Черная Рысь-2. Экзамен на прочность

— Дорогая, ты прокалываешься на каждом шагу — это даже неинтересно,— он покачал головой, удивляясь своим неозвученным мыслям,— Анна, будь внимательнее, я даю тебе шанс продолжать спектакль! Начнем с того момента, как я ответил на твой вопрос.

Он с лукавой улыбкой подвинулся ко мне, но нас отделял стол. Сбитая с толку, я не сразу сообразила, чего он от меня ждет и что вообще он только что произнес вслух.

— Моя сестра... хорошо... младшая...

"Как ты это делаешь, дурак? Как, господи, как?"— я испытала чувство дежа-вю, когда неловко лгала ему в Колизее об истории своей семьи.

— Ты обещала, что дашь мне с ней сблизиться, так?— подсказывал он, не переставая насмехаться. Он явно догадывался о том, кто я, но делал вид, будто эта догадка оставалась вне его понимания.

— Не помню такого,— я нахмурилась. Дарин встормошил свои каштановые волосы — и это его движение показывало, насколько он скучал в моем обществе.

— Попытайся. Мы договаривались о многом, и у наших отцов было соглашение. Но Рейвел погибла, и в день ее похорон я отпустил тебя с одним условием: соглашение останется в силе, но уже с другими участниками. То, что мне нужно, моя семья получит в любом случае, взамен я гарантировал вашу неприкосновенность и,— он замялся,— дальнейшее существование. Разве не так? не поэтому ли вы еще живы в противоречие закону кланов. Или ты его не помнишь?

— Слишком много вопросов, Дарин, я от тебя устаю,— я напустила скучающий вид, когда он, похоже, оживился.

— Закон, допускающий кровную месть.

— Ах, этот закон! Да, я его помню.

На сложенные треугольником салфетки поставили тарелки с горячими закусками. Вилкой я подцепила кусочек сыра и отправила в рот, чтобы только не отвечать Дарину. Видимо, мужчина и сам проголодался, или устал говорить, и взялся за ужин. Официант не оставил нетронутой бутылку выдержанного французского вина, собираясь разлить его бокалам. Дарин остановил его, позволив уйти, и сам разлил напиток. В прозрачном стекле окна отразился хрустальный блеск. Мы чокнулись бокалами, и я попробовала вино на вкус, не посмев перекривиться в лице.

— Вы близки с Анной?— спросил Дарин, не отвлекаясь от ужина.

— Достаточно близки.

— Так почему ты ее не предупредила о том, что мы договорились за ее спиной.

— Я хотела ее уберечь.

— Она не знает?— нагло допытывался он.

— Она знает, как оплатить интернет, очистить ободок унитаза от микробов и какие прокладки удобнее. Остальное ей знать не обязательно.

— Странно, это не в вашем женском стиле. Я ожидал, что ты сочтешь нужным поделиться с ней такой пикантной информацией. Не каждый день семейка колдунов захватывает власть над оборотнями.

Я подавилась кусочком курицы и быстро запила его вином. Отчего стало еще противнее переваривать информацию. Конечно же, Дарин не стал бы озвучивать то, что по определению Мария должна была знать, но он говорил со мной и считал забавным поражать такими-вот новостями. "Колдун! Мать его, колдун! Как я не догадалась? Этот дар, эти глаза, это уязвимость к ранам..." Я уставилась на его руку, обвязанную бинтом под рукавом рубашки в несколько слоев и спрятанную под столом. Мои когти не принесли бы существенного вреда оборотню, и рваные края царапин срослись бы минут за сорок, но для колдуна это было серьезное повреждение инородным предметом, который вспорол руку до самого мяса. Меня даже кольнула совесть.

— Нас очень мало,— продолжал Дарин,— и скоро колдуны исчезнут, потому что их целиком и полностью сменят оборотни. Вы плодитесь, как кролики! И меня как колдуна совсем не радует статистика.

— Ну мало и мало,— я нервно пожала плечами,— разве вы не можете спариваться с оборотнями?

