практическую базу, которая позволяет понять и принять то, что пытается передать им их далекий потомок. Представьте себе такую аналогию: тридцать три богатыря, да с Черномором в придачу, сотню лет пытаются перетащить через высоченный горный перевал здоровенную каменюгу. День и ночь, год за годом, в мороз и слякоть. И вот они уже на вершине, еще чуть-чуть, и камень перевалится через гребень, но проклятый ветер, бьющий в лицо, никак не дает пересилить себя. Не получается — сил немного не хватает. Но тут из-за их спин выходит женщина и подносит к камню младенца, который дует на него во всю силу своих крохотных легких. И помогло! Булыжник переваливается через вершину и, набирая скорость, катится вниз, увлекая за собой все новые и новые камешки. Если кто не понял, то выдох грудничка — это размер моего вклада в общее дело.

Признаюсь честно, меня доводили до бешенства умнейшие рассуждения немаленькой кучки моих современников о недальновидности и умственной неполноценности наших предков, упорно не видевших очевидных вещей. Вы, ребят, с дуба все упали, да? Вы правда думаете, что танкисты НЕ видели, что из Т-34 ничерта не видно? Или вояки не мечтали о том, чтобы наводнить войска полноприводными автомобилями, вместо допотопных полуторок? А может, Вы думаете, что среди летчиков не было тех, кто способен был разработать новую тактику? Или ни один командир не додумался использовать танки для действий из засад? А? Так вот, я вас разочарую! Подавляющее большинство из "моих" нововведений в той или иной степени уже были известны, но в силу объективных или необъективных причин своевременного воплощения они не получили. Нам хорошо говорить, сидя задницей на мягком кресле, обложившись справочниками, мемуарами и не отрывая взора от всезнающего и всевидящего Интернета. Как же так? Ведь это же так просто! Как они могли не видеть такой элементарщины? А у наших дедов не было Интернета! Не было волшебных книжек, в которых написано, как будут воевать через 30 или 40 лет. Н е б ы л о! Они всего добились сами, набив себе кучу шишек на лбу и сотни раз наступив на детские грабли...

Для чего я это говорю? Прежде всего, для себя, поскольку, даже находясь в гуще событий, я так и не смог полностью просчитать размер того, что сам и затеял. Весь мой предыдущий опыт говорил о том, что большинство начинаний почиет в бозе, так и не доведенное до ума. Ан нет! На моих глазах происходил буквально тектонический сдвиг в военном деле, который я сам каким-то чудом и инициировал. До определенного момента размеры сопротивления среды постоянно увеличивались, но в один прекрасный день, бах, и как будто прорвало плотину. Неудержимый поток обновления хлынул на оперативный простор, буквально сметая все препятствия на своем пути. Сработал принцип домино, когда одна упавшая костяшка увлекает за собой все остальные. Решение вновь вскрытой проблемы влекло за собой решение другой. Как в присказке: дедка за бабку, бабка за внучку, внучка за ... сами знаете.

Уже который день я пытаюсь уяснить, почему так происходит. Но полностью ответить на этот вопрос так и не могу, есть только предположения. А понимание механики этого процесса дало бы очень многое. Короче говоря, единственное, что я понял, так это то, что здесь ничего не делают наполовину. Ничего! Если строят, так всем миром, если сеют, так до последнего зернышка, если к стенке ставят, так уж всех вместе, дабы кого не пропустить. Надо понимать, что ни общество в целом, ни армия как его часть еще не успели окончательно закостенеть. Революция, помимо прочих благ и не благ, повлекла за собой обновление всей властной вертикали и на некоторое время полностью изменила мотивацию значительной части населения страны. Здесь люди убеждены в том, что собственными руками строят будущее не только свое, но и всей человеческой цивилизации. Совершенно новый мир, в котором Советскому Союзу предстоит стать локомотивом развития, а его гражданам — первопроходцами и первооткрывателями. Более того, к сороковому году уже выросло поколение тех, кто был абсолютно уверен в правильности избранного пути, и они готовы были зубами рвать всех, кто им мешал в этом. Так что Они были готовы к новому гораздо больше, чем я и мои современники. Единственная сложность состояла в том, чтобы убедить их в необходимости того или иного шага, а дальше можно смело уходить в сторону, сами разберутся! Зерна обновления упали на очень благодатную почву и дали быстрые всходы.

Совершенно неожиданно для меня решающий вклад в деле убеждения сомневающихся внесла машина советской пропаганды. Да, та самая машина, которую я столь ожесточенно критиковал и желал перестроить. Вся ее беда была в косности и неповоротливости, но уж если она вцепилась во что-то зубами, то не успокоится, пока не разорвет на мельчайшие клочки. Как только Вождь выразил некоторую заинтересованность происходящим, немедленно произошло буквально сказочное преображение взглядов местных пиарщиков. Под творящиеся кругом "безобразия" в мгновение ока была подведена мощнейшая теоретическая база. Смысл ее был прост и гениален одновременно. С точки зрения пропагандистов получилось следующее — почти всех врагов народа уже посадили или поставили к стенке, а вот устранением последствий их действий заняться так до сих пор и не удосужились. Как же это так, товарищи??? Это досадное упущение нужно немедленно исправить, обрушившись на проблемы всей мощью пролетарского гнева! И понеслось... Собрания, митинги, листовки, газеты, даже радио не забыли. Чего уж тут, если им удалось убедить сограждан в том, что большинство генералов, ученых и политических деятелей на самом деле всю жизнь работали на японскую разведку, то уж уверить в такой малости никаких проблем не составляло. Да, по большому счету, это укладывалось в общую канву, им и изобретать-то ничего особенного не пришлось. Спасибо им, конечно, но я очень боялся, что они перегнут палку, как не раз и не два бывало ранее. В кошмарных снах мне виделось, как товарищ Мехлис стремглав взлетает на представительную трибуну и на одном дыхании произносит ярчайшую многочасовую речь, в полном соответствии с содержанием гимна СССР призывающую присутствующих до основания разрушить старый мир и на его осколках возвести новый, небесной красоты! И народ стройными колоннами, с песнями и плясками, с транспарантами и флагами немедленно принимается за дело! Думаете, такого быть не могло? Это вы зря, но на этот раз, видимо, Иосиф Виссарионович лично занимался контролем процесса. Будем посмотреть...

Но с небес на землю. Каковы же результаты, которые можно потрогать руками. Извольте.

Наиболее важным мне представляется окончательное осознание того, что механизм изучения боевого опыта с последующей разработкой и внедрением новых приемов и схем не работает. А работа этой системы как раз и является гарантом успешных действий любой армии. Поэтому предложение о создании сети Боевых учебных центров вызвало весьма положительную оценку строевых командиров. Огромный объем информации, накопленный солдатами и офицерами в многочисленных локальных конфликтах 20-30 годов, требовал своего изучения и обсуждения. Ранее каждый род войск занимался этим по собственному разумению, мало заботясь о том, каким образом это повлияет на других. Низшим звеном системы сбора информации были так называемые тактические конференции. Никакой цикличности или периодичности в их проведении не было. Более того, делегаты таких конференции лишь в редчайших случаях имели возможность отработать тот или иной прием на практике. А уж послушать, как к их мнению относятся представители других родов войск, не могли физически. Такого система не предусматривала. Конечно же, ничего хорошего из этого выйти не могло, на принятие простейших изменений в уставы и наставления уходили долгие годы, а за все это безобразие платить приходилось человеческой кровью.

Вот мы и попытались это изменить. Кто такие "мы"? В разработке проекта реформы приняли живейшее участие Тимошенко, Смушкевич, Шапошников, и даже Лаврентий Павлович Берия отметился. По нашему разумению, система из Тактических конференций, Боевых учебных центров и собираемых раз в два года Комиссий по изучению боевого опыта должна была минимизировать время принятия решений о внесении корректировок в ту или иную область военной науки. Мы на это надеялись, а что получится в итоге... Кто знает?

Сама Комиссия, которая в установленный месячный срок завершать свою работу никак не желала, позволила обобщить колоссальный объем знаний. Никакой попаданец, будь он хоть трижды десантником, одним левым мизинцем разрывающим забугорных рэмбо на тряпки, обладающий при этом энциклопедическими знаниями истории, вплоть до имен и званий командиров немецких зондеркоманд, физически не смог бы передать ВСЕ это. Что касается лично меня, то девяносто девять процентов сказанного здесь я не то что не знал, но никогда даже не слышал! Напряжением воли заставляя себя захлопнуть ежеминутно отвисающую челюсть, я слушал истории этих удивительных людей. Как группа пушечных броневиков, искусно маневрируя за гребнем бархана, смогла остановить наступление танкового батальона. Как горстка бойцов с двумя доисторическими ручными пулеметами "Шош", с превеликим трудом понимая речь друг друга, используя складки местности и постоянно меняя позиции, смогла на несколько часов задержать продвижение двух полнокровных рот противника, нанеся им устрашающие потери. Как две девятки наших бомбардировщиков разнесли в пыль аэродром в глубоком тылу врага, уничтожив на земле не менее 70 (!) самолетов и запасы боеприпасов и горючего. Как пожилой интендант на пальцах объяснял, каким образом удалось обеспечить бесперебойное снабжение армейской группы, ведущей боевые действия более чем в тысяче километров от ближайшей железной дороги. А спор военных инженеров о принципах маскировки и фортификации, стал бы настольной книгой для современных мне офицеров. Черт возьми, это были как раз те самые герои, о которых с бесконечным уважением и почтением отзывались даже злейшие враги! Те люди, о подвигах которых написано столько книг и снято множество фильмов. Если бы вы знали, каких усилий мне стоило удушить в себе неудержимое желание подойти к ним и потрогать руками, убедившись в реальности их существования! А еще лучше попросить оставить автограф, который буду хранить как самую дорогую семейную реликвию!

Стоит ли удивляться тому, что изменения затронули практически все основополагающие документы вооруженных сил, от Строевого устава конницы до Устава внутренней службы. И не просто изменения, на свет рождались практически новые бумаги. На этот раз руководство пошло гораздо дальше, чем в моей истории. Например, помимо переаттестации высшего командного состава, по поводу введения новых воинских званий генералов, вместо командармов, комкоров, комдивов и тому подобного, все звания в армии, флоте, НКВД, Политуправлении будут приведены к общему знаменателю. Больше не будет старших батальонных комиссаров, военинженеров 2-го ранга, военюристов 2-го ранга и прочих интендантов, будет привычный мне подполковник. Чтобы запомнить все это сонмище званий и должностей, нужно обладать недюжинной памятью. А самое главное, что какого-либо сакрального смысла в этом нет — только путаница.

Разумеется, я не был уверен в том, что все что здесь придумано было истиной в последней инстанции. Конечно же, нет! Ошибки и заблуждения неизбежны, в конце концов, не ошибается только тот, кто ничего не делает. Но то, что Полевой устав пехоты больше не будет препятствовать использованию траншей (!) — это я вам гарантирую. Беда была в другом, у нас было слишком мало времени! Теория — это хорошо, но еще лучше, когда она внедрена на практике. А с этим будут огромные проблемы. И дело даже не в сопротивлении среды, а в том, что для этого нужно время. Много времени! Среди моих современников было множество людей, занимавшихся разнообразными единоборствами — горячо любимым каратэ, традиционным самбо, даже любители сумо находились. Но вот тех, кто мог РЕАЛЬНО пользоваться полученными знаниями, были единицы. Под реальным использованием я понимаю осознанную и продуманную реакцию на действия противника, а не судорожное брыкание ногами и руками. На достижение подобного результата нужны годы упорных и каждодневных тренировок. Военная наука, наука о выживании в условиях, превышающих наше понятие об экстремальности, по своей сложности не сравнится с каким-то каратэ. За несколько месяцев, в принципе, можно подготовить хорошего рядового бойца. На подготовку сержанта, которому не страшно доверить отделение или должность замкомвзвода, нужно пару лет. А вот чтобы получить лейтенанта, которого не стыдно поставить на роту, нужны годы! И деньги, много денег, поскольку командир обязан (!) знать все то, чему обучены его подчиненные, и четко представлять последовательность своих действий в отсутствие вышестоящего начальника. Про высший комсостав я даже говорить не буду. Но этих лет ни у меня, ни у страны нет...

Единственным ушатом холодной воды на фоне благостной картины стали артиллеристы. В мое время было принято считать, что советская артиллерия и ее школа, были лучшими в своем роде. По большому счету это правда. Артиллерийские системы нашего производства ничем не уступали, а некоторые и превосходили свои зарубежные аналоги. По числу стволов мы серьезно опережали всех конкурентов, включая немцев. Но что-то не ладилось в "датском королевстве". Последней каплей, переполнившей чашу внешнего спокойствия, стала Финская война. И Комиссия... Танкисты и пехота в открытую обвиняли пушкарей в своих невероятно высоких потерях. Да так обвиняли, что к артиллеристам приставили специальный наряд НКВД, разнимающий периодически возникающие потасовки. Взрослые мужики, прошедшие огонь и воду, не могли сдержать своей ярости, вспоминая сотни друзей и сослуживцев, трупами заваливающих не подавленные артогнем пулеметы и отдающих по несколько сожженных танков за жалкую пушчонку, притаившуюся в кустах. Почему козлами отпущения стали именно артиллеристы? Кто знает... Виновны ли они в том, что никто, ни они сами, ни пехотные и танковые командиры, не смогли организовать взаимодействие должным образом? Виновны ли они в том, что не имели средств связи и управления, позволявших с максимальной эффективностью использовать мощь доверенного им оружия? Но ведь в кого-то плюнуть надо было? Вот в них и попали.

Ситуацию сильно усугубило наличие разногласий по поводу дальнейшего развития дивизионных артсистем. Разногласий — это мягко сказано. Это уже был не спор, а именно ругань, в своем матерном исполнении. И в этот момент не нашлось того, кто был бы способен снизить накал дискуссии и вычленить рациональное зерно из заполнившей все вокруг шелухи. Маршал Кулик не смог перестроиться и потерял нить управления происходящим. О нет, он вовсе не был тем дуболомом, каким его изображали более "успешные" коллеги. Именно на примере Григория Ивановича, я убедился в том, что самые хорошие мемуары получаются как раз у тех, кто ничего не делал в реальной жизни. На этого человека вылили ушат с нечистотами, сделав его имя олицетворением косности сталинского генералитета. Не верьте им! Это был храбрый и честный командир, один из тысяч людей, которые многие годы своими руками создавали мощь Советской армии, разгромившей фашизм в его логове. Он был как минимум не хуже других, занимавших не менее ответственные посты. Да, он ошибался, как и многие до и после него, но никогда от работы не бегал и в кустах не прятался. Именно Кулик еще 1938 году не побоялся написать письмо лично Сталину с предложением прекратить репрессии против комсостава. Он не достоин такого пренебрежения к себе! Но в этот раз Григорий Иванович не справился. Не смог пересилить себя и начать работу используя другие принципы. К несчастью для него, именно на его вотчину пришелся основной удар критики, пусть большая часть из нее была совсем необъективной. Стоит добавить, что не уверен в том, что будь на его месте, получая зубодробительные удары то слева, то справа, я смог бы сделать лучше. Маршал и сам все понял, гораздо раньше, чем другие. И подал в отставку...

На сегодняшний момент, реальными итогами работы артиллеристов стали рекомендации по разработке и принятию на вооружение дуплекса из модернизированной сорокопятки и новой полковой пушки на едином лафете. В этой реальности М-42 и ОБ-25 появятся гораздо раньше. Львиная доля внимание была уделена бронебойным снарядам всех калибров. По сути, это была единственная проблема, за решение которой я не беспокоился. Трудности, конечно, будут, но их решат, я уверен! Ведь в моем прошлом ее решили, пусть и не своевременно. Уже сейчас было ясно, что тактику и организационную структуру артиллерии ждут большие перемены. Но, окончательно оформиться и приобрести хоть какие-то разумные рамки, они никак не могли. А часики-то тикают!

В целом, организационную и штатную структуру частей и соединений, во всех без исключения родах войск, ждут перемены. В основной своей массе они коснутся тыловых и ремонтных служб и подразделений. Общим направлением движения стали улучшение эффективности управления, а также повышение огневой мощи, прежде всего на уровне батальон-полк. Наибольшее внимание было уделено противотанковой составляющей. Застаревший вопрос о необходимости немедленного принятия на вооружение противотанковых ружей или чего-либо, обладающего сходными возможностями, встал во всей своей красе. Уже несколько лет эта тема была любимой мозолью Наркомата обороны, на которую не наступал разве что ленивый. Но воз и поныне ни на сантиметр не сдвинулся с места. К этому моменту уже существовало и прошло все возможные циклы испытаний противотанковое ружье конструкции Рукавишникова. Но начать массовое производство этого чуда техники так никто и не решился. Аргументов против было не просто много, а дохр... эм... очень много. Вес, сложность конструкции, но самое главное — это патрон. Советская промышленность никак не могла наладить производство патронов с металлокерамическим сердечником, а ныне существующий Б-32 со стальным сердечником, не позволял достигнуть требуемых характеристик. Долгое время серьезную конкуренцию ПТР, по крайней мере виртуально, составляла чудо-пушка конструкции товарища Таубина, правда в моей реальности этот эксперимент закончился плохо и для страны и для конструктора — пушка так и не заработала, а автор отправился поднимать целину на Колыме. Но сейчас были все основания полагать, что ПТРС и ПТРД, пусть и не хватающие с неба таких звезд, как чудо системы Руковишникова, но пригодные к производству в деревенской кузнице, появятся в войсках в больших количествах еще ДО войны. Мне стоило больших усилий удержаться от предложения о создании ручного противотанкового гранатомета. Никаких непреодолимых технических сложностей на пути создания РПГ не существовало. Но, спокойно подумав, я пришел к выводу о том, что не немцам Москву брать, а нам Берлин. Не нужно считать их за дураков. Разобраться с тем, что это за ручные пушки у комиссаров, фашисты смогут в течение нескольких дней, а наладить по настоящему МАССОВОЕ производство этого нехитрого изделия, они смогут в считанные месяцы. В первое время РПГ здорово поможет РККА в борьбе с фашистами, а вот потом... Свят, свят, свят... Не будет этого!

Теперь по технике. Насчет других ведомств, мои познания были весьма отрывочны. Например авиаторы пришли к выводу о немедленном снятии с вооружения истребителей И-15 всех модификаций, как полностью утратившего боевую ценность. Что они собрались с ними делать, ума не приложу — это головная боль руководства ВВС. Серийное производство И-153, являющегося глубокой модернизацией И-15, так же уже остановили, даже несмотря на нежную любовь Иосифа Виссарионовича к этой машине. Краем уха слышал про концентрацию усилий на модернизации бомбардировщиков СБ до модификации РК. Что есть это такое, могу только догадываться. Больше никаких сведений об авиаторах у меня не было. Чем богаты, тем и рады...

Вокруг флота и его монструозных проектов, типа серии линкоров "Советский Союз" и линейных крейсеров "Кронштадт", каждый из которых по стоимости сопоставим с танковой армией, я кружил как голодный стервятник, ожидающий мгновения, дабы урвать хоть кусочек такой сладкой тушки. Я просто мечтал сорвать хоть жалкий клочок шерсти с облезлой овцы, столь любовно охраняемой и лелеемой товарищем Кузнецовым. Вот только, как это сделать??? Это я знал, что боевая ценность ржавых лоханок, на которые вбухано безумное количество народных миллионов, приблизительно равна нулю. Разумеется, не всех. Легкие силы флота, внесли неоценимый вклад в победу. А вот линкоры... Если честно, я просто не мог понять, для борьбы с кем их строили? Ну не может СССР позволить себе флот, способный в открытом бою справиться даже с Французским. Нет у нас для этого ни финансовых, ни производственных возможностей! Тогда с кем же будут воевать эти корабли? С Чили, али с Бразилией??? Впрочем, мое негодование мало кого интересовало, тысячи тонн высококачественной броневой стали неудержимым потоком уплывали в песочные дали. Ничего с этим поделать я не мог.

Ну уж в своей конторе я развернулся! Со средним танком, вроде все ясно, как заядлый игрок, способный спустить в казино все, до последней рубашки, я сделал ставку на новую машину Кошкина, которой, хотя бы до опытного образца, предстояло пройти длиннейшую дорогу. Кстати говоря, Кошкин помирать не собирался, уж и не знаю чем это вызвано, но выглядел он не в пример лучше, чем пару месяцев назад. Может на него так моя карма подействовала, кто знает-то? Мое желание найти хоть какое завалящее применение для тысяч наштампованных Т-37 и Т-38, с треском разбилось о скалы реальности. Корыто, оно и есть корыто, как ты его не крути. После долгих шаманских плясок, "иногда" плавающим танкам, лишенным башни и подбашенной коробки, с безжалостно выдранными водоплавательными причиндалами, была уготована участь скромных транспортеров минометов и легких ПТ пушек. Лучше плохо ехать, чем хорошо идти! Ну и пару сотен наиболее новых машин отдадут десантникам, чтоб им жизнь малиной не казалась. Зато бальзамом на душу пролились проекты легкого самоходного орудия и самоходного миномета на шасси Т-26. Забыв о скромности и не желая довольствоваться малым, конструкторы установили на самоходку столь не любимую всеми Ф-22. Внешне машина была невероятно похожа на румынскую САУ ТАСАМ, ходовая часть, конечно, другая, а вот все остальное точнейшая копия. Глядя на эту машинку, я облизывался как кот, до отвала наевшийся сметаны. Оставалась мааааааленькая проблемка — нужно раскулачить ГАУ на пару-тройку тысяч стволов Ф-22. Какая мелочь, право. Да и самоходный 120-мм миномет, вряд ли испортит обедню.

А вот с разработкой новых легких танков, пришлось наших кулибиных завернуть. АБТУ, в моем лице, места этим машинам на поле боя не видело. Я предложил им сконцентрировать все усилия на разработке семейства самоходок на базе Т-40. Очень мне хотелось иметь в войсках СУ-76 и ЗСУ-37. Правда про то, что мощностей для производства этих машин в стране пока нет, я тактично умолчал. Почему нет? Хм... И опять я предпочел дятла в жо... эм... журавля в небе, синице в руке. В моей реальности, с началом войны большинство мощностей автомобильной промышленности было направлено на производство легких танков, самоходок и броневиков. В результате, за все годы войны советская промышленность произвела автомашин меньше, чем за первое полугодие 1941 года. Острая нехватка транспорта была покрыта за счет "помощи" союзников, обошедшейся СССР в такую копеечку, что расплатились мы за них аж в 2003 году! Получение столь "бескорыстного дара" меня совершенно не устраивало и не только по финансовым причинам. В конце концов, пожалейте техников и снабженцев, которым нужно вовремя доставить и установить детали аж на 30 (!) моделей автомашин, поступавших по ленд-лизу.

Чтобы избежать распыления сил, АБТУ предложило сконцентрировать все доступные ресурсы государства на производстве теперь уже основных боевых танков и машин на их базе, а также на производстве собственного автотранспорта. Небольшим отступлением от этого правила был Кировский завод, которому было поручено наладить выпуск тяжелых САУ и танков. Все силы автомобильной промышленности должны быть сосредоточены на доводке и развертывании производства полноприводных грузовиков и ... бронетранспортеров. Советская наука и промышленность уже успела создать опытные образцы полноприводных автомобилей: двухосные ЗиС-32 и ГАЗ-63 и трехосный ЗиС-36. Однако, было одно огромное НО. Наладить серийное производство ГАЗ-63 смогли только в 1948 году. ЗиС-32 за все годы войны произвели в количестве 70-80 штук, при этом за каждую собранную машину, сборочная бригада получала премию в 2 000 рублей. А наладить выпуск ЗиС-36 так и не получилось. Вот на эти "не смогли" и "не получилось" я и сменял самоходки. Если ничего из этого не выйдет, пули в голову будет маловато... Проекты БТРов, в кратчайшие сроки подготовленные объединенными усилиями конструкторских коллективов ЗиСа и Ижорского завода, были просто великолепны. Легкий двухосный бронетранспортер, внешне точнейшая копия БТР-40, и трехосный бронетранспортер, ничуть не уступавший послевоенному БТР-152, несомненно были громадным шагом в будущее. Несущие корпуса, рациональные углы наклона брони, забронированное сверху (!) десантное отделение и, на закуску, дизельный двигатель ЗиС-Д-7. Мечта! А, забыл добавить, в моей реальности этот двигатель так нормально работать и не начал! Так что, как только мы наладим выпуск чудополноприводных машин и чудодизельного двигателя, БТРы у меня в кармане!

Товарищ Сталин весьма творчески отнесся к предложенной мной идее о создании единого НИИ Танкостроения. Иосиф Виссарионович выразился в том ключе, что желал бы видеть конструкторов БТТ целыми и здоровыми, и не желал самолично отрывать сих достойных мужей от горла близко подобравшегося соперника. Однако, в краткосрочной перспективе, для достижения четко очерченного результата, концентрация всех возможных сил и средств в одном месте даст несомненный положительный результат. Вождь высказал наболевшую мысль о том, что времена кустарного подхода к делу, когда в бывшем амбаре, с помощью двух плотников и механика, можно было собрать самолет, давно минули. И советское правительство, в его лице конечно же, прекрасно это понимает. Поэтому, идя на встречу настойчивым просьбам некоторых назойливых сотрудников АБТУ, НИИ Танкостроения все же будет создан. Но! Он не будет единственным, он будет первым "из"! Наверное, по этой причине товарищ Сталин — это товарищ СТАЛИН, так или иначе ставший главой огромного государства, а я как был юристом, в сути свой мелким буржуем, так им и остался. Хвала Аллаху, что меня не подселило в его голову! Руководителем института, после недолгих раздумий, он действительно назначил Кошкина. Правда, попросив меня задержаться после ухода конструктора, он показал мне целый талмуд докладных записок и писем "доброжелателей", обличающих в Кошкине то ли английского, то ли бразильского шпиона. Но не тут то было, зря я на юриста учился столько лет? Попросил Вождя дать мне десяток документов, за подписью товарища Берии и пару часов меня не трогать, после чего я предоставлю ему такую бумагу, после прочтения которой, считать Лаврентия Павловича иначе как эфиопским разведчиком будет неприлично. На том и раскланялись, с обоюдным удовлетворением. А Кошкин, в сопровождении толпы проектировщиков через пару дней умчался в направлении Челябинска.

Что касается радиотехники, зенитных систем и приборов управления, то на этот провальный участок Вождь направил свое главное секретное орудие, невиданной ранее мощи! Теперь в активе товарища Берии, помимо собранной за два года в полевых условиях ядерной бомбы, будут и радары с эрликонами. Зашибись. Наверное вы думаете, что это от хорошей жизни товарищ Сталин поручает такие дела Наркому внутренних дел! А ведь больше некому! Зато за этот фронт работ я абсолютно спокоен, если тут что-то можно сделать, Лаврентий Павлович это сделает.

Но все это мелочи. Все эти танки, пушки, рации, тактически приемы — все это НИЧТО! Судьба начального периода войны будет определена на заседании Главного военного совета, всего лишь через пять дней. От итогов этого совещания зависят миллионы жизней. Именно ошибки стратегического характера, а не картонная броня наших танков, или нехватка бронебойных снарядов, привели к столько разгромным результатам начального периода войны. Именно через 5 дней, будет решен вопрос о том, дойдут ли немцы до Москвы или захлебнутся в своей крови, доковыляв до Могилева. И это в худшем случае! В моей реальности, РККА была загнана в такие условия, при которых рассчитывать на иной вариант было просто безумием. Все остальное только усугубило бедственное положение. Лишь чудо, залогом которого стало беспримерное мужество бойцов и командиров, спасли нашу страну от катастрофы. Будь на месте РККА немецкий вермахт, на пике своего могущества, я не уверен в том, что результат был бы лучше.

Что же это за ошибки такие? Именно их, одной единственной своей речью, второго шанса никто не даст, мне и предстояло устранить. Имея на руках только доступные сейчас аргументы, заставить лучшие умы Советского Союза прийти к выводу диаметрально противоположному тому, что был сделан в моей реальности. Поэтому я хотел, чтобы уже ДО заседания ГВС Сталин знал, о чем именно я буду говорить! Пусть больше не будет сюрпризов, пусть он спокойно, без временного прессинга обдумает мои аргументы, и примет решение. Именно по этой причине, вместо злоупотребления спиртными напитками, в годовщину собственного рождения, я сидел за столом и дожевывал карандаш, вместо буженины. Думай башка, картуз куплю!!!

* * *

— Значит Иосиф Виссарионович так и не ответил?

Голос маршала Шапошникова прервал мои вялые размышления, вот-вот грозящие перерасти в тревожный сон. Шум мотора, шелест покрышек и невероятное волнение, по поводу неминуемого выступления на заседании совета, лишь усиливали этот эффект. Угу, вот такой я странный человек. Кто-то волнуясь заснуть не может, а я — наоборот, буквально на ходу отключаюсь.

— Нет, так ничего и не сказал...

Я уже собирался ехать в Кремль, когда в кабинет вбежал мой порученец, еле успев предупредить о том, что Борис Михайлович идет ко мне. Молча пожав мою руку, он на некоторое время углубился в изучение портрета Сталина, висевшего за моей спиной. Наконец, оторвав взор от изображения "современного Чингисхана", воплощением которого по мнению Бухарина является Иосиф Виссарионович, начальник Генерального штаба предложил мне ехать на заседание ГВС на его машине. Ничего против этого я не имел. Скорее даже наоборот, ведь кроме Вождя, он был единственным человеком, которого я заранее посвятил в свои планы. Хотелось еще раз послушать умного человека. Однако, за последние минут десять, это были первые слова маршала.

— Может все-таки передумаешь? — со второй репликой, он не стал тянуть так долго.

— Думаешь, я не прав? — ответил я вопросом на вопрос.

На пару минут Шапошников вновь замолчал. Его рассеянный взгляд блуждал где-то в районе бритого затылка шофера. Со стороны это смотрелось довольно комично, но предстоящее впереди испытание к особенному веселью не располагало.

— Прррав, — видимо что-то решив для себя, с придыханием произнес главный штабист СССР. — Прав... Но, знаешь, я понимаю это вот тут, — маршал постучал собранными в кулак пальцами по лбу: — А сердцем я этого принять не могу. Чтоб вот так вот, самим, просто так взять да и ... Нет, не могу!

Он немного помолчал, и продолжил:

— Слушай, Дмитрий Григорьевич, а ты не боишься?...

— Борис Михалыч, врать я тебе не хочу. Одно дело в атаку ходить и в танке гореть... А здесь, в кабинете... А не все ли равно, когда и за что тебя к стенке поставят? Сам знаешь, если все хорошо, так по велению партии, а если что не так, то отдельные несознательные элементы...

— Ты перегибаешь!

— Думаешь, что простят?

Опять пауза.

— Нет, не простят.

— Вот и я про то!

Разговор утих, едва начавшись. Тем более, что мы уже подъехали к Кремлевским воротам и нас начали "шмонать". Сегодня проверка документов тянулась необычайно долго. Хотя, наверное, это мое субъективное ощущение. Говорят, что перед смертью время необычайно замедляется, и в последние микросекунды бытия в голове проносится вся жизнь. Помирать я вовсе не собирался — ни сегодня, ни завтра, да и послезавтра тоже. Но, черт возьми, эта ходьба по острию ножа меня уже порядком достала. Каждый раз чувствуешь себя дрессировщиком в клетке с голодным тигром, недавно загрызшим твоего предшественника. Я уже давно зарекся давать нравственные и профессиональные оценки Сталину... Но почему каждый раз, входя к нему в кабинет, я чувствую себя идиотом, со всего размаха бьющим кувалдой по противотанковой мине!?! Эх, рано или поздно она точно взорвется!

Спустя несколько минут, машина подъехала к подъезду Большого кремлевского дворца. Уже вылезая на улицу, я неожиданно для себя самого придержал Шапошникова за рукав кителя и проговорил:

— Знаешь, Борис Михалыч, учти одно... Я не предполагаю, что немцы к нам придут, я ТОЧНО знаю это!

Вот его взгляд, наконец, встретился с моим. И я почувствовал, как он вздрогнул. В это мгновение, я точно понял, что он мне поверил! И от этой веры, плечи маршала сами собой сгорбились, как будто на них водрузили непосильную ношу. Растеряв свою гвардейскую выправку, он как-то сразу сильно постарел. В эту секунду я видел бесконечно усталого человека, который знал, что ему еще столько всего предстоит сделать. Но секундная слабость прошла так же быстро, как и возникла. Смахнув с себя пелену наваждения, предо мной вновь предстал один из виднейших военачальников всей советской эпохи. Твердый, решительный, несгибаемый...

— Пошли, Дмитрий Григорьевич, у Нас сегодня еще много дел.

Пошли... В моей голове эти слова прозвучали как незабываемое Гагаринское "Поехали!!!". Лишь в эту секунду я ПРАВДА понял, сколь велика ответственность, которая нежданно и негаданно упала на мои плечи. Нежданно и негаданно... но Желанно! Да, черт бы всех побрал, я мечтал попасть сюда! Я хотел этого всей своей душой! Хотел с младого детства, когда сидя на дедовских коленях во все уши слушал его рассказы. Хотел с юности, когда читал еще советские книги о войне, занимался спортом и учился, вместо того, чтобы жрать водку во дворе и колоться. Хотел тогда, когда почувствовал себя матерым юристом, пройдя за десяток лет весь путь от заварки и подношения кофе, до проведения аукционов на сотни миллионов рублей, и не забыв в душе о том, КТО Я ТАКОЙ! И я был не один! Нас было много, гораздо больше, чем способно принять в себя здоровое общество. И это показатель! Показатель того, что мы, все мы, пошли куда-то не туда! Если немалая часть думающего населения скрывается от действительности, пытаясь найти утешение в виртуальном изменении прошлого, в надежде хоть в сказке найти СВОЕ место — это диагноз. Это диагноз всему социуму, частичкой которого был я. Скорее даже приговор, и, скорее всего, смертельный. Что-то сломалось в наших душах, там, в моем мире. А здесь... А здесь есть шанс. О нет, я не мню себя ни пророком, ни миссией. Нет, я обычный человек, со своими тараканами в голове, которых вовсе не пытаюсь навязать другим. Но так уж выпало, что я могу дать нам ВСЕМ еще один ШАНС. Всего один шансик, кроооохотный такой.

— Знаешь, Дмитрий Григорьевич, а ты сильно изменился, — слова маршала врывались потоком в мое сознание: — В лучшую сторону... У меня такое чувство, что ты стал самим собой.

Бах! Бах, кувалдой по голове! Бах, еще раз! Очнись! Ты здесь — там, где ты мечтал оказаться всю свою жизнь! И ты не один! Нас много! Твои родители, учителя, друзья! Все они стоят за твоей спиной. Все кто помог тебе стать САМИМ СОБОЙ. Все те люди, кто своей заботой, дружбой, самопожертвованием, советом и примером создали тебя. ТЫ ДОЛЖЕН ВСЕМ ИМ. Не подведи их!

— Пошли. Пошли, Борис Михайлович! Пошли!

Как-то сразу стало легче. Как будто гора на плечах стала немного меньше. Вернулась ясность и четкость мысли, а окружающий пейзаж из картинки превратился в реальность. Вот он — Большой кремлевский дворец. Тот самый, что я множество раз видел на картинах, фотографиях и по зомбоящику. И ни разу вживую! А сейчас я туда пойду совсем не праздным туристом, а одним из тех, кто пишет историю этой русской святыни. Шаги скольких гениев помнят здешние коридоры? Сколько злодеев побывало в этих залах? И вот, когда-нибудь экскурсовод скажет: "Здесь, в мае 1940 года, прошло историческое заседание Главного военного совета, на котором выступал светоч советской военной науки, командарм 2-го ранга Павлов Д.Г."... И тут Остапа понесло... Тпруууу. Тормози, нафиг!!! Я мысленно рассмеялся. Мания величия не даст мне умереть от заниженной самооценки. Хотя с другой стороны, наличие амбиций — это показатель душевного здоровья.

Мы с Шапошниковым пришли далеко не последними. По каким-то неясным мне мотивам совещание проводилось в Георгиевском зале дворца. Несколько фигурок в военной форме, среди которых я сразу распознал только Жукова, терялись на фоне величия этого огромного помещения. Шестьдесят метров в длину, двадцать в ширину и еще восемнадцать в высоту! Двадцать одна тысяча кубов чистейшего воздуха всего на пару десятков человеческих легких — это вам не хухры-мухры! Из каких соображений выбрано это помещение, я мог только догадываться. Не удивлюсь, если Иосиф Виссарионович приложил к этому свою длань, дабы создать у присутствующих особое состояние души. На фоне циклопических размеров этого архитектурного шедевра, все наши проблемы, да и мы сами, казались какими-то карликовыми. Не серьезными! Подумаешь, сколько вас таких тут было? А сколько еще будет? А Кремль стоит себе...

Ни малейшего желания разговаривать с уже собравшимся народом у меня не было. Поэтому я, сухо поздоровавшись, углубился в созерцание красот. А, таки, не плохо жили Российские самодержцы! Как в анекдоте про сравнение дачи "нового русского" с Эрмитажем — "бедненько, но чистенько". По моим личным ощущениям, один только здешний паркет, выложенный из лучших сортов древесины в виде огромных размеров ковра, стоил никак не меньше пары эскадренных миноносцев, а может и крейсер 2-го ранга пожиже казне обошелся! Но, несмотря на всю свою красоту, зал оставил у меня какое-то странное ощущение. Либо в мое время фотографы и кинооператоры достигли невиданных вершин в своем мастерстве, либо изменилось мое отношение к миру, потому как я четко почувствовал его некую ... инородность что ли. Чуждость всему остальному, и мне в том числе. Он был как пятое колесо у телеги. Рукотворный памятник другой эпохи, воспевающий славу героям минувших лет. Хотя, скорее всего, лишними здесь были именно мы...

Минут через двадцать все, наконец, собрались. Последними явились Сталин и Жданов. Данный персонаж мне был совершенно незнаком. Что можно от него ожидать, в душе не представляю. Из узнаваемых лиц присутствовали Буденный, Маленков, Смушкевич, Мехлис, Ворошилов и восходящая звезда Сталина — Мерецков. Был приглашен Нарком ВМФ Кузнецов. В зале присутствовало еще несколько старших командиров, среди которых при помощи памяти Генерала я с превеликим трудом опознал Кирпоноса, который в моей реальности в июне сорок первого командовал КОВО. Сейчас на нем висели лычки комкора, а на груди сверкала новенькая звезда Героя советского союза. Рядом с ним сидел командарм 2-го ранга Иосиф Родионович Апанасенко. Кто его вытащил из Средней Азии — ума не приложу. Скорее всего — Тимошенко. Насколько я знаю, Сталин его не слишком жаловал, но современные мне историки отзывались о нем очень хорошо. К моему удивлению, на заседание был приглашен маршал Кулик. Почему я удивлен? Дело в том, что Григорий Иванович, попросив отставки, поступил весьма нетрадиционно для этого времени. Здесь так не принято. Подобный поступок легко могли расценить как малодушие и нежелание брать на себя ответственность, что могло окончиться для просителя очень печально. Пару острых высказываний на эту тему я уже слышал, но, видимо, Иосиф Виссарионович по достоинству оценил смелый поступок бывшего начальника ГАУ и очень недвусмысленно заявил о своем мнении. Уверен, что кое-кто засунет свой поганый язык подальше и, что сомнительно, займется реальным делом, вместо поиска мнимых врагов.

Заседание открыл маршал Тимошенко. В нагрузку к должности Наркома обороны, он получил почетное звание "зицпредседателя" на подобных сборищах. Вот что меня действительно тут бесит, так это именно такое. Называть вещи своими именами тут не торопились, да так, что в местной иерархии без бутылки разобраться было очень сложно, а непьющему иностранцу вообще невозможно! Формальным главой государства был Калинин, значительная часть реальной власти, была сосредоточена в руках Иосифа Виссарионовича, который занимал должность Секретаря (!) Центрального комитета ВКП(б), то есть одного из руководителей партии, которая делегировала своего представителя на должность руководителя государства. Один из старших над главным! Черте что! Формально, Вождь даже прямых указаний Калинину давать не мог. Так то формально! Но в действительности только тупой не понимал, что фигуры, обладающей авторитетом сравним со Сталинским, просто нет. Но все продолжали наводить тень на плетень. Да назовите вы его Президентом, Премьером, Правителем, Паханом, Батькой, Главным, Старшим, да хоть ..реном лысым! Только чтоб все четко понимали — вот этот усатый грузин здесь САМЫЙ ГЛАВНЫЙ! Чтоб все понимали, что это руководитель государства (!), а не один из руководителей партии, хоть она и единственная на всю страну! Какая разница? Разница в том, что на кирпичах Брестской крепости, на известняковых глыбах Аджимушкая и бетонных остовах Сталинграда перед своей смертью наши люди писали — "Я умираю за Сталина!". Не за Калинина, не за Мехлиса и даже не за Берию, а за СТАЛИНА!

Тимошенко вкратце повторил тему совещания, огласил повестку дня и назвал очередность докладчиков, после чего передал слово Вождю. Иосиф Виссарионович, в отсутствии Молотова, взял на себя политическую часть мероприятия, пытаясь мотивировать окружающим суть волнений высшего руководства, на фоне резко изменившейся международной обстановки. Мне неоднократно приходилось читать воспоминания современников и научные работы историков, в которых утверждалось, что Сталин был весьма посредственным оратором. Прочитав несколько стенограмм его речей, я лишь убедился в этом. Однако в реальности оказалось совершенно не так! Этот человек обладал воистину животным магнетизмом. Сочетание его харизмы, особого тембра голоса, окружающей обстановки и кучи других факторов, не позволяло слушателю оторваться от его слов. Непостижимым образом, он умудрялся захватить все без остатка внимание окружающих! Вот вам и плохой оратор!

Вождь спокойно и последовательно излагал свое видение сегодняшнего момента. Быстрый разгром Франции, а к настоящему дню в этом уже не было никаких сомнений, с одной стороны устранил для Германии одного из сухопутных противников, а с другой стороны, загнал немцев в тупик. Сталин частично огласил нам аналитическую записку, подготовленную сотрудниками Наркомата иностранных дел, в которой на основе материалов прессы, разговоров в политических кругах и среди остального населения Англии, были сделаны неутешительные для германцев выводы. После зубодробительного удара, нанесенного Гитлером и его армией гордым жителям Альбиона, ни о каком почетном мире и речи быть не могло. Новый премьер Черчилль ляжет костьми, но не допустит этого. В свою очередь Германия не в состоянии в ближайшее время силой оружия заставить Великобританию принять собственные условия. Преждевременное начало боевых действий, явившееся последствием авантюризма Гитлера, оставило немцев практически без средств борьбы с англичанами. У них нет ни флота, способного на равных бороться с сотнями британских кораблей, ни сильной стратегической авиации, способной принудить их к капитуляции. Учитывая тот факт, что в сочетании с промышленными возможностями США, которые очевидно не допустят поражения Британской империи, война грозит перерасти в длительное противостояние на экономическое истощение, на победу в котором немцы вряд ли могут рассчитывать. С другой стороны, в обозримой перспективе, даже с учетом американской экономической и военной помощи, Англия не способна нанести решительного удара Германии. Ни англичане, ни американцы не имеют мощной сухопутной армии, способной противостоять немцам в наземном сражении. Союзный флот, ввиду отсутствия точек приложения, не в состоянии нанести германцам вообще никакого урона. Сил исключительно авиации, которой на данный момент просто нет, для достижения решительной победы явно не хватит. Почувствовав в зале некоторое волнение, Вождь добавил, что по нашим данным ни одна из сторон конфликта не решится на применение оружия массового поражения. Политики и военные напуганы перспективами тотального уничтожения населения, даже с учетом применения ОВ силами лишь фронтовой бомбардировочной авиации. К тому же, ни те, ни другие не в состоянии гарантировать нейтрализацию ответного удара противника. Возможно, что США решились бы на подобный шаг, если верить донесениям наших разведслужб о фактах испытания ими биологического оружия на мирных гражданах Мексики, но Англия не допустит этого, поскольку является как бы заложником Гитлера, готового в любой момент ответить ударом на удар. Ну а Германия вынуждена искать способы скорейшего завершения военных действий, поскольку ее промышленность еще не полностью восстановилась после Первой мировой и кризисов 20-х годов, и не способна к эффективной работе в условиях длительной изоляции от внешних рынков. Все это вынуждает немцев обратить свое внимание на нас.

В ближайшие три, а, возможно, четыре года Германия имеет возможность использовать практически всю мощь Вермахта на любом из ТВД не опасаясь ответной реакции Союзников. Нечем им отвечать! Никто, Сталин особенно выделил это слово, не в состоянии убедить Гитлера в том, что мы не собираемся на него нападать. Если добавить к этому те факты, что поражение СССР окончательно лишит Англичан и Американцев шансов на победу, и то, что, по мнению империалистов, Советский Союз не обладает боеспособной армией, в чем мы лишь убедили их невнятной операцией в Финляндии, то нападение на нас становится практически неизбежным. А если сложить это с устойчивым мнением западных политиков, о слабой поддержке советской власти населением страны, то оно становится неотвратимым. Никто не сможет им объяснить, что наш народ будет биться с ними насмерть независимо от того, любят они коммунизм или нет. Добавлю от себя, что надо было видеть лицо Мехлиса в этот момент. У него разве что пар из ушей не повалил, а я испытал прям таки сексуальное удовлетворение, глядя на его реакцию.

Дальнейшие планы Германии можно предсказать на основе анализа их политической активности. Если усилия их дипломатов будут направлены на сближение отношений с Румынией и Финляндией, а также с усилением нажима на Венгрию, то это скажет нам о том, что Гитлер окончательно выбрал сценарий с нападением на СССР. У Венгров имеются к России давние счеты, еще со времен двуединой монархии. Финнам мы предоставили великолепный повод для продолжения драки. Очевидно, что они приложат все усилия для восстановления своих прежних границ. Что касается Румынии, то, в ближайшее время, мы дадим им очередной повод для нелюбви к нам. При этом Сталин красноречиво посмотрел на Жукова. Определить позицию Болгарии, Италии и Югославии на данный момент невозможно, но в любом случае, их вклад в противостояние будет незначительным. Швеция и Турция почти со стопроцентной гарантией сохранят нейтралитет. Неопределенной остается и политика Японии. Самураи получили от нас две отрезвляющие оплеухи, существенно остудившие головы их ястребов. Их сухопутные войска втянуты в тяжелейшую войну в Китае, конца и края которой не видно, и не способны выделить более двадцати дивизий для действий против Советского Союза, что с учетом сегодняшнего положения вещей исключает проведение ими операций с далеко идущими целями. Однако полностью исключать угрозу с их стороны нельзя.

Таким образом, СССР оказался в очень сложной ситуации. Никогда ранее России еще не приходилось бороться со столь мощным альянсом противников, даже во времена Наполеона. Со всей очевидностью можно предполагать, что мы столкнемся с войсками противника на всем протяжении западной границы Советского Союза, включая ее Румынский, Венгерский и Финский участки. В борьбе с нами Гитлер вправе рассчитывать на активную военную поддержку со стороны как минимум Румынии, Венгрии, Финляндии, вероятно со стороны Италии, возможно и Болгарии с Югославией. Кроме того, в случае успешных действий немцев, можно ожидать постепенного повышения угрозы со стороны Японии. Подобный сценарий развития противостояния не является единственным и неизбежным, но для нас он самый плохой, и, при планировании наших действий, мы должны исходить именно из него. Так что, товарищи, все хреново. Совсем хреново. Это уже мое творческое осмысление заключительных реплик Сталина.

Надо понимать, что речь Вождя произвела ошеломительное воздействие на присутствующих. Относительно спокойными выглядели лишь Тимошенко, Смушкевич, Шапошников и ваш покорный слуга. Да и мы от четко сформулированных и одномоментно произнесенных перспектив несколько скисли. Все вместе это выглядело просто ужасающе. Остальные участники совещания были буквально раздавлены свалившейся на них информацией, точнее ее новым осмыслением, столько резко контрастирующим с еще недавней позицией Иосифа Виссарионовича. Все эти люди, долгие годы носящие военную форму и костюмы политиков, были морально не готовы к подобному. Их тайные опасения, когда робкие, а когда и не очень, предположения вдруг одновременно обрели зримое воплощение. Страшное воплощение. Кто мог быть готов к такому?

Но вот и мой черед. Маршал Тимошенко объявил, что изложить свое видение ответа на извечный вопрос "Что делать???" предстоит товарищу Павлову. Ну не знал же он, что отвечать будет не командарм Павлов, а симбиот в его голове!

Я встал со стула и неторопливо направился к кульману с картой Европы. В эту секунду я физически ощущал взгляды, направленные на меня. Глупо конечно, но чувство было такое, что я разделся догола и выбежал на центр арены стадиона "Лужники", и в зале было не пару десятков человек, а все шестьдесят тысяч. Но, подойдя к карте, я все же сумел взять себя в руки и заговорил:

— Итак, товарищи. Для того чтобы с известной долей вероятности предположить где, когда, как и какими силами на нас нападут, какие цели при этом будет преследовать нападающая сторона и каких методик воздействия придерживаться, нам необходимо понять логику наших возможных противников. Попытаться поставить себя на их место, понять и научиться предугадывать действия их лидеров и близкого к ним окружения. Мы должны понять, основываясь на каких постулатах будут готовить план кампании их военачальники. Начнем с Гитлера и его окружения. В понимании логики его действий нам очень сильно помогут события последних пяти-шести лет. Последовательно: занятие Рейнской демилитаризованной зоны, Аншлюс, Мюнхенский сговор, окончательный раздел Чехословакии и, наконец, война с Польшей. Каковы общие черты этих событий, разделенных во времени и пространстве? Ответ очень прост. Ни один из этих вопросов Германия была не в состоянии решить военными методами. Вот что между ними общего. В любой из этих временных отрезков за политическими амбициями Гитлера и его клики не было реальной военной силы. Немецкие войска способны были самостоятельно войти в Рейнскую зону, но удержать ее в случае ответных действий Союзников, они не могли. Вермахт был в состоянии справиться с Австрийскими войсками, но не смог бы помешать Антанте воспрепятствовать этому. Немцы, наверное, сумели бы прорвать чешские укрепления, но остановить наступление французов, идущих на помощь Праге, они не в состоянии. И, наконец, война с Польшей. Германии оказалось по силам в кратчайшее время разгромить опереточные войска панской Польши, в конном строю атаковавшие наступающие танки противника, но противостоять еще и атакам Союзников, если бы они того пожелали, немцам было просто некем и нечем. Французская кампания, которая весьма успешно для немцев развивается в эти дни, еще более показательна. Основные боеспособные части Вермахта сосредоточены на Западном ТВД и к настоящему моменту полностью втянуты в проводимые операции. На линии государственной границы с СССР сконцентрированы силы абсолютно не достаточные для парирования возможной угрозы с нашей стороны. Будь мы столь же беспринципны, как Гитлер и его банда, и напади на немцев сегодня, военная катастрофа Германии стала бы неотвратима. К счастью или нет, но советское правительство, ведомое мудрой и миролюбивой политикой партии, не пошло на нарушение своих международных договоренностей.

На пару секунд я прервался, пытаясь уловить настроение аудитории, но пока ничего не происходило.

— Какие выводы можно сделать на основе этих данных? Исчерпывающие, товарищи. Гитлер и его окружение — махровые авантюристы, способные для удовлетворения собственных амбиций поставить свою страну на грань войны с заведомо более сильным противником в чрезвычайно невыгодных условиях. Лишь навязчивое желание англичан найти континентальный противовес нам, а также невероятное везение, основанное на неслыханной ранее наглости, позволило Германии избежать войны на два фронта, несомненно для нее губительной. Что дает нам осознание данного факта? Очень многое. В своих расчетах мы обязаны учитывать то, что для достижения поставленных целей Гитлер готов пойти на риск, далеко находящийся за гранью нашего понимания о разумности. Он готов поставить на карту все, до последней рубашки! В его понимании, чем выше риск, тем больше вероятность того, что противник окажется не готов к предложенному сценарию. Условно говоря, имея на руках два плана действий, он, несомненно, изберет наиболее рискованный.

Реакции по прежнему не было. Народ пока не понимал, куда я клоню.

