— Да, да, я помню, не беспокойтесь. — Граф моментально переключился на другую тему. — Вы просили сделать вывод после вашего рассказа. Так вот, будем считать, что я его сделал. Вам он не нравится?
— Вычеркнув этого человека из будущей истории, мы можем навредить всему миру, ведь теперь она пойдет совсем по-другому пути развития?
— Да неужели? И вы что же, станете страдать по такому поводу? Тогда нужно переживать по каждому убитому на этой войне. Сколько в результате ненужной никому бойни людей не совершат то, что могли бы сделать. Принести пользу стране, зачать продолжателей рода. А если вспомнить что среди тех, кто не родится в результате гибели предполагаемого отца, могли бы быть, и будущие генералы, и художники, министры, да и просто пахари, кормящие страну хлебом. Мы же в подобном случае не заламываем руки и не кричим, что совершили преступление против истории. Так что не надо кручиниться по поводу этого господина. Да и не думаю я, что от смерти одного человека, к тому же явного негодяя, произойдут неотвратимые изменения в мире. То, что заложено богом в нашей дороге жизненной то и будет, и никакие Троцкие, Львовы или еще кто-то там из значимых людей не изменят основной стержень истории. Возможно, лишь судьбы окружающих поменяются, причем в лучшую сторону.
То, что Игнатьев говорил, мне иной раз тоже не давало спокойно спать. Я планировал: — допустим, уберу того же Гитлера, возможно, тем самым изменю историю, и в ней уже не будет в мире большой и губительной для многих людей войны. Слова полковника вновь заставили сомневаться в моих планах, и возникал вопрос — правильно ли мы решили, поставив во главу такое кардинальное решение? Изменится ли от смерти одного человека история, пусть даже это великий человек, или подонок, как тот же Гитлер? Зависит ли развитие мира от того, что, попадая в прошлое и убив бабочку в соответствии с рассказом писателя Брэдбери, ты, вернувшись в свой мир, увидишь глобальные изменения и перемены?
Не было пока такого прецедента.
На слуху не было такого, чтобы кто-то из людей попал в прошлое и тем более вернулся затем в будущее. Я выходит первый и мне предстоит решать убивать эту бабочку или оставить все как есть. Вернуться и посмотреть, что же получилось в результате моего вмешательства, вряд ли получится. Но зато еще при жизни смогу убедиться влияет ли смерть одного человека на ход истории или нет. Троцкого не стало, и уже не будет идей перманентной революции* и других столь же нереальных теорий, которые благодаря его творчеству появилось в том мире, где я жил. Люди живут сегодняшним днем, и никто даже не вспомнит про Троцкого как политического деятеля, он запомнится лишь родственникам. Таких миллионы. Жили, работали, учились, детей наплодили и потом ушли в мир иной. Ничего необычного. Так и с Троцким. Даже если я расскажу про него — восприниматься будет как сказка. Может, конечно, получиться и такое: вместо одного "творца" идей появится другой и сделает то, что было предначертано исполнить Троцкому, история всего лишь поменяет человека, а дела останутся. Пусть с незначительными изменениями, но события произойдут. Может такое случиться? Вполне. И я стану единственным свидетелем. Рассказать и то не расскажешь. Некому, разве только тем, кто и запустил эту программу с подселением сознания. Но и это лишь мои домыслы, подтверждений нет.
Я бы вероятно еще долго мог сам себя накручивать, если бы не конец нашего пути. Дальше нам предстояло по железной дороге добираться по территории Финляндии в Петроград. Я, отложив на будущее все мысленные разборки, стал помогать собираться нашей команде. Впереди новая цель, другие заботы и неизвестность, которые постоянно с нами.
