— Чего, умников бьем? Пусти, батя, я ему втащу. Он вчера Мие на подушку букет бросил... Или не он, — хмыкнул Эйлуд, повернувши лицо к ябеднице-луне, — я тупой солдафон, мне разбираться не положено.
— Ты уже меня совсем стариком числишь, зять, — Лоуренс переместился, вынуждая старшего брата с завернутой рукой танцевать вокруг. — Целоваться он к моей жене лез, так что моя очередь первая!
От света, знакомых лиц и тревоги в голове у младшего прояснилось. Крикнув:
— Держись, брат! — Звездочет разбежался и таранил компанию брюхом. Сам он удержался на берегу прудика — сразу видно, опытный — а вот Лоуренс и Толмач полетели в воду, причем Толмач, извернувшись, утащил за собой и Эйлуда, мертвой хваткой вцепившись тому в пояс.
Капитан переглянулся с Крысоловом и вздохнул:
— Е... Елки зеленые... Же... Жеваный крот, комсомольцы ху... Художественного училища! Это чего, первая междумировая война?
— И опять из-за дам-с, — Крысолов подкрутил мушкетерский ус, покачал той самой шпагой с эфесом то ли лунного серебра, то ли взаправдашнего.
Мия захихикала:
— Классика же! Я читала совсем недавно! Как там...
Дирижируя лунноцветной рукой, Мия изрекла торжественно:
— Девку надыбал я в честном бою смертоносном
и не отдам тебе, хоть ты узлом завяжися!
Надобна девка самому мне в далекой отчизне,
ибо отставку замыслил я дать Клитемнестре старушке!
Сейран с Эйлудом легко вытащили Толмача и Лоуренса, наскоро отряхнули от воды и тины, сетуя о порче богатых одеяний. Толмач проворчал:
— Чисто ради научной точности, я не комсомолец.
— И я знаю, почему. Читал твое личное дело. Толмач, какого! Лысого... Не можешь в руках удержать? Зайди в кузню, гвоздями прибью.
Капитан поглядел на Звездочета и вздохнул тоном ниже:
— Вот брат у тебя молодец, хоть и младший. Где отточил такой меткий удар пузом? Скажи хотя бы земляку, в чем секретная приправа?
Звездочет, стряхивая мусор с рукавов, поморщился:
— Секретного ингредиента нет. Очкарика всякий обидеть норовит, пришлось научиться.
Толмач отошел к низкой террасе, присел на нее, стащил сапоги, вытряс воду:
— Старшим братом не рождаются, им становятся.
Капитан зажал подмышками шеи обоих братьев и спросил вполголоса:
— Вам в городе мало девок? Чего лезете к замужним?
— Да мы не лезем, это вежливость обычная!
— По нашим, земным, правилам. А букет на подушку?
— Чужого не пришьешь, начальник! Вообще мы Лоуренса с Эйлудом почти не видим. Если бы не пары на вчерашнем приеме, мы бы так и думали, что парень блондинки — это ты и есть.
Капитан даже поперхнулся:
— Мы с ними не пересекались потому, что муж дело сугубо личное. Мы тут по работе, который раз объясняю. Внутрь семьи чужих не пускают.
— И тебя, Капитан?
— И тебя, Звездочет. И даже тебя, Толмач, хоть ты гусар и почти лауреат.
— От земского ярыжки слышу, — пробурчал старший брат. Капитан выдохнул:
— Да ну вас к черту! Приказываю. Завтра идете в квартал красных фонарей. Там вас вылечат.
— У меня, вообще-то, жена есть.
— Значит, проведешь время в приятной беседе, — отрезал Капитан. — Я Крысолову скажу, он вас познакомит с кем надо. Там и поговорить вам найдут, и потанцевать. Мы работать вообще-то ехали. А не разбирать испанские страсти.
Братья переглянулись, насколько позволил захват. Отвечать выпало старшему:
— Первое, в командировке вильнуть налево — святое дело. Второе, мы же коммунисты. Горим на общее благо. Так что личной жизнью заниматься приходится на рабочих местах. Третье...
