Селезнева понимала, что даже ей, лучшей и ближайшей подруге, Светлана ничего не будет говорить о том, что с ней произошло. Да, она понимает, знает и предполагает, что врач корабля отследила изменения в её состоянии здоровья, но, как обычно, не придаст этому значения. 'Я постоянно меняюсь, Алла. По-другому — не могу'. Вот так она скажет — и в очередной раз будет права. Её волговцы знают разной, понимают разной и любят тоже разной. Они уверены в том, что их командир, их мама — лучшая. А значит, имеет право быть разной. И сейчас, безусловно, они почувствуют, что их командир, их мама... влюбилась. Уж кого-кого, а непрофессионалов и бесчувственных чурбанов на борту своего корабля Светлана не терпела никогда. Списывала с крейсера моментально, по сильно упрощённой и предельно сокращённой процедуре. Поэтому изменения, происшедшие со Светланой, волговцы воспримут правильно. Каждый человек должен хотя бы раз в жизни влюбиться, потерять, образно выражаясь, голову. Тем более что пока вокруг — шаткий, но всё же мир и о боевом сосредоточении пока можно забыть. А рутинное сосредоточение... Для тех, кто служил на 'Волге', оно было привычным и обычным, ведь Светлана ориентировала своих коллег на то, чтобы выдерживать не нагрузки, а сверх— и ультра-нагрузки. И потому обычные нагрузки для волговцев были привычны.
Не было нужды бежать в Центральный Пост к командирскому пульту. Не было нужды вот так сразу являться в командирскую каюту. Пока что влюблённость Светланы проходила, как ясно ощущала Селезнева, первые этапы, малозаметные внешне. А вот внутренне... Светланку уже сейчас 'штормило'. Она ведь такая, прежде всего — копает себя, а потом, если потребуется, начнёт копать других, тех, кто её окружает. И сейчас, как доказывали протоколы объективного мониторинга, Стрельцова копала себя. Селезнева в общих чертах представляла себе это копание, но... оно ведь тоже было строго индивидуальным...
Светлана Стрельцова вышла из Центрального Поста, поправила штурмовую винтовку в наспинных креплениях, погладила ластившихся к ней трёх овчарок и медленным шагом направилась к себе в командирскую каюту.
Сколько раз она уже проделывала этот путь? Много, очень много раз. Может быть, даже не сотни, а тысячи раз. И сейчас она чувствовала, как на неё в очередной раз накатывает 'самокопание'. Чуть опустив голову, она шла по коридорам и переходам, лёгкими кивками головы приветствовала идущих навстречу или обгонявших её коллег, но её глаза неподвижно смотрели куда-то в одну единственную точку и коллеги понимали, что их командир о чём-то в очередной раз глубоко задумалась. Светлана помнила о том, что утаить 'полуразобранное' состояние от своих волговцев она не сможет, понимала, что почти все знают причину этого состояния.
Да, сидя в Центральном, она изредка, в свободные минуты, когда наступало затишье в волнах и валах данных, поступавших с сенсоров, датчиков, локаторов, читала материалы по 'Нормандии'. В последнее время она читала материалы по экипажу и команде. Знакомилась с теми, с кем, вполне возможно, если придёт приказ, придётся взаимодействовать уже реально. И раз за разом натыкалась и взглядом, и сознанием, и чувствами на одну и ту же фамилию: Шепард.
Ей иногда казалось, что этот землянин был на 'Нормандии' поистине вездесущ. Неудивительно, ведь он занимал пост старшего помощника командира разведывательного фрегата. Работа с кораблём и экипажем являлась для этого офицера основной. Но Шепард... Он лез в любые детали, в любые щели, знал до мелочей и посекундно обстановку на корабле, равно как и состояние экипажа и команды, каждого человека. И — не только человека, ведь на борту фрегата теперь находились не только двое турианцев-спектров, азари-матриарх, но и протеанин. Если имперцы, случалось, работали с турианцами, что было вполне обычным делом, то с азари-матриархами имели опыт работы очень немногие люди из состава ВКС Империи, а с протеанами... Увы, ни у кого из имперцев никакого опыта не было. Можно было даже утверждать, что альянсовцы в этом смысле 'обскакали' имперцев, обошли. Полностью опередили и получили практически неоспоримое первенство.