— Теперь перейдем к военной стратегии. Империалистическая война внесла фундаментальные изменения во всю немецкую военную науку. И основные из них лежат вовсе не в плоскости тактических и оперативных приемов, и даже не в нахождении выхода, как они считают, из позиционного тупика. Изменение произошло прежде всего в целях, который ставятся перед войсками. Если ранее основной задачей военной компании считалось достижение определенной географической точки или пункта, например столицы врага, то сейчас основной целью наступающих войск являются уничтожение армии противника. Не важно, сколько территории будет захвачено, если обороняющаяся армия будет уничтожена, то все и так достанется победителю! Именно это немцы и продемонстрировали во время Польской и Французской кампаний. Основными целями немцев были: втягивание кадровых армий противников в бой на линии государственной границы в невыгодной для них оперативной конфигурации, уничтожение их в приграничных сражениях, срыв мобилизации и стратегических перевозок. В случае с Польшей немцы добились всех поставленных целей. Втянули в бой рассредоточенные по всей линии соприкосновения войска прикрытия, создав на участках прорыва абсолютное превосходство в силах и средствах, быстро преодолев полосу приграничных укреплений, ввели в бой подвижные соединения, разгромившие на марше подходящие подкрепления, предварительно дезорганизованные и деморализованные воздействием авиации. Быстрое продвижение ударных группировок, в сочетании с воздействием авиации, способствовали частичному срыву мобилизации и полностью сорвали стратегические перевозки. В результате польское командование не смогло своевременно реагировать на возникающие угрозы, а их ответные действия были не эффективны. Навязав бой войскам прикрытия в невыгодной конфигурации, немцы добились значительных успехов, понеся при этом незначительные потери. Получилась ситуация, при которой польские войска вступали в бой тремя последовательными эшелонами, каждый из которых существенно уступал качественно и численно наступающим немецким войскам, что явилось причиной их быстрого уничтожения.

Передохнул. Сейчас бы сигаретку!

— Провернуть подобный трюк с французами немцы не могли, по вполне понятным причинам. На мобилизацию, перевозки, сосредоточение и подготовку полевых укреплений Союзники имели почти девять месяцев! Немыслимая фора! Но и здесь, основными целями немцев являются уничтожение наиболее боеспособной части армии и срыв вынужденной вторичной мобилизации. Причины немецких успехов лежат в новых тактических и оперативных приемах. И снова немцы нашли выход еще во время Империалистической. Опыт показал, что многодневные артподготовки не способны полностью подавить сопротивление противника, а за время их проведения к участкам прорыва будет подтянуто свежее подкрепление, которое и нейтрализует угрозу. Но выход был, и немцы продемонстрировали его во время второй битвы на Марне. Ключ к успеху лежал вовсе не в количестве железнодорожных составов со снарядами, высыпанными на голову противника, а в выборе неожиданного места прорыва, скрытном сосредоточении войск и непрерывности наступления. После незначительной артподготовки немецкие штурмовые части решительной атакой ворвались в траншеи 6-й французской армии, сходу преодолев сопротивление и прорвав оборону на всю глубину. Лишь отсутствие у немцев мощных подвижных соединений, способных нарастить удар, превратив прорыв тактический в оперативный, позволило союзным войскам нейтрализовать смертельную угрозу. Появление танковых и моторизованных дивизий, а также развитие авиации, устранило это несоответствие. Немцы также пришли к выводу, что наиболее эффективным приемом уничтожения армии противника является окружение. В современной войне окруженная часть, лишенная подвоза боеприпасов и ГСМ, не в состоянии оказывать длительного сопротивления. По нашим данным некоторые Французские и Польские части успевали поднимать руки раньше, чем немцы замыкали кольцо. Основываясь на всем этом, немцы подготовили и провели блестящую, с военной точки зрения, операцию, позволившую в кратчайшие сроки уничтожить мощнейшую группировку Союзников, ничем не уступавшую им ни численно, ни в качестве вооружения.

Лучше конечно две сигаретки! И кофейку...

— Но в случае с нами эти немецкие новшества не работают! — опа, зашевелились, интересно стало видать: — Советский Союз обладает ресурсом, который не имела ни одна из противостоящих фашистам стран — это наша огромная территория! Даже потеряв в приграничном сражении всю кадровую армию, имея в запасе громадные пространства и значительные людские резервы, мы способны, запустив перманентную мобилизацию, восстановить линию фронта, которую немцы будут вынуждены прорывать раз за разом, теряя темп. В конечном итоге, это приведет к их полной остановке, что равнозначно поражению. Немцы не могут этого не понимать, даже учитывая тот факт, что представляют нашу армию сборищем бородатых варваров-мародеров. Советский Союз так же не имеет четко выраженных промышленных или добывающих районов, потеря которых лишила бы нас возможности к дальнейшему сопротивлению. Все они рассредоточены по огромным расстояниям и не могут быть единовременно захвачены или уничтожены. Так что немцы не могут вернуться к своим прежним целям — географическим пунктам, имеющим важное экономическое и политическое значение. Однако, к нашему сожалению, выход есть. Он в сочетании этих методов! Единственным шансом немцев является скорейший захват наших наиболее крупных городов, таких как Минск, Киев, Харьков, Сталинград, Одесса, Смоленск, Ленинград и, разумеется, Москвы. С этой целью немцы будут вынуждены максимально увеличить мощь первоначального удара, в попытке обеспечить непрерывность наступления. При этом германцы будут вынуждены увеличить глубину наносимого удара. Только вложив в первый удар все, что только смогут поставить под ружье, они вправе рассчитывать на победу!

А чего я мелочусь? Пачку в студию!

— Основываясь на вышесказанном, считаю, что удар по Советскому Союзу возможен для немцев только в том случае, если в первом ударе будут задействованы все наличные силы! Все, без исключения. Для нападения на нас, они будут вынуждены сформировать максимально возможное количество дивизий первой волны, даже в ущерб маршевым пополнениям, подчистую выгребая все мобилизационные ресурсы. В противном случае, их затея просто не имеет смысла. Либо они победят сразу, либо проиграют через несколько лет. Без вариантов. Учитывая промышленные возможности Германии, огромное количество трофеев, доставшееся немцам, полагаю, что к началу весенней компании сорок первого года, немцы в состоянии увеличить численность сухопутной армии не менее чем в два раза, сформировав в общей сложности до двухсот дивизий! Для обеспечения устойчивости Западного ТВД и контроля захваченных территорий им потребуется не менее пятидесяти расчетных дивизий, таким образом, против нас они смогут выделить не менее ста пятидесяти расчетных дивизий, в том числе основную часть танковых и моторизованных соединений. С учетом сил союзных Германии стран, а это не менее тридцати дивизий, нам предстоит столкнуться с ударом невиданной ранее мощи. Для тех, кто не сильно верит в подобное развитие событий, я предлагаю вспомнить первую часть моего выступления. А именно авантюризм Гитлера и его шайки.

В гробовой тишине, я подошел к столу и отпил водички из стакана. Два десятка пар глаз все это время сверлили мой затылок.

— Определимся с основными направлениями ударов. Установив цели немцев — это не составит особого труда. Взгляд на карту дает нам представление о том, что немцы будут вынуждены наступать как минимум по трем операционным направлениям. Это Ленинград, Москва и Киев. Несомненно, что их смущает тот факт, что направления эти расходящиеся, и они попадают под действие так называемого эффекта "стратегической воронки", когда по мере продвижения в глубь территории противника линия соприкосновения войск увеличивается, что вынуждает сокращать численность ударной группировки. Но выбор у германцев не богат. Либо они нападают так, либо не нападают. А, как мы выяснили, не нападать они не могут. Главной сложностью для нас является определение того, какому направлению фашисты придают особое значение, и, соответственно, сосредоточат на нем наибольшее количество войск. С военной точки зрения, наиболее правильным будет предположить, что свой главный удар немцы нанесут южнее Полесья, определив основной целью уничтожение войск КОВО и достижение Киева, с последующим продвижением по оси Киев-Харьков-Сталинград. Местность здесь пригодна для действий крупных механизированных соединений. Отсутствуют крупные лесные массивы и заболоченные местности, что в некоторой степени способно компенсировать неразвитость дорожной сети. Украина — это главная житница СССР. Здесь Харьков, с его заводами, здесь Донбасс и Днепрогэс. А дальше Кавказ и Бакинские промыслы. Все это так, с точки зрения военной и военно-экономической. А вот с точки зрения военно-политической, данный выбор направления главного удара является в корне неверным. Могут ли немцы рассчитывать на капитуляцию Советского Союза при условии взятия Киева? Нет! Харькова? Нет! Быть может Ленинграда? Опять нет! А Москвы? А вот Москвы — да! Правда только в их больном воображении. Видите ли, товарищи, для правильного ответа на этот вопрос необходимо немного углубиться в историю европейских войн. Дело в том, что на западе принято, что с падением столицы государства следует капитуляция. Эта традиция тянется из глубины средних веков, когда в каждой деревеньке сидел свой барон или граф какой, и мнил себя пупом мироздания. А местному населению было совершенно все равно, кому именно платить налоги. Верхушка друг друга с упоением резала, с завидным постоянством, а крестьяне, дабы избежать негативных последствий, платили тому, кто в данный момент сидел в замке. Средние века прошли, а вот мировоззрение осталось прежним. Они все уверены, что с падением Москвы капитулирует и СССР. Вы, несомненно, знакомы с воспоминаниями французского маршала Фоша, который на полном серьезе утверждал, что если бы немцы взяли Париж, то Франция капитулировала! Нам не понять этого, товарищи, но не учитывать этого, мы не можем.

На середине моей реплики, лишь чудо удержало товарища Мехлиса от немедленной ликвидации врага народа и немецкого шпиона Павлова, но, дослушав до конца, он не пожалел, убедившись что пока я Москву сдавать не собираюсь! Но он за мной наблюдает! Цыц, блин!

— К основным операционным направлениям необходимо добавить три второстепенных: с территории Норвегии и северной Финляндии в общем направлении на Мурманск, с территории южной Финляндии на Выборг и Ленинград, возможно в обход Ладожского озера с севера на Петрозаводск, и с территории Румынии по оси Одесса-Николаев-Ростов-на-Дону. Но где конкретно немцы нанесут удары, и какие методы будут использовать для достижения поставленных целей? Конфигурация линии нашей границы, а также анализ операций немецких войск в Польше и Франции, дает практически исчерпывающие ответы на эти вопросы. Для достижения своих целей германцам необходимо создать как минимум три группы войск. Условно назовем их "Север", с задачей захвата Ленинграда, "Центр", с задачей захвата Москвы, и "Юг", с задачей продвижения по оси Киев-Сталинград. Определить наши исходные позиции в Прибалтике пока невозможно, поскольку неясна позиция Прибалтийских государств. Но в любом случае немцы нанесут свой удар из района Гумбинен на Ригу, с последующим продвижением по оси Псков-Луга-Ленинград. Конфигурация границы в районе нашего Белорусского округа чрезвычайно выгодна для наступления немцев. Наличие так называемого Белостокского выступа открывает перед фашистами перспективу подрезать фланги наших войск ведя наступление из районов Сувалки и Брест с задачей соединиться где-то в районе Барановичей. Если бы немцы исходили в планировании своих операций только из чисто военных целей, то они бы так и поступили. Однако, учитывая фактор необходимости максимально быстрого продвижения в глубь советской территории, они будут вынуждены увеличить глубину наносимого удара, поставив своей целью окружить наши войска в районе восточнее Минска. Несомненно, что подобное решение чрезвычайно опасно. Увеличение глубины удара создаст значительный разрыв между ударной группировкой и войсками второго немецкого эшелона, до предела удлинит фланги наступающих войск, поставив их под серьезнейшую угрозу контрудара. Но принятие подобного решения неизбежно. Сомкнут клещи западней — потеряют темп. Потеряют темп — проиграют войну. На участке условной группы "Юг", действующей на линии соприкосновения с нашим Киевским округом, также существует невыгодный для нас Львовский выступ. Так называемый Сокальский выступ дает немцам хороший исходный рубеж для нанесения удара в направлении Бердичева, а учитывая глубину наносимых ударов, возможно даже Житомира. Поскольку конфигурация румынского участка нашей границы до сих пор не ясна, точно предсказать место нанесения второго удара в полосе КОВО невозможно. Однако направление известно — это вторая клешня окружения, планируемого где-то в районе Бердичев или Житомир. Что касается сроков немецкого нападения, то, учитывая прозвучавшую речь товарища Сталина, сделать это не представляет особенной сложности. В положении немцев единственным возможным сценарием является скорейшее уничтожение всех угроз. Если бы Гитлер имел возможность напасть на нас в этом году, то он бы это сделал. Скажем спасибо французским империалистам, они отодвинули для нас сроки начала боевых действий как минимум на год. В моем понимании, чем раньше Гитлер нападет, тем больше у него шансов на победу и тем меньше шанс объединения усилий всех его врагов. Начать свое наступление ранее третьей декады апреля немцы не решатся, поскольку рискуют намертво увязнуть на наших грунтовых дорогах. Начинать наступление позже второй декады июля смысла нет, поскольку так же можно увязнуть в осенней грязи.

Я опять приложился к стакану с водой и продолжил:

— Итак, товарищи. Подытожим все вышесказанное. В промежутке времени между 20 апреля и 10 июля 1941 года возможно широкомасштабное вторжение войск фашистской Германии и ее союзников на всем протяжение западной границы Советского Союза. Для проведения операции немцы сосредоточат на наших границах не менее 150-170 расчетных дивизий, включай войска союзников. Основными целями немецких операций будут является захват крупнейших городов СССР, срыв мобилизации и стратегических перевозок. Основные действия развернутся на трех операционных направлениях. Первое — в общем направлении на Ленинград. Второе — в общем направлении на Москву. Третье — в общем направлении на Киев-Харьков. Главный удар немцы нанесут в полосе Белорусского особого военного округа, с целью скорейшего захвата столицы нашей родины города Москвы. Помимо трех основных операционных направлений, германцы нанесут ряд вспомогательных ударов. Основными из которых являются: захват Мурманска, охват Ленинграда с севера и продвижение по оси Одесса-Николаев-Ростов-на-Дону вдоль побережья Черного моря. Для достижения поставленных германцами целей определяющее значение имеет непрерывность наступления и темп продвижения в глубь СССР. С целью соблюдения этого принципа фашисты будут вынуждены искать компромисс, между скорейшим уничтожением наших войск прикрытия и продвижением в глубь страны. Это вынудит их существенно увеличить глубину наносимых ударов, оголив при этом собственные фланги. В полосе действия условной группы армий "Север", нацеленной на Ленинград, перед немецкими войсками будет поставлена задача рассечь обороняющиеся войска прикрытия, по возможности прижать их к морю и уничтожить. В полосе условной группы армий "Центр", нацеленной на Москву, будут поставлены следующие задачи: для северной группировки — прервать локтевую связь между группой советских войск, обороняющихся в Прибалтике и войсками БОВО, в дальнейшем с максимальной скоростью продвигаясь в направлении Минска с северо-запада; для южной группировки, прикрывшись с юга районом Полесья, максимальными темпами пробиваться в направлении Минска с юго-запада, одновременно прервав локтевую связь между войсками БОВО и КОВО. Основной задачей является окружение и уничтожение советских войск в районе восточнее Минска. В полосе условной группы армий "Юг", нацеленной на Киев, основной задачей немецких войск является скорейшее окружение и уничтожение советских войск либо в районе Бердичева, либо в районе Житомира. В своих расчетах фашисты будут исходить из необходимости уничтожения СССР в течение одной летней кампании. В любом случае, у них будет не более двух-трех лет, в течение которых они могут не опасаться удара союзных войск в тыл.

Ух, ептать, устал уже бубнить как попадья, а столько еще сказать нужно.

— Перейдем к нашим контрмерам. Что мы можем противопоставить немцам в ответ на их угрозу? Для максимальной объективности предлагаю рассмотреть все возможные сценарии наших действий.

Я сделал вид, что меня невероятно волнует мнение слушателей на этот счет. И лишь убедился в том, что это действительно так.

— Вариант первый — превентивный удар. Помимо неприемлемости данного варианта по политическим соображениям, он является не выполнимым и с точки зрения военной. Вы знаете, товарищи, что наше главное преимущество — огромная территория, одновременно является и нашей слабостью. Расстояния и слаборазвитая в сравнении с европейскими странами дорожная сеть, создают предпосылки для чрезвычайно больших сроков мобилизации. Как вы знаете, согласно нашим планам на это предусмотрено от тридцати до сорока дней. В свою очередь Германия в состоянии завершить развертывание войск в течение пяти-семи дней. Подобное положение вещей, хотим этого или нет, заранее ставит нас в положение обороняющейся стороны. Хочу сказать откровенно, что не знаю ни одного случая успешного проведения скрытой полной мобилизации. В подобной операции задействованы миллионы людей, ее можно определить по косвенным признакам и так далее. Ни одна из разведслужб мира не в состоянии предотвратить утечку подобного объема информации. Даже если удастся оттянуть такую утечку, пусть даже дней на десять, немецкие войска все равно завершат мобилизацию и сосредоточение войск раньше нас, и либо встретят нас во всеоружии на заранее подготовленных рубежах, либо сами нанесут упреждающий удар, что для нас означает полную катастрофу. Как вы понимаете, отразить полномасштабный удар врага силами войск, не завершивших мобилизацию и сосредоточение, да к тому же располагающихся в невыгодной для обороны конфигурации, невозможно. Я уверен в том, товарищи, что мы с вами не имеем ни малейшего права отдавать судьбы страны на волю слепого случая, подобно Гитлеру и его шайке. Будет утечка информации, не будет ее, не имеет значения. Значение имеет тот факт, что если она все же случится, то для нас это будет равносильно катастрофе. Мы не вправе так рисковать.

Меня уже пугало молчание зала.

— Существует возможность провести частичную скрытую мобилизацию и нанести удар лишь силами кадровой армии, начав полную мобилизацию лишь после объявления войны. Товарищи, данный вариант развития событий, еще более губителен для нас! Используя фактор внезапности и превосходства на участках главных ударов, нам, вероятнее всего, удастся смять, возможно даже разгромить, части прикрытия противника. Однако, мы понимаем, что сил исключительно кадровой армии будет недостаточно для полной победы над противником. Из-за недостаточности сил, мы вправе рассчитывать лишь на операции фронтового масштаба на глубину не более двухсот пятидесяти — трехсот километров. После чего наши войска будут вынуждены сделать значительную по времени оперативную паузу. С момента начала операции против нас начинает действовать фактор так называемого "бутылочного горлышка". Как вы знаете, в Европе ширина железнодорожной колеи не совпадает с нашей. В результате, для снабжения наших наступающих войск, мы длительное время сможем использовать лишь автомобильные дороги. Кроме того, через эти коммуникации, помимо обычных грузов и маршевых пополнении, необходимо перевезти огромное количество войск, развернутых по мобилизации. С другой стороны, длина немецких коммуникаций значительно сократится, что в сочетании с их изначально большей пропускной способностью, ставит наши наступающие войска на грань полной катастрофы. Условно говоря, за единицу времени немцы в состоянии перевезти в разы больше войск и снаряжения, чем мы. Это позволит им в кратчайшие сроки восстановить фронт и создать над нашей наступающей группировкой абсолютное превосходство в людях и технике. В скором времени, думаю не больше недели или десяти дней, наши войска сами окажутся в положении обороняющихся. Получается ситуация, когда мы сами разделили свои силы на три последовательных эшелона, каждый из которых существенно уступает отмобилизованной армии противника. При этом, войска первого нашего эшелона поставлены в критические условия. Части ослаблены прошедшими боями, не имеют времени на перегруппировку и подготовку оборонительных позиций. Их пополнение и снабжение осложнено до предела. Подобная ситуация может закончиться только одним — их полным разгромом, после чего немцы столкнутся с войсками нашего второго эшелона — дивизиями первой волны мобилизации. Будет чудом, если они успеют подготовиться к обороне. Однако, боевая ценность подобных соединений невысока. Нет времени на сколачивание и подготовку. Кроме того, немцы вновь будут иметь над ними решающее превосходство в численности. Снова разгром! И так далее. Добавьте к этому тот факт, что при подобном сценарии развития ситуации, мы будем вынуждены основные мобилизационные запасы держать максимально близко к линии государственной границы, чтобы сократить время на формирование и переброску войск. Что случится в том случае, если немцы нанесут упреждающий удар? Случится очень простая вещь. Мобилизацию проводить нам будет не нужно, так как вооружать эти части будет нечем, все снаряжение будет либо утеряно, либо достанется немцам! Товарищи, я подчеркиваю тот факт, что мы не вправе допустить подобного развития событий! Этот вариант действий — н е п р и е м л и м!

Судя по реакции зала особенных возражений на этот счет не было. Перспектива была и правда хреновой. Совсем хреновой!

— Теперь рассмотрим второй вариант наших действий — оборонительная операция на линии новой государственной границы, с развертыванием сил по мобилизации на линии старой госграницы. Товарищи, немцы существенно упростили мою задачу, самостоятельно показав нам — как это будет! Оборонительная операция войск панской Польши, является классическим примером подобного сценария. Расположение основной массы войск прикрытия непосредственно на линии соприкосновения с противником, изначально ставит обороняющегося в невыгодное положение. Нападающая сторона имеет возможность выбирать время и место нанесения удара. В свою очередь обороняющийся вынужден рассредоточить свои войска равномерно по всей линии соприкосновения, придав лишь небольшой акцент на усиление наиболее опасных направлений. Его войска находятся в зоне максимально эффективного воздействия авиации и артиллерии противника. Условно говоря, противник ведет огонь непосредственно со складов с боеприпасами. В случае прорыва оборонительных рубежей, а сомневаться в этом не приходится, учитывая тот факт, что нападающая сторона имеет возможность создать на участке прорыва подавляющее превосходство, действия резервов обороняющегося, призванных восстановить положение, будут максимально осложнены. Подготовка контрудара будет проходить в условиях постоянного воздействия авиации противника и недостаточности времени на полное сосредоточение. Судите сами. На прорыв оборонительной полосы, в условиях абсолютного численного превосходства нападающего, потребуются максимум сутки. За это время нам необходимо выявить направление главного удара, осуществить переброску и сосредоточение резервов и провести наступательную операцию, с учетом того факта, что наступающие войска изначально больше по численности наших войск прикрытия. Мобилизацию-то мы завершим через сорок дней! В итоге получаем следующее. Наши резервы будут вынуждены вступать в бой разрозненно, с ходу, не имея времени на сосредоточение и подготовку контрудара. Все это время они будут находиться под постоянными ударами авиации противника. В завершении всего, они будут вынуждены атаковать численно превосходящего противника! Можно ли в данной ситуации рассчитывать на успешность их действий? Нет! Добавим к этому тот факт, что на новой государственной границе долговременных укреплений у нас нет, а построить их за год, да даже и за два, совершенно невозможно. Зная все это, давайте ответим на простой вопрос. Смогут ли наши части прикрытия в течение месяца сдерживать наступающие части противника, не допустив их до мобилизационных складов, расположенных всего лишь в 200-300 километрах от государственной границы? И еще один. Сможем ли мы в данных условиях избежать срыва мобилизации и сосредоточения войск первой волны мобилизации? На оба вопроса однозначный ответ — нет! На примере поляков немцы показали нам, что это путь к полной военной катастрофе.

Тишина-то какая... А вокруг мертвые с косами стоят.

— Вариант третий и последний. Сразу хочу сказать, товарищи, я не вижу вариантов действий немцев, которые могли бы обеспечить им победу. Даже при условии полной потери кадровой армии, мы все рано их победим. Что бы они там не придумали! Главная сложность для нас состоит в том, чтобы выбрать вариант действий, гарантирующий нам победу с минимальными потерями. Добавлю, что следующий вариант наших действий считаю единственно возможным и правильным, даже несмотря на трудность принятия такого решения. В свою очередь, хочу рассмотреть его максимально подробно.

Я прокашлялся и начал:

— Вариант третий — оборонительная операция на линии старой государственной границы, с развертыванием войск по мобилизации на линии Днепра. С этой целью, необходимо разделить войска прикрытия на три эшелона. Эшелон первый — непосредственное прикрытие. Состав эшелона — не менее усиленного стрелкового корпуса в полосе действия каждой общевойсковой армии. Район действия — местность в промежутке между линией старой и новой государственной границей, в полосе действия каждой армии. Назовем это полосой стратегического предполья. В задачу указанных войск входит: используя естественные препятствия и рубежи, усилив их инженерными сооружениями и заграждениями, на максимально возможный срок замедлить продвижение наступающего противника. С этой целью, с началом военных действий, необходимо обеспечить полное, я это подчеркиваю, уничтожение транспортной инфраструктуры в полосе их действий. Повторюсь, что их задача не сводится к остановке противника, а лишь к замедлению его продвижения. Действуя из засад и заранее подготовленных позиций, войскам первого эшелона необходимо втянуть в бой передовые отряды противника, заставить немцев развернуть главные силы в боевое положение, после чего оторваться от противника и отойти на новые рубежи. Необходимо лишить немцев возможности продвигаться в походных колоннах! Действия первого эшелона будут поддержаны всей мощью авиации военных округов. Для этих целей придется создать в предполье сеть аэродромов подскока для истребительной авиации, обеспечив их запасом ГСМ и боеприпасов на несколько вылетов. Еще одной задачей, является выявление главных ударных группировок противника. Задача войск прикрытия будет считаться выполненной, если продвижение противника до старой границы удастся задержать на семь-восемь дней. Учитывая тот факт, что действия первого эшелона являются залогом успеха всей оборонительной операции, необходимо выделить для этих задач лучшие и полностью укомплектованные части. Предлагаю сосредоточить в них максимально возможное количество бойцов и командиров, имеющих боевой опыт, а для целей скорейшего их обучения и сколачивания выделить неограниченные лимиты боеприпасов и горючего. Действия стрелковых корпусов должны быть дополнены диверсионными и партизанскими акциями. Как именно это сделать, мы испытали на собственном горьком опыте. Действия финских лыжных батальонов требуют скорейшего и пристального изучения. Итогом этой работы, должны стать постоянные беспокоящие налеты на колонны снабжения и диверсионные акты в ближнем тылу противника. У немцев земля под ногами должна гореть! Они по нашей земле идут! Товарищи, вы прекрасно помните, что действия мизерных по численности финских подразделений, поставили на грань полного разгрома несколько наших дивизий! Что мешает нам использовать их опыт?

Передохнул пару секунд:

— Второй эшелон. В его состав входят стрелковые дивизии, занимающие полосу главного оборонительного рубежа на линии старой госграницы. Имея в запасе время, данное корпусами непосредственного прикрытия, эти части смогут спокойно занять полосу укреплений, получить пополнение и подготовить полевые укрепления. Думаю, нет смысла объяснять, что на осознание факта начала войны, нужно время. Люди должны перестроиться и унять нервозность. Мы подставим наших лучших товарищей под первый удар на границе, чтобы они дали шанс другим во всеоружии встретить врага. На старой границе уже существует сеть долговременных укреплений, но она совершенно не достаточна. Ее нужно срочно усилить, бросив на это все наличные силы, пусть для этого придется остановить хоть все гражданское строительство в стране! Эти укрепления должны выдержать первый удар! Любой ценой! Для координации усилий, с целью скорейшего окончания указанных работ, предлагаю при каждом из пограничных военных округов создать управление саперной армии, передав под их управление все наличные строительные и инженерные подразделения всех ведомств.

Я все пытался понять реакцию окружающих, но кроме вспышки ярости у Мехлиса, так ничего и не увидел. Как каменные болванчики сидят, ни звука, ни шороха.

— После прохождения немцами полосы стратегического предполья, их наступающие войска с разбегу наткнутся на полосу нашего главного оборонительного рубежа. Товарищи, лично мне не известно ни одного случая прорыва сходу линии долговременных укреплений, своевременно занятой достаточным количеством обороняющихся войск. Разумеется, немцы попытаются это сделать, но кроме потерь им ничего это не даст. На преодоление этой линии нужна оперативная пауза. Необходимо провести доразведку, перегруппировку, подвезти боеприпасы и тяжелые орудия. Нужно время. Учитывая тот факт, что вступив на нашу территорию немцы сами попадут под действие эффекта "бутылочного горлышка", на эти действия им потребуется от пяти до семи дней. Не меньше! Проведя необходимые приготовления, германцы, несомненно, прорвут линию наших укреплений. Мы убедились на собственном опыте, что никакие укрепления не способны остановить подготовленное и обеспеченное наступление полевой армии. Спасибо финнам. Но это не является задачей линии наших укреплений! Ее функции состоят в выявлении направления главного удара противника, ослаблении ударной группировки и максимальной задержке ее продвижения. Учитывая наш опыт, можно смело предположить, что на преодоление долговременных укрепление на всю глубину, потребуется не менее двух-трех суток. Возможно больше. После чего в дело вступит наш третий эшелон — танковые армии, которые получили достаточное время на подготовку и сосредоточение. По нашим планам, каждая танковая армия — это больше тысячи двухсот танковых и противотанковых орудий. Такую силу, не имея над ней решающего превосходства, преодолеть будет очень сложно. Даже если немцам это удастся, то их ударные группировки понесут такие потери, что полностью исключит их дальнейшее продвижение. Обращаю ваше внимание, что к этому моменту пройдет не менее двух недель с начала мобилизации, и мы вправе рассчитывать на некоторое число дивизий первого эшелона мобилизации, которыми можем воспользоваться сообразно обстановке. Вариантов действий танковых армий несколько. Наиболее правильным, с точки зрения военной науки, является удар под основание наступающего клина, с задачей окружить и уничтожить прорвавшегося противника. Если бы за год можно было создать полноценные ударные танковые соединения, хорошо обучить их, то мы бы так и поступили. Но у нас нет такого шанса, поэтому придется идти более трудной и кровавой дорогой. Задача танковых армий сводится к сосредоточению и развертыванию непосредственно за полосой наших долговременных укреплений на участке прорыва. Подготовить сеть полевых укреплений, встретить противника огнем из укрытий, после чего, дождавшись исчерпания наступательного порыва врага, концентрическими ударами из глубины обороны выдавить противника, восстановив утраченные ранее позиции на линии старой госграницы. Подобные действия сопряжены со значительными потерями обороняющейся стороны и сократят потери наступающих, но выбора у нас нет. Оборонятся мы за год научимся, а вот окружать и уничтожать ударные группировки немцев — нет. Может у нас и получится, а может и нет. Мы не вправе рисковать, ставя наши танковые армии на грань окружения и полного разгрома.

Очередной раз отпил из стакана и продолжил:

— Единственное, что способны предпринять немцы, это попытаться максимально нарастить силу удара хотя бы на одном из участков прорыва. Полагаю, что после второго неудачного штурма наших укреплений, они будут вынуждены взять длительную оперативную паузу, с целью переброски ударных частей на один из участков фронта. Наиболее вероятно, что третью попытку прорыва они предпримут именно в Белоруссии, либо чуть севернее. Почему? Ответ очень прост — время. Проще всего собрать все ударные части на центральном участке — это займет меньше времени. Но, товарищи, мы не обязаны сидеть сложа руки и ждать, когда немцы на нас нападут! Мы будем действовать! Наши оборонительные действия в Прибалтике, Белоруссии и Украине, должны сопровождаться сокрушительным ударом на финском участке! Не позднее чем на пятые сутки начала боевых действий, необходимо провести наступательную операцию по полному уничтожению войск белофиннов. Пусть даже для этого нам придется самим объявить им войну! С этой целью, я предлагаю сосредоточить на данном участке все шесть формируемых тяжелых танковых бригад, а также основную массу артиллерии РГК. Мы должны раздавить их в кратчайшие сроки. Наступление на Перешейке, необходимо сочетать с воздушным и морским десантом непосредственно возле Хельсинки. Как только наши войска в районе Выборга втянут в бой основную массу финских резервов, необходимо провести операцию по высадке десанта. Уверен, что это гарантирует разгром противника в кратчайшие сроки. Кроме того, в первый же день наступления, необходимо провести операцию по захвату Аландских островов, несмотря на их демилитаризованный статус. Размещение там сил флота и минно-торпедной авиации до предела осложнит переброску немецких подкреплений и грузов, а в сочетании с быстрым продвижением наших войск, вообще исключит. Разгром финнов, позволит высвободить нам значительное количество войск, снимет угрозу для Ленинграда и Кировской железной дороги, флот и авиация получат великолепные базы для действий по балтийским коммуникациям немцев. Скорее всего, после капитуляции Финляндии, в сочетании с удержанием нами фронта в Белоруссии, немцы будут вынуждены полностью остановить наступление на Ленинград. Соединяться им больше не с кем, а подставлять под удар растянутый фланг чрезвычайно опасно. Все высвободившиеся части, необходимо немедленно перебрасывать в Белоруссию. Именно они, совместно с дивизиями первой волны мобилизации будут отражать третий штурм укреплений на старой госгранице. Товарищи, я уверен, что только подобный образ действий, способен гарантировать нам относительно небольшие потери в войне с Германией. Повторюсь, вопрос о победе в войне не стоит, стоит вопрос о цене за победу!

Все! Все сказал. Готовься к линчу!

— У меня все, товарищи. Прошу вопросы.

Вопросы были у Жданова.

— Товарищ Павлов, правильно ли я вас понял? Вы предлагаете советскому правительству нарушить несколько международных обязательств, в том числе перед нейтральными странами? Вы предлагаете нам, взять и самим оставить немцам громадную территорию? Вот просто так — взять и отдать? Вы понимаете, что вы говорите?

— Вполне. Моя задача обеспечить победу в войне с минимальными потерями. Если для достижения этой цели необходимо сознательно оставить часть территории или как Кутузову спалить Москву — я это сделаю, не сомневаясь ни секунды.

— Да ты предатель!!! Как же так? Товарищ Сталин? — гневно проговорил Жданов, ежесекундно косясь на Иосифа Виссарионовича, в надежде предугадать его реакцию.

— Разбираться в том, кто из вас предатель — задача компетентных органов. Я повторю вопрос Дмитрия Григорьевича, — впервые прилюдно Вождь назвал меня по имени отчеству: — У кого-нибудь есть конструктивные предложения или возражения? Конструктивные, товарищи!

Были и такие. Вопрос задал Мерецков:

— Товарищ Павлов, я не совсем понял, какова будет первая операция по завершении этапа стратегических перевозок? На каком этапе вы предлагаете перехватывать инициативу?

— Спасибо за вопрос. Не случайно в начале своей речи я оговорился о том, что немцы "якобы" нашли выход из позиционного тупика. Это иллюзия. На самом деле это не так. Наличие у противоборствующих сторон мощных мобильных противотанковых резервов, которыми по своей сути являются немецкие танковые группы и наши танковые армии, способно устранить угрозу оперативного прорыва. Взгляните, что получается. Мы укроемся за своими укреплениями и танковыми кулаками парируем удары немцев. В свою очередь немцы, точно так же создадут линию полевых укреплений, отведут в тыл танковые группы, и будут с не меньшим успехом отбивать наши удары! Вот вам и позиционный тупик, во всей своей красе. Но выход есть! И снова немцы нам его показали, хотя и не желали этого. Ответ вновь кроется в изучении второй битвы на Марне и продолжившем ее так называемом "Стодневном наступлении". Германские ударные части не смогли окончательно сломить сопротивление французов, англичан и американцев. Истощив свои силы в тяжелейших наступательных боях, они были вынуждены откатиться на исходные позиции. Однако, понесенные потери не позволили им сдержать контрнаступление войск Антанты. Хотя Союзники так и не добились оперативного прорыва, немецкие части просто истаяли под их непрерывными ударами. Как вы знаете, для Германии это закончилось поражением в войне. У нас перед немцами есть одно неоценимое преимущество — нам некуда спешить. А вот им есть куда! Они будут вынуждены вновь и вновь атаковать наши позиции. Вот тут то мы их и поймаем. Истощим их силы в оборонительном сражении, перейдем в контрнаступление и разгромим их. Добавлю, что считаю невозможным проведение нами крупных наступательных операций как минимум до зимы сорок первого на сорок второй годы. Еще раз — нам спешить н е к у д а!

— Раз ни у кого больше нет возражений, — Сталин тяжеленным взором окинул всех собравшихся: — Предлагаю утвердить соображения товарища Павлова в качестве рекомендаций Генеральному штабу при составлении планов мобилизации и прикрытия государственной границы.

Все, абзац. После этой фразы можно меня назад в будущее телепортировать. Немедленно!

Глава девятая

— Разбэжался! Так ми вас и отпустыли! — в последнее время подсознание разговаривало со мной исключительно голосом Сталина. Причем именно каноническим, тем, что клонировался в каждом из советских, а потом и Российских, фильмов. Так что Иосиф Виссарионович всегда был со мной, уподобившись товарищу Ленину. Если, конечно, кто помнит старую шутку про мыло "По ленинским местам", колбасу "Член совнаркома" и трехспальную кровать имени вождя мировой революции.

Кроме шуток. Медленно, но уверенно, я сходил с ума. Нет, вовсе не от "культурного шока" или боязни "кровавой гэбни". Эти ... хм ... последствия перемещения во времени я пережил вполне спокойно. Более того, я использовал их в своих целях. Никаких переживаний по поводу родных и друзей, оставшихся в будущем, я тоже не испытывал. С чего вдруг? Они там прекрасно себя чувствуют, если учесть тот факт, что они не только не родились, но даже в проекте еще не имеются. Скучал конечно, но терпимо. Некогда было воспоминаниям предаваться. Крыша у меня ехала как раз от работы. От ее необъятности, многогранности и бесконечности. Впервые в жизни получив достойную цель, я выкладывался по полной программе. Я работал без выходных, праздников, перекуров и перекусов. Я тут жил! И, видимо, переоценил свои силы. Разок меня уже торкнуло, после разговора с Ворошиловым, второй не за горами. Нельзя сказать, что я не понимал этого, но остановиться уже не мог.

С момента заседания ГВС прошло три недели, донельзя насыщенных переговорами и совещаниями. В своем выступлении я очертил некий каркас наших действий. Основы, от которых необходимо отталкиваться при дальнейшем планировании. Теперь этот каркас наполнялся деталями и уточнениям. И этих дополнений было такое количество, что "переварить" накопившийся объем информации и выудить из него рациональное зерно, было чрезвычайно сложно. Под давлением аргументов и авторитета Сталина, который в какой-то момент безоговорочно поддержал мою точку зрения, руководящая верхушка была вынуждена согласиться с изложенными выводами. Да, в общем-то, они не сильно и противились, как только уяснили, что идеологически их согласие будет истолковано в нужном ключе. Период воспевания "могучей и непобедимой Красной армии", когда каждый политический и военный деятель стремился опередить другого в размерах восхваления, растоптав при этом всех несогласных, на некоторое время канул в лету. Надеюсь, что надолго. Желательно чтобы еще не перестарались в самобичевании. Каяться тут очень любят и меры в этом не знают. Но одно дело принять в целом, а другое дело частности, которые способны изменить первоначальную мысль до неузнаваемости. Демоны кроются в мелочах. Но, в данном случае, все эти попытки были жестко и быстро пресечены Иосифом Виссарионовичем. Паре особенно упертых товарищей, не будем показывать на них пальцем, было проведено внушение, сопряженное с моральным насилием и угрозами разжалования. И ведь помогло!

Собственно говоря, все обсуждения крутились вокруг трех основных тем, которые действительно были очень сложны и неоднозначны. Главные возражения и уточнения касались корпусов непосредственного прикрытия государственной границы, тех что должны были действовать в полосе стратегического предполья. По мнению многих генералов существовала неоправданно высокая вероятность того, что эти части будут быстро уничтожены, полоса предполья останется совершенно беззащитной и мы, фактически, подарим немцам часть своей территории, которую они пройдут парадным маршем всего за пару дней. Малочисленные войска прикрытия фашисты просто свяжут боем, обойдут и, либо просто блокируют, либо раскатают в тонкий блин всей мощью ударной группировки. Или просто не дадут им оторваться от преследования и сотрут в дорожную пыль в чистом поле. Надо признать, что вероятность подобного развития событий была чрезвычайно высока и я не мог не признавать этого, тем более приводились вполне реальные и совсем недавние примеры. И примеры эти были совсем не радужными. Хорошо еще, что они не обладали знаниями моего времени, в котором уже были широко известны очень неудачные случаи действий передовых отрядов. Наше командование не раз и не два пыталось применять тактику задержи наступающего противника посредством выдвижения на значительное удаление от главных сил небольших подразделений, и в большинстве случаев это заканчивалось совсем печально. В июле 41 года передовые батальоны стрелковых дивизий 13 армии, разворачивающейся на Днепре, высланные вперед для "установления контакта с противником", были раздавлены наступающими танковыми дивизиями немцев. Некоторые из них не успели даже развернуться в боевые порядки, не говоря уже о том, чтобы окопаться. Летом 42 года, передовые отряды 62 армии Сталинградского фронта, были так же поголовно истреблены, серьезно уступая передовым отрядам немецких войск в подвижности и огневой мощи, к тому же лишенные поддержки с воздуха и координации. Были и гораздо более "свежие" примеры. Афганистан, например. Не имея опыта ведения длительных "контрпартизанских" операций в гористой местности, наши военачальники довольно долго действовали строго по писанным для совершенно других условий уставам. Это выражалось в обычной практике высылки передовых отрядов вперед по ходу движения колонны основных сил. В условиях резкопересеченной местности, душманы успевали под корень вырезать разведгруппы, еще до того, как успевало подойти подкрепление.

А вот я это знал. Вместе с отцом и со своими друзьями, среди которых по странной случайности преобладали военные, я обсуждал эту тему сотни, если не тысячи раз. Ну как обычно, примешь на грудь, разговоры "за жисть" плавно перетекают в спор о политике, потом о том, как дошли до жизни такой, кто виноват и тому подобное. Но далеко не всегда это происходило в состоянии ... ээммм ... легкого подпития. На трезвую голову мы спорили не менее часто и не менее горячо. Пару раз даже кулачками помахали. Дико, конечно, но по мне, так лучше друг другу картину начистить, чем пойти и обнести соседний ларек с пивом или в пьяной драке разбить бутылку об голову соседа по лестничной площадке. Но кроме припухших губ и светящихся фонарей под глазами, от таких разговоров был и более практический, как теперь выяснилось, толк. В споре рождается истина. Так что теперь на каждое возражение у меня имелся свой аргумент, обдуманный и обсосанный со всех возможных сторон. Правда, я не собирался заявлять об этом сразу. В своей речи я целенаправленно оговорился о том, что подразумеваю под войсками непосредственного прикрытия именно стрелковые части. Нехитрый капкан, рассчитанный на наличие собственной "соображалки" у нашего военного руководства. И он, разумеется, сработал, при этом народ очередной раз убедился в том, что товарищ Павлов вовсе не безгрешен. Зачем мне это нужно? А я не могу быть везде и всюду, пусть сами мозг включают, "ибо нех, потому как нах"!

И снова меня удивили. Первый, кто проснулся от "вековой спячки", был товарищ Буденный. Он весьма тактично высмеял "упертого танкиста Павлова", который наивно полагает, что у стрелковой части имеется хоть малейший шанс оторваться от преследования моторизованного противника. Семен Михайлович осмелился напомнить, что для подобных задач существует специальный род войск. Арьергардные и авангардные бои — непосредственная задача кавалерии! Я быстренько поднял ручки вверх, склоняясь перед умудренными возрастом сединами первого конника страны. Товарищ Буденный, поняв, что на это раз он ухватил бога за бороду, и ему предоставляется уникальный шанс спати, пусть хотя бы на время, свой любимый род войск, мучительно умирающий уже не первое десятилетие, схватился за эту идею, как утопающий за соломинку. Он вцепился в меня и в Тимошенко, как бульдог в любимую косточку, которую у него пытаются вырвать. А я, втихаря, потирал руки от удовольствия. Правда я все же лоханулся, тут же выкатив на стол заранее подготовленную штатную структуру, которую точно так же до мельчайших косточек обглодал еще в будущем. Тимошенко и Буденный сразу почувствовали подвох, но вида не подали, вступив в отчаянное сражение за каждое подразделение. Но тут я был непреклонен и аргументов у меня было более чем достаточно. Но об этом после.

Вторым узким местом моего плана были финны. Точнее нарком обороны Тимошенко, который после недавней войны, знал их как облупленных. Семен Константинович издевательски вежливо напомнил "оторвавшемуся от реальности доморощенному танкисту Павлову", что один раз мы финнов шапками уже закидали. И что шапки эти, пришлось собирать со всей страны! Второй раз наступать на грабли, пытаясь высадить морской десант в Хельсинки, прямо под орудия финских батарей, которые так и не удалось подавить за несколько месяцев боевых действий — вещь глупейшая. Спокойно и с достоинством выслушав справедливую оценку своих умственных способностей, я намекнул маршалу на то, что если буду совать свой любопытный нос во все возможные дыры, то он рано или поздно отвалиться. Я им идею предложил, а как ее воплощать и воплощать ли вообще, не есть мои проблемы. Конечным итогом этой перепалки стало волевое решение товарища Сталина, с детским умилением на лице наблюдающего за хватающими друг дружку за грудки генералами, о назначении Маршала Советского Союза Тимошенко Семена Константиновича любимой женой на вопрос линчевания белофиннов. Причем оба спорщика в глубине души остались довольны и собой и решением Вождя.

И на закуску остался так и не решенный вопрос с первой операцией по завершении мобилизации войск. Что это за зверь такой и почему он так страшен? Да все просто. Сидя на пятой точке за собственными укреплениями — войны не выиграть. Свежайшим подтверждением этой прописной истины стала Антанта, со свой "линией Мажино". Наша ... хм ... "линия Сталина", которая пока существовала в основном на бумаге, была жалкой стрелковой ячейкой на фоне артиллерийского форта французов. Надеется отсидеться за тонкой ниточкой собственных ДОТов, жиденько размазанных по тысячекилометровому фронту, было вершиной кретинизма. Поэтому мои расплывчатые умозаключения, по поводу изматывания противника в оборонительном сражении и сокрушительного контрудара, мало кого устроили. Точнее таковых совсем не было. Нужна была четкая ясность — где конкретно должна разворачиваться основная волна войск по мобилизации? Где хранить мобилизационные запасы? Где супостата бить будем??? Но отвечать мне было нечего. Я просто не знал ответа на этот вопрос! Операция против Финляндии на подобную роль, мягко говоря, не тянула. Улучшить наше исходное положение она могла, но выиграть войну или внести таким образом коренной перелом в боевые действия — невозможно. В своем будущем, я наслушался умнейших рассуждений на тему того, что простейшим решением проблемы фашистов, является захват Румынии и ее нефтяных промыслов. Мол, враги проклятые, останутся без бензина и все их панцеры превратятся в неподвижные огневые точки. И виделся кабинетным стратегам могучий танковый удар по небритым румынским рожам, буквально умоляющим о "красном" кирпиче. Наверное вы думаете, что я любил Румынию? Увы мне — это не так. Как я уже говорил, легкая небритость нынче в моде, но это скорее по женской части. Так в чем же дело?

Удар по Румынии — это удар в пустоту. По мере продвижения в глубь ее территории, которая вовсе не является бескрайней степью, фланг наступающих войск растягивается все больше и больше. Удержаться от искушения рубануть под основание этого нарыва вряд ли кто-либо смог. Уж точно не немцы. Это уникальный шанс, ударом из района Львова в направлении на Ивано-Франковск и Кишинев, прикрывшись с востока мощной водной преградой — Днестром, окружить и, прижав к морю, уничтожить всю нашу ударную группировку. Доставлять гансам подобной радости я не желал и другим не советовал. Однако, данная операция, по своей сути, фантастикой не являлась. Просто не могла воплотиться в жизнь как нечто самостоятельное и завершенное. Она имела смысл, только в том случае, когда сопровождалась либо одновременными, либо последовательными ударами на других участках фронта. Допустим ломанулись мы в Румынии, дождались пока немцы втянут в бой свои резервы, начнут снимать войска с других участков фронта и ударили в Белоруссии. Если вы мне, а заодно и Сталину с Тимошенко, объясните, где взять для таких операций силы и средства, то я немедленно соглашусь с этими выводами. А пока пусть румыны свою мамалыгу спокойно наворачивают, русский Иван "пока" ее отнять не может.

Был и другой вариант — удар в Белоруссии. Наступая в общем направлении на Кенигсберг, окружить группу войск противника, действующую в Прибалтике. Вариант заманчивый, поскольку в этом случае северный фланг наступающей группировки как раз будет прикрыт, а удачное завершение операции существенно сократит линию соприкосновения войск, что позволит увеличить ударную группировку. Но было и большое "НО". Восточная Пруссия — это один громадный укрепрайон посреди болот и лесов. Вероятность того, что наступление увязнет в плотной и хорошо организованной обороне противника, да еще и ввиду наличия мощных подвижных резервов в составе аж трех танковых групп, была не просто велика, а, скорее всего, неизбежна. В лучшем случае нам светила кровавая мясорубка с непредсказуемым результатом. И все же было принято решение о развертывании основных сил по мобилизации именно в Белорусском особом военном округе. Но это скорее был жест отчаяния, чем осмысленное решение. Мы готовились к войне НЕ имея четких планов своих наступательных действий. Русский "авось" в очередной раз о себе напомнил!

И все бы хорошо, только никто не снимал с меня обязанностей начальника Автобронетанкового управления. Учитывая наполеоновские планы по формированию четырех танковых армий, десяти танковых корпусов, тридцати армейский танковых бригад, шести тяжелых танковых бригад, да еще и восемнадцати противотанковых самоходно-артиллерийских, то объем работы был такой, что я был вынужден просить о временном расширении штата Управления. Кроме того, я входил в состав рабочей группы по формированию Боевых учебных центров. Но к подобной работе я был готов лучше всего. Местная бюрократия просто младенцы в сравнении с моими современниками. Все их отписки, отмазки, отговорки и прочее разгильдяйство я видел на несколько шагов вперед. Именно в этом суть работы юриста. Ему необходимо на годы вперед просчитать все возможные риски и негативные последствия. Сделать это, не вникая в суть дела, просто невозможно. Поэтому за свою жизнь мне пришлось примерить десятки масок — от начальника производства оборонного завода, до директора муниципальной управляющей компании и биржевого аналитика. Жизнь заставила быстро вылавливать в этом потоке суть, отсекая все лишнее и не существенное. Ведь если я не сделаю это в разумное время, я просто не получу денег. Жрать нечего будет! А призрак голода — это очень хороший стимул. Шутка, конечно, все не так плохо было.

Серьезной преградой на моем пути были кадры. Дело в том, что в моем распоряжении было множество хороших исполнителей, способных решить четко поставленные перед ними задачи. Но людей способных эти задачи сформулировать и взять на себя ответственность за их постановку, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Инициативных товарищей в армии во все времена было не так много, ну или они очень хорошо маскировались, а с учетом теперешних политических выкрутасов, с поиском врагов и предателей, эта небольшая "каста" военнослужащих пострадала больше всего. По моей скромнейшей просьбишке, Лаврентий Павлович Берия предоставил мне краткую выжимку из НКВДэшных досье. Оказалось, что на интересных мне людях буквально клейма ставить негде. Как новогодние елки они были увешаны взысканиями, выговорами, доносами и прочими атрибутами. Зато самые никчемные сотрудники были кристально чисты перед законом. Да не только перед законом и начальством, по партийной линии они были не меньшими ангелами воплоти. Не удивлюсь, что и у попов индульгенцию себе выпросили. Зачем? А шоб було! Самое смешное, что самые бесполезные как правило были и самыми образованными! Предыдущее начальство, чтобы хоть как-нибудь избавиться от этих "подарков судьбы" при малейшей возможности отправляло их то на повышение, то на разнообразные курсы, а некоторых даже в Академию Генерального штаба! А рабочие лошадки, на которых держалось все Управление, так и оставались с 4 классами церковно-приходской школы и к 40 годам имели звание майора. Думаете, я был удивлен или раздосадован? Отнюдь. Времена меняются, а трудности всегда одни и те же. В мое время эта проблема стояла еще острее, чем здесь. Снова повторюсь — система государственной и военной власти к этому моменту еще не успела закостенеть, поэтому изредка продолжала являть свету отличные, сверхработоспособные кадры. Основная задача руководителя как раз и сводится к тому, чтобы выявить нужных людей, расставить их по надлежащим местам и дать им все для продуктивной работы. В этой связи, я никогда не понимал смысла известной басни Крылова. Ну, знаете, если барабанщика заставить играть на гитаре, гитариста посадить за рояль, а пианиста уговорить играть на трубе, то рассчитывать на что-то приличное вряд ли можно. Я конечно не Владимир Спиваков, да и мои сотрудники — не "Виртуозы Москвы", но нормально работать нам вполне по силам.