Махнул рукой, за которой тотчас протянулся шлейф белых брызг, хрипнул:
— Все брехня, отговорки. Правда в другом.
— Ну?
— Луна. Сам же видишь!
Капитан вздохнул и разжал хватку:
— Объяснения приняты. Луна.
* * *
Луна белая, мирная, яркая, коварная и ехидная донельзя. Так вот оно, с оборотнями гулять. Не девятихвостые, сам себя запутаешь, сам в долги влезешь, и ради чего? Нездешнего запаха, неведомого ощущения, невыразимого в словах? Так оно все пропадет с рассветом, улетит с утренним туманом. Костер догорит, с углями осыплется радость, с дымом развеется горе, и невозвратное время не вернется к нам из-за моря...
— Ну, — сказала Хоро, глядя на воспитательную работу Капитана. — Эти двое ладно, все же они тут временно. А Капитану надо девушку. Начинаются проблемы. Вайолет, как он тебе? Он тоже воевал, вы друг друга поймете.
Вайолет поклонилась почтительно, ответила твердо:
— Простите, но нет. Почему вообще вы так стремитесь его женить?
— Живу долго, — вздохнула тысячелетняя волчица, — видела много.
— Прошу вас, уточните.
— И вот я вижу, что наиболее устойчивая структура — клан. Большая семья, род.
Хоро поставила одинокую чашку в центр подноса:
— Дикое поле, посреди хатка. Снесут! Надо усиливаться. Выгораживать себе посреди хаоса островок, где можно уже гулять без винтовки. А потом и без пистолета. На выгораживание безопасной территории уходят поколения. Но без этого люди остаются зверьми. Ни науки, ни культуры, ни даже красивой ленточки на платье.
Помахав рукой Сейрану, улыбнувшись хозяйке усадьбы, Хоро очертила пальцем границу подноса:
— Только в пределах этого островка уже можно быть одиночкой, иметь личное мнение, рисковать, ставить острые вопросы, двигать прогресс... И все эти ученые слова, спроси Мию, она сейчас занимается Землей. За пределами Ойкумены одиночка не выживает. Так что у нас нет выбора. Мы строим клан. Островок. Иначе Вселенная нас сметет.
Вайолет понурилась. И это еще Хоро играет честно!
Все равно разозлиться на нее не выходит. Вайолет сама такая, ей ли не знать: женщина, собирающая семью, всегда права. Просто некоторые... Правее других.
— Островок и есть кружок на той схеме. Эпсилон-окрестность расчетной точки, если научно, — с этими словами Мия всунула голову между собеседницами. Поглядела на одну, вторую и очень осторожно спросила:
— А что так впрямую? Оборотни мы или кто? Можно ведь незаметно подвести...
— Есть мужчины и есть мужчины, дочь. Капитан у нас капитан чего? Разведывательного Управления. От хитромудрых манипуляций его на службе и без нас тошнит. В моей интриге он разберется, пускай и не сразу. Но вот когда разберется, точно обидится.
— А если твоя прямота не сработает?
— Придумаю что-нибудь. Спешить некуда, впереди вечность.
— Но раньше ты не пыталась привязывать людей.
— Не хотела хоронить любимых, понятно же. А теперь, — Хоро оглянулась на мужа, — можно хотя бы этого не бояться.
Нахлобученные Капитаном братья подошли принести извинения за учиненный скандал, но так и застыли, напрочь позабыв этикет и поклоны:
— А что, Лоуренс... Бессмертен? Теперь? Госпожа Хоро, это не шутка, не розыгрыш?
Младший брат напряженно чихнул. Старший сломал в пальцах веточку, которой чистил от ила сапоги.
— Нет, — кивнула Хоро с царской важностью. — Все правда. Но я даже не стану просить вас хранить секрет. В здешней культуре это нормально для таких, как мы... С ушами и хвостами. В вашей культуре вам все равно никто не поверит.
— И пусть не верят. — Старший выпрямился, сделавшись достойным лазурного шелка с багровым драконом, по такому случаю разом позабывших купание в пруду. Голос Толмача набрал искреннюю силу:
— Пусть меня расстреляют, я должен это видеть! Из ваших слов я понял, что Лоуренс бессмертным стал? Теперь, то есть, не будучи им раньше? Простите, если я от волнения путаюсь в словах.
