В прыжке я достал до верхней перекладины, подтянулся, едва не распоров руку об острое навершие, и, придержав плащ, чтобы случайно не оставить в качестве улики клок ткани, спрыгнул по ту сторону забора.

Отлично, а теперь пойдем и поведаем епископу, что сегодня на его жизнь будет совершено покушение. К слову, успешное. В своих силах и удачливости я не сомневался. Может, потому что за левым плечом уже стояла Смерть и ободряюще улыбалась. Ей нравилась задуманная мной афера, и Костлявой не терпелось в очередной раз понаблюдать за работой крадуша.

Сад епископа оказался каким-то неживым. И деревья, и кусты были неестественно обстрижены, им придали геометрические формы, что, по моему мнению, выглядело так же, как если бы епископ приказал своим слугам порезать разные части тел.

Затаившись за кустом шиповника, я оценил дом служителя Триединого. Что там в писаниях говорилось о скромности и смирении? Кажется, мы с епископом читали разные 'Книги Создания'. Или он служит другому Триединому, поскольку дом себе выстроил отнюдь нескромный: три этажа, колонны с венчающими их богато украшенными капителями, лепнина, огромный балкон, огражденный резной балюстрадой. Половину украшений с дома продать — целый квартал можно содержать неделю.

И если раньше внутри копошился червячок сомнения, мол, убивать служителя Триединого — двойной грех, то теперь я понял, что Триединый мне за это спасибо сказать должен.

Поскольку час был не самый поздний, свет горел почти на всем первом этаже. На втором же выделялось только одно окно в комнате, располагающейся рядом с балконом. Третий этаж был темен. Я прикинул, что внизу, должно быть, суетятся слуги. Что им сейчас полагается делать? Приготовить теплую ванну для господина да собраться на кухне и посплетничать...

Я тихо подобрался к дому и, присев под одним из освещенных окон, вслушался в разговор. Говорили кухарка и камерарий, и мне очень повезло успеть к их беседе. Дама с низким грудным голосом заканчивала греть вечернее молоко для господина и вслух размышляла, добавить ли в него меда или тертого имбиря. Личный постельничий епископа ворчал в ответ, что господин собирается поработать около двух часов, и к молоку нужно добавить свежего печенья.

За два часа я успею все, что задумал, и уберусь восвояси, а только потом кто-то придет помочь епископу отойти ко сну. Обычно персоны такого уровня сами даже одеяло не поправят на кровати.

Конечно, хотелось бы, чтобы тело нашли только утром, но ждать, пока старик заснет — идея не очень. Есть риск, что кто-нибудь из прислуги выйдет подышать свежим воздухом или покурить, или охрана решит обойти территорию — каждую лишнюю минуту я мог случайно себя обнаружить.

Поэтому я дождался, пока камерарий позовет младшего помощника и вручит ему поднос с молоком и печеньем.

— Поставишь на стол и сразу же вниз! — строго наказал высокий мужской голос. — Господин работает над важной речью, так что не вздумай сбить его с мысли!

Сказочное везенье!

Значит, без прямого приказа епископа никто к нему в покои не сунется.

Обилие декора на фасаде также сыграло мне на руку, цепляясь за выступающие элементы, я быстро добрался до балкона. И, перемахнув через балюстраду, обнаружил, что балконные двери ведут не в нужную мне комнату, а в проходной зал. А вот свет горел именно в хозяйских покоях — они удачно располагались по соседству.

Епископ сидел за массивным столом, так сильно сгорбившись над исписанными пергаментными листами, что едва не тыкался в них длинным крючковатым носом. Старик уже был облачен в свежую ночную рубаху, поверх которой накинул красный халат, на голове красовался старомодный белый колпак со смешной кисточкой.

Я дождался, когда робеющий юноша оставит поднос.

— Что-нибудь еще, ваше преосвященство?

Нет, иди быстрее отсюда!

— Мне дует, закрой окно, — капризно потребовал старик, и я чуть не застонал от обиды.