Впрочем, тот факт, что нормандовцы плотно сосуществуют и работают бок о бок с протеанином и матриархом азари, Светлану интересовал постольку, поскольку он был связан с Шепардом. Капитаном ВКС Альянса Систем, британцем по рождению и сиротой. Стрельцова хорошо знала, что для Джона армия стала жизнью. Она знала и другое: Шепард уже был влюблён — и неоднократно, причём — не только в женщин-землянок, таких, как Дэйна и Карин Чаквас, но и в матриарха азари — ту самую Бенезию Т'Сони, одну из сильнейших религиозных лидеров расы азари. Джон Шепард, как понимала Стрельцова, имел огромный опыт близких личных взаимоотношений с женщинами...
А вот она, Светлана Стрельцова, опыта близкого общения с мужчинами не имела. Никакого. Потому что с самого детства сориентировалась на достижение главной своей мечты: стать командиром большого военного боевого космического корабля. Этой мечте было подчинено всё. И вот, она сидит в командирском кресле 'Волги' — дальнего разведывательного крейсера. Мечта — достигнута. Предстоит большая и сложная работа... Казалось бы, живи и радуйся, так нет. Судьба приготовила ей ещё одно испытание: любовь к этому альянсовскому офицеру, Джону Шепарду.
Если бы не учёба на спецфакультете Академии... Наверное, Светлане было бы легче. А сейчас ей легко точно не было. Потому что пошла возвратная 'волна' и теперь Стрельцова по полной программе расплачивалась за своё нежелание устанавливать неформальные личные взаимоотношения с мужчинами.
Вряд ли Джон Шепард знал сейчас точно, полно и исчерпывающе, что его полюбила некая имперка. Даже если выжившие протеане учуют это и доложат Шепарду, что, собственно, изменится? Джон не ринется на борт 'Волги'. Ему это совершенно не нужно — проблем уже сейчас столько, что успеть бы решить хотя бы часть из них за очередные двадцать четыре земных часа или — за шестьдесят с лишним иден-праймовских. Так что... не следует опасаться ни появления Шепарда на борту крейсера, ни писем, ни аудиосообщений, ни видеосвязи от него. Не следует этого всего опасаться. По той простой причине, что этого — не будет. Джону Шепарду сейчас не до влюблённости. Он-то научился с ней справляться: отношения с Дэйной-землянкой, с Бенезией-азари, да и с Карин Чаквас тоже поспособствовали стабилизации Шепарда в этом смысле.
А вот у неё, Светланы Стрельцовой, с этим — никакой стабильности. Совершенно никакой! Хорошо ещё, что ощутив внутренний душевный и, чего уж там особо скрывать-то, физический раздрай, она сумела заставить себя прятать эти раздраи куда подальше, когда выходила из командирской каюты. А если учесть то, что волговцы имели полную возможность в любое время дня и ночи придти к ней в каюту, войти в её холл, то... единственными местами в своей собственной каюте, в которых она могла позволить себе ослабить хватку внутренних тормозов, стали кабинет и спальня. Туда она редко кого из волговцев приглашала, предпочитая решать все служебные вопросы в холле своей каюты. И именно там её эти оба раздрая настигали со всей силой и определённостью.
Алла посматривала на неё с плохо скрываемым профессионально-медицинским интересом, но пока не пыталась затащить в Медотсек в принудительно-приказном порядке. И на том спасибо. Хотя... прошло всего несколько дней с того момента, как Светлана впервые ощутила такой раздрай внутри себя. И одновременно — поняла, что этот раздрай будет сопровождать её теперь очень долго. Как минимум, до того момента, когда она впервые увидит Джона Шепарда рядом с собой. Без всяких технических посредников. Физически ощутит его. Сможет прочесть психически. До этого момента — ещё очень далеко. Несколько декад, как минимум.
