Сама обалдевшая от услышанного, женщина понеслась на озеро. Играя с детьми — никогда не надоест! — осторожно пригляделась к парочке. Воркуют, не видя вокруг ничего. Посмотрела на деда с бабкой Полинки — необычного не замечают. Ну, шепчутся о чем-то брат с сестрой — эка невидаль. Катя сама прикинула палец к носу — если у ее Николеньки с этой девочкой все сладится — в груди потеплело — то спустя годы с удовольствием понянчит их маленьких.

Колька долго убеждал любимую, что надо дня три-четыре как минимум выждать. Ну, пока там все не зарубцуется. Крови было больше, чем обычно в такой ситуации — получил за "обычно" чувствительный удар локтем в бок, но не отреагировал — поэтому перетерпят немножечко. Пообещал языком доставить сказочное удовольствие. Засмущалась, зарделась аж до верха прикрытых купальником грудок. Он, в ответ на тычок, потребовал не ревновать к былому — отныне другой женщины для него не существует. Не поверит если — пойдет и утопится на ее глазах. Рассмеялась и потащила в воду. Нет, ни в коем случае не для лицезрения суицида. Заплыли подальше за изгиб берега, выбрались на травку под склонившейся развесистой ивой. Нетерпеливо сдернула мокрые плавки — вот ведь скручиваются, не слезают — и, раскинув прекрасные точеные ножки, потребовала: "Доставляй!" Думала, только обещает? Наслушалась от подружек, что многие парни брезгуют? Глупенькая — это у любимой только приятно! Сначала махонький еще бугорок удовольствия самым кончиком языка попинаем. Разведем пальцами наружные губки и переберем еще маленькие нежные лепесточки. Еле заметные розовые разводы в наличии? Даже слюны добавлять не надо для качественной уборки — сама обильно течет. Довольного, задушенного ладошкой крика добился быстро и вскинулся — там не услышали? Не должны — достаточно далеко. Ну, вот, этот троглодит все-таки разобрал — примчался, подскочил, пару раз черным шариком носа повел, разбираясь с запахами, и убежал, поджимая хвост.

Потом девонька, придя в себя, стянула плавки с него. Долго разглядывала, признавшись, что раньше стоящий только в интернете видела. В Англии свет в комнате не зажигали. А тогда с Валентиной ничего не разглядеть было. Осторожно дотронулась, с интересом, вслух обсуждая сложное устройство органа. Поинтересовалась, не больно ли, если головку открыть. Аккуратно проверила. Еще разок. Понравилось, и несколько раз повторила. Удивилась появившейся прозрачной капельке. Решила попробовать язычком, какова на вкус. И доигралась, получив в лицо несколько зарядов высококалорийного белка. Не испугалась, смелая. Наоборот — надвинувшись, раскрыла ротик. Оценила, облизываясь, как солоноватое и не очень вкусное, как девчонки говорили. Но у него совсем не противное.

Когда немного побарахтались в воде и вернулись к "народу", отозванный в сторону Колька получил от тетки втык:

— Хорошо старики, от жары подальше, в коттедж телевизор под кондиционером смотреть ушли. А если бы заметили? Милуйтесь сколько угодно, но рамок приличия не переступайте!

Опупевший — так заметно?! — пошел делиться информацией с Полинушкой. Нахохлившаяся Галка от прикорнувших под тентом детей взгляда не отрывает. Любимая обеспокоилась — у бабушки сердце больное. Да и перед дедулей неудобно — по их древним меркам рано. Долго разрабатывали стратегию. Галину стесняться? Человек она, несомненно, хороший — вон как к маленьким со всей душой. Не стоит лишний раз напоминать, что Николенька теперь только Полине принадлежит. Тетя Катя? Она умная — несмотря на былое, глядит на них даже с радостью. Наверное, при ней и при детях целоваться все-таки можно.

