Пламя юных сердец

_2015_09_25_23_51_31_699

Олег Верещагин

ПЛАМЯ ЮНЫХ СЕРДЕЦ

Я бы хотел поблагодарить всех тех, кто

помогал мне работать над этой книгой и извиниться

перед ними — за то, что объѐм произведения и строгий

подход к отбору сюжетов не позволили включить в

неѐ ВСЕ те рассказы и свидетельства, которые мне

прислали эти замечательные люди из разных концов

нашей большой страны.

Низкий вам всем поклон, дорогие мои!

АВТОР.

1.ПРЕДИСЛОВИЕ.

ДЕТИ И ВОЙНА.

Во время набега печенегов на Киев 972 году, когда горожане не имели возможности сообщить

о своѐм бедственном положении в осаде, один из киевских мальчишек пробрался через вражеский лагерь,

под стрелами печенегов переплыл Днепр и привѐл помощь. Отмеченный в летописи, этот случай стал

почти хрестоматийным. А между тем едва ли он был первым случаем участия ребѐнка в боевых действиях.

Сколько их было за тысячи лет человеческой истории? Тех, кто в наши времена учился бы в

одиннадцатом, девятом, пятом классе — а в те дни наравне со взрослыми защищал то, что считал высшей

ценностью: близких, друзей, племя, страну, какую-то идею… Наверное, не десятки, а сотни тысяч. Ведь

найден же в костѐнковском погребении под Воронежем скелет мальчика 9-11 лет! Поражает, насколько

благородным, тонким было восстановленное по методу Герасимова лицо мальчишки. А похоронен он был

с оружием. И погиб, как было установлено, в схватке…

Проскачем «галопом по Европам». А точнее — по недавней в общем-то истории нашего

Отечества.

Защитники Севастополя времѐн Первой Обороны великолепно знали юнг Черноморского

флота — 10-14-летних мальчишек Бобера, Фарасюка, Новикова, Рипицына.

Бобер, Фарасюк, Новиков, Рипицын

Артиллеристы 5-го бастиона хорошо запомнили десятилетнего Колю Пащенко —

Георгиевского Кавалера. Мстя за убитого отца, мальчишка стал метким артиллеристом, а позже спас

старших товарищей от влетевшей в окоп французской бомбы — мальчишка успел затушить дистанционную

трубку водой.

Коля Пащенко

На 4-м бастионе так же известен был Кузя Горбаньев — раненый, он убежал из лазарета «к

своим». Георгиевским же Кавалером стал и 12-летний матросский сын Максим Рыбаченко.

Максим Рыбаченко

Севастопольской обороной примеры не ограничиваются. Кажется, можно сказать, что для

нашей страны участие несовершеннолетних в боевых действиях стало традицией. Так, в Первую мировую

войну бегство подростков на фронт было массовым явлением. Большинство из них возвращали домой, но

десятки добрались до фронтов и участвовали в боевых действиях не в шутку. (К сожалению, в советские

времена не шибко умные, но рьяные «деятели» всячески высмеивали эти случаи, противопоставляя

патриотизм мальчишки 1914 года патриотизму мальчишки 1941 года, как бы не понимая, что этим

обесценивают идею патриотизма вообще…) А несколькими годами позже уже никто не возвращал домой

те тысячи «красных дьяволят» и «Макаров-Следопытов», которые с невероятным ожесточением

сражались за красных… и за белых тоже.

Некоторые расценивают всѐ это как свидетельство некоего «особого героизма русского

народа», другие — как признак «особой жестокости власти, гнавшей на убой детей». Но и та и другая

точки зрения в корне неверны. И мало кто в России знает, что с ТОЙ стороны в те же годы Крымской

войны 10-летний Томми Кипп, трубач 3-го батальона Мидлсекских пехотинцев английской армии, был

удостоен высшей военной награды своей страны — Креста Виктории. В тяжѐлом сражении под

Инкерманом мальчик, не обращая внимания на град русских (наших!) пуль, волоком вытаскивал из-под

обстрела раненых, разносил им чай, в одиночку поддерживал костры, около которых располагался лазарет.

И первый раз расплакался мальчик лишь после войны, когда не смог расписаться в наградном листе,

заполненном Еѐ Величеством — герой, бывший лондонский беспризорник, которого армия спасла от

нищенства и прозябания, не умел писать…

Картина, изображающая юного музыканта одного из британских шотландских полков. Она висит в

холле Викторианской военной школы в Великобритании, современные юные воспитанники которой —

на фото рядом.

Если мы посмотрим опять-таки на историю западных стран, то увидим, что, например, в

течение Х-ХVIII веков люди младше 16 лет составляли от 10% (средний процент) до половины (например

— шведская армия в конце Северной войны) численности армий. И это не признак чьего-то особого

героизма или чьей-то особой жестокости, а просто показатель того, что понятие «дети» тогда трактовалось

иначе, чем сейчас. В 13-15 лет человек уже просто не считался ребѐнком. А зачастую — и раньше.

Помните знаменитый «памятник писающему мальчику», вызывающий сейчас только смех или нездоровый

интерес некоторых туристов? Ведь мало кто помнит сейчас, что он поставлен мальчишке, который

затушил фитиль подложенного врагами под городские ворота фугаса — именно таким образом, пусть

смешным, но ведь он спас город — что ему, за водой было бегать, что ли?!

В Польше и Италии чтят память двух трубачей: безвестного краковского героя и 14-летнего

генуэзца Балиллы. Первый зимой 1242 года заметил тайком пробиравшихся к городской стене татарских

воинов и, стоя на башне, затрубил, чтобы воины успели построиться на стенах для отражения штурма. В

мальчика попали почти два десятка стрел, но сигнал был услышан и Краков выстоял. А Балилла в конце

XVIII сигналом трубы подал знак к общему восстанию против австрийских оккупантов — причѐм сделал

это с главной башни австрийской же крепости, куда пробрался втайне от врага.

В годы Вандейских войн во Франции доброволец одного из революционных гусарских

полков, 14-летний Барр, попал в плен к вандейцам. Те (искренне и мужественно сражавшиеся «за короля»,

кстати!) пытались заставить мальчика кричать: «Да здравствует король!» Но Барр отказался делать это и

погиб под ударами врагов с криком: «Да здравствует республика!»

Гибель Барра

Я ещѐ раз повторю, что «детский» героизм того времени был настолько обыденной вещью по

всей Европе, что нам известен лишь те его случаи, которые отличались особенной яркостью или

происходили на глазах начальства (либо — позже — ещѐ и журналистов). А это — хорошо если одна сотая

«айсберга».

Но и в более позднее время на Западе мы можем увидеть почти такую же картину. Во время

Гражданской войны в США в полуторамиллионной армии Севера бойцов 16-17 лет насчитывалось в

среднем 100 тыс. человек; столько же были в возрасте 13-15 лет, а то и младше. У их противников-южан к

концу войны 13-17-летние солдаты составляли почти 25% стотысячной армии. (Нам сейчас трудно

представить себе такой трогательно-смешной факт по отношению к американцам, но нужно помнить, что

тогдашние американцы родня нынешним только по названию.) Так вот: будучи в основном протестантами,

у которых ложь считалась смертным грехом, но в то же время неистово желая воевать, эти пацаны клали в

ботинок бумажку с написанным числом 16 (предельный возраст для добровольца) и на вопрос: «Сколько

тебе лет?» — честно отвечали, успокаивая свою совесть: «Я старше шестнадцати!» (английское слово

higher — «выше» — в разговорной речи означает и «старше»)

Но это ещѐ мелочи!

лорду Роберт Стивенсон Смит Баден-Пауэлл,

офицер английской армии и… создатель детского военного отряда — первых скаутов.

Созданные Баден-Пауэллом скауты в период англо-бурской войны 1899-1902 годов

принимали в боевых действиях активнейшее участие. Именно в боевых действиях, именно английские

дети — дети нации, считавшей себя самой гуманной и демократичной. Будучи комендантом гарнизона

города Мафекинг и испытывая сильнейшую нехватку посыльных, санитаров, наблюдателей, разведчиков,

командир гарнизона полковник Роберт Баден-Пауэлл призвал под ружьѐ добровольцев 14-16 лет.

Откликнулись десятки пацанов — из небольшого в общем-то города. И всю более чем годичную осаду

сражались наравне со взрослыми! Среди мальчишек были убитые пулями буров. И никто из них не

усомнился в необходимости и правильности своего участия в боях… Позже движение скаутов

распространилось по всему миру, и в различных конфликтах, потрясавших нашу планету в ХХ веке,

принимали участие те, кого у нас назвали бы «пионерами-героями». Такие, как пятеро английских

мальчишек — патруль «Блэкхэа лайонз» — летом 1915 года выследившие группу немецких диверсантов,

высадившихся с подлодки недалеко от города Рай с заданием взорвать прожекторную электростанцию.

Или четырнадцатилетние гѐрл-скауты Джесс и Мэри, спасшие в том же 1915 году от рук немецких

туземных стрелков в Танзании раненого офицера — капитана Никольсона.

В годы Второй мировой войны — в период Великой Отечественной — в боевых действиях —

среди партизан и подпольщиков, добровольцами, сыновьями полков и т.д. — участвовали до миллиона

советских подростков, не достигших 16 лет. Около 300 тысяч из них погибли. Но об этом мы и будем

подробно говорить ниже.

Юные бойцы Великой Отечественной

А ведь впервые подростки в годы Второй Мировой вышли на крыши домов не в Москве — в

Лондоне и других английских городах. Тушить «зажигалки». Младших англичане вывезли в безопасные

места — в сельскую местность — а старшие остались защищать свои дома… Десятки тысяч детей и

подростков сражались с оккупантами в Польше, Италии, Бельгии, Югославии, других европейских

странах. Те времена вообще, наверное, не имеют себе равных по бесчеловечности войны и по

вовлечѐнности в неѐ людей всех возрастов, сословий и политических взглядов. Особенно если учесть, что

речь шла не о средних веках, а об обществе, декларировавшем ведение войны «по правилам».

