— Она уверяет, что не подозревала о своём состоянии. Не берусь судить, так ли это. Однако в любом случае надо будет как-то проверять женщин на беременность. С мужчинами и молодёжью обоего пола проблем не будет.

— А с детьми? К болезням они более уязвимы. Не будет ли для них младшая сестра оспы реальна опасна?

— Самому младшему из добровольцев было 12 лет. Перенёс так же, как и все остальные. Думаю, что можно по крайней мере с десяти лет, а если и тут не будет проблем, постепенно понизить возраст настолько насколько получится.

— А во время женских истечений делать надрез можно? Ведь это же не болезнь и верный признак того, что женщина не беременна.

— Думаю, можно, да вот только как уговорить женщину в них признаться?

— Но ведь ты лекарь, неужели они перед тобой стесняются? Моя жена перед лекарями о таком говорить не боится. У неё даже лекарь-мужчина роды принимал.

— Крестьянки тут очень стеснительны. Меня учили принимать роды, то они подпускают к себе только повитух-женщин. Горожанки, говорят, не столь щепетильны.

— Хм... — сказал Асеро, — значит, сначала надо обработать горожан, а потом остальные подтянутся.

— Государь, вот почему я хотел поговорить с тобой именно с глазу на глаз. Идя сюда, я думал предложить тебе сделать надрез прямо при народе где-нибудь на площади, но теперь вижу, что это бесполезно. Странно, я лекарь и понимаю, что телесно сыны солнца не отличаются от простых смертных, но мне почему-то казалась нелепой мысль, что ты, Государь, мог уже переболеть оспой. Как-то странно думать, что ты полубог и при этом мог лежать при смерти...

— Ну а что тут такого? Ведь ты же проходил в школе историю, знаешь, что от оспы умер Уайна Капак и его старший сын-наследник Нинан Куочи. Так что и болеем мы, и умираем, как и все люди. Потому я, конечно, заинтересован защитить от этой напасти свою жену и дочерей. Но не думаю, что моя жена согласится на прилюдную процедуру, да и политические последствия могут быть опасными...

— Политические последствия?

— Да, ведь это же значит на всю страну заявить, что наследника в ближайшее время не предвидится. И так ходят сплетни о бесплодии моей жены. Нет, я не могу давать сплетникам дополнительной пищи на этот счёт.

В этот момент из-за поворота дороги вышла Луна и сказала:

— Как бы то ни было, Асеро, решать эту проблему всё равно придётся.

— Луна, мне неудобно от того, что ты подслушивала нас...

— А удобно обсуждать, что со мной сделать, без моего присутствия? Впрочем, на прививку я согласна. Делайте хоть сейчас!

— Луна, надо дождаться истечений. Разве они у тебя сегодня?

— Как будто не знаешь, что послезавтра. Но неужели ты думаешь, что я беременна?!

— Порядок есть порядок, — сказал Асеро. — Я всегда приучал своих подчинённых выполнять уставные нормы по безопасности, даже если казалось, что врагов поблизости нет. Потому что это нам кажется, что опасности нет, а так кто знает. Так что раз мы решили, что осмотр и истечения для женщин обязательны, то значит обязательны.

— Осмотр? Что же, я согласна. Тогда пошли в спальню. Заодно может лекарь скажет причину моего бесплодия.

Асеро не стал возражать, лишь добавил:

— Хорошо, только потом приготовь нам всем троим еду.

После тщательнейшего осмотра лекарь сказал, выйдя из спальни к Асеро:

— Никаких причин для бесплодия, женщина здорова как корова, как говорили у нас в селении. Возможно, у тебя просто семя недостаточно сильное. Жидкое слишком и слабое. Не сочти за оскорбление, государь, но такое иногда случается.

— А что же мне делать? Не могу же я сделать так, чтобы мои супружеские обязанности кто-то другой выполнил? Это же невозможно.

Лекарь наклонился к Асеро и зашептал:

— Есть один способ, может помочь. Скажи, как часто ты свои обязанности исполняешь?

— Если нет истечений, то часто... почти каждый день, — но тут же, устыдившись несколько хвастливого преувеличения, добавил: — ну через день точно.

— Тогда должно помочь. Перед самым благоприятным днём для зачатия воздержись несколько дней, а потом сделай это не на кровати, а где-нибудь в необычном месте. Можно попробовать, ничего не потеряешь. Только через некоторое время после надреза.

— А других причин у всего этого не может быть?

— Если не поможет то, что я сказал, то дело может заключаться в вашем чересчур близком родстве. Я изучал родословные, наиболее здоровое потомство было вскоре после притока свежей крови. Увы, обычай жениться на собственных сёстрах никак не способствует здоровью потомства. Так что редко именно сын от брака с сестрой наследовал престол отца, обычно это был сын одной из дополнительных жён.

Асеро вспомнил, что перед всей страной официально считается сыном Горного Потока, хотя у того не было детей, но ему как-то в голову не приходило, что и другие поступали раньше пусть не совсем точно также, но похоже.