* * *

Вечером слиняли на мотоцикле в городок. Якобы погулять, людей посмотреть и себя показать. На самом деле забурились в квартирку, застелили диван свежей простынкой и давай ласкаться почти без ограничений. Потом закармливали друг друга свежей клубникой со сливками, купленной по пути в круглосуточном частном магазинчике. Колька устроил себе на диване натюрморт. Уложил, закрепил липкими сливками в разных местах на прекрасном теле ягоды, а потом старательно слизывал. Самими сладкими почему-то оказались сосочки любимой, затвердевшие под его языком. Опомнились поздновато, лихорадочно собрались и помчались обратно, не забыв заглянуть в магазинчик, прикупить корзинку заметно побольше, чтобы своих утром побаловать.

От шлагбаума катили мотоцикл вручную, опасаясь перебудить всех. Прокрались на кухню, убрали клубнику в холодильник, шуганули любопытного Кара и, не сговариваясь, побежали на озеро. Купались не долго. Потом просто сидели на берегу, целуясь. Заметил, что ее глазки уже сонные, и настоял на возвращении в коттедж. Сам уложил, еще приложился к горячим губам и, добравшись до своей комнаты, вырубился со счастливой глупой улыбкой, едва положив голову на подушку.

Утром был маленький скандал — дети не столько сами лакомились клубникой, как под столом пса баловали. Сладкоежка страшный. Арбузные корки после людей — всегда дают! — добела вылизывает. За банан на задние лапы встанет, положив передние на грудь — не каждый взрослый в состоянии удержать. Все-таки прилично за шестьдесят килограммов масса.

Вечером умотали сразу после ужина. Затарились в магазинчике фруктами. Полинка, хитро улыбаясь, напомнила, как он когда-то коньяк на свое двенадцатилетие пробовал. Настояла, шантажистка бессовестная, на покупке бутылки сухого вина. В отместку Колька дома ей маленькую рюмку поставил рядом со своим бокалом. Возмутилась, но он был непреклонен — вот до этого точно еще не доросла. Злобно отомстила во время ласк. Николай с интересом рассматривал, как Полинка в очередной раз изучает его вновь восставший орган, отвлекся на секунды почистить любимой мандаринку — всегда любила — а она возьми и насадись до упора. Довольно охнула, показала язычок — совсем и не больно — запрыгала. Всего через минуты тонко-тонко заскулила и обмякла. Быстро отошла, чуть отдохнула, чокнулись за первый раз — воодушевленно заявила, что здорово! Закусила дольками, укладываемыми на язычок, и потребовала продолжения банкета — хочется классическую позу испытать. Тем более что он-то в этот раз не успел. Открытым текстом сказала, что со дня на день придет время, и поэтому можно туда — безопасно. Осторожно вставился в тугую мокрую пещерку, держась на локтях, дабы не придавливать уже не маленькие и такие красивые грудки. Сама нетерпеливо задергала бедрами. Немедленно пристроился к ее такту. Опять радостно заскулила, почувствовав по его напряжению, что милый кончает. В истоме потребовала, чтоб ни в коем случае не вынимал. Интересно, это у всех чувственных женщин такое? Пришла в себя не сразу, захихикала, что течет. Отнес в ванную, весело припомнив, как его самого четыре года назад уже спящего туда носили. Когда заново уложил на простынь чистенькую, забавно скорчила любопытное личико и позвала ближе, явно стесняясь:

— Коленька, любимый...

— Аюшки, родная.

— Расскажи. Все-все о тебе знать хочу. Ближе у меня никого нет и не будет.

Задумчиво указал на часы — время собираться к озеру. Вышла из положения, дотянувшись до сотового. Набрала деда и нагло наврала, что, мол, у Кольки мотор на мотоцикле барахлит — свеча там какая-то вроде накрылась и один "горшок" не тянет. Что они переночуют в городе, и чтобы о них не беспокоились. Наказала поцеловать маленьких, бабушку и Катюшу.

Высказал свое негативное мнение, обозвав "Врушкой". Добавил сразу же "Любимой", крепко поцеловал и, лаская прелестные грудки, принялся за изложение. В процессе пришлось несколько раз прерываться, наглядно демонстрируя на внимающей слушательнице отдельные эпизоды рассказа. Ей повесть очень понравилась, особенно натурные пояснения. Закончить историю не успел, так как после очередного посещения ванной заснули на одной подушке, тесно прижавшись друг к другу.