Детей война по этим «правилам» не обошла тоже… Да и не могла обойти! Посмотрите, что

творилось «с другой стороны»!

В 1944-1945 годах не менее полумиллиона немецких подростков того же возраста вступили в

ряды ополчения-фольксштурма. Они, следует признать честно, сражались не менее героически, чем их

советские сверстники-враги. Около 90 тысяч из них погибли в ожесточѐннейших боях как с Советской

Армией так и с войсками наших «союзников». Десятки тысяч были замучены голодом и пытками,

загублены на непосильной работе… но не в пресловутых «сталинских лагерях» (наше командование

практически всегда отпускало взятых несовершеннолетних «по домам» — кроме тех не очень-то и

многочисленных случаев, когда они были убиты солдатами «под горячую руку» или от накалѐнной

ненависти ко всем немцам вообще — что в целом объяснимо), а в лагерях, устроенных американцами и

французами. Эта тема ещѐ ждѐт своего исследователя.

Да, многим сейчас могут показаться ужасными слова партизанского командира из

прохановской повести «Деревенские»: «Хуже нет, как детям под врагом рость. Лучше б им в чистом поле

рость. Лучше б им полынь есть и дождь пить.» Но ведь в 1942 году офицер американских ВВС,

отправляясь на смертельно опасную бомбѐжку Токио, записал в дневнике: «Я предпочту, чтобы мои дети

скорее умерли, чем жили бы под властью какого-нибудь копеечного Наполеончика.» (Очевидно, в те

времена слово «демократия» ещѐ имело зовущий смысл…)

* * *

Можно по-разному относиться к идеям, за которые воевали и погибали герои приведѐнных

мной выше примеров. Но в данном случае это непринципиально. Принципиальна отвага мальчишек,

доказывавших своѐ мужество и верность своим друзьям и странам — зачастую ценой жизни.

Что же толкало детей на войну? Именно — толкало, потому что слухи о насильной вербовке

бойцов такого возраста всегда являются ложью для любого времени и любой страны — либо

вражеской пропагандой, либо душещипательными измышлениями собственных нечистоплотных (а то и

просто работающих «на заказ») историков. Напротив: любая европейская страна всеми силами стремилась

удержать подальше от войны детей. И тем не менее они снова и снова оказывались на фронтах!

Причин было несколько. Мы сейчас поговорим и о них, потому что это важно для нас, для

понимания мотивов людей, живших тогда.

Зачастую они нам не просто непонятны — они вызывают у нас откровенное неприятие. Но,

может быть, это всего лишь значит, что мы — сегодняшние — трусливее и лживее людей вчерашних?.. И

умеем просто ловко придумывать оправдания своей трусости.

1. воинское воспитание. Сейчас это вещь практически забытая, но ещѐ в начале ХХ века в

определѐнных слоях общества — как правило, среди дворянства — подобное воспитание детей было делом

обычным для большинства европейских стран. В случае войны такие «дети» не раздумывая

присоединялись к воюющим, просто «следуя традициям рода», призывавшими дворянина принимать

участие в любой войне, которую ведѐт государство просто потому, что это — долг дворянина.

2.

чувство долга и патриотизма.

Это нечто похожее на предыдущее, но более общее чувство, характерное для правильно

воспитанных детей из любых слоѐв общества — «мужчина должен защищать родной дом».

3.

жажда приключений. Очень

распространѐнное среди мальчишек отношение к войне как к приключению (ранее

подогревавшееся книгами, сейчас — фильмами и компьютерными играми) толкало на войну многих детей

даже из невоюющих стран.

4.

жажда мщения. Нередко дети шли воевать, чтобы отомстить за погибших

родственников или друзей, считая это своим долгом перед павшими.

Ниже я привожу отрывок из книги А.Шепелева «Грани». Интернет-автор, мне кажется, вполне

точно и полно раскрывающий мой взгляд на проблему «война-дети» — словами одного из главных героев,

«белоказачонка» Сашки.

— Скажите, а вы Серѐжке — кто? — неожиданно спросил мальчишка.

Балис ответил не сразу: простой, вроде, вопрос неожиданно поставил его в тупик.

— Никто. У него вообще никого нет. Родителей у него убили, он вот прибежал на передовую,

воевать… Пытался я его прогнать, да, вот, не успел…

— Прогнать?

— Конечно. Нечего детям на войне делать.

— Ага, сейчас ещѐ скажете, что его дело — сидеть где-нибудь в тылу, да расти для мирной

жизни.

Сашкин тон Балису не понравился.

— Конечно, скажу. Угадал?

— Чего тут угадывать. Слышал я уже это…

— Слышал? Когда? От кого?

— В восемнадцатом от поручика Бочковского. Когда пришел и сказал, что буду воевать

вместе с ними.

— Прав был Бочковский.

— В чѐм прав-то?

— Во всѐм. Пойми, Саша, дети воевать не должны. Не детское это дело.

— А сиротами оставаться дети должны? Добрые слова говорить нетрудно. Вы растите, а

мы вас защищать будем. А где они все были, когда комиссар со своими бойцами нашу станицу ―чистил‖?

А где были вы, когда Сережкиных родителей убивали?

— Это война, Саша. На войне убивают.

— Вот именно, война. ―Мы защитим‖… Пока все были живы, защитить не смогли, а когда

уже поздно — ―мы защитим‖… Вы, в смысле армия, нас ведь уже не защитили. Понимаете, уже. Нас

убивали, а вас, не лично вас, ну, понимаете… Вас рядом не было. А теперь вы говорите — мы защитим. А

где вы были раньше?

Балис долго молчал: в словах казачонка была горькая правда.

— Ты прав, Саша, — произнес он наконец. — Мы, в смысле армия, виноваты перед вами. Перед

тобой, перед Серѐжкой, перед другими ребятами, вашими ровесниками. Но постарайся понять и нас:

Бочковского, меня… Мы знаем, что такое война, потому что это — наша работа. Мы знаем, как это

страшно. Мы знаем, что детям на войне — не место. Да, мы не смогли спасти ваши семьи, дайте же нам

хоть немного искупить свою вину. Дайте спасти хотя бы вас.

— А Вы уверены, что так — вы нас спасаете?

— Уверен.

— А нас вы, конечно, спросить не считаете нужным?

— Знаешь, Саша, я никогда не верил ни в богов, ни в эту, как еѐ… реинкарнацию. Как

говорится, умерла — так умерла. И поэтому твердо убежден, что лучше жить, чем умереть.

— Всегда?

— Всегда, если речь не идѐт о предательстве.

— А прятаться в тылу — не значит предавать?

Думаю, что под этими словами подписались бы все герои моей книги. Да они и подписались

под ними — своей кровью… Чтобы жила наша страна. Чтобы жили мы. Этого вполне достаточно, чтобы

помнить их.

* * *

Поразительным может показаться, что в стране, культивировавшей идею юного героя

войны, своих юных героев войны практически не было с 1945 по начало 90-х годов ХХ века. Но это всего

лишь связано с одним из коротких периодов в истории нашего Отчества, когда мощь государства была

столь велика, что все боевые действия не касались территории России, а значит — не задевали народа.

Не исключено, что в этом — одна из причин дегероизации нации как таковой…

Выращенный в теплице цветок — нежизнеспособен вне еѐ.

Правда, в 90-х годах такие мальчишки и девчонки вновь появились — в Чечне, в

Приднестровье, а наши дни — в Новороссии… Но о них уже не писали и не пропагандировали их подвигов.

Поганому времени понадобились такие же поганые примеры. Поганой власти — поганые людишки. А

пионеров-героев объявили «советской пропагандой», как будто не понимая, что всѐ течение истории

человечества опровергает это идиотское заявление.

Певец Александр Маршал в одной из песен сказал:

…а ты из Грозного с собою

Привѐз больного пацана.

Пацан там этот партизанил,

Хотя ему лишь десять лет,

Он, как и ты, был тоже ранен —

И, как и ты, чуть не ослеп…

Думаете, это тоже выдумка?.. Тогда отложите эту книгу.

Вам незачем еѐ читать.

2.

ТЕ, КТО КОГДА-ТО БЫЛ

До войны это были самые обыкновенные мальчишки и девчонки. Учились, помогали

старшим, играли, бегали-прыгали, разбивали носы и коленки. Их имена знали только родные,

одноклассники да друзья.

ПРИШЕЛ ЧАС — ОНИ ПОКАЗАЛИ, КАКИМ ОГРОМНЫМ МОЖЕТ СТАТЬ

МАЛЕНЬКОЕ ДЕТСКОЕ СЕДЦЕ, КОГДА РАЗГОРАЕТСЯ В НЕМ СВЯЩЕННАЯ ЛЮБОВЬ К

РОДИНЕ И НЕНАВИСТЬ К ЕЕ ВРАГАМ.

Мальчишки. Девчонки. На их хрупкие плечи легла тяжесть невзгод, бедствий, горя военных

лет. И не согнулись они под этой тяжестью, стали сильнее духом, мужественнее, выносливее.

Маленькие герои большой войны. Они сражались рядом со старшими — отцами, братьями, рядом с

коммунистами и комсомольцами.

Сражались повсюду. На море, как Боря Кулешин. В небе, как Аркаша Каманин. В

партизанском отряде, как Леня Голиков. В Брестской крепости, как Валя Зенкина. В керченских

катакомбах, как Володя Дубинин. В подполье, как Володя Щербацевич.

И ни на миг не дрогнули юные сердца!

Их повзрослевшее детство было наполнено такими испытаниями, что, придумай их даже

очень талантливый писатель, в это трудно было бы поверить. Но это было. Было в истории большой нашей

страны, было в судьбах ее маленьких ребят — обыкновенных мальчишек и девчонок.

