Не знаю, этих ли людей болот потом назовут дреговичами или каких то других, но вот я их называю так и мне этого достаточно, чтобы как то отличать одни племена от других.
И рассказанная пленниками история меня не удивила, опять во всем виноваты более просвещенные и развитые соседи. Соседи те же поморы просто заказывали рабов, а более сильные племена песьеголовых нападали на своих соседей и таскали полон в торговые посты просвещенных 'европейцев'.
Вот только беда в том, что постоянно сражаясь с соседями и набираясь опыта вожди песьеголовых начинали пожирать друг дружку. Рано или поздно в какой то местности появлялся очень сильный род, и теперь уже песьеглавцы начинали чувствовать себя хозяевами этой земли, а купцы постепенно становились данниками и вынуждены не просто скупать рабов, а платить местным за охрану. Как в Афганистане американские командиры платят талибам дань, чтобы те не нападали на их конвои. Хотя пиндосы наверное чувствуют себя хозяевами региона, однако же платят. И пусть только попробуют не заплатить, им тут же быстренько покажут что они глубоко ошибаются, и хозяева в регионе совсем другие люди.
Вот поморы это чувствовали, поэтому и свалили с этого райского местечка. Совсем как пиндосы вначале вырастили террористическую группировку "алькаиду", а потом типа пытаются ее победить, только как же ты ее победишь, если выкормыши уже знают все твои слабости и этим пользуются.
Где то там в лесу сидел полон под охраной десятка вражеских воинов. Вражеский отряд после очередного набега возвращался к торговому посту на реке Вильной, и вчера вечером дозорные обнаружили наши следы, а потом вражеский вождь решил устроить засаду, да вот только получилось так, что удав напал на бегемота и дичь оказалась дряговичам не по зубам.
— Тумир скажи, ты сможешь пройти по следу и найти полон?
— А почему нет, смогу, возьму шестерых воинов и съезжу.
— Возьми всех здоровых.
— Нет, ты что князь, так нельзя, запомни раненых нельзя оставлять без прикрытия, это тебе урок, как бы не был слаб противник, а в любое мгновение он может обернуть свое поражение в победу. А ну как тебя захватят, что потом делать будем?
— Да ты прав, мы пока тут соберем оружие, и разобьем лагерь, а вы сходите по следу, только далеко в лес не уходите, чтобы к темноте вернутся назад.
— Да пленники сказали, что идти всего пять-шесть сотен саженей от того валежника где засада сидела, мы быстро обернемся.
Я задумался, а если враги услышали шум боя и перебив полон сбежали, вот только зачем бежать. Ведь эти дикари абсолютно уверены в своей силе, просто обнаглевшие аборигены, у них даже мысли такой нет, что их в лесу может кто то побить. А вот я думаю, что это не хорошее качество, я тоже стал заболевать звездной болезнью непобедимого Наполеона, пора опускаться на землю, тут в лесах полно достаточно сильных и решительных вождей, что могут объединившись просто разорвать меня как Тузик грелку.
Тумир с воинами уехал освобождать полон, а я вместе с оставшимися обошёл поляну, собирая железо и стаскивая его к обозу, нашел себе у убитого воина неплохую куртку из двух сшитых шкур, меховые перчатки обшитые кольчужными кольцами.
Да парни оказались богатенькими, попадались просто эпические топоры, это уже не оружие дикарей, это оружие настоящих воинов. Копья были хорошими, топоры отличными, а вот мечей у врага просто не было, даже ножей мы нашли всего восемь штук. Я не представляю, как в этом мире выжить без ножа, наверное эти дряговичи умели неплохо управляться топорами, если даже без ножей обходились и как я только этих вояк побил, фух, свят, свят, свят. Больше таких авантюр не будет, ну его на фиг, чуть не попал в рабский полон, а может и за кромку.
