-Ну и что вы...думаете?
-Пока не решен секрет его щита, все бесполезно. Я нарушаю прямой приказ главы Бюро, общаясь с вами, но у меня есть...пусть это и крохи, но может вам помочь.
-Я внимательно слушаю.
-Были подняты самые старые источники по Сфере. Исходя из них, есть вероятность, что секрет ее активации был раскрыт еще раньше. Но то, что маги обнаружили, заставило их прекратить все опыты и спустить Сферу на нижние уровни.
-Ты хочешь сказать, что возможно, Блах не сам до всего додумался?
-Есть такая вероятность, что кто-то ему помогал рекомендациями. Кто-то поставил его на ноги, кто-то помог ему раскрыть секрет Сферы. По крайней мере, так считает Первая. Она считает, что он лишь чья-то пешка.
-Вопрос в том, бездумно ли он выполняет чью-то волю или же сам пытается доползти до края доски?
-Отец Кат, это еще не все. Те данные по Сфере...если это правда...
-Что там?
-Есть вероятность, что Альберт Блах одержим. И речь идет даже не о тех случаях, которые в нашей практике уже относят к рядовым. Вы должны быть предельно осторожны...с ним.
-Я так понимаю, ты послана за нами, чтобы не дать его прикончить?
-Изначально — да. Вы отказались принять помощь Бюро открыто и Первая послала меня уже тайно. Сказала, что это будет очередной частью тренировки. Но когда поступила информация о вероятной одержимости цели, я решила, что вы обязаны это знать.
-Почему?
Молчание.
-Мне пора.
-Подожди, — Асколь привстал, скрипя зубами от чудовищной боли в спине. — Что я такого сказал?
-Я сама сказала много лишнего. Простите меня.
-За что? Ты...да стой же ты!
-Я не могу больше сообщить вам ничего полезного.
И тут он вспомнил.
Она? Кожа, сброшенная Змеем Акаши.
-Проклятье. Ты думаешь...я не знаю, что конкретно с тобой случилось, но ты думаешь, что его ждет такая же судьба?
Молчание.
-Ты тоже была одержима?
-В...в каком-то роде. Я не могу с вами это обсуждать.
-То, что сказала ваша глава...правда? Тебя лишали жизни...
-Я ухожу.
-Постой. Я скажу только одну вещь напоследок.
-Какую же?
-Знаешь, мне когда-то говорили, что самые кошмарные вещи проще всего рассказать совершенно чужому человеку. Если ты хочешь...я могу тебя выслушать. В конце концов, мне все равно не спится.
-Вам это не нужно.
-Зато тебе, я думаю, да. Сомневаюсь, что кого-то в Бюро заботит, что ты думаешь. Их, похоже, больше заботит, какой бы еще веселый способ смерти для тебя избрать.
-Я виновата. Я не должна была возвращаться в этот мир.
-Что за чушь?
-Они сказали, что само мое существование запрещено Господом, что оно есть ошибка. Парадокс, который они пытаются разрешить. Они пытались... — голос ее стал совсем глухим. — Они пытались...разрешить его несколько месяцев подряд. Без остановки.
Асколь молчал. Просто потому, что слов тут просто не было.
-Процедура сорок два. Четвертование и обезглавливание. Неудачно. Процедура сорок три. Изъятие мозга, глаз и всех жизненно важных органов. Неудачно. Процедура шестьдесят восемь. Сжигание. Неудачно. Процедура восемьдесят восемь. Разложение объекта заживо. Неудачно. Процедура четыреста пять. Падение с высоты. Неудачно. Процедура шестьсот четырнадцать...
-Хватит. Зачем? Зачем ты это вспоминаешь?
-А можно иначе? Я запомнила их все. Это наказание. За то, что я не выдержала и вышла из той комнаты. Я знала, что выходить было нельзя, что я стану чем-то ужасным. Я продержалась три недели. Может больше, не помню. А потом вышла. И первое, что я сделала...что сделал он...утолил свою жажду моей семьей. А потом и всеми остальными. Всей деревней.
