Все мытарства кончились, когда в январе 1915 года, начальник артиллерийского снабжения Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Голицын телеграфировал в ГАУ: 'Еженедельно высылаемых трех миллионов патронов недостаточно. Прошу увеличить норму и выслать в Киев единовременно сколько можно'.
В унисон с ним Северо-Западный фронт запросил 19 миллионов патронов в неделю. С этого момента вопрос о типе боеприпаса был снят.
К этому времени оружия у переселенцев было заготовлено на четыре дивизии и перевооружение было решено начать с кавказского фронта, а конкретно с армейского корпуса Николая Николаевича Юденича.
Мотивировка была очевидна — Кавказский фронт имеет второстепенное значение, поэтому, там самое место для проверки инноваций, а мосинки с кавказского фронта пойдут в маршевые роты на германский фронт.
Для подстраховки количество пулеметов Кавказского фронта было решено удвоить.
Для переселенцев это было благо — во-первых, их влияние на западном фронте минимизировалось, во-вторых, загружались заводы.
Больше всего решением ГАУ возмущался полковник Деникин и генерал-майор Корнилов. О преимуществах этого оружия они знали. На Деникина внимания не обратили — чином не вышел, зато Корнилова заверили — его дивизия такое оружие получит в первую очередь, но после проверки на Кавказе.
В январе 1915-го года переселенцы обратились в ГАУ с предложением закупить у них противогазы, но, как и ожидалось, получили отказ. В возможность применения противником газов не поверили, но это не важно — после первой же газовой атаки бросятся покупать сломя голову.
В целом же к концу февраля пятнадцатого года переселенцы, в который уже раз убедились, что история имеет колоссальную инерцию. Автомобилей в русской армии стало в десятки раз больше, а про авиацию и говорить нечего, но аналогичные изменения произошли и в Германии. В результате, русские бронедивизионы 'Дукса' и Путиловского завода регулярно сталкивались с германскими, а в воздухе разыгрывались целые сражения. В мире переселенцев такие баталии разворачивались только на западе Германии. Сама же армия под удрарами гансов понемногу начала пятиться назад.
* * *
Десятую годовщину переноса отметили лыжным путешествием, завершающимся в день Красной армии у Лесного озера. Эту дату всегда отмечали втроем, не стала исключением и юбилейный год, но место переехавшего в Монреаль Мишенина, занял Самотаев.
Стартовали из Твери общим направлением на северо-восток. Отмахав полста верст, на второй день вышли к южной оконечности озера Великого.
В мире переселенцев летом сюда можно было добраться только по воде, а зимой Зверев приезжал порыбачить на снегоходе. Здесь же, в километре от берега лежал сбитый в 1941-ом бомбардировщик ДБ-3Ф.
Самолет плюхнулся на брюхо, ведь до войны здесь была безбрежная заболоченная равнина. После мелиорации вырос сосновый лес, и вид лежащего между сосен бомбардировщика, вызывал оторопь: 'Как ему не оторвало крылья?'
Попав этот мир, Зверев давно мечтал посетить это место, что и определило маршрут. Береговая линия не изменилась, а место падения самолета выдавал росший на небольшой возвышенности клочок вековечного леса, замеченный Дмитрием еще в своем времени. Сейчас на пятачке диаметром около двухсот метров поставили лагерь.
Пока Федотов с Самотаевым копали снежную яму, Зверев, выискивая одному ему известные ориентиры на месте падения самолета.
На северо-западе солнце скрылось в бело-голубом безмолвии. На юге проступали первые звезды. Там, в полусотне верст, в его родном мире был построен город физиков, из которого переселенцев занесло в это время, а еще дальше их ждало Лесное озеро.
На мгновенье он почувствовал мистическое единение места на безбрежном заснеженном болоте, где в августе 41-го был сбит самолет, с городом физиков, в котором после войны будет построен гигантский синхрофазотрон и с Лесным озером, приютившим переселенцев десять лет тому назад.
