Дом на краю

— Так, не начинай! Хорошо?! — Вовка несильно встряхнул меня. — Слезы не решение проблемы, ты прекрасно знаешь об этом, — теперь уже ласково, и вновь обнимая. — Давай договоримся... Ты сейчас пойдешь — умоешься, успокоишься, согреешь чайник, можешь стол к завтраку накрыть, а я пока кое-что посмотрю.

— Что?

— Яр, я обо всем расскажу чуть позже, ладно? А на счет бабы Дуси, мы ее в любом случае сегодня выловим, даже если сторожить придется, — опередив вопрос. — Идет?

Мне ничего не оставалось, как согласиться.

* * *

Как и было договорено, я отправилась в душ, приводиться себя в порядок, Вовка же уселся за ноутбук, который, слава Богу, правоохранители вернули с целости и сохранности, со всей имеющейся информацией. И сидел за ним, когда я спустя минут пятнадцать заглянула в "проходную".

— Вов... завтрак, — позвала, стоя в дверях.

— Иду.

Он откликнулся и закрыл крышку ноутбука. А на кухне уселся на дедушкино место: не помню, в какой из моментов уступила его ему.

— Нашел, что искал? — когда Владимир, прожевав кусочек бутерброда, запил его чаем.

— Нашел. Только бесполезная информация, — покачал головой он.

— Почему? — я также отхлебнула из чашки, а вот на хлеб с колбасой предпочитала не смотреть. Опасалась, что поперек горла встанут, если решу попробовать.

— Колодец засыпали.

Я заинтересовалась:

— Какой колодец?

— Старый колодец на перегоне, — ответил, над чем-то хмуря брови.

— Вов, мы что — в угадайку играем? — Я щелкнула пальцами для привлечения внимания.

Он сосредоточился.

— Прости, задумался. О чем я?.. Ах да... Пару лет назад сотрудники путей сообщения спасли кабанчика, запутавшегося в цепях от заброшенного колодца. Мне подумалось, что неплохое место для содержания жертвы — малолюдное и, в тоже время, близко к городу. Но колодец, как уже сказал, засыпали. Так что, забудь. Эта версия внимания не стоит.

— А какая стоит? — уткнувшись разочарованным взглядом в чашку с чаем. — Мы вот с тобой завтракаем, беседуем, а она там... — Без какого либо подтекста.

Но Владимир воспринял иначе.

— Все, все... выдвигаемся. Иди одевайся. Будем развязывать язык твоей ведьме, — наградив меня подбадривающей улыбкой.

Я только головой покачала, не представляя, как мы будем это делать, и что в результате получим. Баба Дуся крепкий орешек!

На этот раз нас не просто ждали, а встречали в начале улицы — Зубок. Я увидела его издалека и показала Владимиру.

— Кажется, сегодня нам повезет, — искренне веря, что так и будет.

Тот с восхищением присвистнул, даже на расстоянии оценив внушающие уважение размеры собаки.

— Ничего себе песик! Не хотел бы я познакомиться с его зубами.

— Не познакомишься, — пообещала я, ускорив шаг. Хотелось как можно скорее оказаться на знакомой кухоньке.

Черным недвижимым изваянием Зубок сидел на перекрестии дорог до тех пор, пока мы не ступили на пешеходный переход, а тут вдруг стал приплясывать на месте, точно от нетерпения, ожидая, когда перейдем дорогу. Но не дождался, сорвался с места и, подлетев ко мне, ткнулся носом в руку, вынудив ойкнуть от неожиданности, а затем вновь вернулся на тротуар и завертелся волчком.

— Что это с ним? — спросил как и я остановившийся Владимир, с опаскою наблюдая за странным поведением собаки.

— Не знаю, обычно он более ... — хотела сказать "степенный", но определение показалось не подходящим, и продолжать не стала. Вместо этого неуверенно позвала: — Зубок... — сделав маленький шажок вперед

Пес остановился, задрал голову, несколько раз басисто тявкнул, и бочком, бочком стал отходить дальше по улице, не сводя с нас блестящих, влажных глаз. Точно звал за собой. А когда мы не послушались, опять рванулся навстречу, чтобы, не добежав, вернуться туда, где был, и вновь залаять.