* * *

Бабуля через неделю все-таки догадалась. Отвела любимую внученьку в сторонку, поцеловала и посоветовала быть при деде осторожней. Узнает — страсть как ругаться будет. Наивная — старый контрразведчик уже имел на эту тему длительную беседу с Колькой, закамуфлировав ее под партию в шахматы. Очень рекомендовал предохраняться — рано еще этой вертихвостке детишек рожать. Сделали закономерный вывод, что теперь можно целоваться при всех родственниках. Что и сделали, пока неугомонная Галка в коттедже пылинки выискивала. Детишкам понравилось — запросили повторного исполнения. Бис не удовлетворил — все трое возжелали сами испытать. Со смехом неоднократно были расцелованы в щечки. Карамболь тоже свое получил — был чмокнут Полинкой в мокрый холодный черный шарик. Отреагировал неадекватно — сначала облизал собственный нос своей длиннющей розовой лопатой, а потом все девичье лицо. Был награжден персиком с заранее удаленной косточкой. Потом лохматый подвергся длительной процедуре вычесывания блестящей шерсти — и где он вечно эти репьи находит?

С озера по вечерам сбегать перестали. Зачем, если все и так знают? Нет, в коттедже по ночам не шумели. Купались под луной и звездами на озере голышом, уплывали к развесистой иве и там долго-долго ласкались. Осторожно, но скрупулезно изучали друг друга руками, языками и губами. Колька неоднократно перецеловал любимой каждый пальчик. Хохотала от щекотки, когда забирался языком между ними на ножках. Ушки подверглись истязаниям легкими прикусываниями. Милый носик, впрочем, этого тоже не избежал. Но основным объектом пыток были все-таки сосочки. Сначала полностью вылизывались грудки, потом всасывались только затвердевшие кончики. Обрабатывались губами и языком с периодическими сжатиями зубами до довольных стонов. Ну и, конечно же, маленькая кнопочка между пухленьких нижних губок — та, что в самом их верху. Уже набрякшую, всосать, попинать кончиком языка, спуститься по нежным лепесточкам вниз, забраться как можно глубже в истекающую соками пещерку. Долго мучить Полинку не получалось — не выдерживала таких измывательств и затаскивала на себя. Не просила — требовала скорее войти в нее. Ожесточенно подмахивала, вслушиваясь в самый низ своего животика. Не очень еще умело сжимала там мышцы, заходясь от наслаждения. Взлетала на самый пик, затыкая ладошкой рот, чтобы не заорать во весь голос от накатившего восторга. И жалела, что он выдергивает, изливаясь на нее, а не в глубину.

Ополоснувшись, возвращались на мостки. Сидели, обнявшись, нагишом, целовались, болтали ногами в воде и любовались ночным небом. Тут-то их и заловила однажды Катенька — ей в ту ночь что-то не спалось. Чмокнула обоих в щечки и с мягкой улыбкой, заметной даже под луной, тихо напела старую мелодию:

Звезды в ночи светили,

Детям глаза слепили.

Ах, как они любили.

Ах, как они любили... *

Потом безжалостно погнала по своим комнатам спать, сопроводив шлепками по голым задницам. А сама грустная еще долго сидела, тоскуя по былому, но совсем не огорчаясь — Сашенька ведь есть.

* Р. Рождественский. К/ф "Проводы белых ночей" 1969г.

* * *

Полтора месяца пролетели как один миг. Мамка в аэропорту, обцеловав сначала младшего сына и внуков, прижала к себе переросшего на пол головы старшего вместе с дочерью и счастливо разревелась. Вадим, уже подхватив на руки Максимку, на вопросительный взгляд Кольки ответил только невнятным пожатием плеч — а я знаю? У них почему-то чуть, что и сразу глаза на мокром месте. Галка на такси была прямиком отправлена на дарованную квартирку. Там ее уже Наташка, отучившаяся летом в автошколе и снаряженная старой Катенькиной "тоеткой", дожидается, чтобы дать все инструкции. Самой девчонке тоже было рекомендовано как можно быстрее получить права. Крутить баранку на заросшем бурьяном поле Колька ее уже когда обучил, а вызубрить правила не очень-то сложно.

