Они почти затащили ее за статую. Еще пара шажков, и скрылась бы за постаментом. Надеюсь, они не успели ее распотрошить и что-нибудь... движение прошло возле самого моего лица!

Я едва успел вскинуть руку — и почувствовал что-то мягкое, живое. Арбалет в другой руке не поднялся — ударился о какой-то выступ на статуе и отскочил в сторону. Зажигалка, пылающая на его ложе, так и остался внизу, — едва высветив две крошечные ручки перед самыми моими глазами.

Маленькие-маленькие, как у новорожденного... А за ними сморщенная красная головка... И глаза — два черных провала...

Я отшатнулся — попытался. Маленькая ручка выползня, которую я задел рукавом, намертво срослась с тканью.

Двумя другими ручками и ступнями он прижимался к боку статуи, удерживаясь на ней, как какое-то насекомое.

Рукав с треском лопнул, я наконец-то отскочил — и в тот же миг висок обожгло болью.

В ручке выползня остался клок моих волос. Он даже не сжимал ладонь — волосы просто прилипли к его ладошке.

А та, что прежде держала мой рукав, теперь была черной — покрытая тканью от моего рукава. Пальчики на ладони растопырились, выгибаясь до предела назад... Клочок ткани отвалился — и тут же выползень бросился на меня, свесившись со статуи как ветка, удерживаясь теперь одними ногами и хвостом, а все четыре ручки мазнули по воздуху, ловя меня по лицу...

Я встретит его вскинутым арбалетом. Пылающий конец зажигалки уткнулся ему в грудь. Выползень завизжал, его выгнуло, ручки растопырились — и красное тельце с хлопком превратилось в белесый призрак. Его завертело вихрем, размывая.

Ваглово семя... Он же был совсем крошечный! Чуть больше локтя! Почти как новорожденный младенец... Он и был новорожденный. А это значит, что рядом не только выползни, будь оно все проклято!

Свет позади странно колыхался. Я развернулся.

Сквозь туман пламя факелов казалось светящимися шарами... и они медленно плыли.

Я похолодел. Тут же вскинул руку, зажимая нос. Еще и мертвец тут?! И у меня уже...

Но плыли только светящиеся шары.

Зажигалка в арбалете горела ровно, ее я видел четко.

Земля не колыхалась, руки-ноги меня слушались, мысли не путались.

И взрыв писклявого хохота из тумана:

— Сьо-о-ол! Сьо-о-ол!

Зажигалки плыли по воздуху неровно. Чуть покачиваясь — как колыхались бы в руке ковыляющего карлика или кого-то, кто куда ниже человека, а факел несет в до предела вытянутой руке, в самых кончиках пальцев, боясь даже случайно слетевшей искры...

— Чтоб вы всё себе пообжигали, твари опарышные!

Они разрушили мой островок света.

Схватив сумку, я бросился за уплывающими факелами.

Различил силуэт рядом с ближайшим, дернул на него арбалетом — под новый взрыв хохота.

В следующий миг все огни, как один, нырнули вниз. И с треском и шипением пропали...

Темнота скачком придвинулась.

Осталась только зажигалка на ложе арбалета — и смутные тени в тумане вокруг.

И голоса.

Они больше не убегали. Они шли ко мне.

Слева сгустилась тень, я дернул туда арбалетом — тень рывком ушла мимо.

С волчьим воем справа надвинулась другая. За плечом зашипело. Рык и хохот, уханье и шепотки...

Я крутился, выставляя арбалет с пылающей зажигалкой, боясь подставить спину хотя бы на миг — огонь, только огонь может остановить их! Только этой зажигалки они еще боялись, и только поэтому я еще жив.

Тени наскакивали — и шарахались от огня. От моих рывков из стороны в сторону с зажигалки сыпались прогоревшие клочья, в воздухе летали искры, а сам огонь сжался, почти пропав.

Я присел, пытаясь вырвать со дна сумки другую связку факелов... и оцепенел, леденея.