— Именно так, — прикрыл веки от белой, белой, беспощадно-белой Луны тот самый Лоуренс, и братья внимательно его рассмотрели. Мужчина чуть выше среднего роста, с четкими чертами лица, прямыми светлыми волосами, крепкими кистями рук, насколько видно под обычным костюмом — стройный.
Человек и человек; на улице пройдешь мимо — и не заметишь. И дальше пойдешь, и состаришься, и в конце концов умрешь — а вот он останется? Навсегда? Деловитым, спокойным, чуточку печальным, оборотной стороной неуемной Хоро, отцом ехидной блондинки-Мии, плевком в безжалостность Вселенной.
Младший буркнул:
— Вечность есть — ума не надо? Не логично совсем!
Мия улыбнулась исключительно злорадно:
— Где мы, а где логика! Либо это ваше человечество как вид преодолеет барьер смертности... А тогда получается, что смерть и для индивида необязательна, раз она для вида не обязательна. Либо человечества не будет. Зато все по святому нерушимому Канону.
— Я его видел в Севастополе, кстати, — Лоуренс хмыкнул, не открывая век. — В смысле, Свидетеля Канона.
— И как? — Капитан подался ближе. Торговец фыркнул:
— Жалкое, душераздирающее зрелище!
— Точно! — Хоро взяла одной рукой мужа, второй Капитана и толкнула к павильону:
— Идите, поговорите уже об этом. Капитану скоро на Осколок переходить, а я вас все по тренировкам да по задачам. Крысолов, Эйлуд, свистните Сейрана, всем выходной до послезавтрашего полудня. Только без жертв и разрушений.
— Да, госпожа! — названные поклонились и отправились вслед.
Обе волчицы развернулись к братьям, оставшимся перед низенькой террасой совершенно без поддержки. Хоро щелкнула пальцами:
— Чаю! Хватит с них вина на сегодня!
— Допились до того, что вечноживые мерещатся, — хихикнула Мия, усаживаясь поудобнее на полосатый тюфячок. — Ну хорошо, джыгиты, звездное небо в наличии. Доставайте нравственный закон, поговорим о бессмертии!
* * *
— О бессмертии можно говорить изрядно, — Толмач принял нагретую чашку из рук "садовника", — но почему бы вам, уважаемые сударыни, не высказаться первыми, по праву хозяек?
Волчицы переглянулись и отвечать выпало младшей.
Мия поднялась, шагнула по террасе, потянулась к Луне, сделавшись удивительно тонкой, игольно-острой, яркой молнией из земли в небо. Обернулась к братьям: слуги уже принесли тем небольшие скамеечки, поставили напротив. Хоро этого не приказывала, но говорить стоя мудрец обязан только пред ликом императора; слуга благородного дома выказывает уважение лазоревым одеждам и багровому дракону, не дожидаясь отдельного на то распоряжения.
Братья сидели на скамеечках, держали в руках чашки. Легкий пар над чашками почти сразу терялся в темноте, на фоне густого кустарника. Мия опустила взгляд, развернувшись к слушателям всем корпусом и заговорила негромко, ясно:
— Всем кажется что у бессмертных существ проблем нет и быть не может. Что мы эти себе проблемы сами себе выдумываем. Так?
Братья молчали, по тону отлично угадывая продолжение. Мия сузила глаза:
— Нихрена. Представьте, что ваши дети по капризу, скажем, генетики живут пять лет. Вы либо перестанете заводить детей, либо будете хоронить их и рожать новых, зная, что скоро хоронить этих тоже, и в конце концов сойдете с ума от подобной радости.
Братья переглянулись; в глазах их перескочили белые отражения луны. В глазах Мии разгоралось янтарное, резкое свечение; братья впервые почувствовали, что перед ними — не человек.
Нечто.
Существо же продолжило совершенно человеческими речениями о вполне человеческих бедах:
— Либо вы должны распространить свое бессмертие на детей. Но, кроме чисто медицинской проблемы, вам придется еще обдумать и построить общество бессмертных организмов. С нуля, потому что мифы довольно слабо описывают повседневную жизнь бессмертных. Мифы, в основном, о взаимодействии богов с людьми.
