— Время, — Норман посмотрел куда-то вбок и встал. — Ваши спутники волнуются. Мне жаль, что наша встреча закончилась так быстро.
Мне тоже. Текущие вопросы мы обычно решали по прямой связи, и в подземелья я приезжал отдыхать. Я уже сделал несколько шагов по светящейся линии, когда Норман снова заговорил:
— Отдайте мне заарна. Не сейчас — но когда у вас появятся другие светлые маги, отдайте его мне.
Наша песня хороша — начинай сначала. А ведь все складывалось так удачно.
— Зачем? — вымученно поинтересовался я.
— А вы бы просили отдать вам светлых магов, если бы они находились у меня в услужении? Я — Лорд. Он должен принадлежать мне.
Вероятно, с точки зрения Нормана, он говорил полностью логичные и интуитивно понятные вещи. Но реакция Тхиа ясно показывала, что в обществе заарнов Матиаса не принимают. Чем призыватель так ценен, что Лорд настойчиво выдирает его у меня из рук? Неразумно соглашаться, пока я не узнаю причину.
— Это будет обмен, — даже голос Нормана немного смягчился. — Я отдам вам что-то, что попросите. Или кого-то.
Тяжело. Я бы обменял Матиаса на Тхиа не глядя. Пусть у Тхиа нет таких способностей, уверен, работать с ним будет гораздо легче. Но время упущено, и поступить так будет подло по отношению к ним обоим.
— Если Матиас добровольно решит перейти к вам, я не стану препятствовать. Прошу вас больше не касаться этой темы.
Норман не пошевелился, но разом потяжелевшая темнота говорила, что Лорд недоволен.
— Вы знаете срок жизни гельдов? — спросил он вновь заледеневшим тоном, и ответил сам: — Гельд должен открыть врата и провести прорыв. Большую прочность в него не закладывают. Гельды — существа с малым сроком годности. Не привязывайтесь, Тсо Кэрэа, люди живут гораздо дольше, чем заарны.
Фигура в плаще бесшумно выступила сбоку и поклонилась, протягивая мне поднос со стоящим на нем фиалом, и Норман кратко добавил:
— Это эликсир. Позволит гельду протянуть до того, как вы решитесь.
И световая дорожка, ведущая к нему, выключилась, погружая заарна во мрак.
Наверх я поднялся гораздо быстрее, чем спускался, и быстро бросил Эршену и Матиасу, проходя мимо:
— Идемте отсюда.
— Вы долго, — заметил Эршенгаль.
— Я спал.
Боевой маг приподнял брови и вернул на лицо равнодушную маску. Вероятно, ответ его устроил.
— Подарок от Лорда Номмейни, — я перебросил Матиасу фиал и внимательно пригляделся. Рассыпаться в пыль прямо сейчас иномирец не собирался. — Часть отправь на анализ. Не хочу, чтобы с тобой снова произошел нечаянный несчастный случай.
Заарн жадно перехватил посылку и быстро спрятал в одежде, пристально глянув на меня, и после короткого колебания сказал:
— То, с кем ты разговаривал — это не Лорд. Это его внешняя форма. Его настоящая форма там, глубоко под землей. Поэтому он не может уходить далеко от убежища.
А вот это уже любопытно. Я не знал.
— На что он по-настоящему похож? Если убить внешнюю форму, Лорд не пострадает?
— Вырастит новую, — Матиас обернулся и наклонился ко мне, прошептав: — Но я могу определить, где он прячется, магистр.
И отстранился с той же странной ухмылкой, больше не сказав ни слова.
Ночь подступала.
Первой остановкой был назначен Лонгард — как союзный светлый замок, подлежащий инспекции, и просто самое приличное место на карантинной территории. После Осеннего праздника Лоэрин покидал свой дом всего один раз, чтобы прилететь в Вихрь на новеньком серебристом антиграве. После запрета порталов летательные аппараты из блажи богатеньких эксцентриков превратились во всеобщую мечту, и никаких иных причин, кроме желания вызвать у бывших товарищей зависть, у Лоэрина не было. При исключении из гильдии темные наговорили ему много мотивирующих вещей вроде "ты бездарность" и "сдохнешь в канаве", и артефактор старательно доказывал, как они ошиблись.
