— Мне действительно есть что сказать господину сотнику, — произнесла Яна, задумавшись. — Но... насчёт пары вещей у меня есть сомнения. Твой совет не просто нужен, он необходим.
— Это настолько дурные вещи? — спросил Юншань.
— Это оружие.
— Мы куём мечи, любимая. Забыла?
— Это оружие, какого здесь ещё не было. Я могу описать его принцип, даже начертить устройство, а оно довольно простое. Но я сомневаюсь. Империи-то оно несомненно пригодится. Но знания такого рода имеют свойство расползаться по миру и порой возвращаться с самой неожиданной стороны, в самое неподходящее время. Скажи, Юншань, ты смог бы взять на себя такую ответственность?
— Хм... — супруг тоже задумался, видимо, взвешивал все "за" и "против". — Любое наше слово или действие имеет свойство возвращаться к нам в виде своих последствий. Тот, кто изобрёл арбалет, видимо, знал, что делает. Первый Император — Шихуанди — использовал его изобретение, чтобы объединить страну вокруг Нефритового престола. А сейчас скобу арбалета может спустить как солдат, защищающий безоружных переселенцев, так и разбойник, мечтающий добраться до мешков с пожитками.
— Да, любимый, у нас тоже говорят, что добро или зло не в ноже, а в человеке, который его держит.
— Значит, нужно не запрещать ножи, а менять людей... Непосильная задача. На тысячелетия, пожалуй. Что вовсе не означает отмены необходимости защищать государство уже сейчас, не дожидаясь всеобщего просветления. Насчёт ответственности ты права. Оружие убивает, таким оно задумано изначально. Но сколько жизней оно спасёт, служа империи?
"Мой дорогой мыслит государственно, — Яне взгрустнулось. — Собственно, я подумала о том же — что лучше жить в сильной стране, которая способна тебя защитить. Но... сколько там времени понадобится тем же персам или арабам, чтобы перенять или стащить идею? А сам Китай? Его в моменты слабости кто только не завоёвывал..."
Она помнила, что пороховое оружие изобрели именно китайцы, но совершенно не представляла, в каком веке. В данный момент времени его не было совершенно точно, даже в виде обычных ракет из картона — пугалок для степняцких лошадей. Наводящие вопросы, помнится, ввергли мужа в некоторое недоумение, он не понял, о чём вообще идёт речь. Теперь поймёт. Как только она покажет ему первые наброски.
— Так говоришь, очень простое устройство? — Юншань посмотрел на жену с весёлой иронией. — В чём же там секрет?..
"А... Семь бед — один ответ, — Яна мысленно махнула рукой. — Не мне рассуждать о безнравственности человекоубийства".
— В том, что вы уже знаете, — сказала она, вздохнув. — Мне говорили, в столицах по праздникам иногда устраивают огненные представления...
Это действительно было очень простое устройство.
Кузнец, сын кузнеца, внук и правнук кузнецов, Юншань сразу оценил гениальность неведомого человека, создавшего для мира его отдалённых потомков это оружие. По словам жены, к её времени оно достигло немыслимой убойной силы и совершенства. И сейчас её терзали сомнения, стоит ли выпускать подобное изделие раньше отмеренного Небом срока.
Ли Юншань был уверен, что стоит.
Если это уже произошло в мире его любимой, и не где-нибудь, а именно в его родной стране, то, стало быть, это было предрешено Небом. Жаль, что нельзя воспользоваться знаниями супруги по поводу грядущих событий. Она сокрушалась, что гораздо больше времени уделяла изучению истории западных народов, и очень мало знает о Поднебесной. Но и оружие, способное выкашивать конную лаву "диких" степняков или, скажем, крушить стены крепостей непокорного царства Силла, тоже отличный подарок. Он и так готов был оберегать любимую женщину от всяческих неприятностей, даже без её знаний, но сейчас она приобрела в его глазах великую ценность для империи.
Значит, их встреча в самом деле была предопределена. Судьба крайне скупа на подобные подарки, стало быть, величайшей глупостью будет не воспользоваться шансом.