Братья снова переглянулись и, похоже, начали подбирать слова для ответа. Но белая волчица — не изменившись внешне, Мия теперь ощущалась именно зверем страшнее Хрущева — подняла уголки губ, показав острые зубки:
— Легкая ли задача вымыслить цивилизацию с нуля? Этикет, правила поведения, наследование и размножение, решение споров, понятие "срок давности" в рамках вечности, религию, праздники, и прочая, прочая, прочая?
И внезапно перестала быть волком и воскресла девушкой. Студенткой московского архитектурного, как определил ее старший брат при первой встрече. Теперь Мия сидела на террасе, запрокинув голову к луне, и говорила ей:
— Достойна ли такая работа полубога или даже бога? Смешна ли эта проблема?
Спрыгнув, Мия подошла к пруду. Присела, поболтала в воде рукой.
— Нормальная такая проблема. Главное, мы ее придумали себе сами.
Подмигнула:
— Всего-то не желая хоронить любимых. Ерундовый же повод, стоит ли беспокойства среди судеб миров и светил?
— Дочь, а кто в твоих ветках занимался этим хотя бы на уровне мысленного эксперимента?
Мия выпрямилась и прозвенела голоском сдающей экзамен отличницы:
— Желязны, "Этот бессмертный". Шумил, "Слово о драконе". Ван Вогт, "Оружейники Ишер". В картотеке больше, просто этих я помню.
Старший брат опрокинул в рот сразу всю пиалу остывшего чая, продышался и буркнул:
— Прямо наизусть помните?
— Эксперимент, особенно мысленный, нуждается в твердой опоре. Иначе это не наука.
— Хорошо! — Толмач со стуком поставил чашку на террасу и воздвигся.
— Сейчас посмотрим на это со стороны науки. Что такое критерий Поппера, знаете?
— Знаю, — прогудел из темноты Лоуренс. Рядом с ним выступили Капитан и Крысолов. Правее Эйлуд и Сейран, огруженные маленькими флягами подобно абрикосовым деревьям, сели прямо на вытоптанную дорожку и раздали фляжечки по соседям.
Торговый представитель не пошел со всеми ни пить, ни слушать о бессмертии. Закрывшись в отведенном павильоне, он старательно писал: "... разговоры тов.капитана все антисоветские и антинаучные, не продвигающие линию партии. Поведение его и прикомандированных товарищей отличается моральным разложением..." — и вздрагивал, когда со двора сквозь бумажные стенки долетал взрыв яркого смеха, и наблюдающие за ним служители уважительно переглядывались: ученый человек. Или поэт, не желающий терять мысль и потому жертвующий прекрасным лунным вечером.
Госпожа Сюрей, невообразимо милая в скромном домашнем халате, с прической под "вишенки" на висках, оказалась позади Хоро на террасе и тоже ловко разместилась на половине полосатого тюфячка, опершись плечами на занявшую вторую половину Вайолет.
— Нам интереснее послушать, чем спать или глушить себя сливянкой, — ответил за всех Эйлуд. — Свидетель Канона дело прошлое, уже не сбежит. А что здесь заваривается, хочется знать до того, как сунуть... Голову в.
Старший брат согласился:
— А уж как нам-то хочется знать... Итак! Если теорию можно опровергнуть, она научная. Если невозможно придумать ни опыта, ни расчета, чтобы опровергнуть — то это не наука. Вымысел, мечта, миф — что угодно. Но непроверяемое.
— Это понятно.
— Тогда я коротко... Постараюсь коротко рассказать мысль, над которой человечество бьется со времен пирамид. Уж простите, придется вам поскучать.
Мужчины громко чокнулись фляжками:
— До утра времени полно! Вещай, мудрец! Раз в жизни и мы почувствуем себя профессорами!
— Предположим, есть какие-то организмы. Они как-то меняются, пока неважно, как. Рано или поздно все варианты перебраны. Здравствуй, тепловая смерть... Э-э, госпожа Хоро, вы знакомы с этим понятием?