Много детей воевало на фронте, в составе действующих армий. Катаевский Ваня Солнцев

вряд ли был придуман автором — иначе название книги не стало бы именем нарицательным, а сама книга

не получила бы такого резонанса. В составе частей находились и 13-ти, и 14-ти летние, а уж о тех, кто

постарше, и говорить нечего. И понятно, почему они бежали на фронт — во все века мальчишки

стремились к подвигам, и усидеть дома, когда враг напал на твою родину, было просто невозможно.

Примерно по тем же мотивам дети уходили и к партизанам. Но как признавался после войны один из тех,

кому в 1941 было 13 лет, он "играл в реальную войну". "Я делал то, что не могли взрослые, и ситуаций,

когда они что-то не могли, а я мог, было очень много", — вспоминает ветеран.

Поколению, заставшему пионерское детство и комсомольскую юность, не надо объяснять, кто

такие пионеры-герои. Их имена знали наизусть, так же как и текст пионерской присяги ("Я, такой-то,

вступая в ряды юных пионеров Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно

клянусь...), и едва ли не любой пионер не сходя с места мог назвать как минимум пять имен отважных

мальчишек и девчонок. В честь юных героев назывались пионерские дружины, пионерские лагеря, школы,

улицы и корабли. О них писали книжки, снимали фильмы и ставили спектакли. Потом пришло новое

время и потребовало новых героев. Мало кто сейчас скажет, за что получил Золотую Звезду героя Марат

Казей и кто такая Зина Портнова.

Люди воевавшие редко рассказывают о пионерах-героях. По той причине, что они-то знали,

что это такое: дети и война. Более жуткого сочетания не придумаешь. А пионерам страны Советов,

которые родились через двадцать-тридцать лет после Парада Победы, страшная правда о войне была

незнакома, да по большому счету и не нужна. Как сказал человек невоевавший, но войну помнивший: "А в

подвалах и полуподвалах ребятишкам хотелось под танки". Хотелось подвига, хотелось, чтобы как Ваня

Солнцев или Володя Дубинин, хотелось ночью прокрадываться под носом у немецких часовых,

закладывать мины вместе с партизанами, отстреливаться из ППШ от наседающих гитлеровцев или

доставлять срочный пакет через линию фронта.

С каждым годом День Победы становится все более грустным праздником. Уходят ветераны

Великой Отечественной. И, приходится с печалью признавать, что с ними уходит и память о той войне.

Нынешнее юное поколение знает о подвигах своих дедов-прадедов примерно столько, сколько о войне

1812 года. Две-три фамилии военачальников, пару названий битв — и это в лучшем случае. В школах

историю Второй мировой изучают только в старших классах, при этом Великой Отечественной войне в

программе выделяется настолько мало времени, что ученики получают лишь минимум сведений. Где уж

там рассказать о каждом герое по отдельности.

Вот и получается, что пионеры-герои остались частью советского прошлого, начинавшегося с

книг и телефильмов о юных партизанах. Истории эти были лакированными и в чем-то официозными, но,

несмотря на это, они заставляли пионеров мечтать о возможности почувствовать себя взрослыми. С

годами пионеры-герои превратились из простых смертных в знаки и символы. Тем, кто рос в семидесятые

и восьмидесятые, оставалось только додумывать — как они жили, чему смеялись, над чем печалились? А

для большей части нынешних подростков пионерия — это миф, ретро-экзотика без определенного

внутреннего содержания, но с хорошо узнаваемой формой, нечто вроде "старых песен о главном".

Эти 13-17-летние погибали по-настоящему. Кто-то подорвал себя последней гранатой, кто-то

получил пулю от наступающих немцев, кого-то повесили во внутреннем дворе тюрьмы. Эти ребята, для

которых слова "патриотизм", "подвиг", "доблесть", "самопожертвование", "честь", "родина" являлись

абсолютными понятиями, заслужили право на все. Кроме забвения.

Традиция почитания пионеров-героев складывалась постепенно. Издавались книги, причем на

регулярной основе, проводились пионерское сборы, пионерские отряды боролись за право носить имя

героя, пионеры писали письма родным погибших, организовывали музеи. Излишне говорить, что на

страницах популярной книжной серии пионеры-герои были образцовыми девочками и мальчиками.

Постепенно оформился четкий список, который был закреплен в специально созданной Книге почета

пионерской организации. В пантеоне была своя четверка отважных — увенчанные золотыми звездами

Портнова, Казей, Котик и Голиков.

3.

"ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ЧЕТВЁРКА ". . .

Зина Портнова

Ленинградская школьница Зина Портнова в июне 1941 года приехала из Ленинграда с

младшей сестрой Галей на летние каникулы к бабушке в деревню Зуи (Шумилинский район Витебской

области). Там ее и застала война. С беженцами уходить она не захотела и осталась в городе Оболь. Когда в

городе была организована подпольная комсомольская организация "Юные мстители", Портнова стала ее

членом. "Мстители" не только распространяли и расклеивали листовки, но и добывали для партизан

сведения о действиях немцев. С их помощью удалось устроить несколько диверсий на железной дороге,

причем не только на рельсах, но и на станции. Была взорвана водокачка, что задержало отправку на фронт

десятка эшелонов. Подпольщики взорвали местную электростанцию, сожгли льнозавод, вывели из строя

несколько грузовиков.

Портновой удалось устроиться в немецкую столовую для личного состава. Поработав там

немного, она сумела осуществить жестокую, но эффективную операцию — отравила пищу. Пострадали

более 100 немцев. В ответ на это гитлеровцы обрушили на город волну террора, и Портновой, чтобы

избежать ареста, пришлось уйти к партизанам. В отряде она стала разведчицей, участвовала в подрывах

эшелонов.

В 1943 году Обольское подполье было практически разгромлено. С помощью провокаторов

гестапо удалось собрать всю необходимую информацию и осуществить массовые аресты. Командование

партизанского отряда поручило Портновой установить связь с теми, кто остался в живых. Установить

связь она успела, но вот доложить об этом в отряд — нет. В деревне ее кто-то увидел и сообщил полицаям,

что девушка не местная. На всякий случай полиция ее задержала и переправила в Оболь. Там ею «плотно

занялось» гестапо, поскольку Зина была в списке подозреваемых в диверсии в столовой. Во время одного

из допросов ей удалось взять со стола пистолет, ранить следователя и, воспользовавшись переполохом,

выбежать из здания. Скрыться она не успела — ее ранили, после чего отправили в Витебскую тюрьму. Там

ее уже не допрашивали — принадлежность Зины к "бандитам" у немцев сомнений не вызывала, а просто

методично мучили, заставляя признаться в диверсии в столовой.

13 января 1944 года Зину Портнову расстреляли.

Марат Казей

Марат Казей считался рано осиротевшим: отец умер, когда Марату не было семи — так гласила

официальная версия. А на самом деле Иван Казей был арестован в 1934 году как "троцкист" и "вредитель"

— реабилитировали его только в 1959 году. Позже арестовали и его жену — потом, правда, выпустили. Так

что получилась семья "врага народа", которой сторонились соседи. Сестру Казея, Ариадну, из-за этого не

приняли в комсомол. Казалось бы, от всего этого озлиться должны были Казеи — однако нет. В 1941 году

Анна Казей, жена "врага народа", прятала у себя раненых партизан — за что была казнена немцами.

Ариадна и Марат ушли к партизанам. Ариадна осталась жива, но стала инвалидом — когда отряд выходил

из окружения, она отморозила ноги, которые пришлось ампутировать. Когда на самолете ее увозили в

госпиталь, командир отряда предложил лететь с ней и Марату, чтобы он продолжил прерванную войной

учебу. Но Марат отказался и остался в партизанском отряде.

Марат ходил в разведку, как в одиночку, так и с группой. Участвовал в рейдах. Подрывал

эшелоны. За бой в январе 1943 года, когда, раненый, он поднял своих товарищей в атаку и пробился сквозь

вражеское кольцо, Марат получил медаль "За отвагу". А в мае 1944-го Марат погиб. Возвращаясь с

задания вдвоем с командиром разведки, они наткнулись на немцев. Командира убили сразу, Марат,

отстреливаясь, залег в ложбинке. Уходить в чистом поле было некуда, да и возможности не было — Марат

был тяжело ранен. Пока были патроны, держал оборону, а когда магазин опустел, взял в руки свое

последнее оружие — две гранаты, которые с пояса не снимал. Одну бросил в немцев, а вторую оставил.

Когда немцы подошли совсем близко, взорвал себя вместе с врагами.

О чем думал подросток, в свои последние мгновения? О том что страшно помирать в 15 лет?

О том, что не увидит больше ни отца, ни сестру? О том, что своей смертью он приблизит победу?

Скорее всего — и про то, и про другое, и про третье. А более вероятно то, что двигала им

отчаянная удаль, помноженная на лютую ярость, которая свойственна только молодым, поскольку жить

осталось ровно до того момента, как немцы подойдут поближе, а смерть не страшна, потому что

правильно написал Гайдар еще до войны — все равно в страхе побегут враги, громко проклиная эту

страну с ее удивительным народом, с ее непобедимой армией и с ее неразгаданной Военной Тайной.

Валентин Котик

Он родился 11 февраля 1930 года в селе Хмелевка Шепетовского района Хмельницкой

области. Учился в школе №4 города Шепетовки, был признанным вожаком пионеров, своих ровесников.

Когда в Шепетовку ворвались фашисты, Валя Котик вместе с друзьями решил бороться с

врагом. Ребята собрали на месте боев оружие, которое потом партизаны на возу с сеном переправили в

отряд.

Присмотревшись к мальчику, коммунисты доверили Вале быть связным и разведчиком в

своей подпольной организации. Он узнавал расположение вражеских постов, порядок смены караула.

Фашисты наметили карательную операцию против партизан, а Валя, выследив гитлеровского

офицера, возглавлявшего карателей, убил его...