И всё это время ей придётся совмещать преодоление и удержание в рамках этих волн раздрая с постоянной, напряжённой командирской и офицерской работой. Перспектива... нельзя сказать, что невозможно придумать лучше, а чего, собственно, она хотела?! Приближается война со Жнецами, ВКС Империи поставлены под режим 'жёлтой' боевой тревоги, идёт волновое перевооружение, модернизация. Разведывательные корабли ВКС Империи получили приказ в усиленном режиме отслеживать ситуацию в Галактике. Сложно даже перечислить все распоряжения, отданные Главным Штабом ВКС Империи. Теперь кроме скафандров имперцы на своих военных кораблях носят боевое оружие — и не пистолеты какие-нибудь, а винтовки, включая штурмовые и снайперские. С полным, конечно, носимым боекомплектом. Фактически, по ВКС Империи объявлена мобилизация. А мобилизация, как сказал земной классик, есть война. Ибо, если нет войны, то смысла объявлять мобилизацию тоже — нет.
Светлана кивала встречным и обгоняющим её волговцам, отмечала, насколько полно они выполняют приказ о вооружённости, насколько правильно пригнаны перевязи, упоры, захваты, как плотно фиксируется оружие. Бывало, останавливалась, указывала на недостатки, просила устранить, но всё это делала как-то механически, чисто по-служебному. Продолжала в основном думать о Шепарде, а ещё больше — о себе.
Проклятое право выбора. Да, считается, что женщина выбирает мужчину, от которого пожелает родить ребёнка. Одного или нескольких — не суть важно. Важно то, что у Светланы, как она понимала с каждым днём всё острее, выбора этого — не было. Она ощущала, что эта любовь к британцу-альянсовцу захватила её всю. Да, её учили на спецфаке очень хорошо, поясняли многие моменты, детали. Поэтому её не трясло мелкой дрожью, она не нервничала уж слишком заметно. Её командирская и офицерская работа не страдали из-за переброски почти всех личностных и телесных ресурсов на взаимодействие с этим чувством. С этой настройкой, с этой установкой. Форменный комбинезон, затем — обязательный на борту военного боевого имперского корабля скафандр помогали изолироваться, позволяли в стремлении дистанцироваться — не напрягаться. Да, комбинезон и скафандр помогли. Только вот это чувство возникло внутри. И для него, как понимала Стрельцова, никакой комбинезон, никакой скафандр не являются преградой.
Да, 'Волга' — боевой военный корабль. Но люди-то всегда остаются людьми. И двадцать четыре часа в сутки триста шестьдесят пять дней в году невозможно заставить человека не снимать комбинезон или тот же скафандр. Невозможно. Тело человека должно дышать. Должно... Много чего должно, чтобы сохранить работоспособность и целостность. Потому ясно, что и в каютах, и в кубриках люди позволяли себе снимать комбинезоны, снимать скафандры. Благо практически всех волговцев хорошо научили 'паковаться' в эти оболочки за считаные секунды на одних инстинктах и рефлексах. Если начать об этом всём думать, когда возникнет необходимость... Можно заранее заказывать могилу и оркестр. А так... Ни для кого из волговцев не было проблемой раздеться в каюте или кубрике до белья в свободное от вахт и работ время. Да и к полной обнажённости все волговцы, как знала Светлана, относились абсолютно спокойно. Глупо было бы сначала людям преподавать в школах и в вузах курсы биологии человека, а потом... потом, боясь посягательств или всяческих эксцессов, запрещать им раздеваться донага. Долго перечислять, но Светлана, прошедшая спецфакультет, могла бы спокойно, не сходя с места прочесть сточасовой курс лекций по этой проблематике. Научили на спецфаке. Хорошо научили.
