Маг поневоле

— Жалко его, — решил усовестить я друга. — Вон и плачет кто-то горько. Мамка, наверное.

— Ничё. У неё второй остаётся, — и не подумал расстраиваться, по этому поводу, Гонда. — Причём такой же. На одного посмотрела, как будто обоих увидела!

— Может и вправду придержать до поры этого Степана, всеблагой отец? — Озадачился, между тем, Невронд. — Как бы путаницы не было.

Неждан, продолжавший что-то лепетать, вслед уже смешавшемуся с толпой брату, с надеждой покосился в сторону послушника.

— Неча, — зевнул в ответ тот. — Трое дадут — разберёмся. — И прикрикнул на оставшегося близнеца. — Чего встал, орясина? Мне что тут до утра стоять?

— А вдруг и второму белый выпадет? — Поинтересовался я, с опаской.

— Неа, — энергично потряс мой друг головой. — Белый так часто не выпадает. Я вообще думал, что тут без изгоев обойдётся. Но выдать нагрешили перед Троими.

Брат неудачника, очевидно, думал так же. Во всяком случае, к чаше он подходил довольно спокойно. Быстрый взмах руки и пластина сброшена в чашу. То ли попав в какие-то воздушные потоки, то ли ещё что-то повлияло, но зелёный лепесток долго кружился над камнем, упорно не желая опускаться. Люди с затаённым дыханием следили за этим полётом, ожидая его конца. Наконец баллот коснулся поверхности камня. Близнец, казалось, прожигал взглядом поднявшиеся клубы пара. И первым увидел результат.

— Этого не может быть! — Звериный крик заставил меня вздрогнуть. Сердце забилось сильнее. Толпа заволновавшись, подалась вперёд, загораживая обзор. Впрочем, мне и так уже было всё понятно. Трое не захотели разлучать близнецов и, им предстоит собираться в дорогу вместе.

— Вот это да! Двоим из троих белый баллот выпал! — Восхищённо покрутил головой Гонда. — Видать много всякого за этой деревней водится! Недаром бывший тать, у них в старостах!

— Ну что брате?! Не шибко долго ты веселился! — Радостно скалясь, высунулся из толпы Степан. — Думал, я в ушлёпки подамся, а всё хозяйство тебе отойдёт?! А вот выкуси!

Неждан, с перекошенным от ярости лицом, кинулся в толпу. Началась толчея. Посыпался отборный мат.

— Ваша, правда, всеблагой отец, — Невронд, поглаживая усы, с одобрением наблюдал как мужики, отвешивая тумаки, разводят в стороны братьев. — Трое и впрямь мудры!

— Замыслы Троих не доступны простым смертным. Мы можем лишь со смирением принимать то, что они уготовили нам, — с пафосом продекларировал Мефодий, явно не свои слова и развернулся в сторону дома.

Уход отца-послушника словно послужил сигналом, и толпа стала стремительно редеть. Лишь пара мужиков да староста задержались возле пожилой, горько рыдавшей женщины, пытаясь хоть как то её утешить. Рядом, неловко переминаясь, с ноги на ногу, стояли близнецы, недобро поглядывая друг на друга.

— Захиреет деревенька, — причитая, прошёл мимо нас какой-то мужик. — Одни старики не сдюжат.

— Это да, — согласился, бросив пристальный взгляд ему вслед, Гонда. — Вымрет, похоже, деревенька. — И повернувшись ко мне, добавил, насупившись. — Нам с оглядкой почивать тут нужно будет. Местные в отчаянии. Как бы за счёт нас свои дела поправить не решили. С них станется! — Он задумчиво потёр подбородок, глядя на рыдающую женщину и, толкнул меня в бок. — Пойдём отсюда подобру-поздорову. Нечего зазря глаза мозолить.

Я, молча, последовал вслед за другом. На душе было мерзко и пакостно. Картина рыдающей матери близнецов стояла перед глазами. В душе шевелилась жалость. Хоть умом я и понимал, что нахожусь в жестоком мире и они-то меня, если что, хрен пожалеют, но менее паскудно от этого, почему то не становилось. Видно не свыкся я ещё с местными реалиями. Не научился сочувствовать только себе, любимому.