Когда в городе начались аресты, Валя вместе с мамой и братом Виктором ушел к партизанам.

Пионер, которому только-только исполнилось четырнадцать лет, сражался плечом к плечу со взрослыми,

освобождая родную землю. На его счету — шесть вражеских эшелонов, взорванных на пути к фронту. Валя

Котик был награжден орденом отечественной войны 1 степени, медалью "Партизану

Отечественной войны" 2 степени.

Валя Котик погиб как герой, и Родина посмертно удостоила его званием Героя Советского

Союза. Перед школой, в которой учился этот отважный пионер, поставлен ему памятник. И сегодня

пионеры отдают герою салют.

Лѐня Голиков

Как и Казей, Леня Голиков воевал не понарошку. Он был не просто рядовым партизаном, а

бригадным разведчиком 67 отряда 4-й Ленинградской партизанской бригады. Голиков начинал простым

дозорным и наблюдателем, но быстро научился взрывному делу. Всего участвовал в 27 боевых операциях.

На счету разведгруппы, в которую входил Голиков, значились: 78 немецких солдат и

офицеров, два железнодорожных и 12 шоссейных мостов, два фуражных склада и 10 автомашин с

боеприпасами. За мужество юный партизан был награжден орденом Красного Знамени и медалью "За

отвагу".

В августе 1942 года, находясь в разведке, Голиков подорвал на шоссе Луга — Псков легковую

машину, в которой находился немецкий генерал-майор инженерных войск Ричард фон Виртц. В ходе

перестрелки Голиков застрелил из автомата генерала, сопровождавшего его офицера и шофера. После чего

обыскал убитых, взял из машины портфель и направился в штаб бригады. То, что находилось в

генеральском портфеле, представляло собой большую ценность: чертежи и описание новых образцов

немецких мин, инспекционные донесения вышестоящему командованию и ряд других бумаг. За этот

подвиг Голиков был представлен к званию Героя Советского Союза.

В декабре 1942 года партизанский отряд, в котором находился Голиков, был окружен

немцами. После жестоких боев отряду удалось прорвать окружение и уйти в другой район. В строю

осталось 50 человек, рация была разбита, патроны на исходе. Попытки установить связь с другими

отрядами и запастись продовольствием заканчивались гибелью все новых партизан. Ночью 24 января 1943

года к деревне Острая Лука вышли 27 обессиленных бойцов. Разведка ничего подозрительного не

обнаружила — гарнизон немцев располагался в нескольких километрах. Заняли три крайние избы.

Командир отряда дозоры решил не выставлять, чтобы не привлекать внимания. Под утро сон партизан

прервал грохот пулемета — нашлась "добрая душа", сообщила немцам, кто ночью пришел в село.

Пришлось, отбиваясь, уходить к лесу…

В том бою погиб весь штаб партизанской бригады. Среди павших был и Леня Голиков.

Достигнуть леса удалось шестерым, из них двое были серьезно ранены и не могли передвигаться без

посторонней помощи. Только 31 января истощенные, обмороженные партизаны встретились с разведкой

регулярных частей Красной армии.

И совершенно уже неважен тот факт, что на портрете, который висел в каждой пионерской

комнате в каждой школе СССР от Эстонии до Чукотки, был изображен не Леня Голиков, а... его сестра

Лида. Семья Голиковых жила небогато, фотокарточки — это роскошь, а если и были какие до войны, то

сгорели еще в самом ее начале. Когда в 1958 году срочно потребовался портрет юного героя, то художнику

Виктору Фомину в качестве "модели" позировала младшая сестра Лени. О том, что на плакате изображен

не сам герой, его родные прекрасно знали. Но никогда об этом не распространялись. Советским пионерам

нужен был образ героя. И какая, в сущности, разница, что на самом деле он выглядел чуточку иначе.

По слухам, настоящий фотопортрет Лѐни Голикова, (единственный, сделанный во время

войны), разыскал в своих архивах в 60-х годах Георгий Георгиевич Светлов, бывший политрук разведроты

3-й партизанской бригады. Говорят, юный партизан и в самом деле довольно сильно похож на свою

сестру…

4.

О НИХ РАССКАЗАЛИ ПИСЬМА…

Я обращаюсь ко всем, кто читает эти строки — к частным лицам и представителям любых

организаций.

Уже более года продолжается моѐ плодотворное сотрудничество с «Советской Россией». Я

надеюсь, мои статьи читали многие. И теперь я обращаюсь к читательской аудитории за помощью.

На моѐм столе лежит рукопись книги о пионерах-героях. Рукопись очень сырая, масса

отрывков и фотографий. Но главный еѐ недостаток — это общеизвестные персонажи. Те ребята и

девчонки, о которых ещѐ в советское время были написаны тома художественной и документальной

литературы. Между тем, мне отлично известно, что ребят, вместе со взрослыми сражавшихся против

врага, были не десятки, а десятки тысяч.

Мне чудовищно обидно, что их имѐн не знает нынешнее поколение. Правильней сказать, это

даже не обида, этому чувству нет названия — и особенно острым оно становится, когда я вижу

нынешних ровесников тех героев, кривляющихся под «обезьяньи ритмы эстрады». Скорее это жалостное

омерзение.

Итак, я ещѐ раз обращаюсь ко всем, читающим эти строки.

Я прошу вас помочь мне работать над книгой. Меня интересуют случаи участия детей и

подростков в боевых действиях времѐн Великой Отечественной войны.

Я жду сведений о:

а.) юных партизанах и подпольщиках;

б.) «сыновьях полков»;

в.) сражавшихся одиночках.

Конечно, все эти пункты являются идеалом, и, если у вас не хватает каких-то сведений, это

не причина для того, чтобы не делиться со мной тем, что имеется. Выдумывать ничего не надо, даже

если очень хочется — не оскорбляйте выдумкой правду о героях, пожалуйста. Она и так оскорблена

другой ложью — ложью подонков, пытающихся доказать (и немало преуспевших в этом!), что сам образ

пионера-героя — «выдумка советской пропаганды». Но это их дело, и я отношу их злопыхательство

только за счѐт их же ничтожной трусости, так как сами они на подвиг во имя родной страны не были

способны ни в детстве, ни, тем более, сейчас, когда их душонки прогнили насквозь.

Письма прошу высылать по адресу:

393360 Россия, Тамбовская область,

город Кирсанов, улица 1-я Набережная,

дом 35.

Верещагину Олегу Николаевичу

Электронные письма прошу высылать по адресу: www. tambwolf.73@mail.ru

В случае любого вида публикации гарантирую размещение информации обо всех своих

соавторах. Заранее благодарю — и прошу задуматься, какой пласт нашей героической истории уходит от

нас прямо на глазах…

Верещагин Олег Николаевич

Так 14 июня 2007 года я обратился через одну из газет к людям. И уже 18 июня получил

первый отклик…

Рассказывает Александр Фѐдорович Канарейкин

В 1977 году Станислав Иванович Хорев, ленинградец, капитан дальнего плаванья, почѐтный

полярник, был капитаном Дудинского морского порта. Ничем особенным он не выделялся среди советских

людей того времени — ответственный, умный, да просто — хороший человек, почти ничего о себе не

рассказывавший. Нет, не потому, что в его прошлом, как любят показывать сейчас создатели

голливудских фильмов, таилось что-то «такое». Ясно было, что там нет ничего, кроме обычной для его

ровесников судьбы, в которой наверняка нашлось место войне, а если так — чего бередить старые раны?

В апреле 1977 года Станислав Иванович уехал в очередной отпуск «на материк». Оставшийся

за него заместитель Александр Фѐдорович Канарейкин получил на имя начальника странный пакет —

пакет из секции юных партизан Совета ветеранов Великой Отечественной войны города Ленинграда.

Срочный, что позволило Александру Фѐдоровичу вскрыть его со спокойной душой. А в нѐм…

В нѐм Станислава Ивановича Хорева, юного бойца Новгородской партизанской бригады,

приглашали принять участие в торжествах по случаю Дня Победы…

…Летом 1941 года двенадцатилетний Стаська Хорев, ленинградский пионер, приехал в

новгородскую деревню к родным на лето, отдыхать. И тут застала его война.

Насколько обычным и страшным было всѐ, что случилось потом, поймѐт лишь тот, кто

видел это сам. Стаська пытался вернуться в Ленинград. Пошѐл пешком, надеясь пробраться. Но кругом

уже были немцы.

Мальчишка поступил так, как только и мог поступить советский пионер. Поэтому нет

ничего удивительного в том, что зимой 1942 года он — юный партизан — уже участвовал в проводке обоза

с продовольствием в блокадный Ленинград. Может быть, он был знаком с Лѐней Голиковым? Тот именно

тогда участвовал в тех же операциях, благодаря которым в немалой степени остался жив Ленинград…

Кто знает…

Александр Фѐдорович рассказал мне в письме и о том, как в Новосибирске ещѐ до той

встречи познакомился с Гайдаром Баматовым, 1926 года рождения, кумыком по национальности. С

1942 года шестнадцатилетний Гайдар служил пластуном пластунско-егерского Терского полка. Пластун

— это разведчик. И кто сказал, что фашисты убили Гайдара летом 1941 года? Всех Гайдаров им убить не

удалось. И не удастся никогда.

А позже, там, на севере, в Дудинке, Александр Фѐдорович повстречался с Леонидом

Сабеевым. И в разговоре — случайно, пустячном! — узнал: Лѐня Сабеев служил там же, где Гайдар

Баматов. Они были товарищами. Кто после этого скажет и то, что не бывает чудес?

Рассказывает Василий Иванович Афонасин

Когда мне было 10-12 лет, я очень любил приключенческую книгу, которая называлась

«Берестяная грамота» — о мальчишках, в 1941-1942 годах сражавшихся с врагом наравне со взрослыми на

территории Дятьковского района Брянской области. Я и представить себе не мог, что через двадцать

лет после того, как я первый раз прочѐл эту книгу, мне в руки попадѐт материал о еѐ живых героях!