-Ты знаешь, кто это был?
-Не могу не знать. Он был во мне. Был мной. Он в очередной раз был повергнут, но он скоро вернется опять. Мы пока еще не высчитали, когда точно и где. Но к тому моменту я должна быть уже готова его встретить. Восемнадцатая инкарнация станет для него последней. Обязана стать. Только в этом случае я смогу уйти отсюда.
-Как уничтожить эту тварь?
-Мы думаем. Время еще есть. Мне обещали оружие. Когда-нибудь он вернется снова...
Тягостное молчание, повисшее после этих слов, длилось несколько мучительных для обоих минут.
-Теперь вы понимаете, почему я не смогла промолчать про одержимость Блаха. Возможно, он такой же, как я. Возможно, настоящий Альберт Блах тоже кричит где-нибудь внутри и умоляет остановиться то, что заняло его тело.
-Если это окажется так...
-Вы освободите его. Навсегда. Если вы пообещаете мне сделать это, я не буду мешать вашей операции идти так, как хотите вы.
-Я не экзорцист, а лишь экзекутор. Мы не изгоняем и не спасаем, мы лишь убиваем. Это все, что мы должны уметь.
-Я читала ваше досье. Частями. Когда Первая оставила его на столе.
-И что же такого ты там почерпнула?
-"Метелица". Расскажите мне о ней. Чужому человеку сделать это куда легче, не так ли?
Проклятье.
Трижды проклятье.
-Хорошо, — тяжело вздохнул Асколь. — Будь по-твоему. Когда ты родилась?
-В семьдесят шестом. Но какое это отношение имеет к...
-Ты ведь знаешь о Холодной войне?
-Немного. Меня накачивают знаниями, но они как правило имеют отношение лишь к работе...
-Организация, известная как Ленинградский Клуб, появилась в начале двадцатого века. Выросла на костях русских магических организаций, их ответов Ассоциации, если тебе угодно. Считалось поначалу, что это всего лишь такой вот "ответ"...но истина была куда как хуже. Особенно — о том, кто стоял во главе...
Он почти вытравил это имя из памяти. Почти, да — но теперь оно вновь вонзилось в мозг раскаленной иглой.
Кай.
-В вашем деле о них было сказано...военные...
-Шайка бесноватых военных составляла лишь часть их чертового Директората. Это звучит смешно, но у организации, которая вплотную занималась магией и всем, что к ней относится, на самом верху стояли обычные люди. Впрочем, без господ магов, конечно же, не обошлось. По сути, их руководство делилось на две ячейки, чьи цели часто разнились, но они были вынуждены пользоваться ресурсами друг друга, чтобы добиваться хоть чего-то. Целью магической части руководства — там были и русские, и ренегаты из европейских филиалов — было свержение Ассоциации. Кто-то мстил за старые обиды, кто-то хотел таким образом расчистить жизненное пространство...ты ведь помнишь, что чем больше о магии знают, тем ей хуже?
-Да. В общих чертах. Но...
-Возможно, они хотели таким вот образом остаться единственными магами в мире, я не знаю. Знаю только то, что человеческая часть на такие мелочи не разменивалась. Их цели включали в себя не только победу в Холодной войне и обеспечение господства Советского Союза любыми средствами, но и полная стерилизация мира от того, что они классифицировали как потустороннюю угрозу. Уничтожение всего, что хоть как-то отличалось от людей. Конечно, за идею избавить мир от полукровок и вампиров им остается только похлопать, но в список смерти были включены также и все маги. А финалом должно было стать раскрытие магии массам с целью ее еще большего затухания и уничтожения как таковой. Во избежание. Просто потому, что по их мнению всему этому было не место в мире людей. Как ты понимаешь, особой любви к Церкви эти ребята тоже не питали...
-Они собирались воевать со всем миром?
Хуже. Куда хуже всего, что ты могла бы вообразить. Кай...