Воспользоваться открытой створкой было бы так удобно!

Я вжался в стену, надеясь, что мальчишка меня не заметит. Но слуга в окно даже не посмотрел — он быстро выполнил приказ и задвинул плотные шторы. Теперь я не видел, что делает епископ и куда смотрит. Полезу сейчас — а он как раз решит передохнуть от написания речи и уставится в сторону окна.

Триада!

Видимо, мой лимит везения на сегодня исчерпан, и дальше требовалось напрячь фантазию и изворотливость.

Я дождался, когда раздастся скрип двери, а затем юношеский голос внизу доложит, что отнес молоко и оставил господина за работой. Между слугами снова завязалась неспешная беседа, обсуждали цены на продукты и глупость новой горничной. Я же осторожно сплел заклинание, чтобы потянуть ручку и снова приоткрыть окно. Хорошо, смазанные петли не издали ни звука, когда я аккуратно сдвинул створку.

Дальше я быстро перебрался с балкона на карниз, удачно опоясывающий дом между первым и вторым этажами, и переступил на подоконник.

Шторы всколыхнулись.

— Криворукий болван! — выругался старик совсем близко, и я замер, перестав дышать. — Даже окно закрыть не может!

Тяжелую бархатную ткань дернули в сторону, и епископ с ужасом уставился на сидящего на подоконнике гостя.

— Привет! Помнишь меня? — дружелюбно поздоровался я, закрыл за собой окно и в последний момент поймал тело старика, на которого наслал парализующее заклинание.

Даже с учетом, что пол в покоях его преосвященства устилал ковер с густым мягким ворсом, удар тела слуги обязательно бы расслышали. Так что я придержал старика за плечи и осторожно уложил со всем почтением.

— Видишь, как бывает, — нравоучительно начал, достав футляр с инструментами и принявшись за подготовку к ритуалу, — случайная грубость не в тот адрес, и вот ты уже на шаг ближе к личному знакомству с Триединым. Не думай, что там тебя встретят как великомученика и выделят большой дом в райских кущах... Хотя, честно, грубость я бы легко простил. И на служителя Освина ты мог кричать сколько угодно. Он, конечно, приятный молодой человек, но просто так я бы за него не вступился. А вот угрозы в адрес его дивного сада... с этим ты, преосвященство, сильно ошибся.

Старик бешено пучил глаза, словно надеялся, что от его потуг заклятие ослабнет.

Я же растворил в горячем молоке небольшой кусочек ханки и, похмыкав над очередным странным рецептом опия, вколол наркотик в вену епископа. Дозу я специально отмерил меньше, чем лорду Дебро, требовалось учитывать возраст жертвы и то обстоятельство, что к запрещенным веществам епископ вряд ли был привычен, а потому старое сердце могло не выдержать.

Когда тело расслабилось, а глаза старика закатились, продемонстрировав белки, изукрашенные сеточкой лопнувших капилляров, я принялся за сам ритуал.

Вонзив иглы над кадыком и в уголки глаз, я осторожно повел зеркалом, отыскивая в отражении душу. Иди сюда, милая. Все равно уже скоро подойдет время расставаться с этим мешком из мяса и костей. Душа упиралась. Один раз я почти поймал ее в зеркальную ловушку, но она так дернулась, что я едва не задел иглу, торчащую из горла епископа.

Смерть за плечом ехидно улыбнулась.

— Ничего-ничего, — пробормотал я, уязвленный насмешкой, и вспомнил старую и мудрую мысль. — Мастерство не пропьешь!

Костлявая кивнула.

Приятным сюрпризом оказалось то, что старик был не так уж и близок к встрече с Триединым, как мне показалось утром. Подцепив, наконец, душу и осторожно вытащив из тела, я обнаружил, что в запасе у епископа оставалось почти десять лет. Два последних года он рисковал провести, пребывая в состоянии слабоумия, но для Смерти это было не так важно.