Но семья... Впервые за месяц совместной жизни жена избегала смотреть ему в глаза, а тончайший, неповторимый аромат жасмина поблек и смешался с запахом страха. Юншань очень хорошо различал запахи, с раннего детства. По запаху он мог безошибочно определить настроение собеседника. По запаху нашёл возлюбленную. Сейчас она была в замешательстве: что-то её испугало. Что-то, что она разглядела в нём самом? Или в себе?
Любимая чего-то боялась, а это было неправильно. И он, наплевав на традиции — благо, посторонних в гостиной не было — привлёк её к себе и с нежностью гладил по волосам, сложенным в причёску замужней женщины.
— Не бойся, родная, — тихо проговорил он. — Чего ты боишься? Я с тобой.
Она не подвела господина сотника, ответив на вопросы именно так, как он посоветовал. Не сказать, чтобы наместник остался совершенно доволен результатами расспросов, но на его непроницаемом лице всё равно читалось некое облегчение. Как говорят англичане, знакомый чёрт лучше незнакомого. А вот любимый супруг преподнёс ей сюрприз. Нет, она знала, что Юншань — верный подданный хуанди, но не думала, что настолько. Впрочем... для ханьцев в основной массе это свойственно, особенно когда Поднебесная сильна. Хоть в виде Жёлтой империи, хоть в виде Красной. Но неприятным сюрпризом для неё стала готовность мужа ради блага империи пожертвовать очень многим. Хорошо хоть семья в перечень возможных жертв не входила. Семья для благовоспитанного ханьца — святое.
Это успокаивало. Без всяких шуточек.
Миг, когда ей стало страшно, давно прошёл. Муж сделал всё возможное, чтобы это произошло как можно скорее, но неприятный след остался.
Теперь, когда у неё в руках было свидетельство мастера третьего разряда, можно было на совершенно законных основаниях работать в кузнице, наравне с другими мастерами. И она работала, делая наконечники для стрел, пластинки для доспехов, боевые кинжалы и прочие вещи, считавшиеся "мелочёвкой". Понаблюдав за мучениями мастеров, точивших готовые изделия на плоских камнях, она набросала на листке желтоватой бумаги схему некоего устройства и показала мужу. Юншань, выслушав пояснения, решил рискнуть небольшой суммой и заказал у столяра соответствующие деревянные детали. Кожаные ремни нужных параметров нарезал и сшил в кольца сам. Сборка агрегата происходила недели через две во дворе кузницы под недоумёнными взглядами мастеров и учеников. Несложная система из трёх валов с насаженными на них разнокалиберными дисками и приводимая в движение ременной передачей, удивляла: зачем эта штуковина? Но вот жена мастера взялась за ручку и принялась крутить. Завертелись диски, низко загудел, двигаясь всё быстрее, туго натянутый на них ремень, зачем-то вывернутый грубой шершавой стороной наружу. Мастер Ли взял почти готовый нож, и принялся... затачивать его на этом ремне. Несколько минут — и изделие было готово... Мастера оценили новинку. Хорошие точильные камни стоили гораздо дороже, чем ремни, нарезанные из грубых подмёточных кож, а простой механизм позволял заметно сократить трудозатраты на заточку. Через пару дней кто-то из мастеров, кажется, Ван, придумал наносить на ремень абразивный состав из чего-то, показавшегося Яне похожим на грязный лак, и обычного песка, которым и так начищали изделия. Дешёвую сталь бытовых ножичков и солдатских мечей такая примитивная "наждачка" подтачивала весьма неплохо, стоила мало, а чисто кожаные ремни стали применять для тонкой доводки и полировки.