И размышления о превратностях в судьбе, каждого живущего на земле, интересны в настоящий момент только мне. Плохо, что они накрепко засели в голове продолжая царапать, не давая отдыха моим мозгам. Я давно понял и знаю — жизнь, очень сложная штука и осознать, как себя вести на этом пути непросто. Или все-таки наоборот? Проще не бывает? Жил себе человек, имел свои планы, мечты, что-то делал и даже известна его роль в будущем. Мне, во всяком случае. А тут раз, и нет мечтателя, значит и следов не останется. Просто и в тоже время сложно принять и понять все вероятные изгибы мироустройства. "Нет человека — нет проблем" — лучше Сталина и не скажешь. Ведь и я планирую, нечто подобное, и у меня есть уверенность — можно изменить мир, убрав всего лишь одну крохотную пылинку с лица земли. Вот как с Троцким, "невзначай", подтолкнул человека, и он оказался за бортом. И все! Карма такая? Нет, не карма. Всего лишь прихоть другого человека, а ведь это может и ошибкой быть...
Глава 15
В Петрограде нам пришлось столкнуться с действительностью, которую так хотелось мне увидеть. Прямо скажу, она меня шокировала. Да и мои спутники, прибывшие из страны, где, несмотря на военные будни, тем не менее, все выглядело спокойно, благопристойно и сытно, были в недоумении от увиденной действительности в некогда прекрасном, тихом и благополучном городе. Особенно бросились в глаза бесконечные очереди людей около дверей продуктовых магазинов, грязные никем не убираемые улицы по которым слонялись без дела солдаты и матросы, нередко пьяные и шумно себя ведущие. С удивлением обратили внимание на неплохо одетых граждан новой России, которые осторожно, явно шокированные сценами уличной нищеты и хозяйским поведением солдатни осторожно пробираются по своим делам, испуганно прижимаясь к домам.
Необъяснимое чувство недовольства создавшейся обстановкой в городе объединяло, делало лица людей, некогда ликующих от первых успехов в этой войне, озлобленными и хмурыми. Непонимание случившегося в стране, неуверенность в завтрашнем дне, озабоченность тем, что правительство не имеет единого вождя, бытовая неустроенность, рухнувшая в городе за годы войны, хоть и казались неправильными, нарочитыми, тем не менее, виделось неизбежным злом. В какой-то степени даже привычным. Негатив в виде разговоров, предположений, основанных на слухах и передаваемых друг другу чуть ли не шёпотом, витал в воздухе. Город привыкший жить под рукой самодержца всея Руси разделился на группировки людей, среди множества которых были как за царя, так и против. Ошарашенных простым решением — жить можно и без царя. Необычно и от этого явно не по себе. Оказывается, Россия из-за рухнувшего трона не исчезла, живет и не особо-то и страдает. Но привычка..., вот она-то и беспокоила умы людей. Их бы вероятно устроил любой человек, который, крикнув громко, что это он спасет Россию, предпринял бы хоть какие-то определенные шаги. Но нет его, только временные, и дела их тоже выглядят временными. Принимать решения, в корне меняющие обстановку, как в городе, так и в целом по империи у них не получалось, да и как они могли что-то решать, если постоянно сменяли друг друга, предлагая торопливые полумеры, никак не влияющие на изменения в лучшую сторону. Иногда и новые, но столь же бесполезные. В воздухе повисло напряжение, ждали перемен и все были не против грядущей новой революции. Как будто это повлияет на тяжелую, грозную и опасную своей непредсказуемостью атмосферу их существования.
Еще один штрих изменений, замеченный нами, удивил — на улицах редко можно встретить в полной офицерской форме военных, в основном мелькали солдатские гимнастерки, и матросские форменки, нередко мимо проходили военнослужащие в шинелях и бушлатах, несмотря на вполне уже теплую весеннюю погоду. На полковника и поручика сразу обратили внимание, стоило нам только выйти из вагона, и предпринять попытку, нанять извозчика. Четыре небритых и помятых личности, судя по красным повязкам на рукаве — местные патрульные, с винтовками, небрежно висевших на плече и старшего унтер-офицера, у которого был легендарный маузер в деревянной кобуре на ремне через плечо, потребовали предъявить "докУмент".