Перерезав нить души у основания, я быстро поместил ее в пустой флакон, но запечатывать сургучом не стал — все равно воспользуюсь в ближайшие дни, хватит и ивовой пробки.

— Эту я поменяю на время не для себя, хорошо? — уточнил я у Смерти.

Костлявая пожала плечами, будто бы говоря, что ей совершенно не важно, ради кого я рискую и делаю ей такие подношения.

Убрав инструменты в футляр, я внимательно осмотрел пол и ковер. Вроде в карманах ничего не завалялось, что могло бы выпасть и выдать меня, но я перестраховался. Лучше сейчас потрачу лишние десять минут, чем придется снова вымаливать чудо у Триединого.

Его лик, кстати, был изображен над огромной двуспальной, уже разобранной для сна кроватью. Божество смотрело на меня с каким-то странным прищуром. Будто бы не могло определиться: хорошо ли, что я прикончил этого мерзкого старика, или все-таки записать на мое имя еще один грех для будущего суда.

Я, подхватив под мышки тело, быстро оттащил епископа к столу, чтобы выглядело так, будто бы старик, встав, почувствовал головокружение и не удержался на ногах. Затем, снова забравшись на подоконник, я магией выровнял ковер, иначе из-за длины ворса было видно, что по нему ходил еще кто-то, кроме епископа, к тому же отчетливо просматривалось место, где сначала лежал его преосвященство.

Вроде бы выглядело неплохо.

Следователю и мастеру смерти будет, над чем поломать голову. Тем более что у тела осталось несколько минут жизни, я надеялся, что успею пробраться за забор и удалиться в сторону площади, когда слабое биение сердца старика окончательно прекратится.

Мне предстояло только тихо вылезти на карниз, вернуть штору в исходное положение, подцепив заклинанием ручку окна, плотно закрыть створку и сдвинуть щеколду на место. Выбраться с территории никакого труда не составило — защитные заклинания реагировали лишь на проникновение извне, а покидать дом мог, кто угодно.

Глава 10

На площади гуляли люди, продолжала выступление группа музыкантов.

Я огляделся по сторонам и направился в сторону ресторана, который находился ближе всего к импровизированному концерту. Совместить приятное с удобным решил не только я: почти все выставленные на улицу столики оказались заняты. Но любезный официант, смерив меня оценивающим взглядом и признав платежеспособным, проводил к одному из последних пустующих мест.

На сердце, несмотря на успешный ритуал, скребли кошки. Я мечтал избавить мир от тысячелетней паутины лжи своего народа. Чтобы крадуши перестали забирать жизни людей, обменивая на очередную порцию бессмертия для перворожденных. Я всегда ненавидел то, чем мне приходилось заниматься, и надеялся, что, оставшись один, смогу перебороть зависимость, прочно укрепившуюся в сердце и разуме. Но она легко нашла обходной путь... теперь я проводил ритуалы не для Владычицы, а для таких же людей, которые заслуживали жизнь больше, чем подонки и мерзавцы вроде лорда Дебро.

Жалкие оправдания тому, что я не в силах остановиться, что мне нравилось ловить чужие души в плен маленького зеркала и что я банально люблю убивать...

И что делать с этим, я не знаю. Вынести приговор другим было просто, даже несмотря на то, что среди тех крадушей были мои друзья.

Приговорить самого себя не хватало смелости.

— Вы хотели бы плотно поужинать или предложить вам что-то легкое? — любезно осведомился молодой человек в идеально отглаженной и накрахмаленной форме.

— Принесите бокал красного полусладкого, пожалуйста, и какую-нибудь закуску к вину. — Я расположился за столиком максимально неловко, чтобы занявшие соседние места люди обратили на меня внимание.

Свидетели не помешают. Да, эльф был замечен недалеко от места убийства, но он смотрел на выступление и пил вино в тот момент, когда епископ прощался с этим светом, и никак не мог оказаться и там, и там. Надеюсь, на контору работает высококвалифицированный некромант, который установит точное время смерти, что и сыграет мне на руку.