Это только кажется, что жизнь состоит из громких событий и головоломных приключений. На самом деле она сделана из обычных бытовых мелочей — что приготовить на завтрак, чем подлатать рабочую одежду супруга, как отучить мелких паршивцев, своих и соседских, от дурной привычки подтрунивать над прохожими, подбрасывая на дорогу якобы потерянный кошелёк на верёвочке, и так далее. Яне пришлось издеваться над собственной памятью, выуживая оттуда чудом застрявшие крохи знаний о шитье без швейной машинки, о варке мыла, о стирке вещей при помощи золы, о штопке и травах, отгоняющих вредных насекомых. Пришлось задуматься и о защите кладовой от грызунов. В крестьянских семьях, переехавших в Бейши, разумеется, были кошки, и как раз к началу осени у тех кошек подросли шустрые котята, уже умело ловившие степных мышей, забиравшихся в амбары. Стоил такой котик-подросток недёшево, пришлось отдать серп, нож и точильный камушек, но в итоге обе стороны остались довольны. Крестьянская семья получила необходимые инструменты, кладовка в доме мастера Ли обрела пушистого стража, а дети — маленького друга, которого тут же принялись таскать на руках и гладить. Поначалу бедный котик не знал, куда спрятаться, но потом признал Сяолан за хозяйку и постоянно тёрся возле неё... Бытовые мелочи, снова бытовые мелочи, опять бытовые мелочи... Яна уже подметила, что ханьцы пользовались ножницами, но те были уменьшенными копиями ножниц для стрижки овец. Не зная, существуют ли уже в мире ножницы современного типа — те самые "два конца, два кольца, посредине гвоздик" — она для пробы сделала парочку таких. Испытания нового изделия проводили в доме мастера Ляо, где Чунпин с дочерьми как раз собралась кроить ткань для новой рубашки. Женщины оценили удобство конструкции, и ножницы после пары мелких доработок ушли в серию.
И так, мелочь за мелочью, Яна обзаводилась привычными вещами, облегчавшими жизнь. У неё даже закралась мысль соорудить примитивную стиральную машину из бочки, естественно, с ручным приводом. Вот только с бочками здесь было не особо хорошо, но сама идея многообещающая. А пока что работала в кузнице, на мелочёвке, к которой её приставил заботливый супруг.
Иногда опека Юншаня казалась ей чрезмерной, но, хорошенько подумав, она приходила к выводу, что иначе он не мог поступить. Особенно с учётом его планов увеличения численности семейства. Ко дню осеннего равноденствия она уже подозревала, что их совместные усилия в этом направлении увенчались-таки успехом. Работу пока не бросала, ибо подозрение и в этом вопросе ещё не есть уверенность. Но в день, когда проезжие купцы сообщили, что степняки кочуют в направлении Бейши на большой торг, неизбежное всё-таки случилось.
Появление женщин в кузнице означало обеденный перерыв. Кузнецы завершали работу, убирали инструменты и, пока их жёны, сёстры и дочери раскладывали снедь по мисочкам, шли умываться. Обычно обедали во дворе, рассевшись на двух длинных лавках под навесом. Но в тот день небо над Бейши словно прорвало: холодный дождь, сопровождаемый порывами ветра, отбивал всякую охоту выбираться из хорошо протопленной кузницы. Женщины несли обеды, накрывшись плащами из грубой рогожи и сбившись в кучку. Среди них была и Сяолан. Девочке недавно исполнилось десять, и отныне она считалась взрослой. По крайней мере, с точки зрения танского закона, по которому полная ответственность наступала с десяти лет и прекращалась с достижением восьмидесяти. Сяолан получила от родителей в подарок серебряную подвеску с ярким камушком, страшно этим гордилась и теперь старательно копировала манеры взрослой дамы. Со стороны это выглядело презабавно. Вот и сейчас она с таким тщанием играла роль хозяюшки, что невольно вызывала улыбку. Правда, приготовленные ею пельмешки были действительно вкусны, у неё явно был талант к кулинарии. Только Яне не довелось съесть всю порцию.
Тошнота, головокружение... прочие признаки... Да. Теперь никаких сомнений. Всё то же, что она уже пережила одиннадцать лет назад, с Ванюшей.
Она стояла под навесом, и холодный мокрый ветер, хлеставший в лицо, постепенно приводил её в чувство.
Однажды будущий ребёнок уже изменил её жизнь, заставив отложить учёбу. В том не было ничего фатального, свой диплом она потом всё равно получила. Но тогда она была на одиннадцать лет моложе, и с тех пор больше не рожала. Здесь ханьские женщины выходят замуж с тринадцати, рожать начинают в четырнадцать, а её тридцатилетние ровесницы могут иметь больше десятка детей и первых внуков от старших дочек. Женщин с единственным ребёнком жалели, но считали, что им не благоволит Небо. Разве что вдовам общественное мнение давало поблажку, но уж если вдова повторно выходила замуж или становилась чьей-то наложницей, предполагалось, что она должна порадовать спутника жизни множеством наследников. Этого же все ждали и от неё. Похоже, дождались.
