Джо Аберкромби Полмира

Память о битве с Конным Народом кралась за ними по пятам. Лицо человека, которого Бренд убил, не давало ему покоя. Удары стали по дереву отыскивали его во снах.

— Ваша смерть идет!

И он резко просыпался в липкой темноте, в которой не было ничего, кроме быстрых ударов его сердца и стрекота сверчков. В песнях не было ничего о сожалениях.

В песнях ничего не было и о скуке. Весло, весло, и неровное побережье мучительно медленно движется, неделю за неделей. Тоска по дому, беспокойство за сестру, сентиментальная ностальгия по тому, что, как ему казалось, он всегда ненавидел. Нескончаемые резкие крики Скифр, бесконечные тренировки Колючки и постоянные тумаки, которые она раздавала каждому члену команды и особенно Бренду. Бесконечные ответы Отца Ярви на нескончаемые вопросы Колла о растениях, ранах, политике, истории и о пути Отца Луны по небу. Раздражение, тошнота, ожоги от солнца, жара, мухи, жажда, вонючие тела, протертый зад его штанов, распределение продуктов Сафрит, зубная боль Досдувоя, тысячи рассказов о том, как Фрор получил свой шрам, плохая еда и понос, нескончаемые мелкие споры, постоянный страх всякого, кого они видели и, хуже всего, точное знание, что для того чтобы попасть домой, им снова придется выстрадать каждую милю на обратном пути.

Да, высокой была стопка расстройств, трудностей, ран и разочарований в этом путешествии.

Но Первый из Городов превзошел все ожидания.

Он был построен на широком мысе, который на многие мили выступал в пролив, и от моря до моря был покрыт зданиями из белого камня, гордыми башнями и крутыми крышами, высокими мостами и крепкими стенами внутри крепких стен. Дворец Императрицы стоял на самой высокой точке, блестящие купола теснились внутри такого большого форта, что в него поместился бы Торлби целиком, и еще осталось бы место для парочки Ройстоков.

Все пространство сверкало огнями, красными, желтыми и белыми, которые раскрашивали синие вечерние облака в гостеприимный розовый цвет, и заставляли тысячи тысяч отражений плясать в море, где корабли из каждой страны в мире кишели, как усердные пчелы.

Быть может, там, в тиши Священной, они видели здания и побольше, но здесь это были не эльфийские руины, а работа одних только людей. Не крошащаяся гробница прошлой славы, но место высоких надежд и безумных мечтаний, полное жизнью. Даже на таком большом расстоянии Бренд слышал звуки города. Жужжание на границе его чувств, от которого у него началось покалывание в кончиках пальцев.

Колл, чтобы лучше видеть, вскарабкался на мачту, уже наполовину покрытую резьбой, и, уцепившись за рею, начал молотить руками и вопить, как безумец. Сафрит схватилась за голову, бормоча:

— Я сдаюсь. Я сдаюсь. Пусть скачет, пока не помрет, если уж так хочет. Живо слезай оттуда, болван!

— Ты видела когда-нибудь что либо подобное? — прошептал Бренд.

— Ничего подобного нигде нет, — сказала Колючка. Ее сумасшедшая ухмылка стала жестче, чем обычно. По щетине на обритой стороне ее головы шел длинный белый шрам, и в ее спутанных волосах висели кольца красного золота из монеты, которую дал ей Варослав, вперемешку с серебром. Как сказал Ральф, это чертов каприз, носить золото на голове, но Колючка пожала плечами и сказала, что голова такое же хорошее место, чтобы хранить свои деньги, как и любое другое.

Свою монету Бренд хранил в мешочке на шее. Она была новой жизнью для Рин, и он не собирался терять ее ни за что.

— А вот и он, Ральф! — крикнул Отец Ярви, пробираясь между улыбающимися гребцами к рулевой платформе. — У меня хорошее предчувствие.

— У меня тоже, — сказал кормчий, и паутина счастливых морщин появилась в уголках его глаз.

Скифр хмуро посмотрела на кружащихся птиц.

— Чувства, может, и хорошие, но предзнаменования плохие. — Ее настроение так и не восстановилось в полной мере после битвы на Запретной.

Отец Ярви ее проигнорировал.