— Странный какой-то... — Вовка подтолкнул меня в спину, вынудив шагнуть на тротуар: нам уже дважды посигналили.

— Может, случилось что? — предположила я и вызвала бурю эмоций, но не со стороны Владимира — собаки. Зубок сперва заскулил, затем зашелся в заливистом лае, а под конец вновь перешел на просительный скулеж. — Идем быстрее, — поторопила я Вовку, отчего-то разнервничавшись еще сильнее.

Торопливым шагом мы следовали за собакой. Зубок метался туда-сюда: убегал вперед, возвращался, вновь убегал и при этом постоянно держал нас в поле зрения, точно боялся, что исчезнем. Он открыл нам калитку, навалившись лапами на дверь, сопроводил до крыльца, возле которого уселся, не сводя глаз с двери, не то призывая войти, не то ожидая выхода хозяйки. Я, если честно, рассчитывала на последнее, но баба Дуся не появилась.

— Чего ждешь? Стучи, — посоветовал Владимир.

Но и на стук никто не отозвался, кроме Зубка. Подав голос, тот растянулся перед ступеньками позади нас, пристроив лобастую голову на передние лапы — отрезал путь к отступлению?

— Ну что думаешь? Входи... — Как и я Вовка окинул хмурым взглядом разлегшуюся собаку. — Отступать не имеет смыла. — Судя по всему подразумевая не неожиданную преграду в виде сторожа у крыльца.

Собравшись с духом, я толкнула дверь — не заперта. Было страшно, но опасалась не реакции хозяйки на наше вторжение, а за нее. Успела накрутить себя, пока дошли.

— Давай, лучше я, — Владимир вынудил меня посторониться. — Как ее?..

— Евдокия Петровна, — полушепотом.

— Евдокия Петровна, вы дома?! — Вовка перешагнул порог. — Евдокия Петровна?!

Я вошла следом и также подала голос.

— Евдокия Петровна, это я — Ярослава! — Тишина.

Мы заглянули в кухню — никого. Только на столе две грязные чашки и знакомая мне тарелка с сушками: баба Дуся принимала кого-то — того, кому симпатизировала, раз расщедрилась на угощение.

Я вновь позвала:

— Евдокия Петровна, отзовитесь! Нам нужно поговорить! Это очень важно!

И вновь безмолвие. Только звук Вовкиных шагов: возвращается обратно к двери.

Владимир оглянулся на пороге.

— Идем, в комнатах посмотрим. Что-то не нравится мне все это...

— Мне тоже. Предчувствие такое... Подожди, слышишь? — Я схватила Вовку за руку, предупреждая шум. — Стучали?

Владимир покачал головой, давая понять, что ничего не слышал.

— Нет, точно стучали, — не согласилась я и, проскользнув мимо него, бросилась наугад к ближайшей закрытой двери.

А за ней полумрак, незнакомая обстановка и кислый запах рвоты. Дезориентированная я заморгала, попутно выхватывая взглядом предметы интерьера. Платяной шкаф, зеркало, комод, два стула у стены, укрытый кружевной накидкой сундук. Напротив двери окно с распахнутыми занавесями и затворенными внутренними ставенками. Какая-то фотография на стене.

Глаза постепенно привыкали к скудности освещения, и когда я добралась до кровати в правом дальнем углу, смогла различить утопающее в перинах тело.

— Баба Дуся! — охнув, я устремилась к старушке.

Машина скорой помощи давно скрылась за поворотом, но, несмотря на это, я продолжала провожать ее, замерев посреди дороги и не в состоянии сойти с места. Ноги ватные.

Рядом сидел Зубок. Горячее собачье дыхание обжигало тыльную сторону ладони, напоминая о хладности и безволии рук той, которую немногим ранее увезли в реанимацию. Вердикт врачей был неутешительный — состояние критическое, близкое к коме, предположительно отравление бытовым газом. Я отчего-то не верила.