Темные скрипели зубами и завидовали. По-моему, Лоэрин искренне напрашивался на то, чтобы у него отобрали все финтифлюшки, а замок разнесли по камешку.
Лонгард вырос раза в два и сиял на километры вокруг, гордо возвышаясь на фоне черных холмов, черных оврагов и черного неба. Лоэрин уже начал подсоединять к нему присланные светлые накопители, и дуги защитного поля в нескольких местах вились веретеном. Но подключение прошло не полностью, и я с удивлением заметил, что разрушенные два месяца назад башни так и остались брошенными.
Ворота открылись без происшествий; к гостям Лоэрин не вышел, но темные оттого не страдали, быстро разбежавшись по внутреннему двору и коридорам, которым хозяин предупредительно придал знакомый по Шэн облик. И вот тут можно было начинать бить тревогу. Лонгард без вырвиглазных цветов бешеного зефира был совсем не Лонгард.
Лоэрин обретался на кухне — подозреваю, только потому, что кухня была самым обжитым помещением в замке — и хандрил. Он не уговаривал пожертвовать мозг на опыты, не заваливал новыми идеями и даже не заметил, когда я встал напротив.
— Мне срочно необходимо пройти обследование.
Впервые вижу, как человек оживает от одной фразы.
Некогда чистый белый халат покрывали пятна от реагентов, ожоги на пальцах прикрывали пластыри, и выглядел артефактор крайне рассеянно. Я сделал мысленную заметку выяснить, не дотянулся ли Шеннейр до него с угрозами — но когда Лоэрин повел меня вниз по винтовой лестнице, то говорил уже более оживленно. Даже слишком.
— Моя большая благодарность за тот экспериментальный материал, что вы прислали. Но вот скажите, светлый магистр, прежде чем стать трупами, они ведь были живыми?
— Кхм, — я запнулся на ступеньке. — Вероятно?
— Так почему бы не отдать их мне сразу?
Исследователь смотрел с такой искренней надеждой, что ответить было в радость:
— Обойдетесь.
— Но исследования не могут быть верными при недостатке материала! Ко мне попадали только обычные люди и светлые... то есть я не хочу сказать, что светлые были плохим материалом... Но для полной выборки темные мне необходимы. А еще заарны. Вам ведь не жалко темных и заарнов? Исследования души...
— Наука доказала, Лоэрин, что души нет.
Поиск души, жизни после смерти и прочей некромантии был вписан в историю темной гильдии траурной краской. Когда ни один дух мертвых не явился на зов и ни один труп не поднялся только потому, что он труп, темные страшно разочаровались и со злости объявили, что за гранью ничего нет. Пустота и распад. Светлые еще веселились и спрашивали, на что те надеялись.
— Лично я эти выкладки не видел и на темных не проверял, — обиделся артефактор и смел с верстака все, что там валялось, достав шлем с датчиками. — Может, только у светлых нет.
— Лоэрин, а вас никогда не смущало, насколько ваши методы аморальны? Запрещены?
— Я служу науке, а наука вне морали. Светлые говорили о запретах, и где они сейчас? Прогресс не остановить, — маг толкнул меня в кресло, после окрика с сожалением оставив держатели для рук и ног в покое. — Да, Кэрэа, а что у вас стряслось?
Я поправил датчики на руках, оттягивая неприятный момент, собрался с духом и признался:
— Я... я сумел переместить темных без нейросети.
Лоэрин подождал еще немного и разочарованно спросил:
— И все?
— Но я светлый!
— А ваш дар перемещения не знает, что вы светлый. Вот когда вы усилием воли пробьете врата в Заарней, вот тогда, тогда будет проблема...
Назойливый писк приборов бил по ушам. Я оборвал чужое бормотание и отчеканил:
— Вы не понимаете, Лоэрин. Я не могу создать эмпатическую связь с такой мерзостью, как темные. Это какое-то извращение.