Я чувствовала себя неловко, задавая этот вопрос, и он вырвался из меня быстрее, чем здравый смысл его потянул назад.

— Глупый вопрос,— подтвердил Дарин мои мысленные догадки,— и ты прекрасно знаешь сама, что можем. Хочешь продолжить эту тему?

— Нет, я не то имела в виду,— мой голос вернулся в норму, я забыла следить за его высотой, и он выдавал мое смущение. К щекам вновь предательски прилила кровь.— У меня нет сомнений по поводу твоих... способностей. Я лишь хотела уточнить, что вам не нужны другие колдуны для продолжения рода.

— Нужны,— сказал Дарин, и его красивая улыбка стала еще более вызывающей,— но из всякого правила есть исключения. И твой отец знал это, как и я знаю. Поэтому и не даю своему отцу найти убийцу Рейвел, тебя это не устраивает?

— Вполне,— немногословная, я очищала креветки.

— Вот и отлично. Знаешь, Левицкая, я не хотел бы продолжать эту тему. Причина, по которой я тебя позвал, исчерпала себя. Ты помнишь о своей доли соглашения, я помню о своей. А самое главное — сегодня на улицах Парижа особо напряженная обстановка, и как джентельмен я не мог позволить себе оставить тебя без защиты.

— Как великодушно с твоей стороны, Дарин,— съязвила я, опустив первую часть его монолога, о которой мне еще предстояло подумать в спокойной обстановке и уточнить у Марии некоторые... да нет, все детали.

— Давай перейдем на нейтральную тему. Как тебе город любви?

Дарин отставил тарелку с супом в сторону и пододвинул к себе свинную отбивную, при этом вел себя невозмутимо, сосредоточившись на еде. Во время ужина он забыл о своей раненой руке и положил кисть на край стола под таким углом, что я смогла рассмотреть причиненные ему увечья. Бинт покрывал руку от локтя до запястья, кончики его аккуратно убраны под основной слой, и человек, не знавший о повреждении, не обратил бы внимание на левую руку, которая за счет бинта, была совсем ненамного пухлее правой. Дарин орудовал столовыми приборами грубо, но точно, будто он привык есть с охотничьего ножа. Во всем же остальном было мало изъянов; привыкший вести себя, как подобает выходцу из аристократической семьи, Дарин позволял себе величавую расслабленную позу, но он был всегда начеку: по незаметным поворотам головы на каждый звук поблизости и со стороны двери я поняла, что он не пропустит и мухи.

— Мрачновато,— я выдавила из себя улыбку. Дарин поднял на меня глаза, встретившись со мной взглядом.

— Правда?— переспросил он и приподнял брови, будто предугадывал мой ответ.— Ну ладно. Как поживает твоя сестра? Ей ведь понравилась Москва?

— Думаю, что да. Как она может не понравиться? Но одного дня нам было мало.

— Она еще поддерживает связь с этим маленьким итальяшкой, как там его?— Дарин наигранно почесал подбородок, возведя глаза к потолку.— Ну этот, который еще пытался уложить ее в койку, но он был настолько труслив, что отпустил ее с тобой. Меня очень умиляла его самоотверженная и до смерти глупая надежда показать себя перед девчонкой иного уровня, даже вызвал меня на дуэль...

— Да, я поняла, о ком ты,— перебила я Дарина, насытившись его нахальными усмешками. Вот только я не понимала, чего он добивался.— Диего, приятный молодой человек — я с ним встречалась. Насколько я знаю, да, они поддерживают связь и собираются жить вместе по возвращению Анны в Рим.

— Да неужели?— Дарин покачал головой. Поднеся к губам бокал, он проговорил в самый хрусталь.— Надо же, как интересно все складывается, и я даже готов этому верить. Но есть тут одна мелочь,— он снял шутовскую маску и сказал вполне серьезно,— этот ребенок тебе не подходит.

— Так кто же подходит?— незаметно для себя самой я повысила голос и, подобно собеседнику, наклонилась вперед так, что лишь небольшое расстояние помогло нам не столкнуться лбами.— Не лезь в чужую жизнь, Дарин, либо говори, кто подходит?

