"Действительно прекрасно.... — хмыкнул Антон. — Только красота эта была возможна при королевской власти. А теперь чем я могу заинтересовать ту же даму? Думай, голова, думай! А может, прикинуться скрытым роялистом? И опять пообещать ей титул, но теперь от Людовика 18? Ладно, в ходе встречи пойму, что посулить".

Семейство Кортни проживало, конечно, в особняке и даже имело перед ним небольшой газон. Вышколенный слуга средних лет впустил прилично одетого мужчину в дом, и, получив от него визитную карточку ("Antoine Fontane, attaché ministere francais des affaires geres"), отправил с ней в бельэтаж шустрого мальчика лет десяти — сам же остался стоять в холле в нескольких шагах от сидящего на стуле гостя, старательно не глядя на него. Прошло минут двадцать до того момента как тот же мальчишка свесился с лестничного пролета и крикнул, что "гостя просют подняться в комнаты". Гость чинно пересчитал ногами лестничные ступеньки, прошел налево в высокий коридор со стеклянной крышей и открыл дверь, указанную ему мальчиком.

К своему удивлению, он увидел в кресле, обращенном к входу, не увядшую даму приличных годков, а этакую светскую львицу в стиле мадам Помпадур: голубоватое платье, затканное красными цветочками, умеренное декольте, полузакрытое жемчужным ожерельем, белейшая шея и изящная головка с волосами, зачесанными вверх и заколотыми черепаховым гребнем с вкрапленными в него зелеными камушками (хризотил? или гроссуляр?), отчего шея казалась очень высокой. Впрочем, белки зеленоватых глаз дамы утратили уже белизну и свежесть, присущую только молодости, что подчеркивали и веки, тронутые паутинками морщинок. Кожа лица была очень ухоженной, розовато-белой, но все-таки за счет пудры. Губы искусно подведены помадой и в уголках их таились морщинки. Подбородок же обзавелся небольшим двойником — пожалуй, даже изящным. Дама смотрела на визитера некоторое время молча и испытующе, а потом спросила по-французски:

— Вы ведь недавно служите в МИДе, мсье Фонтанэ?

— Это так, мадам Кортни. Но если Вы хотите спросить о судьбе дипломата де Флери, бывшего в контакте с Вами, то я отвечу, что он живет сейчас в России.

— Вы что же, умеете угадывать мысли?

— Иногда, мадам. Когда моя аура входит в резонанс с аурой собеседника.

— Что это за аура такая?

— Философы Индии утверждают, что тело каждого человека окружает невидимая глазу многослойная оболочка и одним из этих слоев является мысленный. Когда мысленные слои двух людей соприкасаются, возникает их резонанс, то есть усиление (наподобие звука струны в корпусе виолончели) — и тогда возможно взаимное чтение мыслей. Вот я прочел Вашу невысказанную мысль, но и Вы, мадам, можете, наверно, прочесть мою. Итак, о чем я сейчас думаю?

— Удивительный поворот беседы! А думаете Вы.... Пожалуй, о том, как вовлечь меня опять в ваши дипломатические игры. Это так?

— Преклоняюсь перед Вами, мадам: Вы или очень проницательны или тоже умеете читать мысли. В обоих случаях это свойства неординарной личности, которые, между прочим, имеют моральное право переступать законы, составленные для личностей безусловно ординарных. Как Вам нравится это мое заключение?

— А оно точно Ваше, молодой человек? Или Вы следуете инструкции, составленной еще мсье де Флери, которая носит, вероятно, название "Как ловчее управлять непредсказуемой Элизабет Кортни"?

— Очень бы хотелось почитать такую инструкцию, но в моих руках ее не было. А по поводу Вашего повторного вовлечения в политические взаимодействия Великобритании и Франции хочу сказать вот что: раньше это было противостояние двух великих держав. Сейчас же мы готовы к заключению дружественного союза и поэтому прибыли на переговоры прямо в Лондон, к вашему умнейшему премьер-министру Уильяму Питту. И все мы уверены, что он заключит с Францией крепкий мир. Но среди его чиновников есть скрытые недоброжелатели, которые всеми силами будут тормозить заключение соглашения. На этих людей мы должны найти управу, а для этого о них нужно собрать информацию, особенно компрометирующую. Помогите нам в этом деле, и Вы сможете гордиться своей причастностью к нему.

