Пусть будет иначе

Таким же, каким мы выдвинулись в район Новогрудка, — серьезно ответил Конев. Уточняю вашу задачу: вы должны быть готовы вступить в бой на позиции, указанной вам на карте. Доставить вас на эту позицию, это наше дело. Кроме того, до начала атаки будет проведена серьезная артподготовка. Более того, первыми в атаку пойдут новые танки и бронетранспортеры. Ваша задача — наладить взаимодействие своих частей с нашими. Собственно, всему этому вас учили в тренировочных лагерях, так что я не вижу в этом больших трудностей. Не сомневаюсь, что нам удастся быстро прорвать оборону противника. Думаю, что трудности возникнут сразу после этого. Объясню конкретно, что я имею в виду. Не хочу, чтобы у нас с вами остались какие-то недоговоренности. После прорыва блокады, считаю, что необходимо будет остаться в Могилеве и организовать там оборону, по примеру Белостокской. Предлагаю также объединить наши территории, при этом значительно их расширив. До сих пор, у нас не хватало численного состава, для того, чтобы контролировать большую территорию. По нашим сведениям, сейчас в окружении находится примерно 400000 военнослужащих, 1100 орудий, 700 танков. Это огромная сила. Необходимо ее сохранить. Если этих солдат и военную технику вывести из окружения, они снова станут перед фронтом атаки, и не пройдет месяца, как немцы опять обойдут их, и они снова окажутся в окружении. Так воевать нельзя. Ну, и в последнюю очередь, для тех, кто колеблется, я скажу, что в верховной ставке, тоже считают, что оставлять Могилев немцам нельзя.

Говоря так, Конев прекрасно понимал, что провоцирует Красных командиров. Легкий гул пробежал по залу.

Я не понял? — Конев удивленными глазами посмотрел в зал, — Вы что-то хотите спросить?

Да! — с места поднялся дивизионный комиссар, — Почему вы говорите о мнении ставки, в последнюю очередь? Почему вы никогда не ссылаетесь на приказы товарища Сталина, и, наконец, почему вы запретили поддерживать радиосвязь с командующим фронтом?

В зале повисла напряженная тишина. Генерал Конев, буквально, кожей ощущал, это напряжение.

Вот мы и подошли к самому главному вопросу. На ваши вопросы у меня имеется один простой ответ. Потому, что мы подчиняемся только приказам товарища Сталина. О проекте "Ветер" знают только единицы, и эти люди абсолютно засекречены. Ни командующий фронтом, ни начальник Генштаба о нас ничего не знает. Не знает о нас даже председатель НКВД, товарищ Берия. Теперь вы можете понять, почему наш проект окружен такой секретностью. Если я позволю вам поддерживать связь с Москвой, то все эти переговоры тут же будут известны Абверу. Что касается ссылок на приказы товарища Сталина, то общие приказы не имеют к нам никакого отношения. А что касается непосредственных приказов, то неужели вы думаете, товарищ генерал, что главнокомандующий настолько глуп, чтобы передавать приказы самым секретным своим войскам по радио, или через газеты.

В зале раздался дружный смех. Теперь, после этих слов командира, все встало на свои места. Конечно, о таком секретном проекте, нельзя было информировать, кого бы то ни было, опасаясь, что информация попадет в руки врагам. Люди облегченно вздохнули. Знание того, что все идет по плану, продуманном самим Сталиным, вдохнуло в них уверенность и подняло их в собственных глазах.

Если больше вопросов нет, — подытожил разговор Конев, — То всем получить приказы у начальника штаба и отбыть к своим подразделениям.

В зале раздался одобрительный гул голосов. Командиры, один за одним, подходили к начальнику штаба, получали от него пакет, расписывались, и выходили из штаба. Скоро в штабе остались только четверо: генерал Конев, генерал Трубачев, полковники Непряев и Романов.

Здорово ты им объяснил, насчет Сталина, — усмехнулся Непряев.