— Мы поговорим с Теофорой, императрицей Юга, и мы передадим ей подарок королевы Лаитлин, и увидим то, что увидим. — Он обернулся к команде и развел руки, его поношенная накидка хлопала на ветру. — Мы прошли долгий и опасный путь, друзья мои! Мы пересекли полмира! Но перед нами конец пути!

Вся команда одобрительно крикнула, а Колючка пробормотала:

— Конец пути, — и облизнула потрескавшиеся губы, словно она была пьяницей, а Первый из Городов — огромным кувшином эля на горизонте.

Бренд пришел в восторг, как ребенок, и начал разбрызгивать над всеми воду из фляжки. И брызги искрились, когда Колючка отбила флягу прочь и столкнула его сапогом с его морского сундучка. Он ударил ее по плечу, что в эти дни было, словно бить по щиту, который крепко держат. Она схватила его потрепанную рубашку, они оба свалились, хохоча, рыча, и в кислом запахе боролись на дне лодки.

— Довольно, варвары, — сказал Ральф, ставя свой сапог между ними и разнимая их. — Хватит, вы теперь в цивилизованном месте! С этого момента ведите себя цивилизованно.

Доки были одним сплошным огромным хаосом.

Люди толкались, протискивались и шарахались друг от друга, освещенные ярким светом факелов, толпа бурлила как нечто живое, всюду начинались драки, кулаки, и даже клинки сверкали над толпой. Перед воротами стояло кольцо воинов, одетых в странные кольчуги, похожие на рыбью чешую, рычали на толпу и иногда били их тупыми концами копий.

— Я думал, это цивилизованное место? — пробормотал Бренд, когда Ральф подвел Южный Ветер к причалу.

— Самое цивилизованное место в мире, — прошелестел Отец Ярви. — Хотя по большей части это означает, что люди предпочитают колоть друг друга не спереди, а в спину.

— Так меньше шансов, что кровь попадет на твою прекрасное одеяние, — сказала Колючка, глядя, как человек поспешно идет на цыпочках по причалу, придерживая свой халат выше лодыжек.

В гавани стояла, сильно накренившись, огромная широкая лодка с гнилой позеленевшей обшивкой. Половина из ее весел торчала над водой. Очевидно, она была сильно перегружена, и у ее бортов толпились паникующие пассажиры. Пока Бренд тянул свое весло, двое уже прыгнули — или их толкнули — и упали, барахтаясь, в море. В воздухе висел дым, и пахло паленым деревом, но еще сильнее пахло паникой — сильной, как вонь гнилого сена и заразной, как чума.

— Это похоже на неудачу! — крикнул Досдувой, когда Бренд слезал вслед за Колючкой на причал.

— Я не очень-то верю в удачу, — сказал Отец Ярви. — Только в хорошее и плохое планирование. Только в хитроумие и скудоумие. — Он зашагал к седеющему северянину с заплетенной и завязанной за шеей бородой. Он злобно хмурился, глядя на погрузку корабля, который был похож на Южный Ветер.

— Хороший день, чтобы... — начал министр.

— Не думаю! — Проревел мужчина в ответ, заглушая гам. — И вам не найти здесь много тех, кто думает иначе!

— Мы на Южном Ветре, — сказал Ярви, — спустились по Запретной из Кальива.

— Я Орнульф, капитан Матери Солнца. — Он кивнул на свое побитое непогодой судно. — Приплыл из Ройстока два года назад. Весной мы торговали с Альюксом, и у нас был лучший груз из тех, что вы видели. Специи, вино, бисер, и украшения, от одного вида которых наши женщины бы разрыдались. — Он горько покачал головой. — У нас был склад в городе и прошлой ночью он сгорел. Все пропало. Все потеряно.

— Сочувствую вам, — сказал министр. — И все-таки боги оставили вам ваши жизни.

— И мы покидаем это чертово место, прежде чем потеряем и их.

Ярви хмуро оглянулся на женский визг, от которого кровь стыла в жилах.

— Здесь всегда так?

— Вы еще не слышали? — спросил Орнульф. — Императрица Теофора умерла прошлой ночью.

Бренд уставился на Колючку, а она в ответ скорчила рожу и почесала шрам на голове.