Что-то двигалось на меня — не ногами шло, не ползло, а продиралось через землю, лишь частью выступая на воздух. Остальное под поверхностью, огромное, двигалось там, вспучивая волной вывороченные плиты...

Едва различимая в тумане огромная голова, комковатая, распадающаяся на части от одного лишь соприкосновения с воздухом нашего мира, и сколько еще под землей...

Боги мои, какая нужна силища, чтобы так раздирать землю?! Я о таких демонах даже не слышал!

Палец спустил курок сам собой — и бежать! Нестись прочь, молясь, чтобы стрела с огнем задержала это хотя бы на миг...

Я уже почти развернулся прочь, когда краем глаза заметил, как зажигалка, пронзив молочную темноту, воткнулась в...

На миг огонь, лизнув синими язычками поверхность этого, высветил: вытянутая пасть, на которой почти не осталось плоти, дыры глаз, остатки волос на затылке и шее... Снизу, под пастью, шкура была разодрана, торчали обломки ребер...

Страшный демон, выползающий из-под земли, стал тем, чем был в действительности: остатки шкуры и обглоданная лошадиная голова, которые кто-то напялил на себя, как маскарадный костюм. Шкура была слишком велика для выползня, низ волочился по земле складками...

Огонь, погрузившийся в гниющую шкуру, потух.

Тьма сомкнулась...

Раздался победный вопль. Они выманили у меня огонь.

Все-таки обманули...

С воплями и улюлюканьем они бросились ко мне.

Я упал на землю и откатился влево, где должны были быть обломки статуи.

Вопли, на миг удивленные, снова устремились ко мне — они видели меня и в темноте.

Они неслись следом, пока я катился в глухой темноте — без арбалета, без сумки. Колчан... Низ и верх перепутались, плечо врезалось в твердый камень.

Визг урлуров настиг меня — когда я чиркнул щепкой с алхимической смесью по каменному обломку, тут же подставляя под вспыхнувший огонек зажигалку, которую выдернул из колчана.

Просмоленные витки вспыхнули — прямо в морду первому выползню. Оскалившись и взвыв, он отскочил.

Я крутанулся, очерчивая огнем вокруг себя — перед тянущимися ручками, красными мордами, блестящими глазами... С яростными воплями они отскакивали от огня, шарахались, некоторые падали вниз, пытаясь достать снизу, проскользнув под рукой... огромные когтистые пальцы стиснулись прямо на огне. Зажигалку вырвало из моей руки.

Надо мной нависли глаза — красно-черно-сизые, мерцающие как угли, раздуваемые ветром.

Огонь на миг появился вновь — под этой оскаленной от боли мордой, покрытой морщинистой сизой шкурой. Узловатые пальцы выпустили огонь только для того, чтобы перехватить зажигалку в середине. Болт с треском переломило, обломки швырнуло прочь.

Горящий конец запрыгал по каменным плитам... ближе, чем эти остатки огня, передо мной чернел огромный силуэт. Он возвышался надо мной на добрых три головы. Нижняя пара ручек, маленьких и скрюченных, у него почти отсохла, зато верхние разрослись.

И весь в складках обвисшей шкуры, мертвенно-бледной... Только красные глаза, мерцающие — вдруг сизые, вдруг черные...

Рохурлур.

Я рванулся назад, но нога угодила в обломки статуи, я рухнул навзничь.

За рохурлуром шли еще два крупных выползня. И все новые выступали из тумана вокруг меня. Они брели ко мне, зло бубня себе под нос...

— Авына ру-у-у! — трубно проревел рохурлур.

Выползни, сбредавшиеся из темноты, застыли.

Кажется, они будто стали меньше, вдруг благоговейно затихшие рядом с огромным рохурлуром... он менялся. Его морда лишилась выражения. Длинные ослиные уши опали. Потемневшие глаза застыли, а голова задиралась назад, уже будто и не живая — а огромный тяжелый капюшон, теперь откинутый назад...

На его груди складки омертвевшей шкуры шевелились. Сбоку в брюхе был огромный нарост, и шкура расползалась с него, стягивалась в стороны, открывая внутренность...