Дама в продолжение этого спича слушала Антона очень внимательно и, пожалуй, доброжелательно, а по завершении сказала:

— Хотелось бы Вам поверить, Антуан. Но мое долгое общение с Жоржем де Флери научило меня не доверять дипломатам. Вам придется предложить мне более весомый, даже неотразимый аргумент. Вроде тех, что находят умелые мужчины, когда им хочется соблазнить порядочную женщину.... Вы, кстати, женаты?

— Да, мадам, но обстоятельства сложились так, что мы живем с женой врозь.

— Это неправильно. Но Вы как раз похожи на успешного в амурных делах мужчину.... Или это не так?

Антон хотел было уклониться от ответа на такой грубоватый вопрос, но вовремя спохватился: уклонишься и враз окажешься на улице, а ведь агентесса перед ним суперперспективная. Потому он сказал:

— В моей жизни случались приключения с женщинами, но не в последнее время. Ну а здесь я в незнакомой стране, со своими обычаями и потому вряд ли отважусь атаковать англичанок....

— Мы, конечно, отличны от француженок, но тем и хороши! Будь я мужчиной, то в поисках разнообразия ездила бы по разным странам и напропалую флиртовала с немками, итальянками, испанками и так далее. Но я, увы, не мужчина, а Вам-то и карты в руки....

Антон вновь сделал паузу, чуть вопросительно посмотрел в глаза вполне еще сексапильной Элизабет и спросил:

— Вы знаете поблизости ресторан, куда можно пригласить пообедать знатную леди?

— Надеюсь, Вы намекаете на меня? — улыбнулась дама.

— Да, мадам, — признал умелый в амурных делах мужчина.

— Тогда зачем городить эти сложности с рестораном? Я вовсе не стремлюсь афишировать свою личную жизнь, — соткровенничала леди Кортни, все более улыбаясь. — Уверяю, что мои повара могут приготовить отменный обед, причем во французском стиле. К нему найдется и бутылка бургундского вина....

— Я польщен Вашим приглашением, леди, — сказал Антон по-английски.

— Вашу благодарность я принимаю за согласие, — уже совсем развеселилась Элизабет Кортни, тоже перейдя на английский язык. — В таком случае приглашаю снять редингот и выпить пока со мной чашку чая: я всегда в это время пью чай....

Глава сорок третья. Прыжок из постели в парламент.

Как догадался уже искушенный читатель, ночевать в посольство атташе Фонтанэ не явился. Он вообще проснулся лишь к обеду следующего дня, пошарил в постели и, не найдя роскошной плоти виконтессы, потянулся до хруста в связках, повспоминал немного, как извлекал из этой плоти многоголосую ораторию, и снисходительно усмехнувшись, спрыгнул с постели. Пройдя в смежную со спальней ванную комнату, он использовал по назначению стоявший там пустой ночной горшок, энергично размялся, потом обтерся сверху донизу водой, расчесался перед зеркалом (сожалея, что не может побриться), надел выданный ему накануне шлафрок (остался от мужа? или от Жоржа де Флери?) и пошел разыскивать хозяйку особняка.

В уже знакомом коридоре Антон почти столкнулся с высокой девушкой, вышедшей из очередной комнаты, машинально извинился ("Excuse me"), взглянул ей в лицо и встал столбом: так хороша она была и притом как бы знакома! Девушка тоже остановилась и стала беззастенчиво и строго разглядывать чужака, расхаживающего по их дому в отцовском халате! Через мгновенье Антон понял, что это дочь Элизабет — очень похожая на нее, но свежая, неискушенная, милая.... Дева тоже что-то поняла про небритого, но симпатичного чужака и молча проследовала по коридору в сторону столовой.