В связи с этой не естественной причиной тяжкого состояния больной в дом бабы Дуси прибыла полиция — видимо, бригада неотложки постаралась — и сотрудники газовой службы. Последние, выявив отсутствие утечки и вообще неполадок, имеющих отношение к их ведомству, скоропалительно отбыли, оставив дальнейшее разбирательство на откуп органов по охране общественного порядка и нас с Вовкой, который на данный момент составлял компанию оперативникам. Ждали главного. Насколько я поняла — Дмитрия или Димыча, если опираться на знакомства сестры.

— Хочешь, возвращайся домой, я сам все объясню, когда явится.

Я не слышала приближения Владимира и вздрогнула, вырванная его словами из печальных мыслей.

— Плохая идея. Ты даже не знал ее. Что говорить будешь? — встретившись взглядами.

— Ладно, согласен. — Вовка препираться не стал. — Только хватит здесь стоять. Пойдем в дом, присядешь. Выглядишь — что саму хоть сейчас на каталку и под капельницу, — просветил он.

Я натужно улыбнулась:

— Не помешало бы, — и про "присядешь", и про капельницу — про все.

Чувствовала себя отвратительно, с какой стороны не подойди. К стрессу, страху, моральной подавленности присовокупилось физическое недомогание — мутило. И в висках начинало знакомо стучать — мигрень наступала на пятки.

— Идем. — Оттеснив Зубка, Вовка взял меня за руку.

Я ответила на подбадривающее рукопожатие и повернулась лицом к проулку, в конце которого, перед распахнутой калиткой о чем-то беседовали люди в форме.

— Что думают? — сглотнув, поинтересовалась я.

— Кто? — то ли не понял, то ли решил уточнить.

— Они, — махнув рукой в сторону сотрудников полиции.

— Ничего не думают. Неспособны, видимо, — проворчал Владимир.

— В смысле?

— В прямом, — по голосу понятно, что Вовка зол. — Выжившая из ума старуха забыла закрыть конфорку. Выбираем меньшее из зол.

— Что?! Как? Но ведь газовики...

— Им плевать на то, что мы ничего не трогали. Меня не слушают.

— Но...

— Не нужно на меня так смотреть! На все вопросы ответил, рассказал что мог... Делать выводы, в данном случае, не моя прерогатива, — с обидой.

— Прости... — Я крепче сжала его пальцы.

В этот момент позади нас, напоследок рыкнув двигателем, заглох автомобиль. Мы оглянулись — УАЗик.

— Иди, я встречу, — подтолкнул Вовка, оставшись на месте, и уже поравнявшись с операми, я поняла, что Зубок решил составить ему компанию.

Впрочем, сейчас стало не до того. Пульсация в висках усилилась, начали слезиться глаза, а еще эта тошнота — симптом для меня не характерный, но чем черт не шутит? Все бывает впервые.

— Мне нужна моя сумочка, — объявила я преградившим дорогу полицейским.

— Какая еще сумочка? — тот, что помоложе, расплылся в скабрезной улыбочке.

— Обыкновенная, дамская, — пояснила , поморщившись. И кто их таких, спрашивается, в органы набирает? — Кажется, на подоконнике лежит в спальной, — намеренно обращаясь к убеленному сединами.

Этот, кстати, был мне знаком. Видела в участке, жаль только имени тогда не запомнила.

— Мне нужно лекарство принять. Срочно, — когда он в нерешительности свел брови.

— Ну...

— Хотите, чтобы я упала к вашим ногам и забилась в конвульсиях? — насколько могла внятно и бесстрастно.

Мигрень буквально дышала в спину. По опыту знала, каждая секунда промедления — затягивание агонии, что на данный момент совсем не вариант. Когда смогу позволить себе избавиться от общества и принять горизонтальное положение — одному Богу известно, а иных способов бороться с болью для меня не существовало.

Благо, седоволосый решил дать добро.

— Ринат, проводи. И чтобы без лишнего! — по-менторски сурово. Видимо, рыльце у кого-то в пушку.

Но мне, собственно, плевать. Сейчас не до реакций. Да и воспоминание о сальной ухмылке успело погрязнуть в недрах опоясывающей голову боли.