Оставалась не решенной одна определяющая проблема. Никак у меня до нее руки не доходили. Наконец, я решил совместить приятное с полезным, убив одновременно трех зайцев! Я намеревался как можно "плотнее" пообщаться с Машей, напиться до изумления и ... поговорить о деле с одним человеком. С этой мыслью в голове, я набрал нужный номер телефона и после минутной проволочки, наконец, проговорил:

— Яков? Здравствуй, дорогой. Как твое "ничего"? Моими молитвами? Ну, тогда тебе врачи не нужны совсем! До ста лет мучить всех будешь! Яков, как ты смотришь на шашлыки на природе? Когда? Сегодня, когда еще-то. Вот через пару часов и поедем, у меня все готово уже. Да, с бабами. Только это ... как его ... ну в общем, я буду не с женой. Переживешь? А твоя? Ну, ты тоже скажешь! Отлично! Тогда я к твоему дому подгребу через пару часов. Все, до встречи!

В отличие от официальных мероприятий, в повседневной жизни я заумных речей не говорил. Не пытался казаться "человеком из высшего света", который общается цитатами из классиков, имеет тройной запас кипельно-белых носовых платков, а пьет исключительно французские вина, закусывая нежнейшим швейцарским сыром. К чему эти выкрутасы? Зачем казаться тем, кем ты не являешься? Я на дух не переносил классической литературы, никогда не пользовался носовыми платками, французские вина видел только по телевизору, на пару со швейцарским сыром. Более того, в определенных обстоятельствах, мог со спокойной совестью орать матом, искусством которого владел в совершенстве, в присутствии представителей женского пола. Ничего, потерпят, не сломаются! Поэтому, сменив время жительства, я этого практически не заметил. Наоборот, за короткое время обогатил местный колорит новейшими словесными оборотами, с друзьями общался исключительно фамильярно, на грани сексуальных приличий, а в общении с подчиненными выносил им мозг полным пренебрежением к субординации во время отдачи приказов и жесточайшим моральным насилием во время приемки результатов. И ничего! Нормально. С какого перепугу я должен менять свое поведение? Проще всех местных переучить! Чем я и занимался, с большим успехом. Иногда внутренний голос говорил мне, что это якобы привлекает ко мне излишнее внимание. Какое нафиг внимание??? Тут только полнейший идиот не видит того, что если это существо и командарм Павлов, то над ним серьезно потрудились в секретных лабораториях! Этот секрет секретом был разве что для моего подсознания. Смех смехом, а моя шутка с Ворошиловым, ну про мозг гиббона, была воспринята обществом весьма положительно, в том плане, что в нее действительно поверили! О чем это я ... А вспомнил! Так вот, я с невероятной быстротой начал обростать друзьями, товарищами, знакомыми, единомышленниками. Да и врагов прибавлялось в геометрической прогрессии, но это мелочи. Главное я теперь, что называется "с ноги", открывал почти любую дверь в любом наркомате. При этом никто особенно не удивлялся моим выкрутасам, поскольку "карманное радио" разносило слухи о странностях нового Кремлевского любимчика с фантастической скоростью. Короче говоря, Смушкевич, которого я вполне законно считал если и не другом, то очень хорошим товарищем, к этому дню разговаривал со мной на одном языке.

Любовь к жаренному мясу и отдыху на природе я впитал с молоком матери. Ну, сами посудите, сколько поколений наши предки мамонтов на костре пользовали? Вот и я унаследовал этот "инстинкт". Мамонтов, правда, уже всех съели, но свинина с бараниной была ничуть не хуже. Вчера вечером я лично (!) несколько часов священнодействовал с закупленным ординарцем мясом. Получилось как всегда хреново, но я остался доволен собой. Чтобы испортить такую вырезку надо очень сильно постараться! Впрочем, на шашлыки едут не есть, а пить! Несмотря на колоссальный опыт в этом вопросе, я долгое время мучился сомнениями, относительно того, сколько именно бутылок брать. Три или четыре? В конце концов выбор был сделан в пользу пяти, при этом я держал в уме шестую, которая всегда была в заначке у порученца. Сегодня я намеревался съесть и выпить все то, в чем отказывал себе на протяжении трех с половиной месяцев! Надеюсь, на этот раз я мяса все же попробую, хотя учитывая мой настрой и опыт юности, когда до жаркого очередь доходила лишь в исключительных случаях, в этом были определенные сомнения. Лишь с годами я понял, что сначала нужно приготовить закуску, а уж потом пить за встречу!

Спустя пару часов, в сопровождении хмурой и неразговорчивой Маши, я заехал за четой Смушкевичей и на двух машинах мы отправились за город. Машу я вполне понимал, еще бы ей не быть хмурой! Ведь ее мнения никто не спрашивал! Я, пользуясь служебным положением, договорился с главным врачом и освободил ее от дежурства. Благо, у меня хватило ума дать ей время на подготовку — за полтора часа до выезда я послал к ней порученца, с задачей выполнять все прихоти и пожелания. Судя по всему, домой она заехать успела, поскольку легкое летнее платье, смотрелось невпример лучше опостылевшей военной формы. Да и белый цвет, с вкраплением зеленого горошка, был явно ей к лицу, о чем я немедленно и сообщил, в очередной раз вогнав бедную девушку в состояние покраснения. Так или иначе, но к моменту выгрузки возле неприметной реки, с ничего не значащим для меня названием, она уже вполне оправилась от обиды, признав в душе, что ее ухажер просто не располагает собственным временем и не имеет возможности тратить время на никому не нужные политесы.

Мелочи жизни, вроде чистого неба и сельского пейзажа, начинаешь ценить только когда их нет под рукой. Сидя в бетонных коробках городов, можно с легкость потерять человеческий облик, превратившись в нечто сродни овощу, ничего кроме бездумного потребления незнающего и не видящего. Не знаю как другие, а кроме вот таких выездов на природу, я других способов сбросить напряжение не знал и не признавал. Детство, от звонка до звонка проведенное на даче, давало о себе знать. Только сняв с расчески первый седой волос, я понял насколько велика моя благодарность родителям за то, что не вырос в каменных джунглях города. Было здорово похоже на то, что мое окружение испытывало сходные чувства. Некоторое время все занимались тем, что молча вглядывались в серебристую гладь реки и прислушивались к отдаленному мычанию небольшого стада коров, скучавшего на противоположном берегу. Затянувшуюся паузу прервал я. Не в силах больше удерживаться, в секунду сбросив с себя форму, с воплем "да гори все ясным пламенем", я разбежавшись по кем-то заботливо выстроенной мостушке, сиганул в воду. Боже, какой кайф! Да в гробу я видел рестораны с барами и клубами! Что может заменить вот эти мгновения, когда сорвав с себя вещи, насквозь пропитанные дорожной пылью и городским смрадом, ты неумолимо погружаешься в освежающую воду, прозрачную и чистую, как слеза младенца?

Хотя, ведь есть те, кто плавать не умеет! Но я-то это делать умею и люблю! Видимо плаванье — это единственно дело, которое я делаю действительно хорошо. Стараниями отца и матери, я успел позаниматься всевозможными видами спорта и досуга, начиная с бальных танцев и заканчивая баскетболом. Но настоящее удовольствие получал только в бассейне. Не удосужился я изучить лишь новомодные "боевые искусства". Но никаких сожалений на этот счет не испытывал, с трудом понимая, как можно получать удовольствие от мордобития. Честно говоря, не любил даже со стороны за подобным действом наблюдать. Не могу понять, что может быть интересного в том, как пара мужиков раз за разом долбит друг друга по сусалам, выбивая из головы остатки сознания! В повседневной жизни подобное незнание никаких неудобств мне не доставляло, поскольку я вполне мог за себя постоять, не издавая устрашающих звуков "кииий-яяяяяяааа". В уличной драке весь это выпендреж вам не сильно поможет. Трое противников с кастетами и колами вправили мозги не одному дзюдоисту, чему я неоднократно был свидетелем. Вот помню, как-то раз я приехал к другу в деревню. Как и положено, первым делом мы направились знакомиться с местным "бомондом". Но не успели мы выяснить, кто из нас козлее, как на сцене появилось новое действующее лицо — мелкий пацаненок. Со слезами на глазах, малыш поведал трогательную историю о том, как в соседней деревне у него отняли удочку и скромный улов, а его другу надавали по шее. Воспылав праведным гневом, хлопцы похватали колья из ближайшего штакетника и, сиганув в кузов "Камаза", поехали искать правды. Ну не мог же я уронить достоинство городского сословия? Наше недолгое путешествие закончилось возле дверей деревенского клуба — неприметной избы, размером десять на десять метров. Не успели мы подъехать, как из дверей этого архитектурного шедевра на нас хлынул неудержимый поток аборигенов, каждый из которых припас дорогим гостям подарок в виде арматуры, цепей или бейсбольной биты. До сих пор я удивляюсь, как в такой маленькой избушке поместилось такое количество здоровенных отморозков? Короче говоря, я показал деревенским хлопцам что такое городские пацаны. На всю жизнь они усвоили, что в беге на четыре километра с барьерами равных мне нет! Круче всех досталось водителю — бедняга замешкался с открытием двери и выскочив на улицу получил киянкой по чеколдушке. На этом боевые потери были исчерпаны, если не считать брошенной техники, которую летом забрать так и не смогли, а зимой было уже нечего. Но я кажется отвлекся...

Мой страстный порыв с удовольствием поддержал Яков и Маша. Бася Соломоновна от столько резких движений воздержалась, как и мой порученец, на лицо которого без жалости смотреть было нельзя. Что поделать — служба! Принять по стопочке мы смогли минут через двадцать, когда вдоволь наплескались и обсохли. Немного пообщавшись с нами, женщины соизволили осмотреть окружающие красоты, видимо понимая, что мужикам надо поговорить. Дождавшись пока они отойдут на приличное расстояние, Яков произнес:

— Выкладывай, что ты хочешь от меня на этот раз?

— Хорошо, обойдемся без предисловий. Как ты собираешься воевать с немцами?

Лицо прославленного летчика помрачнело:

— Ты же знаешь мою позицию, Дмитрий. Я сразу говорил, что заключать соглашения с Гитлером — недопустимо! Мы могли размазать его еще в тридцать восьмом! Могли дать ему по шее в тридцать девятом! На худой конец, могли ударить сейчас, когда он занят Францией! Вместо этого, мы оказались один на один в одной палате с этим сумасшедшим!

— И что ты этим хочешь доказать? Кому ты это доказываешь? Смелость свою показываешь? Так в ней никто не сомневается! Или ты думаешь, что на Колыме землекопы с лесорубами не нужны? Ты о деле подумал? Кто дело делать будет? Пацаны зеленые? Паша Рычагов с Копцом? Они хорошие командиры полков, не больше! Хочешь с жизнью расстаться, иди в лес и застрелись, хочешь умереть красиво, попробуй вывести из штопора истребитель Микояна!

— И это знаешь?

— Знаю, Яков! Знаю! Кто-то должен всколыхнуть это чертово болото! Сидим на ж..опе, ждем манны небесной, речи слушаем хвалебные, а потом, бах, и Зимняя война! А немцы не финны, они с нами в бирюльки играть не будут!

— Про аварийность слышал? Статистику видел?

— Краем уха...

— А я не краем! Летчик бьются сами и самолеты гробят по нескольку штук в день! В день, Дима! В день! Заводы гонят брак сплошной. Самолеты по нескольку лет в серийном производстве, а госприемку до сих пор со второго-третьего раза проходят! Хрен с ней с рацией! Ты видел ТБ-3 наши? У них в щели между обшивкой — ногу можно просунуть!!! Мне нечем и неначем учить летчиков, понимаешь ты это или нет? Бензина нет, боеприпасов нет, техников нет, заправщиков нет! Мать, нам бензин хранить негде!!! А немцы? Я молчу про их технику и обеспечение — это можно пережить! У них опыт! Двухлетний опыт войны! Современной войны! Их средний пилот налет имеет как наши асы!

— Вот что я хочу тебе сказать, все наши стратегии пойдут псу под хвост, если ты хотя бы не сможешь нейтрализовать основную массу их авиации. Наши танки и пушки гроша ломанного не стоят без прикрытия с воздуха!

— Да, ты уже насоветовал! Аэродромы подскока в предполье! Ты головой думал, когда это предлагал? А если дождь будет? Что делать будем? На руках самолеты понесем или врагу оставим? Или предлагаешь бетонные полосы там построить?

— Ох, мать. Ну ты сам-то голову включи! Зачем из бетона, когда можно из железа!

— Какого железа?

— Чугуна, мля! Соберите взлетную полосу из металлических щитов! Дырок в них набейте, чтоб трава проросла, так их с воздуха хрен заметишь! Такую конструкцию тебе рота колхозников соберет за пару часов!

На минуту Смушкевич выпал в осадок.

— Уел. Ничего не скажешь. Еще светлые мысли есть?

— Есть! Запомни одно, если ты будешь играть по правилам немцев, ты обязательно проиграешь. За счет отлаженного взаимодействия, они будут опережать тебя на несколько шагов, все время имея решающее превосходство на главном направлении. Если не можем играть по их правилам, значит нам нужно устанавливать свои!

— Смеешься? Новая модификация "мессершмитта" по скорости превосходит даже наши опытные машины! Как в этих условиях ты будешь им свои правила навязывать?

— Один испанский товарищ, по имени генерал Дуглас, подал прекрасный пример для этого.

— Да, и что же придумал товарищ Смушкевич?

— Макаронников помнишь? Под Гвадалахарой? Тех, что ты в мелкий винегрет покрошил несколькими десятками самолетов? А теперь представь себе силу удара двух тысяч самолетов! Не одного и не двух, а двух тысяч! Нас больше, Яков! Намного больше, чем немцев! Так пользуйся этим! Сосредоточь все усилия на уничтожении ударных группировок. Хотят того германцы или нет, они будут вынуждены реагировать на эту угрозу! Вместо того, чтобы бомбить наши боевые порядки, их истребители завязнут в боях с огромной армадой наших самолетов. Необходимо сосредоточить максимально возможное число зенитных средств для защиты аэродромов. Немецким бомбардировщикам необходимо подготовить достойную встречу! Чтобы каждый куст стрелял! Но это не все. Хорошие летчики у тебя есть. Так зачем же бить растопыренными пальцами? Собери их всех в кулак, который можно быстро перебросить на решающий участок фронта! Необходимо создать как минимум два авиакорпуса РГК — истребительный и бомбардировочный. Новая техника должна поступать только туда! Временно, конечно. Полторы тысячи пилотов и экипажей ты ведь сможешь обеспечить всем необходимым по максимуму? Оставшееся время, необходимо довести интенсивность обучения в этих частях до предела человеческих возможностей! Они должны летать непрерывно в любых погодных условиях, днем и ночью! Когда придет время, они вдарят по Гитлеру на главном направлении. Да так вдарят, что эта сволочь свой язык откусит! Об одном прошу, не повторяй моих ошибок! Только Кировский завод до недавнего времени одновременно вел работы по восемнадцати прототипам! В о с е м н ад ц а т и!!! Какое уж тут качество. Выбери пару моделей и вложись в них по полной! Мы еще слишком слабы, чтобы позволять себе такое расточительство!

— Твои слова, да богу в уши...

— Не юродствуй. Все карты — у нас на руках. Если мы не сможем их правильно использовать, то это только наша вина! Для победы у нас с тобой есть все, что нужно. Осталось научиться этим пользоваться.

Разговор был прерван вернувшимися дамами. Да и угли были готовы, пора ставить мясо. Обсуждение серьезных вопросов плавно перешло в светскую беседу, информационная составляющая которой была нулевой, за исключением того, что я все больше привыкал к местным реалиям. Особенно пьющих людей не присутствовало, поэтому мои приготовления во многом пошли прахом, а мне одному было как-то неудобно. Это было бы уже чересчур. Наконец, наступило тот момент, когда компания начинаем медленно рассыпаться на мелкие группы по интересам. Яков и Бася ушли гулять вдоль берега, порученец пошел купаться, а я добрался до Маши. Как всегда, все самое сложное оставил на потом. Удобно устроив голову у нее на коленях, и наслаждаясь видом заходящего солнца, я произнес:

— Ты знаешь, я хотел тебе сказать, что развожусь...

— Зачем ты говоришь мне об этом?

Выдержав драматическую паузу, я ответил:

— Я хочу, чтобы ты переехала ко мне.

— Для чего? Чтобы ты поступил со мной так же, как со своей женой?

И что мне отвечать? Не могу же я ей сказать правду! Вот это попадалово!

— Маш, я понимаю, что поступаю как свинья, но я не могу жить с человеком, к которому не испытываю никаких чувств. Я не люблю ее, понимаешь! Не хочу ей жизнь портить...

— Куда уж еще-то портить — все что мог, ты уже сделал. Да она тут совсем не причем. Скажи честно, жизнь портить ты не хочешь именно себе.

Правда проливалась на меня спокойно-холодным голосом, начисто лишенном эмоций. Господи, что же у нее в жизни случилось, что к своим годам она стала так цинична?

— Хватит, а? И так на душе погано... Мне надоело быть одному! Я хочу приходить домой с надеждой на то, что меня там ждут! Что я кому-то нужен! Я обычный человек, мне нужен друг и товарищ, которому я могу поплакаться в жилетку! Я больше не могу жрать стряпню ординарца, а от столовской пищи у меня изжога! Я борща хочу! И картошки жаренной! Моя квартира на казарму похожа! Все уныло и серо! И я не умею гладить бриджи! И вообще, я не люблю спать один, мне страшно в темноте!

— Шут гороховый! Я ему серьезные вопросы задаю, а он все в балаган превращает! Борща он хочет? Кухарку возьми! Деньги у тебя есть, да и по статусу положено.

— А как же Ленин? Эксплуатация человека человеком? Это же мещанство! Только буржуев прогнали, снова новых порождаем? Когда-то давно, все начиналось точно так же! Чтобы содержать воинов народ не жалея сил трудился в поле, и все было хорошо, пока воины не зажрались, перестали воевать и превратились сначала в помещиков, а потом и буржуями стали...

— Тьфу на тебя! Ты в постели тоже классовой борьбой занимаешься?

— А ты проверь! И вообще, хватит мне голову морочить! Ты согласна или нет?

— Мне надо подумать.

— Хорошо, думай... Подумала?

— Нет!

— А сейчас?

Короче говоря, она согласилась.

И как выяснилось зря! Это стало понятно уже на следующий день, когда меня неожиданно вызвал к себе Сталин. В полном неведении относительно целей визита, я, бросив все дела, поехал в Кремль. Впрочем, Иосиф Виссарионович не стал испытывать мое терпение и, почти с порога, обменявшись лишь краткими приветствиями проговорил:

— Товарищ Павлов, как вы относитесь к назначению на должность начальника Генерального штаба?

Ну, батенька, на такой дешевый понт меня не возьмешь!

— Товарищ Сталин. К подобному решению, я отношусь резко отрицательно. Я строевой командир. Не обладаю должным опытом и подготовкой, необходимой штабному работнику. У штабиста должен быть особый склад ума и характер, которых у меня просто нет. Работу я завалю. К тому же товарищ Шапошников...

— Борис Михайлович болен и просил о переводе на преподавательскую работу.

— Заменить Шапошникова — некем, — твердо проговорил я. — Борис Михайлович — это столп, на котором держится вся наша штабная работа. Его авторитет в войсках непререкаем. Его опыта нет ни у одного нашего командира.

Было видно, что Сталин абсолютно согласен с моими словами.

— Хорошо, мы подумаем...

Вождь немного помолчал, пару раз затянувшись трубкой, и продолжил:

— Есть мнение, о необходимости усиления командования приграничных военных округов. Как вы смотрите на назвачение вас командующим Белорусским особым военным округом? — задал Сталин риторический вопрос.

Строевой командир, говоришь. Получите, распишитесь! Это уже не шутки. Решение, скорее всего, уже принято, хотя его логика мне как всегда не понятна. Как можно отсылать столь мутную личность к черту на кулички, да к тому же на такую ответственную должность, как командующий сильнейшим военным округом, на участке которого предполагается нанесение главного удара врага? Я бы такого решения принять не смог! Или товарищ Павлов — человек явно нужный, но оставлять его в Москве еще опаснее?

— Служу Трудовому Народу!

Сталин заметил мое колебание и проговорил:

— Это хорошо, что вы сомневаетесь, Дмитрий Григорьевич. Сомнение — хороший помощник в поиске истины.

Если Вождь сейчас скажет "проси, чего хочешь"...

— У вас есть просьбы или пожелания?

Просьбы у меня были!

— Товарищ Сталин, для организации надлежащего и всестороннего контроля за выполнением приказов, прошу выделить в мое распоряжение группу из десяти-двадцати сотрудников. Лучше всего, если бы они были из Наркомата внутренних дел. Я думаю товарищ Берия сможет найти несколько человек, имеющих военную подготовку.

— Хорошо. Что-то еще?

— Да. Прошу выделить человека, обличенного вашим абсолютным доверием. Полагаю, что его постоянное присутствие при принятии всех решений, положительно скажется на работе штаба. Товарищ Сталин, вы сами понимаете, что мне придется устанавливать новые порядки. У меня нет ни малейшего желания утонуть в ворохе доносов и жалоб. Кроме того, на мой взгляд, существует настоятельная необходимость создания института представителей высших руководящих органов при командующих военными округами и фронтами. Генеральный штаб должен обладать достоверной информацией, лишенной графического редактирования заинтересованных лиц.

Сталин был удивлен! Сталин был поражен! Нет, не государственным умом товарища Павлова, а тем с какой смекалкой и настойчивостью он пытается прикрыть свою тощую задницу!

— Ми подумаем... Что-то еще?

Я помялся с ноги на ногу, понимая, что уже хватаю лишка, но все же произнес:

— Если это возможно, отдайте мне Куликова. Мы с ним прекрасно сработались...

Вождь улыбнулся:

— Ваш особый стиль работы известен всему Наркомату обороны...

Так что, товарищи, домашнего борща я поел всего несколько дней. Как говорится — не судьба!

* * *

Окрестности Тулы, Боевой учебный центр МВО "Тесницкие лагеря", в/ч 3912

Противно заскрипев тормозами и лязгнув буфером, поезд остановился. Впрочем, Мишка, как и все остальные, никакого внимания на очередную задержку не обратил. Несколько десятков километров их состав преодолел за рекордное время в шесть часов, попутно поклонившись каждой станции, полустанку, переезду, семафору и даже каждому столбу. Некоторые попутчики еще не потеряли желание клеймить позором родных железнодорожников, на все лады обсуждая их умственные и деловые качества. Однако Михаил к животрепещущей теме разговора не присоединялся. И дело было даже не в любви и уважении к работникам транспорта. Все было гораздо проще. Последние три месяца он куда-то ехал. Либо на поезде, либо на машине, либо на подводе или лошади, и даже летел на самолете. Эта дорога ему уже успела осточертеть, была сотни раз проклята, все железнодорожники, водители, извозчики и летчики были не единожды посланы во все возможные места, и, в конце концов, гнев сменился отупляющей апатией и безразличием.

В течение нескольких дней, после памятного разговора с Павловым, он получил назначение в строевую часть. И не куда-нибудь, а в 257-ую танковую бригаду 1-ой Отдельной Краснознаменной армии! Как раз туда, где находятся пресловутые "чертовы кулички". В приморскую тайгу, где тигры и медведи встречались гораздо чаще, чем люди, а уж женщины были воистину исчезающим видом! Всю дорогу к новому месту службы Мишка не переставая ругал себя последними словами за то, что в свои годы так и не обзавелся женой. Вот где ее там сейчас искать? Не то чтобы он был большим бабником, но девушек и их общество ценил, стараясь находиться в нем как можно чаще. Тем более что редкая недотрога могла устоять перед натиском молодого красавца-танкиста, который голыми руками гнул подковы, да к тому же был прекрасно образован и начитан. Коротая долгие дорожные ночи, он так и не вспомнил случая, когда не смог добиться желанной девицы. Нет, нет! Никаких непристойностей! Его мама — вдова советского комбрига, погибшего в 24-ом году в Туркестане под обломками самолета "Фарман", сбитого басмачами, сумела внушить ему уважение ко всему женскому полу. Ко всем своим девушкам он относился с неизменным трепетом и бережностью, так и не решившись преступить моральный барьер, гласивший "до свадьбы ни-ни!", о чем сам же и жалел и был проклинаем теми же девушками.

Но вместо жизни одинокого затворника и любителя диких животных, объедаемого мошкарой, в расположении танковой бригады его ждало предписание о немедленном возвращении в Москву в распоряжение начальника АБТУ, все того же комкора Павлова, который его же сюда и заслал. Обратный путь стоил Мишке всех оставшихся сбережений, почти десятка набранных килограммов живого веса и начавшей давать сбои печени. Что еще прикажите делать в чертовом поезде, где даже зарядку сделать невозможно! В столице его ждала некоторая компенсация за неудобства, в виде капитанской шпалы в петлицы и указаний ехать на учебу куда-то под Тулу. Вот только чему и на кого будут учить, ему сказать забыли.

— Капитан! Эй, танкист! Проснись, приехали. — из грустных размышлений Мишку вывел какой-то старший лейтенант-артиллерист, похлопав его по спине.

— Куда приехали? Ведь лес кругом. Даже полустанка нет никакого. — возмутился Михаил.

— Ты глухой, что ли? На весь вагон орали, чтоб выходили все.

— Не слышал, видимо, задремал.

Собрав свои немногочисленные пожитки, он направился к выходу, возле которого бестолково толпились попутчики. Из вагона пришлось прыгать прямо на насыпь, поскольку ничего похожего на платформу не было и в помине. Поезд остановился буквально посреди леса, густо обступающего одноколейные пути. Лишь узкая полоса отчуждения разделяла дремучие дебри от замершего на путях паровоза. Впрочем, впереди по ходу движения состава из-за леса были видны клубы паровозного дыма, причем их было как минимум пять или шесть, что говорило о наличии немалой железнодорожной станции.

Оказавшиеся в столь странном положении люди недоуменно пожимали плечами и тихо переговаривались, раскуривая очередную папиросу. Никаких приказов или распоряжений никто пока не давал. Да и некому их было давать — эшелон-то не воинский, даром что кроме военных в нем никого нет. Возле паровоза было заметно некоторое оживление, где несколько командиров о чем-то ругались с машинистом. Видимо, о чем-то договорившись, один из них повернулся к группе вооруженных красноармейцев, стоящих возле первого вагона, и отдал какие-то указания. Бойцы засуетились и побежали вдоль состава, заглядывая в каждый вагон. Скорее всего, пытались убедиться в том, что все вылезли. Наконец, в толпе послышались первые признаки каких-то то ли приказов, то ли просьб. Все начали подтягиваться к паровозу, где капитан-пехотинец, тот, что отдавал приказы красноармейцам, просто попросил всех следовать за ним. Мишку аж передернуло от взгляда на здоровенную толпу военных, без всякого строя медленно бредущих вдоль насыпи. Со стороны они были похожи скорее на сборище окруженцев или беженцев, увешанных домашним скарбом, чем на красных командиров.

Метров через пятьдесят капитан свернул в лес, на узкую едва видимую тропинку. Мишка был парнем высоким, возвышаясь над другими чуть ли не на полголовы, да и шел он одним из первых, поэтому то и дело ему приходилось отплевываться от оплетавшей его паутины. Довольно скоро между деревьями замелькали просветы, и сквозь шум летнего леса и приглушенные разговоры попутчиков стал отчетливо слышен странный многоголосый гул. По мере приближения к опушке, он все усиливался и множился, напоминая звуки сотен работающих моторов. И это были именно они. Выйдя из леса, растянувшаяся цепочка военных попала на небольшую поляну, которую с севера на юг пересекала проселочная дорога. На ней практически вплотную друг за другом стояли автомашины. Судя по всему, стояли они довольно давно, так как некоторые водители вылезли из кабин и курили, правда, не глуша двигатели. Колонна техники, голова и хвост которой терялись за поворотами лесной дороги, растянулась как минимум на километр.

Капитан вел их вдоль бесконечного ряда бензовозов, ремонтных летучек и просто бортовых грузовиков, заваленных каким-то снаряжением, направляясь туда же, куда и все эти машины. Но после поворота пути людей и техники разделились, голова автомобильной змеи свернула направо, на боковую дорогу, а пешее воинство продолжило путь в лесном одиночестве. Минут через пятнадцать неспешного шага лес оборвался, и перед взглядом открылось удивительное зрелище. Впереди был огромный палаточный лагерь. Скорее даже город. Сотни или даже тысячи палаток заполонили весь окружающий пейзаж. Здесь были свои широкие проспекты и узкие улочки, отделяющие четкие квадраты палаточных кварталов друг от друга. Мишка готов был поклясться, что здесь легко могла разместиться как минимум стрелковая дивизия, если не больше. И не просто разместиться, к окраинам городка примыкали бескрайние площадки, со всевозможными спортивными снарядами, препятствиями, беговыми дорожками, лабиринтами колючей проволоки и какими-то руинами. В отдалении были слышны приглушенные хлопки, отчетливо напоминающие винтовочные выстрелы. Лагерь буквально кишел людьми, снующими поодиночке и большими группами во всех возможных направлениях. Кто-то куда-то бежал, кто-то что-то грузил, кто-то с кем-то ругался, кто-то просто спокойно шел по своим делам. Над всем этим благолепием разносился сногсшибательный аромат из смеси свежего борща, солдатской каши, бензина и соляры вперемешку с пороховыми газами. Михаил, конечно, бывал в полевых лагерях, но подобного размаха ему видеть не доводилось ни разу. Судя по всему, он был не одинок в своих ощущениях.

— Мать... Сколько ж тут народу?! — задал вслух мучивший всех вопрос стоявший рядом капитан-танкист.

Мишка чуть внимательней присмотрелся к нему. Цыган! Чистокровный. Высокий, с узкой талией и широченными плечами, из-под фуражки выбивались непокорные густые черные, как смоль, волосы. За спиной помимо тощего вещмешка небрежно висит гитара в самодельном брезентовом чехле. На груди сверкает новенький орден Красной Звезды. Во всем облике, в плавных и расчетливых движениях, чувствуется уверенность и ... удаль. Монументальный мужик. Сразу видно, что в армии человек не случайный. Да и вообще, Михаил про себя отметил, что попутчики все были как на подбор, тертые и битые жизнью, еще довольно молодые, но уж точно не резервисты и не зеленые новобранцы, только что выпустившиеся из училищ. Чуть ли не каждый второй был награжден либо медалью, либо орденом. У всех звания от старшего лейтенанта до майора. Было в группе и несколько сержантов и старшин, по виду которых можно было уверенно сказать, что в армии они служат чуть ли не дольше, чем он сам. Мишка даже почувствовал некоторую внутреннюю неуверенность, от осознания того, что на их фоне он и есть зеленый курсант, который за всю жизнь ни кем и ни чем не командовал, а лишь был "мальчиком-посыльным" в высоких штабах.

Уже поздно вечером, сидя в одиночестве в палатке, которой суждено было стать его домом на ближайшие три месяца, Мишка пытался осознать, что именно с ним произошло сегодня. Как он, Михаил Степанович Мареев, буквально пару часов назад превратился из бравого капитана-танкиста, бывшего порученцем у самого начальника АБТУ, в курсанта первого огневого взвода второй батареи первого учебного дивизиона самоходной артиллерии? Сегодня днем он сменил новенькую командирскую гимнастерку на безликую полевую форму, видавшую лучшие времена. Место капитанской шпалы в петлицах занимала буква "К", а единственным указанием на то, что он когда-то был командиром, была скромная нарукавная нашивка из двух угольников, в обычной жизни говорящих о том, что их носитель является лейтенантом. Причем такие знаки нацепили на всех, невзирая на звания. А вот старшины и сержанты были без них. Народ, прибывший вместе с ним, пребывал в совершеннейшем обалдении от происходящего и, видимо, по этой причине не выражал открытого недовольства. Они стоически перенесли запрет на ношение курсантами орденов и медалей. Пережили и принудительный душ и медицинский осмотр. Но когда их начали стричь налысо (!), предел человеческого терпения наступил. Первым вспылил тот самый цыган. Он наотрез отказался стричься, вступив в матерную перепалку с местным руководством. Его активно поддержали все остальные, которые, как говорится, "на хр..ну крутили", местные порядки со всеми заморочками. Дело могло закончиться очень плохо, так как дежурный вызвал наряд и оповестил руководство. Но ситуацию разрядил появившийся как черт из табакерки старший батальонный комиссар. Он спокойно объяснил взбешенным командирам, что это приказ вышестоящего начальства, который так или иначе будет исполнен. Единственная возможность избежать насильственного пострига — это подача рапорта о переводе, который будет немедленно удовлетворен, и проситель отправится на прежнее место службы в звании лейтенанта. Народ приутих, но инцидент еще не был исчерпан. Какой-то острослов предложил комиссару показать пример всем окружающим, намекая на его густую шевелюру, и был тут же посрамлен, поскольку тот так же спокойно сел в кресло и приказал постричь себя налысо, что и было сделано за минуту. После столь наглядной демонстрации желающих испытывать терпение начальства не осталось. Вот только Мишке подумалось про то, кто будет стричься в следующий раз, ведь комиссар-то уже лысый?

За следующие два дня его одиночество в палатке скрасили еще три человека. Среди них не было ни одного командира, о чем красноречиво свидетельствовало отсутствие нарукавных угольников. Один из новичков, махровый хохол из-под Харькова, был механиком-водителем Т-26, а вот двое других, даже не были танкистами. Сибиряк — наводчик противотанковой сорокапятки и заряжающий — казах из Алма-Аты. Первое время чувствовалось некоторое напряжение, поскольку в Красной армии совместное размещение командиров и красноармейцев практиковалось только в условиях боевых действий, да и то не всегда. Здесь же их даже кормили вместе, считай из одного котелка, чего раньше он нигде и никогда не видел и даже не слышал. Все точки на "и" расставил их новый комдив на общем построении по случаю открытия курсов, которое состоялось на третьи сутки Мишкиного пребывания в БУЦе.

С раннего утра их собрали на огромном плацу Учебного центра, выстроив в коробки побатарейно. Здесь Михаил впервые увидел собственное руководство. Командиром дивизиона был назначен танкист — подполковник Тимофеев Роман Сергеевич. На вид ему было около тридцати лет, что явно маловато для столько высокого звания, но орден Красного Знамени, красноречиво говорил о том, что возраст не самое важное качество для командира. Но самой заметной чертой комдива было лицо, точнее то, что от него осталось. Ожог, сплошной ожог. Как он умудрился выжить с такими травмами, да еще и зрение сохранить, просто уму непостижимо. Смотреть на него без внутреннего содрогания было невозможно. Большинство людей в строю пытались так или иначе отвести глаза в сторону. Тимофеев, разумеется, видел это, но его самообладанию мог позавидовать любой. На его фоне заместитель командира дивизиона по боевой подготовке, подполковник-артиллерист Баранов Андрей Иванович, не вызывал особых переживаний. Хотя эти люди были удивительно похожи друг на друга. Рост, комплекция, звание, даже ордена и голос у них были одинаковыми. Комиссаром дивизиона был назначен уже известный бритый налысо старший батальонный комиссар — Агеев Григорий Антонович. На груди политработника красовался орден Трудового Красного Знамени. Его внешность была совершенна обычна, из тех, что увидел и через секунду забыл, но что-то в нем было такое ... странное, что ли. Какое-то несоответствие. Вот только, что именно было не так, Михаил никак не мог понять.

— Товарищи, — заговорил комдив. — Сегодня вы стали первыми курсантами вновь образованных курсов подготовки кадров для самоходной артиллерии. Ранее наша Красная Армия подобной техникой не обладала, за исключением опытных образцов и импровизаций. Поэтому нам с вами предстоит заложить первый камень в прочный фундамент фактически нового рода войск — самоходной артиллерии. Командование специально собрало здесь хорошо подготовленных командиров и красноармейцев, чтобы как можно скорее создать основу будущих новых частей. Нам оказано огромное доверие. Партия и руководство Наркомата обороны возлагает на нас большие надежды. Сразу оговорюсь, поскольку не хочу вводить вас в заблуждение — у нас нет для вас готовых решений. Программа подготовки готовилась в условиях большой спешки, теория применения существует лишь формально, и ни разу не была проверена на практике. Тактика применения лишь недавно получила какие-то приблизительные очертания. Поэтому я как командир дивизиона надеюсь на ваше непосредственное участие в отработке всех вопросов на практике. Учтите, на смену вам придут зеленые юнцы — недавние выпускники училищ, которыми вам и предстоит командовать. Ошибемся здесь и сейчас — исправлять потом будете вы сами! Вы обратили внимание на странные порядки, заведенные в Учебном центре. Ну что же, я не буду объяснять вам их необходимость. Скоро вы сами поймете это, так же, как до вас понял я и мои товарищи, — комдив переглянулся с замом: — Многие, скорее всего, уже догадались, что ваши соседи по палаткам — это ваши экипажи. Вам вместе предстоит прожить здесь ближайшие три месяца, получить новую технику, освоить ее, и с ней же вы поедете к новому месту службы. Для чего это сделано? Вам предстоит передать свои знания новому пополнению. Командир должен ясно и четко представлять себе все этапы учебного процесса. Понимать, где, что и на каком этапе может вызвать затруднение у ваших будущих учеников. Учитесь этому здесь, когда для этого созданы идеальные условия, иначе... Иначе придется делать это самим и на коленке.

Тимофеев немного помолчал и продолжил:

— Товарищи. Вы не первый год в армии, поэтому я надеюсь на вашу сознательность. И все же... Хочу сразу предупредить вас, что никаких поблажек не будет. Малейшие признаки неподчинения или недовольства — и виновники поедут домой лейтенантами. Никаких исключений или особых случаев. Мы не имеем права на ошибку! Слишком мало времени... Мало времени... За время обучения никаких увольнительных не будет. Нарядов и дежурств тоже. Охрану БУЦа осуществляет НКВД, а остальными вопросами занимаются специально созданные подразделения. Вы здесь только и исключительно для учебы! Запомните это.

И уже следующим утром обещанная учеба началась, когда в шесть часов утра всех вытащили на зарядку. И какую зарядку! Такого Мишка не испытывал никогда. Он был крепким парнем, но даже для него это было невероятно тяжело. Немалая часть командиров поддержанием своей физической формы не занималась с окончания училищ. Тут им аукнулось сторицей. Первым делом, их без разминок и раздумий погнали в десятикилометровую пробежку. Прямо с места. До финиша добрались все, правда часть на плечах у других. Комдив все время бежал вместе с ними и после финиша доверительно сообщил, что через две недели побегут уже с набитыми песком вещмешками. А дальше была гимнастика, гири, турники и еще куча изуверств. К концу занятий лишь единицы сохранили способность разговаривать — настолько все устали.

Эта зарядка стала причиной первого и единственного отчисления курсантов. На следующий день двух командиров перед всем строем разжаловали в лейтенанты и отправили домой за то, что они пытались увильнуть от занятий. Жесточайшее наказание за невинный проступок. Впрочем, Тимофеев объяснился:

— Товарищи, я вас предупредил, что никаких поблажек не будет. Предупредил? Ведь было такое? Наверное, вам интересно, зачем все это нужно? Вот зачем! — он показал пальцем на свое лицо: — Я не смог уберечься сам, и не смог спасти своих друзей, потому что был слаб! Я не смог их вытащить из горящего танка! Не смог дотащить обгоревшего механика до своих окопов, и он замерз в снегу!!! Это вам понятно??? Вы хотите испытать это сами? Да или нет???

Вопросов не было. Последние иллюзии испарились как дым. Здесь придется пахать и пахать. Мишка представил, что значит видеть, как твой друг заживо горит в стальной коробке, осознавая, что не в силах ему помочь. Не дай бог такое увидеть.

Первое время матчасть изучали чужую, так как своей не было. Почти месяц разбирали и собирали по винтикам Т-26 и Ф-22. Ковырялись в моторах, выучили руководства наизусть. Танк был хорошо знаком всем танкистам, прост в эксплуатации, чинился при помощи лома и доброго слова. Практически все служили и даже воевали иненно на них. А уже через несколько недель пришел первый эшелон с самоходками. Поначалу особого восторга СУ-26-76 не вызывали, по крайней мере у танкистов. К машине сразу же прилепилась обидная кличка — каракатица. Вид у нее и правда был не очень. Инженеры не слишком заботились о внешних данных "изделия". С танка Т-26 первых серий сняли башни и подбашенную коробку, установили спереди невысокий 13-мм щиток, и прилепили сверху дивизионную Ф-22. При этом угол возвышения у орудия существенно уменьшился. Использовать ее для стрельбы с закрытых позиций больше не получится. Над открытым боевым отделением и моторным отсеком, был сварен каркас из стальных труб, на которые можно было натянуть брезентовый тент. На первый взгляд, единственным преимуществом подобной конструкции перед танком, был лучший обзор и хорошие условия во время стрельбы. Задохнуться от пороховых газов экипажу точно не грозило. В отличии от танкистов, артиллеристы самоходку приняли на ура. Их наповал сразила возможность после нескольких выстрелов собрать ноги в руки и уйти с обнаруженной позиции. И время на развертывание у самоходки практически отсутствовало. Представьте себе, за сколько минут можно привести в боевое положение хотя бы сорокапятку, да еще и таскать ее нужно на своем горбу вместе с боекомплектом. А тут... Халява короче.

Последние скептики исчезли после того, как на занятиях по тактике применения стало окончательно ясно как их собираются использовать. По замыслу командования, противотанковым самоходно-артиллерийским бригадам отводилась роль армейского или даже фронтового противотанкового резерва. После того, как для ликвидации прорыва будут исчерпаны резервы дивизионного и корпусного уровня, командующий армией вводил в бой ПТСАБ, с задачей поставить перед вклинившимся противником подвижный противотанковый заслон, с целью выигрыша времени для перегруппировки и нанесения контрудара. Либо в качестве высокомобильного арьергарда, в случае если принято решение об отходе на новые позиции. Бригада, в состав которой помимо трех дивизионов противотанковых самоходок входили дивизион 120-мм самоходных минометов, зенитная батарея, мотострелковый батальон, моторизованная саперная рота и разведрота, имел необходимые силы и средства для самостоятельного решения практически любой задачи оборонительного характера.

Нездоровое оживление вызвал основной постулат об активном использовании засад. Большинство курсантов, некоторые из которых успели повоевать, упирали на то, если противник опытный и исполняет требования устава, то он просто не может не обнаружить засады. Ну раздолбим мы их передовой отряд, что дальше-то? Или мы заранее говорим о том, что наши враги полные идиоты? Мишка и сам с трудом представлял как такое возможно. В его понимании слово "засада" прочно ассоциировалось с Денисом Давыдовым и бородатыми мужиками-партизанами, заваливающими вековую сосну посреди дороги и дубьем колотящие французских фуражиров, в повязанных на голову женских платках. Теоретически можно себе представить ситуацию, когда противник будет настолько беспечен, что позволит закупорить свою колонну на ограниченном пространстве, подставив ее под избиение всего дивизиона. Но это исключение — редчайший случай, полагаться на который безумие.

Тимофеев и Баранов спокойно наблюдали за развернувшейся дискуссией, не перебивая и не вмешиваясь. Наконец, дождавшись пока все наговорятся вдоволь, Андрей Иванович высказался в том духе, что занятия по тактической подготовке придется усилить, так как товарищи красные командиры в этой области военной науки разбираются откровенно слабо. И засмеялся на пару с комдивом. Кое-кто уже хотел обидеться, но после того, что им начали объяснять возмущение сменилось искренним интересом.

Подполковники предложили следующую схему боя. Мотострелковый батальон бригады располагается в обороне, подготовив настоящие и ложные окопы. В ложных окопах размещается усиленное боевое охранение, максимально насыщенное автоматическим оружием. В их задачу входит создать у противника видимость того, что они нащупали передний край обороны. Основные силы мотострелков располагаются на незначительном удалении в настоящих окопах. Сами самоходки находятся за позициями пехоты, используя для маскировки складки местности, обратные скаты высот, постройки, скирды и все, что придет в голову. Командиры должны заранее определить наиболее танкоопасные направления, сконцентрировав на них основную массу боевых машин, разместив их в пределах непосредственной видимости от соседних установок. Экипажи оборудуют несколько позиций для стрельбы прямой наводкой и готовят скрытые подходы к ним. Командиры экипажей заранее определяют ориентиры и расстояния до них, организуют взаимодействие с мотострелками и минометчиками, договариваются о способах связи, используя для этих целей и радио, и ракеты, и простых посыльных. Самоходки вступают в бой, только после того, как противник преодолел сопротивление боевого охранения и увяз на настоящих позициях мотострелков. Командиры экипажей все это время находятся на оборудованных наблюдательных пунктах, следят за развитием боя, намечают цели, определяет прицел и только после этого занимают свое место в боевой машине и выходят на позиции для стрельбы. Сделав несколько выстрелов по противнику, самоходка немедленно задним ходом отползает в укрытие. Чуть-чуть задержишься на позиции и тебя раздолбят прицельным огнем. Таким образом, создается ситуация, когда противник раз за разом вынужден атаковать наши позиции с неразведанной схемой огня. Он заранее не может определить, какие силы ему противостоят и где они сконцентрированы. Сами установки, находясь в капонирах, практически неуязвимы для дивизионной артиллерии врага, и могут быть уничтожены лишь случайным прямым попаданием, либо близким разрывом тяжелого снаряда. Действия авиации противника также максимально осложнены, поскольку самоходки замаскированы и располагаются в подготовленных укрытиях. Попробуй, найди их, да еще и бомбу точно в них положи!

Вообще тактической подготовке в Учебном центре уделялось основное внимание. Большая часть учебного времени была занята именно этим. В ходе занятий выяснилось, что значительная часть курсантов, и Мишка в том числе, не умеют читать карту. Учились этому, учились на местности определять места для позиций и танкоопасные участки, учились искать скрытые маршруты подходов. Одно дело на карте значки расставить, а разобраться на местности где и что нужно сделать — это совсем другое. Было очень трудно и, вместе с тем, невероятно интересно.

Судя по всему, Баранов решил добиться идеального взаимодействия в экипаже самоходки. Часами курсанты сидели в боевых машинах, раз за разом повторяя последовательность действий, доводя их до автоматизма. В конечном итоге, научились обходиться вообще без слов, пользуясь исключительно условными знаками.

Но больше все Михаилу запомнилось не это. Неизгладимый след в его памяти оставили политзанятия. Никогда, ни до, ни после Учебного центра, ему не доводилось общаться с политработниками такого уровня как Агеев. Это был уникум — человек с редчайшим даром убеждения и невероятной харизмой. Таких людей на всю огромную страну было ничтожно мало. Немыслимым образом, он сочетал в себе энциклопедические знания с громадным опытом тяжелой работы простого советского труженика. Это невозможно подделать. Он действительно был настоящим Комиссаром — плоть от плоти собственного народа. Он вовсе не был великим оратором, но когда он говорил, ни у кого не возникало даже мысли прервать его речь. Как сказочный волшебник, несколькими небрежными мазками он менял мировоззрение взрослых мужиков, повидавших в жизни всякое. Михаил не сразу понял, чего именно добивался Агеев, а когда до него наконец дошло, он был поражен до глубины души. Комиссар добивался ... уважения к врагу! Если бы он своими ушами этого не слышал, то никогда бы не поверил.

Григорий Антонович великолепно знал историю и на ее примерах учил своих курсантов, на каждом занятии открывая все новые и новые ее страницы. Он рассказывал о полководцах, царях и императорах, о великих ученых и лучших мастерах. Тех, что своими руками и кровью создавали тот мир, в котором мы живем. Он рассказывал о немцах, и в его словах не было ни тени презрения или ненависти. Наоборот, он убедил всех в том, что народ, который смог выжить в европейском котле, окруженный со всех сторон врагами, и прочно занять там лидирующие позиции, тот народ, что в одиночку мог противостоять всей остальной Европе, заслуживает у в а ж е н и я! За твердую волю, за безграничное терпение, за способность бросить все силы на алтарь победы. Да, мы много раз бились друг с другом насмерть, да так, что кости трещали. Но ненавидим ли мы их? Подумайте над этим, и вы поймете, что ближе немцев во всей Европе для нас никого нет. Они очень похожи на нас. Не прячутся за чужими спинами, насмерть стоят за свой дом, так же как и мы. Со стороны мы похожи на двух тяжеловесов, которые сошлись в поединке и накостыляли друг другу по первое число. Да, мы побеждали раньше. По очкам. Но после каждого такого боя, десять раз зарекались выходить на него вновь. Сравните их с поляками, например. Больше всего паны похожы на пьяного, у которого чешутся кулаки. Ему раз по морде дали, два, но он каждый раз встает и опять доматывается. Им все равно, хмель в голове добавляет храбрости и не дает признать себя проигравшим. Мы за это их любить должны? Или англичане, которые не в силах вступить с нами в открытый бой, но постоянно гадят, натравливая на нас все тех же поляков с немцами. Так кто нам ближе?

Агеев говорил, что в истории не важны даты и даже личности людей имеют вторичное значение. Важна неразрывная цепь событий, где каждый поступок влечет за собой известные последствия. Он по косточкам разбирал политическую ситуацию в мире, раскладывая информацию по полочкам и делая из нее безусловные выводы. Впрочем, Мишка и сам уже научился их делать. И от этих выводов ему было страшно. Война. Страшная война, с могучим народом, во главе которого оказался маньяк. Маньяк, который дал немцам такую сладкую и притягательную идею о том, что они избранные. Что именно они действительно люди, а все остальные всего лишь жалкие неполноценные рабы. Как просто поверить в эту сказку. И как дорого придется заплатить за эту веру? Понятно, что за избавление от иллюзий немцы заплатят собственной кровью, но... Но пролить ее придется нам! Быть может в этот раз у нас есть шанс на то, что эта бойня будет последней...

Уже гораздо позже Михаил понял, что это сыграло с ними со всеми злую шутку. После Агеева другие политработники казались какими-то ... куклами. Говорящими куклами. Посещать политзанятия и собрания стало невыносимо трудно. Не то чтобы там говорили неправду или глупости, но ... говорили как-то не так. Получалось пустое сотрясения воздуха, с обильными цитатами и клятвами, которые были похожи на издевательство над павшими.

Михаил так никогда и не узнал, что был участником одной из попыток Политуправления РККА найти способ устранения тех замечаний и недочетов, которые были вскрыты в ходе работы Комиссии по изучению боевого опыта. Впервые за долгие годы военные не скрывали своего отношения, не замалчивали и не забалтывали недостатки работы пропаганды. Хороших примеров было много. Очень много. Но и негатива накопилось столько, что требовалась немедленная реакция. Среди высшего руководства Политуправления дураков было мало, если они вообще были, и оно четко и быстро осознало необходимость перемен. Тем более, что, на этот раз, Сталин явно прислушивался к мнению критиков. Беда была в том, что проблемы были видны, а вот как их решать — не знали. Точнее не знали какие методы выбрать. Более того, времени на раскачку просто не было, поэтому на свет одновременно родилось несколько новых программ подготовки. Было принято уникальное для того времени решение, о проведении на базе БУЦев экспериментов по их применению на практике. Михаил попал под один из них — самый радикальный, опыт которого был признан неудачным, как раз по причине отсутствия достаточного количества политработников высокого класса. На тот момент страна и люди были не готовы к такому. Многие просто не в состоянии были понять такие радикальные изменения, а уж объяснить их не могли и подавно. Но память все же осталась.

Три учебных месяца пролетели как один день. Незаметно наступило 20 сентября 1940 года — долгожданный день выпуска. На танкодроме в три ряда выстроились самоходки, возле каждой из которых стоял экипаж. Раздавались речи и поздравления, напутствия и советы. На выпуск приехал новый начальник АБТУ Федоренко, и тоже не смог удержаться от торжественного слова. Под их ожидаемый гул очень хорошо думалось. Михаил пытался для себя понять, чему он успел научиться? Можно ли за три месяца стать хорошим командиром? Нет. Можно ли досконально изучить технику и ее возможности? Нет! Можно ли за такой короткий срок не только выучить устав, но и научиться им пользоваться? Нет! Так чему же он научился? Задавать вопросы. Теперь он точно знал, как много он НЕ знает, и как много НУЖНО знать. Теперь он знал где и как искать ответы на вопросы. Теперь он знал, что война будет, хотя никто не говорил об этом напрямую. Теперь он не боялся ехать в часть, осознавая, что ему есть что передать своим подчиненным. И он их научит! И сам научится! Потому, что всего через несколько месяцев, он пойдет в бой вместе с ними, и кто-то из них возможно спасет его жизнь.

Ну и еще одно. Мишка понял одну простую штуку — пора жениться!

* * *

Особенных иллюзий по поводу того, кого назначат ко мне членом военного совета, у меня не было. Заполучить Куликова было бы замечательно, но Льва Захаровича Мехлиса еще никто не отменял. Да и в глубине души я был согласен с этим. Кто-то должен был помочь Федоренко на новой должности. Слишком много нововведений за ничтожный промежуток времени. Нужно хоть как-нибудь сохранить преемственность власти и идей. Петр Николаевич подходил для этой роли как нельзя лучше, учитывая его устоявшиеся взгляды и четкую последовательность действий. Надеюсь, у него хватит аргументов и красноречия, чтобы совладать с протеже Тимошенко, который в моей реальности весьма хорошо послужил стране на должности начальника АБТУ всю Великую Отечественную.