К вечеру вернулся Тумир и привел почти три десятка женщин и семерых мужчин, что освободил из лап дряговичей. Как ни странно, но в этом походе не получил ранение ни один из воинов, не то что у меня.
Я распорядился выдать освобожденным пленникам топоры и мы нарубив дров уже в темноте разожгли огромный погребальный костер. В этом мире люди боялись ночевать рядом с убитыми, ведь мертвецы ночью могут восстать и прийти за душами живых.
Утром мы тронулись в путь, я уже чувствовал себя не просто плохо, а ужасно, нога болела так, что любое движение приводило к адским мукам, только бы не заражение крови, блин, а то сдохну в этом лесу.
К обеду следующего дня мы дошли до нашего лагеря и теперь я был покоен, ведь к моему войску прибавились два десятка довольно боевитых отроков, что тут же приступили к подготовке перехода в Полоцк.
Сам поход я почти и не помню, к вечеру второго дня поднялась нехилая температура, нога опухла и я укутавшись в шкуры лежал на санях не как победоносный князь, хозяин лесов, полей и рек, а как умирающий неудачник из будущего.
Уже на подъезде к Полоцку, я таки смог пересилить боль и взобрался в седло изрядно раненной Фафниры. Кобылке тоже досталось, её зашили, но она стойко приняла решение своего седока. Я не собирался въезжать в Полоцк на санях. Жажда как говорится ничто, имидж все и я собирался несмотря ни на что поддержать имидж без башенного князя с огромнейшими выкованными самим Сварогом железными яйцами, хотя удалось мне это не просто. Каждый шаг лошади приводил к движению раненной ноги и от этой боли мои железные яйца сжимались так, что аж глаза вылазили из орбит.
Триумфальный въезд в город был обставлен красиво, люди выскочили все, и молодежь и мастеровые и конечно бабы. Я торжественно проехал ворота и сжав зубы с трудом слез с лошади, постояв немного на одной ноге, помахал электорату рукой и поскакал опираясь на плече воеводы в свою светлицу. А потом были две недели на грани жизни и смерти.
Жар, распухшая нога, постоянное шипение и непонятные слова шаманов, а также промывание загноившейся раны доводили меня до безумия. Если вам кажется что крутые мужики с квадратными челюстями не боятся боли, то вы глубоко ошибаетесь.
Когда я видел очередной раз мою лекарку, я вздрагивал как пленный партизан при виде гестаповца. Каждый приход лекарки сопровождался раздвиганием раны и зверским, дореволюционным промыванием ноги какими то настойками, а потом рану мазали вонючим барсучьим жиром перемешанным с каким то антисанитарным говном.
В какой то момент, я решил таки зарубить топором злостную ведьму, что пыталась изобразить из себя современного доктора Айболита, но всё колюще-режущее от меня предусмотрительно спрятали, и это непорядок. Несмотря ни на что, на десятый день я увидел, что рана перестала гноиться, а еще через пять дней мне таки зашили ногу и идиотские промывания открытой раны грязной вонбчей жидкостью прекратились. А через месяц после того как ногу зашили я первый раз встал со своего лежака и с помощью костыля пополз в туалет.
Как стыдно было мне человеку из 21-го века, лежа гадить в ведро, которое держала специально приставленная служанка, это просто позор. Никто из попаданцев в своих историях о таком не рассказывал, вот и я даже вспоминать не хочу.
Через почти две луны после возвращения в Полоцк я сел в свое царское кресло и начал принимать посетителей. Всё жизнь в мое тело вернулась и я приступил к работе.
Глава седьмая. ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
Я не мог поверить в чудо, главный оружейный мастер сказал, что его 12 летний помощник сделал два десятка заготовок для мечей и при этом не допустил ни одного случая брака, то есть, при закаливании готового клинка металл не трескался как у других мастеров. Произведенный клинок отличался гибкостью и при этом сохранял твердость.