Дома в родительской спальне Николаю была дана аудиенция. После допроса третьей степени с пристрастием, что только любимая Полинушка, и больше никто и никогда, милостивое разрешение ночевать в комнате сестры все-таки получил. Саму "распутную" девчонку на следующий день под материным конвоем доставили к улыбчивой врачихе по женским делам. Простенькая процедура на гинекологическом кресле и напутственный шлепок по голой попке решили все проблемы с контрацепцией на ближайшие годы.

Жизнь вновь бурно закрутилась в шумной столице. По утрам провожал любимую "сестренку" в лицей, целомудренно целовал в щечку, окидывал грозным взглядом других школьников и на перекладных — автобус и переполненное как всегда метро — тащился в университет. Тащился, с нетерпением ожидая декабря, когда наконец-то можно будет сесть за руль отцовской мощной шкоды. На права он уже сдал, а Вадим в последнее время пользовался в основном служебным мерседесом.

В середине осени неожиданно умерла бабушка — сердце все-таки отказало. Тихо ушла ночью во сне, оставив деду на утро спокойную улыбку. Он даже немного порадовался за жену, что без мучений. На кладбище к открытому гробу прилетевшую дочь — явно опустившаяся с испитым лицом — не подпустил. Ревущая Полина на прилетевшую даже взгляда не бросила — у нее только одна любимая мамочка. А эта... Как там по научному? — только биологическая. Даже на поминки в большой квартире Анастасии не пустили.

Вик-Вика через пару недель уговорили переехать в свободную комнату Валюшиной квартиры — чай, не чужой. Чего ему одному в пяти комнатах делать? Да и старый генерал сам давно сроднился с этой большой дружной семьей любимой внученьки. Переписал на нее квартиру и переселился. Степенно прогуливал днем маленьких под охраной надежного Карамболя. С показным удовольствием смеялся вместе с детишками мультикам — и как этим бесенятам не надоест? Рассказывал вечерами сказки, обязательно делая выводы, что хорошо, а что не очень. Давал мудрые советы Наташке по ведению хозяйства. Она молча без единого возражения выслушивала, согласно кивала и продолжала делать по-своему — столько уже лет этой семье служит, изучила все желания хозяев досконально, и ни одного нарекания за все годы.

* * *

Анастасию убили утром по весне, незадолго до четвертого дня рождения Максимушки. Тяжелая пуля снайперской винтовки калибра двенадцать и семь через лобовое стекло навылет пробила грудь, когда женщина привычно затормозила на красном светофоре у как всегда забитого в час пик перекрестка. Подумала, что к счастью не успела сказать любимому Вадичке о своей новой беременности — меньше грустить будет — и умерла. Сообразить об обязательном вскрытии тела уже не успела.

Муж был единственным на кладбище, кто не проронил ни слезинки. Буквально почерневший, стоял в парадном полковничьем мундире со всеми наградами — начальство запретило, но он все равно надел — у закрытого гроба среди рыдающих близких и молча принимал соболезнования. Летом чуть ли не пинками выгнал всех на юг — у маленьких не смотря ни на что должно быть счастливое детство. Даже Галку после сдачи всех зачетов за первый курс вслед отправил — по хозяйству помочь и будущий медик там лишним точно не будет. Оставил только тихую вечно заплаканную Наташку за квартирами на этаже присматривать. Сам дома ночевал редко — привлек все возможные силы для розыска убийцы и заказчика. В начале августа для одной отдельно взятой российской ОПГ вдруг начался ад. Бандиты не зависимо от уровня взрывались в машинах, гибли во время внезапных обысков — якобы оказали вооруженное сопротивление — умирали после чудовищных колик в животе от яда в так вкусно приготовленном женой или любовницей лангете из говядины. Успевшие удрать за границу, все как один получили по пуле в голову из пистолета с глушителем или от снайпера-профи. Высокое начальство, скрипя зубами, молчало (не забывайте, что это, хотя и для взрослых, но сказка) — слишком уж ценный специалист, тащащий на своих плечах целое управление службы. Потом, когда ликвидировать стало некого, в столице опять наступило привычное для конца августа "затишье".