К сеновалу шли в почти полной темноте. Если на площади коптящие факелы давали хоть какой-то свет, то здесь я с трудом различал лишь размытые контуры строений да очертания более светлой дороги. Собственно говоря, последние метры, я ориентировался только благодаря громкому дружному храпу.

— Во дают, — восхитился я. — И голодный желудок им не помеха.

— Им частенько приходилось ложиться спать голодными. А мне так постоянно, — Гонда споткнулся обо что-то в темноте и громко чертыхнулся. — Так что привыкли уже. Эге! — Тут же обрадовался он, — а про сумеречницу всё же не забыли! Хоть лбами стукаться не будем.

— О чём ты? — Спросил, было, я, но со следующим шагом растворившиеся в темноте предметы обрели чёткие контуры

— Давай тоже ложится. Закапывайся рядом со мной. Так теплее будет.

— Кстати, — ткнул меня Гонда локтем в бок. — Хочу тебя поздравить.

— С чем же? — Искренне удивился я.

— Сегодня первый день, когда ты умудрился ни во что не вляпаться. Осваиваешься!

— Угу, — согласился я, засыпая. — Хотя новый день ещё не настал. Кто знает, может я, ещё что-нибудь придумаю!

Но ночь прошла на удивление спокойно. Не было ни посланцев от зовущего на очередной правёж десятника, ни радушных, желающих от души угостить крепким варом, сельчан, ни смазливых вдовушек, неожиданно воспылавших страстью к молодым паренькам. Мне даже поутру немного не по себе стало. Уж больно тихо всё. А отсутствие мелких неприятностей, обычно предвещает неприятности крупные. Это как тайфун в море. Ему обычно мёртвый штиль предшествует. И чем больше длится штиль, тем сильнее грянет буря. Гонда, впрочем, моих опасений не разделял.

— Ты просто вести себя глупо меньше стал, — дружески хлопнул он меня по плечу. — Вот и напасти, на твою голову валится, перестали. Я же говорил, что отпустит тебя пустошь со временем. Как до Вилича дойдём, совсем нормальным будешь.

Прав был мой друг или нет, судить не берусь. Я лично никаких перемен в себе не чувствовал. Всё так же не мог вспомнить ничего конкретного о своей прошлой жизни (сомнения в реальности той, прежней, постепенно крепчали), всё так же периодически проскакивали в моей речи непонятные словечки, смысл которых я и сам порой не мог объяснить. Дело думается мне не в том, что я пошёл на поправку, а в том, что постепенно начал адаптироваться к окружающей меня обстановке. Вникать в местные нравы и обычаи, перенимать общение местных. Человеческая натура вещь гибкая и когда речь идет об элементарном выживании, умеет подстраиваться под изменившиеся условия. Не знаю, прав был я или Гонда, но последующие два дня прошли также без происшествий. Мы по-прежнему топали в хвосте обоза, изредка лениво подшучивая друг над другом, ночевали под крышей очередного ветхого сарая и никому, до нас, не было никакого дела. Разве что побольше нашего брата стало. Кроме близнецов, добавилось еще двое парней, доведя численность нашей небольшой и совсем не сплочённой группы до восьми человек. В общем, дальнейшее путешествие превратилось в рутинную тягомотину и я начал надеяться, что спокойно доберусь до города. Но на третий день всё изменилось.

— Ох, и отдохнём мы сегодня! — Наверное, уже в пятый раз за день сообщил мне Гонда. Мой друг, уже с утра, находился в приподнятом настроении и его не смогли омрачить ни переправа через пусть и мелкую, но довольно холодную речушку, ни начавшая окончательно разваливаться неказистая обувка, до времени перетянутая обрывками, одолженной у запасливого Марка, верёвки. И с каждой пройденной верстой, это настроение всё улучшалось и улучшалось.

— Наемся от пуза, — продолжал озвучивать свои мечты, между тем, Гонда. — Дядька Антип никогда на жратву скупым не был и ко мне относился по-хорошему. А какой вар у него! — Смачно причмокнул он губами. — Не чета тому, что Никодим угощал. Забористый.

— Что-то не тянет меня больше на вар, — осторожно заметил я.