В нос ударила серная вонь.

Я сжал кулак — с последним кристаллом в перстне. В середине ладони должны были оказаться холодные грани кристалла, но в кожу впились только железные лепестки. Кристалла в перстне не было.

Рохурлур шагнул ко мне, нависнув — он будто не сам шел, а тащился за наростом в брюхе. Это этот нарост волок вперед всю тушу, заставляя ноги переступать... То, что было там, теперь зашевелилось, пробуждаясь. Продираясь между оставшимися складками наружу — ко мне...

Надо же, вот и все?.. Вот так, по-дурацки...

Все-таки я надеялся, что умру не сейчас, не скоро — а когда-то там, так далеко от сейчас, что об этом пока можно не думать... И у меня хотя бы будет могила. Но видно, те, кто слишком тесно связал свою жизнь с демонами, должны платить за это...

Зажигалка на плитах на миг вспыхнула ярче — кто-то из выползней схватил обломок, чтобы загасить, но тут же отшвырнул, тряся обожженной ручкой. Горящий конец снова запрыгал по плитам. Слишком короток, чтобы схватить пальчиками, боящимися огня...

Как и срок, оставшийся мне.

В этом прыгающем света я успел разглядеть, что складки наконец-то разошлись — и выпустили то, что было под ними...

Воздух рассекло свистом. В тумане за спиной рохурлура мелькнул огненный светляк. Демона дернуло, и из его груди брызнули искры.

Из сизой шкуры торчал пылающий конец. Тяжелая стрела-зажигалка прошила тушу насквозь.

Движение в наросте на брюхе было почти неуловимым — судорожный рывок обратно под складки шкуры, они захлопнулись обратно с влажным чавканьем. Откинутая назад спящая голова рывком поднялась — остекленевшие глаза выпучились, морду перекосило, из пасти вырвался рев.

Я вжал голову в плечи, оскалившись от боли в ушах. Рев катился по каменному саду, дробясь о статуи, отражаясь от невидимых в тумане внешних стен, от замка, накатывая на меня снова и снова...

Не переставая реветь, рохурлур схватился за дымящийся наконечник, выдергивая зажигалку из себя — и та с треском обломилась. В огромных узловатых пальцах остался лишь короткий обломок. А большая часть горящей пакли осталась в его ребрах. Огонь рвался из раны, обугливая шкуру вокруг. Лизнул когтисты пальцы, когда рохурлур попытался выколупать их... Отдернув руки, он закрутился на месте, теперь пытаясь дотянуться руками за спину, где торчал конец с оперением — не горящий.

Рев, полный ярости, сотрясал воздух, пронзал меня, отдавался дрожью в плитах под ногами.

Стрела вошла между лопатками, и он никак не мг дотянуться. Его вторая пара ручек, маленьких и почти отсохших, бешено сучила вокруг горящего конца... Выползни вокруг визжали от ужаса... И тогда вдруг руки рохурлура стали, с щелчками, выламываться в суставах, выкручиваясь назад.

Он стал похож на покойника с переломанной шеей, голову которого выкрутили за спину. Только голова как раз никуда не делась. Это его плечи вывернулись назад. И теперь его верхние руки, огромные и сильные, сгибались к спине. Содрав когтями оперение со стрелы, он протолкнул ее вперед, вытолкнув конец с горящей паклей из груди — стрела еще не вышла целиком, но огонь уже был снаружи, и рев спал, сошел на утробный выдох облегчения.

Маленькие ручки на животе схватили стрелу за горящим концом и бешено дергали ее, выдирая из груди насовсем — но им не хватало сил. А большие руки, выгнутые в суставах назад, теперь не могли дотянуться до груди.

Туман над нами со свистом рассек еще один огонь, и рохурлура дернуло от удара. Эта зажигалка пробила его шею.

— Да не туда! — взвыл я сквозь зубы.

Опять не туда!

Кто бы ни стрелял, но он совсем не понимал, куда надо целиться!

На этот раз демон даже не охнул.

— Эй, чернокнижник! — донеслось из тумана. — Ты еще жив?!