Товарищ Сталин не был бы товарищем Сталиным, если бы не сделал какого-нибудь ... "финта ушами". Помимо горячо любимого армейского комиссара 1-ранга, который буквально за пару дней до назначения в округ был переаттестован в генерал-полковника, теперь при мне неотлучно находился "незаметный" майор ВВС с редкой русской фамилией Иванов. Впрочем, в принадлежность его к авиации, равно как и к русскому народу, я верил не слишком. У меня были серьезные сомнения по поводу того, что он мог поместиться в кабине маленького самолетика, не поломав при этом своими пудовыми кулачищами хлипкое оборудование, да и раскосые глаза говорили о многочисленных предках, принадлежащих к монголоидной расе. И все же при своих габаритах он умудрялся буквально растворяться в воздухе, все время находясь где-то на границе восприятия, оставаясь совершенно незаметным на всех моих встречах и совещаниях. Ради смеха, я несколько раз спрашивал у собеседников, обратили ли они внимание на командира-авиатора, присутствовавшего в кабинете, а в ответ получал недоуменные взгляды и заверения, что кроме нас там никого не было. Все как в анекдоте про слона, которого, среди прочих, так и не заметили.

Для чего он вообще был нужен? Зачем было нужно еще одно "всевидящее око"? Разумеется, Иосиф Виссарионович товарищу Мехлису доверял. Но иногда Льва Захаровича ... эээ ... немного заносило, даже на взгляд Вождя. Стальной Лева несколько перебарщивал с крутостью мер и слишком поспешно делал далекоидущие выводы. В столь щекотливой ситуации Сталин решил подстраховаться, использовать для наблюдения за чрезвычайно подозрительной личностью максимально возможное количество источников, буквально нашпиговав мое окружение своими людьми. Не знаю, отдавал ли он себе отчет, что такими мерами оказывает мне неоценимую услугу. Находясь под надзором со стороны НКВД, Политуправления и некой службы, подчиняющейся напрямую Сталину, я был застрахован от непредвиденных случайностей и необоснованной критики лучше, чем кто-либо другой во всей стране. Все эти организации, во главе со своим руководством, сложно было заподозрить в наличии общих целей и интересов. Как вы понимаете, вряд ли Лев Захарович горячо любил товарища Берию, да и Лаврентий Павлович целоваться с ним в десны не собирался. Личные порученцы Вождя вообще были как бы за скобками этой системы, лишенные необходимости учитывать интересы своего начальства, как это было в других ведомствах. Имея сведения о моих действиях как минимум из трех независимых источников, Иосиф Виссарионович вполне мог сделать правильные выводы. Если меня и после этого к стенке прислонят, то тогда я уж и не знаю, что нужно было придумать...

Стоит ли удивляться, что первым моим делом на должности командующего округом было выяснение отношений со Львом Захаровичем? В Минск мы прибыли практически одновременно — комиссар прилетел на самолете, а я приехал поездом. Так что первый день на новом месте был первым для нас обоих. Встреча состоялась еще перед входом в здание штаба, к которому наши машины подъехали вместе. Поздоровались весьма сухо, обменявшись лишь дежурными приветствиями и вяло пожав "друг другу" ручки, после чего каждый отправился принимать дела по собственному ведомству. Перед тем как свернуть к новому кабинету, я обратился к нему с нижайшей просьбишкой о его соизволении посетить мои скромные апартаменты по завершении личных дел. Обстоятельства позволили товарищу члену военного совета посетить командующего лишь поздним вечером, когда штаб практически полностью опустел, за исключением пары сотрудников. Мелкая подколка, а все же приятно, правда?

Перед самым отъездом в Минск я прошел переаттестацию и так же, как и Лев Захарович, получил звание генерал-полковника. Воля случая, либо чей-то умысел, уравняла начальника и подчиненного в новой табели о рангах. Впрочем, заблуждений на счет того, кто из нас стоит выше на социальной лестнице, у меня никогда не было. Генералов у Иосифа Виссарионовича было довольно много, а вот товарищ Мехлис был один. И заменить его было некем. Его авторитет в войсках и военной промышленности был огромен. Если командарм Павлов был хорошо известен в "узких кругах", то Льва Захаровича знали все, включая грудных младенцев. Командиры и директора боялись его до дрожи в коленях, каждый раз переписывая завещание по случаю посещения комиссаром вверенных им заводов или воинских частей. Народ попроще наоборот нежно любил политработника за выдающийся талант оратора и крутые расправы над забуревшим начальством. Что-что, а порку руководства в нашей стране всегда очень любили, не заморачиваясь по поводу ее правильности и разумности. И товарищ Мехлис своим авторитетом пользоваться не стеснялся, карая и милуя, карая, карая и еще раз карая. Но, клянусь головой, что случая, когда бы он использовал собственное положение для достижения каких-то выгод, либо материальных, либо моральных, в природе не существовало. В быту это был аскет, сознательно живущий в по-настоящему спартанских условиях. Он даже не пытался продвигать на лучшие посты своих ставленников, поскольку любимчиков у него просто не было, а существовали фигурки на доске, которые в данный момент смотрелись на нужном месте лучше всего. Ни в коем случае нельзя оценивать Мехлиса, опираясь на общечеловеческую мораль и правила, потому как он себя, скорее всего, к роду человеческому уже не причислял. Чтобы понять, как такое может быть, лучше всего применить аналогию с церковью и верой. Для Мехлиса Сталин был кем-то сродни пророка, учение которого конклав и священный синод одновременно признали единственно верным. Ему же — комиссару, была отведена роль карающего меча и глашатая новой веры, современного инквизитора и муршида в одном лице. Именно такие люди в средневековой Европе отправляли на костер тысячи грешников, которых так или иначе заподозрили в ереси. Они не были ни кровожадными убийцами, ни извращенцами, ни сумасшедшими. Каждый раз, отправляя в огонь новую жертву, они были абсолютно убеждены в том, что делают это во славу божию, их руку направляет длань господня, а мучительная смерть еретиков есть благо для всего человечества. Я уверен в том, что даже спустя столетия вдумчивого поджаривания на самой раскаленной в аду сковородке, отплевываясь от затекающего в рот шипящего масла, заботливо подливаемого дьяволом, они так и не поняли, в чем их вина и где их ошибка. Новоиспеченный генерал-полковник был из тех людей, которые распознают всего два цвета — черный и белый. Он сознательно вытравливал из себя понимание того, что абсолютное большинство людей окрас имеют грязно-серый, не являясь ни ангелами, ни демонами. Не хотел он этого понимать.

Впрочем, его деловые качества сомнению не подлежали. Он был хорошим организатором, толковым пропагандистом и отличным контролером. Ничто не могло скрыться от его всепроникающего взора. Махровые аферисты, лоботрясы, лентяи, а иногда и настоящие саботажники, буквально падали в обморок от одного его взгляда, начиная каяться во всех грехах, как своих так и чужих. Ко всему прочему, он обладал воистину громадной работоспособностью и трудолюбием. Короче говоря, если нужно было разобраться в том, что за безобразия творятся в интересном вам месте, лучшего ревизора найти было трудно. Его невозможно подкупить, нельзя разжалобить и уговорить. Ему ничего не нужно самому — только результат. Эти его качества мне были нужны позарез, и за их рациональное использование стоило побороться.

— Лев Захарович. Давайте поговорим с вами начистоту. Хочу сразу расставить все знаки препинания, во избежание дальнейшего непонимания. Вы не против?

Дождавшись едва заметного кивка, я продолжил:

— Для вас не секрет мое отношение лично к вам, равно как и я прекрасно осведомлен о вашем мнении обо мне. Но мы с вами не институтки, чтобы поддаваться чувствам. Мы не выбирали место службы и сослуживцев. Хотим мы того или нет, но нам придется работать вместе. Причем работать долго...

— Я бы на вашем месте столь уверенно об этом не заявлял. — с некоторой иронией в голосе произнес комиссар.

— О, да. Боюсь, вы можете потребоваться товарищу Сталину в любой момент, где-нибудь на другой должности. — скромно проговорил я. — Не скрою, что буду сожалеть об этом...

— Ваша ирония неуместна!

— Да, да. Не будем о грустном! И все же, я хочу быть уверенным в том, что вы до конца осознаете, как именно изменился ваш статус. С момента назначения членом военного совета Белорусского военного округа вы перестали быть контролером и превратились в контролируемого. Теперь не вы даете оценку окружающим, наоборот, теперь вас оценивают за то, как вы сумели организовать процесс. Вы больше не сторонний наблюдатель, а тот, кто вместе с командующим несет всю полноту ответственности за действия подчиненных. И командующий, и высшее руководство будут спрашивать за результат именно с вас. Вы это понимаете?

Мехлис был в ярости. Никто, даже Сталин, не смел разговаривать с ним подобным образом! Чудовищным усилием воли он успокоился настолько, что смог произнести несколько слов:

— Это оскорбительно...

— Да, это так. — я резко прервал начавшуюся бурю. — Это оскорбительно! Это оскорбительно, с руководящей работы в Москве спуститься на грешную землю Белоруссии...

Лев Захарович буквально онемел от моей интерпретации его назначения.

— Да как вы смеете?!? Я готов служить партии и ее вождю — товарищу Сталину, там, где мне прикажут!!! Я готов выполнить любой приказ Родины!!!

— А кто в этом сомневается-то? Я лишь желал убедиться в том, что приказ Родины вы поняли ПРАВИЛЬНО. ... Хорошо, раз уж мы пришли к взаимопониманию в этом определяющем моменте, я бы хотел высказать свою точку зрения по поводу направлений приложения ваших усилий. Ведь вы не возражаете, Лев Захарович?

Лев Захарович возражал! Еще как возражал! Но, не желая показывать мне свою слабость, воздержался от словесного излияния.

— Замечательно, — продолжил я, старательно не обращая внимания на обжигающий взгляд комиссара. — Первое. В кратчайшие сроки я требую от вас конкретных действий, направленных на укрепление воинской дисциплины. Нынешнее положение вещей нетерпимо! Пример с самовольной отлучкой пятисот семидесяти двух красноармейцев и командиров в 64-ой стрелковой дивизии вам хорошо известен. О том, что это не единичный случай, вам тоже прекрасно известно. Случаи систематического пьянства, проявления неуважения к командирам и политработникам, расхлябанность и ненадлежащее исполнение должностных обязанностей, зачастую приводящие к серьезным происшествиям и авариям, приобретают угрожающие масштабы. Все это легко объяснить резким численным увеличением армии, с неизбежным падением общего уровня подготовки, и недавними арестами врагов народа. Но мне не нужны объяснения, мне нужно исправление ситуации! Я не намерен снимать ответственность за падение дисциплины с командного состава, но считаю, что в первую очередь — это обязанность политработников. А...

— Так вы считаете, что арест врагов народа был ошибкой? Партия должна была закрыть глаза на подлых предателей и наймитов мирового капитала в своих рядах?!?

Блин, я аж сплюнул в сердцах. Как же меня задрали с этими наймитами, сил никаких нет!

— Да хватит вам! Нас всего двое в кабинете, но вы и здесь пытаетесь найти предателей! Свое мнение на этот счет я высказал лично товарищу Сталину! Я говорю о том, что, прикрываясь борьбой с вредителями и врагами народа, многие карьеристы, завистники и прочая шушера банально решали свои мелкие насущные проблемы. Не верите? Вот вам примеры. — я выволок на стол громадную папку с жалобами и доносами, бережно сохраняемую прежним хозяином кабинета. — Здесь таких случаев сотни. Вот не нравится, например, кому-то командир батальона, или квартира у него удобней, а может, и жена сговорчивей. И начинает такая сволочь бумажки писать, одну за одной. Мол, и тем он нехорош, и этим, весь кривой, куда ни плюнь. Большинство таких жалоб — чушь собачья, вперемешку с бредятиной. Абсолютное большинство из них после проверки оказывается банальной клеветой, и для того, на кого жалуются, все заканчивается благополучно. Но дело не в этом. Во всей этой куче бумаг я не увидел ни одной санкции для тех, кто состряпал эту липу. Их даже никто не искал! Людей, нет не людей! Этих тварей, сознательно оклеветавших товарищей, пытаясь подвести под уголовную статью или увольнение, никто даже не пытался наказать!!! Как это понимать? Вот взгляните. "Командир Б. продал свою машину по завышенной цене" — значит, спекулянт. "Интендант В. завел две семьи, не может разобраться" — не соответствует моральному облику...

— Моральный облик — это краеугольный камень ... — завел свою шарманку комиссар.

— Да мне насрат.. ... — окончание фразы я проговорил про себя, не желая высказывать вслух, что мне плевать на то, кому и сколько палок кинул интендант В и насколько сильно выросли от этого рога у командира Б. — Моральный облик, конечно, важен. Безусловно. Признаюсь, пример некорректен. Возьмем другой: "Воен-инженер 2 ранга И. во время работы мастером на заводе таком-то имел встречи с иностранными специалистами" — значит, этот инженер враг и вообще человек не хороший...

— Это проявление нормальной революционной бдительности. Он мог оказаться вражеским агентом, ведь так?

— Лев Захарович. Вот вы, по роду своей службы, общаетесь с иностранными представителями практически каждую неделю. И что? Мне вас шпионом считать прикажете?

— Я старый большевик... — начал и тут же осекся Мехлис, видимо вспомнив о том, сколько таких старых большевиков в лучшем случае поехало валить лес на Колыму.

— Оставим этот спор, он все равно ничего не даст. Проблему с дисциплиной нам все равно решать придется, хотите вы этого или нет. Как это сделать, я совета не дам. Сомневаться в вашей компетентности у меня нет ни малейшего основания. Уверен, вы справитесь.

Я все же подсластил горькую пилюлю банальной лестью и, не давая ему опомниться, вновь заговорил:

— Второе. Предупреждаю вас, что в дальнейшем известные мне случаи культивирования шапкозакидательских настроений, попытки обвинения в трусости и паникерстве командиров, изучающих возможности противника и пытающихся на этих примерах выявить наши сильные и слабые стороны, недостатки и заслуги, и все похожие случаи, я буду расценивать как в р е д и т е л ь с т в о, со всеми вытекающими последствиями. Хватит! До такого уже договорились, что крохотную Финляндию, которую на карте не видно, несколько месяцев ковыряли! Х в а т и т!!! Вы обязаны прививать командирам умение трезво оценивать врага, его возможности — сильные и слабые стороны. Вы обязаны вдалбливать им в голову, что их единственная обязанность у ч и т ь с я воевать и у ч и т ь своих подчиненных! Именно для этого страна оплачивает жизнь такого количества здоровенных мужиков, которые вместо того, чтобы стоять за станком или трудиться в поле, занимаются спортом на природе!!! Они должны учиться думать и оценивать каждый свой шаг! Голова у них имеется не только для того, чтобы в нее есть!!! Вы — политработники, обладаете огромным авторитетом! Вас уважают и любят! Отрицать это — глупо! На вас равняются и идут за вами в огонь, навстречу пулеметам!!! Так неужели вы не сможете сделать такой малости, а??? Вы знаете, что я говорю правду. Не можете не знать! Или грош вам цена. Помогите мне сломать эту проклятую традицию! Или штабелей смерзшихся трупов под Суомуссалми вам мало? Пока наших бойцов ножами на лоскуты резать не стали, они так и не могли поверить в то, что в чужих окопах сидят не братья-рабочие, ждущие повода придушить своих буржуев, а враги, которые в них видят лишь оккупантов и насильников собственной Родины! Что мы получили? Мы получили красноармейцев, цепями, волна за волной, в полный рост атакующих неподавленные пулеметные точки. Мы получили командиров, сидящих в теплой землянке и довольно потирающих руки, уверенных в том, что они исполнили свой долг. Ну не виноваты же они в том, что у противника оказалось больше патронов, чем у них, красноармейцев!!!

Своей речью я незаметно довел сам себя до бешенства, на последних словах так треснув кулаком по столу, что он жалобно заскрипел и чуть не развалился. И тут я услышал слова, в реальность которых не мог поверить еще несколько дней назад:

— Наверное, вы правы...

В ту ночь мы еще долго разговаривали с Мехлисом. С ним что-то произошло, что резко изменило его мнение. У него даже взгляд поменялся, превратившись из уничтожающего в просто безразличный. Не уверен в том, что причиной этому мое красноречие. Скорее всего, тут совпало сразу несколько факторов. Изначально он был не готов к тому, что найдется кто-то, кто решится разговаривать с ним в подобном ключе. Он же не знал, что я фактически загнан в угол и просто не имею выбора — либо у меня получится, либо меня грохнут. Мне нужен был результат, а времени на уговоры и приличия не было. И я на него наехал! А что мне оставалось делать? Огромную роль сыграла жесткая критика Политуправления, бурной рекой пролившаяся на комиссарские головы в последние месяцы. Впрочем, критика пролилась на всех. В моей реальности раздача "плюшек" тоже состоялась, только в более скромных масштабах и с отсутствием видимого эффекта. А тут... А как будет тут, я пока еще не знал. Но, скорее всего, в глубине души он сам думал о чем-то подобном. Просто в какой-то момент понял, что стал заложником собственного образа. Он бы и рад вырваться из этого круга, да не мог, а тут "гордиев узел" взяли и разрубили без его участия.

Разумеется, об установлении каких-то дружеских отношений и речи быть не могло. Между нами и нашими взглядами на жизнь лежала пропасть. Широченная и бездонная, перебраться или обойти которую было невозможно, даже если б мы и хотели. Но вот наладить нормальные деловые отношения, лишенные бесцельно потраченного на взаимные обвинения и пререкания времени, нам удастся. По крайней мере, я на это надеялся.

* * *

Время и история странные штуки. Следуя каким-то своим законам, они стремились вновь свернуть на старые наезженные рельсы. Несколько последующих дней, я с внутренним содроганием смотрел на то, как на сцене одна за другой появляются все те же фигуры, что и в моей реальности. Все актеры трагедии "Лето 1941 года" вновь собирались вместе. Ну, почти все. Начальником штаба округа был назначен генерал-майор Климовских, плавно сменивший на должности своего начальника. Это был как раз тот Климовских, который был расстрелян вслед за Павловым, наряду с ним обвиненный в трусости и преднамеренном развале управления войсками. И все же Владимир Ефимович, занимая должность заместителя начальника штаба БОВО аж с сентября 1939 года, был сейчас как нельзя кстати, хорошо зная теперешнее состояние дел. Начальником связи округа остался пока еще бригвоен-инженер Григорьев Андрей Терентьевич. Еще один из тех, кто был обвинен в поражении Западного фронта. И опять этот человек был позарез мне нужен. Свою должность он бессменно занимал уже пятый год, досконально зная будущий театр военных действий, все проблемы и надежды связистов.

Командование над 3-ей воздушной армией, формируемой на базе ВВС Белорусского округа, принял тридцатидвухлетний генерал-майор Копец Иван Иванович. Еще четыре года назад, будучи старшим лейтенантом, на своем верном И-15 Иван громил фашистов в небе Испании, а после возвращения на родину награды и звания посыпались на него как из рога изобилия. Герой Советского Союза, кавалер двух орденов Ленина и ордена Красного Знамени. Лицо советской авиации и любимец всей страны. Тот самый генерал Копец, который застрелился 22 июня 1941 года, после того как увидел то, что осталось от приграничных аэродромов. Молодой и горячий, как вся советская авиация, всего за десяток лет увеличившая свою численность почти в тридцать раз! Еще один из тех, кому дали шанс изменить свою судьбу.

Если бы я сидел в своем мягком кресле напротив родного компьютера, лениво почитывая очередную недописанную книжку по альтернативной истории, то, дойдя до этого места, я бы смачно сплюнул в пепельницу и полез на форум, писать про надоевшие рояли в кустах. Почему? Да потому, что командующим 1-ой саперной армией, которой предстояло выполнять все инженерные работы в Белорусском округе, был назначен генерал Карбышев. Дмитрий Михайлович в той или иной форме присутствовал практически в каждом произведении, которые как грибы после дождя начали плодиться в постсоветской России начиная года с двухтысячного. Лишь наиболее ленивые авторы обошли вниманием этого незаурядного человека. Хотя, если хорошенько подумать, кого еще командование могло назначить на такую должность, как не лучшего в стране военного инженера и теоретика инженерного дела, проектировщика и строителя укрепрайонов, которые теперь собирались срочно латать и усиливать? Другой кандидатуры быть не могло.

Карбышев после переаттестации первым в стране получил новое звание генерал-лейтенанта и срочно отбыл в Минск, бросив все дела в Академии Генерального штаба. По месту службы он прибыл почти на полторы недели раньше, чем я, и уже многое успел сделать. Успел сколотить хороший штаб, выпросив в Москве серьезное пополнение знающими сотрудниками, который под его жестким руководством поспешно замыкал на себя все нити управления огромным инженерным хозяйством округа, где разворачивались строительные работы гигантского масштаба. Генерал успел подготовить общую концепцию строительства, определив что, как и когда нужно строить, в данный момент работал над подсчетом сил и средств, необходимых для реализации "наполеоновских" планов. Главный сапер уже успел пообщаться с руководством Белоруссии, несмотря на свою вежливость, оставив о себе недобрую память. Ничего удивительного в этом не было, поскольку интересы армии напрямую противоречили интересам местных властей. Нам нужны были рабочие руки, специалисты, техника и материалы. Взять их кроме как у гражданских было неоткуда, а вот планы им никто уменьшать не собирался. С них собирались содрать еще три шкуры, в добавление к тому, что они и так были должны. Кому это могло понравиться?

Впрочем, руководство страны взялось за эту проблему серьезно, не желая оставлять вопрос жизни и смерти на самотек. Первым делом были срочно остановлены все работы по строительству Минского авиазавода. Строить стратегически важное предприятие в непосредственной близости от предполагаемой линии фронта правительство резко передумало. Причем это был далеко не единичный пример. НКО тоже догадался пересмотреть планы по развертыванию военных учебных заведений на территории Белоруссии. Признаюсь честно, мне было невероятно интересно, какой баран вообще догадался до такого? У нас что, места в стране мало? Или на земле приволжской уже не осталось свободного клочка? Ладно, бог с ними. Главным было то, что освободились значительные ресурсы, которые теперь будут направлены на другие цели.

Вопрос с недостатком рабочих рук так же решался кардинальными мерами. К поиску решения приложил свою трясущуюся руку и ваш покорнейший слуга. Пришлось выдержать тяжелый бой в Москве, главной целью которого было использование призывного контингента из новоприобретенных областей страны. Я настаивал на необходимости, воспользовавшись формальным поводом, что ни один человек в новых районах не проходил службу в рядах РККА, мобилизовать в армию всё (!) без исключения мужское население этих территорий. Вообще всех и вся, начиная с восемнадцатилетних пацанов и заканчивая седеющими мужиками, отпраздновавшими полувековой юбилей. Это помогло бы решить сразу несколько проблем. Во-первых, в опустевших приграничных районах, существенно упростится работа контрразведывательных органов. Увидел мужика призывного возраста и без военной формы — смело вяжи, потому как ему здесь не место! Законопослушные граждане служат своей новой Родине, а что тут этот хмырь делает? Во-вторых, эти товарищи с ничтожными затратами на обмундирование и питание, могли многократно усилить оборонную мощь страны. Каким образом? О, ну как же! Ведь у них столько полезных навыков! Они умеют копать землю, они умеют рубить лес, они могут возить тачки с грунтом и в совершенстве освоили сложные навыки замеса цементного раствора. Нерациональное использование таких талантов, было бы преступлением, тем более, что доверить им в руки что-то опасней лопаты, я бы не решился. Не хотел повторять ситуацию, когда свои же бойцы стреляли в спину командирам, не желая воевать за чужую страну и идеологию. А с какого перепугу они должны были это делать? Здесь уже успело вырасти целое поколение, постоянно обрабатываемое враждебной СССР пропагандой, которое никогда не жило в России. Здесь осело немало людей, считавших коммунистов предателями, уничтожившими их родную страну и отнявшими имущество. Далекий голос Советского Союза, здесь был неразличим в потоке мрачных воспоминаний очевидцев крушения Российской Империи, спустя годы забывших грехи свои, но свято помнящих преступления красных комиссаров. Да, они ненавидели поляков, каленым железом выжигающих из них память о собственных предках, с их утробной ненавистью ко всем русским, белорусам и украинцам. Но с какой стати они должны были любить новую власть? А мы лишь укрепили их в своей ненависти, первым делом принявшись за "перераспределение" материальных благ, вновь отнимая у далеко не самых богатых людей часть имущества, обещая когда-нибудь все поделить по-честному, не сообщая, когда случится данное чудо. И получили то, что получили! Очевидно, что так думали далеко не все. И все же, пока мы не начнем бить немцев, пока местные жители не убедятся в том, что цель фашистов не в свержении коммунистического строя, а в уничтожении неполноценных народов, в списке которых есть и они сами, оружие им в руки я не дам. И другим дать не позволю! Результатом многодневной "битвы за призывников", как немедленно окрестил это действо Куликов, стали девять инженерных бригад особого назначения, ударными темпами формируемых в окрестностях Минска, вбирая в себя новобранцев из западных областей Белоруссии, невзирая на их возраст, опыт и навыки. Нерационально? Быть может, зато на душе спокойней.

Но это было далеко не все. По всей стране стремительно набирались отряды из старшеклассников и студентов, которых манила романтика грандиозных мирных строек, куда их якобы повезут, кого на Кавказ, а кого на Дальний Восток. А во всех этих отдаленных местах, хоть и не столь романтических, уже формировались колонны заключенных, бесплатный труд которых вновь потребовался отечеству. Впрочем, советское правительство могло за работу и заплатить. 15 июня 1940 года, на восемь месяцев раньше, чем в моем прошлом, было принято совместное постановление СНК БССР и ЦК ВКП(б) "Об обеспечении оборонного строительства БОВО", согласно которому Белорусские власти обязались нанять за денежное вознаграждение почти 18 000 человек и 1 500 подвод. Уже через месяц стало ясно, что этого недостаточно. Бумажку уровня республиканского дополнила бумаженция уровня всесоюзного, явив на свет божий постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) "О введении платной рабочей и гужевой повинности на закрытом строительстве". Дело добровольное плавно превратилось в добровольно-принудительное, за уклонение от которого была предусмотрена уголовная ответственность, во всем своем советском многообразии. Было и еще одно отличие. На этот раз симбиот, помня содержание статьи в каком-то военном журнале, случайно вычитанной им сидя с сигареткой в зубах на любимом унитазе, взял эти мероприятия под свой пристальный контроль. Я очень сильно не хотел повторения ситуации, когда нанятые рабочие сотнями бежали со строительства, не способные отработать даже затраты на собственное питание из-за заниженных расценок, завышенных норм, постоянных простоев и прочих управленческих ошибок. Ситуация была настолько идиотическая, что некоторые из них формально оказывались в должниках Наркомата обороны! К тому же, моя родная бабулька, принявшая непосредственное участие в этих событиях, поведала мне немало интересных историй. Например, такую, что два месяца они питались исключительно ... свекольной ботвой!!! Зато ботвы было много! Вареной, жареной, пареной, сырой. На любой вкус! Я буквально изнывал от нетерпения, ожидая первого похожего случая, намереваясь устроить показательную казнь через мапупу мудаку-руководителю, допустившему подобное гадство.

Вопрос с поиском рабсилы плавно сменился вопросом катастрофической нехватки строительных материалов. Одна за другой, со скрипом, стоном, протестами мелкого и глухим сопротивлением среднего начальствующего звена, по всей стране останавливались гражданские стройки. С музеями и картинными галереями придется малость обождать. Исчезли последние сомнения по поводу того, что на войне самый хлипкий ДОТ гораздо полезней самого крепкого Обкома партии, точнее здания, в котором сидит этот Обком, и способен пережить гораздо больше попаданий, чем барак для рабочих. Товарищ Сталин подал своим подчиненным хороший пример, пойдя на жертвы личного плана, волевым решением приостановив все работы по возведению циклопического здания Дворца Советов, столь дорогого его сердцу. Видимо Иосиф Виссарионович рассудил, что немцы могут и не проникнуться величием архитектурного ансамбля, и увенчать вершину небоскреба не стометровой статуей Ильича, а не менее величественным изваянием Адольфа Аллоизовича, победно возвышающимся посреди Московского моря. Как бы то ни было, но тысячи тонн высококачественного цемента, арматуры, гранита и еще бог знает чего, старательно закапываемые в слабый московский грунт, были по братски разделены между строителями УРов и НИИ Танкостроения. Боюсь даже представить, сколько бабла поднимет на заливке фундамента под Храм Христа Спасителя решивший его восстановить человек в кепке, при учете того, что коммунисты этого сделать не успели.

Со стороны могло показаться, что слишком большие изменения произошли за слишком малое время. Но это не так. Это была наглядная иллюстрация мощи плановой экономики, все нити управления которой сосредоточены в руках государства. Это первая ласточка того невероятного мобилизационного потенциала, который позволил провести эвакуацию 1600 заводов и фабрик, за считанные месяцы собрать их заново в голом поле и к середине войны превзойти производство противника, из обломков воссоздав танковые корпуса и армии, и заполнив небеса самолетами с красными звездами на крыльях. Эту систему сложно в чем-то убедить, сложно изменить направление ее усилий, но если вам это удалось, то развернувшись и осмотревшись, она неумолимо пойдет вперед, сминая перед собой любые препятствия. Она так устроена. Так что, это было всего лишь началом. Партия и ее функционеры — мозг и приводы созданной системы, почувствовали угрозу самим основам своего существования. И начали защищаться, точно так же, как это было в Гражданскую войну, отправляя в бой все, что только можно и даже больше. Не имея возможности открыто начать подготовку к войне, провести мобилизацию и перевести промышленность на военные рельсы, система начала искать обходные пути. И находила их!

Но все это было делом будущего, хотя и очень-очень близкого. Сейчас, за опущенными автомобильными стеклами, во всю силу жарило июльское солнце. Мы с Карбышевым решили на месте оценить нынешнее состояние укреплений, на двух машинах выехав в район Заславля, на западной окраине которого была компактная группа ДОТов, прикрывавшая шоссе на Раков. От них до центра Минска было меньше двадцати километров! Всю дорогу Дмитрий Михайлович занимался просвещением неожиданно отупевшего командующего, решительно ничего не понимающего в устройстве укрепленных районов. Хотя здесь я лукавил, сознательно передавая инициативу в руки знающего специалиста.

Слушая генерала, я постепенно понимал, как далеко нашей "линии Сталина" до французской "линии Мажино" или немецкого "Западного вала". Достаточно сказать, что на 1800 километров западной границы, без учета финского участка, мы имели укрепленных сооружений меньше, чем было у французов на пятьсот километров. При этом стоит учитывать их качество. Абсолютное большинство наших ДОС, были одноэтажными пулеметными двух или трехамбразурными огневыми точками фронтального огня. В наших укрепленных районах фактически существовала лишь главная оборонительная полоса, которая на настоящий момент была лишена инженерных заграждений и полевых укреплений. Только бетонные коробки с пулеметами и точка. Пять с половиной тысяч устаревших ДОТов, размазанных тонким слоем по всему протяжению старой границы. Для сравнения, линия Зигфрида на шестьсот километров фронта имела полосу обеспечения глубиной до 20 километров, главную полосу, максимально насыщенную огневыми точками, глубиной от 8 до 16 километров, и тыловую полосу, глубиной до 100 километров. По всему этому пространству было рассредоточено до 16 000 разнообразных долговременных сооружений! К этому стоит добавить еще одну ложку дегтя. Большинство наших ДОТов имели электро— и водоснабжение от внешних источников! Проще говоря, в них не было собственных электрогенераторов и доступа к воде. Как вы думаете, сколько можно просидеть в бетонном саркофаге без вентиляции, задыхаясь ядовитыми пороховыми газами, не имея воды, без которой невозможно даже пулеметами пользоваться, ведь у "максимов" водяное охлаждение!?!

К этому дню в Белоруссии существовало четыре укрепленных района: Полоцкий, Минский, Мозырьский и Слуцкий. Самым новым, и в тоже время самым слабым, был Слуцкий УР, строительство которого началось в 1938 году и к событиям 39 года, отодвинувшим границу на запад, оно так и не было завершено. Те сооружения, что успели достроить, были не вооружены и практически не имели средств связи, наблюдения и управления. Просто пустые бетонные коробки, наспех присыпанные землей. Проектирование и строительство других УРов началось еще в 1929 году, они были полностью завершены строительством, оснащены вооружением, приборами и оборудованием. Из общей канвы несколько выбивался Минский, поскольку по программе 38 года, для его усиления было начато строительство нескольких сооружений — артиллерийских капониров и полукапониров, которое тоже завершено не было. Всего в нем на 110 километров фронта было 326 огневых точек. И все бы хорошо, но между этими УРами зияли громадные бреши. Проще говоря, они вообще не были единой системой укреплений. Между Минским укрепрайоном и его северным соседом Полоцким разрыв по фронту составлял 120 километров. Через этот пролом могла парадным маршем пройти не только танковая группа, но и весь Вермахт в полном составе!

Но все эти сожаления и критика, на самом деле от лукавого. Советский Союз для укрепления собственных границ имел возможностей гораздо меньше, чем та же Франция. Дело даже не в том, что ее длина измерялась десятками тысяч километров, а в том, что стране было не до укрепрайонов. Жрать нечего было, какие уж тут ДОТы! Последствия Гражданской войны с полным разрушением экономики сказывались еще долгие годы, а то, что построили, было создано для противодействия совершенно другому противнику — польской армии, возможности которой были несравнимо ниже немецкой. Основная масса наших ДОС была рассчитана на многократные попадания снарядов калибром 120-150 мм основываясь на том, что у поляков, на всю их военную машину, имелось не более десятка пушек большей мощности! Слабые противотанковые возможности УРов тоже объяснялись именно этим, у польской армии до середины тридцатых годов танков просто не было, за исключением нескольких ржавых драндулетов времен Первой мировой войны. Против кого противотанковую оборону строить было? С отсутствием зенитного прикрытия ситуация полностью идентична. Броневые колпаки и затворки не выдерживали прямого выстрела дивизионной артиллерии? Так ведь, когда их проектировали, сухопутных артиллерийских систем подобного уровня просто не существовало!

И все же, я верил в эти саркофаги, несмотря на все их недостатки! Верил, потому что знал, каких усилий стоило немцам преодоление даже таких сооружений, с учетом того, что большую часть их оборудования распотрошили для постройки ДОС на новой госгранице. Там, где наши части успевали своевременно занять линию укреплений, немцам приходилось кисло. До подхода полевых армий, немецкие танковые части так и не смогли пробиться через Полоцкий УР, занятый растянутыми на 50-60 километровом фронте стрелковыми дивизиями. Так и остался неприступным Киевский УР, семьдесят дней сдерживавший фронтальный нажим фашистов, оставленный нашими частями лишь в после катастрофического окружения Юго-Западного фронта. А вот Могилев, даже без бетонных укреплений, имея мощную артиллерийскую поддержку и приемлемую протяженность позиций, держался двадцать восемь дней! В отличие от моей реальности, у нас было как минимум десять месяцев, чтобы превратить тонкую фанерную завесу в крепкую бетонную стену. У нас были люди, были талантливые инженеры, было оборудование и материалы! И мы будем этим пользоваться!

Широким барским жестом, Автобронетанковое управление, в моем лице, разумеется, подкинуло строителям УРов сладкий пряник. Сейчас Карбышев пытался объяснить мне, каким образом он собирается использовать почти семь тысяч артиллерийских башен от легких танков БТ, Т-26, броневиков и прочего железа, с которых после переоборудования все это хозяйство снимали. В нагрузку к этому, инженеры получат несчетное количество башен пулеметных и около двух тысяч 45-мм танковых пушек россыпью. Сказочное богатство! Главное, чтобы не случилось того, что бывает с долго голодавшим человеком, дорвавшимся до царского стола. Но особенных иллюзий у нас не было. Все эти башни были одноразовыми. После того, как они обнаружат себя, время их жизни зависит от размеров везения гарнизонов. Картонная броня и неподвижность делает их легкой добычей даже полковых и легких противотанковых пушек. Ни малейших возможностей усилить бронирование никто из нас не видел. Для повышения выживаемости, Дмитрий Михайлович предлагал размещать подобные укрепления только на обратных скатах высот, либо за какими-то естественными препятствиями, чтобы исключить возможность их уничтожения выставленной на прямую наводку артиллерией. Такие огневые точки фланговым огнем должны были задержать вклинившиеся в оборону укрепрайона танки и самоходные орудия, а пулеметные башни помогут прижать к земле штурмовые группы, пытающиеся с тыла подобраться с ДОТу. В общем, если хорошенько все продумать, то даже такой хлам вполне неплохо послужит. Со своей стороны, я настойчиво объяснял Карбышеву свою позицию, говоря о том, что прежде всего меня интересует не столько сам УР, сколько хорошие рокадные дороги вдоль него. А лучше несколько рокад! Штучки три, как минимум. Как бы сильны не были укрепления, немцы все равно их преодолеют. Поэтому от того, насколько быстро за ними успеет развернуться танковая армия, напрямую зависит успех всей операции! Так что тут надо было думать, думать и еще раз думать.

За разговором мы даже не заметили, как миновали улицы Заславля. Беседу прервал водитель, сообщивший о том, что мы почти на месте. Он серьезно опасался, что просто проедет мимо, поскольку ни разу тут не был, а взять проводника товарищи генералы не догадались. Впрочем, проехать мимо нам не удалось. В придорожных кустах мы заметили небольшую группу полуголых красноармейцев, занимавшихся чем-то непонятным. Я приказал остановиться, и мы всем скопом полезли на улицу, кряхтя и разминая затекшие спины. Дороги тут конечно...

Бойцы то ли нас не заметили, то ли им было все равно, но никто своих занятий не прервал. Большая часть из них, удобно развалившись в тени, вела мирную светскую беседу. Лишь пара человек с топорами в руках изображала активную деятельность, нарезая круги возле чахлых кустиков акаций. В чем заключался смысл этих брожений, я понять не мог, как не старался. Не понимал этого и Карбышев. Немного потоптавшись на обочине, и не дождавшись никакой реакции, мы направили свою поступь к отдыхающим. Бойцы засуетились. На ходу натягивая гимнастерку, к нам побежал их представитель, прикрывавший спешный отход товарищей, судорожно хватавших одежду и нырявших в кусты.

— Сержант. Что у вас тут происходит?

— Сержант Колобродько. — представился подбежавший красноармеец. — Личный состав выполняет работы по расчистке секторов обстрела...

— Видим. Умаялись, бедняги. В поте лица, не щадя живота своего... Давай, веди к командиру, аника-воин.

Густо покраснев, боец повел нас к укреплению, расположенному на вершине небольшого холма, господствующего над окружающей местностью. Видимо ни у кого из солдат не хватило ума предупредить своих товарищей в ДОТе, потому как наш визит оказался полнейшим сюрпризом. Возле входа в каземат, укрывшись в тени перехода, мирно дремал часовой с карабином, всей своей позой показывая, что в караулах он бывал не единожды и в совершенстве овладел искусством сна в стоячем положении. Чуть поодаль, в тени раскидистой сирени, компанию своему подчиненному составил и командир. Разложив на земле какую-то тряпку, больше всего похожую на старый масхалат, лейтенант устроился за чтением книжки, да так и заснул, прикрыв лицо потертым книжным изданием. Откровенно говоря, я рассчитывал именно на что-то похожее, поэтому никакого волнения не проявил, чего нельзя было сказать о Карбышеве. Генерал был в бешенстве. Его утонченное лицо побелело от гнева, разве что пар из ушей не повалил. Но от комментариев он пока воздержался.

Лейтенант, разбуженный подчиненным, подскочил, как ужаленный, и на ходу поправляя обмундирование, подбежал к нам:

— Старший лейтенант Сенечкин.

— Докладывайте, — чуть слышно проговорил генерал, едва сдерживая готовый вырваться наружу громогласный крик.

— Личный состав завершил работы по расконсервации долговременной огневой точки. В настоящее время занимается расчисткой секторов обстрела.

— Видим, как вы занимаетесь, — уже прошипел Карбышев. — Ладно, с вами я поговорю чуть позже. Ведите, показывайте свое хозяйство.

Странно, но лейтенант был совершенно спокоен. Такое впечатление, что грядущая головомойка ему по барабану. А хотя... Куда могут сослать дальше укрепрайона? Погоны снять? Вряд ли... Так чего ему бояться-то?

Откровенно говоря, ДОТ произвел на меня гнетущее впечатление. Всего четыре крошечных помещения, два из которых были сквозными проходами. Нет ни туалета, ни комнаты для отдыха. Даже боезапас хранился прямо в боевых казематах. Вместо броневых дверей — толстенные деревянные, обшитые стальными листами. По моей просьбе, лейтенант, при помощи сержанта, открыл одну из бронезаслонок, предварительно скатав газонепроницаемый чехол. Я посмотрел в амбразуру и ... не удержавшись, заржал во весь голос. Буквально в нескольких десятках метров впереди паслось стадо коров. Самых обычных коров, правда, на мой взгляд, мелковатых и тощих. Отсюда даже были слышны звуки хлыста пастуха, отдаленно напоминающие пистолетные выстрелы. Ну а где им еще пастись-то? Местных жителей отсюда никто не отселял! Вот и бродят по секретным объектам.

После такого Карбышев уже не выдержал:

— Лейтенант! Связь со штабом батальона! Быстро!!!

Немного помявшись, Сенечкин проговорил:

— Связи нет, товарищ генерал-лейтенант.

— Как нет? — даже опешил военный инженер.

— Кабель глубокого залегания поврежден. Связисты восстанавливают, — и спустя пару секунд добавил: — Пятый месяц...

— Так установите связь по радио! Ведь у вас должно быть радио! Вон же оно в углу стоит!

— Это муляж. Ну, из него все запчасти вынули, только коробка осталась. Запчастей не хватает, вот и разобрали для радиостанций на НП. Да и не умеет у нас им никто пользоваться, товарищ генерал. Этим приданные связисты занимаются, а они все в расположении остались.

Уже готовый матерный вопль был неожиданно прерван вломившимся в помещение майором. О! Местное начальство пожаловало. Что-то быстро оно, видать, где-то совсем рядом были. Не давая никому проговорить и слова, я обратился к своему главному саперу:

— Дмитрий Михайлович. Я покурить выйду. А ты тут ... продолжай осмотр.

И ломанулся на улицу, не желая участвовать в разборках местного масштаба. Из ДОТа Карбышев вылез минут через пять, весь красный, как рак, и донельзя возбужденный. Вновь опередив его слова, я произнес:

— Давай так, Дмитрий Михайлович. Я думаю, ты тут задержаться на пару дней хочешь? А с инспекцией мы с тобой через недельку другую нагрянем. А я сейчас поеду к своим танкистам. Вчера приехал Еременко. Знаешь Андрея Ивановича? Так вот, он назначен командующим 2-ой танковой армией в наш округ. Надо с ним поговорить...

С благодарностью выслушав мою речь, генерал произнес:

— Да... Засиделся я в своей Академии. Забыл уже, как оно у нас ... бывает. Ну, ничего, я их в чувство приведу!

Глава десятая

Сто восемьдесят пять дней — это много. Сто восемьдесят пять дней — это целых шесть месяцев. А шесть месяцев — это... Много это... Хотя, все познается в сравнении. За ничтожное, с исторической точки зрения, время со мной произошло гораздо больше, чем за всю прежнюю жизнь. Хорошо это или нет, я утверждать не возьмусь. Теперь уже не возьмусь. Оглядываясь назад, нужно признать, что я представлял себе все несколько иначе.

Не берусь говорить за других, но сам, читая любую книгу, целиком погружался в воображаемый мир, пытаясь примерить на себя личину главных героев. Это не сравнить с фильмом или видеоигрой, где за тебя все решил кто-то другой. В этом мире ты сам творец и разрушитель, ангел и демон в одном лице. Так уж сложилось, что для простого человека — это одна из немногих возможностей побывать в том месте, в котором хочется. Сбежать от той серой рутины и безнадежности, в которой вынужденно прозябает большинство. В какой-то момент ты понимаешь, что время летит мимо с пугающей скоростью, с годами лишь набирая обороты. Еще вчера ты впервые поцеловал девчонку, сбежав с ней от надоевших уроков и нравоучений, а сегодня, скобля любимой бритвой закостеневшую щеку, ты замечаешь, как залысины плавно достигают вершины головы, а некогда густая шевелюра сменилась чахлой растительностью, разбросанной редкими рощицами по лысеющей голове. Все время кажется, что еще чуть-чуть, еще немного, и случится что-то необычное, что-то замечательное и трогательное, что-то такое, ради чего ты действительно существуешь. Но годы летят, а чуда все нет и нет. Окончил школу, поступил в институт. Получил диплом, пошел работать. Работа — дом, дом — работа. Раз в год законный отдых, в том месте, на которое хватило денег. Со временем ты понимаешь, что жизнь, в общем-то, из этого и состоит. Ты родился для того, чтобы продолжить род. Ты учишься, чтобы работать. Ты работаешь, чтобы выжить, а выживаешь ради продолжения рода. Круг замыкается. Но ты понимаешь это разумом, той его частью, что складывает и умножает, делит и вычитает. Той частью, что отвечает за рациональное. Но есть и другая, которая неустанно шепчет тебе: "Как же так? Неужели все так банально и просто? Неужели ты будешь лишь одним "из"? Одним из тех, на чьей могиле можно написать только слово "был". Как же так, ведь я такой уникальный!". И вот чудо происходит...

Ты на коне! Еще вчера ты мечтал получить должность мелкого начальника, заработать на пару копеек больше, ужавшись и затянув пояс потуже, купить новенькую машину, ну или хоть компьютер. А сегодня ты стал генералом, вершителем судеб и исторической личностью. Надев маску другого человека, своим трудом, знаниями или чем-то иным пробившего себе дорогу на самый верх, ты получил доступ к тому, чего хотел всю жизнь. Пользуясь чужими знаниями, добытыми потом и кровью, ты с видимой легкостью добиваешься поставленных целей. И каких Целей! Спасти! Сохранить! Преумножить! Их можно потрогать руками. Они близки и понятны. И ты увлекся. Работаешь день и ночь, не обращая внимания на мелкие трудности. Есть цель! Зримая цель, которую нужно достигнуть любой ценой! Ты даже знаешь, как делать не нужно! И все бы хорошо...

Но эйфория проходит. Рано или поздно. У меня вот, через шесть месяцев. Не знаю, много это или нет. Не суть важно. Главным было то, что в какой-то момент я понял, что здесь совершенно один. Совсем один. Я не понимаю людей сегодняшних, а они лишь делают вид, что понимают меня. Между мной и даже самыми близкими товарищами, которыми уже успел обзавестись, лежит бездонная пропасть. Одно радует, что хотя бы поздно, но я понял, что между мечтой и реальностью существует громадная разница. Нельзя просто взять и стать тем, кем ты никогда не был! Очень неприятно осознавать, что такой тихий и никчемный мирок моего прошлого, оказался мне гораздо ближе, чем бурная и многогранная действительность настоящего. Хорошо быть героем в своих мечтах, когда есть возможность из космической битвы или с тонущего корабля спокойно вернуться на мягкое кресло. А тут-то спасительного дивана нет!

Совершенно неожиданно, оказалось, что мне точно так же как и всем остальным сложно обходиться без простых житейских радостей. То, что казалось раньше обыденностью, здесь превратилось в несбыточную мечту. Попить пивка со старыми друзьями, поцеловать мать и пожать руку отцу. Пойти в кино и посмотреть очередной бессмысленный, но динамичный американский фильм. Прочесть еще одну невразумительную книгу, единственным отличием которой будут обвиняемые. Ну, в смысле, виноваты не евреи или англичане, а, допустим, китайцы или марсиане. Вся это оказалось мне гораздо ближе и важнее, чем война с Германией и спасение Отечества. Я ненавидел себя за это, сравнивая себя то с тряпкой, то с безвольной куклой. Раскис, расплылся, растекся. С огромным трудом, я еще удерживался от срыва на людях, ногами утрамбовывая собственных тараканов как можно дальше в душу. Но это лишь отсрочка неизбежного.

С чего вдруг меня так расплющило? Трудно сказать. Какое-то время мне казалось, что все замечательно. Я довольно спокойно пережил свой перенос в прошлое. Философски смотрел на свой возросший возраст. Казалось, что могу жить и без общения с родными и близкими. Ну, как же, ведь есть что-то гораздо более важное! Но как только исчезла непосредственная опасность для жизни, меня начало выворачивать наизнанку. Появилось время, которое я мог тратить не только на выживание, но и на жалость к себе. К себе, к себе — любимому! А уж как мы любим находить себе оправдания...

Выяснилось, что я вовсе не твердокаменный герой, лишенный чувств и эмоций. Ничто не проходило бесследно, а лишь откладывалось в долгий ящик для более подходящей обстановки. Ранее казавшееся несущественным отличие людей и их поведения, сейчас мутировало в непреодолимую преграду. Находясь в центре событий, я все равно чувствовал себя одинокой песчинкой в безжизненном вакууме. Скажите, вы часто видели на улицах инвалидов? Безногих, безруких? Нет? А тут их полно! Последствия войн? Если бы! Полиомиелит! Болезнь, о которой в наше время уже забыли, а здесь на улицах частенько попадаются сухорукие или ... хм ... сухоногие люди. Вы когда-нибудь видели двухметрового мужика с ручкой младенца? А я видел! Если вы повстречали человека с повязкой на лице, это еще не значит, что он не хочет дышать дымом от торфяных пожаров. Сифилис! Дикость для моего времени — обыденность здесь. И это только внешние отличия.

Что касается отличий внутренних, то выразить их конкретными словами и выражениями весьма сложно. Чтобы лучше понять это, попробуйте объяснить, чем отличается мировоззрение современного вам россиянина и не менее современного европейца. Признаюсь честно, к особенностям пресловутой "русской души", я отношусь с известной долей юмора, как и к богоизбранности и богоспосаемости российского народа. Относительно избранности на ум приходит только известная народная мудрость про то, как бог шельму метит. Ну, а по поводу того, насколько и от кого нас постоянно спасают, каждый волен думать в меру своей испорченности. И все же, что-то такое есть. Правда, тут я могу говорить только за себя или, в лучшем случае, за своих родных и близких. Есть что-то такое — нечто, что невозможно выразить словами, что не дает нам поставить знак равенства между нами и, допустим, немцами или англичанами. Мы чувствуем это, соприкасаясь с проявлениями их культуры, однако высказать это словами никак не получается. Во всяком случае, мне этого слышать не доводилось, и даже более того, мне кажется, что человек, которому это удастся, может смело претендовать на роль нового абсолютного властителя России.

С чего вдруг? Да как вам сказать... Старый мир для всего бывшего СССР рухнул, а нового на его месте не возникло, по крайней мере, до того момента, когда я оттуда провалился в прошлое. Появился некий вакуум в идеологии, морали и общественной жизни, который никак не удавалось заполнить разумным наполнением. Даже те, кто стоял у кормила власти в моей реальности не понимали, а чего собственно они хотят и куда идут. На первое время хватало лозунга, что мы идем туда, где нет коммунизма, при этом конкретного понимания, что такое коммунизм, не было даже у самых идейных борцов с ним. Они упорно отождествляли его с идеологией коммунистической партии. Скорбные голоса отдельных "несознательных элементов", говорящих о том, что между ИЗНАЧАЛЬНОЙ ИДЕЕЙ и тем, что ПЫТАЛИСЬ ПОСТРОИТЬ, существует колоссальная разница, мало кого заинтересовали. Спустя некоторое время, пришло понимание, что все чего добивались, разваливая СССР, оказалось фантомом. Понимание того, что построить капитализм, НЕ имея в стране частного капитала — НЕ возможно, пришло далеко не сразу. Заводы с пароходами есть, а тех, кто может их купить — нет. Спустя лет десять, после крушения Советского Союза, до большинства простых людей, которые еще недавно лезли на баррикады, защищая "новорожденную Российскую демократию", начало доходить, с трудом, правда, что капитализм изначально запланировали построить за их счет. А вы что думали, в сказку попали? Оказалось, что "свободой слова", могут пользоваться далеко не все — большинству просто нечего сказать, а тех, кому есть, вовсе не собираются слушать. Чудесное открытие того, что "свободная пресса", всего лишь стоит гораздо дороже не свободной, для многих и многих так и осталось непознанным. Ну и самое главное, воистину величайшее открытие, заключалось в том, что особенной разницы между пустыми и ломящимися от товаров полками в магазинах, не существует. Действительно, какая разница между тем, что не смогли купить, потому, что не было товара, и тем, что не смогли купить, потому, как не было денег? Это даже тяжелее — раньше хоть не знали, что это вообще возможно...