Ничего не выдумал автор. Ни сопротивления. Ни партизанской республики. Ни газет на

бересте. Человек, который прислал мне эти свидетельства, сам был очевидцем, современником тех

событий, их участником…

…Немцы в опьянении победами рвались вперѐд и упустили из внимания огромное количество

брошенного оружия и боеприпасов. Тогда они ещѐ не верили, что русский народ способен продолжать

сопротивление. Им казалось, что война окончена, они почти не обращали внимания на то, что в их тылу

начинают возникать первые отряды партизан. Бойцам не хватало оружия, и Василий Иванович

вспоминает, как мальчишки 10-13 лет искали оружие — с азартом ходили по лесу, винтовки, патроны на

тачках привозили к реке, где партизаны на лодках перевозили их на другой берег, где была база. И успели

вооружиться. Вовремя…

Немцы пришли по-настоящему. Злые и растерянные. Им набили морду мод Москвой. Война

получалась долго и тяжѐлой, непохожей на европейскую «прогулку». А тут ещѐ эти партизаны!

Заходить далеко в партизанские края гитлеровцы боялись, но в сѐлах грабили и убивали

вовсю. На это время приходилось убегать из своих домов и прятаться в лесу. Так было всю зиму 1941-42

г.г. Зимовали фактически под деревьями!

Василий Иванович вспоминает то время, когда немцы бесчинствовали особенно яростно.

В апреле 1942 года в село ворвался конный отряд карателей. Полсотни ребят согнали в

сельскую школу, в один из классов. Их обвинили в том, что у немцев во время ночѐвки угнали четырѐх

лошадей. И дали час сроку, чтобы назвали, кто угнал. Иначе…

Что иначе — все понимали. О чѐм думали пятьдесят заложников, сидя в классе — месте, где

привыкли получать знания, в своей школе, там, где с ними в принципе не должно было случиться ничего

плохого? Не знаю. Знаю только, что ребятам было известно, кто угнал коней у врага. Но они молчали.

Весь час. Молчали и потом. Они хорошо выучили урок — урок, на котором нельзя отвечать.

Тогда гитлеровцы отобрали 16 ребят постарше, связали друг с другом — чтобы никто не

убежал — и увели в лес.

Ночью шестнадцать мальчишек расстреляли за четырѐх коней. Чтобы запугать других. Но

вызвали не страх — ненависть.

Примерно через месяц после того расстрела Вася потерял лучшего друга.

Летом дети угоняли сохранившихся коров под охрану партизан, на лесные поляны. Вася с

матерью и соседским мальчишкой пасли коров в свою очередь именно в тот день. Неожиданно в селе

начали стрелять. Прибежавшие оттуда люди сообщили, что в очередной раз пришли каратели. И не

просто пришли — обосновались надолго.

Среди тех, кто пришѐл в лес, был друг Васи, тоже Вася Борискин с братом Толей и группой

ночевавших в селе партизан. В районе уже тогда действовал молодѐжный отряд под командой

секретаря РК ВЛКСМ Владимира Рябка (награждѐнный Звездой Героя посмертно, в моей любимой книге

он был выведен, как Анатолий Ревок) Ребята решили к нему вступать именно в те дни — ночевавшие

партизаны приходили в село именно для агитации. И теперь, ещѐ не став партизанами «официально»,

надо было выполнять первое задание.

Дело в том, что немцы отрезали путь к лесу. Вася предложил провести всех вместе, со

скотом, болотом. Ушли, как думали, совсем. Возвращаться было нельзя — в тех, кто пытался зачем-то

вернуться, немцы просто стреляли, как в движущиеся мишени. Каратели подтягивали подкрепления,

бомбили лес с самолѐтов. Люди прятались в оврагах. Как-то раз бомбили всю ночь…

Но люди всѐ-таки иногда пробирались в село — за вещами, за разной мелочью, без которой

жить трудновато. Во время одной из таких попыток вернуться Вася погиб.

Они с братом сопровождали в село женщину с грудным ребѐнком и инвалида-старика. Всех

схватили. Конечно, было ясно, кто такие двое мальчишек.

Их долго пороли возле дома, пытаясь выбить нужные сведения. Когда поняли, что ребята

ничего не скажут — убили выстрелами в затылок. Женщину и инвалида держали заложниками ещѐ сутки,

только вечером отпустили и приказали хоронить убитых пацанов.

Васе было тогда 11 лет.

Потом, после возвращения наших, их перезахоронили в общей братской могиле у д. Неверь…

* * *

А в конце весны партизаны несколькими рейдами разгромили крупные гарнизоны и

отвлекли внимание от населения на себя. Каратели почти перестали беспокоить сѐла. У них хватало

других хлопот. Вот тогда Василий Иванович и писал партизанские листовки на бересте!

Отступая окончательно, немцы сожгли все сѐла в округе. Именно тогда Василий

Иванович попался в руки врагов. В числе прочих схваченных его увезли в Германию, где он был в рабстве

до мая 1945. Пока его не освободили советские солдаты…

Позже, вернувшись домой, он подсчитал: в одном только его селе погибли до 30

детей.

Рассказывает Владимир Фѐдорович Билан

В мае 1944 Владимир Фѐдорович находился в госпитале №4471 в молдавском селе Ближний

Хутор. Там же лежал 12-14-летний мальчишка с медалью «За Отвагу» — юный разведчик Коля Байрак. В

том госпитале Коля лечился после контузии вместе со своим напарником, узбеком Ишметовым.

Дальнейшая судьба юного разведчика — неизвестна.

Юный разведчик Коля Байрак

Рассказывает Михаил Васильевич Чулков

Ване Рылику не исполнилось ещѐ и восьми лет, когда в его родное белорусское село недалеко

от Гомеля ворвались гитлеровцы. Приехали на подводах, в сопровождении троих полицаев из местного

населения — их использовали затем же, зачем используют охотничьих собак: выискивать дорогу и

хватать дичь. В одно мгновение белорусское село превратилось в ад. Правда, людей пока не трогали —

уверенные в своей скорой победе оккупанты вели коров, стреляли свиней, рубили головы курам, гребли в

мешки зерно… Потом офицер приказал полицаям ловить девушек для солдат.

На всю жизнь запомнил мальчик, как, словно в страшной сказке, волокли за косы и

прикручивали к задкам телег за руки, словно рабынь, красивых 15-17-летних девчонок. Мольбы и крики не

помогали. Мать одной из угоняемых кричала: «Что же вы делаете, вы же русские люди!» — а полицаи

хохотали. Не знали тогда ещѐ жители белорусской деревеньки, что не русские это и не люди, а —

предатели. Слыша крики матери, девчонка обезумела, зубами прокусили руку полицаю, схватила,

вырвавшись, мать за руку и вместе они побежали к лесу. Но не добежали. Немцы открыли огонь и убили

обеих. Тела затащили в хату и подожгли еѐ. И уже около горящего дома сообщили онемевшим от горя

людям — так будет с каждым, кто не покорится новой власти.

Уже на следующий день на дороге в Гомель выставили дозор из мальчишек. Среди них был и

Ванюшка. Наверное, он ещѐ не очень понимал, кто такие немцы, наверное, казались они ему чудищами из

бабушкиных сказок. Но мальчик уже отлично усвоил, почему их надо бояться. И, когда мародѐры

появились снова, их встретила пустая деревня. Предупреждѐнные мальчишками, все жители спрятались

в болотах. Почти сутки стояли они там в ледяной воде и вернулись лишь когда те же мальчишки

доложили — враг убрался.

Дозор стал постоянным. Воевать с гитлеровцами безоружные люди не могли. Но

подчиняться и терпеть их — не желали. Каждый раз с приближением врага деревня пустела. Даже

полицаи, как ни бесились их хозяева, не могли найти дорогу по болоту — лишь уныло бродили вдоль топей,

орали, чтобы «выходили» и палили наугад. А люди стояли в воде и молчали. Молчали даже грудные дети.

Тогда оккупанты сожгли деревню. Люди остались жить на болоте. Как они там жили — у

меня не хватает фантазии представить, если честно. Но — жили… Там рос среди других и семилетний

мальчик, деревенский «дозорный». Рос, не видя молока, не зная игрушек, не ложась в постель… Ваня

простудил почки. И умер в сорок лет. В сорок лет, потому что война догнала его и убила. Сделала то,

что не смогла в сорок первом.

Похожая история произошла с Володей Кудряшовым, уроженцем всѐ той же несчастной

Гомельщины. Только он был постарше Вани — двенадцать лет исполнилось мальчику, когда и его деревню

«приобщили к новому порядку». Наутро председатель колхоза собрал сельчан и сказал, что он на такое

смотреть не может. Приказывать не станет, но сам вернѐтся только когда из села вышвырнут

гитлеровцев. И село ушло в лес. Всѐ.

Этим людям повезло больше. В лесу они наткнулись на партизан. Таких же неустроенных и

голодных. Вместе вырыли землянки. Стали жить кое-как. А Володя так жить уже не мог. И ничего

удивительного не нахожу я в том, что уже через полгода мальчишка ходил по деревням, пробирался в

город — поддерживал связь с подпольщиками и другими отрядами. В тринадцать лет получил оружие,

стал охранять группы подрывников, ходил в рейды на вражеские гарнизоны. Воевал. Просто воевал.

Когда в сорок четвѐртом в эти места пришли наши, то Володе было едва четырнадцать.

Вместе с друзьями он ушѐл на курсы пулемѐтчиков, и инструктора поражались — мальчишка не знал

правильных названий деталей, но с пулемѐтами нескольких моделей обращался, как другие — с ручкой и

карандашом. А после курсов он вернулся в армию.