— Не боись, — приобнял меня мой друг. — Чай не у Никодима гостевать будем, а у дядьки моего родного. Там нам опасаться нечего будет! Наоборот! Встретят как кровных! Накормят, напоят, да ещё и спать уложат! — Гонда озорно подмигнул мне и облизался, как кот перед крынкой со сметаной. — Иль ты мне не веришь?

— Верю, конечно, — даже обиделся я. — Я не о том. Просто ты сам выдел, как на меня этот вар действует. Да и потом, голова страсть как болит.

— Это потому, что выпил ты его тогда без меры, — засмеялся Гонда. — Да и только Лишний знает, из чего его Никодим варил. Гадость ещё та!

— Палёнка, что ли? — Уточнил я.

— Вот почему мне нравится с Вельдом дорогу делить, — засмеялся, обернувшись, Марк. — Весело с ним! Он такое иногда скажет, что коленки от смеха подгибаются! Кто же вар палить будет? И как? Это же тебе не хряк какой-нибудь!

— Да я не то имел в виду, — озадаченно почесал я за ухом. — Я к тому, что продукция не качественная!

На этот раз к Марку присоединились и Гонда с Лузгой. Даже идущие чуть впереди новенькие оглянулись. С ними, кстати, отношения у нас пока не заладились. Впрочем, они не только с нами, между собой-то не больно ладили. Вон близнецы до сих пор друг на друга волками смотрят, даром, что братья родные. Видно Степан до сих пор не мог простить брату его радости, после вытянутого белого баллота, а Неждан — потерянной надежды, что вспыхнула, когда не повезло брату. Впрочем, по словам, всё того же Гонды, вся эта игра в молчанку до поры. Лузга вон с Марком тоже, в начале, рожи корчили и зубами скрипели, а сейчас ничего, вполне нормальные парни. Да и пример Силантия перед глазами, до сих пор, стоит. Все так, поначалу, переживают.

— Один только ты морду кривить не начал, — заявил мне тогда Гонда. — Ну, так ты же у нас не как все. Наособицу!

Вот и пойми: то ли похвалил, то ли ушибленным, на всю голову, обозвал!

— Да хватит вам ржать, — чуток подумав, решил обидеться я. — Если я говорю что-то для вас непонятное, то это вовсе не значит, что я сказал, что-то глупое! Может быть, как раз всё наоборот.

— Эко завернул, — впечатлился Гонда. — Прям как по писаному. И где только научился!

— И не говори, — решил поддержать его Лузга. — Аж самому захотелось до пустоши сходить. Вдруг и мне что перепадёт.

— Сейчас палкой в рыло обоим перепадёт, — окончательно озлился я. — Тоже говорят, мозги хорошо освежает!

Теперь мы весело рассмеялись вместе.

— Так вот, — решил продолжить свою оду Гонда. — У дядьки Антипа вар мягкий. Горло сильно не дерёт и в голову помягче бьёт, без одурения. Главное меру знать! А какие у Ганьки грибочки! — Юноша мечтательно облизнулся. — Так на зубах и хрустят! Она их по особенному маринует. Секрет, какой-то знает.

— Я бы на твоём месте, чем другим у Ганьки поинтересовался, а не грибочками, — сально усмехнулся Лузга, и повернулся ко мне. — Эх, и везёт же тебе! Жаль, что мне с вами нельзя!

— Неа! — Отрицательно покачал головой Гонда, даже не взглянув в его сторону. — Я же говорил. У Ганьки только одна подруга. И её я уже Вельду обещал. Насчет харча, я вам двоим, расстараюсь, но к Ганьке со мной только Вельд пойдёт.

— Ну, хоть пожрём по-людски, — ничуть не опечалился Марк.

— Тебе бы только жрать! — Раздражённо заметил Лузга. Перспектива пролететь мимо банкета его явно расстроила.

— Ага, — и не подумал спорить верзила. — Бабы они всегда есть, — и деланно вздохнул, — а вот жратва кончается быстро.