Впрочем, под раздачу попали не только простые люди. "Революционеры", в "тяжелейших боях" свергшие ненавистных коммунистов попали ничуть не меньше. Спустя пару лет из любимцев всего "прогрессивного" Отечества, они плавно перекачивали в разряд изменников Родины, от которых как черт от лада шарахаются даже бывшие сподвижники. Заокеанские "друзья" к ним тоже интерес потеряли. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. А круче всех встряли властная верхушка и новорожденные капиталисты, резко сменившие партбилеты, на нагрудные значки НДР и Единой России, прекрасно смотревшиеся на их пиджаках, висящих на спинках кожаных кресел в директорских кабинетах свежеприобретенных честнейшим путем заводов и шахт. Оказалось, нацепить на себя шмотки от "версачи" и бирюльки от "ролекс" вовсе недостаточно для того, чтобы тебя признали за своего на обожаемом западе. Получив в своей стране власть бесконтрольную и практически ничем не ограниченную, за рубежом они по-прежнему оставались презренными варварами. Даже хуже, чем варварами. Ну, а как еще можно воспринимать людей, которые всего за полтора десятка лет трижды смени свои политические взгляды? Вы себе можете представить, допустим, английского лорда, который называет своих солдат ворами, насильниками и военными преступниками, или начинает публично каяться за концлагеря для буров? Как можно воспринимать людей, которые преступным путем нажили несметные состояния, умудрившись за десяток лет не вложить в развитие собственного бизнеса ни копейки, но гордо именующие себя свободными предпринимателями? Почему преступным? Я уже сказал — не было в стране частного капитала! Иначе как мошенничеством или силой его взять было негде! Нет ничего удивительного в том, что называли их заслуженными именами — ворами, предателями и коллаборационистами. О-оо! Разумеется, не в лицо. На западе хорошо знают цену деньгам, пусть даже они будут с трупным душком. В лицо им улыбались, вежливо жали руки и называли спасителями России. А за спиной плевались и тщательно мыли те же самые руки, как будто долго копались ими в зловонной помойке. Можно конечно возразить, что ЭТИМ людям, плевать на то, что о них думают. Уверяю вас — это не так. Деньги и власть неразрывно связаны с таким понятием, как признание. Это действительно единственная вещь, которая их по настоящему волнует, за исключением драгоценной шкуры, конечно же. И вот когда приходит понимание того, что как бы ты ни крутился, как бы высоко ты не сел и сколько бы бабок не срубил, все равно ты будешь человеком второго сорта, это наносит удар воистину сокрушающей силы. Глядя на улыбающиеся лица, на палубах новеньких океанских яхт, в окружении самых дорогих проституток, можно этого и не заметить, но дело обстоит именно так. Наверное, очень плохо быть ненавидимым там, где ты живешь, и быть презираемым там, где ты жить хочешь?

К чему я все это? Да к тому, что вывести народ из деградации может только некая цель, пусть и не достижимая, но зато ясная и понятная. Главное не в том, достигнем мы ее или нет, главное в том, что мы будем к ней стремиться. Но для этого необходимо одно маленькое условие. Для начала мы должны идентифицировать себя — кто есть мы такие? С чего вдруг мы будем называть себя пупом мироздания? Так вот, тот, кто сможет это сделать — объяснить народу кто он такой, смело может нацепить на себя пожизненную мантию императора всероссийского.

Нельзя сказать, что попытки объединения нации не предпринимались. Правда, использован был самый примитивный метод. Если все плохо внутри, значит надо найти этому внешние причины. Короче говоря, найти врага, на почве борьбы с которым все вдруг сплотятся возле знамени. Но и тут вышло недоразумение. Ну, как недоразумение, всенародный консенсус по поводу того, что америкосы и наглы — козлы позорные, был достигнут достаточно быстро... И все на этом и закончилось. Ну да, козлы, ну да, позорные. И что дальше-то? Воевать с ними будем, али нефти с газом не дадим? Воевать — кишка тонка и руки коротки, а без денег за газ с нефтью жрать нечего будет, за двадцать лет разучились вообще что-либо делать самостоятельно. Да и сама угроза получилась не совсем вразумительная. Хотя мою точку зрения разделяют далеко не все. Интернет буквально кишит книгами, описывающими вторжение злобных америкосов то на Байкале, то на Кавказе, а иногда даже прямо в Москве. Некоторые заходят издалека, на роль застрельщиков будущего конфликта выдвигая не менее злобных турок, мечтающих вернуть в лоно Блистательной Порты лучшую Черноморскую жемчужину — Крым, оказав помощь братскому татарскому народу, в его священной войне с неверными.

Ну-ну. Видите ли, какая штука, помимо самолетов и авианосцев нужно и еще одно важнейшее условие — те, кто способен повести всю эту навороченную технику в бой. Разумеется, пилоты и матросы у буржуев еще не перевелись, вот только готовы ли они пойти в бой с серьезным противником? И вообще, а готов ли американский народ пожертвовать своим спокойствием и благосостоянием для достижения каких-то мифических целей? Конечно же они были бы рады, если русские провалились прямиком к дьяволу, вместе с ракетами, но вот делать это своими белыми рученьками... Одно дело гонять по пустыне, местонахождение которой не вполне представляет себе девяносто девять процентов населения, вооруженных чуть ли не кремневыми ружьями федаинов Саддама, прекрасно понимая при этом, что твой дом находится в полной безопасности. Другое дело, когда на голову твоего чилдрена вполне может приземлиться ядреная бомба мегатонн так в двадцать, а может и в тридцать. Даже принимая в расчет Российские военные мощи, ни один американский генерал, находящийся в здравом рассудке, не даст гарантии того, что ответный удар русских будет нейтрализован. Всего нескольких боеголовок будет достаточно для того, чтобы свести на нет ЛЮБЫЕ плюсы от победы в этой гипотетической войне. К тому же, я сильно сомневаюсь в возможности победить в войне с Россией исключительно обычными вооружениями. Это будет стоить гигантских человеческих жертв, на которые запад просто не может пойти. А теперь попытайтесь объяснить, зачем им нужны радиоактивные руины на месте РФ? Как они смогут воспользоваться плодами победы? Любая война несет в своем зародыше некую материальную основу. Проще говоря, выгоду, которую можно потрогать руками. Это либо земля, либо ресурсы, либо деньги. На худой конец, враг должен представлять хоть какую-нибудь угрозу, изнывая от желания отнять вышеперечисленные блага у их законного владельца. Оценить уровень угрозы России сами сможете? Ну и на сладенькое, попробуйте объяснить, какой смысл войны со страной, которая и так медленно, но весьма уверенно, продолжает гнить в собственном, пусть и очень большом, болоте? В завершение скажу совсем уж крамольную мысль. Лично мне кажется, что подавляющая часть американской элиты от досады вырвала последние волосянки на интимных местах, коря себя за то, что способствовали в той или иной степени развалу СССР. С чего вдруг? А вот этого я вам не скажу, сами попробуйте догадаться.

Что-то я совсем в дремучие дебри забрался. Хотя, это даже к лучшему. Нагляднее будет. Представьте себе, что человек с подобной кашей в голове попал в это время. Без твердых убеждений, без веры в кого-либо, без малейшей цели в жизни, зато с вагоном амбиций и прицепом цинизма. Возможно, что вы сможете понять, как он себя чувствует и как к нему относятся окружающие. Где бы я ни был, в каком бы обществе ни находился, как бы хорошо ни маскировался, все равно смотрюсь как бетонный столб посреди скоростного автобана. Завидев его издалека, водители судорожно жмут на тормоза и выкручивают руль, попутно обкладывая по матери оленя, поставившего эту хреновину посреди дороги. А как приятно себя чувствует столб! Где стоит? Зачем стоит? Кто поставил-то? Так недолго и верующим стать, каждый раз креститься начинаешь, когда смерть вновь проходит рядом.

Хотя, спасательный круг мне все же кинули. Я абсолютно уверен в том, что встреча с Машей не была случайностью. Те, кто засунул меня в прошлое, наверняка хорошо понимали, какой стресс перенесет человек в одночасье потерявший все, включая собственное тело. И что же? Лишь только я открыл глаза, как перед ними замаячил ангелочек, странным образом сочетающий в себе черты матери, сестры и любимой женщины. Умный и образованный ангелочек. Гордый и в то же время способный прощать или не замечать ошибки мужчины. Красивый, застенчивый и беззащитный, такой, как будто какой-то мастер-скульптор выточил его из мрамора, украв твои самые сокровенные мечты об идеале. Да она даже готовить умеет! К несчастью, подобными навыками может похвастаться далеко не каждая современная мне девушка. Да и те кто умеют... Между умением и реальным делом существует громадная разница. Это хорошо, когда на праздник твоя женщина может накрыть прекрасный стол. Но еще лучше, когда это происходит не только по праздникам. Как бы это объяснить попонятней... Мужчины очень тонко чувствуют, когда что-то делается по необходимости или из-под палки, а когда это идет от души, не потому, что надо, а потому, что в удовольствие и себе и твоему любимому.

И вот такое чудо буквально материализуется из воздуха рядом с немощным и растерянным попаданцем. Кормит с ложечки и поит микстурами. Одним своим присутствием смело заявляя о том, что жизнь вовсе не закончилась, а, наоборот, все лучшее еще впереди. Знаете, почему мужчины не любят работать с женщинами? Да потому, что рядом с ними очень сложно ошибаться! Лишь самые большие оптимисты могут позволить себе ударить лицом в грязь перед той, которая тебе не безразлична. В общем, это здорово мобилизует, и быстренько вытесняет из головы мыслишки о своей тяжкой и незавидной доле. Короче говоря, я просто не верю, что это могло произойти случайно. О нет, боже упаси, я вовсе не о том, что Маша инопланетянин, нацепивший на себя человечью шкуру. Я говорю о том, что кто-то здорово покопался в моей голове в поисках нужного образа. А потом сумел найти подходящего человека и, каким-то способом, подсунуть его в нужное место и время, точно так же, как меня — к крану в ванне, соседа с проводом — к батарее, а Павлова — к лампочке, будь она неладна.

И все же, где-то они там обсчитались, или просто считают хреново. Стоило мне немного побыть в одиночестве, как, сначала смутно, а потом все ярче и ярче, начала проявляться совсем другая картинка. Возможно, они слишком перестарались, стремясь угодить моим тайным желаниям, и теперь я столкнулся с весьма неприятной проблемой. Я не воспринимаю Машу как любимую женщину! Дело не в том, что чувства пропали, дело в том, что они изменились. Она была жилеткой для плаксы, хорошим другом, зеркалом младшей сестры и даже немного мамой! Ну, а как еще-то? Кого первым делом видит новорожденный? Мамку! Вот и я, так сказать, мамку увидел... И что мне теперь делать? Нет, есть, конечно, нелюди, которые могут переспать с собственной матерью, но я, слава богу, не из их числа. Что же это получается, прожужжал девушке все уши, наобещал золотые горы, попользовался в свое удовольствие, а теперь по-тихому в сторонку? Как быть-то, блин!?! Ох, как не хочется терять чуть ли ни единственного близкого человека тут. А это непременно произойдет, как только я вылезу со своими заморочками. С другой стороны, в возможности искренней дружбы между мужчиной и женщиной, я уже давненько разуверился. Сначала все чинно и благородно, а потом, хоп-хоп, и либо ты к ней в постель залез, либо она к тебе. Короче говоря, я мастерски умудрился заблудиться в двух соснах. Разобраться в танках было несравнимо легче!

Вообще говоря, к своему стыду должен признать, что и обязанности генерала я раньше представлял весьма приблизительно. Оказалось, что нужно не только махать шашкой, сидя на белом коне, и матерно орать на подчиненных из-за монументальных дверей штабов и кабинетов, надобно еще и кучу представительских функций осуществлять. Львиную долю бесконечных переговоров с местными и центральными властями, подавляющее большинство ругани со всевозможными снабженцами и интендантами, взвалил на свои могучие плечи Лев Захарович Мехлис, за что ему отдельный респект и уважуха. Но все же, своя порция бреха, вымаливания, угроз и подхалимства, пришлась и на меня. Приходилось посещать и кучу всевозможных пьянок и гулянок. Каждый мало-мальски значимый чинуша мнил своей святой обязанностью пригласить товарища генерал-полковника на очередной юбилей, свадьбу, обмывание копыт или встречу депутации товарищей негров из Эфиопии, бежавших от гнета итало-фашистской буржуазии. И ведь не откажешь! Будут потом вола за хвост крутить, сделать-то все равно сделают, здесь им не Россия в 90-х, да и телефончик Берии я еще не забыл, но нервишек попортят изрядно. Генералы им ни в чем не уступали, желая остаканить, а лучше ополлитрить, высокое начальство по случаю каждого посещения вверенных им частей. Спустя месяц беспрерывных застолий, я был вынужден посетить окружной госпиталь, заставив главврача написать мне зверскую справку, о том, что товарищ Павлов немедленно откинет сандалии, если не бросит пить, даже газировку из сифона, после чего вручил ее адъютанту, с повелением довести содержание до всех, кого сможет дотянуться! По крайней мере, спаивать меня прекратили...

Освободив от одних проблем, Лев Захарович не упустил случая подсунуть другие. Комиссар решил сотворить из меня новую коммунистическую реликвию республиканского розлива. Теперь, по случаю каждого митинга, каковы бы не были причины его проведения, меня выносили на представительную трибуну, как животворную икону, по случаю крестного хода, где я вещал яко пророк или римский папа, уверяя присутствующих в скорейшем наступлении светлого будущего, и несокрушимости нашей не только Рабочей, но еще и Крестьянской Красной Армии, неустанно бдящей на страже родных рубежей. Как не жаль было потраченного времени, я был вынужден признать, что это необходимое зло. Сорокалетний генерал-полковник, увешанный наградами, как новогодняя елка, да еще и выходец из крестьян, был нагляднейшим примером функционирования социальной лестницы. Одним своим существованием, я как бы говорил окружающим: "Работайте! Учитесь! Верьте! И для вас будут открыты все двери, окна и даже форточки! Хотите стать большим начальником? Да, нет проблем! В нашем обществе генералами не рождаются, ими становятся! А тем, кто мутит воду или лениться, будет целина за полярным кругом, пуля в затылок или ледорубом по башке!". Кнут и пряник, в своем вечном великолепии. Вранье, конечно, у генералов свои дети есть, но ведь людям надо во что-то верить?

К тому же, Мехлис, в моем лице, приобрел хорошего оратора. В конце концов, я учился этому полжизни. Важнейший навык юриста — это умение разговаривать с людьми на их языке. Каюсь, я весьма смутно представляю себе устройство атомной бомбы, равно как и бытового радиоприемника, зато умею говорить без бумажки, избегая опостылевших штампов и пустозвонских лозунгов, ежеминутно не лобзая при этом высокосидящие пятые точки. Багаж знаний из будущего, позволяет, не вдаваясь в подробности, поддерживать разговор практически на любую тему, а опыт подсказывает, как именно выстроить общение. В свое время, мне крупно повезло, что в числе немногих счастливчиков, я попал на четырнадцатидневные курсы по ораторскому искусству. Занятия вели два австрийца, имена которых я, к величайшему сожалению, забыл. В то время, я не в силах был понять, сколь сильно обязан этим людям. Что тут скажешь — такого в институте не преподают. Запомните главное, правильные слова — это даже не половина дела. Гораздо важнее то: где, когда и как вы их произнесете. Речь на открытии Комиссии как раз хороший пример. Вроде бы не сказал ничего нового — банальность на банальности. Но, важно кто ее произнес, что этому предшествовало, кто был среди слушателей, для чего они собрались, какова была интонация, жесты и мимика, напор и вовремя сделанные паузы, и еще тысяча разных фактор. В результате, пробрало до костей даже меня самого. Дело не в том, что я такой нереальный пупок, которому море по колено. Это всего лишь демонстрация того, как важно уметь пользоваться полученными знаниями. Мне кажется, что каждый, при устройстве на работу, встречался с тем, что ЗНАТЬ и УМЕТЬ — это разные вещи.

Вот и сейчас, мне предстоит нацепить маску лицедея, на время отложив свои душевные муки поглубже, расточая позитив направо и налево. Очередной митинг, по поводу очередного события. Стоило попасть в прошлое, чтобы стать бродячим артистом. Хотя, сегодня некоторое разнообразие, не лишенное приятностей, поскольку речь толкать буду в одном из минских институтов. Студенты — самая незашоринная, активная и, иногда, самая благодарная аудитория. Если честно, я даже рад, что могу отвлечься от дурных мыслей.

Моя очередь лезть на трибуну пришла далеко не сразу. Минут сорок пришлось слушать приветственные телеграммы, хвалебные речи, пустопорожние доклады, снабженные массой обнадеживающих цифр. Если честно, то я сам попросил, чтобы мое слово отложили на окончание мероприятия. Все это время я банально сидел и ни о чем не думал, пропуская мимо ушей лишнюю информацию. Еще одно из важнейших умений юриста, иначе б у меня давно голова лопнула от избытка сведений. Я почти прослушал, как меня пригласили исполнить свою часть спектакля. Потребовалось несколько секунд, чтобы скинуть оцепенение и понять где я и что от меня требуется.

По дороге к трибуне, я, наконец, соизволил осмотреть аудиторию. В довольно маленький актовый зал набилась куча народу. Люди плотно утрамбовались на лавках, заменяющих мягкие кресла, сидя буквально на головах друг у друга. Стояли в дверях и сидели на полу в проходах. Насмотревшись на это безобразие, я повернулся к президиуму и произнес:

— Слушайте, у вас что, помещений побольше нет? И вообще, на улице тепло, чего в эту коробку бетонную забились, за зиму еще насидитесь здесь. Хоть бы стулья поставили в проходах! А ладно, — я махнул рукой на бестолковое начальство, если уж они сами не доперли, то и я им ничего не объясню. — Раз уж все сидят на головах или на полу, то и я сяду.

Я спокойно подошел к краю сцены и сел на краешек, свесив ноги вниз. В зале послышалось одобрительное оживление, контрастирующее с напряженным молчанием в президиуме. Местные боссы уже судорожно раздумывали над тем, как замаливать сей великий конфуз перед высоким гостем. Ну а я, тем временем, перешел к делу. Толкнул речугу, про то, как рад, про то, что желаю, про то, что надеюсь и уповаю, про то, что мы ждем, и про то, что мы верим. Все будет хорошо, вы только терпите. Сбацал пару хохм и приплел пару баек. И, как всегда, с барского плеча разрешил задавать вопросы. Можно сказать, дозволил приложиться к ручке. Большинство запомнят не дежурные слова, а вот это общение, не картонный образ героя с обложки, а живого человека, очень похожего на них самих. Все, как всегда. Но в этот раз, меня преследовало какое-то странное ощущение. Такое чувство, что меня кто-то пристально разглядывает.

О чем могут спрашивать военного молодые парни и девушки, мозг которых не разрушен анашой и водкой, где еще есть место, не забитое тупорылыми картинками из гламурных порножурналов, рекламой жвачки и сникерса? О людях. О судьбах. О героях. О событиях. О войне. О радужной сказке, где нет места для смерти, но много пространства для подвига. И я рассказывал, потому, что есть множество знаний, которые могут занять это пустое место в молодых головах, что бы их обладатели, в конечном итоге, стали ЛЮДЬМИ, а не жвачными ЖИВОТНЫМИ.

И дождался-таки, на свою голову. Еще издали я заметил, как настойчиво пробирается к сцене молоденькая девушка. Народ не слишком-то хотел ее пропускать, но она настойчиво двигалась к цели, не обращая внимания на отдавленные ноги и выпутываясь из леса рук, стремящихся замедлить ее неумолимую поступь. На вид ей было лет восемнадцать, не больше. Красивое, открытое, почти детское лицо, которое ничуть не портили веснушки. Небольшой рост, аккуратное платье и бант на голове, создавало иллюзию, что это вообще живая кукла. И вот, улучив момент, девчушка задала свой сокровенный вопрос:

— Товарищ командарм, почему девушек не призывают в армию наравне с парнями? Ведь это не честно! Почему им можно, а нам нет?

В зале послышался одобрительный гул женской половины и смех мужской.

А вот мне было вовсе не до смеха. Я был готов провалиться сквозь землю. Наверное, я покраснел, как помидор. Мне было стыдно. Мне никогда не было так стыдно. НИКОГДА! За кого ты пойдешь умирать, солнце??? ЗА КОГО? За длинноногую шлюху на розовом Мерседесе? За гламурного пидора, ведрами жрущего "Перрье-Жуе"? За осклизлых тварей, на руинах заводов говорящих об извечной лени русского быдла? За фашиствующих молодчиков, рисующих на Ваших памятниках проклятую свастику и танцующих джигу на Ваших могилах? ЗА НИХ? Что мне сказать? ЧТО МНЕ ОТВЕТИТЬ? Мне нужно немедленно что-то сказать, иначе я сам заплачу, как малолетнее дитя, от бессилия остановить надвигающийся ужас. Как найти слова и не выдать своих чувств?

— Как Вас зовут?

Она не сразу поняла, что обращаюсь к ней.

— Аня.

— Аня, Вы знаете, я верю в то, что мужчина и женщина должны быть равны во всем. Но, я верю и в то, что существуют такие права, которые должны быть, но ими должны пользоваться лишь в исключительных случаях. Может ли женщина работать шахтером? Может! А теперь спроси у сидящих кругом парней, позволят ли они, что бы их мать работала в шахте? А, парни? Что скажите?

По реакции ребят было видно, что пока они живы — этому не бывать.

— Но почему? Я Ворошиловский стрелок! Я лучше всех в институте фехтую на карабинах! Я окончила курсы медсестер! Меня, значит, не берут, а некоторых балбесов, которые только голубей гонять умеют, с руками отрывают? — она с вызовом посмотрела в зал, и две третьих парней этот взгляд не вынесли, прекрасно осознавая правоту ее слов.

— Анна. Уметь метко стрелять — это хорошо. Но настоящего бойца отличает вовсе не умение стрелять или с закрытыми глазами разбирать винтовку. Недостаточно просто знать уставы и вызубрить наизусть наставления. Он должен уметь ПРИМЕНЯТЬ это на практике. Боец, который может выжить, должен точно сам знать, где его место и каковы его действия, должен четко понимать, как занять правильную позицию. Запомните — в бою у вас не будет даже мгновения, чтобы остановиться и подумать. Все действия должны выполняться автоматически. Алгоритм должен намертво засесть в голове и решения приходить сами собой! Секунда задержки — и ты труп.

Я снова и снова осматривал зал. Было видно, что многие не пропустили мои слова мимо ушей. Ощущение того, что меня кто-то пристально рассматривает, усилилось стократно. Глаз постоянно цеплялся за какую-то странность, но в чем она состоит, я пока не понял.

— Но ведь парней-то тоже учить надо! Ведь они тоже с нуля начинают? Чем мы хуже?

Я молчал. Нужно было срочно что-то придумать.

— Фролова! Не приставай к товарищу генералу!

Я медленно обернулся к президиуму, и сфокусировал взгляд на произнесшем эту фразу. Я попытался вложить в него всю ярость, на которую был способен. Кто посмел ЕЕ оборвать? Кто тут вякает, мать вашу? Я тебя прям тут зарою, хмырь подзаборный. Лицо, принявшее цвет могильной плиты, уверило меня, что больше нас не прервут.

— Хорошо. Я объясню. Постараюсь. Но только не осуждайте потом мой пример...

Я взял небольшую паузу, чтобы собраться с мыслями. Да кто же на меня смотрит-то так???

— Я не буду говорить, где и когда это было. Просто знайте, что это правда. Часть, в которой я служил, долгое время стояла в обороне. У нас было время хорошо узнать своих соседей. Не раз и не два мы ходил друг к другу в гости, сами знаете с чем. Так вот, рядом с нами стоял в обороне батальон анархистов. Лихой народ. С головой почти не дружат. Все у них вроде как равны между собой, просто командир самый равный. И вот, у них был боец — девушка. Молодая и очень красивая. Звали ее... Не важно. Она была очень умелым бойцом, многим мужчинам могла дать фору. Сам видел, как она из пулемета восьмерку на заборе рисует. Не думайте, что она была подстилкой командира. Это не так! Уж не знаю, как это удалось, но никто не смел ее и пальцем тронуть. Наоборот, оторвали б голову любому, кто посмел обидеть, будь тот хоть генералом. Она несла службу наравне со всеми. И вот, однажды, пришла ее очередь идти в боевое охранение.

Я вновь прервался, пытаясь высмотреть в толпе невидимого соглядатая.

— Мы так и не смогли понять, что именно там произошло. Бойцы, пришедшие на смену, нашли в окопе труп ее напарника, с перерезанным горлом. А ее самой нет. Винтовка лежит, а ее нет. Но утром все прояснилось. Утром... Утром... Утром противник на близлежащей высоте начал строить непонятное сооружение. Мы сначала и не поняли, что это было. А когда поняли... Это был крест. Большой православный деревянный крест. А потом ее привязали к кресту. И... Бинокль у наших был один. Наблюдатель, мельком взглянув на высоту, передал бинокль следующему и побежал за командиром. Лучше вам, ребята, не знать, что именно он там увидел. Командир пришел очень быстро. Где-то минуту он крутил бинокль в руках, не решаясь посмотреть в него. Матерый анархист не решался, ребята! И все же он смог. Несколько секунд он наблюдал, а потом бросил бинокль, вырвал из рук у рядом стоящего бойца большую саперную лопату, и вылез из окопа. А за ним вылезли все остальные, кто с чем был. Так не ходят в атаку. Так ходят убивать. Молча. Сначала шагом. Потом все быстрее и быстрее. Противник не ждал. Просто не верил, что это возможно. Без артподготовки, без резервов, половину людей с лопатами, вместо винтовок. Они сделали всего несколько выстрелов, когда наши ворвались в их траншеи. Не повезло им, даже колючей проволоки не было. Да и не остановила бы она. А потом было убийство, потому что то, что там творилось, было не войной. Их убивали. Стреляли, кололи штыками, рубили лопатами, душили и топтали ногами. Тех, что были рядом с крестом, взяли живьем, отдав троих своих за каждого. Впрочем, жили они не долго. Их четвертовали. Живьем. Командир анархистов застрелился возле креста с тем, что осталось от... Потом, несколько человек сошли с ума от того, что сотворили своими руками.

В зале стояла звенящая тишина. Сотни глаз с ужасом и болью смотрели на меня. Все, кроме одних, которые я никак не мог найти.

— А мораль. На следующее утро было запланировано наступление на нашем участке. Противник, испуганный нашей активностью, успел подтянуть резервы. Наступающие батальоны попали в страшную мясорубку. Но дело даже не в этом. Девушки, запомните. Если случилось так, что Вам пришлось пойти на войну, это значит, что Ваши мужчины не смогли отдать свой долг. Не отнимайте у них хотя бы этого права.

Я обернулся буквально на секунду, и в тоже мгновение услышал голос из зала:

— Вы были среди них?

Дьявол, кто это сказал? Чей это голос. Чей это невероятно знакомый голос? Чей это знакомый ЖЕНСКИЙ голос??? И что ответить? Ведь там был не я! Там был ОН? Или я и есть ОН? Ведь я пережил все его воспоминания. Ведь на его месте поступил бы точно так же!

— Был.

Я почувствовал, как зал одновременно вздохнул. Вздохнул с облегчением! Будь я проклят за свои россказни. Только сейчас я понял, какую страшную ошибку совершил. Я понял, что подписал смертный приговор все этим мальчикам в зале. Потому что теперь, они не отступят! Даже если это будет нужно. Ведь у каждого за спиной будет этот крест, на котором может быть его женщина. Что же ты сделал, урод???

Не помню, как выкрутился. Что-то говорил. Что-то рассказывал. Неведомым способом, мне все же удалось скрасить жуткое впечатление. К концу моего излияния аудитория даже пару раз рассмеялась. На выходе я попал в плотное окружение парней и девушек, буквально заваливших меня просьбами и пожеланиями. Ребята просили прислать им опытного инструктора, способного сделать из них настоящих бойцов. Женщины зашли совсем с другой стороны, поручив самой смелой из них, пригласить меня к ним на танцы. Разумеется, Аня, а это была именно она, круто взяла быка за рога, не желая слушать мои жалкие отговорки. И, все же, я почти отговорился, когда за спиной раздался голос:

— Приходите, Дмитрий Григорьевич, мы будем рады вас видеть.

Я почувствовал, как за мгновения моя спина покрылась испариной. Этого не может быть! Этого просто не может быть! И, тем не менее, это ОНА! Это ее голос! Я не спутаю его ни с одним другим! Я не мог перепутать! Медленно, медленно я начал оборачиваться, замирая от ужаса, что это всего лишь наваждение. Медленно и пристально я ощупывал ее взглядом, до последней микросекунды не веря в это чудо. Пока наши глаза не встретились!

— Катя???

* * *

Еще до того, как попал в прошлое, мне несколько раз довелось полетать на самолетах и вертолетах. Даже пару раз с парашютом прыгал. Ощущения, прямо скажем, были непередаваемые. Когда у тебя перед глазами огромный металлургический завод выглядит как макет на какой-нибудь выставке, а многотонные ТАТРы, неустанно таскающие грунт из отстойников, похожи на игрушечные машинки, единственное, что остается, так это держать челюсти обеими руками и следить, чтобы слюни не капали хотя бы на соседей. О прыжке с парашютом осталось стойкое чувство, что сутки в постели с женщиной — это весьма жалкое его подобие. Помню, я здорово удивлялся, почему некоторых людей можно вытолкнуть из самолета только с помощью накачанного инструктора. Шагнуть из открытого двери в пустоту, лично мне не составило никакого труда. Там просто высота не чувствуется! Внизу перед тобой все равно, что карту расстелили — совсем не страшно на нее смотреть. Но вот когда начал подлетать к земле, когда игрушечные березки начали резко увеличиваться в размерах, на пару минут показалось, что стирать подштанники мне сегодня придется собственноручно. И желательно где-нибудь подальше от людей!

А еще, была у меня мечта полетать на древних бипланах. Очень они романтично смотрелись по ящику. Прямо так и виделось, как я, в кожаном шлеме, в зачетных очках и, обязательно, с длиннющим белым шарфом, лечу навстречу восходу солнца! Ну, что тут скажешь? Сбылась-таки мечта идиота! Вот только мне было совсем не до романтики. Нет, виды из открытой кабины были действительно шикарные, но, поверьте, когда от холода зуб на зуб не попадает, красота пейзажа — это последняя вещь, которая будет вас интересовать. Впечатление такое, что ты сидишь в сорокаградусный мороз возле промышленного вентилятора! К тому же, меня сильно укачивало, хотя самолет почти и не трясло. И вот сижу я, значит, в меховых унтах и летном комбинезоне, да еще и рожу гусиным жиром смазал, чтоб нос не отвалился, и думаю: "Если тут такой дубильник в начале октября, как же на этом чуде техники зимой летать?". Ох, печаль печальная...

В самолет я залез, разумеется, не из-за любви к приключениям. Территория Белорусского округа заметно крупнее Франции, а вот дороги тут такие же, как и по всей России, если не хуже. Половина дорог железных вообще не функционирует — колею перешивают, у поляков-то стандарт европейский был. Большинство дорог автомобильных без твердого покрытия, да еще и на слабых грунтах. Небольшой дождь, и проехать можно только верхом, либо на гусеничном тракторе. Кругом дремучие леса и бескрайние болота. Некоторые части в таких дебрях дислоцируются, что туда иначе как на самолете, добраться чрезвычайно сложно, да и долго это. Ну, нет у меня возможности тратить время на комфорт и безопасность! Вот и пришлось обзавестись личным кукурузником. Зато теперь я обладаю просто невиданной, по здешним меркам, мобильностью. Это человеку из XXI века кажется, что 200 км в час — это смешно для самолета, но моим подчиненным и местным властям, совсем не до смеха. Чертов генерал-полковник, может в любой момент свалиться прямо им на голову, где б они не были, тем более, что майор Иванов, тот самый, которого ко мне Сталин приставил, действительно оказался гениальным пилотом. Это, вообще-то, случайно выяснилось, когда я заявил о том, что хорошо бы мне самолет себе завести, вот только, как нам быть, ведь У-2 и Р-5 двухместные? Я ему признался, что на коленях у него — не полечу, да и к себе не пущу. Вот тут он мне и доказал, что не зря носит летную форму. И еще одна мысль меня согревала. Генерал Копец бил себя пяткой в грудь, что, буквально через неделю, отдаст мне ПР-5бис, с четырехместной закрытой и отапливаемой кабиной для пассажиров. Вот это будет жизнь! Хорош с меня романтики!

Железнодорожные пути безошибочно вывели нас к Бресту. А вы как думали? Тут навигаторов нет! Промахнуться мимо искомой точки можно с полпинка. Прикиньте, тут до границы — рукой подать, был бы анекдот, если командующий округом прямиком к немцам прилетел? Вот и приходится летать вдоль дорог, рек и телеграфных линий. К сожалению, посмотреть на знаменитую крепость с воздуха, мне так и не довелось. Никаких рабочих интересов на ее территории у меня не было, поскольку оборонять ее сколько-нибудь значимыми силами никто не собирался, а праздное любопытство я смогу удовлетворить и после войны.

Приметив одному ему известные ориентиры, майор изменил курс и спустя несколько минут уже кружил над аэродромом. Было видно, что на земле нас уже ждут. На этот раз я заранее предупредил о своем визите. Недалеко от взлетной полосы стояли пара эмок, грузовик с солдатами и легкий броневик. Чуть в стороне от них толклась небольшая группа командиров. Иванов, после мастерской посадки, лихо развернулся на пяточке и подрулил прямо к ним вплотную. Со своей стороны, я долго путался в ремнях, пытаясь отвязаться от кресла, а потом-таки зацепился парашютом за какую-то деталь и чуть не свернул себе шею.

— Здравствуй, Ока Иванович, — я, наконец, смог поздороваться с подошедшим Городовиковым.

— Здравствуй, Дмитрий Григорьевич. Как долетел? Что-то вид у тебя нездоровый? Приболел что ли?

— Да ну, все нормально. Не бери в голову. Просто замерз, да и укачало немного.

— Так мы сейчас чаю горячего организуем, — из-за спины инспектора кавалерии РККА показалось улыбающееся лицо полковника Доватора. — Здравия желаю, товарищ генерал-полковник.

— Здравствуй, Лев Михайлович. И тебе не болеть. Пошли, я с удовольствием. Да и пожевать что-нибудь не мешало.

Я уже давно привык, что меня со всех сторон окружают легендарные личности. Подумаешь, дела какие. Ну и что, что в честь Героя Советского Союза генерал-майора Доватора Льва Михайловича в нескольких десятках городов названы улицы и площади. Мы и не таких видели. Я, вон, Сталину ручку жал! А Доватор тут вообще пока малоизвестный полковник, без особых заслуг и наград, которому три с половиной месяца назад вручили приказ о назначении командиром спешно формируемой кавалерийской дивизии. Он ведь не знал, что во всей части кроме него большее никого нет!

Первое впечатление от посещения хозяйства Льва Михайловича было просто убойным. Это случилось больше двух месяцев назад, через несколько дней после того, как я вступил в должность командующего. Всего в Белорусском округе спешно формировалось целых девять кавалерийских дивизий, включая 12-ую полковника Доватора. Так уж сложилось, что именно к нему я приехал к самому первому. Хотя слово "нагрянул" передает смысл гораздо полнее. Для Льва Михайловича появление высокого начальства было полнейшим сюрпризом, да еще и весьма неприятным. Если б я знал, что меня ждет, то, скорее всего, позвонил бы заранее.

Временный лагерь дивизии располагался в шести километрах восточнее города Брест. В голом поле. А где же ему еще-то быть, о казармах можно только мечтать. Все ресурсы идут на строительство укреплений, а жилье для бойцов и командиров где-то в самом конце бесконечного списка необходимого. Но, как выяснилось, новоиспеченным кавалеристам не дали даже палаток! Со стороны все это походило на огромное стойбище какого-то кочевого племени, решившего остановиться на пару недель для отдыха. Причем кочевники явно были разных национальностей, если судить по разнообразию жилищ. Простые русские шалаши мирно соседствовали с юртами, чумами и чем-то похожим на вигвамы. Между этих нехитрых построек, сновали по своим делам многочисленные обитатели. Народ был грязен и, в массе своей, одет в какую-то рванину. Это уже потом, когда я обрел способность слушать кого-либо, Лев Михайлович объяснил, что тут четвертые сутки не переставая идет дождь, превративший поляну в филиал близлежащего болота, а тряпье, в которое одеты бойцы, он выпросил в крепости, чтоб не портить на строительных работах хорошую униформу. Но прежде, чем услышать объяснения, я умудрился попасть в плен к бойцам подчиненной мне части!

Как это могло случиться? Очень просто! Ведь я же такой умный, что никого слушать не хочу! Неожиданно прилетев в Брест, я прямо с аэродрома поехал в крепость, где в приказном порядке отобрал для своих нужд броневик БА-20 и отбыл в неизвестном направлении. Доводы майора Иванова, о том, что нужно взять охрану, поскольку по лесам до сих пор бегают недобитые поляки, я проигнорировал. Из благих побуждений, разумеется. Я же четко знал, что пока тут стою и пререкаюсь с подчиненными, добрые люди уже обзванивают все близлежащие части, предупреждая о том, что заявился новый командующий, жаждущий пролетарского тела. Мне же непременно нужно было увидеть реальную картинку всеармейского бедствия.

Короче говоря, броневик остановился чуть-чуть не доехав до макушки небольшого холма. Какой-то идиот бросил посреди дороги бочку из-под бензина, причем в самом узком месте. Пока Иванов и водитель броневика убирали препятствие, я забрался на вершину, с которой открывался волшебный вид на кочевое стойбище. Стою, значит, с отвисшей челюстью, смотрю на эту идиллию, и тут голос из кустов:

— Стой, стрелять буду. Назовите пароль.

От неожиданности я даже на месте подпрыгнул.

— Какой пароль? Не знаю я никакого пароля. Вы кто вообще такие?

— Кому надо знать, тот знает. Мы выйдем, а вы по нам из пулемета. Ищи дураков!

— Да что ты с ними балакаешь, сержант? У нас приказ ясный. Не знают пароля — вязать и командиру. Руки вверх, а то щас всех перестреляем.

— Вы что бойцы, совсем страх потеряли? Не видите, генерал перед вами! — я просто охренел от такой непосредственности.

— Да хоть маршал! Тут по лесам кто только не лазает. Говорят, еще белогвардейцы кое-где встречаются. Пароль говори или стрелять будем!

— Вы хоть документы посмотрите! — вступился Иванов, который был удивлен не меньше моего.

— Эх, милай. Насмотрелся я этой липы. Надо будет, тебе документы справят, что ты товарищ Ворошилов. Так вы руки поднимаете или мне гранату кидать?

— Какую гранату? Вы что, совсем с ума посходили?

— Противотанковую. А с ума скорее вы сошли. Нас тут много, и мы в укрытии, а вас всего четверо, и тарантас бумажный. Мы вас тут как курей перещелкаем.

— Да я тебя под трибунал!

— За что? Я на посту стою! А вот что вы тут делаете — это большой вопрос.

Пришлось сдаться, уступая грубой силе, в роли которой выступали сержант-пограничник, молоденький кубанский казак и туркмен, не говорящий по-русски. На троих у них было две древних мосинки, десяток патронов и лимонка. Развели нас, как лохов. А что делать-то было? Войну устраивать? Это же скандал на всю страну! Правда, отнеслись к нам с должным уважением — у меня даже пистолет не отобрали. В общем, когда мы добрались до комдива, я уже созрел для обстоятельной и вдумчивой беседы с ним. Лишь бы у него вазелину хватило! Внешний вид Доватора добил меня окончательно. Одетый в какое-то рубище, по уши в грязи, полковник личным примером вдохновлял подчиненных на трудовые подвиги по обустройству лагеря. Иванов потом утверждал, что я орал матом ни как не менее двадцати минут, практически не повторяясь. Он сильно сожалел, что не взял с собой блокнот и карандаш, чтоб сохранить для истории эту кладезь народной мудрости.

С тех пор многое изменилось.

Теперь командующего округом и его тень — майора Иванова, не знали в лицо разве только слепые. Говорят, что газеты с моей физиономией на фотографии, пользуются небывалым спросом у бойцов и командиров, и, иначе как с ними, они в караулы и секреты не ходят. Ушлый народ, которому посчастливилось служить в частях ПВО, быстренько научился делать на мне свой скромный гешефт. Лишь только заметив в небе Р-5 с бортовым номером 36 и красным коком винта, они, посредством всех мыслимых и немыслимых средств связи, принимались оповещать все близлежащие штабы о скором приезде ревизора, получая за это не только добрые слова, но и более вкусные вещи. Вот так, сам того не желая, я стал значимым фактором в подготовке личного состава противовоздушной обороны к отражению вражеской агрессии. Бойцы и командиры, наконец-то, удосужились выучить силуэты наших самолетов, и, с немалым удивлением, узнали, что рядом с ними есть еще какие-то воинские части, которые, случись что, надобно уведомить не только о прибытии грозного начальства, но и о появлении врага. Уронить свое реноме чертика из табакерки, я позволить никак не мог, поэтому предпринял жесткие ответные меры. Проще всего было бы каждый раз менять самолет, благо дефицитом они не были, но легких путей я искать не привык, и уступать не собирался. Раскинув умишком, я заявился к командиру связной эскадрильи и обязал перекрасить все его самолеты по образу моего. На следующее утро с Минского аэродрома взлетело полтора десятка кукурузников с цифрой 36 на фюзеляже, направляясь каждый по своим делам, кто в Брест, кто в Кобрин, а кто и в Смоленск. В каком из них находилась тушка попаданца, знали только начальник штаба округа и комиссар. Всегда сдержанный Лев Захарович Мехлис, потом долго улыбался, рассказывая, какое лицо было у командующего 3-ей армией, когда ему в течение нескольких минут доложили сразу о трех местах посадки товарища Павлова, между которыми было два локтя по карте. Прямо как в анекдоте про пьяного охотника, у которого перед глазами четыре ствола и все небо в попугаях.

Весь личный состав кавдивизий прикрытия и некоторые специальные части успели переодеть в новую униформу, в разработке которой я принимал живейшее участие. Теперь на оборванцев они совсем не похожи. Разумеется, я не мог посоветовать никаких новых материалов и красителей. Как и девяносто девять процентов моих современников, никогда не знал ни первого, ни второго. Зато у меня был колоссальный опыт ношения всевозможной униформы. Как уже говорил не раз, в армии мне служить не довелось, зато я буквально вырос в военной одежде, все детство пробегал по даче в разных ее вариантах. Времена были тяжелые, денег не хватало даже на повседневные нужды, а формы запасливый дед натащил целый воз. Да и потом, я увлекся туризмом и страйкболом, где без хорошего снаряжения — как без рук. Так что, если уж я и не был знатоком, то уж ценителем был точно. Пользуясь тем, что хорошо рисую, я представил на суд общественности свои картинки, снабдив их подробными описаниями и требованиями. В итоге, на выходе получилась что-то сильно напоминающее пресловутую "мабуту", сиречь костюм для спецподразделений образца 1982 года, хотя, мне доводилось слышать несколько иных значений этого слова. Практичная и удобная вещь, достаточно простая и дешевая в изготовлении. Несколько удобно расположенных карманов, нигде ничего не натирает и не жмет. Главное, куртку можно снять очень быстро, не стягивая через голову. Вместо кепи решено было оставить стандартную пилотку, лысину прикрывает и слава богу. Дольше всего пришлось повозиться с разгрузочным жилетом. Идеального варианта нет и быть не может, но из нескольких десятков в конечном итоге выбрали парочку, которая и пошла в массовое производство. Большинство опытных солдат, пользуясь молчаливым согласием командования, начали перешивать разгрузки по собственному разумению. Я же приказал все эти поделки тщательно изучать, глядишь, действительно что-то дельное получим. Специально для подразделений ОСНАЗ и десантников, попутно разработали несколько вариантов рюкзаков, на все случаи жизни. Рядовому пехотному "Ване", ясное дело, халявы не обломилось. Ближайшие лет двадцать таскать ему на горбу обычный "сидор".

Не меньше ему носить и сапоги. Но для специальных частей было сделано исключение. Дело в том, что это тайное оружие Красной Армии было пригодно не для всех целей. Например, для тех, кто вынужден много бегать по пересеченной местности, сапоги весьма неудобная обувь. Не знаю, что там говорят умные люди, но я на собственном опыте испытал, что сапог очень плохо фиксирует ступню. Представьте себе ситуацию: вы несетесь по лесу или по горам скачете, разумеется, просчитывать каждый свой шаг времени у вас нет. Стоит неудачно поставить ногу и перенести на нее вес, хоп, и вывих или растяжение вам обеспечен, а в боевой обстановке это иногда равняется смертельному ранению. Поэтому ОСНАЗ, кавдивизии прикрытия, горные стрелки и десантники получают на "вооружение" высокие шнурованные ботинки. Помню, я здорово удивился, что обувь тут делают не из кирзы, хотя технология ее производства разработана еще 1935 году. Во время недавней Финской войны новый материал опробовали в боевых условиях. Результаты, прямо скажем, никого не впечатлили, и его признали непригодным для армейской обуви. А я теперь гадаю, за что же тогда товарищ Сталин Ивану Васильевичу Плотникову премию своего имени вручил? И когда это произошло? Иногда мои пробелы в знаниях проявляются в самых неожиданных случаях.

Боюсь даже предположить, каких усилий для страны стоила, и еще будет стоить, эта операция с переодеванием. Особого изобилия гражданской одежды и так не было, а тут она совсем исчезла из обращения. Все швейные комбинаты и фабрики вместо фраков и бальных платьев денно и нощно шьют военную форму. Дела нашлись даже для мелких контор, которые неустанно трудились над маскировочными халатами и сетями, разгрузками, подсумками, носками, перчатками и прочей мелочью. Хочет того руководство или нет, но в стране уже фактически началась мобилизация гражданской промышленности. Мне оставалось только удивляться терпению народов России, на которые вот уже сорок лет одно за другим обрушиваются все новые и новые бедствия. Стоило лишь немного оправиться от предыдущего удара, как из-за угла подкрадывалась новая война, революция, голод или внутрипартийная раздача слонов. Как и положено, во всех этих неурядицах круче всех на орехи доставалось простым людям, которых раз за разом раздевали до исподнего, приводя для этого все более весомые причины. Таков уж порядок вещей, блага делят одни, а обязанности другие. К сожалению, Советский Союз, в этом плане, мало чем отличался от своих соседей и предшественников. При всем моем уважении лично к товарищу Сталину, я очень сильно сомневаюсь, что во время голода тридцатых годов, он испытывал какие-либо затруднения, разве только морального плана. Помните: "Утром мажу бутерброд, сразу мысль — а как народ?". Единственным утешением мог служить только тот факт, что лучше все же быть голодным, чем мертвым. Ну, ради справедливости, нужно все же признать, что человека, умудрившегося на должности главы государства умереть от голода, в знак солидарности со своими гражданами, можно смело признавать новой реинкарнацией Будды, почитая это за новое библейское чудо, наравне с непорочным зачатием. Кроме того, в отличие от некоторых неназываемых личностей, в столь трудный для страны час, плавающим в джакузи с шампанским в обществе надежды советского спорта, Иосиф Виссарионович замечен не был.

Подобно тому, как был решен вопрос с униформой, была решена и проблема вооружения. Только на этот раз обобрали до нитки не гражданское население, в силу того, что у него просто не было искомого, а банально отобрали нужное у других частей. Думаю, даже США не в силах за три месяца произвести вооружение для двадцати четырех полнокровных дивизий. Не мог этого и Советский Союз. Зато нам было по силам переложить сокровища из полупустого кармана в совсем пустой, что и было сделано со всей возможной поспешностью. Теперь найти у кавалеристов винтовку Мосина было нетривиальной задачей. Лишь несколько трехлинеек по собственному желанию использовали некоторые снайперы, предпочитая их новомодным самозарядным. Основным оружием частей прикрытия стала многострадальная СВТ, во всех существующих модификациях. Наконец, эта прекрасная винтовка попала в руки тех, для кого была создана — опытных солдат, которые могут использовать ее возможности на все сто процентов, не жалуясь на капризы хитрой техники. Конструкция СВТ действительно гораздо сложнее мосинки, а в недавнем прошлом в массовом производстве она обходится казне дороже ручного пулемета. Если подобное оружие дать в руки полуграмотным новобранцам, ничего сложнее мотыги в своей жизни не видевшим, то можно вместо современного оружия получить очень посредственную дубину. А вот когда она попадала в умелые руки, к тем же самым морским пехотинцам, то в немецких донесения начинали раздаваться панические вопли, что комиссары поголовно вооружены пулеметами.

Свое применение в качестве вспомогательного нашли и пистолет-пулеметы, которыми вооружили командиров отделений, разведчиков и диверсантов. Правда тех, кого устраивали существующие образцы этого оружия, во всей Красной Армии мне встретить так и не довелось. Еще будучи начальником АБТУ, я орал об этом вопиющем факте буквально на каждом углу. Дело в том, что вообще-то ими собирались вооружать экипажи танков. Лично мне было совершенно непонятно, как с этим ... хм ... приспособлением можно быстро вылезти из узкого люка, намертво не застряв в нем. В прямом и переносном смысле, поскольку каждая секунда верхом на горящем танке — это большая вероятность получить в причинное место весь рванувший боекомплект разом. Или, на худой конец, пулю вражеского пехотинца, поджидающего, когда из подогреваемой консервной банки полезет ее начинка. Стоящий на вооружении ППД нескольких модификации, по своей длине был заметно короче винтовки, но нескладной приклад, а, на поздних модификациях, дисковый магазин почти обесценивали это преимущество. Кроме того, пистолет-пулемет Дегтярева был дорог в производстве, ненадежен и сложен в эксплуатации.

Уже заняв пост командующего округом, я был вынужден разразиться в адрес НКО здоровенной бумаженцией, с просьбой объяснить мне, по скудоумию своему непонимающему простых истин, зачем оружию ближнего боя, основные плюсы которого раскрываются в скоротечной перестрелке накоротке из засады, в условиях города или при зачистке траншей, нужен здоровенный нескладывающийся деревянный приклад и бублик дискового магазина? А может можно сделать так, чтобы в нем было меньше 150 деталей? Ответ пришел невероятно быстро лично от Тимошенко. Мне вежливо пояснили, что массивным прикладом удобно бить вражину по морде, так, чтоб сразу зубы на полку, а в дисковый магазин влезает больше начинки, и если товарищу Павлову не хватит в обойме одного патрона, дабы пристрелить последнего врага государства Российского, то он сам будет в этом виноват. Относительно количества деталей было замечено, что разработкой стрелкового вооружения занимаются несколько конструкторских бюро, которые, в отличие от товарища генерала, способного только языком молоть, создают то, на что способны сами и наша промышленность. Ежели у товарища командующего появились гениальные идеи, способные пролить яркий свет на темную бездну незнания и серости, то товарищ Нарком обороны лично готов их выслушать, со всем возможным вниманием. Короче говоря, меня послали на три веселых буквы. И на сей, раз аргументов у меня не было. А вы что думали? Выдам на гора схему АК-47? Допустим, я несколько раз держал его в руках, самолично разбирал и собирал, даже сделал несколько выстрелов. Учтем, что мой отец проработал инженером-конструктором стрелкового вооружения на Тульском оружейном заводе больше 25 лет, а мама там же и столько же в отделе ОМА. Предположим, что я завсегдатай оружейных форумов. Что это дает? Ровным счетом — ничего! Ноль, без палочки! Вполне вероятно, что задайся подобной целью, в конечном итоге положительный результат я бы все же получил. Правда, для этого мне пришлось бы уволиться из армии, закончить технический ВУЗ, вспомнив там хотя бы таблицу умножения, и уже спустя годы работы "в поле" стать новым идолом оружейного дела. А сейчас, я не способен изобразить даже приблизительной схемы на тетрадном листке, потому что НЕ ПОМНЮ и НЕ ЗНАЮ! Лицом в грязь на этом поприще, я упасть уже успел, еще во время работы Комиссии. Предложил разработать модификацию ручного пулемета ДП под ленточное питание, мол, это гораздо проще, технологичней и дешевле. Ну, а хрен ли? Что может быть проще пулеметной ленты, технология производства которой отработана десятилетиями, и штампованной металлической коробки для нее? Ведь это намного технологичней, чем городить целое изделие в виде дискового магазина. Я сначала и не понял, почему на меня как на дебила смотрят. Из последующего потом унижения, могу передать только его конечный смысл, что пулемет с ленточным питанием никогда не будет ни дешевле, ни, тем более, технологичней аналога с магазинной подачей патронов. Насколько я понял, это связано с усложнением изготовления каких-то важных деталей, требующих малых допусков и долгой обработки на дефицитных металлорежущих станках. В итоге, все свои дилетантские советы, я затолкал как можно дальше в одно интимное место, предоставив специалистам заниматься своей работой. И не ошибся!