Я разглядывал этого пацаненка и пытался понять в чем же секрет? Как так получается, что какой то мальчуган сделал два десятка клинков из заготовки тигельной стали и ни один клинок при обработке не треснул? Ведь даже у моих старых мастеров, процент испорченных клинков стал доходить до 60.
На днях пришел руководитель гильдии оружейников и попросил присвоить, сыну уважаемого Ульбергта, восьмой номер мастера гильдии. Мол, паренек достиг вершины мастерства и сам Сварог принял его в ученики. В процессе беседы паренек согласился при свидетелях произвети столько клинков, сколько укажет уважаемый рикс, то есть я.
Ну, что же, если парень согласился пройти испытание, то так тому и быть. Собрал мастеров, подготовили инструменты, привели пацаненку двух подмастерьев и я кивнул головой, дозволяя приступить к испытанию.
Я сидел, как Карл XII под Полтавой, с раненной ногой в кузне и следил за действиями сына Ульбергта. В это время из под его рук выходила очередная заготовка клинка, а потом с помощью подмастерьев 'юный падаван' сделал закалку и отпуск, после чего торжественно положил меч перед высокой комиссией. Я взял еще не заточенный, но уже готовый к обработке клинок и попытлася его согнуть. Странно, гнется, ну ладно, пробуем на свой страх и риск долбануть клинком по наковальне. Этот пацан мне уже нравился, вот так вот сам, без каких либо преференций юный мастер сделал то, что могут сделать лишь семь лучших мастеров княжества. И если сейчас меч треснет, то у парня просто опустятся руки, после этого вера в себя пропадет на длительное время.
Размахнулся и несильно ударил клинком о наковальню, прозвучал мелодичный зво, но клинок не треснул.
Каждый из моих гильдмастеров с важным видом обнюхал клинок, с лицами бывалых работях знатоков что то там терли, гнули и стучали, но ни одного слова приоизнесено не было. Мертвая тишина. На улице уже почти темнее, а молодой мастер стоит и ждет моего решения. Решение, а какое решение я должен принять, я ведь сейчас как и другие важные мужики думаем только об одном: '..а вдруг пацану повезло?'.
Но ведь это не первый меч, со слов мастеровых это уже двадцать первая сделаня пацаном заготовка. Ведь до этого он уже сделал двадцать клинков. Два десятка клинков подряд и ни одна заготовка не отправлена в брак. Все мастера шушукались и говорили, что молодой пацан — избранник богов, так как у стариков процент брака не падал. В лучшем случае получалось 6 клинков из 10 заготовок, а у мальца 21 из 21. Что это, если не помощь бога?
— А оаскажи кА мне отрок, как ты сделал свой первый клинок — решил нарушить тишину я.
— Так это, мастер наш заболел, а я в подмастерьях уж седьмую луну работаю. Вот мы сидели и кручинились, думали, что ежели наш мастер будет продолжать болеть, то мы установленный план то и не выполним, а без плана не получит наша артель серебра а без серебра не сможем мы купить ни угля ни криц, а там и до голода не алече, ведь мы с того серебра еще и семиь свои кормим. Так я взял на свой страх заготовку, да и стал повторять работу мастера — пацанёнок замолчал, видно испугался, что я начну ругать его за самодеятельность и решил отмазать своих подельников — ты не думай князь, никто в том не виноват. Это я сам взялся за крицу, стало быть сам и виноват.
Заслушав короткий и сбивчивый рассказ я в принципе начал понимать в чем собственно секрет такого успеха. Секрет оказался настолько прост, что я вначале даже не поверил своим выводам.
Сына мастера не осмеливались выгнать из мастерских, и слово против его самодеятельности никто не обмолвил, но к большому 'механическому' молоту пацана не подпустили. Парень неспешно, используя подаренный отцом маленький молоточек на отдельной наковальне, отбивал красно-желтый брусок металла с тигельного бруска. Свою работу он делал очень медленно и долго. Почти три дня растягивал одну полосу, в то время как остальные мастера под молотом лепили по десять клинков в день.