-Да. Клуб имел две ветви, и звались они "Аврора" и "Атропа". Первая свозила в свои исследовательские центры одаренных детей со всего Советского Союза, где они проходили жесточайший отбор. Из выживших получались оперативники Клуба, готовые убивать за него и умереть, если потребуется. Маги, ESP, прочая чертовщина...они пользовались всем, что текло им в руки. Второй комплекс готовил возмездие всему миру, там хранили по-настоящему страшные вещи. Именно туда отправили нас. Мы должны были изъять у Ленинградского клуба самое главное их сокровище.
-Что это было? — завороженно протянула Седьмая.
-Планетарный терминал. Принц Вьюга.
7. Последние штрихи
И если есть те, кто приходит к тебе
найдутся и те, кто придет за тобой...
(Nautilus Pompilius — Скованные одной цепью).
В этом сне он был призраком. Ну, по крайней мере, кем-то похожим, потому как парил над своим мертвым телом, брошенным на мраморные плиты, и каждое слабое дуновение ветерка гоняло его по залу, словно какой-то мусор.
Но нигде он не мог укрыться от этого взгляда.
Злые желтые глаза с ярко-красными зрачками — они всегда оказывались за спиной, когда он оборачивался. И сразу же пропадали.
А еще был голос.
-И что же ты теперь намерен делать?
Он не мог ответить ему.
Никогда не мог.
-Сколько лет ты уже потратил попусту? Быть может, наконец, примешь уже свое поражение?
Слово за словом вбивалось в его разум, вызывая чудовищную боль.
-Ты ничего не сможешь изменить.
Бежать. Бежать отсюда.
Все равно, куда.
Ветер подхватывает его, несет по мрачным руинам. За спиной остаются некогда пышно украшенные залы, коридоры, забитые ржавыми доспехами и их обратившимися в костяную труху владельцами, проломы в стенах, завалы, под которыми погребены на века развороченные чудовищные орудия, подобных которым уже не будет...
Он проносится через вековую пыль и паутину, через старые кости, сталь и камень, через разбитые разноцветные витражи. Но голос и взгляд не оставляют его в покое.
-Ты не знаешь, с чем имеешь дело. Тут даже я не в силах тебе помочь.
Тогда уйди! Уйди и оставь меня уже!
-Помочь себе можешь только ты сам. Но для этого тебе придется прекратить уже прятаться от правды.
Убирайся!
-Никто не может бегать вечно. Помнишь, что ты сделал?
Я ничего не делал!
Руины исчезают, размазываются, словно их никогда и не было. Повсюду лишь плотный белый туман. И громовые раскаты где-то вдали.
-Если ты не хочешь сойти с ума, тебе придется вспомнить. И принять.
Я не помню. Я правда не помню.
-Может, не хочешь помнить?
Из тумана начинают выступать лица, одно за другим. Десятки лиц тех, кого он...
Что?
Что?
Если бы он только мог...
Все они застыли в смертном покое. Но вот кто-то открывает глаза, видит его.
Начинает кричать.
А следом еще одно лицо просыпается, еще, еще и еще...
Слов почти не разобрать, но большинство из них в чем-то его обвиняет.
Как и всегда.
Вот уже целый хор голосов, которые когда-то он знал, которые он слышал...тогда. В тот злополучный год...
В те десять дней, что он...
-Первый отряд вырезан подчистую! Нам требуется...
-А вот и ребята из Башни. Дождались, черт возьми.
-Господь милосердный. Этот город принадлежит...
-Я Вирий, одиннадцатый Смотритель! И здесь ваше путешествие закончится! Дальше вам не пройти!
-Жалкие дураки...наш Хозяин проснулся...
-Вспомни, вспомни, вспомни, вспомни.
-Почему?
-Что ты сделал?
-Я тебя ждала!
-Это ради меня?
-Зачем?
-У тебя не было права!
-Ты виновен.
-Виновен как сам грех.
-Вспомни.
-Вспомни, Ренье.
-Признай, Ренье.
