Пламя юных сердец

слишком осмелевших мальчишек застал патруль. Схватить удалось одного Гену. Друзей своих мальчик не

выдал, тем самым сохранив им жизнь. А его самого расстреляли в сквере около школы.

Сейчас эта школа названа его именем…

Рассказывает И.М.Митрахович

После оккупации Белоруссии 12-летний Иван Митрахович оказался на работах в немецкой

сельскохозяйственной колонии на белорусской земле. Мальчик, стараясь навредить оккупантам,

занимался порчей имущества колонии и, когда гестапо проводило по этому поводу массовые аресты, то

попался и он, но в силу возраста подозрения сумел от себя отвести. Тем не менее, Иван был отправлен

сперва в бобруйскую тюрьму, а оттуда в лагерь Бухенвальд. Впрочем, здесь ему повезло — его купил для

работ в своѐм хозяйстве некто Таубе, имение которого располагалось недалеко от деревни Обервальден.

Уже когда пришли наши, мальчишка сумел бежать и спас от немецкой засады танковый взвод.

Танкисты взяли его к себе, и войну Иван закончил в капитулировавшем Берлине…

Рассказывает Евгений Николаевич Щеглов

С одним из «сыновей полка» — да, собственно, без кавычек — я пять лет подряд, правда, уже

после войны, мог запросто говорить, заниматься вместе на самоподготовке, бегать кроссы… С Юрой

Буровиным (если память не изменяет, отчество — Васильевич) мы вместе учились в Саратовском СВУ.

Год рождения у него был 1935 или 1936-й. родом — с Орловщины, где его во время войны и подобрали

сиротой наши бойцы. А с войны он вернулся с пятью медалями на, как говорится, ещѐ не очень широкой

груди. Одну из них — «За отвагу» — он получил за многодневную разведку в тылу врага.

А в Берлине ему повезло встретиться и даже сфотографироваться с самим Жуковым. Жаль,

снимок так и остался у хозяина… И ещѐ жаль, что после училища мы так больше и не виделись…

Рассказывает Раша Александровна Буевич

После освобождения Крыма от фашистских оккупантов в апреле 1944 года на стене одной

из камер старокрымской тюрьмы была обнаружена надпись, нацарапанная каким-то острым

предметом: «ЗАВТРА НАС РАССТРЕЛЯЮТ. ПРОЩАЙТЕ, ТОВАРИЩИ! Я НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛ.

МАМА, НЕ ГОРЮЙ. Я НИ КАПЕЛЬКИ НЕ БОЮСЬ. ВОЛОДЯ».

Только спустя 24 года удалось раскрыть тайну этой надписи и подлинное имя юного героя.

Это был Павлик Ларишкин — паренѐк из Одессы…

…В ночную бездну прыгали парашютисты.

Стремительно летел вниз и Павлик... Нет, теперь он не Павлик. Он Володя. Не было больше

привычного имени и у командира разведгруппы. Капитана звали теперь совсем иначе...

Все приземлились благополучно. Десять разведчиков и пятнадцатилетний паренѐк. Под видом

беженцев они разместились на квартирах советских патриотов в Старом Крыму и в окрестностях.

В этом районе проходила важнейшая для гитлеровской армии, железная дорога. Группа

разведчиков должна была вывести еѐ из строя, разведать расположение войск и снять план обороны

морского побережья.

Худенький мальчишка в грязных лохмотьях, который Христа ради выпрашивал хлеб; не

возбуждал подозрений у вражеских солдат. А в разведцентр летели шифровки; сколько у врага танков и

орудий, где находятся склады с боеприпасами.

Капитан по радио не раз сообщал командованию, что Володя стоит доброго десятка

взрослых разведчиков. Группе долго не удавалось выполнить важнейшее задание — добыть план обороны

на мысе Метаном. Район усиленно охранялся. Все проходы были заминированы и опутаны проволокой.

—

Поручите мне, — попросил Володя. — План есть.

—

Выкладывай, — приказал командир.

—

Завтра фрицы погонят туда жителей землю копать. Будет среди них одна беженка

из Одессы. Я с ней вместо сына пойду.

Три дня ходил Володя на земляные работы. Облазил всѐ побережье и сделал точный план

обороны. Голодный, измученный, явился он к командиру. Ничего не сказал капитан. Только крепко обнял

мальчишку.

В январе 1944 года немцы завезли в подземный склад у села Найман какие-то зелѐные ящики.

Разведчики заметили на ящиках букву «Р», а под ней цифру «73». Но установить, что было в этих

ящиках, оказалось невозможным. Дали задание Володе.