— Если ты меня не пристрелишь!

Схватив с земли пылающий конец зажигалки, я привстал на колено и вскинул руку с огнем:

— Я здесь!

Выползни с визгом раздались прочь от меня.

Сдернув с плеча колчан, я бросился назад — туда, где с меня слетели сумка и арбалет, на ходу вытряхивая из колчана зажигалки. Блеснул металл арбалета. Одну зажигалку я пихнул на его ложе, сразу запалив, вторую схватил зубами. Две руки — это так, Нзабар их дери, мало! Если бы у меня, как у них, было хотя бы четыре...

— Вижу тебя! — донеслось откуда-то сверху из тумана.

Теперь я узнал голос. Это та мрачная язва, не верящая в богов.

— Й'е-е а'и, Жок, — прорычал я, стискивая в зубах болт и бешено крутя крошечный ворот под ложем арбалета.

На том месте, где был рохурлур, было пусто.

На плитах лишь догорал обломок стрелы.

Вокруг метались выползни, визжа так, что зубы ломило. Я различил хлопок. Кто-то из тварей убрался из нашего мира.

А вторая зажигалка? Джок же всадил еще одну ему в шею!

Свет мелькнул — но не рядом, а уже шагах в двадцати. Густой туман превратил огонь в светящийся мутный шар — поверх которого чернел силуэт рохурлура. Уходит от меня? Куда-то влево забирает...

Закинув сумку на плечо, я выдернул из колчана еще одну зажигалку и бросился следом.

С моего пути метнулся выползень. Другой, вскинув ручки, просто пропал с хлопком.

Справа! Нет, это Джок. Огненная стрела откуда-то сверху прошила туман и ударила в черный силуэт рохурлура, словно вырезанный в светящемся тумане... и со звоном отлетела, кувыркаясь и разбрасывая искры.

Опять статуя!

Еще не наигрался, тварь...

От зажигалки, горящей на ложе арбалета, я запалил ту, что держал в руке, и ту, что стискивал в зубах.

Ну, где ты? Решил, что лучник на стене для тебя страшнее, чем я? Решил, что если спрячешься за статуей, то его стрелы будут тебе не страшны?..

Одну горящую зажигалку я швырнул левее статуи, и тут же другую — эту справа.

Он не попытался метнуться прочь. Подсвеченный туман был ему явно не по душе. Во всяком случае, пока где-то там, в тумане, наверху стены, был Джок со своими зажигалками... Значит, хочешь поиграть?

Ладно, поиграем. Я сбросил сумку на землю.

Не сводя глаз с темного силуэта статуи, перекинул арбалет в левую руку. Опустился на колено, чтобы достать до сумки.

На такие случаи есть кое-что получше, чем играть в прятки вокруг этих статуй. С самого дна я вытянул увесистый сверток. Главное, верно подкрутить при броске...

Сеть со свинцовыми грузами на концах, вертясь и раскрываясь, скользнула над головой статуи и упала по ту сторону.

Оттуда раздался удивленный взрык, затем проклятие на орочьем.

— Бример! Он за статуей! Отсюда не достать! Сейчас приведу подмогу!

Я бы сказал Джоку, что и как ему сделать с этой подмогой, которая еще не здесь, несмотря на все эти вопли, — если бы у меня оставалось лишнее дыхание.

Когда я выскочил за статую, рохурлур все сыпал искаженными орочьими проклятиями.

Запутанный в сеть, он извивался на земле. Стрелы в шее уже не было — как и большей части левого уха, отожгло почти начисто. А вот та первая зажигалка, которую Джок всадил ему между лопаток, все еще торчала из груди. Маленькие ручки никак не могли выдернуть ее до конца. Верхние руки были все еще вывернуты назад.

Суставы медленно и трудно, похрустывая, вставали на место — словно змея вправляла челюсть, заглотив слишком большую добычу. И при этом он умудрялся выпутываться из сети. Одну ногу и руку уже освободил.

Он заметил меня.

Теперь один его глаз глядел прямо на меня, другой цепко оглядывался вокруг.