И была война. Обычная и страшная. Он твѐрдо усвоил: стреляют в тебя — не медли, стреляй

или бросай гранату, в бою не думают! Шестнадцатилетний мальчишка входил в состав штурмовой

группы! С пятнадцатикилограммовым пулемѐтом сражался в городских боях — наверное, самых

тяжѐлых, какие только может представить себе солдат. Удар ногой в дверь, внутрь летит граната,

взрыв — Володька выскакивает в проѐм и от живота простреливает подорванное помещение «буквой Z»,

чтобы не уцелел никто. «Бей, не раздумывай, не то пулю слопаешь!» (Если бы наших солдат так вот

научили воевать и так позволили действовать в проклятой Чечне…) Тяжело было лишь когда после

очередной вот такой «зачистки» мальчишка, войдя внутрь, увидел на полу тринадцатилетнего немецкого

пацана. Он лежал в обнимку с винтовкой, пробитый навылет его, Володькиной очередью. Тогда, в запале,

пулемѐтчик и не подумал ни о чѐм, шѐл бой, все торопились. А потом стало жутко.

9 мая 1945 года встретил в Берлине, имея награды «Партизан Великой Отечественной

войны», «За освобождение Белоруссии», «За взятие Варшавы»… Как он увильнул от демобилизации — я не

знаю. Но даже после войны он продолжал служить и… и воевать.

Да, воевать. Война-то не кончилась 9 мая, нет… В чистеньких, ухоженных лесах Германии

прятались те, кто не мыслил себе жизни без Гитлера и Рейха. И было их немало… Уже летом 1945 года

«вервольфы» начали терзать налѐтами базу, на которой служил шестнадцатилетний пулемѐтчик

Владимир Кудряшов. Ночью резали часовых. Забрасывали гранатами территорию, обстреливали из

автоматов караулы. Убитых считали уже на десятки. В одну из ночей взводный, приведя юного

пулемѐтчика к воротам, приказал ему оборудовать позицию. Но партизанский опыт мальчишки

подсказал ему иной выход. Он окопался не около ворот, а в стороне, на бугорке, откуда просматривалась

опушка леса. И ровно в полночь, как в фильме ужасов, появился, ревя мотором, чѐрный «студебеккер».

Сперва-то мальчишка, если честно, внимания не обратил — машина должна была быть своей. Потом

себе простить этого не мог — едва грузовик поравнялся с воротами, как из кузова открыли огонь. Наповал

был убит часовой, ходивший возле своей будки. Поливая очередями территорию базы, машина понеслась

вдоль «колючки».

Прямо туда, где лежал в окопчике шестнадцатилетний пулемѐтчик.

Володька врезал по нему в упор — в кабину, потом — по кузову. Машина рухнула в кювет.

Подбежавшая охрана вытащила из неѐ четыре трупа эсэсовцев.

Нападений больше не было. А Володю наградили за этот бой медалью «За Отвагу».

Уже после Победы.

А ведь быть бы ему орденоносцем. Ещѐ на Висле представили его (за что — повзрослевший

Володя не стал рассказывать, рукой махнул) к Красной Звезде!!! Да подвела пацанячья глупость,

«детство в одном месте». Идя после выполнения мелкого поручения из штаба дивизии, мальчишка нашѐл

в канаве немецкую винтовку с наствольным гранатомѐтом. Заряженную. И бахнул в ближайший лесок,

откуда немедленно посыпались в стороны кони, офицеры в подштанниках и охрана — там стоял штаб

кавалерийской части! Обалдевшего мальчишку схватили тут же. Конечно, никто не стал его обвинять в

диверсии (жизнь это, а не глупый современный сериальчик про «злобных особистов»), но наградную

володькин командир с матом порвал прямо на глазах ревущего героя-пулемѐтчика… Обидно, конечно, но

справедливо. А вот уже после войны вызвали его в военкомат и вручили орден «Отечественной войны»

второй степени. То ли в утешение, то ли ещѐ за что-то…

А служил он аж до 1992 года! Вышел в отставку — и умер в 1994 году. Открылись старые

раны. И его догнала мстительная войны, не простила того, что мальчишка сражался с нею и загнал еѐ

обратно в нору, откуда она выползла…

Рассказывает Регина Александровна Константинова

Отец Регины Александровны был комиссаром 2-й Калининской партизанской бригады и всю

жизнь писал историю партизанского движения в Калининской области, но в 1972 году умер. Ниже —

присланные мне отрывки из его архива.

1.Из воспоминаний Якова Васильевича Васильева, комиссара 67-й бригады

Летом 1969 года подошѐл ко мне на улице мужчина лет 40 с девочкой.

— Яков Васильевич, вы меня не узнаѐте?

— Нет.

— А помните Лѐньку из деревни Шолохово?..

…Дело было так. В деревне Шолохово Пустошкинского района Псковской области после

собрания граждан заместитель командира части по разведке подвѐл к командиру подростка лет 13-14.

— Вот полюбуйтесь на этого героя: партизаном хочет стать.

— Как тебя зовут? — строго спросил я.

— Лѐнькой.

— А кто ты такой?

— Я — пионер.

Ответ был такой неожиданный, что я даже смутился и стал ему выговаривать, что рано

ему воевать, да и оружия на всех желающих воевать школьников не хватить.

— А какого оружия у вас не хватает? — озорно блеснул глазами Лѐнька.

— Взрывчатки мало, — не замечая подвоха, ответил я.

— Так я притащил на санках пуда два, а то и побольше будет. Собрал в противотанковом рву.

Пришлось уступить. А вскоре в отряд пришла вся семья Леньки — Поршенковы.

Вскоре Ленька и мой ординарец Лѐша Коротышов, которому было 14-15 лет, приняли боевое

крещение. Выполняя одно из заданий, мальчишки увидели немецкого часового у деревни. Ребята открыли

по часовому огонь, а потом вступили в бой с выбегавшими немцами. Мальчишкам удалось уйти, только

Лѐшу легко ранили.

Лѐня воевал до освобождения.

2.В деревне Ерастовке действовал целый «взвод писарей», как шутя называли группу Лены

Подрезовой. Их так прозвали за то, что они размножали и распространяли сводки Совинформбюро.

Сестра Лены Тамара, брат Володя, его товарищи Женя и Лиза Сергеенковы, Оля Комарова, Таня

Князева распространяли листовки по всему Пустошкинскому району.

3.Комиссар второй партизанской бригады Константинов Александр Павлович вспоминает:

15-летний мальчик, минѐр отряда Шиповалова, Володя Петров, в ночь на 17 октября 1942

года у деревни Жерновка ж.д. Полоцк-Двинск с группой товарищей заложил мину. Ему — более ловкому и

не такому «крупному», как взрослые бойцы, это было проще сделать. Но запальный шнур оказался

коротковат — длиной всего 75 сантиметров. Мальчишка не смутился этим и… устроился в ямке недалеко

от полотна, замаскировавшись травой. Уже на рассвете послышался шум поезда. Но это оказалась

мотодрезина и подрывать еѐ мальчишка не стал. Снова пошли часы. И снова шум — и опять та же

дрезина, но возвращается! Немцы прочѐсывают полотно… Через распахнутый бронелюк виден

улыбающийся немец в офицерской фуражке. Слышна песня…

Рука сама собой рванула шнур.

Дрезина слетает с рельсов, но из еѐ развалин выбирается немец с винтовкой. Выстрел

мальчишки укладывает его наповал.

В той дрезине погибло 10 солдат и 4 офицера.

4.15-летний Коля Михайлов из города Опочка. Катался на лыжах наперегонки с немецкими

солдатами. Выигрывал, проигрывал… Никто и заподозрить ни в чѐм не мог мальчишку. А он

одновременно разведывал оборону немцев.

5.13-летний Витя «Маленький» был разведчиком. Переодевшись нищим, ходил по дорогам и

вѐл в уме счѐт сил врага. Не раз немцы его арестовывали, но «побирушка» был именно «маленьким» —

мелкого роста, затюканный… Каждый раз он принимался реветь — и его снова и снова отпускали.

А вот этот — шестой — описанный комиссаром Константиновым случай настолько

парадоксален, что я был поражѐн почти до столбняка.

6.Иван Фѐдорович Москалѐв был… уголовником. При Советской Власти сидел не раз. За это в

родной деревне его называли «бандитом». Перед войной отбывал очередной срок — и немцы его

выпустили. Но Иван «в благодарность» вернулся в свою деревню Суток Идрицкого района и по

собственным немного напыщенным (но правдивым) словам «восставши против оккупанта». Партизан

тогда в округе не было. «Бандит» собрал оружие, вырыл в лесу землянку и всю зиму 1941-42 годов в

одиночку нападал на одиночных немцев и мелкие группки, расстреливал предателей. Немцы «обещались

большую сумму марок, чтоб бандита живым или мѐртвым доставить».

А весной 1942 года Иванов стало двое…

…«Я жил в деревне Матосово в 18 километрах от землянки, где жил Иван Фѐдорович и до

нас доходили слухи, что «Ванька-бандит» один воюет против немцев. А меня в это время очень сильно

избили полицаи за то, что я собирал оружие. Держали и били две недели, а потом предложили служить

на немцев. Я решил, что лучше умру стоя.»

14-летний Ванька Ивченко обманул врагов. Понимая, что иначе забьют без пользы, дал

согласие служить немцам. А сам, едва отпустили, удрал в лес к «бандиту». Так их стало два Ивана —

«бандит» и «бандитѐнок». Когда 4-я бригада пришла в эти края, их ждали несколько солидных складов с

оружием и взрывчаткой. «Два Ивана» стали воевать в отряде Шаранды. Но до победы дожил только

«бандитѐнок».

Бывший уголовник, в одиночку сражавшийся за Родину тогда, когда побоялись делать это

«правильные», Иван Фѐдорович Москалѐв погиб в бою у деревни Шерстово и был с почестями похоронен

возле школы.