Элизабет он нашел в гардеробе, совмещенном с парикмахерской, где над ее головой колдовал тщедушный человечек. Но знатная дама, едва завидев своего чичисбея, сверкнула на него глазами, и Антон, осознав свой промах (не черта ходить по дому в шлафроке и вообще показываться домашним!), поспешил обратно в спальню. Впрочем, когда через полчаса Элизабет появилась там, она ни словом не попрекнула своего не только кавалера, но и работодателя, а мигом организовала обед для них двоих в смежной со спальней комнате. О сборе информации и цене ее не было сказано ни слова, и говорила, в основном, дама: о ближайших театральных спектаклях, балах, а также королевских приемах в Бэкингемском дворце, — Антон же задавал ей наводящие вопросы. Лишь когда они поднялись из-за стола и Антон направился к своему рединготу (надетому на манекен!), Элизабет заметила, что видеться им будет лучше раз в неделю, по средам, а деньги можно приносить раз в месяц, по 30 фунтов стерлингов. ("Вы, вероятно, удивлены повышению моих расценок, — добавила она, — но фунт упал за 20 лет в 2 раза!").

Резонно рассудив, что в посольстве опять никого уже нет, Антон решил поискать агента Љ2, в кои записал депутата Палаты общин Роберта Мак-Грегора. Он был родом из горной Шотландии и представлял некогда гонимый клан, что и позволило привлечь его для подрывной деятельности против поработительницы Шотландии — Англии. Но продолжает ли он оставаться депутатом или на его место избран другой? А может он вообще уже умер? Ответ следовало искать в парламенте, и Антон направил свои стопы туда. Шел он неспешно вдоль южного края Сент-Джеймского парка, озирая через его решетку Бэкингемский королевский дворец, а затем справа по ходу высокие башни Вестминстерского аббатства и, наконец, обширное здание Парламента. Впрочем, перед тем, как идти в парламент, он отыскал поблизости парикмахерскую, где велел убрать со щек постылую щетину.

Вход в парламент со времен порохового заговора Фокса (в 1605 г) охранялся гренадерами, а также пожилым уже чиновником, который спрашивал у каждого посетителя о цели прихода в парламент. У Антона было при себе удостоверение атташе МИДа Франции и потому его пропустили беспрепятственно, осведомив при этом, что заседания мирных делегаций Франции и Великобритании проходят в помещении комитета по иностранным делам. В комитет этот Антон, конечно, не пошел, а пройдя величественный Вестминстер-холл и еще ряд коридоров и лестниц, направился в обширный буфет, расположенный рядом с залом Палаты общин — ибо где же еще может отираться депутат от Шотландии, утомленный нудными заседаниями?

В буфете, несмотря на послеобеденное время, находилось десятка три посетителей, рассевшихся группками за столами и потягивающих кто эль, кто кларет, а кто и портвейн. И лишь единицы крутили в пальцах чашки с кофе или чаем. Время от времени эти господа доставали из карманов табакерки, втягивали в ноздрю нюхательный табак и потом чихали — кто деликатно, а кто и оглушительно.

Антон подошел к прилавку, за которым царил краснолицый буфетчик, и заказал чашку кофе и чашку горячего шоколада. Когда оба напитка были готовы, он попросил кружку, влил туда оба напитка и стал потягивать эту пикантную и бодрящую смесь, не отходя от прилавка. Буфетчик, смотревший на него во все глаза, не выдержал и спросил:

— Неужели это вкусно, сэр?

— По-моему, исключительно, — важно изрек Антон. — Попробуй сам, кяйнд мэн (любезный), и оцени. Если понравится, смело подавай господам депутатам, да еще за двойную цену — за полгода озолотишься.

— Хм, — произнес буфетчик и резво взялся за приготовление новых порций кофе и шоколада. Попробовав горячую смесь, он закатил глаза к потолку и причмокнул, после чего взглянул признательно на Антона и спросил:

— Вы, вероятно, приехали с французской делегацией, сэр?