Не дожидаясь ответа, я устремилась во двор с одной единственной мыслью — добраться до таблеток. Радовало, что препятствий больше не чинили, во всяком случае — люди. Предметы же оказались ко мне не столь благосклонны. Я запнулась на ступеньках. При входе в дом зацепила плечом косяк, чуть не упала поскользнувшись на придверном коврике. А на пороге комнаты и вовсе едва не захлебнулась просящимся наружу содержимым желудка: подкатило к горлу.

Как и предполагала, сумочка возле окна. На ватных ногах, прижимая одну ладонь к животу, другую к горлу, стараясь не дышать, я преодолела оставшиеся четыре метра, игнорируя высказывания на счет потребляющих с раннего утра женщин, несущиеся мне вослед. Схватилась за ремешок и вынуждено разжала пальцы, ощутив новую волну дурноты. Не застегнутый клатч сорвался с подоконника и полетел вниз, а его содержимое рассыпалось по полу.

Дальнейшие события, хоть и отложились в памяти, подернуты пеленой туманности. Особенно завершающие аккорды действа — возвращение в родные пенаты, переодевание, укладывание в постель.

До этого меня дважды прополоскало, под аккомпанемент нецензурной брани оперативника. Один раз непосредственно в комнате, когда собирая разлетевшиеся по комнате вещи, я вынужденно приблизилась к кровати, чтобы поднять колпачок от тюбика с блеском для губ и оказалась в непосредственной близости с источником зловония. Второй уже на улице — возле крыльца. Именно тогда рядом со мной оказался Владимир.

Он поддерживал, пока я сражалась со спазмами. Помог умыться, усадил на крыльцо, прежде чем отлучиться за таблетками и стаканом воды. А затем добился, чтобы меня не только не беспокоили разного рода вопросами, но и доставили на Аткарскую — нас доставили, где, повалившись на диван в затемненной "общей", я окончательно выпала из реальности и не возвращалась в нее более пятнадцати часов подряд.

Это был самый длинный приступ в моей жизни.

Глава 20

— Ты что, совсем не ложился?

За окнами занимался рассвет, а Владимир сидел на кухне перед ноутбуком. Рядом кружка с недопитым чаем и вазочка с конфетами.

— Бессонница. Со мной такое случается. Издержки переизбытка серого вещества, — пошутил он, окинув меня внимательным взглядом. — Как ты себя чувствуешь? Отошла?

— Тоже мне новоявленный Пуаро! — каким-то образом нашлась я и, выдвинув из-под стола табурет, присела. — Колотит еще, но так всегда бывает, когда отпустит. Это нормально.

Он улыбнулся, не столько обрадовано, сколько понимающе.

— Давно это с тобой?

— Не очень, — углубляться не хотелось. — Нальешь чаю? Во рту засуха.

— Конечно. Закипел недавно, — Владимир поднялся. — А завтракать будешь? Может яичницу пожарить? — подойдя к плите.

— Нет. Не хочу. Не полезет, — отказалась я, сухо сглотнув. — Над чем сидишь?

— Над картой путей сообщения, — наполняя чашку горячей водой.

— Путей сообщения? Зачем? — Соображалось пока с трудом.

Вовка отозвался споро, но не по существу:

— Не дает мне покоя этот колодец.

— Колодец? Почему? Его же засыпали? — Я облизнула пересохшие, саднящие губы. — Вов, а где мои вещи? — Кажется, гигиеническая помада в сумочке.

— На коробе для белья, — обернувшись. — Точно ничего не будешь? Может, бутербродов нарезать? Или просто колбасы с сыром. Ты когда ела-то в последний раз? Позавчера?

Я на секунду задумалась, прежде чем подтвердить:

— Точно не буду. Так что там с этим колодцем? — выходя в "теплую".

— С этим — ничего, но... Просто подумалось, что перегонов много. А сколько из них заброшенные — одному Богу известно. Вероятно, где-то есть другой подобный колодец, и его вполне можно использоваться для временного содержания жертвы. Или, может, это просто паранойя...