— От брака брата и сестры часто рождаются больные и слабые дети, хотя бы они сами при этом были здоровы. Материал родословных, где и отец, и мать указываются напрямую, говорит об этом со всей ясностью.

— Но отчего? От здоровых родителей должны получаться здоровые дети.

— У меня есть на этот счёт предположение. Его надо проверять на морских свинках, но это займёт годы, и при этом нельзя отлучаться от подопытных, а я решил, что проект спасения от оспы куда важнее.

— Что верно, то верно — важнее. Однако поделиться своими предположениями ты со мной можешь.

— Ну, в общем, получается, что внутри нас есть что-то вроде кипу, на котором записано, как должно строиться наше тело. Будем ли мы высокорослыми или низкорослыми, стройными или склонными к полноте, и многое другое. Там были не только родословия сыновей солнца, но и некоторых метисов. На них можно было смотреть цвет глаз и форму волос. В общем, получается, что кипу, по которому строится наше тело, находится в двух копиях. Если одна из них попортится, то есть запасная, и человек всё равно будет здоров. Однако когда происходит зачатие, каждый родитель отдаёт ему свою копию кипу. И вот, если родители близкие родственники, то вероятность получить обе испорченные копии очень велика. Потому многие народы запрещали близкородственные браки. У нас ведь закон запрещает связи между детьми и родителями.

— Последнее скорее потому, что это создаёт слишком странные отношения. То есть ты думаешь, что у меня не могут получиться мальчики потому, что у меня получаются мальчики с испорченным кипу, и они умирают в зародыше? Но у моей жены не было выкидышей!

— Ну, выкидыш иногда может выглядеть как небольшая задержка истечений. Зародыш может быть крохотным.

— Нет, я что-то и задержек не помню. Короче, будем считать, что у меня семя жидкое. Сделаю, как ты велел.

Тем временем появилась Луна с подносом, уставленным закусками. Она сказала:

— Так значит, у меня всё в порядке, и я ещё могу родить? Какое счастье! Но если я при этом всё-таки не беременею, то значит... неужели у меня муж болен?

— Луна, не стоит кричать об этом на весь сад. Воины из охраны услышат и будут обсуждать.

— Прости, я забылась, — Луна поставила поднос на стол и уселась рядом. — А касательно женщин и девушек я скажу следующее: если надо провести принародную церемонию, то можно одеть девушек как танцовщиц, у них рукавчиков нет, предплечья открыты. Ничего задирать вроде как не надо. Но вот спрашивать принародно об истечениях не нужно, пусть в роли женщин старшего возраста будут вдовы, думаю, что найдутся согласные.

— Ну а как женщин массово уговорить? — спросил Асеро.

— Тут сложнее. Но дело облегчится, если к лекарям в помощницы дать специально обученных женщин, которые могли бы поговорить с женщинами на столь деликатные темы наедине. Думаю, тут нет ничего невозможного.

— Ну, если я буду ездить по всей стране с некоей женщиной, моя жена заподозрит, что я ей изменяю.

Луна заметила:

— Ну, тогда бери её с собой и обучи всему необходимому. Думаю, что она и так много умеет и разбирается в твоём ремесле не хуже, чем я в государственных делах.

Лекарь ответил:

— Ну, по настоящему женщина лекарем стать не может, на это годы нужны, чтобы выучиться, а откуда они у женщин? Девичий век короток. Разве что девы, те могут всё, а так женщины...

Луна ответила несколько запальчиво:

— А многого достигли бы вы, мужчины, если бы женщины не обслуживали вас и не избавляли вас от забот о детях? Если бы мы не развязывали вам рук, вы не достигли бы и половины того, чего достигли.

Асеро добавил:

— Да я уж понял это, когда Лилии было несколько месяцев, а ты вдруг слегла. Лежишь с температурой, бредишь, а малышка молока требует. Мы с матерью её, конечно, осторожно подкладывали, от молока тебя освобождали, но в остальном весело было.

— Да это веселье несколько дней продлилось, потом ты на поклон к Звезде побежал, выручай мол, пелёнки стирать не успеваю за государственными делами.

— Верно, не успевал я. Впрочем, даже когда она к нам переехал, я всё равно временами стирал, не всё же она успевала, девушке ведь и учиться надо когда-то.

Подумав, Асеро добавил:

— Ведь оспа только одна из болезней, завезённых белыми людьми, а что будет, если мы так избавимся не только от оспы, но и ото всех других болезней? Или хотя бы от большинства?

— Боишься, Государь, что население сильно увеличится?— спросила Шрам от Шпаги.