— И чего ты там потерял? — задал резонный вопрос Федотов, когда Дмитрий наконец-то окончил свои изыскания, а сдобренная мясом каша испускала умопомрачительный аромат.
— Погоди, Старый, — в присутствии Михаила Дмитрий демонстративно назвал Федотова его 'партийной кличкой', — в этом месте упал наш ДБ-3Ф, помянуть надо.
— В сорок первом? — зачем-то уточнил Борис.
— Да, в октябре одна тысяча девятьсот сорок первого года, на этом самом месте был сбит наш дальний бомбардировщик Илюшина, — намеренно четко, чтобы не было никаких сомнений, произнес Зверев, — давай, Миха, по-полной. Помянем наших.
Бывший морпех Краснознаменного Северного Флота, тридцатисемилетний магнат и лидер думской фракции Димка Зверев, был всего лишь человеком, до чертиков уставшим в одиночку тащить груз, что сам же взвалил на свои плечи. Федотов, конечно, помогал, но он был по уши занят своими делами. К тому же, чем отчетливее проступали контуры будущего, тем очевиднее просматривался диссонанс между декларациями лидера партии и фактической политикой новых социалистов.
— Что, Пантера, думаешь, ослышался? — на этот раз в голосе Зверева прозвучала горечь. — Нет, дружище, не ослышался. Мы сюда провалились из 2004-го года. Для нас со Старым этот мир наше прошлое, для тебя наш мир будущее. Такие, брат, дела, так что, наливай, разговор у нас будет долгим.
Последние месяцы в глазах ближайшего соратника Дмитрия Павловича, нет-нет, да и мелькало недоумение: 'Почему мы отказываемся сделать то-то и то-то?'
В мелочах Зверев всегда шел Михаилу навстречу. В вопросах, грозящих повлиять на будущее, изворачивался, обосновывал свои отказы неучтенными последствиями, и прочей лабудой. Не всегда убедительно, но до поры выезжал на авторитете.
До войны серьезных проблем, в общем-то, и не возникало, но с ее началом ситуация стала меняться. Фактическому руководителю боевой организации переселенцев, лично организовавшему агентурную сеть на территории противника, и подготовившему грядущую 'рельсовую войну', объяснить, почему не летят под откос составы с германскими войсками, становилось все сложнее.
Управлять умными людьми в темную... не смешите, господа, бабушкины лапти, они от хохота развалятся. В любом серьезном деле требуется кружек соратников, полностью понимающих и принимающих поставленные цели. В противном случае это дело обречено на провал.
Готовить Михаила к восприятию переноса во времени начали не вчера. Пару лет назад в его присутствии прозвучал якобы случайный разговор о книге Уэльса 'Машина Времени'. Год назад Михаил сыграл не последнюю роль в фантастическом фильме. Сюжет был связан с путешествием во времени. Самотаева убедили сниматься под предлогом приобретения популярности. Тогда же несколько раз вспыхивал диспут о переносе в прошлое и множественной вселенной.
Сейчас наступил момент, когда оторопевший от услышанного абориген должен был узнать величайшую тайну этого мира. Да что там узнать, он ее уже знал, но ... . Психика человека так устроена, что порою он одновременно и верит, и не верит, и принимает, и не принимает услышанное. На какое-то время впадает в оцепенение. По тому, как Михаил опрокинул в себя полную чарку водки, он определенно был в шоковом состоянии.
— В нашем мире, — неторопливо начал Зверев, — никаких машин времени не было и в помине, и как нас сюда занесло одному черту известно. Что касается высокомудрых объяснений Федотова с Мишениным, — морпех махнул рукой, как бы говоря: 'Да что с них возьмешь, с теоретиков', но вслух произнес вполне приличное, — лучше я тебе расскажу о будущих событиях.