Редко когда Светлана Стрельцова раздевалась до белья даже в полном одиночестве. Редко когда. Не было необходимости, а не только возможности. Всё время — полигоны, всё время — вылеты, выезды, тревоги, дежурства. Ей ли не знать, какими круглыми глазами смотрели на неё другие женщины-военнослужащие. Ведь считается, что женщине в армии труднее и в том числе по физиологическим причинам. Женщина — сложнее устроена, чем мужчина, ей нужно многое, без чего мужчины в силу самых разных причин, спокойно и свободно обходятся. Да, армейская медицина снабдила женщин-военнослужащих поистине спасительными препаратами, позволяющими не ломать и не терять менструальный цикл, но ведь всё равно... А Светлана умудрялась не снимать скафандр и комбинезон (со всеми прибамбасами) декадами и месяцами. То есть, конечно, она их снимала, но на очень короткое время. А так... Времени не было расслабляться. Возможности — тоже не было. Вот она и не расслаблялась, всегда вспоминая слова одного из имперских поэтов: 'Который месяц не снимал я гимнастёрку, который месяц не расстёгивал ремней'. Значит, можно и нужно так поступать, если полностью отдаёшь всю себя армии и службе. А всё остальное — вполне может подождать.
Вот и подождало. Скопилось, накопилось и шандарахнуло по сути Светланы так, что уже несколько дней она спасается, а не просто пребывает в своей командирской каюте. Сон — и тот стал беспокойным. Да разве только сон?! Да, за пределами каюты она — прежняя. Ну — почти прежняя. А вот в каюте... В каюте она — другая. И сейчас в очередной раз она идёт к себе в каюту, чтобы на несколько десятков минут расслабиться.
Мама, когда прилетела к ней на базу незадолго до отлёта 'Волги' в очередной разведполёт... в очередной раз попыталась напомнить Светлане, что она — не только офицер и командир, но и женщина. Привезла в подарок вечернее, открытое или... бальное платье. Краси-и-вое! Мама всегда одевалась строго и скромно... Но дочку — иногда — баловала. Вот и в этот раз, несмотря на сопротивление Светланы, всё же заставила её надеть это платье. Да ещё эти тканевые, выше локтя, перчатки. И роза, красная роза. Не искусственная — настоящая. Пахну-у-щая! Светлана видела и чувствовала, что мама довольна. Дочка уступила, надела платье. Может, действительно... Может, действительно мама тогда чувствовала, что дочке это потребуется. Платье Светлана забрала с собой в каюту. Сложила в какой-то ящик, да и забыла. А вот теперь... теперь придётся вспомнить об этом платье и о многом другом. Знала ведь, что мужчины любят глазами. Знала! Вот теперь придётся всё... навёрстывать. Вспоминать протоколы, ритуалы, пробуждать в себе женскую суть. Не хотелось ей это делать сейчас, в преддверии войны со Жнецами. Но... как сказал классик, другой, кстати, классик, 'война — войной, а розы — розами'. Потому — придётся. И платье надеть. И — не только платье, но и совершенно не армейское бельё. Вроде бы на первых этапах взаимоотношений это и не нужно, но...
'Ага, не нужно, — оборвала себя Стрельцова, проходя по очередной лестнице и старательно игнорируя возможность подняться на нужный уровень на лифте. — Не нужно, милочка, было бы тогда, когда бы ты с восемнадцати лет не погибала на полигонах, а в свободное от дежурств и службы время плотно и постоянно регулярно общалась с молодыми людьми. Так, как надлежит общаться не армейке-сухарке, а обычной девушке. А теперь, поскольку у тебя такого общения лет восемь не было, изволь навёрстывать. В темпе, милочка, в темпе!'
Не хотелось навёрстывать, но — приходилось. Любовь побуждает, а Светлане казалось всё определённее, что она и командует так, что не отвертишься от необходимости выполнять её команды в полном соответствии с высшими стандартами качества. Точно и в срок.