— А что тут бояться? Радоваться надо, у нас же людей не хватает. Нет, конечно, есть некий предел населения, выше которого наша страна кормить не сможет, но мы реально к нему близко никогда не подбирались. Обязательно мешали или война, или стихийное бедствие, или испанцы на наше голову свалились со своей оспой и прочим. Кроме того, сам барьер по мере усовершенствования плотин рос и продолжает расти. И, может быть, мы даже сможем улучшать плотины и всё остальное быстрее, чем достигнем пределов роста, то есть на деле мы никогда этих пределов не достигнем. Но вот если станем к нему приближаться, то встанет вопрос о каких-то переменах. Дикие племена, к которым не заносили болезней и которые почти не воевали с соседями, нередко контролируют количество зачатий. Потому у них два-три ребёнка на семью, а не шесть-семь, как у нас. Возможно, при приближении к этому барьеру нам придётся прибегать к подобным же мерам. А в таком мире женщины уже будут меньше тратить времени на семью и больше на общество. Даже сейчас многие замужние женщины предпочитают часть времени отдавать труду на благо общества, и дело не только в дополнительных льготах, с этим связанных. Им нравится ощущать себя частью общества в целом, а не только семьи. Но сейчас рожать новых людей важнее, чем всё остальное, потому что слишком много людей гибнет в войнах и из-за болезней, а если в людях недостатка не будет?

— Да, я знаю, что женщины в некоторых областях не уступают мужчинам, — сказал Шрам от Шпаги, — готовить, ткать и шить, пожалуй, быть историками или словесниками женщины могут даже лучше мужчин. Но вот строить или изобретать что-то новое женщины могут куда хуже. Во-всяком случае, я как-то не слышал о женщинах-изобретательницах.

Асеро ответил:

— Женщины действительно изобретают мало. Но тут не скажешь, ум ли у них менее настроен на это, или за хозяйственными заботами не до изобретений.

Луна хитро улыбнулась:

— Асеро, тебе как раз придётся разбирать тяжбу одной изобретательницы с нашей Главной Ткачихой. Материалы дела на этот счёт пришли сегодня утром, пока вы там заседали.

— А чего раньше не сказала?

— Ты пришёл выжатый как лимон и сказал, что у тебя вечером важное дело. К тому же... к тому же мне самой хотелось над делом предварительно помозговать.

— Ну и что, помозговала?

— Разумеется. Суть дела в следующем — изобретательница создала штуку, в которой можно бельё стирать. Закинуть его в чан с водой и мылом, а потом крутить ручку. Мол, это куда легче, чем стирать руками. Ну и предложила своё изобретение Главной Ткачихе — та сперва обрадовалась и закинула туда своё красивое платье с кружавчиками и нашитыми камнями. И платье испортилось. Изобретательница вроде говорит, что на тонких тканях не испытывала, и о возможных проблемах честно предупреждала, так что Главная Ткачиха сглупила. И за свою глупость была готова изобретение разнести. Ну а изобретательница встала грудью на защиту своего детища. Ну, короче, помутузили они друг дружку знатно. Главная Ткачиха считает себя более пострадавшей и требует, чтобы изобретательнице за побои вломили плетей и сослали куда подальше. А та хочет своё изобретение протолкнуть, но Главная Ткачиха теперь из принципа будет против.

— Да, сложная ситуация, я, конечно, могу ей приказать...

— Нет, тут надо тоньше действовать. Знаешь что, когда будешь это дело разбирать, возьми с собой Славного Похода.

— А его-то зачем? Он не из тех, кто умеет действовать тонко.

— Затем что ему в армии стирка грубых тканей — самое то. Так что уговори его взять изобретение на вооружение. Пусть сделает государственный заказ.

— Умна ты у меня, как бы я без тебя правил?

— Правил бы, хотя и похуже.

— Главное, что без тебя мне было бы хуже.

— Государь, я не могу поверить, — сказал Шрам от Шпаги, — неужели ты, величайший из великих, мог взять и постирать испачканную детскую пелёнку?

— А почему нет, если я величайший из великих, я должен сидеть и нюхать, как она воняет? Если моя мать и так изнемогает в заботах и о малышке, и о заболевшей жене, что не успевает их стирать? Разве величие — оно в лени и брезгливости? Ну, я понимаю, испанцы, презирающие труд и считающие праздность признаком благородства. Но у нас-то на девизе написано "не ленись". Ну, вот европейские короли не то что этим, а сами раздеваться и одеваться брезгуют, да и вообще самим себя обслуживать. Но разве я должен им подражать? Не хотелось бы кончить как тот испанский король, который умудрился угореть из-за того, что лакей, который должен был двигать его кресло, куда-то отошёл.

— Да хранят тебя боги от этого!

— Шучу-шучу. Нет, вряд ли у нас дойдёт до такого абсурда, но чем больше бытовых ограничений, тем больше неудобств и риска. Это логично, когда в торжественных церемониях расписан каждый шаг, но нельзя превращать всю жизнь в церемонию.

— Это понятно. Но всё-таки выполнять женскую работу. ...

— Это потому что рядом с тобой всегда были женщины для выполнения женских работ. Сначала сёстры, потом жена... А я был единственным ребёнком в семье, так что приходилось быть и за мальчика, и за девочку.

— Не понимаю, как это... вот жил себе мальчик, сын сапожника... и должен был стать, по идее, сапожником, но вдруг выясняется, что он — потомок самого Манко. Это, наверное, величайшее счастье!

— А по твоему, быть правителем — величайшее счастье? Нет, это ответственность за судьбы других людей. Скажи, а тебе самому не было страшно думать, что если такое проводить массово, скорее всего не обойдётся без несчастных случаев?