Прощай, кузница.
Дверь приоткрылась, и в щель высунулась обеспокоенная мордашка Сяолан.
— Вторая мама, — позвала она. — Вторая мама!
Яна обернулась, и лицо Сяолан из обеспокоенного сделалось испуганным. "Неужели я такая зелёная сейчас? Помнится, когда ходила с Ванечкой, тоже пугала всех своим видом".
— Мамочка, что с тобой? — девочка мгновенно забыла учтивое обращение "вторая мама" и подскочила к ней. — Тебе плохо? Пельмени испортились?
— Нет, маленькая, твои пельмени очень вкусные, спасибо, — Яна присела на лавку, не обращая внимания на сырость. — Голова кружится.
— Ты заболела? Я скажу отцу, надо лекаря позвать.
Говорить уже не было сил, и Яна кивнула. Девочка мгновенно исчезла за дверью.
"Сын или дочь?.. Мне-то не особо важно, но всё-таки интересно — кто?"
Жизнь вредная штука: только разгонишься воплощать некие планы, как выясняется, что у неё на тебя саму виды имеются. Притом отличные от твоих. И в итоге выясняется, что права была именно она. Эту мудрость Яна постигла с годами, набив немало шишек. Что ни делается, всё к лучшему. Ребёнок, да ещё от любимого мужчины, не только радовал, но означал, что её бурная деятельность переместится из практической плоскости в теоретическую... Мелькнула ехидная мыслишка: "Если бы мой дядюшка-нацист знал, что я за ханьца замуж выйду, там был бы дичайший баттхерт и разрыв шаблона. Удавил бы ещё в колыбели, kaabakas ("мерзавец", эст.)". Ладно, не стоит думать о плохом, когда в семье радость, а проглоченные пельменчики колом в желудке стоят. Как бы ещё на свежий воздух не попросились.
Ей показалось, что она закрыла глаза буквально на мгновение. Когда открыла, с одной стороны на лавке сидел Юншань, придерживавший её за плечи, а с другой — Ваня, державший чашку с водой.
— Выпей, мам, — мелкий тоже заразился местным поветрием, старается держаться взрослым.
Больше, чем на один глоток её не хватило. Да, всё повторяется. Тогда тоже были короткие обмороки. Они прекратились чуть позже, но доставили будущей матери много неприятных ощущений.
— С-спасибо, сынок... — прошептала она по-русски. — Всё, не надо больше.
Ваня по малолетству не понял, что случилось, а вот Юншаню достаточно было одного взгляда.
— Иди домой, — сказал он, и в его глазах загорелась добрая искорка. — Дети тебя проводят.
Он добился своего, и теперь был доволен, как кот, наевшийся рыбы.
За один день испугаться, перевести дух, обрадоваться, а потом испугаться ещё сильнее — это слишком. Даже для мальчишки.
К утру дождь прекратился. Сегодня в кузнице был выходной, не нужно было вставать ни свет ни заря. Но Ваня, собственно, так и не заснул, переволновался. И всю ночь обдумывал случившееся.
Для своих десяти с половиной лет он обладал слишком нетипичным жизненным опытом. Не у всех его одноклассников были папы, но там просто родители в разводе, а ему довелось пройти через внезапную смерть отца. Тогда он был совсем мелким, пять лет. Он не верил. Не верил, даже когда увидел пугающе неподвижное лицо папы, лежащего в гробу. Как же так? Ведь только вчера утром он уходил на работу, обещал купить шоколадку... И только когда квартира опустела, мама закрыла дверь, вернулась в комнату, сбросила туфли и как была в длинном чёрном платье, так и села на ковёр. Она беззвучно плакала. Так, будто ей было очень, очень больно. Тогда Ваня наконец понял, что произошло. Понял, что папа больше не придёт домой, не будет играть с ним в пиратов, не повезёт их с мамой на выходные в лес, и что это навсегда. До него дошла как непоправимость случившегося, так и его несправедливость.