Оказалось, что неудобные вопросы может задавать не только попаданец. Есть люди, которые в любимом деле разбираются не хуже, умеют сформулировать идею, обосновать и доказать ее целесообразность, а потом и воплотить в металле. А вот свел их вместе именно я, за что мне отдельная благодарность от любимой Родины! Каким образом? Все просто. В состав набившей оскомину Комиссии по изучению боевого опыта входили и представители КБ стрелкового вооружения и те, кто этим оружием пользовался. Мерз с ним в снегах, тонул в болотах, чистил от песчаной пыли, разбирал и собирал в нестерпимую жару и лютый холод. Те, кто на собственной шкуре испытал все его достоинства и недостатки в боевых, а не полигонных условиях. Почему же этого обмена опытом не произошло раньше? Мне кажется, одни были не готовы говорить, считая себя не вправе указывать тем, кто сидит выше, а другие были не готовы слушать, полагая, что знают, как нужно. Я же их вынудил, и говорить и слушать друг друга. Результаты этого обмена мнениями, мне довелось потрогать своими руками, когда в Боевой учебный центр Белорусского округа начали поступать для войсковых испытаний опытные образцы стрелкового вооружения.

Первым был легендарный ППШ. Насколько я помню, в моей реальности, первые образцы этого пистолет-пулемета были изготовлены примерно в то же время, что и здесь. Только на этот раз для него были выданы совершенно другие исходные требования. Нет ничего удивительного в том, что полученный результат был абсолютно не похож на своего однофамильца из другого мира. Дело не в том, лучше он или хуже. Просто в этот раз Шпагина и компанию попросили сделать нечто другое, вот он и сделал. В результате, общими у них были только имена главных конструкторов. Особые виды боевых ситуаций, в которых легкие и компактные пистолет-пелеметы имели существенные преимущества перед другими видами вооружения, потребовали принципиально иных технических решений. Первым делом было решено отказаться от массивного деревянного приклада и вообще каких-либо деревянных деталей. Вместо этого появилась удобная пистолетная рукоятка с резиновыми вставками и складной металлический приклад. Наконец, бросив безнадежное занятие добиться от пистолетной пули выдающихся результатов на дальности свыше 200 метров, ствол автомата предельно укоротили, учтя главную особенность ниши, которую занимает данный вида оружия, где ключевую роль играет компактность, при сохранении высокой огневой мощи на ближней дистанции боя. Решено было отказаться и от магазина барабанного типа в пользу более привычного для меня рожка. В итоге, получившийся пистолет-пулемет был в снаряженном состоянии почти на 2 килограмма (!!!) легче своего визави из моей реальности, а со сложенным прикладом еще и короче 25 сантиметров, то есть на треть! Мечта разведчиков, десантников и танкистов! Самое удивительное, что для такого результата не потребовалось изобретать никаких новых материалов, просто убрали лишнее и сделали акцент на главном. Но это только цветочки. В новом ППШ-40 было в два раза меньше деталей, чем в ППД-38, для производства которых требовалось в ВОСЕМЬ РАЗ меньше станкочасов, а в целом трудозатраты ниже почти в два раза!!! Невероятный, немыслимый результат! Настоящее технологическое чудо! К сожалению, совесть не позволяет мне хоть в малой степени примазаться к этому выдающемуся достижению, поскольку в моей реальности произошло точно так же, с небольшой поправкой на местные реалии. Эти ребята уже во второй раз спасают несчетное количество жизней советских граждан и экономят для страны громадные средства. Просто знайте, что за время войны в прошлом моем мира произвели 6000000 пистолет-пулеметов конструкции Шпагина. Что тут можно сказать, огромное Вам спасибо и низкий поклон!

Дальше новинки пошли одна за другой. В соответствии с новыми веяниями, самозарядный карабин Токарева в скором времени должен был стать основным оружием советского пехотинца. Одному богу известно, каких усилий стоило убедить Наркомат обороны отказаться от винтовки в пользу более легкого и технологичного карабина. У наших военных под коркой головного мозга намертво засела память о Крымской войне, где европейские армии, вооруженные более точным и дальнобойным оружием, практически безнаказанно расстреливали русских солдат. Ни годы, ни изменение тактики и вооружения не могли пошатнуть страха перед невозможностью отомстить. Каждый раз мысли о том, что проклятый враг из недосягаемости будет убивать твоих друзей, перевешивали любые аргументы оппонентов. Руководство НКО и слушать не хотело, что винтовка с дальность выстрела в 2 километра — это бессмысленный перевод народных денег, поскольку уже на дистанции в 1000 метров в силуэт размером с танк мог попасть не каждый подготовленный стрелок. Но на этот раз дискуссия захлестнула практически всю армию и дошла до самых верхов политического руководства страны. Говорят, что сам Сталин лично выслушал доводы обеих сторон и принял сторону карабинеров, хотя мне кажется, это очередная байка из разряда "Вождь никогда не спит!". К моему большому сожалению, вся эта массированная артподготовка во многом пришлась в пустоту. Было слишком поздно для таких существенных изменений. За оставшиеся полгода перевооружить сколь-нибудь значимую часть армии новым оружием вещь совершенно нереальная. Позволить себе в военное время вооружать простую пехоту безумно дорогим и технологически сложным самозарядным карабином Советский Союз не мог. Я уже говорил, что СВТ стоил казне дороже ручного пулемета, а карабин обходился лишь на пару рублей дешевле, несмотря на все упрощения и удешевления конструкции. Так что, носить, не переносить "махре" верную мосинку, как минимум всю грядущую войну. Правда, теперь, вместо миллионов мосинских винтовок, заводы будут клепать еще больше миллионов карабинов той же системы. Даст бог, на этот раз к зиме 41 на 42 годы в Красной Армии не случится винтовочного голода, как это было в моей реальности, и древние "берданки", "манлихеры" и "лебели" в руках у ополченцев останутся достоянием так и не случившейся истории.

Если самозарядному карабину Токарева было суждено стать оружием, в лучшем случае, элитных и специальных частей и подразделений, то у модернизированной версии ручного пулемета Дегтярева было большое и безоблачное будущее. По большому счету, ДП был отличным оружием и, в основном, устраивал военных. Он был прост, технологичен, хорошо изучен войсками и, как минимум, не уступал зарубежным образцам. Идеальный вариант ручного пулемета для большой и не слишком богатой страны с огромной армией. Но, как и любое другое изделие, "Дегтярев Пехотный" не был лишен недостатков. Впрочем, как оказалось, многие из них довольно легко можно было устранить. В результате, в кратчайшие сроки на вооружение Красной Армии начала поступать улучшенная версия пулемета, получившее обозначение ДПМ. Еще в ходе работы Комиссии, какой-то самородок из армейских оружейников, подсказал конструктору простое решение проблемы с перегревом возвратно-боевой пружины. Дело в том, что указанная деталь располагалась прямо под стволом, и при интенсивной стрельбе нагревалась и теряла упругость, вызывая задержки и заклинивание. Сами инженеры искали выход в новых материалах, более устойчивых к температурам и деформации, но, до решения задачи подобным образом, было еще далеко. Тогда к проблеме подошли с другого конца. Пружину перенесли непосредственно в ствольную коробку, расположив в спусковой раме над прикладом, поместив в специальную трубку. Поначалу НКО воспринял идею в штыки, не без оснований полагая, что такая переделка вызовет серьезное изменение техпроцесса и, как следствие, сбои в массовом производстве. Однако, после детальной проработки, все возражения были сняты за несущественностью. Кроме того, модернизированный пулемет получил улучшенный спусковой механизм, неотъемные сошки, новой формы приклад и пистолетную рукоятку, что значительно улучшило его управляемость. Изменения коснулись и дискового магазина. Его емкость уменьшили до 47 патронов, зато существенно увеличили его прочность, что несколько снизило вероятность повреждения и деформации "тарелки" во время боя. В моей реальности, Владимир Григорьевич Фёдоров, известный Российский и Советский конструктор автоматических винтовок, назвал "Дегтярев Пехотный" — произведением искусства. Интересно, что он теперь скажет по поводу ДПМ.

Но все эти важные и нужные вещи блекли перед тем, что я увидел на полигоне БУЦа буквально неделю назад. Это было одно из чудес, наравне с находкой пенициллина, когда его создатель, занимаясь другим делом и в поисках ответов на совершенно иные вопросы, неожиданно совершал прорыв в третьем направлении. Наверное, вы подумали, что автомат Калашникова, одновременно с горой новых промежуточных патронов к нему, таки появились на 7 лет раньше? Или материализовался из воздуха автоматический гранатомет, вместе со складами боеприпасов к нему? Увы, увы! Все гораздо проще, и, в то же время, ничуть не менее значимо. Василий Алексеевич Дегтярев, по какому-то капризу судьбы и собственной инициативе, решил воплотить бредни генерал-полковника Павлова в металле. Он все же переделал свой ручник под ленточное питание! То, что получилось в итоге, поначалу не смогли оценить ни я, ни НКО, ни сам конструктор. Без особого энтузиазма осмотрев полученную диковину, Наркомат, сквозь пальцы посмотрев на разбазаренные инженером народные деньги, сбагрил новинку подчиненным геморройного командующего округом, с шилом в одном месте. Ну, не видели они ему места в существующей системе стрелкового вооружения. Куда можно применить пулемет, который обладает меньшей огневой мощью и худшей управляемость, чем станковый, и, при этом, дороже и тяжелее ручного? Не догадывался об этом и я, пока своими глазами не увидел, как расчет из двух человек, бегом бежит с ним по колдобинам и буеракам, в считанные секунды, меняя позиции, а потом длинной непрерывной очередью в щепки разносит ростовые мишени. В следующие несколько минут, сторонний наблюдатель мог серьезно усомниться в моем душевном здравии, поскольку я грязно ругался и клеймил себя последними словами, в лучшем случае именуя "бараном", а потом в присутствии десятков людей божился и клялся лично добиться Звезды Героя и Сталинской премии конструктору и всем его помощникам. За что? За то, что Дегтярев создал единый пулемет — оружие, сочетающее в себе огневую мощь и управляемость станкового, и мобильность и дешевизну ручного!

Обычный "Максим", до сих пор остающийся становым хребтом Красной армии, весил со станком 65 килограмм, а, призванный его заменить и крайне неудачный, ДС-39 — целых 33. Одним из ключевых условий современного боя, является мобильность. Когда войска противника буквально нашпигованы огневыми средствами, первая задача которых как раз и заключается в уничтожении пулеметов, очень важным становится свойство быстро собрать ноги в руки и исчезнуть с засвеченной позиции. Как вы понимаете, имея за плечами такой вес, убежать куда-либо задача весьма нетривиальная, а если часть расчета выбыла из строя, то вообще нереальная. Чтобы своевременно поддерживать наступление своих цепей, нужно иметь личный состав исключительно из Суворовских чудо-богатырей. С другой стороны, ручной пулемет лишен этих недостатков, зато награжден целой кучей других. В нем все принесено в жертву одному божеству — массе. Чтобы снизить ее значение до приемлемых величин, позволяющих переносить оружие силами одного человека, инженерам пришлось многим пожертвовать и пойти на изощренные хитрости. В том числе прочностью ствола и эффективностью его охлаждения, что на порядок уменьшило огневую мощь. Если "Максим" может стрелять непрерывной очередью на всю ленту, заливая наступающего противника морем огня, то ручнику позволено стрелять короткими сериями патронов по десять, иначе стволу конец. Но даже если вам на ствол плевать, из-за отсутствия надежного основания в виде пулеметного станка, большинство пуль уйдет в молоко, если, конечно, вы не Илья Муромец. Удержать руками на линии прицеливания лягающийся, как норовистая кобыла, ручной пулемет под винтовочный патрон весьма и весьма непросто.

Сам того не ожидая, Дегтярев создал так необходимое армии промежуточное звено. Его пулемет может быть и тем и другим одновременно. Конструкция позволяет закрепить его на станке от ДС-39, что многократно улучшает управляемость и точность. Василий Алексеевич прекрасно понимал, что ленточное питание даст существенное преимущество только в случае увеличения живучести ствола. И он это сделал, банально увеличив толщину стенок. Это дало возможность очень существенно приблизить показатели нового пулемета к специально созданным станковым моделям. Когда же этого требует обстановка, его можно легко снять со станка и использовать, как ручной. У него есть и сошки, и удобная ручка для переноски, что, при массе в 13 килограмм, позволяет без особых проблем передвигаться по полю боя. Все эти факторы делают единый пулемет абсолютно незаменимым для ОСНАЗ, горных стрелков и десантников, а его присутствие в обычных пехотных частях — весьма желанным. Ни в коем случае не стоит забывать о том, что он гораздо дешевле и технологичней тех же "Максима" и ДС-39. В условиях страшной войны на уничтожение, когда за считанные часы в бою сгорают целые корпуса и дивизии, этот фактор становится едва ли не определяющим. Почему-то мне кажется, что этому пулемету суждено стать одним из самых массовых по итогам войны.

Как только до меня, наконец, дошло, что именно у меня в руках, я немедленно кинулся обзванивать и заваливать письмами и телеграммами всех, кого только мог достать. Я намеревался применить весь свой дар убеждения, все свое влияние и авторитет, не гнушаясь даже угрозами и хамством. Мою энергию стократно увеличивало неистребимое ощущение того, что появление этого оружия — лишь результат невероятного стечения обстоятельств. Кто-то сболтнул явную глупость, кто-то решил растратить силу и энергию на посторонние нужды, проверяя непонятно что, кто-то просмотрел, чем занимаются его подчиненные, а потом кто-то, избавляясь от собственных проблем, случайно направил результат в единственное место, где в это время могли понять смысл новинки. Если это не чудо, то что? Совершенно неожиданно оказалось, что спорить со мной никто не собирается. После того, как я спокойно и вдумчиво сформулировал требования и условия, четко очертив предполагаемую нишу нового оружия, желающих просто не нашлось. Наоборот, большинство удивлялось, почему этого не сделали раньше, ведь подобное решение буквально лежит на поверхности. Как его раньше не заметили? А кто знает-то? Казалось бы, те же яйца, только в профиль, но выглядят совершенно иначе! Попробуй, догадайся! Вот, например принцип расширения пара при нагреве известен с первого столетия нашей эры, а паровые двигатели появились через полторы тысячи лет! А сколько еще подобных случаев? Короче говоря, я прилагал все усилия к скорейшему началу серийного производства нового изделия, намереваясь заменить им все станковые пулеметы кавдивизий прикрытия. И это как минимум!

Помимо нового оружия и снаряжения, кавалерийские дивизии прикрытия получили и совершенно необычную организацию. Основная задача этих частей — маневренный оборонительный бой, с максимально возможным использованием заранее подготовленной и хорошо развитой сети полевых укреплений и инженерных заграждений, с целью максимально замедлить скорость продвижения противника вглубь территории. На направлениях главного удара их основным противником должны были быть мобильные, хорошо организованные и подготовленные, насыщенные огневыми средствами, вплоть до артиллерии дивизионных калибров, усиленные бронетехникой боевые группы, численностью до батальона. Причем, не более чем через двадцать минут, на помощь к ним может подойти авангард основных сил наступающей дивизии силами до танкового полка с мотопехотой и артиллерией. Примерно в эти же сроки, в зависимости от важности участка, противник мог получить усиление за счет бомбардировочной авиации. На второстепенных участках, нашим частям должны были противостоять импровизированные мобильные передовые отряды, состоящие из разведывательных и саперных подразделений пехотных дивизий, с мощной артиллерийской составляющей, но при поддержке лишь легкой бронетехники и, как это не странно звучит, с малой долей собственно самой пехоты. Теоретически, из-за значительной разницы в скорости передвижения передового отряда и основных сил, между ними мог возникнуть значительный разрыв, позволявший надеяться, что достаточно долгое время вырвавшимся вперед подразделениям придется действовать, опираясь исключительно на свои силы, без надежды на скорый подход значительных подкреплений. Но, как я уже не раз убеждался на собственной шкуре, теория и практика — это разные вещи. По большому счету, в нашу задачу входило разработать "антигероя" для этих немецких придумок.

Именно это мы и пытались сделать, досконально продумывая штатную структуру наших частей прикрытия. Определяющим фактором, несомненно, была повышенная мобильность боевых подразделений. Посадить их на автомашины — означало оставить без средств передвижения все мотострелковые войска, а пускать в бой танки, без поддержки пехоты, все равно, что отдать их в переплавку. Нужного количества автотранспорта у советского командования просто нет. Да даже если б он и был, стоило очень серьезно подумать, уместен ли он? Дело в том, что отступать по основным магистралям частям прикрытия противопоказано. Их там разнесет в щепки авиация, а остатки раздавят подошедшие танки. Имея в запасе почти девять месяцев на подготовку театра боевых действий, можно найти гораздо более безопасные пути для смены позиций. Совершенно очевидно, что, в лучшем случае, это будут лесные дороги, которые, по всем традициям жанра, после дождя превращаются в болотную жижу, где вся эта техника и останется. А вот на лошади можно и напрямую через лес проехать! До насыщения войск полноприводной техникой, адекватной замены ей просто нет. Вот так Красная кавалерия получила свое второе рождение.

Если мобильность боевых подразделений была критическим фактором, то подвижность тылов не имела вообще никакого значения. Ничего удивительного тут нет. Просто части прикрытия отступают на собственные склады. Мы имеем возможность заранее в нужных местах складировать требуемое имущество. Нет нужды тащить на своем горбу громадный боекомплект, надрываясь от непосильной ноши, и нет нужды в длиннющих колоннах снабжения, за которыми охотится каждый уважающий себя летчик. Можно в спокойной обстановке мирного времени все привезти и надежно укрыть от посторонних глаз.

Были и другие факторы, сильно повлиявшие на конечный вид дивизий прикрытия. В сравнении с другими частями, здесь громадное значение имела мощь и устойчивость противотанковой составляющей. Если противнику удастся продавить броней разряженные боевые порядки наших конников — это будет равносильно катастрофе. Стрелковая часть, стоящая в жесткой обороне, имеет шанс отсечь от прорвавшихся танков пехотное сопровождение, что вынудит их либо к отходу, либо к героической смерти от невозможности защититься от лезущей изо всех щелей пехоты с противотанковыми гранатами. Кроме того, всегда есть надежда на подход подкреплений, способных в корне изменить картину боя. А моим подопечным рассчитывать на помощь нельзя! На ближайшие сто километров кроме них больше никого нет. Оторваться от врага имея на плечах танки противника, ползающие по твоим окопам — это ненаучная фантастика. Одновременно с этим, такой вид боя, как планомерное наступление, для дивизий прикрытия вообще исключен из повестки дня, а контратака возможна лишь в исключительных ситуациях, связанных с какими-то катастрофическими событиями. Необходимость бороться со штурмовиками и пикирующими бомбардировщиками, то есть со скоростными, маневренными, низколетящими и, как правило, хорошо защищенными самолетами, способными исполнить роль загонщика обессиленного зверя, нами так же была учтена.

После анализа этих и других факторов, на свет родились дивизии, о принадлежности которых к кавалерии говорило только средство передвижения основной массы личного состава. Первоначально я вообще предлагал отказаться полкового звена управления. Все стрелковые батальоны и части усиления должны были находиться в непосредственном подчинении командира дивизии. Под его же управлением должно было быть три полностью укомплектованных тактических штаба. Комдив, учтя особенности местности и определив наиболее важные участки, должен был из этого своеобразного конструктора собрать группу, наиболее отвечающую поставленным задачам. Для удобства управления, командование над такими группами, выполняющими сходные задачи и географически расположенные близко друг к другу, передавалось тактическим штабам. Они как раз и были тем полковым звеном управления, просто у этих полков не было жесткого состава. Но меня не поддержали, посчитав подобные идеи слишком революционными, не без оснований полагая, что для наших командиров самостоятельный выбор будет трудной задачей. Уверяю вас, что, по крайней мере, в отношении руководства кавалерийских дивизий прикрытия, наше командование сильно ошиблось, серьезно недооценив их возможности.

После многочисленных прений, состав дивизии устаканился на трех кавалерийских полках. А вот дальше борцы за старину попали в весьма интересную ситуацию. Дело в том, в кавалерии нет батальонного и ротного звена! Там есть дивизионы и эскадроны — мутные образования, не имеющее стопроцентного эквивалента в других родах войск. Ну, хрен ли, белая кость армии, надо как-то откреститься от презренной пехоты! Таким чудесным образом, стрелковые батальоны, посаженные на коней, превратились в САБЕЛЬНЫЕ дивизионы! О как! Не больше и не меньше. На весь сабельный дивизион было аккурат четыре сабли — у комдива и трех командиров эскадронов. Хотя изначально их на полном серьезе хотели вооружить этим древним оружием. Лезть за словом в карман я не привык, и предложил дать новоиспеченным кавалеристам еще и пики. До кучи! Почему нет? Шутку не поняли. Тогда я попросил, хотя бы теоретически, предположить ситуацию, в которой ее можно применить по прямому назначению. Ничего вразумительного так никто и не придумал. В сложившейся ситуации, тратить большие деньги на годные лишь для парадов цацки НКО посчитал неуместным. Впрочем, большинство рядовых бойцов это не остановило. Многие из них, пользуясь явным попустительством непосредственного начальства, ходили с какими-то чудовищного вида и размера ножами, больше всего похожими на мечи. Кого они ими собирались рубить, кроме девичьих сердец, я так и не вкурил, но мне было абсолютно все равно, какое снаряжение они приобретут за свой счет. Да хоть алебарду пусть покупают! Им же ее и таскать!

В состав дивизиона входило три ...хм... сабельных, пулеметный, минометный, эскадроны и истребительно-противотанковый и зенитно-пулеметный взводы. На вооружении пулеметчиков пока стояли проверенные временем "максимы", по девять штук на каждый дивизион. Истребители танков получали новые ружья, как и в моем мире, сотворенные Дегтяревым и Симоновым за две недели из подручных средств. Но пока их было очень мало, едва хватало по одному на взвод, где их нещадно эксплуатировали, пытаясь растянуть одно ружье на девять расчетов. В минометные эскадроны, со всех концов необъятной страны, собрали 82мм батальонные минометы, оставив другие части практически без этого чрезвычайно важного оружия. Летом 1940 года на всю Красную Армию их было не более 6000 штук. Грубейшее и непростительно упущение ГАУ, недооценившего их роль и значение, посчитав "артиллерией бедных"! Видимо мы были богатыми. Настолько богатыми, что сейчас, надрывая пупок от напряжения и вкладывая бешеные деньги и усилия, судорожно пытались нарастить выпуск самих установок и боеприпасов к ним. Взвод зенитчиков получил по три пулемета ДШК, с производством которого тоже происходили какие-то чудеса. На вооружении его приняли аж в феврале 1939 года, но до сих пор его крупносерийное производство наладить так и не смогли. Вместо полноводных рек, в необъятные "водохранилища" Красной Армии, способные впитать десятки тысяч этих жизненно необходимых пулеметов, тек лишь жалкий ручеек, который распалял жажду, но не мог ее утолить. Поэтому новые самолеты врага мы будем встречать древними счетверенными "максимами", ущерб, от попадания которого, четко характеризует народная мудрость: "все равно, что слону дробина".

Помимо трех сабельных дивизионов в состав полка входили противотанковая и минометная батареи, разведывательный, саперный и зенитно-пулеметный эскадроны, и полный набор подразделений обеспечения. Учитывая особую важность дивизий прикрытия, Наркомат обороны принял решение вооружать их не только передовым стрелковым оружием, но и новыми артсистемами. Именно сюда, в приоритетном порядке, должен был поступать недавно принятый на вооружение модернизированный вариант 45мм противотанковой пушки, получивший название М-40. Советские инженеры не слишком напряглись при создании этого орудия: банально увеличили длину ствола на 20 калибров, установили более толстый щиток и внесли несколько улучшений, упрощающих серийное производство. Благодаря этим усовершенствованиям бронепробиваемость обычной болванкой увеличилась почти на треть, с гарантией прошивая любую немецкую бронетехнику на дистанции в 750 метров. Подобный "эрзац" на данный момент оказался даже предпочтительнее спешно разрабатываемой ЗиС-2. Никаких сомнений насчет того, что очередной шедевр Грабина будет крошить вражеские танки гораздо эффективней, ни у кого не было. Василий Гаврилович более чем убедительно доказал, что 45мм калибр уже практически исчерпал себя, вынуждая постепенно переходить на более крупные, если не хотим оказаться без средств борьбы с тяжелыми танками. Но сейчас вопрос стоял в иной плоскости. Грабинская пушка, которая до сих пор существует только в виде набора деталей, представляет собой совершенно новое изделие, как для промышленности, так и для армии. О том, насколько легко и быстро удастся наладить ее массовое производство в требуемых количествах, можно долго гадать на кофейной гуще. Калибр в 57мм никогда ранее в России не использовался, соответственно производство снарядов придется начинать с нуля. В свою очередь М-40 была лишь улучшенной версией орудия, выпускающегося серийно уже больше восьми лет, большинство узлов и деталей которой остались в неизменном виде. Ее боеприпасы и часть узлов были унифицированы с самой массовой танковой пушкой 20-К. Запас снарядов к ней был просто огромен, а технология их производства отработана годами, хотя без серьезных ошибок и не обошлось. Расчеты новой пушки даже переучивать не придется — в обслуживании она практически неотличима от старой сорокапятки. В качестве финального бонуса, была твердая уверенность, что как минимум в ближайшие два года она способна уверенно поражать на приемлемых расстояниях подавляющее большинство бронетехники. Поменять такую толстую синицу в руке, на, несомненно, более красивого журавля в небе, Наркомат обороны так и не смог, но и запрещать Грабину работать над новой пушкой не посмел. Разумеется, первыми в списке на пополнение новой техникой оказались части прикрытия. Теперь во всем Белорусском особом военном округе есть аж целых три М-40, хотя по штату только в одной кавалерийской дивизии их должно быть 87 штук. Еще всего лишь 780 пушек, и штат будет полностью укомплектован!

Полковая минометная батарея получила-таки на вооружение 120-мм минометы, по девять штук каждая. Для этого, как и в случае с его меньшим собратом, пришлось обворовать половину Красной Армии. Летом 1940 года у нас было всего полторы тысячи полковых минометов, из них 650 ушло кавалеристам. Остальные остались с голым ...хм... энтузиазмом. Советское правительство с завидной легкостью вбухивало миллионы рублей на производство кучи ржавого металлолома весом в 65000 тонн под гордым названием "Советский Союз", и с не меньшим успехом платило нехилую копеечку за 420-мм динамо-реактивные пушки, остающиеся чудом техники даже для 21 века, а вот на минометы мы денег не находили. До этого лета! Видимо, глас божий все же пробился сквозь твердую черепную коробку сотрудников ГАУ, достигнув нужных нейронов, отвечающих за сложные мыслительные процессы. И мысль пошла! Гениальная мысль, говорящая о том, что при одинаковом весе боеприпаса, миномет в девять раз легче и в восемь раз дешевле, чем гаубица аналогичного калибра! Уняв первую эйфорию от прикосновения к чуду, артиллеристы с завидной энергией кинулись исправлять свои ошибки. Если бы это произошло лет на пять пораньше, я бы лично пал в ноги к патриарху, умаляя его прижизненно причислить сих достойных мужей к лику святых. А сейчас у меня было навязчивое желание отправить этих ребят в отпуск на теплое Белое море, отдохнуть пару месяцев на мягких нарах, сняв напряжение и восстановив физическую форму с помощью необременительной работы с топором и лопатой. К сожалению, а может и к счастью, подобные вопросы решал не я.

Без всякого сомнения, самым интересным новшеством в составе дивизий прикрытия стали снайперские эскадроны. По одному такому подразделению было придано каждому кавполку. За грозным названием эскадрон скрывались всего лишь девять снайперских троек, по два стрелка и одному автоматчику в каждой. Хотя, учитывая их потенциальную эффективность, можно было смело дивизионом называть. Еще в своем исконном времени, я прочитал массу литературы, где, так или иначе, обсасывалась тема снайперов. В большинстве случаев речь шла о парах, как о наиболее эффективной организации для таких подразделений. Откровенно говоря, я не понимал, почему именно два человека. Подвергать сомнению очевидный факт, что хорошему стрелку нужен в помощь наблюдатель и корректировщик, я не собирался. Опасение вызывало совершенно другое. Представьте себе ситуацию. Сидят снайпер и наблюдатель в засаде, все их внимание сосредоточено на будущих целях и изучении местности перед ними, а в это время со спины к ним подползают плохие парни и ... чик, по горлу ножичком, и нет больше элитного солдата. Кто их охранять-то будет? Или им надо внимание рассредоточивать? Здесь подобного вопроса ни у кого не возникало, поэтому вариант двойки рассматривался только в сочетании стрелок и охранник-автоматчик, но после долгих обсуждений было решено, что лучший результат покажут два снайпера в группе, либо одновременно ведущие огонь, либо посменно исполняющие функции стрелка и наблюдателя. Так на свет появились снайперские тройки. Ну и что, что дополнительный человек теоретически повышает шанс обнаружения, зато за задницу гораздо спокойнее.

Помимо трех кавполков, в распоряжении комдива был мощный артиллерийский кулак, эскадрон пушечных броневиков и разведывательный и саперный эскадроны. Артиллерия дивизии состояла из четырех дивизионов — двух истребительно-противотанковых и двух легкоартиллерийских, по 30 стволов в каждом. Артиллеристы все же были вынуждены перейти на девятиорудийные батареи по три огневых взвода в каждой. Новый начальник ГАУ Николай Дмитриевич Яковлев, изучив состояние дел и прослезившись, был вынужден признать, что даже в случае полной мобилизации, не способен обеспечить командным составом все артчасти. По старым штатам на 4 пушки артиллерийской батареи было 4 младших командира, да еще 4 сержанта-командира орудий. Это был явный перебор, взять нужное количество грамотных и подготовленных людей было просто негде. Теперь на девять пушек их стало пять человек, что уменьшило общее число должностей почти на треть, существенно снизив накал страстей. В результате, сегодняшний дивизион по количеству стволов лишь немногим уступает прежнему артполку. Учтя специфику дивизий прикрытия, решено было вообще отказаться от использования в их составе гаубиц. Зато они должны были получить двойной набор дивизионных 76-мм пушек УСВ, наиболее полно отвечающих нашим требованиям. К моему большому горю, сейчас их хватало едва ли до половины штатной численности. Артиллерийское управление прилагало титанические усилия, стремясь увеличить их валовое производство, а всего несколько месяцев назад оно же предлагало в новом 1941 году производство этого орудия остановить, ввиду "исполнения мобилизационного плана по дивизионным пушкам и замене в производстве на 107-мм М-60". Среди всех подразделений Наркомата обороны, ГАУ уверенно захватило пальму первенства в рейтинге "антигерой десятилетия", уверенно опережая даже Автобронетанковое управление, вместе с их картонными танками.

Гигантский воз работ по организации и комплектованию двадцати четырех кавалерийских дивизий прикрытия, двигался вперед семимильными шагами не только благодаря молитвам попаданца. Тяжелую ношу взвалил на свои могучие плечи Семен Михайлович Буденный. Я уже давно забрал назад все свои ругательные слова в адрес этого человека. Возможно, его взгляды на тактику современного боя слегка отдавали нафталином, но по части таланта организатора и руководителя, за которым подчиненные пойдут в огонь и воду, равных ему фигур найдется не много. Своим непререкаемым авторитетом и натиском лихого рубаки-кавалериста, он в считанные часы решал проблемы любой сложности, топча и ломая всякое сопротивление среды. За исключением Ворошилова, никто не смел вставать на пути главного советского кавалериста, почувствовавшего уверенность в собственной правоте. А Климент Ефремович вовсе не собирался мешать своему старому товарищу, оказывая ему любую посильную помощь. Противостоять подобному союзу в Красной Армии было просто некому. Не меньшую помощь оказал и, продолжал оказывать, инспектор кавалерии РККА Ока Иванович Городовиков. Он буквально поселился в войсках, лично вникая во все трудности. Ничто не могло укрыться от его опытного взгляда, от нехватки солдатских ремней, до срывов сроков начала боевой подготовки. В отличие от многих руководителей, он не пытался лечить геморрой каплями от насморка, он вникал в суть возникшей проблемы, разбирая ее до мельчайших косточек, стремясь, прежде всего, устранить не последствия, а причины возникновения. Именно благодаря его усилиям, в кратчайшие сроки разнородная толпа людей и куча боевой техники превратилось в единый молодой организм, подобно губке начинающий впитывать в себя знания и умения. Без навыков, энергии и авторитета этих людей, всем моим начинаниям грозила участь остаться громким сотрясением воздуха. Для себя самого, я дал клятву, что никому не позволю забыть их важнейшую роль в столь трудное для всего государства время.

В угоду своим специфическим задачам, кавдивизии прикрытия были лишены общего пункта постоянной дислокации. Они подивизионно были растянуты вдоль границы, находясь в непосредственной близости от своих будущих позиций. Помимо очевидных плюсов, подобная ситуация имела серьезные недостатки, осложняя жизнь командования и снабженцев. Здесь из окна штаба дивизии видно максимум пару бойцов комендантского эскадрона, да привычную суету посыльных и связистов. Чтобы добраться до боевых подразделений, придется запастись изрядным терпением. Именно это мне и предстояло проделать по приезде в Брест. Я собирался лично проинспектировать несколько дивизионов, в безуспешной попытке держать руку на пульсе всего происходящего. Согревшись парой стаканов чая и утолив голод бутербродами, я соизволил приступить к исполнению служебных обязанностей. Правда, до них еще надо было доехать, по раскисшим осенним дорогам. Не желая тратить кучу времени впустую, два генерала и полковник залезли в одну машину, намереваясь обсудить часть вопросов в пути. Иванову места в генеральской машине не хватило, и он, с большим неудовольствием, вынужден был ехать во второй, в гордом одиночестве.

— Что хорошего расскажешь, Ока Иванович?

— Хорошего? Хорошего, не так уж и много...

Городовиков немного помолчал, собираясь с мыслями:

— У меня большие трудности с конским составом. То, что поступает по мобилизации, никуда не годится. Это не лошади, а клячи, заморенные на непосильных работах. Нам приходится их подолгу откармливать, чтобы хоть немного привести в чувство. И все равно они мрут, как мухи. Ветеринары с ног сбиваются, да все без толку.

— Слушай, ты на них не на Красной площади на параде гарцевать будешь. В атаку скакать, тебя тоже не заставляют. Это средство передвижения, а не богатырский конь! Бойца со снаряжением она перевезет?

— А куда денется? Только как бы ни случилось, что бойцу придется тащить ее на себе. Такое впечатление, что нам подсовывают самых плохих лошадей.

— А ты что думал? Что председатель колхоза отдаст на сторону свою лучшую кобылу? У него своих проблем по горло, а тут еще часть ...хм... техники отбирают. Не забивай голову ни себе, ни людям. Если считаешь, что это сознательный саботаж, Лаврентий Павлович ждет твоего звонка с трубкой в руках. Считаешь?

Городовиков пару секунд подумал, а потом безнадежно махнул рукой.

— Самые большие претензии к регулярности снабжения. Все графики поставок давно сорваны. Вот, Лев Михайлович не даст соврать, неделями нет ни одного эшелона, а потом в один день нагоняют сразу несколько. Да еще звонят каждый час, требуя немедленно освободить вагоны. Приходится отрывать от учебы боевые подразделения, заставляя их разгружать всякое барахло. А потом эти вагоны стоят на запасных путях по нескольку дней!

— Вот ведь люди, я их русским языком просил график перевозок не от балды составить, а написать реальные возможности. Нет, ...ля, они будут всем голову морочить и планы срывать. Звонишь в Москву, а они сидят задницей на тонне справок, что, вроде как, все случилось само собой. Даже ...изды дать некому! Ты сам-то им звонил?

— Звонил! А толку ноль. То вагонов нет, то паровозов. Концов сыскать невозможно! А мы даже запас кормов создать не можем! На сколько дней у тебя овса осталось, Лев Михайлович?

— На два.

Вопрос с кормами был настоящим бичом кавалерийских дивизий. В отличие от машин и танков, лошадь хочет кушать всегда, независимо от того, стоит она в стойле или тащит по грязи тяжеленное орудие. В день каждая кавдивизия съедала три железнодорожных вагона с овсом, не забывая еще и о свежем сене. Только чтобы накормить лошадей дивизий прикрытия, каждый день требовалось 27 вагонов. Это почти 10000 вагонов в год!

— Я не знаю, что делать. На обратном пути заедем в горком, надо будет в Москву позвонить. Понимаешь, я просто понять не могу — это расп..здяйство или действительно объективные трудности? Потому и к Берии не обращаюсь. Он там половину к стене прислонит, а кто потом работать будет? Не знаю, как быть!

— Да, никак. Тихим сапом. По чуть-чуть. Не так уж все и плохо. Проблемы всегда были, есть и будут. Всех расстрелять тоже не выход. Революции с нас, пожалуй, и одной хватит.

Городовиков задумался о чем-то своем, видимо вспомнив тяжелые годы Гражданской войны, разорившей до основания ослабленную четырехлетней мировой бойней Россию.

— Что-то мы все о своем, да о своем. О Доваторе совсем забыли. Рассказывай, полковник, чем живешь, о чем переживаешь?

— Да все нормально, товарищ генерал-полковник. Учеба идет по планам, боеприпасов в достатке, бойцы сыты и одеты. Вот только...

Лев Михайлович замялся.

— Не томи, полковник. Не барышне предложение делаешь.

— Товарищ генерал! У меня до сих пор весь личный состав живет в палатках! А уже октябрь! Хорошо, что из Ленинградского округа привезли окопные печи, иначе мы бы давно все вымерзли. И меня и так больных больше, чем обычно. Я не понимаю, материалы для бараков завезли еще полтора месяца назад, но ни одного строителя мы так и не видели. А по вашему приказу, использовать личный состав для хозяйственных работ, я не имею права! Что мне делать?

Проникновенная речь Доватора меня здорово рассердила.

— Вы, ...ля, еще огороды разбейте. Есть тут у меня, деятели. Агрономы, хреновы! У тебя одна задача, полковник, людей учить воевать! Будущим летом не гвозди считать будешь, а друзей хоронить! Если тело забрать сможешь! Не твоя это забота, казармы строить!

Немного успокоившись от вспышки гнева, я продолжил:

— Через несколько дней будут тебе рабочие. Зимой аэродромы строить и окопы копать бесполезно. Вот к тебе они и придут. Будут и бараки, и штаб, и баня, с клубом. А ты пока свое дело делай, не так уж много времени вам осталось.

Осознав, что перегнул палку, я решил извиниться:

— Извини, Лев Михайлович. Нервы что-то совсем расшатались.

— Переживу, не старшеклассница. Я вас понял, товарищ командующий.

Я решил сменить неприятную тему разговора:

— Вот, почитайте лучше, что за забором творится.

Я достал из своего портфеля папку с подшивками газет и донесений, подборку которых мне ежедневно делал адъютант, и передал ее Городовикову. Пока мои собеседники поглощали свежую информацию, я глубокомысленно пялился в окно, пытаясь попеременно рассмотреть идущий впереди броневик и немного отстающий грузовик с бойцами охраны.

Строго говоря, никакой необходимости в столь серьезном сопровождении не было. Предлагая свой вариант плана прикрытия, я не до конца сам осознавал его последствия. Дело в том, что сейчас вся полоса стратегического предполья буквально кишела людьми в военной форме. В узком промежутке между старой и новой границей, помимо дивизий прикрытия, лазила по лесам целая бригада ОСНАЗа, пограничники, строительные отряды ЗЭКов и студентов, вместе с охраной, а так же дивизии, которые раньше были тут дислоцированы. Их просто не успели вывести! Да и не хотели, не желая привлекать внимание противника масштабными передислокациями войск. Для перевода этих дивизий на новое место, Генеральный штаб, совместно с НКВД, разработал гигантскую по своим масштабам операцию, рассказ о которой требует отдельного обстоятельного разговора. Кроме того, из приграничной полосы выгребли большую часть мужского населения, в настоящее время совершающую трудовые подвиги на благо страны советов. Всех, конечно же, не забрали, не желая уморить голодом вновь приобретенные территории, но достаточно, чтобы мужчина без военной формы стал диковинкой. В результате, приграничная полоса стала весьма горячим местечком для всякого рода диверсантов и бандитов, где гражданского населения едва ли не меньше, чем военных.

В моем мире, в приграничной полосе тоже было полно солдат, однако это не мешало спокойно жить громадной толпе всевозможного сброда, с началом войны, полезшим изо всех щелей, стрелять в спину ненавистным коммунистам. Вот только здесь вояки не сидели в казармах, выходя за пределы баз лишь по большим праздникам, а постоянно перемещались по всей приграничной территории, изучая местность, проводя учения, ища места для закладок и строительства будущих полевых укреплений. Всего через несколько месяцев им придется на некоторое время поменяться местами, военным уйти в леса, а бандитам вздохнуть на прощание воздухом свободы от любых ограничений. В летние месяцы здесь развернулась настоящая партизанская война, с немалыми потерями с нашей стороны. Именно по этой причине взявшие меня "в плен" бойцы сидели в замаскированном окопе, а не стояли во фрунт под грибочком возле свежеокрашенного шлагбаума. Не хотели получить пулю из кустов, от случайно проходящего мимо польского националиста. Ситуация осложнялась тем, что бандитам просто некуда было деться. На всей старой границе шло обширное строительство укреплений, где день и ночь толпилась куча военных, а на новой уже полностью развернулись и освоились советские пограничники. Да и на немецкой стороне их не сильно ждали. Два непримиримых врага вцепились друг другу в глотку, не имея возможности отступить. Наших бойцов было намного больше, да и подготовлены они были гораздо лучше, так что победа осталась за нами. Большинство бегающих по лесам бандитов было перебито, а те, что остались, сидели ниже травы и тише воды, боясь ненароком привлечь внимание советского ОСНАЗа, не стесняющегося вызывать для свой поддержки авиацию и артиллерию.

— А это что такое?

Удивленный голос Городовикова вывел меня из раздумья. В руках у него была стопка моих рисунков, которую я случайно положил в папку с подборкой информации. Самым первым лежало изображение БТР-80А на фоне горного пейзажа. Верхом на нем сидело несколько солдат в погонах и с автоматами Калашникова в руках. Из бокового люка вылезал боец с противотанковым гранатометом. Очень красиво, между прочим, было нарисовано. Один из лучших моих рисунков за всю жизнь! В сердцах чертыхнувшись, я проговорил:

— Это то, что придет на смену лошади. Бронированный транспортер пехоты с приводом на все четыре оси. Никакая грязь не страшна, а если надо, может и реку вплавь форсировать. Броня противопульная, а в башне 30-мм автоматическая пушка и спаренный с нею пулемет. При большом желании можно и по самолетам стрелять.

— А в руках у бойцов что?

— Автоматический карабин под промежуточный патрон.

— Какой патрон?

— Промежуточный! Слабее винтовочного, но мощнее пистолетного.

— А что за труба в руках у этого?

— Гранатомет противотанковый.

Ока Иванович перевернул листик. Следующей картинкой было изображение Ми-24, дающего залп НУРСами.

— А это что?

— Хм... Как тебе объяснить. Это транспортно-боевой вертолет. Может нести несколько блоков неуправляемых ракет или отделение десантников. Крупнокалиберный пулемет, с вращающимся блоком стволов. Если очень нужно, может и обычные авиабомбы подцепить.

Надо было срочно отбирать листочки, потому что дальше шли реактивные самолеты!

— Лучше отдай их мне. Чем меньше людей их увидит, тем лучше.

Городовиков немедленно вернул мне всю стопку. Спустя несколько секунд он проговорил:

— Откуда это у тебя?

— Слушай, ну может у меня быть любимое дело? Кто-то водку жрет, а я рисую! Интересно мне, понимаешь, как будет выглядеть армия лет через тридцать. Вот я и фантазирую! Это ведь просто мои фантазии. Ты Беляева читал? Чудесное око? Ну, вот и я всякие штуки придумываю.

Ока Иванович на несколько секунд подвис, переваривая услышанное.

— Ты эти фантазии Тимошенко показывал?

— Ох, не любишь ты меня генерал. Хочешь, чтобы меня в дурдом упрятали?

— Какой дурдом? Ты понимаешь, что любой конструктор удавится, чтоб краем глаза взглянуть на твои фантазии!?! Ведь ты нарисовал то, что они только начинают обдумывать! И то в мечтах!

— Послушай, сколько народу рисует всякую фигню...

— Слишком натурально. Слишком естественно. Если бы я точно не знал, что такого оружия нет, а его точно нет, то я бы утверждал, что ты рисовал с натуры! Это же цельный, законченный образ...

— Я рад, что ты ценишь мои таланты художника, но давай поговорим об этом позже? Хорошо?

Из щекотливой ситуации меня выручил наш приезд на место.

Несколько часов я лазил по лагерю, вникая во все сложности быта. Опрашивал рядовых бойцов и командиров. Изучал всякого рода документы и планы. Ходил на стрельбище и полосу препятствий. Оценивал, каких успехов достигли бойцы, с момента моего последнего визита, направо и налево раздавая советы и ценные указания. Если учесть, что в прошлый раз они только-только приехали в новую часть, то прогресс был гигантским. Полноценным боевым подразделением дивизион еще не был, но и на сборную команду окруженцев больше не похож.

Полностью удовлетворенный увиденным, я уже собирался уезжать, когда на глаза мне попался лейтенант, о чем-то оживленно говорящий с командиром дивизиона. Если мое зрение мне не изменяло, то у него под глазом был здоровенный синяк. Заметив, что на них обратили внимание, лейтенант как-то резко повеселел, а вот комдив наоборот опечалился. Я поманил их пальчиком, понимая, что случайно стал свидетелем чего-то очень важного.

— Лейтенант, что с вашим лицом?

— Меня избили.

— Кто?

— Бойцы моего взвода.

Видите ли, для меня эти слова прозвучали как гром, среди ясного неба. В кавдивизиях прикрытия была собрана лучшая и наиболее подготовленная часть бойцов и командиров Красной Армии. Многие из них имели боевой опыт и награды. Благодаря стараниям Политуправления и НКВД, во многом удалось избежать ошибок в комплектовании частей личным составом, так свойственных нашей армии. Не помню точно, в чьих мемуарах мне удалось вычитать выдающийся случай. Генерал, написавший воспоминания, накануне контрнаступления под Москвой приехал с инспекцией в одну их подчиненных частей. Внешне все было чинно и пристойно, но что-то его насторожило в односложных и выверенных ответах подчиненных. В конечном итоге, ему удалось разговорить командира, пояснившего суть проблемы. Оказывается, часть комплектовалась где-то в Средней Азии. Весь призывной контингент, живущий в центральных районах, уже выгребли подчистую. Наконец, под руку военкомату попались представители какого-то племени, впервые в жизни спустившиеся с гор за солью, и чей язык с трудом понимали даже местные жители. Здесь они выяснили, что являются гражданами Советского Союза, которому срочно нужна их помощь и защита. И все бы хорошо, горцы были хорошими стрелками, но батальон был лыжным! Так вот, подобных нелепостей здесь удалось избежать, во всяком случае, я на это надеялся.

Почти сразу среди кавалеристов начала формироваться особая субкультура и своеобразная этика поведения. И бойцы, и командиры прекрасно понимали, что здесь не отбывают повинность, не исполняют патриотический долг и не ищут теплых мест. Здесь собранны люди, считающие военную службу своей профессией, и владеющие ей лучше, чем любой гражданской специальностью. Большинство из них уже обладали каким-то набором заслуг и умений. Взявший меня "в плен" сержант-пограничник по количеству задержаний мог поспорить с самим Карацюпой, в совершенстве владея навыками маскировки. Бывший с ним кубанский казак, несмотря на свою молодость, был мастером какого-то совершенно неизвестного единоборства. Мне довелось увидеть один из его показательных боев. Против парня вышел мужик, вдвое превышающий его размерами, да еще и хороший боксер. Весь бой занял всего несколько секунд. Бугай, решивший навязать мальчишке мордобитие на средней дистанции, мгновенно увяз в текущей, словно вода, защите соперника, а потом, совершенно непонятным образом, взмыл на высоту собственного роста, и со всего маху треснулся спиной о землю. Подняться с нее он смог лишь пару минут спустя, с посторонней помощью. А туркмен вообще был уникальной личностью. По-русски он многое понимал, но совершенно не разговаривал, в обиходе используя всего несколько простейших словосочетаний. Зато он умел стрелять так, как никто другой. Сидя верхом на галопирующей лошади, он, держа винтовку одной рукой, мог с семидесяти метров попасть в подброшенный воздух спичечный коробок. Любой снайпер отдал бы полжизни за такой результат.

Очень скоро стало ясно, что перенести сюда порядки массовой призывной армии, вещь совершенно нереальная. Здесь нет новобранцев, которых можно отправить чистить сортиры, а командиры тут не сопливые пацаны, едва закончившие школу. Здесь надобно уважение! Поэтому обращение к рядовому бойцу по имени отчеству, здесь звучало не как изощренное издевательство или дотошное исполнение устава въедливым службистом, а как нечто совершенно естественное. Именно по этой причине, я не мог понять, как тут могло случиться такое вопиющее нарушение субординации. А вообще говоря, преступление, в боевой обстановке карающееся смертью.

— А скажи-ка мне, лейтенант, за что же тебе бойцы по картине настучали? За какие такие грехи?

Что-то мне не нравилось в поведении этого человека. Что-то отталкивающее было в его достаточно красивом, для мужчины, лице. Какая-то червоточинка мелькала в его бесстрастных глазах.

— Они недовольны, что я заставляю их учиться больше других.

Вот не верю я, хоть убей. Уж больно у тебя рожа скользкая. Насмотрелся я на таких, еще у себя в будущем. Есть целый сорт людей, которые никогда ни в чем не виноваты по бумагам, но из любой кучи дерьма торчат именно их уши.

Я повернулся к Доватору и произнес:

— Вот скажи мне, полковник. Почему, если случается какая-то ...опа, то обязательно у тебя? То командующего округом чуть не пристрелят, то броневик утонет, а теперь еще и морду набили командиру? Почему? А? Даю тебе пять минут, чтобы привести сюда весь взвод. Найдите командира эскадрона, хоть из-под земли. Комиссар и особист тут? Замечательно. Время пошло!

Приказ выполнили меньше чем за две минуты. По всей видимости, и бойцы, и комэск заранее ждали, понимая, что после такого залета мимо не пронесет. Я не собирался вглядываться в их лицах, выискивая трусов и малодушных, способных с потрохами сдать своих товарищей. Мне нужны были их антиподы.

— Бойцы, кто бил взводного, шаг вперед.

С микроскопической задержкой весь взвод слитно шагнул мне навстречу.

— Таааак. Очень хорошо. Скажи мне, лейтенант, если тебя било тридцать взрослых мужиков, обученных убивать голыми руками, почему на твоем лице всего один синяк? Почему ты вообще до сих пор белый свет топчешь?

Взводный молчал.

— Кто-нибудь может объяснить мне, за что вы ударили командира? Один, кто-нибудь.

Из строя вышел довольно молодой парень, с тремя эмалевыми треугольниками старшего сержанта в петличках.

— Товарищ генерал-полковник, это все из-за девушки. Здесь в паре километров есть хутор. Мы мимо него часто ходим, он как раз на пути к нашей позиции. И вот там живет очень симпатичная девушка, которая приглянулась и взводному, и сержанту Зырянову. А вот ей понравился только сержант.

Кто такой сержант Зырянов, я понял по его смущенной физиономии. Не удивительно, что девушка обратила на него внимание. Молодой мужчина был действительно красив, прекрасно развит физически и не производил впечатления тупого солдафона. От него буквально веяло спокойствием и уверенностью в собственных силах. Такие парни долго одинокими не ходят.