Завести знакомства среди солдат охраны склада было для юного разведчика нетрудно. Он

охотно бегал за папиросами, доставал самогон. Солдаты так привыкли к услужливому пареньку, что

даже стали приглашать его в помещение склада.

Открыть тайну помог случай. Один солдат попросил Володю подмести склад. Тот

старательно заработал веником. Очень скоро солдату надоело дышать пылью. Он поманил мальчишку

пальцем:

—

Ти бистро, бистро одна. Ферштейн? Их комм мало шпацирен...

—

Гут, гут! Вали гуляй!

И Володя остался один. Вытянул во двор: ни души. Сбил пожарным топориком с одного

ящика железный обруч... Снаряды! На каждом ярко-жѐлтая полоса.

— Химические! — У Володи перехватило дыхание. В этих снарядах не взрывчатка. Они

начинены боевыми отравляющими веществами.

Так было установлено: в Крым прибыла 73-я химическая дивизия.

Об этом было немедленно передано в Москву и ввиду особой важности доложено Верховному

командованию…

…В феврале 1944 года по доносу предательницы полиция схватила радиста-подпольщика,

девушек, помогавших разведгруппе, Валю и Машу, и Володю. Все они были подвергнуты мучительным

пыткам.

27 марта партизаны захватили старокрымскую тюрьму. В одной из камер они обнаружили

ещѐ живого радиста-подпольщика с перебитыми руками и вырезанной на груди пятиконечной звездой. Во

дворе нашли истерзанное тело Володи — Павлика Ларишкина.

Рассказывает Анатолий Дмитриевич Зуйков

В конце декабря 1941 года танки лейтенанта Дамаскина ворвались в Волоколамск. Бойцы

должны были помешать гитлеровцам взорвать мост. Но первые выстрелы, от которых упали

гитлеровцы, сделал появившийся откуда-то мальчик с красным галстуком груди.

Этим мальчиком был ученик 7-го класса Волоколамской средней школы Борис Кузнецов…

…Оккупанты на глазах горожан казнили 8 комсомольцев, сожгли в одном из домов более 100

пленных красноармейцев. И Борис решил мстить фашистским палачам.

Во дворе, где жили Кузнецовы, останавливались штабные автомобили. Морозной

декабрьской ночью, когда часовые ушли греться, Борис залил холодной водой радиаторы пяти машин —

автомобили вышли из строя. А позже нашѐл немецкий автомат, который хорошо изучил «на будущее» и

запасся патронами.

На рассвете 19 декабря волоколамцы услышали канонаду, доносившуюся с юго-востока.

Гитлеровцы чувствовали себя неспокойно, стремились всеми силами задержать наступление советских

войск.

Из разговора фашистов, остановившихся и доме, Боря, знавший немного немецкий язык,

понял, что готовят взрыв моста. Во второй половине дня подъедал на мотоцикле офицер, что-то

скомандовал, и трое гитлеровцев со связкой гранат и минами направились к мосту. Боря вытащил

припрятанный автомат и устремился за солдатами.

Подрывники спускались под мост, как вдруг морозный воздух прорезала очередь. Двое солдат

упали на снег. Борис прицелился вновь… но третий фашист успел выстрелить первым…

Танкисты убили третьего фашиста. Раненого Борю отправили в полевой госпиталь, а затем

в хирургическую клинику Москвы. Однако жизнь юному герою не удалось спасти: вражеская пуля

застряла в позвоночнике.

Боря умер 16 марта 1942 года, а похоронен на Преображенском кладбище в Москве.

Приказом № 307 командующего Западным фронтом от 20 марта 1942 года за проявленную, в

борьбе с фашистами доблесть, героизм и мужество Борис Кузнецов был награждѐн медалью «За

Отвагу»…

Рассказывает Нина Фѐдоровна Лаптанович

Мой пароль был «Маленькая Ниночка». Неудивительно, война застала меня на территории

Калининской (ныне Псковской) области, когда мне было 10 лет.

В конце 1941 года гестапо арестовало мою мать за сокрытие двух солдат Красной Армии,

окруженцев. Островский Александр Иванович, родом из Свердловска, погиб — был расстрелян. Второму —

пермяку Нелюбину Аркадию Григорьевичу — я по заданию мамы вовремя успела помочь добраться до леса

и связаться с партизанами. Там, с ними, осталась и сама…

Рассказывает Владимир Семѐнович Лаврик

В мае 1941 года я окончил 5 классов. А уже в августе наш Широковский район

Днепропетровской области был оккупирован немцами и их союзниками — румынами и венграми.