Зверев пошевелил в костре угли, посмотрел в небо, после чего принялся неторопливо просвещать аборигена:
— В своем мире мы были людьми обычными. Я немного знал психологию и социологию, но на жизнь зарабатывал тренерской работой. Борис Степанович трудился инженером, а наш Мишенин действительно был математиком и даже доцентом.
Последнее время Зверев испытывал жутчайшую потребность посоветоваться с Самотаевым. Увы, не раскрыв истинных целей, такого блага он был лишен. Сомнений, можно ли довериться Пантере, у переселенцев не было. Вопрос заключался лишь в том, где и как это сделать.
Мысль, устроить все это на второй-третий день похода, пришла в голову Федотову. Димон за эту идею ухватился, ведь вдали от людской суеты многое воспринимается яснее.
— Отличий истории нашего и здешнего мира мы не обнаружили, кроме тех, к которым сами приложили ручонки. Как и здесь, война у нас началась первого августа. На Северо-Западном фронте Россия точно так же отгребла от фрицев. И на Юго-Западном дела шли аналогично.
Отвернувшись от дыма, Зверев невольно замолчал, чтобы тут же продолжить:
— Так вот, в пятнадцатом году начнется то, что потом будет названо: 'Великим отступлением Русской армии'.
О намечающемся недостатке вооружения и боеприпасов, ты уже знаешь. В том числе и по этой причине, за пятнадцатый год Россия потеряет около миллиона солдат и офицеров. Фактически наша страна лишится кадровой армии. Вместо активной помощи, наши союзнички засядут в оборону. Это к вопросу о союзническом долге.
— А немцы? — не удержался, заметно помрачневший Пантера.
— Миха, давай все вопросы потом, кстати, плесни, и не жалей ты ее, проклятую. Один хрен, завтра нам говорить, не переговорить, и на послезавтра останется. Сейчас мы дадим тебе только факты, а о решении проблемы расскажем позже. В шестнадцатом году Брусилов прорвет оборону австияков, но наше наступление на Западном фронте провалится, и немцы ударят Брусилову во фланг. В целом же, можно считать, что в шестнадцатом году с фрицами мы разменяемся или один к одному, или с небольшим перевесом в нашу сторону.
На зиму пальба поутихнет, а в конце февраля 1917-го года в России грянет Февральская революция, которую уже сейчас готовят все кому не лень, но в основном Гучков с Родзянко и примкнувший к ним, блин, Милюков.
По тому, как дернулся Самотаев, морпех понял, что надо товарища тормознуть:
— Михаил Константинович! Сейчас мы ни кого не обвиняем, и не оправдываем. Сейчас мы приводим только факты, поэтому наберись терпения и слушай. Дык, вот! В первых числах марта Николай II отречется от престола и власть перейдет к временному правительству, и все пойдет, как в той притче из нашего времени: 'Хотели, как лучше, а получилось, как всегда'. Одним словом, провалят все, что только можно провалить.
Перед аборигеном выстраивалась эпическая картина исторического пути России.
Петроградский Совет и Временное правительство. Провал июньского наступления и смена кабинета министров. Корниловский мятеж. Развал фронта. Власть берут большевики. Декрет о мире и похабный Брестский мир. Декрет о земле, согласно которому земля и ее недра объявляются общенародной собственностью, а пользуется ею, тот, кто на ней работает. Большевики с вожделением ждут мировую революцию, но она так и не придет. Гражданская война и Ленинская национальная политика. После трех лет мировой войны и пяти лет гражданской, страна лежит в руинах.
Яростная борьба за власть в партии. Железной рукой Сталин проводит индустриализацию и коллективизацию. Мечта идиотов о 'обобществлении женщин', сменяется лозунгом: 'Предал семью — предашь и родину'. Гулаги не пустуют, и Россия стремительно нагоняет потерянное время. В мире бушует великая депрессия.