— Какие именно вас интересуют докУменты? — Вежливо, с явной издевкой спросил полковник.
Унтер-офицер хмуро смерил взглядом всю нашу компанию, сплюнул на землю под ноги офицера и повторил:
— ДокУмент давай вашбродь. А то не знаешь, какие бумажки должны быть у тебя? Небось, драпаете с фронта, бросили на произвол судьбы своих солдатиков и намылились отсидеться под бабьим боком.
Стараясь предотвратить возможную нехорошую реакцию со стороны полковника, я поспешил вылезти вперед и вежливо стал рассказывать кто мы и откуда. Заодно представил свои бумаги. Кипя как самовар, но сдерживаясь и полковник, и поручик, а затем и наш финансист стали доставать документы.
С трудом вчитываясь, унтер выводил вслух то, что сумел разобрать. Споткнувшись на моей национальности, он оторвался от чтения и, осматривая меня с ног до головы, произнес:
— Француз, союзничек значит, бляха муха. И какого х-на тебе здесь в России надо?
— Вот тут написано любезный — я подсунул ему новый документ — доверенное лицо от нашей компании, занимающейся поставками конской амуниции и снаряжения, направляется в Россию в соответствии договоренностей с военным министром временного правительства для координации работы тыла армии.
— Ну и зачем этим временщикам седла и хомуты? Деньги девать некуда?
— Мне трудно сказать вам что-то в ответ, неизвестность в будущем как раз и заставило моих хозяев послать меня в Россию. Я человек подневольный, куда прикажут, туда и поеду.
На ворчание старшего патруля отреагировал стоящий чуть в стороне один из команды в гражданском пиджаке и картузе, видимо рабочий, как бы ни он и старший.
— Семен, брось фигней маяться, есть документы, проверь и хватит с них. Четы тут выясняешь, что да как? Или тебе больше всех надо?
— Ага, так вот и брось. Не помнишь што ли, командир как сказал? Контру ловить. А они все как один на контриков смахивают. Ишь вырядились, офицерье поганое. Ниче скоро сорвем погончики, дай только время.
Продолжая изрыгать всяческую хулу на офицеров, он, тем не менее, отдал документы, и мы поспешили исчезнуть с глаз долой, этих, как я понял, нынешних красногвардейцев.
— И вот это быдло станет, по-вашему, будущим России? — С яростью спросил полковник — и я буду обязан выполнять приказы гопоты? Да ни в жизнь, я....
— Не кипите граф. Судьба у вас такая, вы живете на границе между прошлым и будущем. Ваша жизнь милейший полковник напрямую зависит от взглядов на окружающий мир, в том числе и в отношении к простым людям. Нет господ и слуг, все равны. Вы пока только слегка прикоснулись к новому и то уже выходите из берегов. Благодарите судьбу за наше знакомство, хоть немного познакомил с тем, что ожидает Россию, и всех живущих в это неспокойное время в стране, а ведь другие люди останутся в полном неведении. Вы представляете, каково им будет проснуться в одно прекрасное утро и увидеть — империи нет, рухнуло все знакомое, впереди темнота и неопределенность.
— Так надо срочно идти к тем, кто взял на себя бремя власти, нужно их предупредить, что нас ожидает в будущем, если они не предпримут экстренных мер.
— Успокойтесь полковник, вон, кстати, поручик нам достал извозчика — я специально отвлек Павла — и давайте пока не будем пороть горячку. Я уже много с вами беседовал, думал, что вы все поняли, а вы вдруг как та лошадь, которую недавно приводили мне в пример, пытаетесь сорваться с обрыва. Не гоните лошадей поручик Голицын — я поспешил успокоить полковника — не обращайте внимания граф, это я вспомнил кое-что из будущего. Давайте поедем, прокатимся по улицам Петербурга, еще раз посмотрим на действительность. Кстати, куда мы направляемся?
— Куда, куда, к матушке естественно, к урожденной княжне Софье Мещерской. Уж кто-кто, но она наверняка в курсе всего, что тут происходит. Не в гостиницу же нам заселяться.