— Но лейтенант этого не понял. С тех пор он ему проходу не дает, постоянно придираясь ко всяким мелочам, и оскорбляет при всем взводе. Мы бы это пережили, так он и дела не знает! Два дня назад завел нас всех в болото. Чуть не потонули! А Зырянова загнал в самую бучилу. Мы его чудом вытащили. Он этой жижи так наглотался, что несколько часов рвало. А потом выяснилось, что он утопил свою винтовку. А этот... А лейтенант говорит, что сержант это специально сделал! Мол, с врагами сношения имел, договорившись отдать им личное оружие. Из этого болота винтовку не достать, даже если осушить полностью! Мы его по-человечески просили, уймись! Да куда там, закусил удила. Почувствовал, что от соперника одним махом может избавиться.

— Да врет он все, — не выдержал взводный: — Они сговорились специально...

— Закрой поддувало, взводный. За версту фальшью прет. Где командир эскадрона?

Я поискал взглядом комэска.

— Скажи мне, родной, а где ты был все это время? Яйца на печи чесал? Тебя, зачем сюда поставили, вшей давить? Или ты не знал? А чем ты тогда вообще занят был?

Лицо капитана стало белее мела. Несколько секунд в нем явственно боролись противоречивые чувства, а потом он все-таки заговорил:

— Я знал! И не помешал. А что еще мне было делать? Я эту сволочь еще по прежнему месту службы помню. Сколько он доносов написал, посчитать невозможно. Чуть тронешь его, работать заставишь, так он сразу пишет, что враги пробрались в наши ряды. И ведь верят ему! Не нам, а ему!

У себя за спиной я услышал, как прошептал особист: "Я б ему эти писульки в дуплище-то и затолкал, да еще и попрыгал бы сверху".

— А ты что скромничаешь, мил человек? Выйди и всем скажи! Чтоб все услышали! А то не верят тебе! Вам не верят! Потому, что вы верите тварям вроде этого лейтенанта! Ты понимаешь это? Вы не можете исполнять свои прямые обязанности, потому что тебе, представителю закона, не верят. Не верят, что вы можете решить по совести, а не в угоду времени. Ты понимаешь меня?

— Вполне.

— Очень хорошо, что понимаешь. А где у нас политрук? И комиссар где? Что-то не видно их.

— Мы здесь товарищ командующий.

— Попали вы ребята. Конкретно попали. Как не крути, а это ваша ошибка. Вы не смогли предотвратить конфликт между командиром и подчиненными. Вы не исполнили ваши прямые обязанности!

— Да что мы сделать-то можем, — попытался идиотски оправдаться комиссар: — Они ведь с нами даже не разговаривают. Политинформацию прослушают, покивают в ответ, со всем согласятся, и исчезают. Я только из палатки выйду, а уже невидно никого.

— А ты звезды комиссарские зачем нацепил? Чтобы не знать, что делать? Ты что думал, они тебе исповедаться будут? Чтобы залезть к ним в душу, придется попотеть! Надо чтоб тебя не за твердость лба ... тьфу, мля ... не за твердость убеждений уважали, а за дела реальные! Если ты до сих пор этого не понял, то нечего тебе тут вообще делать. Вы, кстати, мыло купили?

— Какое мыло?

— Ну как, надо бы подмыться, а то неудобно перед начальством-то. Лев Захарович этого не любит!

Политработники поняли, что на этот раз влетели по полной программе. Снятыми шпалами и кубиками может и не обойтись. Я не собирался спасать их от гнева Мехлиса, большую часть вины, за случившееся, возлагая именно на них. Своей глупейшей речью комиссар лишь усугубил ситуацию, четко показав, чьей ошибкой на самом деле стал сегодняшний инцидент.

— Значит так. Записывай Доватор. Взводного разжаловать в рядовые, навечно отправив в самую глубокую задницу, которую только сможете найти. Комэска понизить до лейтенанта и назначить командиром взвода, пока в бою не заслужит следующее звание. Командиру дивизиона строгий выговор с занесением в задний проход. Ответственным за занесение назначается лично командир дивизии! А теперь вы...

Я осмотрел замерший строй бойцов.

— Что мне с вами делать, мужики? Надеюсь, вы понимаете, что случись то же самое в боевой обстановке, я, без всяких вариантов, приказал бы вас расстрелять, вместе с взводным. Будь вы хоть тысячу раз правы! Поднимать руку на командира — недопустимо. Как недопустимо командиру быть такой сволочью. Но сейчас не война. Так что мне с вами делать, правдолюбы хреновы?

Строй молчал.

— Молчите? Ну и хрен с вами. Доватор! Взвод расформировать, всех бойцов разослать по разным подразделениям. У кого есть звание, понизить на одну ступень. У тех, кого нет, положенного не давать пока в бою не заслужат. Если посчитаешь, что легко отделались, можешь сам что-нибудь придумать. А щас все. Ррразойдись!

Как мы не старались скрыть этот неприятный факт от широкой "общественности", утаить шило в мешке не удалось. Солдатское радио немедленно разнесло весть о показательной порке клеветника, и тех, кто ему потакал. О том, что те, кого оклеветали, пострадали тоже весьма сильно, людская молва умалчивала. Поголовно бить морды нечистым на руку командирам, конечно же, не стали, но выпавший из рук флаг борьбы с лживыми доносами подхватили те, кому было положено по долгу службы. НКВД и Политуправление устроили несколько показательных процессов, с жесточайшими санкциями для обвиняемых. Результат не замедлил сказаться. Число анонимных доносов неправдоподобно снизилось, а в войсках заметно повысилась дисциплина, поскольку теперь избавиться от неспокойного начальника стало весьма проблематично.

Идеалистическая картина всеобщего осознания, перековывания, исправления и улучшения продолжалась довольно долго, пока в середине декабря не случилась КАТАСТРОФА.

* * *

14 декабря 1940 года немецкие и итальянские войска начали совместную операцию под кодовым наименованием "Геркулес" — комбинированный воздушный и морской десант на Мальту. Незримое облако противоречий, наконец, обрело форму грозовых туч, не заметить которые пришелец из будущего просто не мог. Впрочем, исконный ход событий начал необратимо меняться задолго до этого дня.

14 мая 1940 года пуля пьяного эсэсовца из "Лейбштандарта", пальбой по пленным голландским солдатам отмечавшего победу над Нидерландами, миновала голову генерала Штудента. Отец немецких воздушно-десантных войск, всего на несколько секунд задержавшись возле радиостанции, чудом избежал тяжелейшего ранения в голову, в реальности симбиота выведшего его из строя почти на год.

10 июня 1940 года Италия объявила войну Великобритании и Франции. Столь агрессивный шаг отнюдь не был вызван переизбытком сил у новых римлян. По словам итальянского лидера: "Чтобы диктовать условия мира, надо участвовать в войне". Вот только надо успеть вступить в эту войну раньше, чем немцы победят в ней одни. Убедившись, что Гитлер в необычайно короткие сроки разбил считающуюся сильнейшей в мире французскую армию, Муссолини поспешил урвать хоть какой-нибудь кусочек от сладкого Европейского пирога. В Первой Мировой итальянцам халявы не обломилось, так может здесь что-то перепадет?

Еще в мае 1939 года дуче предупреждал Гитлера, что в течение трех лет его вооруженные силы к войне готовы не будут. Результатом поспешного вступления в крупномасштабный военный конфликт стала полная неготовность сухопутной армии и флота к немедленным действиям. Даже на находящуюся под боком английскую военно-морскую базу Мальта первый налет был произведен лишь на следующий день. На какие результаты при этом рассчитывали Муссолини и его генералы, остается загадкой, но при таких темпах проводимых операций надеяться на любой положительный итог, по крайней мере, наивно. Убедиться в этом итальянцам пришлось незамедлительно. В первый же день войны Италия разом потеряла значительную часть торгового флота, общим тоннажем 130000 тонн, который просто не успел покинуть враждебные гавани, и был либо захвачен, либо уничтожен своим экипажем, либо интернирован.

Уже 12 июня британские крейсера обстреляли порты Тобрука и Бенгази. На рейде первого был потоплен тральщик. 14 июня соединение французских крейсеров подвергло бомбардировке Геную и Вадо, уйдя совершенно безнаказанно. 21 июня англо-французской боевой группой обстреляна Бардия. 23 июня британский конвой без всяких помех проходит Сицилийским проливом. 28 июня три итальянских эсминца атакованы 2 крейсерами и 4 эсминцами англичан, лишь чудом потери Regia Marina составили всего один корабль.

9 июля 1940 года вновь произошло столкновение противоборствующих флотов, получившее название бой у Пунто-Стило. На этот раз в нем действительно участвовали значительные силы. Англичане проводили обратный конвой с Мальты, на котором перевозились семьи гарнизона. Итальянцы возвращались с обратным конвоем из Тобрука. 3 британских линкора, авианосец, 4 легких крейсера и 16 эсминцев столкнулись с 2 итальянскими линкорами, 6 тяжелыми, 12 легкими крейсерами и 24 эсминцами. Впрочем, громким словом "БОЙ" это скромное событие могли назвать только нации, которые не участвовали в Цусимском сражении. Весь боевой эпизод закончился после первого же попадания 381-мм снаряда "Уорспайта" в итальянский линкор "Джулио Чезаре", в результате которого тот временно снизил ход до 18 узлов. Итальянцы немедленно начали выходить из боя, направив в атаку эсминцы и поставив дымовую завесу. В ходе преследования англичане так и не смогли догнать убегающего противника, хотя приблизились к побережью Калабрии аж на 40 километров!

Больше всех в означенном событии отличились итальянские ВВС. Британский флот был обнаружен еще 8 июля южнее Крита. За это время он подвергался многочисленным атакам Regia Aeronautica, единственным результатом которых стало попадание в компасную палубу легкого крейсера "Глостер". От взрыва погибло сразу 18 человек, в том числе капитан и старший офицер. Ожидать лучших результатов от высотных горизонтальных бомбардировщиков атакующих движущиеся корабли было бы глупо. Все прелести боевой подготовки и технического оснащения собственных ВВС по достоинству смогли оценить и итальянские моряки. Во время бегства от английского флота они неоднократно подвергались остервенелым атакам своих летчиков. Ни мольбы, ни угрозы и проклятия не могли убедить доблестных итальянских авиаторов в том, что они бомбят собственные корабли. Еще бы, ведь никто и никогда не готовил их к боевым действиям на море! Муссолини и его генералы посчитали это излишним. Вот и получилось, что летчики не могли не то что отличить свой линкор от чужого, но и не видели особенной разницы в силуэте легкого крейсера и авианосца. С чего бы им тогда "Глостер" бомбить, если рядом с ним идут три линейных и авианесущий корабль?

Подобные боевые эпизоды повторялись с завидной частотой и с одним и тем же результатом — англичане били итальянцев и так, и сяк, и через косяк. Несмотря на копеечную материальную стоимость потерь от них, эти столкновения имели громадное значение. Прежде всего, моральное. Британцы убедились, что способны меньшими силами побеждать ... хм ... осторожных итальянцев, а у тех, в свою очередь, начал развиваться комплекс неполноценности. Да и как ему не развиться? За что бы они ни брались, получалось в точности как в известной песне: "Крокодил не ловится, не растет кокос...".

3 августа 1940 года итальянские войска перешли в наступление в Восточной Африке. Вторжению подверглись британские колонии Кения, Судан и Британское Сомали. Несмотря на удручающую скорость продвижения, на первых порах им сопутствовал вполне ощутимый успех. Английские и Южно-Африканские колониальные войска были выдавлены из Британского Сомали и эвакуированы через пролив в Аден. В Судане были заняты города Галлабат, Курмук, Кассала. Справедливости ради надо сказать, что единственным серьезным препятствием на пути 200 тысяч итальянцев были вовсе не мизерные по численности войска англичан и их сателлитов, а полное отсутствие дорог и какого-либо снабжения. С началом войны всякое сообщение с Эфиопией и экспедиционными войсками было прервано, и до занятия Суэцкого канала рассчитывать на его возобновление не представлялось возможным. Имеющихся запасов и местных ресурсов для проведения значительных наступательных операций было явно недостаточно, что и привело к закономерному результату — столкнувшись с более-менее организованным сопротивлением, итальянцы остановились, не продвинувшись более ни на шаг.

18 августа 1940 года Гитлер неожиданно прилетел в Рим, соизволив уведомить итальянскую сторону о своем визите всего за несколько часов. На встрече с Муссолини фюрер германской нации еще раз настойчиво просил ускорить наступление итальянских войск в Африке и всемерно активизировать операции флота. Гитлер пытался убедить собеседника, что до падения Великобритании остались считанные недели. Достаточно лишь побольнее пнуть поверженного льва, и он окончательно издохнет, оставив в наследство свои охотничьи угодья. Британские войска в Северной Африке необычайно слабы, в разы уступая итальянским в численности, и в ближайшие несколько месяцев англичанам их просто нечем усилить. Все тяжелое вооружение брошено в результате позорного бегства из Франции и ныне с успехом осваивается солдатами Рейха. На весь Среднеземноморский ТВД у британцев не больше сотни самолетов, размазанных тончайшим слоем на тысячи квадратных километров требующей защиты и контроля территории. Даже надежда и опора Англии, ее флот, слаб, как никогда ранее. За межвоенный период Royal Navy, из самого мощного и современного в мире, превратился в коллекцию плавающего антиквариата, вынужденного реагировать на угрозы по всему земному шару. Создать перевес в силах над многочисленным и современным Regia Marina, означает оставить беззащитными Метрополию, Индию и другие заморские владения.

К тому моменту, в распоряжении командующего британским Среднеземноморским флотом адмирала Эндрю Браун Каннингхэма действительно были всего 4 линкора, древний авианосец "Игл", 6 легких крейсеров и 20 эсминцев. Из 4 линкоров ни один не мог тягаться в скорости с итальянскими соперниками, а, из-за устаревшей артиллерии, лишь один из них мог на равных соперничать в открытом бою. В составе авиагруппы "Игла" числилось всего 17 доисторических бипланов-торпедоносцев "Суордфиш" и три не менее архаичных биплана-истребителя "Глостер-гладиатор". Это были единственные самолеты, на поддержку которых мог рассчитывать британский адмирал вблизи от итальянских берегов. Не так давно британское Адмиралтейство перебросило в Гибралтар "Соединение Н", в составе линейного крейсера "Худ", линкоров "Вэлиант" и "Резолюшн", авианосца "Арк Ройял", легкого крейсера "Аретуза" и 4 эсминцев. Корабли этой эскадры по своей древности уступали только своим собратьям по Среднеземноморскому флоту. Итальянцы могли выставить на своей чаше весов два недавно прошедших модернизацию линкора, 7 тяжелых и 11 легких крейсеров, 61 эсминец и почти 100 подводных лодок. В течение ближайших месяцев Regia Marina должны были пополнить еще 4 линкора, в том числе два новейшей постройки — "Литторио" и "Витторио Венето". Вблизи от своих берегов итальянский флот мог рассчитывать на поддержку всей мощи собственных ВВС, в которых числилось около 3000 самолетов. Правда, боеготовыми были не более 1200. Все равно, на русском языке это называется подавляющим преимуществом в силах и средствах.

Разумеется, Гитлер столь точными данными не располагал, но порядок цифр ему был хорошо известен. Фюрер никак не мог взять в толк, как, имея такое соотношение в силах, можно за два месяца войны не продвинуться вперед ни на сантиметр. Муссолини, честно говоря, и сам не до конца понимал, как это возможно, но старательно пытался оправдаться, хоть и не обязан был отчитываться кому-либо. По его словам единственным препятствием на пути блистательных побед итальянского оружия были нерешительные генералы и адмиралы, не желавшие рисковать ни при каких условиях. В ответ на это, Гитлер изрек, что не понимает, почему, если эта проблема известна итальянскому лидеру, он ее не решает. Немало не смутившись, фюрер предложил снять их всех, заменив на более достойных, а буде таких не найдется, поменять на немецких коллег. Втихаря взгрустнув, а вслух посмеявшись веселой шутке оппонента, Муссолини пообещал приложить все усилия для разгрома общего врага, максимально ускорив наступательные операции.

Но на этот раз Гитлер не успокоился, а пообещал помочь материально, если потомки римлян будут пай-мальчиками и выполнят все его скромные просьбы. И не только материально. Он предлагал своих солдат! По его словам, в течение максимум двух месяцев, можно было без особенного напряжения сил перебросить в Италию две танковых, моторизованную, егерскую и воздушно-десантную дивизии. Все эти игрушки, он готов абсолютно бесплатно отдать во временное пользование властителю Рима, всего лишь за то, что тот соизволит, наконец, оторвать от стула драгоценное гузло, и исполнит свою часть спектакля. Впрочем, Муссолини практически сразу отказался от таких щедрых посулов, верно рассудив, что раз пустив медведя в малинник, потом не выгонишь его никакими силами пока он не сожрет все спелые плоды, попутно поломав сами растения. В его голове еще не испарились иллюзии по поводу боеспособности итальянской армии и флота, по итогам Второй мировой войны доказавшим свое полное неумение, а самое главное, нежелание что-либо делать. Ну не успели еще греки и англичане наподдать волшебный пендель новоиспеченным римским легионерам! Однако, Муссолини совершенно точно осознал, что авантюра, в которую он втравил свою страну, может выйти боком даже в случае победы. Если быстро не добиться хоть каких-то успехов на фронтах, Гитлер сумеет продавить свои решения, не прячась за маской идейного товарища и старого друга. Вступив в мировую войну, он впряг свою дохлую клячу в одну упряжку с ломовой лошадью германской военной машины, и если не будет тянуть, как положено, получит кнутом по хребту, без всякой жалости.

Несмотря на вдохновенные клятвы дуче, Гитлер покидал Рим со стойким ощущением, что наличие Италии в качестве союзника скорее приносит гораздо больше вреда, чем пользы. В этом его убедили лица итальянских генералов, на которых большими буквами было написано нежелание брать на себя хоть какие-то обязательства. Уже сидя в самолете, фюрер дал себе твердое обещание, что если ситуация в корне не изменится, он вернется сюда через месяц и заставит их сделать как нужно, пусть даже для этого потребуется применить силу оружия.

Разочаровал Гитлера не только итальянский лидер. Сразу после Рима фюрер направил свою поступь в Мадрид, намереваясь любыми способами уговорить Франко объявить войну Великобритании. Проклятый Гибралтар не давал ему ни минуты покоя — мелкий чирей на огромной Европейской заднице доставлял массу неудобств. Срыть до основания эту жалкую скалу для вермахта не представляло ни малейшей трудности, вся беда была в том, что не было никакой возможности добраться до нее по суше, а небольшой немецкий флот не позволял решить проблему со стороны моря. Собственно говоря, эта была его единственная просьба к испанцам, пусть даже в дальнейшем они вообще ничего делать не будут, этого скромного вклада будет вполне достаточно. Гитлер совершенно точно понимал, что у Франко не было ни малейшего шанса удержаться у власти, если бы не своевременная помощь Германии и Италии, поэтому чувствовал себя вправе просить и даже требовать от него активного содействия.

Но испанцы воевать не хотели. Тяжелейшая гражданская война остудила многие горячие головы, серьезно сократив их количество. Народ устал от кровопролития, и даже абсолютному властителю, буде такой найдется, было бы очень сложно заставить их воевать. Экономика страны стояла на коленях, разрушенная практически до основания. Тысячи людей, еще недавно носивших форму, державших в руках оружие и почувствовавших вкус крови, возвратились домой ... к разбитому корыту. Далеко не все из них решили вернуться к мирному труду, и страну захлестнула волна преступности и насилия. Новая элита еще не успела насытиться властью и богатством, разворовывая до основания скудные государственные средства, и ежедневно устраивая разборки друг с другом. Чувство благодарности к немецким друзьям, конечно же, никуда не делось, но...

Однако, Франко не стал сразу отказывать Гитлеру. Он поставил лишь два условия: по результатам войны Испания должна получить Французское Марокко, и Германия должна взять на себя обязательства по снабжению его страны продовольствием. Формальное согласие для фюрера означало стопроцентное "НЕТ", поскольку ни то, ни другое он был не в состоянии сделать. Наоборот, это смотрелось изощренным издевательством. Даже если бы Гитлер решился на конфликт с властями Виши по поводу Марокко, взять продовольствие ему было просто негде. Хотя... Верные люди говорили, что русское быдло стало питаться излишне сытно. Возможно, новый усатый русский царь с внешностью азиатского варвара согласится продать хлеб своего народа в обмен на бусы? Ну хорошо, пусть не на бусы, а, допустим, на станки? Или какие-нибудь красивые обещания? Гитлер очень любил давать обещания, ведь он хозяин своему слову — захотел, дал, захотел, забрал обратно! Над этим стоило подумать.

Вот, опять! Опять эти русские! Куда ни плюнь, обязательно попадешь в злобную и бородатую морду, сидящую верхом на кривоногой лошади, нацепив на себя гротескную бурку и папаху. Пока немецкие солдаты умирают во славу Рейха, проклятый Сталин получает все почти бесплатно. Западные Белоруссию и Украину, Румынскую Бессарабию, а теперь еще и всю Прибалтику, кроме Мемеля. И за что? Просто за то, что они не будут мешать возвращению исконных германских территорий, то есть всей Европы! Лишь финны умудрились дать по зубам диким сталинским ордам, да и то, в конечном итоге были вынуждены подчиниться. Из-за блокады побережья Германия лишилась выхода на мировой рынок и платит большевикам за их ресурсы настоящую цену! Немыслимо! Обитель высшей расы, вынуждена платить жалким дикарям промышленным оборудованием, технологиями и даже военными кораблями! Они упорно отказываются понимать, что должны быть счастливы тем, что белые люди похлопают их по щеке и назовут самой послушной в мире обезьяной. Лишь горстка отщепенцев, презираемая и на родине, и на чужбине, но тщательно сохраняемая, как будущая пятая колонна, буквально млела от внимания Европейского Человека к своей жалкой персоне. А с какой яростью они вгрызались в собственный народ, истекая ядом на страницах книг и газет, причисляя и простых обывателей и вождей к виновным в совершении диких и немыслимых злодеяний в любой мало-мальски значимой области. Глядя на этих тварей, последние сомнения в том, что все русские — быдло и дикари, таяли как дым!

Мысли о наглости русского "Ивана" не мешали фюреру заниматься более конкретными делами. Сразу по прибытии в Берлин он озадачил своих генералов разработкой собственного сценария войны в Африке и Средиземном море. Что-то, а по части составления планов переплюнуть немецкие штабы не мог никто в мире. В кратчайшие сроки Гитлеру было предоставлено несколько вариантов, как говорится — "на все случаи жизни". Единственным общим местом в этой куче стратегий было устойчивое снабжение и необходимость скорейшего устранения главного препятствия для его обеспечения — острова и военно-морской базы Мальта. Жалкого клочка суши на полпути между Сицилией и Тунисом, который мог стать непреодолимым препятствием на пути ливийских конвоев. Военные предложили два варианта решения проблемы. Первый предусматривал захват острова силами воздушного и морского десанта, а второй его нейтрализацию с помощью массированных бомбардировок с воздуха и моря.

Едва услышав о втором варианте, фюрер впал в неописуемое бешенство. Освежающий душ злобной критики непрерывным потоком лился на головы "Люфтваффе" не менее получаса. Гитлер орал, что, поверив хвастливым речам Геринга, он уже упустил несколько шансов разделаться с проклятыми англичанами. Не они ли утверждали, что перетопят все британские лоханки под Дюнкерком? Не они ли клялись, что поставят Англию на колени за месяц бомбардировок? Где они? Где потопленные лоханки? Где стоящие на коленях англичане? И где, наконец, его, Гитлера, летчики и сотни самолетов? Уж не их ли обломки догорают на берегах Ла-Манша? Разумеется, авиаторам было, что возразить фюреру. Очень много всяких веских и обоснованных возражений у них было. Ведь не они виноваты в том, что их лидер ввязался в мировую войну не имея стратегической авиации? Но на этот раз перечить Гитлеру никто не посмел. Духу не хватило. После столь впечатляющего выступления, сторонников у десанта на Мальту резко прибавилось. Точнее напрочь исчезли его противники. Разработку конкретного плана операции было решено поручить генералу Штуденту, прекрасно зарекомендовавшему себя в Норвегии и Голландии. Срочно отозванный в Берлин, он удостоился личной аудиенции фюрера, и, получив мощную идеологическую и практическую накачку, отбыл в Италию.

Несмотря на то, что Гитлер лично просил Муссолини о всемерном содействии своему генералу уже спустя неделю Штудент был вынужден признать, что не в силах разобраться в хитросплетениях итальянской военной машины. Те, кто удосужился прочитать "Замок" Франца Кафки, теоретически смогут понять, о чем идет речь. Если где-то в мире какое-либо из военных министерств придумало абсурдную и трижды дублирующую систему управления, будьте уверены, что потомки римлян ее скопировали. Вот, например чтобы получить поддержку с воздуха итальянским морякам приходилось получить согласие не менее трех штабов, два из которых не имели ни малейшего отношения к морскому ведомству. Вплотную познакомившись с подобными чудесами, немецкий генерал был сильно удивлен тем, что Италия до сих пор не капитулировала, а ее флот по-прежнему стоит в базах вместо законного участка на дне морском.

Уяснив для себя суть проблемы, Гитлер прибег к помощи тяжелой артиллерии. В Италию немедленно отбыли гросс-адмирал Эрих Йоханн Альберт Рёдер и генерал-фельдмаршал авиации Альберт Кессельринг, срочно отозванный с поста командующего 2-м воздушным флотом. Вы не подумайте, это не половина немецкого генерального штаба, а всего лишь два человека. Правда, очень и очень умных и умелых человека. Долго противостоять союзу трех выдающихся немецких военных деятелей итальянские бюрократы не смогли, тем более что Муссолини на самом деле оказывал германцам всяческую поддержку.

Обнаружив в дремучих дебрях Генерального штаба доморощенного союзника детально проработанные планы военного вторжения на Мальту, немцы ничуть не удивились. А что еще им было ждать от таких хороших и предупредительных людей? Оказалось, что итальянцы на протяжении многих десятилетий представляли себе начало войны с Англией именно с захвата пресловутого острова. На худой конец, с его нейтрализации. После такого замечательного подарка, германские стратеги готовы были неделями слушать весомые аргументы в пользу отказа от ее проведения. Слушать-то они их слушали, а вот понять так и не смогли. Ну и ладно, кто старое помянет, тому и глаз вон! Правда? Придется простить римским коллегам такой незначительный факт, как полная неготовность Мальты к отражению нападения. Ну не ждали англичане такого быстрого краха мощнейшего французского государства, вот и не подготовились.

27 августа 1940 года, то есть через 78 дней после вступления в войну, Муссолини сообщил немецкому лидеру, что подготовка к вторжению в Египет завершена. Куда там России с ее тысячами километров бескрайних полей, лесов и болот. Крошечная Италия переплюнула по срокам мобилизации и сосредоточения все воюющие страны вместе взятые! Впрочем, у итальянских генералов на этот счет было иное мнение. Восемь дивизий под общим командованием маршала Родольфо Грациани, сосредоточенные на границе Ливии и Египта, перешли к активным действиям лишь 13 сентября. Всего с итальянской стороны в операции участвовало 216 тысяч человек, 200 танков и около 300 самолетов. Этим силам, весьма значительным даже по меркам Восточного фронта в реальности симбиота, англичане смогли противопоставить целых две дивизии — 7-ую танковую и 4-ую Индийскую пехотную, в которых насчитывалось 36 тысяч человек, 65 танков и 48 самолетов.

Результатом этой эпической битвы за клочок выжженной пустыни, в которой на каждого британского солдата приходилось по восемь итальянских, стало продвижение вперед на целых 90 километров! В первый день наступления был занят Эс-Саллум, 15 сентября Букбук, 16 сентября 1-ая дивизия чернорубашечников вступила в Сиди-Баррани. И, собственно говоря, все. Итальянцы остановились, даже несмотря на то, что англичане продолжали отступать дальше в глубь территории Египта, намереваясь дать оборонительное сражение в районе Мерса-Матрух. В конечном итоге, между конфликтующими сторонами образовалась ничейная полоса шириной в 30 километров! Вместо того чтобы занять хотя бы пустующую территорию, Грациани засел за написание оправдательных отчетов, уверяя Муссолини, что получи он еще пару сотен тысяч человек, и древняя родина фараонов незамедлительно падет к ногам блистательного Рима. Все дальнейшие потуги итальянского лидера сдвинуть с места собственных военных не имели ни малейшего успеха, как бы сильно он не старался.

А 18 сентября 1940 года Гитлер исполнил свое обещание и приехал навестить своего старого "друга" Бенито. Фюрер был необычайно спокоен и весьма сдержан в выражениях, во всяком случае, в присутствии свиты дуче. Но и оставшись наедине с основателем новой римской империи, самообладание Адольфу не изменило. Всю свою ярость он успел излить еще на родине, сохранив для важнейшего разговора трезвую голову.

Первым делом Гитлер напомнил, что никогда не просил Италию о помощи в войне с Великобританией — это целиком и полностью инициатива Рима. Более того, он предупреждал итальянского коллегу, что не сможет оказать ему поддержку ни войсками, ни поставками ресурсов. Теперь, когда война объявлена, хотят того лидеры государств или нет, но их страны оказались в одной лодке, и успех всей военной кампании зависит от успешности действий двух равноправных партнеров. Германия, со своей стороны, в кратчайшие сроки выполнила все мыслимые и немыслимые союзные обязательства, в одиночку разгромив французов и английскую экспедиционную армию. А вот Италия не торопится, впустую тратя драгоценное время, завоеванное кровью немецких солдат. Его страна больше не может ждать! Окончательная победа ускользает от них, подобно песку просачиваясь между пальцев. Англия восстанавливается после чудовищного разгрома, ежедневно укрепляя свои сухопутные и морские силы. Речь о победе британцев не идет, идет речь о размерах благ, которые можно получить после победы. Чем быстрее закончится эта война, тем существеннее будут приобретения победителей. В этой связи, фюрер просит своего союзника принять военную и экономическую помощь Германии.

Муссолини прекрасно видел, каких усилий стоило Гитлеру произнести эти слова и сохранить внешнее спокойствие. За последние годы Адольф совсем забыл, что такое слово "ПРОСИТЬ". А сегодня вдруг вспомнил! Смешно, он искренне презирал этого человека, а пару месяцев назад, своими собственными руками, он подарил ему и себя, и свою страну. Еще в мае 40 года "Newsweek" называл дуче "ключевой фигурой в Средиземном море". А сейчас? А сейчас он стал пешкой в руках одержимого, которая не то что не способна стать ферзем, наоборот, она мешает поставить противнику шах и мат! Господи, какой это позор! Какой позор, когда 32 твоих дивизии не способны ничего поделать с 5 французскими, при том, что они фактически никем не управляются и деморализованы капитуляцией Парижа. Не стоит тешить себя иллюзиями, за вежливой "просьбой" кроется неприкрытая угроза — подчинись или я сотру тебя в порошок! И сотрет! Сотрет, и не поморщится! И будет прав, поскольку Италия ему мешает. Своими неторопливыми и неумелыми действиями он позволил англичанам сконцентрировать для защиты метрополии все силы, фактически бросив второстепенные театры боевых действий на произвол судьбы. А он даже не в силах поднять с земли ту гору сокровищ, что лежит под ногами никем не охраняемая! Какая к дьяволу Греция!?! Какая Югославия? Пустые мечты!

Все не так плохо. У Италии еще есть армия, и есть флот. ПОКА еще есть. Пока еще у Англии нет столько продовольствия, чтобы кормить такую толпу военнопленных. Да, сейчас, сидя перед Гитлером, Муссолини четко осознал, что именно так все и есть. Он и его страна существуют только потому, что ПОКА никому нет до них дела. Так что сейчас у него еще есть выбор — поступиться малым, пустив немцев на свою землю ПОКА у Италии еще есть силы, или отдаться целиком, когда они истают как дым под ударами англичан и американцев, которые не упустят случая поучаствовать в европейской сваре. В конце концов, после капитуляции Великобритании он возьмет в Средиземном море все, что только пожелает. Фюрер наверняка позволит своему верному союзнику потешить свое "эго", подобрав пару крошек с господского стола. Конечно, Афины — это не Париж, но и не пара палаток бедуинов посреди раскаленной пустыни. О концепции "параллельной войны" придется на время забыть.

Встреча двух лидеров закончилась полным "сердечным согласием" неожиданно быстро. Дуче "прогнулся" под немцев, умудрившись внешне сохранить красивую мину при плохой игре. Спустя пару недель, на берега Ла-Манша отправился итальянский бомбардировочный авиакорпус, а еще через несколько дней туда же заспешила бригада чернорубашечников, собранная с бору по сосенке со всей страны. Практической пользы от этих подразделений, вооруженных допотопной техникой, во главе с командирами мыслящими категориями давно отгремевших войн, было, мягко говоря, немного. Если она вообще была. Зато с точки зрения пропаганды ход был беспроигрышным. Теперь появление нескольких немецких дивизий на территории Италии будут смотреться не как вынужденная помощь бестолковому союзнику, а своего рода ответный жест благодарности верного "друга", призванный укрепить боевое "братство".

Если отправка итальянского экспедиционного корпуса во Францию была обставлена с большой помпой, мало соответствующей ее реальному значению, то немецкие "камрады" проворачивали свои дела в условиях максимальной секретности. Уже через два дня после визита фюрера в Италию была направлена большая группа немецких офицеров. Помимо разработки планов операции на Мальте и в Северной Африке непосредственно на месте, их основной задачей было подготовить ТВД таким образом, чтобы подходящие части вступали в бой, едва разгрузившись с эшелонов. Иллюзий по поводу сохранения секретности итальянскими коллегами в Берлине никто не питал. Германские стратеги собирались в очередной раз преподать всему миру урок, как именно нужно организовывать переброску войск на значительные расстояния, не дав при этом противнику ни единого дня для подготовки контрмер.

Еще через пару дней в Италию совершила перелет эскадрилья немецких самолетов-разведчиков. Фашистские летчики, не откладывая работу в долгий ящик, уже спустя три дня приступили к интенсивным полетам над Мальтой. Правда, опознавательные знаки на них почему-то принадлежали Итальянским ВВС. Через полтора месяца их работы Штудент уверенно докладывал Гитлеру, что знает не только точное месторасположения всех зенитных орудий на острове, но их калибр, марку и даже сектора обстрела. Тщательная и методичная фоторазведка, недюжинные аналитические способности и опыт немецких офицеров позволили полностью вскрыть сеть английских оборонительных сооружений, равно как и места дислокации абсолютного большинства обороняющихся подразделений. Британские солдаты, не имея иной возможности насолить проклятущим соглядатаям, из камней и мусора выложили на земле здоровенную надпись, с истинно английским юмором обличающую сексуальные предпочтения фюрера. Впрочем, безобидная шутка имела весьма трагические последствия. Во время высадки, в радиусе одного километра от каменных букв немецкие десантники не взяли в плен ни единого человека.

Пока германские спецы занимались подготовкой вторжения, итальянцы усиленно предавались своим прямым обязанностям, то есть ничего не делали. Несмотря на то, что Муссолини временно отказался от вторжения в Грецию, а для десанта на Мальту затраты ресурсов были не так уж и велики, никакой активизации действий в Африке так и не случилось. Грациани занимался вялой перепиской с метрополией, настаивая на посылке подкреплений, горючего, боеприпасов и всего, чего его душе будет угодно. Боевые действия велись лишь между небольшими мобильными разведгруппами, колесившими по пустыне в поисках легкой поживы. Основная масса итальянских солдат продолжала сидеть в укрепленных лагерях, ежедневно поджариваясь на солнце и поедая свой скудный и однообразный паек. Regia Marina по прежнему большую часть времени стоял в базах, изредка выбираясь из берлоги, чтобы провести конвой в Ливию. Сплошная идиллия! Практически мирное время, которое немного портили суетящиеся немцы. Нельзя сказать, что итальянцы совсем изнывали от безделья, кое-кто работал и у них, в конце концов, им предстояло обеспечить морскую составляющую вторжения, но на фоне общей расслабленности это выглядело пузырьками газов, поднимающимися из глубин громадного болота.

Политическая жизнь старушки Европы так же продолжала бить ключом. 27 сентября 1940 года в Берлине состоялось подписание так называемого Тройственного пакта. По существу, Германия, Италия и Япония сделали то же самое, что СССР, США и Великобритания на Ялтинской конференции — ни много ни мало, а разделили мир. Как водится, спрашивать тех, кого делили, никто не стал. Немцы и итальянцы получили от самураев одобрение на распил европейского континента, а тем, в свою очередь, было дозволено вершить самосуд в Восточной Азии. Статья 3 этого волшебного документа предусматривала совместные действия договаривающихся сторон в случае вмешательства в их праведные труды неких неназванных стран, в данный момент в войне не участвующих. Еще более замечательная статья 4 указанного договора специально оговаривала, что положения статьи 3 на Советский Союз не распространяются, оставляя за каждым государством-подписантом право самостоятельно договариваться с товарищем Сталиным. Если учесть, что единственной оставшейся великой державой, не принимающей участие в сваре, были Соединенные Штаты Америки, то не составит ни малейшего труда назвать государственное образование, которое получило в Тройственном пакте статус "неназванного". Америкосам дали четкий посыл — не лезьте в наши дела, или мы навалимся всем скопом и запинаем. В течение осени 1940 года к этому соглашению присоединились и европейские прихлебатели фюрера: Венгрия, Румыния и Словакия. Так сказать, состоялось коронование Гитлера вором в законе континентального масштаба.

Немецкий лидер не зря специально оговаривал особый статус СССР в договоре. 12 ноября в Берлине состоялись советско-германские переговоры, на которых Германия официально предложила России присоединиться к Тройственному пакту. И, о чудо, русские были не против! ... С одной мааааааленькой оговоркой. Иосиф Виссарионович попросил признать преобладающие интересы СССР в Румынии, Болгарии и Турции. Трудно сказать, каковы были истинные мотивы советского руководства. Сталин не мог не понимать, что ставит абсолютно невыполнимые условия для немцев. Возможно, что именно в невыполнимости и был их скрытый смысл. Гитлер своими действия совершенно четко обозначил, что любой договор для него стоит не больше бумаги, на которой записан. Так что же, вообще отказаться от контактов с Германией? Но ведь это лишний и весьма весомый повод для конфликта! Может лучше сделать вид, что мы согласны, но желаем получить свою долю в награбленном, на размер которой Гитлер никогда не согласиться?

Как бы там не было, со стороны действия русской дипломатии выглядели весьма гротескно. Представьте себе такую картину: братки забили стрелку, чтоб разрулить непонятки по поводу того, кто стрижет купоны с ПБОЮЛ "Европа", владеющего обшарпанным пивным ларьком. Бригада англичан, давно крышующая эту территорию, пыталась отстоять свои интересы от банды немецких беспредельщиков. На разборки англичанин прихватили с собой пару пацанов французской, польской, голландской и бельгийской наружности. Немец пришел один, но очень большой и с бейсбольной битой. Не вступая в тухлые тёрки, германец сразу перешел к мордобитию. Первым, мощнейшим хуком слева, был нокаутирован Шляхтич, за один раз сплюнувший на землю все недавно вставленные золотые зубы, на которые копил полжизни. С ударом битой по голове лишился разума крепыш-бельгиец, случайно оказавшийся на пути к расфуфыренному французику. При виде столь быстрой и жестокой расправы со своими корешами, голландец, тщательно скрывавший свое "петушиное" прошлое, рухнул в глубокий обморок. Следующим был повержен Лягушатник. Чудовищный удар ногой пыром по яйцам, превратил любимца всех женщин и полового гиганта в оперную диву, навсегда отбив у нее желание встревать в мужские дела. Осознав, что остался один на один с быком с большим "аргументом", англичанин поспешил укрыться за железной дверью пивного ларька, не забыв при этом неуловимым движением рук сорвать с тела воющего от нестерпимой боли француза массивный золотой крест. Единственное что успел сделать разъяренный таким поворотом событий германец — это отвесить убегающему английскому Денди смачный пинок под задницу и плюнуть в узкую щель между косяком и захлопывающейся дверью, попав при этом в перекошенную от страха рожу. После пары ударов о стальное препятствие, любимая бита немецкого беспредельщика, не раз спасавшая в уличной драке, дала несколько трещин, оставив на преграде незначительные вмятины. Волей-неволей ему пришлось остановиться и немного подумать над разрешением возникшей задачи. Успокоившись и отдышавшись, Гунн своим орлиным взором разглядел за рекой здоровенного мужичину в ковбойской шляпе, неспешно запрягающего лошадь. Когда он был помоложе, именно этот гондурас помог Денди и Лягушатнику дать ему по шее, да еще и обобрал до нитки, лишив первого дохода заработанного праведным трудом сутенера престарелой австрийской проститутки. Сомневаться в том, что Техасец собирается по его душу, не приходилось. Конечно, сейчас немец здорово вырос и раздался в плечах, набрав пару десятков кило "мышцы", но пережитое унижение заставляло хорошо подумать, прежде чем кидаться в драку с непонятным исходом. Наверное, он отобьется, но всего дохода с ларька ему не видать, как своих ушей. Можно конечно позвать Якудзу и братков из Коза Ностры, но уж больно они квелые, да и делиться с ними придется. Неожиданно взыгравшее очко известило Гунна о появлении новой опасности. За своей спиной он обнаружил необъятных размеров человечину грузинской национальности в монашеской рясе и с посохом, с интересом наблюдавшего за происходящим. Закос под святошу нисколько не смущал германца, он знал этого кренделя, как облупленного. Ну, или думал, что знал. Это тот самый хмырь, что публично запинал его ногами после того, как он в пылу драки обидно поскользнулся на льду неприметной лужи. А совсем недавно он зверски избил Якудзу, всего лишь решившего стрельнуть в темной подворотне табачку у смазливой монгольской монашки. Чудом отделался смертельным испугом финский брателло, взявший себе громкую погремуху Викинг. Он даже умудрился отвесить монаху звонкую и обидную пощечину, после чего получил скользящий удар посохом по хребту, едва навечно не пересев в инвалидную коляску. Вот как раз этот посох сильно смущал Гунна. Пару дней назад он случайно подсмотрел, что это и не деревяшка вовсе, а самый настоящий лом, обклеенный оберточной бумагой. Очко взыграло пуще прежнего. Еще немного подумав, немец рассудил, что старый обидчик лучше сегодняшнего врага, и решил попросить помощи у монаха, тем более, что на прошлой неделе он за немалую мзду выкупил у него индульгенцию, заранее готовясь к спасению души после драки с Денди и его кодлой. К тому же, ходила легенда, будто намедни он заклеймил англичанина как злостного еретика. Благосклонно выслушав щедрые посулы германца, не забывая при этом прислушиваться к приглушенным стальной дверью воплям лайми, сулившего золотые горы, но не сейчас, а после спасения этого закоренелого грешника, отче солидно изрек:

— Сын мой, я с радостью помогу тебе в этом богоугодном деле, вложив в твою карающую длань крепчайшую фомку, но и ты должен помочь в сохранении истинной веры. Церковная кружка давно показала постыдное дно, обличив неразумную паству в небрежении к вере и слугам господним. В моем монастыре есть множество пустующих келий, готовых немедленно принять новых монахов. Я слышал, что болгарин и румын умелые крестьяне, и крепки в своем стремлении познать слово господне. Их помидоры и мамалыга дополнят скромную пищу нашей братии. Мне так же ведомо, что злостный турецкий язычник не пускает своих многочисленных жен на порог нашего храма, где их ждет покаяние и прощение тяжких беспутных грехов.

После таких скромных запросов святого отца, Гунн пришел к выводу, что Якудза и пацаны из Коза Ностры обойдутся гораздо дешевле. Хорош святоша, кружка у него дно показала, то-то рожа поперек себя шире. Да и братва не поймет. Румын и болгарин только-только под его руку отошли, а турок почти согласился снабжать его боевиков халявными бабами. И что же, так просто их отдать? Это, как говорится, западло! И тут, к ужасу Денди, в загрубевшем немецком мозгу родилась гениальная мысль. А что если не биться лбом о стальную дверь, а обойти ларек со стороны и разбить стеклянные витрины??? Ну все, хана тебе сволочь английская!!!

Нельзя сказать, что ноябрьские переговоры в Берлины закончились совсем уж ничем. В конечном итоге они послужили одной из причин отказа СССР от военных поставок китайскому режиму Чан Кайши, хотя Мао Цзэдун по-прежнему получал помощь в полном объеме. Несмотря на то, что советская делегация не имела полномочий на подписание документов в иных сферах, в приватной беседе товарищу Молотову было предложено заключить дополнительное соглашение к советско-германскому торговому договору 1939 года. Германия была заинтересована в расширении торговли, особенно продовольствием. К удивлению немецкого руководства, Москва дала свое согласие неожиданно быстро. Уже 1 декабря 1940 года в Берлине соответствующие договоренности были оформлены на бумаге.

Пока немцы занимались подготовкой к вторжению и большой политикой, а римские коллеги почивали на лаврах, англичане продолжали неустанно латать дыры в своем сгнившем заборе, умудряясь перебрасывать куцые подкрепления прямо под носом итальянцев. В ходе рискованных операций им удалось несколько усилить свою группировку, противостоящую Италии. В сентябре в Александрию прибыл авианосец "Илластриес", имевший на борту два десятка "Суордфишей" с подвесными топливными баками, существенно увеличивающими их дальность. Каннингхэм так же получил три новых самолета-разведчика Мартин "Мэриленд", которые позволили взять под наблюдение базы Regia Marina. В течение осени гарнизон Мальты был усилен почти втрое и существенно пополнен тяжелым вооружением, которого раньше практически не было. Судьба не любит неторопливых, если бы итальянцы провели десантную операцию своевременно, им бы противостояло всего около 4000 человек, вооруженных стрелковым оружием времен Первой Мировой, и целых шесть самолетов-истребителей "Глостер". К середине декабря 1940 года картина была уже не столь благостная...

Убедившись в полной импотенции римского военного командования, британцы решили перейти от обороны к наступлению. Между прочим, единственно верное решение в ситуации, когда твоих сил не хватает для прикрытия всех жизненно важных точек. Краеугольным камнем на Среднеземноморском театре военных действий, несомненно, был мощный итальянский флот, утопление которого гарантировало коренное изменение ситуации в Египте к лучшему. Если бы англичанам удалось существенно сократить линейные силы Regia Marina — это означало практически неминуемую медленную и мучительную смерть от голода всего экспедиционного корпуса в Африке. Провести конвой в Ливию, не имея надежного прикрытия, весьма и весьма трудно. Как нельзя кстати Каннингхэм вспомнил об идее контр-адмирала Листера, командующего авианосной эскадрой на Средиземном море. Еще в августе он предлагал совершить дерзкий ночной авианалет на главную базу итальянских ВМС Таранто. Во время Первой Мировой он долгое время служил в эскадрилье базировавшейся на этот итальянский город-порт, и досконально изучил особенности его географии.

В ночь на 12 ноября 1940 года британский флот начал одну из величайших своих операций, получившей красноречивое наименование "Воздаяние". С борта авианосца "Илластриес" двумя последовательными волнами взлетел 21 бомбардировщик "Суордфиш", которым в реальности симбиота суждено было поставить жирную точку на господстве линейных кораблей в океане. К большому сожалению англичан, в бою не смог принять участие второй авианосец. Получивший досадные повреждения "Игл" был вынужден остаться в Александрии, одномоментно снизив ударную мощь соединения вдвое.

В 22.35 итальянские зенитчики в Таранто были в третий раз за этот вечер подняты по тревоге, а спустя несколько минут они уже открыли ураганный заградительный огонь, лишь упростивший английским летчикам определение своего местоположения. Первыми в море огня над гаванью, созданное 21-ой батарей 100-мм зениток и 250 зенитными автоматами, ринулись четыре бомбардировщика, снабженные осветительными бомбами. Немногие герои способны на деревянном самолетике с полотняной обшивкой совершить такой выдающийся подвиг. У англичан подобные люди были. Осветители блестяще выполнили поставленную задачу, вырвав из объятий спасительной темноты стоянки линкоров, чем не преминули воспользоваться пилоты торпедоносцев. Несколькими группами они устремились к заранее распределенным целям, наличие которых любезно подтвердили самолеты-разведчики, ежедневно проводящие "инспекцию" итальянской базы. Не обращая внимания на дождь из снарядов и пуль, британские летчики идеально выполнили заход на цель и сброс смертоносных "сигар". Лишь божьим промыслом можно объяснить тот факт, что в ходе всей операции было потеряно всего два самолета и один экипаж. В мире попаданца эта блестящая атака стоила Regia Marina тяжелейших повреждений трех из пяти боеготовых к тому моменту линейных кораблей, в одночасье лишивших римлян хотя бы мнимого превосходства на море. Невероятно, но в эпоху миллионных армий и тысяч погибших в бою за высоту "безымянная", горстка умных и храбрых людей смогла своими знаниями, умениями и мужеством изменить катастрофическую для своей страны ситуацию! Не только русским было позволено бросаться грудью на амбразуру ДОТа.

Увы, на этот раз чуда не случилось. Немецкие военные моряки, прибывшие в Италию в конце сентября по велению фюрера, с удивлением узнали, что итальянским коллегам ничего не известно о новых британских торпедах с магнитными взрывателями. Эти хитрые штуки обеспечивали подрыв смертоносного боеприпаса не только при прямом попадании, но и при прохождении под днищем атакуемого корабля. Тайное знание о такой иезуитской хитрости подлых британцев, вынудило Супермарину в экстренном порядке пойти на простейшие меры предосторожности, предрешившие неудачу смелой воздушной атаки. Противоторпедные сети, опутывавшие места стоянки линкоров, были установлены на глубину до 12 метров, вместо 8 в реальности симбиота. К несчастью, англичане не знали, что, из-за банальной нехватки сетей, заграждения были выставлены только вокруг линейных кораблей, а крейсера и эсминцы были абсолютно беззащитны против торпедных атак. Итог был закономерен. Лишь одна торпеда каким-то чудом умудрилась продраться сквозь все препятствия, но поразить цель так и не смогла. Итальянцы потом в течение трех дней готовили операцию по буксировке "Литторио" от столь опасной соседки. Единственными материальными потерями Regia Marina стали попадание бронебойной бомбы в тяжелый крейсер "Тренто", которая так и не взорвалась, похожий на решето нос эскадренного миноносца "Либеччио" и несколько дырок в корпусе эсминца "Пессаньо". Досталось на орехи и итальянским авиаторам. Ранним утром вместо ангаров и слипов на базе гидросамолетов они лицезрели лишь дымящиеся головешки. Но в этот день римлянам все-таки не удалось отделаться легким испугом. Соединение британских крейсеров в Отрантском проливе разгромило итальянский конвой, утопив все четыре транспорта и сильно повредив эсминец сопровождения.

Отнюдь не смертельные потери вызвали настоящую бурю в руководящих кругах итальянских ВМС. Еще больше масла в огонь подлил отчет немецких офицеров, подробно и без всяких прикрас описавших события. Фюрер не постеснялся немедленно ознакомить Муссолини с выводами своих моряков. Такого позора дуче еще никогда не переживал. Бог с ними, с утопленными транспортами — это можно пережить, гораздо страшнее было другое. Лишь благодаря невероятному стечению обстоятельств, везению и подсказке союзников флот избежал смертельных ранений. Судя по отчетам Супермарины, можно было уверенно ожидать как минимум 6 торпедных попаданий в линейные корабли! И за все это безобразие англичане заплатили двумя древними самолетами? Это при том, что по ним вело огонь около 400 (!!!) зенитных орудий? Ну хорошо, а как объяснить тот факт, что адмиралы даже не попытались организовать преследование наглого противника? Как объяснить тот факт, что большое соединение неприятельских кораблей несколько дней кружит вблизи главной базы ВМС и их так никто и не заметил? Смешно сказать, но ударную группу англичан сумели засечь лишь через два дня после проведенной акции на полпути к Александрии!!! Это что-то совершенно немыслимое, на ограниченном ТВД, в условиях абсолютного численного превосходства итальянских ВВС, в непосредственной близости от баз Regia Marina, британцы спокойно делают свое дело и уходят безнаказанно!

За такие дела товарищ Сталин, да и Гитлер с Черчиллем, поставили бы к стенке половину адмиралов. И были бы правы! Но Муссолини еще не привык действовать столь радикально. С поста начальника Морского генерального штаба с треском вылетел адмирал Доменико Каваньяри, вчистую списанный на берег. Его теплое местечко занял адмирал Риккарди. Весьма интересное назначение, если учесть, что это он командовал военно-морской базой "Таранто". С еще более громким свистом покинул свою должность главнокомандующего флотом адмирал Иниго Кампиони. Сомнительная честь командующего перешла к Анджело Иакино. Вообще говоря, если руководствоваться послезнанием, дуче смени шило на мыло, если бы не одно НО. На этот раз Муссолини, не без помощи немецких коллег, уяснил, что в современных условиях флот, не имеющий собственной авиации, подготовленных летчиков и специальной техники, просто не может выполнять поставленные задачи, как бы силен он не был. Совершилось маленькое чудо — Супермарина получила карт-бланш на создание ВВС флота. Дело было за малым: найти людей, изобрести технику и придумать, как это будет работать.