Рассказывает Татьяна Георгиевна Тагунова

Его звали Витя Солнцев — только что не Ваня Солнцев. О нѐм написала мне сестра —

Татьяна Георгиевна.

14-летний худенький мальчишка в 1941 году ушѐл на войну добровольцем — в школу юнг.

После 6 класса Витя был учеником слесаря в г. Зеленодольске. Однажды он приехал в городок

Волжск, застал дома сестру и попросил срочно собрать его — бельѐ, всѐ, что нужно для поездки на север,

на флот. Велел не плакать и добавил: «Мы им здорово ещѐ навтыкаем.» В 1943 году он уже воевал. Был

награждѐн орденом Великой Отечественной войны, несколькими медалями. Вернулся, буквально светясь —

и вошѐл в дом со словами: «Ну вот мы им и навтыкали!» Наверное, помнил все эти годы своѐ

мальчишеское обещание — и по-мужски сдержал его.

После войны Витя жил и работал в Алтайском крае. И несколько раз ездил в Ригу к своему

другу по школе юнг. Друга звали… Валька Пикуль (Я когда прочитал — обалдел! Каких только фокусов не

выкидывает жизнь…)

Рассказывает Григорий Матвеевич Мелентьев

О судьбе Пети Мелентьева мне рассказал в письме его старший брат Григорий. Хотя —

какой он мне Григорий, он уже давно Григорий Матвеевич… А вот Петя остался Петей.

Он родился в 1929 году в деревне Ломакино Вяземского района Смоленской области. В начале

1942 года братья выходили из немецкого окружения, не желая оставаться в оккупации. Идти было

трудно, голодно и холодно. Тринадцатилетний Петя с разрешения старшего брата остался в воинской

части, а Гриша пошѐл дальше — искать родителей.

В марте 1943 года в семью Мелентьевых пришло письмо. К великой общей радости Петя

писал, что он жив и здоров, служит, но не может написать — где. С ним всѐ в порядке, он доволен тем,

что делает и вернѐтся домой только после войны.

Но он не вернулся. Никогда. В ноябре того же года семья получила второе письмо. Писал,

прося прощенья у матери, командир дивизионной разведки. Южнее Киева четырнадцатилетний

разведчик Пѐтр Мелентьев пошѐл в свой двадцатый рейд во вражеский тыл.

Последний рейд.

Пѐтр Матвеевич Мелентьев пропал без вести…

Ученик 4-го класса Петя Мелентьев

Рассказывает Елена Ивановна Спиридонова

Елена Ивановна — тогда просто Лена, девочка 1924 года рождения.— была связисткой 29-го

отдельного полка связи 7-й отдельной армии, потом — 272-я стрелковой дивизии той же армии. В еѐ

воспоминаниях нашлось место сразу для многих мальчишек тех лет.

1.

Гена Соколов. Елена Ивановна так и не узнала, сколько ему было лет; на вид — 13-14.

Сам родом из-под Тихвина, он сражался на знаменитом Тихвинский плацдарме, был

помощником радиста. Лена была рядом, когда во время наступления их группа попала под огневой вал.

Лена осталась цела, хотя и получила сильную контузию, а рядом с мальчиком на еѐ глазах упал снаряд,

разорвав Гену, как ей показалось, «в куски».

И вот уже после войны на Чукотку, где жила Елена Ивановна, пришло письмо… от Гены!!!

Из Киева! Мальчика подобрали санитары и буквально «по косточкам» собрали врачи. Долго лечили.

Потом он служил дипкурьером, жил в Чехословакии. Было два сына…

2.

Коле Васюкову было 11 лет. Служил мальчишка, как все, не совершал никаких

вошедших в анналы подвигов. Его жалели, такого маленького… Лена вспоминала, как водила мальчишку в

лес, собирали чернику, варили варенье и тут же ели. Во время «Четырѐх сталинских ударов» мальчишку

отправили в тыл — и его след потерялся.

3.

А вот ещѐ одно воспоминание. 272-я дивизия освободила концлагерь «Ильинское». Из

лагеря немцы поспешно отправляли дальше на запад пленных офицеров. Четверо мальчишек,

содержавшихся там же, сумели сбежать и пробирались к нашим — предупредить об отправке пленных.

Но их схватили.

Лена сама видела казнѐнных. У одного на груди была вырезана до рѐбер огромная звезда. У

другого из перерезанного горла торчал воткнутый пучок травы. На третьего и четвѐртого девушка,

провоевавшая два года, уже не смогла смотреть…

Рассказывает Зоя Васильевна Яблокова

Недалеко от села Старые Сѐла и города Осташкова базировался партизанский отряд.

Разведчиками в нѐм были двое мальчишек — Вася Иванов и Саша Евдокимов. Вася был постарше и

«пришлый» — из беженцев. А Саша — местный, перед самой войной он окончил четвѐртый класс в местной

школе. Чаще всего мальчишки пользовались распространѐнной и практически безотказной версией. В

ответ на вопрос: «Что тут делаете?» — рассказывали, что отгоняли скот из колхоза при отступлении

«красных», а сейчас идут домой. Но во время одного из выходов немцы устроили засаду — скорее всего,

кто-то выдал мальчишек, а, может быть, они слишком уж «намозолили глаза». Сашу ранили в бедро.

Вася был цел и мог ещѐ бежать, но не бросил младшего друга. Их привезли в деревню и допрашивали до

утра. А утром повесили на двух берѐзах возле дома, где жил Саша. С табличками на шеях: «ШПИОНЫ».

У Саши, вспоминает Зоя Васильевна, штаны упали и держались на ступнях ног. Мать пыталась

поправить одежду на сыне, ей не давали каратели-часовые. Мальчики висели несколько дней, потом их

сняли и закопали, где — неизвестно. Именно к этим берѐзкам мама Саши потом много лет приносила

букетики цветов. А потом тверские школьники собрали деньги и поставили два маленьких обелиска из

чѐрного гранита. У местных властей не хватила ума на такой поступок…

Лиде Цыкиной было 16 лет. В еѐ деревне Гуща немцы не стояли. Поэтому в одной из бань

лежали раненые солдаты-красноармейцы, которых подобрали после боѐв. Девочка носила им еду,

ухаживала за ранеными. Донесли… В Гущу прибыли немцы. Раненые солдаты отстреливались, и немцы,

чтобы не терять людей, приказали выйти. Солдаты выйти почти все не могли, а Лида их не хотела

оставлять своих подопечных… Тогда немцы забросали баню гранатами. Лиде одним из взрывов оторвало

обе ноги. Немцы вынесли людей, живых и мѐртвых, осмотрели, наскоро допросили, а потом… затолкали

всех обратно, заперли баню и сожгли.

Рассказывает Владимир Адамович Сторожук

О Владимире Адамовиче и о самом-то можно писать книгу. В годы войны — 17-летний

доброволец-разведчик 545-го стрелкового полка, сам ещѐ почти мальчишка, дважды награждѐнный

орденами Славы 2 и 3 степеней… Но он рассказал мне о могиле в селе Остров Волынской области

Украины, в которую 26 марта 1944 года лѐг тринадцатилетний сын полка Коля Коваленко.

В конце 1943 года, во время освобождения Украины, разведчики подобрали мальчишку-

сироту. Командир полка Хабибуллин разрешил оставить мальчика при кухне, помощником старшины

Божко. Мальчику сшили форму, нашли сапоги. Даже карабин нашѐлся. Послушный и аккуратный, мальчик

умело помогал старшине и был объектом постоянного внимания чуть ли не всего полка — ведь дома дети

и младшие братья остались у многих… Впору было избаловаться, но Коля мечтал об одном: пойти в

разведку, за «языком», как рассказывали старшие товарищи. А как раз это ему строго было запрещено…

24 марта 1944 года Коля нарушил запрет. Заранее узнав маршрут движения группы, он

нагнал разведчиков, когда уже поздно было возвращать его.

Была глубокая ночь. Шѐл снег и дул ветер. В этом ненастье группа нос к носу столкнулась с

немецкой конной разведкой. Гитлеровцев было шестеро. Разведчиков десять. Первым же залпом

разведчики вывели из строя пятерых врагов — раньше, чем они открыли ответный огонь. Но шестой

немец, скрывшись за своей убитой лошадью, яростно и метко отстреливался.

Одна из пуль попала Коле в сердце…

Рассказывает Иван Иванович Конченков

Шестого июня 1941 года звеняческий парнишка Ваня Конченков держал в руках

свидетельство об окончании неполной средней школы, в котором красовались в ряд выведенные

каллиграфическим почерком «отлично». К свидетельству прилагалась почѐтная грамота, которую мама

Любовь Федоровна, по-крестьянски бережно завернув в чистую тряпицу, спрятала в сундучок. Ну а

документ с оценками после недолгих раздумий был отвезѐн в педагогическое училище города Дмитриева —

это в той же Курской области, что и родное село Звенячка. Там отличника зачислили без экзаменов.

И быть бы Ивану сельским учителем, учить бы ему ребятишек-озорников уму-разуму. Да не

довелось. А пришлось пятнадцатилетнему мальчишке в первую же неделю войны взять в руки кузнечный

молот… Намахавшись молотом, шѐл в полеводческие бригады, по поручению комсомольской ячейки вѐл

беседы с людьми, читал газеты, сводки…

В его родные курские места пришли немцы. В декабре 1942 года ушѐл в партизаны и стал

разведчиком партизанского отряда имени Чкалова 2-й Курской партизанской бригады, базировавшейся в

Хинельском лесу Брянской области. В партизанах был до середины зимы 1943 года — до освобождения.

Иван Иванович Конченков

С февраля 1943 года Иван стал сыном 605-го стрелкового полка 132-й стрелковой дивизии 13-

й армии, потом — бойцом того же полка Военная судьба привела его на Курскую дугу, на Орловское

направление. В боях под Курском Иван был тяжело ранен.