— Мерзость? — нейтрал высунулся из-за приборов, и с интересом уточнил: — Темная магия причиняет вам боль?
— Она... Да, именно.
— Раньше боль была сильнее, чем сейчас?
А ведь так. Раньше я едва переносил присутствие хотя бы одного темного — а теперь уже два месяца живу в окружении сплошных темных магов, и хотя это нисколечко не весело, но вполне терпимо.
— ...Да.
— У вас искусственно инициированный светлый синдром, — тоном, которым обычно сообщают диагнозы, объявил он. — Как и у всех светлых, что ко мне попадали. И вы выздоравливаете.
Я потянул провода, ведущие к вискам, мечтая оторвать начисто. Я ждал встречи долгое время, мысленно проигрывая предстоящий разговор, думал, как признаться так, чтобы это не звучало слишком дико, и меня просто не приняли всерьез.
— То, что со мной происходит, это ненормально, Лоэрин!
— "Любой светлый будет прежде всего поддерживать другого светлого", — артефактор соскочил со своего места и обошел меня по кругу, говоря все быстрее и быстрее: — Светлый синдром — ловушка для эмпатов. Затраты на создание связи с другим эмпатом всегда меньше, чем с не-эмпатом. Чем больше светлые общаются со светлыми, тем сложнее им общаться с кем-то иным. А если общение светлых замкнется на самих себя, то их эмпатические поля сольются, слипнутся в одно, в сравнении с которым все внешнее окажется чуждо... враждебно. Кэрэа, это же идеальное оправдание для войны!
— При чем тут...
— Нет, слушайте! Чтобы светлые начали убивать, врага нужно обезличить, лишить всего человеческого, уничтожить любую симпатию и жалость, разорвать все связи. А если враг вызывает физическое отторжение... идеально. Ваши правители намеренно пошли на изоляцию светлой гильдии. Переезд светлой гильдии из Шэн был не поражением, а первым шагом к войне. Светлые всех обманули, а темные радовались, что вся Шэн досталась им!
А ведь Шеннейр говорил примерно о том же. Но я всегда считал, что светлые покинули башню потому, что темная магия стала для них невыносимой, а не темная магия стала невыносимой потому, что светлые покинули Шэн.
— То есть чтобы светлые не воевали с темными, нужно заставлять светлых общаться с темными?
— Заметьте, не я это сказал, — мгновенно пошел на попятный Лоэрин. — В любом случае, для вашей эмпатической сети рядом нет никого, кроме темных. Это нормальный процесс. Все будет хорошо, у светлых профессиональная социальная мимикрия. Вы будете маскироваться под темных лучше, чем сами темные...
— Я не хочу этого.
Тени стояли прямо за ним, и я ощущал их четко как никогда. Вот это со мной происходит? Я распадаюсь, теряю свою суть, смешиваюсь с окружением, как краска в стакане с водой? Это было ясно с самого начала, но получить подтверждение из чужих уст было страшно.
— В вас говорит болезнь, — Лоэрин оперся о подлокотники, уставившись на меня горящим взором: — Вы первый светлый, который преодолел светлый сидром. Остальные почему-то предпочитали смерть... А может, я все-таки возьму у вас пробу костного мозга? Это почти не больно!
Да я бы тоже предпочел смерть. Просто у меня нет выбора.
— То есть мой дар перемещений будет усиливаться?
— Особый дар всегда усиливается, если его использовать, — разом потух артефактор. — Как вы с ним справляетесь?
— Я? Справляюсь? — я саркастично ткнул пальцем в ошейник, и Лоэрин тяжело вздохнул:
— Повезло.
Немой вопрос он оставил без ответа, а потом снова вздохнул и встал, поманив меня за собой.
Двери на секретные уровни Лонгарда Лоэрин делал из любви к искусству. По крайней мере, дверей было много, и все они были разные.