А что делать? Иначе они просто не поймут, — ответил Конев, потом покачал головой и добавил, — Честное слово, как дети.

Да, как дети, — вздохнул Виктор, — Но надо отдать им должное. Умирают они, как мужчины.

И, тем не менее, с этим Сталиным что-то нужно делать в ближайшее время, — сурово заметил Непряев, — Долго водить за нос народ мы не сможем.

К тому же, должен вам сказать, что воевать нам теперь придется по-другому, — добавил Виктор.

Он увидел, что все трое смотрят на него с удивлением, и добавил,

Накрылся наш мост с будущим. В том смысле, что ничего, тяжелее ящика патронов, мы оттуда пронести не можем.

И ты мне это только сейчас говоришь? — не выдержал Конев. — Мне надо посылать в бой армии, а у нас, оказывается, нет боеприпасов.

Не совсем так, — покачал головой Виктор, — Боеприпасов, соответствующих этому времени, мы с вами найдем, сколько угодно, так что вся техника 41-го года к вашим услугам. Что касается техники более поздних годов, то, за вчерашний день, Николай забил все склады под завязку. Теперь наша задача, где можно — экономить, где можно — организовать производство на советских заводах. Понимаю, что все не просто, но это война, господа. Нужно работать. Нужно мозги напрягать. Вот этим и предлагаю всем заниматься.

Было видно, что эти слова Конева не очень-то успокоили, но надо отдать ему должное: он умел понимать, где чья-то лень и глупость, а где, непреодолимая реальность. Поэтому он взял себя в руки, и только сказал,

Вот и давайте каждый заниматься своим делом. Я буду командовать, а вы, Виктор, будьте добры, решайте все материальные проблемы. Затем, обращаясь к начальнику штаба, добавил, — А вас, товарищ генерал, я попрошу, впредь учитывать создавшуюся обстановку, планируя наши операции.

Есть, товарищ генерал! — вытянулся в струнку начальник штаба.

У меня всё, — подытожил Валентин, — Все свободны.

Глава 24.

Слышь, Вань, закурить не найдется?

Иван Белых, красноармеец 2-й роты 53-й стрелковой дивизии скосил глаз на своего напарника Гришку Бобра, который лежал рядом, за камнем, валявшемся здесь, во дворе разбитого снарядами дома, наверное, с незапамятных времен.

Свои иметь надо, — недовольно бросил он, — Табачок получал, как и я, а норовишь на халяву прокатиться.

На тебе прокатишься, — возразил Гришка, — Жмот, буржуй недобитый.

Ладно, побирушка, держи кисет, он бросил в сторону соседа кисет с табаком, но, от неловкого движения, кисет не долетел до Гришки около метра.

Совсем дохлый стал, — проворчал Гришка, — если ты так гранату бросать будешь, сам себя взорвешь.

Он выглянул из-за камня и потянулся за кисетом. В тот же миг голова его дернулась, тело обмякло, и он так и остался лежать с рукой, вытянутой по направлению к кисету. От сознания того, что он был, отчасти, виновен в смерти своего товарища, Иван дико закричал и выпустил целую очередь в сторону, откуда прилетела пуля, убившая Гришку.

Отставить стрелять в белый свет! — услышал он за спиной сердитый окрик старшины Богомазова.

Обернувшись, он увидел, как старшина ползет к нему из траншеи.

Береги патроны, сынок, — сказал старшина, подползая к нему и внимательно оглядывая стену противоположного здания, занятого уже немцами, — Патроны теперь на вес жизни. Стреляй только наверняка и короткими очередями. Ну, я пошел, красноармеец, готовься.

К чему? — не понял Белых,

Думаю, к штурму, а в общем, ты должен быть, как пионер, всегда готов, — ответил старшина, потом тяжело вздохнул и пополз назад в траншею.