Кажется, я сумел заглушить желание немедленного посвящения нынешнего правительства в предстоящие события. Я и дальше старался отвлечь полковника от такого пагубного шага разговором о его матери:
— Вот ей не мешало бы рассказать о предстоящих переменах, но и то не все. А спасать всех живущих в России от грядущей катастрофы доверим Создателю нашему, он знает, кого и как уберечь, и уж точно сможет разобраться, нужно ли вообще спасать. Да и как определить — сохраним одних, а загубим других, так что ли? Может, в его понятии наша Родина заслужила то, что произойдет, и, вмешавшись в сегодняшнюю ситуацию — не поможем, лишь навредим. Мы ведь не ставим перед собой задачу кардинальных перемен, основываясь на знаниях о будущем. Я уже вам говорил: — попытаемся сделать все возможное, чтобы сократить массовую гибель людей, но менять мироустройство не будем, ибо нам не по силам. Не наше это дело, не потянем.
Про себя же подумал: — неизвестно получится ли вообще хоть что-то. Сомнения не оставляли ни на минуту, не было уверенности в правильности выбранного пути и, хотя я все это скрываю от окружающих, но вопросы типа: "не слишком ли я много на себя беру" продолжали преследовать постоянно. Да, я из будущего, но кто его знает, что день, грядущий мне, готовит.
Ямщик довез, как и попросил граф, до посольских особняков на французской набережной, где и находился дом Софьи Сергеевны Мещеряковой.
Смутно, но я помнил, опять-таки по мемуарам братьев, что собой представляла эта женщина. После убийства революционерами мужа и отца трех сыновей и двух дочек она впала в религиозный фанатизм.
Стоило нам войти в ее квартиру, как именно это обстоятельство бросилось в глаза. И она сама, и обстановка в доме произвели на наше состояние угнетающее, если не сказать деструктивное, ощущение. Слегка оторопев от увиденного, я вначале подумал — хозяйка из старообрядцев, помешанных на вере. Но вспомнив рассказ Павла о своей матери, и то, что она все-таки является фрейлиной императрицы и соответственно ведет светский образ жизни, я сообразил — эту женщину понять будет трудно, очень противоречива, и в словах, и в поступках. Понять еще ладно, как-нибудь переживу. А вот цель — уговорить ее уехать во Францию, ведь может и упереться, и не принять предложение сына покинуть Россию. Такой вариант мог весьма осложнить уже продуманную версию моих дальнейших планов. Нисколько не преувеличиваю, моментально сложилось мнение о даме. С первого же произнесенного ею предложения стало ясно, женщина явно "себе на уме", властная и уверенная в своем праве решать кто прав, а кто нет.
— Павлуша, тебя ли я вижу? Отколь ты взялся? И не предупредил матушку. Но все равно, я рада видеть своего сына живым и здоровым. А это кто?
Ни здрасте тебе, ни до свидания. Лишь удивленный взгляд на меня.
— Ты кого мне привел Павел? Бог мой! Нет, вы посмотрите только.... Да это же Алексей в молодости. Рассказывай.
— Матушка, может, вы нам позволите все-таки пройти в гостиную, как-то неудобно в вестибюле знакомиться. Не волнуйся, сейчас я тебе все расскажу.
Я с интересом осматривался в доме этой великосветской женщины, фрейлины императрицы Марии Александровны, церковной и общественной деятельницы, благотворительницы, попечительницы Петербургского Александровского женского монастыря, и так далее и тому подобное. Все эти ее титулы и причуды мне успел поведать Павел, пока добирались до ее дома. Он же рассказал, что она владелица восьми доходных домов в городе и двух больниц, в которых сейчас размещены госпитали. По его словам, она большая патриотка России и верная поклонница царской семьи. Павел с возмущением рассказал о том, что значительную часть получаемых средств выделяет на благотворительность, следуя примеру своей патронессы, много времени, ну и денег естественно отдает делу победы России в войне.