Вот вам и секрет, получается, что тигельную сталь нельзя сильно проковывать, а нужно осторожно небольшими ударами растягивать неподатливый металл в пластину, тогда внутри изделия не образовывается чрезмерное напряжение металла, поэтому клинок и не трескался при закаливании.
Обычный молодой парень открыл секрет изготовления оружия из стальной тигельной заготовки. Я не долго думая, снял со своей шеи золотую гривну и одел его на шею пацаненку.
— Владей отрок, заслужил — я похлопал офигевшего парня по плечу — такие как ты сделают наше лесное княжество центром новых земель, ибо мастер свимими руками творит будущее для всего княжества. Токмо ты не зазнавайся и нос выше березы не здирай, засучи рукава и учись усернее, а далее как подростешь, дам тебе собственную артель.
— А можно я еще при всех мастерах клинок сделаю? — неуверенно почти шепотом спросил пацаненок.
— А зачем — я обернулся и сомотрел всех присутствующих — неушто ты думаешь, что из мастеровых сомневается в втоем умении?
— Нет, что ты рикс, я так не думаю, но ты всем мастеровым кто сам меч может сделать выдал личный номер, а у меня такого номера нет.
Надо же, какой шустрый отрок, я аж рот открыл, да такой не пропадет, нужно за парнем присмотреть.
— Ну что же, испытание ты прошол, все честь по чести — я хлопнул себя по коленям — а слово князя закон, запомни дал слово-так держи его, я же свое слово сдержу, дай как свою ладонь.
Парень протянул руку, а я взял с костра обгорелую головешку и нарисовал на руке парня цифру '8'.
— Знаешь ли, что сия цифра означает?
— Так известно, нам в школе грамоту дают — пожал плечами отрок — то циферь восемь, вот так — парень показал восемь пальцев.
— Цыферь сия арабская, а означает она символ бесконечности — улыбнулся я — повезло тебе отрок, такой номер получить. Гордись и не посрами нас, ибо циферь сия означает, что бесконечно исскуство мастера. Мастер может и меч отковать, который голову врага срубит, а может и брошь женскую выковать, от которой глаза слепит и душа радуется. А самое главное, что мастер этот тот кто сам исскуство освоил и другим его передал, дабы дело наше мнодилось и процветало.
Потом я осмотрел всех присутствующих — а что мастера, кто возьмется серебряный молоток выковать для нового члена гильдии?
После успешной сдачи экзамена, через маару дней мы торжественно при всем честном народе вручили малолетнему мастеру серебряный молоток. Это наша особая традиция, настоящий мастер получал молоток из чистого серебра, а на том молоточке была выбита цифра его личного номера, это как знак качества, своеобразное посвещение в высшу элиту княжества.
Я велел парню доделать свою заготовку меча и сдать его в княжеский амбар. К концу недели молодой мастер меня опять удивил, он притащил свой меч. Меч как меч, такой же как и другие, сделан по стандарту, вот только руны. Молодой мастер набил на клинке какие то руны, то есть рядом с особым намер мастера Ульбергт зубилом пробил небольшие канавки и вставил в этиканавки кусочки серебрянногой полоски, то есть особым способом написал свое имя на клинке.
Поскольку парнишка был не сильно грамотным, он долго бегал по Полоцку разговаривая со всеми мужами, пока не нашел бывшего раба, которого мы освободили в Готланде. Тот нарисовал имя мальчугана римскими буквами, то есть слово 'Ulberg'. После этого парень на своем первом мече выбил непонятные для него буквы. После шлифовки буквы были очень хорошо видны и эта идея понравилась всем. Я объяснил, что там написано 'любимец Сварога' и вскоре мастера стали просто копировать способ маркировки и саму эту надпись, не понимая, что пишут там чужое имя, но я понятное дело не возражал.