Может быть, старшина и хотел подбодрить его, но после этих слов, Ивану, вдруг, все стало предельно ясно. В самом деле, скоро немцы пойдут еще в одну атаку. Сколько уже таких атак наша рота отбила за последние три дня? Но каждый раз немцы продвигались еще на несколько десятков метров вперед. Больше отступать было некуда. Значит это конец. Нет, Иван не плакал и не думал сдаваться. Он будет отстреливаться до последнего патрона. Вот только патронов этих осталось всего сорок, и теперь, после того, как немцы захватили аэродром, больше уже их не подвезут. Он посмотрел вокруг себя каким-то пронзительным взглядом, желая запомнить весь этот мир, вокруг. Все-таки жаль, что он покидает его так рано.

В голове его, непонятно откуда, пронеслись строчки стихов, возможно слышанные им когда-то:

А день придет, и я умру.

Не встану больше поутру,

И не увижу больше дня.

Мир будет жить — но без меня.

И ему вдруг так захотелось жить, что он, некрещеный отрок, комсомолец, никогда не веривший в бога, взмолился вслух,

Господи! Услышь меня. Сделай что-нибудь, чтобы все это не свершилось!

И в следующую секунду он вздрогнул и перекрестился, потому что дом, напротив, вдруг раскололся от мощного взрыва. Потом, еще три взрыва, один за другим, потрясли и разрушили этот дом, и Иван понял, что по нему прямой наводкой бьет наша артиллерия. Не понятно было только, откуда взялась эта пушка. А потом произошло вовсе непонятное: откуда-то, сзади, появились диковинные танки и понеслись на страшной скорости к разрушенному дому. За ними мчались бронированные машины, похожие на танки, но без пушек, и, наконец, следом за ними, с криками "Ура", бежали наши красноармейцы. Иван тоже вскочил во весь рост, закричал "Ура", и побежал вперед. Хоть он и старался не отставать, но скоро убедился, что, в общем-то, ему и делать было нечего. Оставалось только орать и бежать вперед. То, что делали эти войска, было удивительно. За какие-то десять минут линия фронта отодвинулась на глубину в два километра. Теперь пехота проводила зачистку в отвоеванном районе.

Красноармеец, ты чей будешь? — услышал он за своей спиной чей-то голос.

Иван обернулся. Позади его стояли два военных. Один из них был с лейтенантскими петличками.

Красноармеец 2-й роты 4-го стрелкового полка Иван Белых, — доложил он.

Вот, что, Иван Белых. Вы тут и так намаялись, так что, ступай назад, на позиции своего полка. Мы дальше сами, как-нибудь, довоюем.

И, увидев, что Иван колеблется, добавил, уже строже,

Красноармеец Белых, это приказ. Извольте исполнять.

Пришлось Ивану отдать этому лейтенанту честь и отправиться назад, к своим окопам. По дороге, он посмотрел на небо и загадочно улыбнулся: "А говорят, что его нет". Он, все так же, улыбаясь и покачивая головой, шел во весь рост. Сверху ласково светило солнце, и ему было ясно только одно: "Умирать ему еще рано".

Глава 25.

Тем же временем, в районе города Быхова 21-я армия генерал-полковника Ф.И. Кузнецова вела ожесточенные наступательные бои с противником. Целью наступления был прорыв окружения Могилева и соединение с нашей окруженной группировкой. Уже вторые сутки враг сдерживал наступление, которое начало к этому времени выдыхаться.

Разрешите доложить, товарищ генерал, — обратился прибежавший в землянку, занимаемую командующим армии, майор, только что прибывший с позиций.

Что там еще? — недовольно спросил Кузнецов, весь последний день находившийся в самом скверном расположении духа.

В тылу врага отмечена сильная канонада и видны многочисленные всполохи огня. Похоже, что окруженные советские войска предприняли решительную операцию, и идут нам на встречу.

Что ты говоришь? — не поверил командующий, — У них же снаряды на исходе.

Дело было в том, что два дня назад немцы захватили единственный аэродром в Могилеве, и с тех пор прекратилось снабжение окруженной группировки боеприпасами по воздуху.

Смотрите сами, — ответил вестовой.