— Хотите выбрать сорт или урожай? — уточнил официант.

— На ваш вкус. — Я сразу смирился с тем, что мне принесут самое дорогое вино, но надеялся, что от одного бокала не обеднею.

— Закуску предпочитаете сытную или сладкую? — продолжал со всем почтением допытываться официант, стараясь угодить.

Я смутно припомнил, что по общепринятым нормам красное полусладкое вино сочеталось либо с сырами, либо с морепродуктами — вот уж чего мне точно не хотелось, либо со сладкими и мясистыми фруктами вроде дыни, манго, клубники... Сладкого у меня достаточно лежало в комнате, хотя, конечно, от пары ломтиков дыни я бы не отказался. Но сыр в этот момент привлек меня больше.

— Подайте сырную тарелку, — решил я.

Официант коротко кивнул и, пробравшись между столами, скрылся на кухне.

Немолодая импозантная дама, сидящая неподалеку и курящая трубку, уставилась на меня совершенно невежливо, я бы даже сказал — вызывающе. Лучше бы своему спутнику такое внимание уделила! Вокруг нее витал пряно-горький дым табака, и мне хотелось помахать руками, чтобы разогнать густые клубы.

— Вальтер, посмотри-ка, мне кажется, или у того молодого мужчины острые уши? — обратилась она к сопровождающему ее рыжему оборотню.

Говорила она достаточно тихо — не будь я эльфом, вряд ли расслышал бы.

Такой же импозантный перевертыш в дорогом и старомодном сюртуке прищурил в мою сторону ярко-желтые глаза.

Я с сожалением отвлекся от лирической баллады, которую выводила полуголая орчанка, и прислушался к беседе. Чего они до моих ушей докопались?

— Не его ли Киар вчера притащил к Дебро? Что там твой кузен говорил...

Я отчетливо скрипнул зубами, рыжий перевертыш, с которым мы пересеклись на месте убийства герцога, явно не умел вовремя прикусывать свой язык. Не удивлюсь, если о моем выступлении в качестве 'эксперта' знала большая часть высокородных господ.

— Не думаю, что в городе много эльфов, — хохотнул оборотень.

Ничего-ничего! Я вас все равно запомню! А вам будет урок, что эльфы слышат лучше перевертышей.

— Короткие волосы, зеленые глаза, неловкий, — продолжил перечислять мои приметы названный Вальтером, — все сходится. Так что, дорогая моя, мы с тобой имеем честь полюбоваться на новое увлечение Мертвеца.

Без 'лорда' прозвище Карела звучало уж как-то совсем некрасиво.

Женщина тихо, но очень обидно рассмеялась.

Так, стоп! Что оборотень сейчас сказал?

В смысле 'увлечение'?

Ну, привел Киар меня на место преступления, так я ему просто вовремя подвернулся под руку — 'экспертом' я стал хоть и очень удачно для себя, но спонтанно. Ну, пообедали мы вместе. Так время подходящее было, оба проголодались, он еще и настоящий допрос учинил. Ну, сделал мне документы... И? Хотя Карел говорил, что увлекался историями об эльфах — может, это имеется в виду? Мол, наконец-то лорд Киар получил возможность вживую познакомиться с кем-то из перворожденных?

Официант, ловко протиснувшись ко мне с подносом, поставил на стол высокий бокал с красным вином и тарелку с сырным ассорти, в центре которой стояла небольшая пиала с разогретым медом.

— Что-нибудь еще, господин? — любезно уточнил он.

Я покосился в сторону дамы и перевертыша. Вот их бы убрать из ресторана — было бы вообще идеально, но вряд ли осуществимо.

— Нет, благодарю. — Я постарался отрешиться от подслушанного разговора и сосредоточиться на вкуснейшем ароматном сыре с голубой плесенью, который отлично дополнил вкус вина, но...