Мы дружно рассмеялись. Вообще то, честно говоря, я охотно поменялся бы местами с Лузгой. Пусть он знакомится с Ганькиной подругой, если ему так приспичило. И дело вовсе не в том, что меня к женскому полу не тянет или проблемы какие в физиологическом плане. Вовсе нет. Тут-то как раз всё нормально. Просто не лежит у меня душа к этой вечеринке. Ну, вот совсем. Предчувствие какое-то нехорошее. Кто знает? Может, обжёгшись на молоке, я на воду дую? Очень уж напугало меня это сидение в подвале. А может все эти происшествия уже вбили в мою голову психологический запрет: нельзя от обоза никуда отлучаться — беда будет. Не знаю. Да и неважно это. Главное, что не хочу я никуда идти — хоть убейте! И ведь умом понимаю, что если уж ушлый Гонда говорит, что боятся нечего, то так оно на самом деле и есть. Уж он-то, точно, на наивного дурачка не похож и, понапрасну, рисковать, не будет. И по женской ласке тоже страсть как соскучился. Давно у меня ничего не было. Хм... А почему я уверен, что вообще что-то, когда то было? Мда. Не помню. Да и Лишний с ними, с бабами! Было.... Не было.... Не в ромашку играю! Главное, что идти я сейчас никуда не хочу! И всё!!! Вот только как это Гонде объяснить? Он от души старается, по-дружески. Вон как сияет. Весь в предвкушении. И ведь видно, не только за себя радуется, но и за меня.... А я ему о предчувствиях каких-то смутных.... Мда.

Мои размышления прервал хриплый крик одного из воинов. Приложив руку к глазам, в виде козырька, он напряженно всматривался в степь, справа от нас. Властно рявкнул Невронд и воины, укрывшись за повозками, начали торопливо натягивать арбалеты, возницы поудобнее перехватили кнуты, готовясь, если что, тут же пустить их в дело. Привстал на телеге и послушник, привычно положив руку на уже знакомый амулет, благо Вимс его от души наполнил энергией.

— Двигаем ближе к обозу, — моментально среагировал Гонда и, рванувшись вперёд, потянул меня за собой. В два прыжка я очутился возле последней телеги, ухватившись за неё рукой. Уже знакомый мне вой недобро сощурился и руку с телеги я поспешно убрал. А ведь если что, не пустит он нас на неё. Восемь лишних человек многовато будет, да и деревни поблизости не выдать. Совсем плохо.

— Что там, Виленд? — Поинтересовался Невронд, вынимая меч из ножен.

— Вроде прячется кто-то в траве, — ответил тот, продолжая внимательно высматривать нечто видимое только ему. — Голову на миг подняли.

— Да кому там прятаться то? — Удивился десятник. — Степняки с коней нипочём не слезут. Они разве что, не спят на них, а тати, средь бела дня, по степи не бродят. Им лес милей. Да и на храмовый обоз нападать — дураков давно нет.

— А тебе не показалось? — Решил снизойти до беседы с простым ратником и Мефодий. — Может просто трава колыхнулась.

— Нет, всеблагой отец, — поклонился тот в ответ. — Я ясно выдел. Да и сейчас там какое-то шевеление странное есть.

У Виленда глаз острый, — заступился за воина Невронд. — И вой он опытный. Зазря тревогу не подымет.

— Так кто же там? — Задумчиво погладил кристалл послушник. — Может зверь, какой?

— Ты, — Невронд повелительно указал пальцем на одного из близнецов. — Иди, посмотри, что там такое.

— Как же так, господине десятник, — моментально побледнел тот. — Я и не умею.

— А чего тут уметь, — недобро сощурился Русин, отложив в сторону арбалет и вынимая меч. — Ты иди, давай, а то господине десятник долго ждать не любит.

Близнец, мелко задрожав, затравленно оглянулся по сторонам. Его брат незаметно отодвинулся прочь, от греха подальше. Мол, как бы ни перепутали.

— Ну! — Меченый угрожающе придвинулся к краю телеги. — Долго тебя ждать, отрыжка Вопящих?

Близнец всхлипнул и обречённо побрёл в сторону подозрительного места. Было хорошо видно, что ему сильно страшно. Неровная, спотыкающаяся походка, прижатые, зачем то к груди руки, вытянутая в попытке хоть что-то рассмотреть шея. Я зло взглянул в сторону десятника. Вот сволочь обнаглевшая. На нём же защита обоза! Вот и посылал бы кого-то из воинов. Им за это жалованье платят! Нет, на нашем горбу выехать захотел! Изгоя, если что, не жалко!