— Я могу сделать любой артефакт, но это просто ремесленный навык, — сказал нейтрал, ожидая, пока закончится сканирование. — Но самые лучшие я создаю, когда приходит вдохновение. И я это не контролирую. Как будто мной управляет чужая рука... вы представляете, каково это — когда из твоей жизни выпадают часы, дни, и вы не знаете, что сотворили и почему?
Круглая железная дверь наконец откатилась в сторону. Пол небольшого зала густо усеивали осколки, а посередине стояла конструкция, напоминающая стеклянную спираль.
— Сюда я отношу артефакты, предназначение которых не смог определить, — Лоэрин с иронией обвел зал рукой. — В последнее время у меня просто прилив вдохновения. Я практически не помню последний месяц. У вас дар гельда, дар открывать межмировые врата, светлый магистр, а я создаю артефакты. Мы оба с Островов, наши дары — дары Заарнея. И знаете, что я тут подумал... что если я должен построить дверь, а вы — ее открыть?
И все же, чтобы дотянуть до драматичности Миля, нейтралу недоставало мрачности и надрыва. Я обошел спираль по кругу, вспоминая пустынный чужой мир и циклопический межмировой мост, и успокоил:
— Заарнские врата я видел своими глазами, и это совсем на них не похоже. И при всех ваших талантах, Лоэрин Дэлла Гефаро, я сомневаюсь, что вы сумеете построить пространственный мост быстрее, чем несколько сотен лучших заарнских специалистов.
Мысль, что он хуже каких-то заарнских специалистов и Лордов с тысячелетним опытом, Лоэрина ранее не посещала. Кажется, ему даже хотелось поспорить.
— А вдруг...
— Если это вас так беспокоит, я обращусь к Норману.
— Нормана не надо, — испуганно отказался он. — Норман меня уничтожит.
Да он и меня уничтожит, если будет хотя бы шанс на то, что я представляю угрозу.
— ...и Норман поставит вокруг вашего замка пространственные барьеры, потому что вы боитесь заарнских тварей, что строем бродят мимо вашего замка. Не поднимайте панику раньше времени, Гефаро. Возможно, это всего лишь следующая ступень вашего дара.
С провалами в памяти и лунатизмом. Но Лоэрин занимался тем, что препарировал мозг, и здесь он был большим специалистом, чем я.
— Что-то оно все равно мне не нравится, — признался маг и взял у стены кувалду, привычным жестом опустив ее на стеклянный артефакт.
* * *
Наутро стены Лонгарда окрасились кислотно-зелеными спиралями, знаменуя, что хозяин замка одолел тоску. И встречаться с ним не стоит, даже будучи при смерти — особенно при смерти, если не желаешь, чтобы тебя выпотрошили во славу науки.
Я сплюнул в раковину красную слюну и без сил сполз на пол:
— Интересно, если Лорд Норман меня отравит, кто будет его судить и как?
Лихорадило меня всю ночь. Больше всего хотелось вернуться на Побережье, но понимание, что без опеки Миля я протянул ровно сутки, расстраивало. Ехать на север заклинатель отказался наотрез, и, учитывая его отношения с Шеннейром, это было верным решением.
Вряд ли Норман на самом деле напоил меня ядом — возможно, его зелье не сочеталось с антидотом — но ощущения были самые мерзостные. Брать что-либо из рук Лорда я зарекся.
— Это же кровь, — эмпатическое эхо Матиаса сияло чистейшим укором. — Это честь.
В лучших традициях Миля иномирец стоял над душой, страдал, боролся то ли с жадностью, то ли с завистью, и ничего не делал. Я взял мокрое полотенце и шлепнул его на лоб, хладнокровно признав:
— Я недостаточно сознателен для всего этого.
— Ради тебя Лорд пустил в переработку своего Приближенного, — укор перешел в осуждение, и я скептично уточнил:
— Всего?
— А как иначе выпарить нужное количество?
Я вытер с лица красную гадость и резко сконцентрировался на диалоге, который поддерживал только для того, чтобы отвлечься. В странном наборе фраз внезапно проклюнулась внутренняя логика:
