Эпик Московского уезда

Света в посёлке по-прежнему не было. За тёмными окнами станции горели свечи и изредка двигались тени людей. Их неестественный размер вызывал какой-то животный страх в душах наблюдающих. Казалось, в башне происходит неведомое таинство ночи. Охранники ёжились то ли от поднявшегося ночного ветра, то ли от нехороших предчувствий. Кто знает, какой номер выкинет этот иностранец. Верхушки деревьев синхронно покачивались на фоне неба — тёмные капюшоны теней на тёмной стене. Словно скорбная процессия средневековых монахов, только исполинского роста.

Но Митрофан Васильевич не ведал страха. Уверенной походкой прошёл он по тропинке и, потянув на себя незапертую дверь, шагнул внутрь.

Вход в башню пролегал через одноэтажную пристройку, где теснились топливные баки насоса и генератора. От чёрных резервуаров трубы тянулись дальше в помещение, занимающее большую часть башни. Два вентиля, выкрашенные в красный цвет, словно бабочки приютились на трубах у стены и обозначали переход в следующее помещение. Зал высотой в два этажа почти от стены до стены оккупировали мощные агрегаты: блестящие, в специальной смазке, будто пара гигантских жуков. Было во всей этой технике что-то общее с насекомыми. Блеск, угловатость и неясность намерений. Узкие проходы вдоль стен для текущего ремонта. С потолка на цепях свисали крюки, переброшенные через блоки, использующиеся для замены тяжёлых частей генератора и насоса. В помещении проходило огромное количество труб и проводов. Посередине стены было широкое окно, над которым цепей было особенно много. По всей видимости, через него и заносили устройства внутрь. Пол покрывали тяжёлые каменные плиты — ровные, массивные — к ним надёжно прикреплялись чугунные станины конструкций. Пахло промасленными тряпками, керосином и разогретым железом.

Из зала до урядника донеслись звуки голосов. Весь обслуживающий персонал собрался там. Пройдя через узкую арку, Купавин вошёл в помещение.

— Вы, господин Боццони, удивительный человек, — гнусавил высокий механик. — В технике разбираетесь не хуже чем в искусстве. Мы бы сами провозились до утра и неизвестно ещё починили генератор или нет. Кто же знал, что одна обмотка не работает. У Вас просто нюх какой-то.

— Да, немножко так, — отвечал итальянец. — Я работать на разный работа, дома в Италии.

— Ну так что ж. Можно работать, а до таких тонкостей не дойти. Тут смекалка нужна.

Стоящие рядом телефонистка и инженер дружно закивали.

— Обычно у каждого человека к чему-то одному способности имеются, — сказал инженер. Он был в светлой шляпе с опущенными вниз, словно стрелки часов, усами. Часы, впрочем, тоже были — цепочка выглядывала из кармана пиджака. — Стихи писать, например, или по финансовой части, как молодой Торлецкий. А так, чтобы несколько талантов сразу — это редкость.

Маленькая телефонистка во все глаза смотрела на Боццони. ...О, женщины! Что у этих итальянцев носы какие-то особенные или как. Русскому человеку не понять.

— Да, когда много чего человек умеет — это чудесные способности, что и говорить, — механик нагнулся, поднял с пола лучинку и зажег её. Он открыл чугунную со стеклом дверку генератора и поднёс лучинку к форсунке топливной системы. Моментально вспыхнул огонь, и внутренности топки озарились красноватым светом. Генератор зашумел и появился всё нарастающий гул внутри устройства. Частота звука увеличивалась и, наконец, установилась неизменной.

Такие же манипуляции механик проделал и с насосом, его выключали на время ремонта — так попросил итальянец. К удивлению работников станции, Боццони определил неисправность на слух. Щедра матушка природа. Недаром в Италии столько талантливых музыкантов.

— Вы просто чародей, — вставила своё слово телефонистка.

Не знаю как чародей, а фокусник точно, подумал Купавин. Но мы этот цирк сейчас прекратим, он кашлянул, чтобы обратить на себя внимание:

— Кх-м, здравствуйте господа. Извините за вторжение, хотел узнать будет ли свет сегодня? Плохо без электричества.

Собравшиеся дружно повернулись в сторону пристава. Они настолько увлеклись генератором, что напрочь забыли об открытой входной двери и теперь с удивлением заметили посетителя. Первым опомнился радостный механик:

— Будет, Митрофан Васильевич, будет. С помощью господина Боццони мы, наконец, починили устройство. Должен заметить, что практически всю работу выполнил он.

— Талант, одним словом, — добавил инженер.

Он подошёл к рубильнику на стене и потянул за рычаг. Мгновенно всё помещение озарилось светом ламп в металлических кожухах, висящих под потолком. В равномерном свечении стал виден каждый уголок машинного зала и лица присутствующих.

Боццони, не отрываясь, смотрел на Купавина. С лица его сползла снисходительная улыбка, в глазах промелькнул тусклый огонёк.

Урядник сделал шаг в сторону итальянца:

— И в чём же было дело?

— Сложная неисправность, — сказал механик. — В таких случаях обычно...

Договорить он не успел. Боццони сделал неуловимое движение и в руке у него появился револьвер. Моментально вскинув руку, выстрелил в Купавина. Инженер и телефонистка от испуга пригнули головы. Урядник юркнул за чугунный кожух генератора и пуля, срикошетив от металла, с визгом вонзилась в кирпичную стену.

Итальянец сразу понял, что Митрофан Васильевич пришёл за ним и решил действовать первым. Воспользовавшись паузой, он подбежал к металлической лестнице, прикреплённой к дальней стене, и стал быстро подниматься на третий этаж. Пока урядник доставал револьвер и менял позицию, Боццони скрылся в потолочном проёме.

— Быстро на улицу и за ограду, — скомандовал Купавин. — Там вас прикроют.

Телефонистка, а за нею двое мужчин, согнувшись пополам, выбежали в помещение с топливными баками, и урядник услышал, как стукнула входная дверь. Слава Богу, теперь полегче. Не нужно беспокоиться о персонале станции. Теперь они с Боццони один на один.

— Господин итальянец, здание окружено со всех сторон, — крикнул Митрофан Васильевич. — Бесполезно сопротивляться. Сдавайтесь и положитесь на милость российского суда.

Вместо ответа прозвучал выстрел и пуля, чиркнув по водяному насосу, разбила оконное стекло и ушла в сторону заднего двора. Купавин, занявший позицию между насосом и стеной, снова стал менять дислокацию.

В этот момент в проёме показались руки в перчатках с оголённым электрическим проводом. Ловкими движениями итальянец закрутил его вокруг металлических перил лестницы. Пока провод чиркал по перилам, вниз градом сыпались искры, разбиваясь о каменные плиты. В воздухе появился запах, похожий на запах серы.

Купавин выстрелил, но руки уже исчезли, и пуля ударила по перилам в том месте, где они только что были.

Дьявол, выругался неслышно урядник. Какой шустрый стервец. Ничего, посмотрим насколько у тебя патронов хватит, фокусник.

Взглянув мельком в ближайшее окно, он заметил, что уличное освещение снова не работает. Видимо Боццони оборвал как раз провод, идущий от трансформатора на улицу. Купавину не один раз приходилось бывать в башне, и он знал, что на третьем этаже находились распределительные трансформаторы, от которых и запитывалось всё освещение посёлка. Свет внутри самой башни продолжал гореть, так как был подключён к отдельному аварийному трансформатору. Так же, как и телефонный коммутатор, находящийся на четвёртом этаже, но поскольку телефонистки теперь не было, то дозвониться куда-нибудь из Новогиреево не представлялось возможным.

— Ви знать, что такой электричество? — раздался сверху спокойный голос. — Он может убивать. Если Ви трогать лестница — Ви стать мертвый. Понимать?

— Понимать, понимать, — недовольно засопел урядник. — Вы, господин Боццони, не сомневайтесь, мы здесь тоже кое-чему обучены.

Действительно, в конторе посёлка имелась книжечка "Правила электрической безопасности", которую должен был изучить каждый, приобретающий в Новогиреево участок. Изучить и поставить в канцелярской книге подпись, что ознакомлен. Купавин лично следил за этим и естественно сам не раз перечитывал "Правила".

Итальянец снова, на несколько секунд, высунулся в отверстие в потолке и, два раза выстрелив, опять скрылся. Первая пуля направлялась на голос, но попала в цепь, отчего звенья запели колокольчиками, а вторая угодила в огромный бак с питьевой водой за спиной Митрофана Васильевича. Струя воды диаметром с мизинец полилась на пол.

Сколько же у него патронов, думал Купавин, пусть даже револьвер необычный. Вряд ли больше семи патронов в барабане, если судить по внешнему виду оружия. Ну, по карманам рассовал сколько то. Много тоже не спрячешь — торчать будут. Пусть двадцать или даже тридцать — всё равно ненадолго. Ждать надо.

— Новый вопрос, — продолжил вещать Боццони. — Ви знать, что вода проводить электричество?

Похоже, итальянец понятия не имел, что в русском языке бывают падежи.

— Ну и что?

— Вода быть у Ви под нога; вода ходить до железный лестница; вода убивать русский полицейский.

Чёрт возьми, а ведь точно!.. Лужа на полу всё увеличивалась. Она уже касалась конструкций генератора и насоса и медленно подбиралась к злосчастной лестнице.

А сзади!.. Сзади было ещё хуже!

Вода растеклась в проходе к бакам с горючим. Сейчас её ещё можно было перепрыгнуть или просто пройти по луже пока она не под током и тогда добраться до выхода из башни. Но времени оставалось всё меньше. Купавин был в летних ботинках и рассчитывать, что они не промокнут, было глупо. Нужно срочно принимать решение...

А, чтоб у вас в Италии все куры передохли! Что здесь придумаешь?! Урядник пальнул в проём на потолке и быстро побежал к выходу. Выскочил за дверь и спрятался за угол здания.

Что теперь? Измором брать или вообще поджечь башню. Нет. Это он, конечно, сгоряча ляпнул. Это ж гордость всего посёлка. Так нельзя, ...а как?..

Митрофан Васильевич Купавин выглядел сейчас, как кот после неудачной охоты. Птичка упорхнула, а кот делает вид, что не очень то и хотелось. Но на лукавой физиономии всё написано, как в книге.

Вдруг внутренняя щеколда на двери со стуком закрылась. Это ещё как? Неужели он в резиновых галошах? Но ведь не был, урядник это отлично видел. И вода уже наверняка дошла до лестницы. Неужели в трансформаторной зале подходящую обувь нашёл, шельмец. Вот, заррраза...

Купавин выскочил из укрытия и три раза стрельнул в дверь. Но всё без толку. Тишина в ответ. Плюнул и пошёл по тропинке к калитке. Спокойно, размеренно, не боясь получить пулю в спину.

5.

Операция приняла осадный характер. Водонапорная башня в эту ночь превратилась в башню средневекового замка. Штаб операции располагался в пожарном депо, здесь же на Александровском проспекте за кольцом оцепления. Дежурный пожарник поставил на грубо сколоченный стол керосиновую лампу, и полицейские уселись вокруг. Один только Купавин, злющий, как чёрт, равномерно вышагивал вдоль стены:

— У него там всё в электричестве! Весь первый этаж — сплошное море электричества! А ведь там топливные баки, может рвануть так, что туркам станет тошно.

Урядник инстинктивно сжимал и разжимал кулаки. Таким Штольцен его ещё никогда не видел.

— Если бы хотел погибнуть, давно бы рванул, — рассудительно сказал Иван Августович. — Нет, он жить хочет. И теперь обдумывает, как ему выбраться из ситуации.

— Выберется он, как же. Не допущу я этого, — Купавин остановился. — И ведь какую позицию занял — на коммутаторе! С четырёх сторон окна, деревья в стороне от здания, при свете луны все подходы простреливаются.

— Там в металлическом шкафу... в трансформаторной комнате... у меня револьвер и несколько коробок с патронами, — проговорил неуверенно сидящий рядом с приставом инженер. — Правда, шкаф заперт, а ключ я всегда с собой ношу.

Урядник в упор уставился на него:

— Вот этого нам как раз и не хватало. Зачем Вам оружие на станции?

Инженер весь съёжился и вроде бы даже стал меньше в размерах:

— На всякий случай. Мало ли что. У нас же важный коммуникационный объект.

Казалось, Митрофан Васильевич сейчас влепит ему оплеуху. Так он смотрел. Но, однако, сдержался, молодец. Недолюбливал Купавин инженера, он вообще трусов не любил, а когда те ещё и с амбициями. От таких людей на фронте много горя было.

— Боццони легко вскроет такой шкаф, — сказал Штольцен. — У него отмычка. Так что исходим из того, что патронов у него достаточно и два револьвера. Неплохая позиция. Какие действия он может предпринять?

Урядник, рассуждая вслух, снова заходил вдоль стены:

— Во-первых: прорываться с боем через оцепление. Шансов выбраться живым тут, конечно, мало. Он должен это понимать. Во-вторых: захватить кого-нибудь в плен и пользуясь им, как живым щитом, потребовать себе пролётку с кучером. Ну и, в-третьих: взорвать башню, оставшись при этом живым, и попытаться уйти, воспользовавшись суматохой. Но для такого варианта нужно выбираться на улицу перед взрывом, иначе погибнет под обломками.

— Чтобы упредить третий вариант распорядитесь осветить башню с двух сторон прожекторами, — сказал Иван Августович. — А в плен ему брать теперь некого. Раньше надо было. Остаётся одно — ждать прорыва. Здесь нам можно не торопиться. Какие у вас на станции запасы провизии?

Совсем было сникший инженер, оживился:

— Мы запасов питания не делали. Там только чайник, да баранки с маком.

Штольцен с иронией посмотрел на него.

— На одних баранках он долго не протянет. Пусть даже с маком. Голод заставит принимать какое-то решение.

— А там у вас подземного хода случайно нет? — неожиданно спросил Купавин. — Тоже на всякий случай.

— Нет, что вы, Митрофан Васильевич, — инженер заискивающе улыбался. — Мы же не крепость какая-нибудь.

Урядник в душе уже не сердился на него, главный противник был в башне:

— Кто вас знает. А по водопроводным трубам, если воду перекрыть?

— Трубы очень маленькие, по ним даже кошка не пролезет.

— Ладно. Хоть здесь повезло.

Основные действия обсудили, дальше могла помочь только какая-то оригинальная идея.

— Ступайте, Митрофан Васильевич, разберитесь с прожекторами, — подытожил Штольцен. — Будем думать, и ждать его действий.

... Так прошла ночь...

Давно уже рассвело. Жизнь в посёлке потекла своим чередом, и теперь уставшим охранникам с серыми невыспавшимися лицами приходилось отгонять случайных прохожих. Слух о происшествии быстро разнёсся до самых окраин и любопытных на улицах, подходивших к башне, становилось всё больше. В основном это были женщины и мальчишки. Они с любопытством и опаской поглядывали в сторону станции и расположившихся за деревьями и столбами охранников. Но ничего не происходило. Противостояние затянулось.

Купавин курил возле забора соседнего дачного участка. Он недавно позавтракал и теперь размышлял, долго ли всё это продлится.

Птицы, как ни в чём не бывало, пели свои призывные весенние песни. Жители посёлка любили сажать вдоль заборов "майские" кусты, имеющие плотную листву и множество тонких ветвей, так что за ними практически ничего не было видно. Вот уж где пернатым раздолье. Откуда-то тянуло дымком — видимо разожгли печь.