Более всего оккупанты стремились наладить работу взорванных и затопленных нашими при

отступлении шахт и организовать вывоз уже добытой руды, которая лежала выданная «на-гора», но не

погруженная. Кроме того, запугивая население и в то же время обещая ему золотые горы, оккупанты

пытались наладить работу в сельском хозяйстве и полный контроль за передвижением людей. Очень

много материалов выходило на украинском языке, кстати, и почти все они прославляли Гитлера, Мазепу,

Петлюру, русские же в них всячески поливались грязью.

Я тогда жил на улице Дубовая Гора и ясно наблюдал, «кто чем дышит» и кто на что

надеется. Приверженцев «нового порядка» сперва нашлось не так уж мало — в основном, «обиженные»

Советской Властью и фольксдойче. Но надо сказать, что большинство из них вскоре поняли, куда

«вляпались», особенно те, кто имел глупость пойти служить в полицию. Многие, впрочем, всѐ равно

убегали с этой службы.

Я в те дни дружил со своим ровесником Васей Голобородько — рослым парнем, очень хорошо

рисовавшим и слегка заикавшимся. Мы были почти неразлучны. С ним мы стали «чистить» витрины от

вражеских газет, листовок, угроз и прочего — один стоял «на шухере» в сумерках, второй срывал

наклеенное. Позже к нам присоединился ещѐ один наш старый «кореш» — Алька Туров. Он был маленький и

очень ловкий, и с ним мы, чего греха таить, «раскулачивали» почти на ходу немецкие автомобили и

подводы. Что-то портили, еду брали себе — было голодно, несмотря на расклеиваемые обещания «рая»

при новой власти. Часто попадалось откровенное барахло — например, в солдатских ранцах — но Алька

мотивировал так: «Ну и что, нам не пригодилось, а мы это выкинем — и какой-то немец останется без

вещей!» по-детски, конечно, но в целом верно.

Весной 1942 года мы с Василием впервые устроили настоящую диверсию — вырезали

несколько кусков телефонного провода, протянутого немцами на шахты, которые пытались ввести в

строй. Однако сдуру мы не выкинули срезанную нами телефонную трубку, собирались сменять на базаре,

и Василий пропихнул еѐ в полу своего пальто, за дырявую подкладку. В таком виде нас на базаре и

остановил один из полицаев — его, как назло, звали Гришка Мелехов, хотя внешне ну совершено был не

похож. Он и поволок нас в управу, хотя мы клялись и божились, что близко к шахте не подходили. В

управе у Василия нашли трубку.

Меня заставили смотреть, как моего друга секут плѐткой. Потом — поменяли нас местами

и, отвесив по двадцать пять ударов, заперли в комнате для задержанных. Бежать было некуда, а через

какое-то время мы услышали в коридоре голос матери Василия, плач и слова полицаев, что ждут

коменданта, он решит, что с нами делать.

Комендант с переводчицей в самом деле приехал быстро и допрашивал нас, задавая вопросы:

кто послал резать провод, сколько нас и так далее. Василий, как я уже сказал, заикался, поэтому я

старался отвечать за него и в конце концов бухнул, что мы думали, будто в трубке есть медь, которую

хотели сдать. Комендант, когда ему перевели, захохотал, а нам переводчица перевела его слова, что в

трубках никакой меди нет и мы это запомним натвердо, потому что нас строго накажут. Нас отвели

обратно в ту же комнату, где снова «всыпали» и отпустили домой.

После этого мы долго не встречались с Василием — мать буквально не выпускала его из дома,

а меня считала виноватым во всех бедах сына. Следы побоев сошли полностью только к концу лета. В

конце лета я опять чуть не «вляпался» — помог молодому весѐлому парню пронести в кинотеатр, где

смотрели фильм венгерские офицеры, какие-то большие сумки. В сумках оказалась серная кислота в

стеклянных ѐмкостях, и в момент начала фильма ѐмкости эти кто-то опрокинул с антресолей на головы

венгров внизу. Было очень много тяжело обожжѐнных.

Красная Армия освободила нас в феврале 1944 года. Кстати, Мелехову дали десять лет,

потом он вернулся к нам обратно и, если честно, первое, что я подумал: дать ему в морду. Но когда

увидел, как он ходит по улицам — весь сжавшись и по стеночке — понял, что не смогу замарать рук о

такое…

Рассказывает Иван Фѐдорович Черников

Родился я в 1930 году в д.Высокое, в Свердловской области. В 1941 году окончил три класса, а

19 декабря уже отступавшие немцы зашли в нашу деревню, стали готовиться к обороне, но не

удержались, наши их выбили с ходу.