Новости сильно поубавили живости в голосе Отца Ярви.

— И кто же тогда правит?

— Я слышал, этим утром семнадцатилетняя племянница Виалина взошла на трон как тридцать пятая императрица Юга. Орнульф фыркнул. — Но я не получил приглашения на это счастливое событие.

— И кто же тогда правит? — снова спросил Ярви.

Орнульф покрутил головой по сторонам.

— Сейчас толпа. Народ берет на себя сведение счетов, пока закон спит.

— Как я понимаю, народ здесь любит хорошие счеты, — сказал Ральф.

— О, они копят их поколениями. Я слышал, так и начался тот пожар — какой-то торговец отомстил другому. Клянусь, они могли бы и Праматерь Вексен поучить кое-чему по части застарелой неприязни.

— На это я бы не поставил, — пробормотал Отец Ярви.

— Дядя юной императрицы, герцог Микедас, пытается взять командование на себя. Город полон его воинами. Как он говорит, они здесь, чтобы все было спокойно. Пока народ привыкает.

— К нему во власти?

Орнульф проворчал:

— Я-то думал, вы тут новичок.

— Куда ни отправься, — прошелестел министр, — влиятельные люди остаются влиятельными.

— Быть может герцог принесет порядок, — сказал Бренд с надеждой.

— Похоже, понадобилось пять сотен мечей только чтобы принести порядок в доки, — сказала Колючка, хмуро глядя на хаос.

— У герцога нет недостатка в мечах, — сказал Орнульф, — но он не очень любит северян. Если у вас есть лицензия от Верховного Короля, то вы среди цветов, но остальные убираются, прежде чем налоги не оставят от них одни стебельки.

Ярви плотно сжал свои тонкие губы.

— Верховный Король и я не в самых лучших отношениях.

— Тогда направляйтесь на север, друг мой, пока все еще можете.

— Если отправитесь на север сейчас, то попадете в сети принца Варослава, — сказал Бренд.

— Он все еще отлавливает команды? — Орнульф схватил свою раздвоенную бороду обеими руками, словно хотел оторвать ее от челюсти. — Черт возьми, так много волков! Как выжить честному вору?

Ярви передал ему что-то, и Бренд заметил блеск серебра.

— Если у него есть здравый смысл, то он представится королеве Гетланда Лаитлин и скажет, что ее министр послал его.

Орнульф уставился на ладонь, потом на иссохшую руку Ярви, а потом поднял взгляд, расширив глаза.

— Вы Отец Ярви?

— Да. — Линия воинов начала рассредоточиваться от ворот, расталкивая народ впереди себя, словно там было некуда идти. — И я прибыл ради аудиенции с императрицей.

Ральф тяжело вздохнул.

— Если только Теофора не может услышать тебя через Последнюю Дверь, говорить нам придется с этой Виалиной.

— Императрица умирает в тот самый день, как мы прибываем, — голос Бренда затих до бормотания. — Что теперь вы думаете об удаче?

Отец Ярви тяжело вздохнул, глядя, как груженая телега падает с пирса прямо в море, а освободившаяся лошадь дико брыкается, выпучив глаза от ужаса.

— Думаю, немного удачи нам бы не помешало.

За троном

— Я похожа на клоуна, — бросила Колючка, двигаясь по переполненным улицам вслед за Отцом Ярви.

— Вовсе нет, — сказал он. — Клоуны веселят людей.

Он заставил ее вымыться, и положил какую-то горько пахнущую траву в горячую воду, чтобы убить ее вшей, и под новой натирающей одеждой она чувствовала себя такой ободранной, словно освежеванные люди в доках Кальива. Сафрит снова подрезала половину ее волос до щетины, потом попробовала пройтись по второй половине костяным гребнем, но с отвращением сдалась, сломав три зубца. Она дала Колючке тунику из какой-то кроваво-красной ткани с золотой вышивкой у воротника, такой прекрасной и мягкой, что казалось, будто на тебе ничего не надето. А когда Колючка потребовала свою старую одежду назад, Сафрит указала на кучу горящего тряпья на улице и спросила, точно ли оно ей нужно.