Рожденные Советской власть лозунги 'Земля крестьянам' и 'Фабрики рабочим', никуда не делись — крестьяне растили хлеб и кормили страну. Рабочие ударными темпами добывали уголек и плавили металл, а отечественные самолеты летали все выше и быстрее.
Война с фашистской Германией началась в 1941-ом году. Цифра 27 миллионов погибших повергла в смятение. На ее фоне сегодняшние потери кажутся царапинами. Тегеран-43, Ялта. Лукавые союзники и новая конфигурация мира. Империя, над которой никогда не заходит солнце превратилась в региональную державу. Варшавский договор и НАТО, послевоенное восстановление. Отдельной строкой прошло упоминание о таких славных конторах, как ВЧК-НКВД-МГБ-КГБ-ФСБ.
Сталин принял страну с сохой, а в 1953-ем сдал с атомной бомбой. После него державой правит кукурузник, затем пятизвёздный и дорогой Леонид Ильич, после которого стране окончательно не везет.
При глупом мужчине по кличке Меченый страна разваливается на шестнадцать государств. За ним десятилетие куролесит алкаш ЕБН, пока в 2000-ом году к руководству не приходит прагматик из спецслужб по фамилии Путин.
Стоило Звереву изложить историческую канву, как посыпались беспорядочные вопросы и такие же ответы. Психика не желала думать о политике. Говорили о 'земном'. Прикасаясь к горячим темам, тут же переключаясь на земное.
— А если бы я захотел побывать на Камчатке?
— Запросто. Утром, в аэропорту Шереметьево сел в самолет и через восемь часов любуешься Ключевской сопкой. Только там раннее утро, и зевать замучишься.
— Вы о владениях графа Шереметьева?
— Ага, там в наше время построен международный аэропорт, через который в год проходит около 50 миллионов человек.
— Сколько!?
— Дык, это еще все не все. Кроме Шереметьево, возле Москвы еще два аэропорта Домодедово и Внуково.
— !?
— ... хм, от голода в России давно никто не умирают.
— А люди счастливы?
— Пантера, с какого бодуна люди станут счастливы? Им сколько не дай....
— Луну ему подавай, да что там делать? Там же радиация.
— Что такое радиация? Потом расскажу, а вот разных спутников вокруг планеты крутится тысячи, но космическая станций пока только две — одна китайская, вторая международная.. На ней одновременно работает шесть — семь человек.
Разговор кончился далеко за полночь. Утром, глотнув чаю и подхватив пешню, Зверев поспешил к одному ему известному рыбному месту. Не зря же он тащил с собой такую тяжесть.
Лед, у впадающего в озеро ручейка был тонким и через полчаса Димон таскал из лунки плотву с лещами, а ближе к обеду выловил двух судаков.
В это же время, Федотов наводил порядок в голове у Самотаева, упорядочивая обрушившуюся на аборигена информацию
Первым делом Борис лишил Самотаева надежды хоть глазком взглянуть на чудесный мир грядущего — никакой машины времени нет, и не предвидится. Зато рассказал, как и откуда их перебросило в самый конец 1904-го года.
Одновременно успокоил, мол, никуда мы отсюда не слиняем и благополучно помрем в назначенное время. И вообще, термины 'этот мир' или 'это время', в данном контексте синонимы, а как там обстоит на самом деле, и существует ли еще мир, или родное время хренопутешественников, одному богу известно, но Всевышнего, по причине его отсутствия, спрашивать бесполезно. Такой вот голимый парадокс.
После этого вновь началось преподавание истории. На этот раз обстоятельно и без суеты. Первым делом аборигену объяснили, что события Первой Мировой войны на уроках истории давались исключительно поверхностно.
— Спрашиваешь почему? История, Михаил Константинович, это всегда политика и пишется она победителями, а те исходят из своих интересов. Это я к тому, что изложи кто на уроке истории советскому школьнику правду о героической Русской армии и реальных причинах ее поражения в семнадцатом, то не факт, что большевики не будут выглядеть, мягко говоря, непогрешимыми.