— Ну не знаю, это ведь не моя жизнь,— он подчеркнул местоимение интонацией и отодвинулся от меня. Я так же откинулась на стул, но бешенство все еще кипело в крови, приливая к похолодевшим пальцам.—

— Сказал "А", говори и "Б",— процедила я слишком зло для той, кем хотела казаться.

Дарин лениво расправлялся с отбивной, глянув на меня исподлобья.

— Ты и сама знаешь, кто. Вот смотри, как я терпимо отношусь к твоим причудам: сменам образа, побегам, агрессивным наклонностям,— он без стеснения продемонстрировал мой шедевр под рубашкой,— раздвоению личности. И в то же время никто лучше не знает твои слабости и, напротив, сильные стороны. Чем плохой вариант?

— Дэр, прекрати,— я больше просила, чем требовала.

— Почему ты не пытаешься произвести на меня хорошее впечатление?— сменив тему, он жестом охватил посетителей ресторана.— Все эти дамы с удовольствием отделались бы от своих старичков. Посмотри, как ревностно они наблюдают за нашей идиллией.

— Что для тебе производить впечатление? Мне нет смысла скрашивать ложь другой ложью. Но если ты хочешь поговорить на светские темы — я готова, давай. О политике. Слышал о последнем саммите большой семерки?

— Вы зря связались с политикой, mademoiselle,— Дарин вытащил бутылку вина из ведерка со льдом и предложил мне. Я отказалась. "Работай на трезвую, Дэр, мы же оба не пьянеем. Оборотень и колдун, в этом наше легкое преимущество. Я запомнила урок." Но этот его ирландский французский действовал на меня лучше любого спиртного.

Нет, мы не говорили о политике. Мы незаметно для нас обоих перешли на обсуждение наших взглядов на жизнь, дискуссии о вещах, которые занимали в ней важное место, но ни разу за все это время не коснулись семьи, межклановых розней и наших личных приоритетов. Прошло около часа, я не следила за временем. Дарин искусно поддерживал беседу и делал все возможное, чтобы я теряла бдительность в его компании и контроль за словами. К моменту, когда официант подошел, чтобы забрать посуду и предложить горячительных напитков и десерт, я была уже уверена в том, что Дарин меня раскусил. Но он принял мои условия игры и изредка, из мальчишеского любопытства, провоцировал меня на откровенность, но я не прокалывалась, загнанная в угол собственным враньем. "Почему он на самом деле хотел встретиться?"— размышляла я, когда мой спутник временно меня покинул.— "Ожидал ли он меня увидеть или я застала его врасплох? Если так, то намеревался ли он расправиться с Марией или это я нарвалась на встречу, искала ее и таки нашла?"

Безмятежный дух "Le Jules Vernes" творил невозможное, возвращал меня к тому дню, когда я еще не знала Дарина и в приподнятом настроении бежала на первое свидание. Затем я вспомнила, как он приехал за мной во Флоренцию и был зол на то, что я якобы ему мешалась под ногами. Вспомнила, как он убеждал доверчивую Джему в том, что он мой давний дружок. Как поднимал меня утром, и мы боролись за ключи от машины; как ехали в Венецию, а я, запутывая следы, свернула в Милан; как ополчились против его радикально настроенного отца; как он уговаривал меня найти Рысь, боясь гнева отца, хотя сам скрывал ее не меньше моего; как предлагал мне улететь обратно в Канаду; как вломился в номер, поцеловал меня и заодно поссорился с Марией. Первый этап моей жизни был отделен от второго приездом в Москву. Я стала взрослее, циничнее и в какой-то степени опытнее, но мне не хватало того солнечного, весеннего образа мыслей, который был в Италии.