У всего этого цирка "с конями" были и еще одни пристальные наблюдатели — японцы. Раскосые глаза ничуть не мешали им прекрасно видеть результаты атаки и делать из них выводы. Именно англичане, на погибель своим американским союзникам, показали самураям, КАК НАДО захватывать господство над морем. Но... Но это было в каком-то другом мире, здесь результаты "Воздаяния" были не столь однозначны. С одной стороны, вроде бы доказано, что группа самолетов способна нанести удар по кораблям в гавани, несмотря на интенсивное противодействие ПВО. А с другой, торпеды-то цели не достигли! Долбить линкоры бомбами конечно можно, но вот каких они должны быть размеров, чтоб утопить такое большое и бронированное корыто? Какие решения примет сумрачный гений адмирала Исороку Ямамото, остается только гадать на кофейной гуще.

Англичане никогда бы не стали великой нацией, подмявшей под себя 2/3 мира, если бы не умели достойно переносить временные неудачи. Уже на следующее утро после налета адмирал Каннингхэм располагал отличными снимками гавани Таранто, на которых было прекрасно видно, что противник не понес существенных потерь. Даже после такой смачной пощечины итальянцы ничего не смогли сделать с авиаразведчиками британцев. Но лайми печалились и посыпали голову пеплом не долго. Не взяли итальяшек мытьем, так затрут катаньем! Переходящее знамя борьбы подняли с земли сухопутные войска.

Пока Грациани день за днем открывал в себе все новые и новые таланты писателя, Уэйвелл без всяких помех копил подкрепления и готовил оборонительные позиции. В течение осени на помощь британским войскам в Северной Африке было переброшено еще две дивизии. Теперь 10-ая итальянская армия превосходили своего противника всего лишь в три раза. Первоначальный план английского командующего предполагал использовать существенный недостаток в обороне итальянцев. Дело в том, что по данным разведки основные силы макаранников располагались в нескольких укрепленных лагерях, расположенных крайне неумело. Между ними было достаточно большое расстояние, исключавшее огневое взаимодействие, и, при определенных условиях, посылку подкреплений. Впрочем, последовавшие события показали, что прийти на помощь своим товарищам римляне даже не попытались. Англичанам удалось выявить наиболее удаленные друг от друга лагеря — в Нибейва и Бир-Софари. Именно сюда и был направлен главный удар.

Ранним утром 9 декабря 1940 года со штурма укрепленного лагеря "Небейва" началась английская наступательная операция под кодовым названием "Компас". Одновременно с этим, авиация нанесла бомбовые удары по спящим итальянским аэродромам, а флот обстрелял позиции противника под Маткилой, Сиди-Барани и устроил настоящее побоище на прибрежной дороге. По старой традиции, итальянцы встретили врага со спущенными штанами. На седьмом месяце войны британцам удалось достигнуть тактической, оперативной и даже стратегической внезапности! В течение первых часов наступления потери обороняющихся составили 4000 человек только убитыми. Лагерь "Небейва" был раздавлен таранным танковым ударом, и лавина английских войск хлынула в тыл 10-ой армии. К исходу дня главная оборонительная позиция итальянцев была прорвана по всему фронту, а войска ее занимающие по большей части уничтожены или пленены. Разрозненные и деморализованные части римлян спешно откатывались к Бардии, намереваясь там дать что-то вроде оборонительного сражения.

Размеры катастрофы в Северной Африке стали известны в Риме лишь в середине дня 10 декабря. Еще через пару часов о них доложили Гитлеру. Против ожидания, фюрер воспринял неутешительные вести очень спокойно. Даже более того, хорошо знавшие его люди готовы были биться об заклад, что на его лице мелькнула торжествующая улыбка! Теперь дуче полностью в его власти! И Муссолини это прекрасно понимал, поэтому должным образом воспринял "просьбу" немецкого лидера. Грациани получил жесткий и однозначный приказ — любой ценой удерживать Тобрук до 25 декабря, пусть даже маршал будет это делать в гордом одиночестве. Ну а на континенте все усилия итальянцев и немцев были направлены на всемерное ускорение вторжения на Мальту, тем более, что последние эшелоны 22-ой аэромобильной дивизии прибыли еще 7 декабря.

С рассветом 14 декабря 1940 года, после трехдневного ожидания погоды, лавина из 750 бомбардировщиков и почти 200 истребителей нанесла по позициям британского гарнизона Мальты удар невиданной ранее мощи. Каждая группа самолетов имела четко обозначенную цель, досконально изученную по многочисленным фотоснимкам. У английских солдат не было ни единого шанса на спасение, даже призрачного. Если горизонтальные бомбардировщики итальянцев еще могли не поразить цель с первого раза, то немецкие пилоты пикировщиков, получившие колоссальный боевой опыт, умудрялись положить бомбы практически точно в цель. Аэродромы Оси находились всего в 150 километрах от Мальты, и каждый самолет успел в тот день сделать как минимум по четыре вылета, превратив крошечный остров в маленький кусочек луны.

В 10 часов утра к острову подошла первая волна транспортных самолетов. 600 трехмоторных немецких Ю-52, 160 планеров DFS-230, почти 200 разномастных итальянских машин. В недрах этого сонмища "летающих вагонов" дожидались своего часа 7500 немецких десантников из 7-ой парашютной дивизии. Больше двух полков с оружием и снаряжением в первой волне десанта! Через десять минут небо над южной частью Мальты забелело от тысяч раскрывшихся куполов, и под ними неудержимо стремились к земле лучшие солдаты Европы, АБСОЛЮТНО УВЕРЕННЫЕ в себе, своих товарищах и командирах. Каждый из них четко знал свою цель и готов был любой ценой ее достигнуть.

Задача воздушно-десантных войск была сформулирована Штудентом предельно ясно: захват господствующих высот, захват пляжей и контроль над аэродромом. И они ее выполняли, приземляясь прямо на позиции английских солдат, вооруженные одним пистолетом и десятком гранат в карманах. Почти 600 десантников живыми до земли не долетели, а остальные под орудийным и пулеметным огнем, по голому полю бежали к контейнерам с тяжелым оружием. Но это был не десант на Крит в мире попаданца, когда немецкие военные не имели времени на нормальную подготовку вторжения. Здесь все было по-другому. Зная точное расположение вражеских сил, бомбардировочная авиация нанесла обороняющимся чудовищный урон, полностью дезорганизовав систему управления, практически уничтожив укрепления и тяжелое вооружение. Сохранить трезвую голову под сотнями падающих на тебя бомб могут единицы — остальные превращаются в полубезумное, оглохшее и ослепшее стадо, неподдающееся управлению. В лучшем случае они способны насмерть стоять на своих позициях, но о том, чтобы перейти в контратаку и сбить противника с ключевых высот, не может быть и речи. А немцы не собирались упрощать им задачу. Едва первые авиационные наводчики добрались до своих радиостанций, время существования уцелевших огневых точек и узлов обороны стало измеряться минутами. В небе над островом кружило полторы сотни пикирующих бомбардировщиков Ю-87, с нетерпением ждущих приказ на атаку.

Через три с половиной часа на головы англичан посыпалась вторая волна десанта — больше 4500 тысяч человек. К 17.00 зона вокруг аэродрома была полностью очищена от уцелевших защитников, чем немедленно воспользовалась транспортная авиация, начавшая высадку передовых частей 22-ой аэромобильной дивизии. Все попытки британского командования организовать контратаки были пресечены авиацией Оси с огромными потерями. К вечеру англичане начали оставлять свои позиции, откатываясь вглубь территории острова. Единственный шанс отразить высадку в самом ее начале, когда десант еще не успел собраться и организовать взаимодействие, был безвозвратно утерян. Да и не было его при абсолютном господстве атакующих в воздухе. Теперь англичане могли только в бессильной злобе смотреть, как на аэродром садятся все новые и новые транспортные самолеты.

Но это было не самое страшное. В час ночи 15 декабря одновременно в двух местах началась высадка семидесятитысячного морского десанта на захваченные парашютистами пляжи. С моря действия десанта поддерживали все шесть итальянских линкоров, готовые по первой команде разнести в пыль любое препятствие. В четыре часа утра итальянцы начали демонстрационную высадку на острове Павла к северо-западу от Валетты, обернувшуюся тяжелыми потерями. В пять часов утра силами морского десанта, практически без боя, были заняты острова Гозо и Камино. К восьми часам утра на берег были доставлены первые 10 из 30 планировавшихся к высадке легких танков L3/38. Англичанам оставалось надеяться лишь на флот или на чудо, или на чудо в лице флота.

И флот уже спешил! Едва информация о вторжении достигла Александрии, адмирал Каннингхэм незамедлительно отдал приказ о выходе в море на помощь погибающей Мальте. Информация о переброске немецких подкреплений в Италию давно достигла нужных ушей, и, хотя в Лондоне не придавали этому должного значения, командующий Среднеземноморским флотом Англии был внутренне готов к подобному развитию событий. Сейчас ему и нескольким тысячам храбрых британских моряков предстояло совершить невозможное, своими жизнями заплатив на близорукость политиков. Имея всего ЧЕТЫРЕ современных истребителя "Фулмар" им предстояло наведаться в логово зверя и, навязав бой вдвое превосходящим линейным силам итальянцев, попытаться сорвать десантную операцию. Ну, или умереть, пытаясь это сделать. По крайней мере, в решимости своих моряков идти с ним до конца, каким бы он не был, Каннингхэм был абсолютно уверен.

В 14.00 флот в составе двух авианосцев, 3 линейных кораблей, 5 крейсеров и 20 эсминцев покинул гостеприимную гавань Александрии. Впереди у них был путь длинной в 1600 километров. Ровно через сутки британское соединение было обнаружено юго-западнее Крита. Хотя итальянская летающая лодка была практически сразу уничтожена "Фулмарами", наведенными по показаниям радара линкора "Вэлиант", разведчик все-таки успел передать координаты. Через полтора часа визуальный контакт был восстановлен уже немецкими самолетами, которые до самого заката не выпускали англичан из поля зрения. Перед самым заходом солнца небольшая группа итальянских горизонтальных бомбардировщиков совершила первый воздушный налет. По непонятным причинам вместо крупных кораблей атаке подверглись эскадренные миноносцы. Теория вероятности неумолимая штука, за шесть месяцев войны сбросив на неприятельские корабли тысячи бомб, рано или поздно римляне должны были попасть хоть куда-то. И они попали, правда всего одной бомбой, но зато сразу в артиллерийский погреб. У эсминца "Джюно" сильнейшим взрывом практически оторвало нос, и обреченный корабль затонул в считанные минуты. Из экипажа осталось в живых всего 70 человек.

Всю ночь английские моряки провели в обнимку с орудиями, ежеминутно ожидая атаки Regia Marina. Но итальянские линкоры так и не явились, зато за час до рассвета радар засек десяток воздушных целей. Люфтваффе готовил британцам теплый прием. Среднеземноморский флот был обнаружен с первыми лучами зари, а уже спустя двадцать минут над целью появилась первая волна бомбардировщиков. Впервые за все время войны англичанам предстояло испытать на себе воздействие столь умелого и напористого противника. Навстречу врагу устремились "Фулмары" и старички "Глостер", немедленно поднятые с борта авианосцев. Увы, они сразу же увязли в тяжелейшем бою с сопровождавшими бомбардировщики Ме-110, из которого живыми вернулась едва половина. Тем временем пикировщики спокойно и деловито преступили к своей работе. И опять, по непонятным причинам первыми объектами атаки стали крейсера ПВО "Калькутта" и "Карлайл". Немцы и итальянцы словно в упор не замечали британские авианосцы.

Первые два рассветных часа боги хранили английских моряков. Несмотря на все усилия, пикировщики добились лишь близких разрывов, заплатив за это тремя сбитыми самолетами. На третьем часу битвы везение закончилось. По иронии судьбы, первое в этот день попадание пришлось в легкий крейсер "Глостер". Как и в прошлый раз, бомба попала прямо в мостик корабля, отправим на встречу с предшественником его нового командира. Хотя повреждения были весьма серьезны, крейсер сохранил ход и управление, продолжив свой путь вместе с товарищами. Еще через двадцать минут сразу две фугасные авиабомбы весом по 250 килограмм каждая поразили "Калькутту". Корабль от носа до кормы был охвачен пламенем, вызвавшим цепь детонаций малокалиберных боеприпасов. Потеряв управление и снизив ход до 4 узлов плавучий костер начал описывать циркуляцию. Невероятными усилиями и молитвами спустя два часа экипажу удалось взять ситуацию под контроль и погасить пожары. Управляясь одними машинами и с черепашьей скоростью, он все же умудрился вернуться домой, но эскадра пошла дальше уже без него.

Экипажу "Карлайла" повезло гораздо меньше. В 12 часов 47 минут пятисоткилограммовая бронебойная авиабомба, прошив корпус корабля навылет, взорвалась под днищем. В огромную подводную пробоину в носовой части хлынул поток воды, сметавший все на своем пути. Переборки старого корабля не выдержали сурового испытания, сдавая одна за другой. Спустя всего лишь пять минут крейсер лег на правый борт, а еще через десять и вовсе затонул, унеся на дно сотни британских моряков. Поспешившие на помощь эсминцы смогли поднять на борт всего около ста человек, среди которых не было командира и старшего офицера.

В 13.20, наконец, произошло то, что просто не могло не случится. В рубке флагманского "Уорспайта" Каннингхэм молча наблюдал за тем, как избивают его флот. Он спокойно смотрел на то, как на идущий третьим линкор "Барэм" со стороны солнца заходит очередная девятка пикирующих бомбардировщиков. Сейчас от блестящего ума этого человека уже ничего не зависело. Все было в руках господа и английских зенитчиков. От прямого попадания крупнокалиберного снаряда ведущий самолет разлетелся на тысячи мелких кусочков. Идущие следом зарыскали в стороны и отвернули. Все, за исключением одного. Какой-то отчаянный немецкий летчик решил разменять свою жизнь на британский линкор. Осыпаемый градом осколков, он неумолимо продолжал свою самоубийственную атаку. Еще немного, и бомба отделилась от фюзеляжа, а мгновение спустя трассы зенитных автоматов сошлись на кабине пилота. Объятый пламенем самолет устремился вслед за своим "подарком". Бомба угодила куда-то между носовыми башнями главного калибра, прошив палубу и разорвавшись в глубине супердредноута, а таранный удар мертвого самолета пришелся прямиком в командно-дальномерный пост. В течение нескольких минут, растянувшихся в вечность, английским морякам казалось, что ветеран Ютландского сражения всего лишь тяжело ранен, но не повержен. Чуда не случилось. Чудовищной силы взрыв разорвал корабль весом в тридцать три тысячи тонн на две неравные части. В гробовой тишине британцы с ужасом наблюдали за тем, как многотонная башня главного калибра взлетает на высоту семидесяти метров и рушится прямо на оторванный нос линкора. Спустя считанные секунды искалеченные останки поверженного исполина скрылись под волнами, унеся на дно Средиземного моря 1100 человек.

— Господа, приготовиться к повороту. Мы возвращаемся назад.

Убийственно спокойный голос Каннингхэма прозвучал для всех находящихся в рубке громче иерихонских труб. На минуту британских моряков охватило оцепенение. Многие из них только сейчас осознали, что это конец. Они ничем не смогут помочь своим братьям на Мальте. Им не пробиться! Английский адмирал ощутил это гораздо раньше, едва почувствовав, с кем на этот раз схватился его флот. Уже после первых попаданий он четко понял, что вернуться домой удастся немногим. Но еще теплилась в душе надежда, что перед смертью они пустят на дно десяток трусливых итальянцев, учинив побоище в зоне высадки десанта. Корабли и храбрые моряки у Владычицы морей еще найдутся, а вот Мальта была всего одна. Увы, это были напрасные иллюзии. Никаких шансов на прорыв, а тем более победу, у них не было. Каннингхэм не боялся смерти, он боялся умереть НАПРАСНО! Сейчас оставалось только одно — любыми способами сохранить остатки флота, они еще непременно потребуются Родине в самое ближайшее время.

Против ожидания, во второй половине дня интенсивность авианалетов резко снизилась. Причиной этому послужил вовсе не поворот на обратный курс. Немцы решили обратить свое благосклонное внимание на Соединение Н, вышедшее на помощь погибающей Мальте со стороны Гибралтара. Эффективность этих ударов была не столько высока, но достаточно убедительна, чтобы заставить Сомервилла отвернуть назад. Но злоключения Среднеземноморского флота в этот день еще не завершились. Одной из последних групп самолетов все же удалось прорваться к авианесущим кораблям и нанести прицельный удар. Три фугасные авиабомбы поразили полетную палубу "Илластриеса", а часть осколков проникла внутрь ангара, воспламенив пары авиационного бензина. Спустя всего несколько минут огромный авианосец превратился в филиал крематория. Сильнейший пожар охватил корабль целиком, обозначив местоположение англичан колоссальным столбом черного дыма. Восемнадцать часов продолжалась беспримерная битва экипажа с огненной стихией, и британские моряки вышли из нее победителями. Через три дня на рейд Александрийского порта вместо красавца-авианосца, едва сошедшего со стапеля, буксиры втащили обгорелую кучу металлолома.

Слабым утешением мог послужить тот факт, что заслуженное наказание все же постигло итальянцев. Командир английской подводной лодки, третьи сутки спокойно ждавший своего часа в гуще неприятельского флота, совершил маленькое чудо. Он умудрился двумя торпедами поразить идущий полным ходом противоторпедным зигзагом вражеский линкор! Старик "Конте ди Кавур" получил свою заслуженную порцию британских "сигар". Несмотря на все предпринятые усилия, линейный корабль затонул, не дотянув до базы всего двадцать миль. Впрочем, радость английских моряков была недолгой. Лодка и ее отважный экипаж навсегда исчезли в пучине моря, унеся в могилу тайну своей гибели. Именно потеря линкора послужила одной из причин отказа итальянцев от преследования фактически разгромленной британской эскадры. Во всяком случае, так заявили римские флотоводцы, бездарно упустившие редчайший шанс полностью уничтожить ослабленного противника. Но на волне всеобщей эйфории, царящей в Италии, этот тупизм обошелся без серьезных последствий.

Обреченный гарнизон Мальты, лишенный всякой надежды на помощь извне, продолжал храбро сражаться еще в течение недели. Последние защитники острова капитулировали 23 декабря в центре Валетты, полностью исчерпав все возможности для сопротивления. Свой долг перед страной они отдали сполна. Вечером 26 декабря 1940 года в порту Тобрука приступили к выгрузке передовые части 7-ой танковой дивизии немецкого Африканского корпуса. Господин Роммель получил возможность лично поздравить британских коллег с новогодними праздниками. Весомость его слов готовы были подтвердить две танковых и легко-пехотная дивизии. Вслед за германцами на Африканскую землю потянулся бесконечный поток итальянских войск, ранее тщательно оберегаемых Муссолини для так и не состоявшегося вторжения в Грецию.

Для Британской Империи наступали темные времена.

* * *

— Твою богадушуматерь!!! — утробный вой попаданца разнесся по коридорам штаба БОВО подобно раскатам грома. Разумеется, столь безобидные слова были не единственными красочными выражениями, доносившимися из-за слегка приоткрытых дверей. За десять минут чудовищной ругани и богохульства предки симбиота узнали много нового, особенно о Гитлере и о самом вселенце. По всему выходило, что генерал Павлов решил оспорить по праву принадлежащий фюреру титул планетарного злодея, и приводил в качестве доказательств весьма фееричные аргументы. Наконец, поток ругательств исчерпался, оборвавшись буквально на полуслове. Весь штаб замер в предвкушении неминуемых звиздюлей. Судя по всему, генерал где-то здорово облажался, и за его ошибки кому-то придется ответить. В конце концов, не может же начальник выпороть за нерадивость сам себя? Зачем тогда ему столько подчиненных?

Выждав пятнадцатиминутную оперативную паузу, адъютант, на свой страх и риск, решил удостовериться, не убился ли часом генералом головой "ап стену", точно так же, как он часто предлагал сделать своим проштрафившимся подчиненным. Увы и ах! Павлов был цел и невредим, возможно, лишь немного тронувшись умом. На подобные мысли легко мог навести бессмысленный взгляд командующего, направленный куда-то в район здоровенной карты округа, висящей напротив начальственного места. Если в этот момент он начал пускать пузыри и "агукать", Ильин бы ничуть не удивился этому. Судя по всему, вошедшего адъютанта он так и не заметил, точно так же, как и разлитую на секретные документы чашку кофе.

— Товарищ генерал? У вас все в порядке?

Не без содрогания капитан наблюдал за тем, как менялось выражение лица командующего. Первоначальный страх застигнутого "на унитазе" человека мгновенно сменился на удивление, потом на злость и лишь после этого в глазах промелькнули искорки узнавания и понимания ситуации.

— А, Дима. Здравствуй.

— Так виделись уже, товарищ командующий.

Ильин готов был поклясться, что слышит, как в голове попаданца скрипят шестеренки, с превеликим трудом перемалывая простейшую информацию.

— Виделись? ... Так чего ты мне тогда голову морочишь?

В голосе Павлова звучали нотки искреннего недоумения.

— Простите, я подумал, вам могло что-то понадобиться. — адъютант мгновенно вытянулся в струнку, попутно звонко щелкнув каблуками сапог. — Разрешите идти?

— А? ... Погоди. Минутку...

Спустя некоторое время генерал действительно окончательно пришел в себя, и высыпал на голову подчиненного целый ворох поручений.

— Где Иванов?

— Спать пошел, вы же сами приказали. Вторые сутки на ногах.

— Буди. Сейчас не время. Скажи ему, что надо срочно лететь в Москву. — мельком взглянув на лежащие на столе часы, продолжил. — Чтоб через двадцать минут ждал меня в машине.

— Есть!

— Звони на аэродром, пусть немедленно подготовят самолет к вылету. Мехлис еще не вернулся?

— Нет.

— Срочно найди начштаба, пусть зайдет ко мне. И предупреди, чтобы вола не крутил, а торопился. Времени совсем мало.

— Так точно.

— Дальше! Звони Поскребышеву, скажи, что мне срочно нужно на прием к товарищу Сталину. Срочно! Если он попросит, чтобы я ему сам позвонил, скажешь, что я уже вылетел в Москву!

Адъютант был, мягко говоря, ошарашен.

— Так... А что мне ему сказать-то? С какой целью...

— Ничего не говори, скажи, генерал приказал предупредить, а потом собрал манатки и уехал. Сказал только, что дело очень срочное! Вопрос государственной важности! Ты, кстати, останешься тут. На хозяйстве. Блюди!

За отведенное самому себе время попаданец, конечно же, не управился, поэтому, когда он через сорок минут спустился к машине, внутри его поджидал мирно спящий Иванов. Впрочем, майор проснулся раньше, чем генеральское седалище взгромоздилось на положенное по статусу место на заднем сиденье.

— Что случилось-то хоть? Чего вдруг такая спешка?

Если судить по понятиям, задавать подобные вопросы генерал-полковнику, да и еще и так фамильярно, никакого права у майора не было. Но за последние полгода работы, проведенные вместе едва ли не в одной кровати, Иванов стал для вселенца кем-то непонятным, кто занимал место между хорошим другом и очень близким родственником. Шутка ли, день за днем видеть одну и ту же рожу, причем во всех возможных позах: пьяного, злого, не выспавшегося, а иногда даже и довольного. К тому же, попаданец всегда помнил, что этому человеку доверяет лично Сталин, и был абсолютно уверен в том, что где-то в самом дальнем кармане гимнастерки у его постоянного спутника есть волшебная бумажка, которая всем бумажкам бумажка, и, тряхнув оной перед нужными людьми, он запросто мог лишить Павлова всех полномочий, а может быть и жизни. Так что воспринимать его как еще одного майора не было никакой возможности, да и желания тоже.

— А случилась, Василий, очень неприятная штука. Гитлер со своими корешами подложил нам всем большую каку. Я бы даже сказал, что очень большую каку. Ты меня правильно пойми, я не собираюсь давать ценных указаний или советов товарищу Сталину, но я должен быть абсолютно уверен, что в Кремле точно ПОНЯЛИ, что именно сейчас происходит в Средиземном море и каковы будут последствия. Возможно, меня даже слушать не будут или по шее дадут, что лезу не в свое дело, но попытаться я обязан!

Попаданец на пару минут замолк, над чем-то размышляя, а потом проговорил:

— Ты извини, но мне надо серьезно подумать. Нужно все обдумать еще раз, чтоб мордой в грязь при руководстве не ударить.

Иванов неопределенно пожал плечами, и, отвернувшись к своему окну, практически мгновенно заснул, вызвав у попаданца, измученного постоянной бессонницей, острый приступ белой зависти. Вообще, у себя дома вселенец тоже был не дурак насчет поспать, а долгая учеба в колледже и нескольких ВУЗах предоставила обширную практику в этом животрепещущем вопросе. Слушать ту ахинею, что несли с кафедры преподаватели, одновременно ведущие сразу несколько никак не связанных друг с другом предметов, при этом, не обладая ни по одному из них достаточными знаниями, было выше его душевных сил. Объяснять преподам, никогда в жизни не работавшим по специальности, что они говорят какую-то ересь, было, мягко говоря, бесполезно и опасно, в чем он лично убедился на собственном примере. Оставался единственный способ избежать душевной травмы — научиться в нужные моменты "выключать звук" и засыпать в переполненной аудитории. К сожалению, этот архиполезный навык со временем был утерян, ввиду отсутствия применительной практики.

Как я ни старался, но спокойно подумать и перестать, наконец, воспринимать происходящее от третьего лица, удалось лишь сидя в уже привычном и довольно комфортном салоне самолета. Удивительное чувство, когда окружающий мир теряет очертания реальности, а ты наблюдаешь за происходящим как бы через экран монитора. Появилось даже неодолимое желание залезть в несуществующее меню и загрузить сохраненную игру. Увы — это невозможно. Волшебных кнопок "сейв" и "релоад" тут предусмотрено не было. Права на ошибку у меня нет, и так неизвестные экспериментаторы предоставили невиданный бонус в виде послезнания. Ничего подобного нет ни у кого из местных. Или все-таки есть?

Чем быстрее я пойму, с чем имею дело, тем лучше. Каковы причины того, что фрицы так сильно изменили свои планы? Как не крути, а вариантов всего два: либо у Гитлера есть свой попаданец, либо это последствия моих действий. Как не старался, а третьего варианта так в голову и не пришло.

Верить в еще одного попаданца очень не хотелось. Слишком велик научный и промышленный потенциал Германии, если найдется твердая рука, способная сконцентрировать все эти чудовищные силы для достижения победы, нам придется очень туго. Если такой человек еще и нужными знаниями обладает — это воистину катастрофа. Если он все же есть, то тогда я даже теоретически не могу предположить, зачем меня сюда заслали. Если мой мир идентичен тому, в котором я сейчас, в чем нет ни малейших сомнений, то получается, что единственным отличием будут знания и умения попаданцев. То есть сравнивать будут нас! Зачем тогда такой огород городить, чтоб выяснить кто из нас тупее? Это можно сделать гораздо проще, не прибегая к перемещениям во времени! Не верю!

Но верить или нет — это дело десятое, в любом случае надо исходить из того, что попаданец у Гитлера все-таки есть. Причем возможности его как минимум не меньше моих. Осталась сущая мелочь — выяснить, кто он и открутить башку. Чего так сурово? Может он вообще сторонник союза с Россией? Я вам честно признаюсь, нах нам такой союзник не сдался. Пока они у себя всех нациков не передавят, договариваться с ними не о чем. Война со сверхдержавой, идеология которой построена на расовом превосходстве — это лишь вопрос времени. Даже если сейчас мы каким-то чудом договоримся, нетерпимость к неполноценным нациям, к которым они отнесли и нас, рано или поздно приведет к войне на уничтожение. Причем, скорее рано, чем поздно. Это чудо, что Вторая Мировая война случилась ДО того, как было изобретено ядерное оружие. Никаких сомнений в том, что его применят, лично у меня нет, тем более, что угрозу радиоактивного заражения осознали далеко не сразу. И получим мы не просто 26 миллионов убитых и руины всей европейской части страны, но еще и с десяток Чернобылей в самом сердце России. Кому такое счастье нужно? Можно, конечно, постоять в сторонке и посмотреть, как немцы сначала приведут к общему знаменателю англичан, потом утрут нос американцам, которые им физически нечего сделать не могут, так как сидят за океаном, дождаться того момента, когда они объявят японцев желтой ветвью арийской нации и, спокойно, без всякой спешки и напряжения, поделят на бумаге шкуру единственного оставшегося медведя, а потом: "Опа! А вот и мы! Не ждали? А мы таки пришли!". Почему-то у меня нет желания проверять подобные теории. Баланс сил в мире — это вовсе не выдумки британцев. Как бы противны мне не были рожи белых джентльменов, спасать их тощие задницы так или иначе придется, в противном случае последствия будут непредсказуемыми.

Несомненно, что союз России и Германии был бы весьма выгоден для обеих стран, но для начала нужно хорошенько надавать гуннам по сусалам, чтобы раз и навсегда определиться, кто тут шишку держит. Причем лучшего всего будет, если мы проделаем это самостоятельно, без чьей-либо помощи и чудо-оружия, чтобы в дальнейшем избежать разночтений и двоякого толкования.

Ну, а если своего попаданца у Гитлера нет? Что тогда стало причиной изменений? Ответ прост до безобразия. Какой фактор отличает мой мир от этого? Да "Я", чтоб меня черти забрали! Каким образом? Да вариантов тысячи! За девять месяцев я тут столько всего намутил, что глаза разбегаются от вероятностей. Такую движуху в армии, которая явно превышает известную в моем варианте истории, просто не могли не заметить! Обширные нововведения вызвали небывалый рост обмена информацией по всем возможным каналам. Тысячи людей получили новые назначения, родились на свет сотни и тысячи новых документов, к которым, в той или ной степени, имели доступ уже десятки тысяч людей. Вероятнее всего, часть информации о реальной мощи Красной Армии и советской промышленности попала в руки немецкой агентуре. Надо полагать, что с визитом к фюреру фашистская разведка не стала затягивать. Испугался ли Гитлер? Совсем не обязательно, но и оставить ее без внимания он тоже не мог. Лично мне кажется, что принимая решение о нападении на Россию, Адольф находился в глубоком сомнении. Как бы сильно он не заблуждался относительно прочности коммунистического режима и советского государства, игнорировать игрока, занимающего половину Евразии, просто невозможно. Безусловно, немецкий лидер обладает набором качеств больше присущих кровавому маньяку, но записывать его в дураки — непростительная ошибка. Вся цепь событий говорит как раз об обратном. Да, он сумасшедший, да, палач и убийца, да, авантюрист и проходимец, но точно НЕ глупец!

Видимо, в какой-то момент Гитлер, получив новые сведения из Советского Союза, оказался перед необходимостью выбора — проигнорировать их и продолжить приготовления к вторжению в Россию, либо... Либо срочно изменять планы и выкручиваться из затруднительного положения. Не нужно думать о том, что ЛИШЬ мои действия привели к изменению истории — это крохотная песчинка на громадных промышленных весах заваленных чугунными чушками исторических фактов, решений, событий, людей и их поступков. Но при каких-то условиях бывает достаточно и такого крохотного вклада. И упаси бог думать о том, что проблему Германии, именно Германии, а не фашизма, можно решить иными методами, кроме военных. Как это ни печально, но кровавый конфликт неизбежен и является следствием многовекового соседства двух народов, претендующих на главенство не только на Европейском континенте, но и на всей планете. Нам слишком тесно вдвоем на этом маленьком шарике.

Безусловно и то, что несмотря на все вновь полученные сведения, Гитлер по-прежнему считает основным геополитическим соперником англосаксов, и верит в то, что именно они, а не дикие русские племена, представляют наибольшую военную угрозу для Рейха. Так что он вовсе не отказался от русского хлеба и недр, он всего лишь решил немного подстраховаться, подчистив тылы и выиграв время, чтобы спокойно прийти и взять все то, что по праву сильнейшего принадлежит немецкой нации. А вот потом, имея бездонные амбары и неистощимые ресурсы, можно будет подумать и о борьбе за мировое господство! Мне, русскому человеку из будущего, который знает о том, что всего через пять лет наши солдаты поднимут Знамя Победы над руинами Рейхстага, даже как-то обидно осознавать, что Россия вовсе не является конечной целью фюрера. Мы всего лишь один из его шажков на путик к главному — прокладка между поверженной Францией и Англией. Ну что же, придется ему в очередной раз объяснить, сколь сильно он ошибался!

Время в полете пролетело совершено незаметно. Вместо того, чтобы еще раз обдумать, что именно сказать Сталину, я позорно "давил на массу". Как я уже говорил, в моменты волнения меня почему-то клонит в сон, и в этот раз я даже не заметил, как вырубился. К своему стыду должен признать, что даже не почувствовал, как садились в Смоленске для дозаправки. Вот откажи двигатель, и я бы не заметил, как отчалил на встречу к дьяволу. Даже матюгнуться не успел бы напоследок!

Иванов разбудил меня уже после посадки в Москве. Хотя, после выхода из самолета, я готов был поклясться, что мы не на Центральном аэродроме, а на каком-то колхозном поле. И даже больше того, вряд ли мы вообще были в столице. Уже смеркалось, и в отдалении, вместо здания аэровокзала, виднелись какие-то бараки, заваленные снегом по самую крышу, и дремучий лес со всех сторон. Вообще говоря, будь я более впечатлительным человеком, тут меня должен был хватить апокалипсический удар, что вот, мол, завезли вражины проклятые и сейчас мочить будут. Возможно даже в сортире. Но после почти года в новом теле, я настолько свыкся с мыслью о возможной гибели, что перестал вообще реагировать на подобные вещи. Да и не было у меня никаких поводов усомниться в Иванове, точнее в его профессионализме. Сказал, что прилетели в Москву, значит, прилетели в Москву! Мало ли, может над Центральным буран снежный!

До бараков нас подвезли на обычных деревенских санях, что было весьма кстати, поскольку за пределами утрамбованного летного поля снег был достаточно глубоким, и с нас бы сошло семь потов, прежде чем добрались до ближайших построек. А вот тут уже появились первые признаки цивилизации. На ближайшей хибаре висела облупленная вывеска "Котлопункт" и горела керосиновая лампа над входной дверью. Рядом, на хорошо расчищенной дороге, стояла "эмка" моих встречающих. Что характерно, у всех были знаки различия летного состава. Не иначе, меня снова будут сопровождать сталинские порученцы.

Ехали довольно долго, и, разумеется, ни в какую Москву не попали. А вот до дачи Вождя добрались без всяких происшествий. Уже выйдя из машины, я подумал о том, что было бы неправильным не поблагодарить Иванова, поскольку визит это явно его заслуга. Вот только когда он успел предупредить свое начальство? Наверное, в Смоленске мы садились не только для заправки, больше просто негде было.

— Послушай, Василий, мне видимо стоит сказать тебе спасибо? Ведь это твоя заслуга, я правильно понимаю?

Майор немного замялся, а потом, отвернув голову в сторону, проговорил:

— Знаешь, Дмитрий Григорьевич, иногда я просто поражаюсь тебе. У тебя какой-то совершенно мистический объем знаний, но частенько ты выдаешь такие перлы, что хоть за голову хватайся. Невозможно просто взять и ввалиться без разрешения к руководителю огромной державы! Но я с самого начала этой истории понял, что подобная мысль тебе даже в голову не пришла! Ты просто решил, что раз это важно для тебя, то все само собой устаканится! И, черт возьми, оказался прав!

Иванов повернулся ко мне и спустя пару секунд продолжил:

— У тебя совершенно иная логика, чем у всех нас. Я не понимаю этого! Любые факты и события в твоем изложении выглядят совершенно иначе. Вся твоя жизнь находится под пристальным наблюдением государства, но у меня такое впечатление, что ты не испытываешь от этого никакого дискомфорта, и даже более того, ты нас используешь в своих интересах! Вещи, которые для нас абсолютно неприемлемы, не вызывают у тебя никакого отторжения. И, наоборот, то, что кажется нам естественным, порой вызывает у тебя приступы ярости. Ты явно не веришь в то, что говорят с трибун и пишут в наших книгах и газетах! Все лозунги и идеи, которые для нас являются руководством к действию, для тебя не более чем сотрясение воздуха. И в то же время, я с ужасом осознаю, что в душе ты больший коммунист, чем я! То, в чем мне приходится убеждать себя каждодневно, вбито у тебя на уровне рефлексов! Сложно объяснить, но то, что я заставляю себя делать силой разума, у тебя происходит само собой! То есть ты таким родился! Ну, хорошо, тебя таким воспитали! Но это невозможно, понимаешь? Для этого нужна принципиально иная окружающая среда! Люди другие нужны!

Он секунду помолчал и заговорил вновь:

— Наши аналитики все головы сломали, по какому принципу ты людей отбираешь, но так и не смогли понять! У каждого человека есть некие предпочтения, которые раз за разом проявляются в разных ситуациях. И у тебя они тоже есть! Но в том, что касается подбора твоего окружения, они почему-то не работают! У всех работают, а у тебя нет! Самое удивительное то, что именно те люди, на которых ты сделал ставку, в конечном итоге лучше всех себя проявили! Ну не может быть такого! Ты что их мысли читаешь? Да еще Катя эта! Ну, вот скажи, откуда ты можешь ее знать? Ведь ты ее знаешь! А я совершенно уверен в том, что тогда в институте ты увидел ее впервые! Как такое может быть? Я ничего не понимаю!

Впервые я наблюдал за тем, как у такого железного человека, как Иванов, сдали нервы. Он совершенно точно наговорил много лишнего, чего не должен был озвучивать ни при каких условиях. Или наоборот? Он сказал именно то, что надо было сказать уже давно?

— Василий, я не знаю, что тебе ответить. Точнее, я не уверен в том, что имею право это делать!

Майор усмехнулся и проговорил:

— Хорошо, что хоть это ты понимаешь. Бывают вещи, о которых лучше никогда не слышать и даже не подозревать. Почему-то мне кажется, что твоя история как раз из них. Но... Знаешь, как бы там ни было, я рад, что знаком с тобой. За эти полгода я узнал больше, чем за всю прошлую жизнь. И дело вовсе не деталях радиостанций и боевых уставах, все это не так важно, главное, что у нас в душе! Так что спасибо должен говорить я, а не ты!

Черт возьми! Не думаю, что мне доводилось когда-то слышать более приятные слова! Пожалуй, что в прошлое стоило провалиться хотя бы ради вот этого!

— Спасибо, Вась! Поверь, ты не пожалеешь о том, что доверился мне. Пойдем, а то на нас уже охрана косо смотрит. Как бы у них нервишки не сдали!

Майор рассмеялся и крепко пожал протянутую руку. Мне бы очень хотелось верить в то, что все это искренне, а не тщательно проработанный план по моему раскрытию. А хотя, черт с ним с планом, лишь бы он правда верил в то, о чем говорил!

В кабинете Сталина меня уже явно заждались. Уж не знаю как, но я это сразу почувствовал. Помимо Вождя здесь был только начальник Генштаба Шапошников. С карандашом в левой руке он что-то рассматривал на большой карте западного полушария. Мы поздоровались, и я уселся на предложенный Иосифом Виссарионовичем стул.

— Я думаю, нет смысла ходить вокруг, да около. Раз товарищ Павлов решился пролететь полстраны ради встречи с нами, нет необходимости терять время понапрасну. Говорите, я так понимаю, что вы насчет Мальты?

Собравшись с мыслями, я проговорил:

— Спасибо. Да, я насчет Мальты, точнее насчет последствий ее падения.

Глубоко вздохнув и мельком взглянув по сторонам, я заговорил:

— То, что сейчас происходит на Средиземном море, будет иметь для нас очень тяжелые последствия. Гитлеру вновь удалось найти наиболее уязвимую точку британцев. И на этот раз он свой шанс не упустит. Полагаю, что уже в ближайшие дни мы станем свидетелями событий, имеющих катастрофические последствия для Великобритании. Взгляните, — я потянулся к карте. — У англичан сейчас нет сил и средств для использования острова в качестве плацдарма для действий против материковой Италии. Они не в состоянии обеспечить здесь базирование крупных сил флота и авиации, поскольку не имеют в наличии достаточного количества истребителей и средств ПВО, способных их защитить. Однако, основная ценность этого клочка суши была в другом. С аэродромов Мальты имелась возможность держать под непрерывным наблюдением весь итальянский флот, что они с большим успехом и проделывали. Кроме того, она могла служить в качестве временной базы легким силам и подводным лодкам, способным доставить итальянцам массу проблем. На значительном и наиболее опасном участке истребители с ее аэродромов могли прикрыть конвои и ударные группы ВМС. Наконец, там можно было исправить легкие повреждения и, при некоторой доле везения, продолжить дальнейший путь.

Сделав небольшую паузу, я продолжил:

— Захватив Мальту, немцы нанесли сокрушительный удар по всей системе обороны британцев в Африке и Ближнем Востоке. Выбили слабое звено, с потерей которого фронт посыплется, как карточный домик. Одним ударом они ослепили англичан и разорвали их коммуникации, попутно обеспечив собственные. Теперь вся центральная часть Средиземного моря покрыта для Великобритании туманом войны. Они больше не имеют возможности контролировать действия итальянского флота, а значит, не смогут своевременно реагировать на них. Перехват ливийских конвоев станет труднейшей задачей, связанной с колоссальным риском для рейдеров. Даже без увеличения сил охранения, потери итальянцев сократятся в разы, что неминуемо скажется на сухопутном фронте в Северной Африке. Если раньше в критической ситуации англичане могли прибегнуть к проводке конвоев в Египет напрямую через Средиземное море, то теперь эта задача из смертельно опасной превратилось в неразрешимую. Все конвои придется вести вокруг Африки, что так же не лучшим образом скажется на снабжении армии.

Прежде чем продолжить, я пару секунд бессмысленно теребил руками карандаш, позаимствованный у Шапошникова.

— Но это не главное. Это своего рода символ, дающий возможность понять дальнейшие планы Гитлера. Во-первых, это означает, что немцы на некоторое время отказались от высадки в британской метрополии. Теперь их усилия будут направлены в другое место. Во-вторых, германцы дали понять, что не намерены больше терпеть независимой политики Муссолини, и больше не позволят ему тратить время впустую. Считаю, что высадкой на Мальте участие немцев не ограничится. Очевидно, что они пошлют свои сухопутные войска в Ливию. В свою очередь, это приведет к скорому и безусловному поражению сухопутных сил англичан на данном ТВД, которые и так в разы уступают в численности итальянским. Англичанам сейчас просто нечего противопоставить немцам на суше. В этих условиях захват Египта и Суэцкого канал всего лишь вопрос времени, причем очень незначительного. Два — три месяца, не больше. Но это только начало. Политические последствия будут гораздо серьезнее. Одно дело, когда идет тяжелая война, с мало предсказуемым результатом, а другое дело, рвать на части рушащееся под сокрушительными ударами государство, не способное дать сдачи. Основываясь на этом, считаю, что после захвата Мальты и высадке немецких войск в Африке, вступление в войну Испании на стороне Оси неизбежно, и произойдет в течение нескольких недель, а, возможно, дней.

Я перевел дыхание, продумывая дальнейшие слова.

— Последствия будут чудовищными. Полагаю, что эшелоны с осадными орудиями уже сконцентрированы на границе бывшей Франции и Испании. Сколько времени в данных условиях продержится Гибралтар — совершенно не важно. Со вступлением франкистов в войну, он мгновенно теряет значение в качестве военно-морской базы, поскольку просто не сможет обеспечить базирование даже легких сил флота. Их там перетопит авиация и полевые орудия. Контролируя всего две ключевых точки — Суэц и Гибралтар, фашисты смогут высвободить громадные силы и средства, полностью обезопасив материковую Италию, превратив Средиземное море во внутреннее озеро. Впоследствии эти войска могут быть использованы против любого противника, в том числе против нас!

Сталин жестом прервал меня, обратившись к Шапошникову:

— О каких силах может идти речь, Борис Михайлович?

Маршал на секунду задумался, и проговорил:

— От тридцати до сорока расчетных дивизий с танками и средствами усиления, и не меньше тысячи самолетов. Кроме того, захватив контроль над проливами, германцы на долгое время обеспечат неуязвимость своего тыла на случай войны с нами. Даже в прежних условиях высадка англичан во Франции, пусть даже при помощи США, была делом немыслимым, во всяком случае, в ближайшие два-три года, то теперь это совершенно невозможно. Контролируя ключевые позиции, немцы мизерными силами могут воевать в Африке годами, если не десятилетиями. Я не вижу, за счет чего англичане смогут переломить ситуацию в свою пользу.

— Продолжайте, Дмитрий Григорьевич.

— С захватом Гибралтара создаются предпосылки для объединения флотов Германии и Италии. Это два немецких новейших линкора типа "Бисмарк", два линейных крейсера типа "Шарнхорст", два новейших итальянских линкора типа "Литторио", четыре прошедших модернизацию итальянских линкора типа "Джулио Чезаре", несколько карманных линкоров и большое количество тяжелых и легких крейсеров, многочисленные легкие силы и подводные лодки. Какими-то средствами располагает и Испания, их боеспособность не велика, но для эскортной службы и для статистики они вполне сгодятся. Чисто теоретически, располагая подобными силами, фашисты могут решиться дать английским ВМС решительное сражение, хотя в этом нет никакой нужды. Уже самим фактом своего существования, объединенный флот, базируясь в испанских портах, делает задачу проведения конвоев вдоль атлантического побережья Африки, да и вообще через всю Южную часть Атлантического океана, практически невыполнимой. В очерченной зоне британцы будут вынуждены сопровождать каждый конвой силами, способными дать бой соединенным силам итало-немецкого флота. В противном случае, его уничтожение гарантированно. Я НЕ ЗНАЮ, как англичане смогут решить эту проблему, но фактически у них остается один боле менее безопасный маршрут в Индию и Африку — через Панамский канал. То есть, чтобы подвезти подкрепления им придется совершить кругосветное путешествие! Но, контролируя Средиземное и Красное моря, страны Оси имеют возможность маневрировать своими морскими силами по кратчайшему пути. Ни что не мешает им в считанные недели перебросить хоть весь флот в Индийский океан и устроить там побоище на коммуникациях!

Помолчали, осмысливая только что сказанное. Молчание прервал Шапошников:

— Вступление США в войну следует ожидать в ближайшие месяц-два. В противном случае, Великобритания будет вынуждена капитулировать уже в этом году. Хотя, им даже помочь-то нечем, армия в зачаточном состоянии, промышленность еще не перешла на выпуск оборонной продукции, значительные силы флота они вынуждены держать в Тихом океане для сдерживания Японии.

— Это еще не все. Продолжив наступление, немцы рано или поздно дойдут до Ирака, захватив нефтяные промыслы. Вопрос нехватки нефтепродуктов будет решен раз и навсегда. Скажу честно, я не верю в то, что после захвата Суэца Турция сможет удержаться от искушения поучаствовать в разделе Англии, поражение которой практически неизбежно. Счет к британцам у турок очень длинный, а вернуть под свой контроль хотя бы часть территорий бывшей Османской Империи очень хочется. Но, опять же, одно дело — делить шкуру поверженного зверя, а другое — воевать с Советским Союзом. Зато можно уверенно сказать о том, что уже в ближайшие месяцы следует ждать присоединения Югославии к странам Оси. Полагаю, что в сложившейся ситуации найти глупцов, способных помешать такому развитию событии, допустим устроив государственный переворот, будет, мягко говоря, тяжеловато. Какой-либо существенной военной или экономической помощи от них немцы будут ждать до скончания века. Скорее всего, там просто начнется гражданская война, уже давно назревающая в этом искусственном образовании, но и фашисты смогут не отвлекать свои силы на второстепенные задачи. Ну и остается открытым вопрос с Японией. Как и в случае с Турцией, совершенно очевидно, что японцы не смогут удержаться от искушения подобрать то, что плохо лежит. Азиатские колонии европейских стран абсолютно беззащитны. Их просто нечем и некому оборонять. Бери — и владей. И тут возникает вопрос, что произойдет раньше: либо Америка вступит в войну против Германии на стороне Англии, что отсрочит вступление в войну Японии, либо японцы первыми объявят войну англичанам, что вынудит американцев на значительный срок отложить участие в европейской сваре. Лично мне кажется, что самураи будут ждать, и начнут войну с внезапного удара по Тихоокеанскому флоту США, чтобы хоть как-то компенсировать экономическую мощь противника. Остается непонятным только одно: вступят ли они в союз с Гитлером или будут вести войну параллельно? Для нас — это вопрос принципиальной важности, поскольку тогда мы рискуем оказаться в условиях войны на два фронта.

— Вы уверены в том, что Германия все же нападет на Советский Союз в сорок первом году?

— Безусловно. Возможно, даже раньше, чем рассчитывали. Он не сможет остановиться на достигнутом, раз за разом получая все, чего хотел. Чем раньше начнется эта война, тем лучше для Германии, поскольку ни одна страна не способна длительное время содержать полностью отмобилизованную армию, а Вермахт сейчас находится на пике своего могущества. Пройдет всего несколько лет, сменится состав, и боеспособность неизбежно упадет. Так что нет смысла ждать — либо сейчас, либо никогда. Не даст он нам времени собраться с силами и договориться!

В кабинете на время повисло тягостное молчание. Наконец, Сталин заговорил вновь:

— Подытожим. В следующем году, в конце весны, либо в начале лета, следует ожидать нападения на СССР. К предыдущим нашим расчетам сил противников следует добавить не меньше двадцати расчетных дивизий. В случае вступления в войну Турции — еще не менее двадцати. Если еще и Япония, то еще от двадцати, до тридцати дивизий. При этом наши противники будут иметь доступ к нефтяным месторождениям, а их основные промышленные районы в полной безопасности от вторжения англичан и американцев как минимум в течение четырех-пяти лет. И что ми будет делать, товарищи военные?

Сталин был достаточно спокоен. Я бы даже сказал, что в течение нашего разговора спокойствия и уверенности в нем только прибавлялось, а в его голосе отмечались нотки скрытого удовлетворения. Скорее всего, он пришел к тем же выводам, что и я, и был доволен таким развитием событий. Хорошо, когда проблему видишь не только ты, и нет нужды тратить время на убеждения.

Немного поразмыслив, я все же решил высказать свои мысли, хоть их было не так уж и много:

— Думаю, что кардинально изменить что-либо мы уже не можем. Все, что можно сделать для повышения обороноспособности, мы уже и так делаем. Но кое-что мы сделать обязаны. Например, необходимо проконтролировать взрыв англичанами нефтяных скважин, трубопроводов и всей инфраструктуры, в случае если немцы все же до них доберутся. На их тушение и ввод в эксплуатацию они потратят очень много времени и сил, а там глядишь, арабы поднимут восстание или объявят джихад, взорвав их вновь. И надо любой ценой обеспечить нейтралитет Ирана. Каким образом, даже предположить не могу, но, как говорится, кто на что учился! Мне кажется, что через пару месяцев следует ждать английской делегации, с мольбами о помощи хотя бы поставками вооружения для африканской и индийской армий. Чем мы им можем помочь, кроме поставок "берданок" и кремневых ружей, благо этого добра у нас много, не могу даже представить, но чем-то помочь надо, нам же потом хуже будет!

Сталин усмехнулся себе в усы, и, спустя минуту, проговорил:

— Борис Михайлович, вы свободны. Я прошу вас хорошенько подумать о наших ответных действиях с точки зрения военной. Жду ваших соображений завтра ... точнее, уже сегодня вечером.

Попрощавшись, Шапошников ушел, а мы остались в кабинете вдвоем. Иосиф Виссарионович не торопился продолжать разговор, и я его прекрасно понимал. Никаких иллюзий по поводу того, о чем именно мы будем разговаривать, у меня уже не было. Вождь раскурил трубку, встал и подошел к окну, отдернув штору, посмотрел на заснеженный сад. Наконец, спустя несколько минут, он заговорил:

— Это хорошо, товарищ Павлов, что мы думаем с вами в одном и том же направлении. Но, мне кажется, что пришло время поговорить начистоту. Да вы и сами это чувствуете, я вижу. Время представления доказательств истекло, осталось понять, зачем вы их представляли? Так кто ви все-таки такой, генерал Павлов?

— Да, дальше тянуть нет смысла.

* * *