— Я так мало похож на англичанина? — ответил вопросом на вопрос слегка уязвленный Антон.

— Я сначала и признал Вас за англичанина, сэр,— очень уж Вы по-нашему чисто говорите. Но такой напиток могли придумать только французы....

— Логично, — кивнул Антон и чуть рассмеялся. А потом спросил:

— А что, табак в Англии совсем не курят?

— Еще как курят, сэр! — хохотнул буфетчик. — Только рядом, в курительной комнате.

— А-а, — протянул недогадливый "француз". — Надо будет туда заглянуть. Но я еще вот о чем хотел спросить: где сидят обычно у тебя депутаты от Шотландии?

— Вон в том углу, сэр, где уединились двое. Они все время от "наших", да и от ирландцев с уэльсцами, отгораживаются. Жуткие гордецы, сэр, жуткие!

Антон признательно кивнул бармену и направился к указанной парочке. Не доходя до них пары метров, он поклонился и сказал по-французски:

— Пардон, мэтре, у пьис труве депуте Робер Мак-Грегор?

Шотландцы подняли к нему головы, недоуменно переглянулись и более молодой из них спросил у более солидного по-гэльски:

— Gun mutters seo fraingis monkey? (Что лопочет эта французская обезьяна?)

— Tha e a bhith a,faighneachd mu Raibeart Macgriogair (Он спрашивает о Роберте Мак-Грегоре), — ответил старший и сказал французу по-английски:

— Вы находитесь в Великобритании, сэр, где государственным языком является английский. Вы его знаете?

— Знаю, сэр, — невозмутимо сказал Антон. — Я всего лишь хотел дать вам понять, что явился из дружественной к шотландцам Франции.

— Вот как? — ухмыльнулся младший шотландец. — А причем здесь Роб Мак-Грегор?

— Этот депутат терпимо относился к Франции и французам, и я хотел бы с ним встретиться.

— Сейчас от клана Мак-Грегор в Палату общин избран я, Конан Мак-Грегор, — несколько напыщенно оповестил француза молодой шотландец.

— Тогда я готов переговорить с Вами, — сказал Антон.

— О чем же это? — ехидно сощурился Конан.

— О делах, которые могут представить для нас обоих взаимный интерес.

— Тогда присаживайтесь за наш стол, мсье, — с ноткой дружелюбия предложил солидный джентльмен, — и поговорим....

С шотландскими депутатами Антон вожжался почти до вечера, но оно того стоило: теперь при голосовании в Палате общин по поводу мира с Францией шотландская фракция будет с большой вероятностью голосовать "за" — а ведь обычно она принимала в штыки все инициативы Уильяма Питта. И обойдется это удовольствие французской казне всего в 40 фунтов в месяц — по 20 на нос депутатам Мак-Грегору и Кэмпбеллу. Умеренные аппетиты были в те времена у господ депутатов!

Еще предстояло провернуть ту же операцию с депутатами от Уэльса — вернее с их лидером Делвином Клайвом от округа Корнаркон. Конечно, валлийцы слыли лояльными гражданами Великобритании и почти всегда голосовали за предложения Питта, но береженого бог бережет.... Впрочем, это была уже забота завтрашнего дня, а ныне следовало погрузиться вместе с французскими делегатами в карету и ехать с чувством исполненного долга в свое посольство у nightbridge ("ночного моста").

Вечером за табльдотом делегаты разговорились, и Антон узнал, что дебаты с англичанами уже начались, причем в них принял на некоторое время участие сам Питт. Наиболее злободневной оказалась тема торговой блокады Великобритании: Питт настаивал на ее немедленном прекращении, а Трейяр приберегал блокаду в качестве козыря (о котором твердил ему перед отплытием делегации Талейран) и выставлял первоочередным вопрос о возвращении Франции ее Вест-Индских островов. Поскольку острова были уже английским козырем, договориться по первым темам сразу не удалось, и потому стороны согласились приступить к обсуждению некоторых второстепенных тем: обмена военнопленными (в основном, моряками) и прекращения каперства.