Музыка делалась громче с наступлением темноты. Мелодичные прелюдии плавно перетекали в ритмичные мотивы. Запах деликатесов душил ароматный шлейф французской туалетной воды: северно-западный атмосферный фронт из "Allure", "J`adore" и "One million" двигался на наш отстраненный островок. Золотое, как нимб, свечение Эйфелевой башни создавало иллюзию золотой клетки, поднятой над Парижем. Непринужденные беседы, звонкий смех эльфийской принцессы и подземельного тролля, зебра деловых костюмов и радуга платьев, туманный образ вечера, плывущий перед глазами, походили на сказочный сон, который вот-вот прервется звонком будильника. И ядром сна был Дарин, по-прежнему загадочный, по-прежнему далекий, по-прежнему опасный. Но я его больше не боялась, как не боялась и своих прежних мыслей. Весь вечер играя Марию, девушку, которая всегда владеет ситуацией и держит в ежовых рукавицах свои чувства, я думала, почему я, кроткая и мягкая, не брала с сестры пример? Почему я, застенчивая и слабая, не переняла у нее уверенность в себе и в своих поступках? Именно сегодня я меньше всего хотела быть прежней собой.

— Дарин, можно тебя пригласить на танец?— выпалила я прежде, чем начала колебаться. Я никогда в жизни не приглашала парней танцевать, никогда. Ни на школьных дискотеках, где все знакомы с детства, ни в клубах, куда я в принципе редко ходила, ни на студенческих вечеринках, когда я скромно уступала место более смелым подружкам. А Дарин был старше, тактичнее — он не бы не отказал мне в столь маленькой прихоти. И этот личный прорыв, вычеркнутый из списка комплекс, подсказал, что я все делала правильно, не раздумывая, а слепо действуя и переступая через страхи.

Я окончательно приободрилась, когда он после короткого удивления ответил: "Да, конечно"— и протянул мне руку. В ресторане перед импровизированным балкончиком между нашим столиком и стеной была небольшая свободная территория. Дарин сказал что-то неразборчивое по поводу быстрой музыки и потянул меня через весь зал к стойке менеджера и диджейская установке, подсоединенной к компьютеру. Моя ладонь соскальзывала, и я от волнения сжимала пальцы Дарина, как будто он убегал от меня. Заказав парню за оборудованием песню, он провел меня назад, к нашему миниатюрному танцполу. Я положила одну руку ему на плечо, вторую он перехватил поудобнее, и мы начали размеренно покачиваться не в такт песне, а в какой-то особый, только нам двоим слышимый ритм.

— Люблю эту песню,— сказала я первое, что пришло на ум. Кажется, это была "Aerosmith — crazy", но позже, пытаясь вспомнить название, я с трудом припоминала даже мотив. Из-за шума в зале я приподнялась на носки поближе к уху Дарина, чтобы он меня слышал: в силу его высокого роста, я и на каблуках была ниже и упиралась носом в плечо.

— По мне так все медляки одинаковые, я их не различаю,— ответил он низким голосом с типичным ирландским говором. Совсем одурев от нахлынувшего чувства триумфа, я прильнула к нему всем телом. Моя рука, что лежала на его плече, осторожно и ненавязчиво скользнула по нему, перевернувшись сгибом кисти в сторону к залу, что позволило придвинуться ближе к Дарину и создать более тесный контакт. Это движение казалось мне куда более интимным, чем касание моего бедра его ноги или преграда вздымающейся в ровном дыхании груди в виде верхней части его торса. Ровное дыхание было ключевым в моем ощущении танца. По сравнению с прошлым разом, когда Дарин вертел меня в танго, и все в груди клокотало от искрящегося восторга и огненных, неведанных ранее чувств, страсти и желания, сегодняшний вечер и наше сближение было спокойным и ленивым. Моя ладонь еще была вспотевшей от выброса адреналина и волнения, но я отчетливо осознавала, что больше не испытывала к Дарину запретных чувств. Я была к нему равнодушна, как он в свою очередь ко мне, и я упивалась этой минутой славы, когда ревнивые и завистливые женские взгляды подпитывали мое тщеславие, сладким медом разливавшееся по телу. В то время как он властно держал свою руку на изгибе моей спины и тепло передавалось мне через тонкую материю платья, я прижималась к Дарину без малейшего угрызения совести, наслаждаясь тем, что более не сходила по нему с ума.