-Умри, Ренье!
Треск, грохот. Тихий скрежет...
-Господи! Ренье, что там у тебя? Ты живой?
Хлипкую дверь его номера Шепот сносит, особо не напрягаясь. Врывается внутрь, быстро зажигает свет. Да так и замирает на пороге.
Ренье Гардестон сидел на кровати, буравя стенку перед собой пустым взглядом. Правая рука его тихо дергалась, но проросшее из указательного пальца перчатки стеклянное копье, конец которого застрял в дальней стене, исчезать никак не хотело.
-Что случилось? — она кинулась было к нему, когда Ренье повернулся в ее сторону.
-Не подходи! — лицо его было, обычно спокойное, было перекошено от ужаса. — Оно...оно убьет тебя...
Она знает, что делать. Они, как-никак, проходили это уже много раз.
Садится рядом, говорит спокойно, медленно, стараясь не спровоцировать.
Не Ренье — то, что его защищает.
-Не торопись. Просто расслабься и убери это...постепенно...
-Не получается, — тяжело дышит он, отбрасывая в сторону ее руку. — Отойди. Отойди, прошу.
В такие моменты с ним лучше не спорить. Отойдя на пару шагов назад, Шепот остановилась, прислонившись к стене.
-Ты ведь пьешь свои таблетки?
Ренье дышит быстро-быстро, как собака. Стеклянное жало медленно выходит из стены и ползет назад, уменьшаясь в размерах. По лицу его течет холодный пот.
-Те, что от снов, закончились неделю назад, — выдыхает он, когда копье полностью возвращается обратно в перчатку. — Забыл закупить. Возможно, вам не следовало вообще брать меня с собой...
-Только не начинай опять старую песню о своей опасности для окружающих, тошнит уже от нее.
-Но я и правда опасен. Что, если бы мы остановились не в этом дешевом клоповнике? Что, если бы за той стеной кто-то был? Что...что если это была бы ты?
Тут она ничего не отвечает.
-Сколько сейчас?
-Полшестого утра.
-Как удобно. Я как раз забыл завести будильник, — грустно усмехается Ренье. — Теперь ты понимаешь, почему я оставил Арлетт?
Шепот старается скрыть свое удивление — этой темы Ренье не касался при ней ни разу, с того самого момента, как...
-Это было невозможно, — он поворачивается, смотрит на нее так, словно она просвечивает насквозь. — Три года она ждала, когда я ее вспомню, когда я вернусь...а к ней вернулось...это.
Ренье всегда держит глаза полуприкрытыми, чтобы никто не видел лишний раз этого его взгляда. А он почти никогда не меняется — отрешенный, пустой, направленный куда-то вдаль, на что-то, недоступное больше никому. Ренье не улыбается — он когда-то признался, что это стало для него слишком сложным делом: словно мышцы не желают работать, как надо. Она знает, что первое время для него было так же сложно и говорить...
-Когда вы последний раз виделись? — рискнула спросить Шепот.
-Полгода назад. Она говорила, что все будет в порядке...ничего не может быть в порядке, черт возьми!
Ренье редко, очень редко дает волю эмоциям — и даже тогда они почти что не отражаются на его лице.
-Как что-то может быть в порядке, когда я чуть не разрезал ее на две половинки, всего лишь пытаясь обнять? — выплюнув это на одном дыхании, он отворачивается к окну. — Прости. Мне нужно больше самоконтроля.
-Ага, чтобы совсем с катушек слететь. Ты не был таким, когда мы тебя только забрали. До своего нынешнего состояния ты довел себя сам.
Он снова медленно поворачивается в ее сторону.
-И я говорю это не для того, чтобы тебя обидеть. Слушай...нас и так мало осталось. Филин уже старик, Эрик тоже не такой лихой, как раньше...да и я сдавать потихоньку начинаю. Я держусь-то только на этих хреновых колесах. Нас убивает время и работа. Но ты...ты себе еще и сам поддаешь хорошенько.