Генерал выскочил из землянки. Вслед за ним вышла вся его свита. В темноте позднего вечера, на стороне противника виднелись многочисленные отблески взрывов, и раздавался мощный гул канонады. Не было никаких сомнений, что там идет настоящее сражение.

Всем подразделениям к бою! — отдал приказ генерал Кузнецов.

Через полчаса, после мощной артподготовки, войска 21-й армии пошли на приступ немецких позиций. А еще, через четыре часа ожесточенного боя, войска 21-й армии соединились с советскими войсками, идущими им навстречу, со стороны Могилева.

Под утро, на позиции произошла удивительная встреча генерал-полковника Ф.И. Кузнецова с, одетым в странную пятнистую форму, генералом-майором Коневым.

Кто вы такие? — удивленно спросил Кузнецов, рассматривая непонятную форму и погоны неизвестного ему генерала.

Разрешите представиться, — отчеканил тот, вставая по стойке смирно и отдавая старшему по званию честь, — Командир особого корпуса генерал-майор Конев Валентин Александрович.

Что за ерунда, товарищ генерал? — возмутился Кузнецов, — Какой особый корпус? Что это на вас за форма? Как это все понимать?

Очень много вопросов, товарищ генерал, — усмехнулся Конев. — Но, я попытаюсь вам на них ответить. Наш корпус занимается проведением операций в тылу у врага. В настоящее время, его численность 300000 человек, по своему вооружению, он не имеет себе равных. Нами удерживается территория вокруг города Новогрудка. Опять же, в настоящее время, территория эта увеличена и объединена с территорией Могилева. Вам мы помогли для того, чтобы иметь возможность вывести с нашей территории всех раненых. Полагаю, что выводить войска с территории Могилева сейчас не имеет смысла. О чем, кстати, есть приказ главнокомандующего. Дальше. В ближайшие день, два, на проделанный нами проход обрушится вся мощь танковых армий Гудериана и Гота. Считаю, что будет лучше, если вы отойдете назад и выровняете линию фронта. Мы же, округлим нашу освобожденную территорию и оборудуем ее инженерными укреплениями. После этого, гарантирую, что немцы не смогут на нашем участке продвинуться ни на метр.

Конечно, — скептически усмехнулся Кузнецов, — Они просто оставят вас в тылу и пойдут дальше, а вы, через месяц, начнете жрать человечину, а через два сдадитесь.

Как видите, мы не только не сдаемся, но и постоянно увеличиваем нашу территорию, — возразил ему Конев, — Впрочем, как хотите.

Что значит, как хотите? Вы будете действовать по приказу командующего фронтом.

Нет, — покачал головой Конев, — Я командующему фронтом не подчинен. Мой корпус подчиняется только непосредственно товарищу Сталину. Так что все вопросы к нему.

После такого заявления генерал-полковнику осталось только проглотить обиду. В тот же вечер в Москву ушла шифровка от командира 21-й армии, в которой он обрисовал ситуацию и запрашивал указаний, как быть дальше?

Глава 26.

Товарищ генерал, звонят с передового поста возле Быхова, — дежурный по штабу подал трубку генералу Коневу.

Говорите, — пророкотал генерал в трубку, минуту слушал, что ему докладывают, после чего отдал команду, — Высшие чины пропустить, сопровождающих обезоружить и задержать, до последующего распоряжения.

Конев, положил трубку, и, заметив заинтересованный взгляд Романова, объяснил,

Господа из Москвы пожаловали. Так что, готовься, комиссар, интересный разговор намечается.

Через двадцать минут, дверь штаба открылась, и лейтенант, возглавляющий сегодня охрану, доложил,

Группа офицеров из Москвы.

Пригласите, — разрешил Конев.

Лейтенант скрылся за дверями, и в помещение штаба, скрипя новыми сапогами, вошли три человека. Они несли вокруг себя ауру величия и силы, стоящей за ними.

Это был маршал, и с ним еще два генерал-лейтенанта. Вошедшие, остановились возле двери и, озираясь вокруг, изучали обстановку.