Колючка, быть может, и была на голову выше, но Сафрит была по-своему непреклонна как Скифр, с этим было не поспорить. Она закончила с серебряными звенящими браслетами на ее руках и ожерельем из красных стеклянных бусин, несколько раз обернутым вокруг ее шеи. Ее мать, глядя на все это, стала бы заламывать руки от гордости за то, какая замечательная одежда у ее дочери, но для самой Колючки она была такой же некомфортной, как рабские цепи.

— Люди здесь ожидают некоего... — Ярви помахал своей изувеченной рукой в сторону группы чернокожих мужчин, чьи шелка были отделаны блестящими осколками зеркала. — Театра. Они найдут тебя очаровательно устрашающей. Или устрашающе очаровательной. Ты выглядишь в точности как надо.

— Хм. — Колючка знала, что выглядела полной дурой, потому что когда она наконец появилась во всей своей благоухающей нелепице, Колл хихикнул, Скифр надула щеки, а Бренд просто молча уставился на нее, словно увидел ходячего мертвеца. Лицо Колючки горело от унижения, и вряд ли перестало гореть с тех пор.

Человек в высокой шляпе посмотрел на нее, широко раскрыв рот, когда она проходила мимо. Она бы с радостью показала ему меч своего отца, но иноземцам было запрещено носить оружие в Первом из Городов. Так что вместо этого она придвинулась поближе и щелкнула зубами, и этого оружия оказалось достаточно, чтобы он завизжал от ужаса и стремглав умчался прочь.

— А почему же вы не постарались выглядеть театральнее? — спросила она, догоняя Ярви. У него, похоже, была способность как-то проскальзывать через давку, в то время как ей приходилось проталкиваться вслед за ним, оставляя позади себя вереницу разгневанных людей.

— Я постарался. — Министр отряхнул свою простую черную куртку, без следа украшений. — Среди этой броско одетой толпы я буду выделяться своей скромной простотой, как заслуживающий доверия служитель Отца Голубей.

— Вы?

— Я сказал, что буду выглядеть как он, а не что буду им. — Отец Ярви покачал головой, когда она еще раз потянула слишком плотный зад штанов. — Если честно, Бренд был прав, говоря, что нет такого благословения, которое ты не могла бы счесть проклятьем. Большинство людей были бы благодарны за эту новую одежду. Вряд ли я мог бы взять тебя во дворец, воняющей как попрошайка, не так ли?

— Зачем вы вообще берете меня во дворец?

— Я должен был идти один?

— Вы могли взять кого-нибудь, кто не скажет самое неподходящее в самое неподходящее время. Сафрит, или Ральфа или даже Бренда. У него одно из тех лиц, которым люди верят.

— У него одно из тех лиц, которыми люди пользуются. Я не отрицаю могучие дипломатические таланты Сафрит, или Ральфа, или Бренда, но всегда есть вероятность, что юной императрице Виалине понравится женщина своего возраста.

— Я? Я никогда никому не нравилась! — Колючка вспомнила презрение девчонок в Торлби, взгляды-кинжалы и ядовитый смех, и даже несмотря на то, что она уже убила восьмерых, ее передернуло от этой мысли. — И женщинам моего возраста меньше всего.

— С этой будет по-другому.

— Почему?

— Потому что ты будешь держать свой рот на замке и мило улыбаться.

На это Колючка вскинула брови:

— Звучит не очень-то похоже на меня. Вы уверены?

Ярви прищурился и встретился с ней взглядом.

— О, я уверен. Погоди-ка.

Челюсть Колючки упала от вида шестерых странных чудовищ, пересекающих улицу. Они были привязаны друг к другу серебряной цепью, их шеи длиной в человеческий рост угрюмо покачивались.

— Мы очень далеко от Гетланда, — пробормотала она, глядя, как они бредут между такими высокими белыми зданиями, что изогнутая дорожка между ними была похожа на тенистый каньон. Она вспомнила влажные темные камни Гетланда, утренний туман над серой Матерью Морем, пар от дыхания в утренней прохладе; вспомнила, как все жались вокруг огня, чтобы было теплее длинными вечерами; голос матери, тихо напевавшей вечернюю молитву. Это казалось другой жизнью. Это казалось другим миром. Миром, по которому Колючка и не думала, что будет скучать.