Несколько месяцев пришлось провести в госпитале. После выписки, 31 декабря 1944 года , его

направили на манчжурскую границу. И там снова пришлось воевать — теперь уже с Японией.

Демобилизовался курский паренѐк уже старшиной — аж в июне 1953 года. Но и потом его судьба была

связана с армией…

Рассказывают Григорий Денисович Третьяков

и Галина Александровна Команская

Олег Каманский родился в русском Крыму, в деревне Васильевке. И было ему всего

двенадцать лет, когда в Крым ворвались дивизии Манштейна.

Мальчик не мог понять и принять присутствия чужаков на своей земле. И вместе с отцом —

Петром Каманским — и матерью — Алевтиной Каманской — мальчишка ушѐл в горы Крыма, в партизаны.

Отец стал политруком отряда. Люди того времени редко требовали от других жертв, не

жертвуя сами. И Пѐтр Каманский сделал жену и сына — самых дорогих ему на свете людей! —

разведчиками.

Сотни километров прошли мать и сын по оккупированной крымской земле. Нищенствовали,

побирались — и накапливали сведения, раз за разом передавая их в отряд. А за голову политрука

Каманского оккупанты уже давали тридцать тысяч марок — крепок допѐк их отряд. Повсюду рыскали

гитлеровские «доброхоты» — из татарских националистов — в надежде выслужиться перед хозяевами.

Враги уже знали, что у политрука есть жена и сын. Имели их описание. Но мать и Олег продолжали

разведку. Местные жители, конечно, понимали, кто эти «нищие». Но иуд среди них не находилось.

Наоборот — в каждом доме женщину и мальчика готовы были спрятать, помочь, накормить… Долго они

были неуловимыми.

И всѐ-таки 14 января 1944 года их схватили. Нашлась продажная душа — выдала…

Мать и сына привезли в Васильевку. Опознали. Теперь оставалось узнать у них: где этот

чѐртов отряд?

Три месяца — вдумайтесь, три месяца! — попеременно пытали мать на глазах сына и сына на

глазах матери. Но снова и снова, вместе и порознь, повторяли они, что о партизанах не знают ничего.

Что пережил в это время их муж и отец — трудно себе представить.

На исходе третьего месяца, в апреле 44-го, мать Олега расстреляли. Повели на расстрел и

самого Олега. Но терять ему было уже нечего — и он рискнул совершить побег.

Побег удался. Как удаются почти все безрассудные предприятия.

Измученный, полумѐртвый, мальчишка добрался в отряд к отцу, который уже и не чаял

встретиться с сыном. А в мае 1944 года Крым был освобождѐн Красной Армией. В море у мыса Херсонес

потоплены были в море, сдались в плен последние захватчики.

Но Пѐтр Каманский погиб в этих боях. Олег остался сиротой.

Он рвался на фронт. Но его не пустили. Награждѐнный в двенадцать лет медалью «За

боевые заслуги», юный партизан жил на улице имени своей матери и учился в железнодорожном училище.

Потом работал в Донбассе помощником машиниста, служил в армии и, перейдя в органы внутренних дел,

в конце концов возглавил отдел линейной милиции на транспорте…

Олег Петрович Каманский

Справка на Олега Команского.

Рассказывает П.М.Ткаченко

О четверых мальчишках ниже даны только самые короткие сведения. Я написал им письма,

но ответил пока только Юрий Иванович Евсеев. Он тоже пишет книгу о своѐм прошлом. А кубанские

казачата — все трое — живут сейчас в Киеве. За границей. Не вдруг и ответишь…

1. Геннадий Андреевич Вечеренко Младший сержант 30-й Новобугской кавалерийской

дивизии 4-го гвардейского Кубанского кавалерийского корпуса Гена Вечеренко родился в 1932 году. А

воевал с апреля 1944 по май 1945 года.

2. Олег Петрович Богатов Рядовой-миномѐтчик 138 кавалерийского полка 30-й Новобугской

кавалерийской дивизии 4-го гвардейского Кубанского кавалерийского корпуса родился в 1929 году. А воевал

с апреля 1944 по май 1945 года.

3. Иван Дмитриевич Рубан Сабельник 127 кавалерийского полка 30-й Новобугской

кавалерийской дивизии 4-го гвардейского Кубанского кавалерийского корпуса родился в 1928 году. А воевал

с мая 1942 по сентябрь 1943 года.

4. Юрий Иванович Евсеев. О нѐм не известно только, что воевал он вместе со своей мамой.

Рассказывает Екатерина Петровна Тращенко

Тогда она была ещѐ просто Катя Протасова. И ей не было ещѐ семнадцати, когда началась

война. В числе других женщин и детей Катя была послана из родной деревни Асуженово подо Ржев —

рыть противотанковые рвы. Работали полный световой день (а что такое летом световой день — это с

4-5 утра до 10 вечера) Завтрак, 3 километра дороги на работу, обед на месте, а вечером — обратно.

Ребята и девчонки падали в сено и засыпали без ужина, на ужин приходилось будить силой.

А враг подошѐл к Смоленску. Подростков вернули в родное село и поручили, придав им

нескольких женщин, инвалида-конюха, ветеринарного врача и милиционера, гнать в тыл, в Иваново,

колхозный скот — коров и овец. С августа по октябрь — два месяца — они шли по вытоптанной стадами и

беженцами земле. Шли, не ехали, хотя были телеги — но на телеги укладывали ягнят и телят, которые

выбивались из сил и не могли идти сами. Ночевали в стороне от дороги, в лугах, чтобы скот подкормился.

Не могли даже уйти от своих «подопечных» в деревни, хотя местные звали на ночлег и кормили, чем

могли. Правда, «по бартеру» — в обмен им позволяли выдаивать молоко, которое всѐ равно невозможно

было бы выпить. Мальчишки косили траву для молодняка.

А вот вернуться домой не получилось, хотя скот довели почти без потерь и сдали без

проблем. В родных местах уже был враг. 16 октября гитлеровцы взяли Тверь (тогда — Калинин). В

жуткой сутолоке куда-то делись взрослые (вряд ли специально бросили своих подопечных, скорее просто

потерялись) Ребята держались вместе, пока не поняли, что до дому доберутся не скоро.

Как-то раз Катя увидела на столбе среди прочих указателей табличку с надписью

«медсанбат 336». Возле неѐ стоял и с кем-то разговаривал офицер. Тогда Катя ещѐ не знала, что это еѐ

будущий командир капитан Иванов. Она всего лишь попросилась — без особой надежды — чтобы еѐ взяли

на работу…

…Вольнонаѐмная до декабря 1941 года, с этого времени она стала полноправной

военнослужащей. Санитаркой, потом — медсестрой эвакогоспиталя. До сих пор она вспоминает, как

было страшно под бомбѐжками и артобстрелами, когда во время операции приходилось держать врача,

обхватив за поясницу — чтобы не шатало от близких разрывов. И она не считает себя героиней — так,

«просто» перебарывала страх.

Под Ковелем еѐ ранило. И в часть она уже не вернулась…

… Интересно было читать еѐ воспоминания. Так, ни разу не встречала она среди раненых

пьяного. Зато почти каждый был «ходячим арсеналом». Привозят раненого в медсанбат. Начинаешь

проверять вещмешок, а там больше боеприпасов, чем сухарей! Начинаешь убирать, а солдат кричит: «А

с чем я пойду на фрица?!»

Екатерина Петровна награждена медалью «За боевые заслуги», орденом Отечественной

войны.

Рассказывает Любовь Михайловна Броновицкая

Любовь Михайловна Броновицкая прислала мне несколько очень тѐплых писем. В одном из них

были и фотографии, сделанные Любовью Михайловной во время еѐ традиционной поездки на белорусскую

землю.

Что не очень обычно — Любовь Михайловна верит в современную молодѐжь. Мальчишки и

девчонки часто не знают имѐн и событий прошлого. Но под этой грязной коркой незнания (в котором они

не виноваты!) — чистые, хорошие души…

Любовь Михайловна со своими юными подопечными

Любовь Михайловна прислала мне несколько фотографий, переснятых ею с музейного стенда

— с короткими объяснениями: кто это такие.

Толя Захаренко Витя Ситница Герман Ли

Толя Захаренко. 1933 г. Уроженец г. Борисова Липской области. Осенью 1943 года взорвал

вражеский танк в г. Речице и был награждѐн медалью.

Витя Ситница, 1927 г. р. Д. Куритиги. Подрывник Петриковского партизанского отряда.

На его счету — 9 вражеских эшелонов..

Герман Ли. 1929 г.р. Партизан бригады «Пламя» Минской области.

Рассказывает Александр Михайлович Носачѐв

— Жень, — сказал ему, уже пятидесятилетнему мужчине, Герою Социалистического Труда,

депутату Верховного Совета РСФСР, в личном разговоре человек, приславший мне этот материал, — ну

скажи ты мне, как же тебя по отчеству, неудобно ведь, ты же меня старше…

— Зови меня Женькой, — ответил Е.А. Русанов.

И это не было «демократической игрой», так популярной сейчас у «придерживающих

власть».

Он и правда был и остался — Женькой…

…Родился Женька Русанов в 1928 году. С 14 лет воевал в партизанах, был награждѐн

медалью за участие в партизанском движении. Когда его родные края освободили, ему было 15 лет. И

пятнадцатилетний, он сумел пробраться — не на блатное тѐплое местечко, а — в армию. И в 1944 был

тяжело ранен в боях, после чего лечился по госпиталям даже когда окончилась война…

Е.А. Русанов

Рассказывает Валентин Георгиевич Трубин

Валентин Георгиевич прислал мне целый список… Мне было жутко думать, что это —

только маленькая частичка того общерусского списка, который можно было бы составить.

Задумайтесь — ниже данные только по одному району!

1.

Коготков Александр Трофимович, 1928 г.р. пос. Пьявлецкий. В 13 лет в феврале 1942

года ушѐл в отряд им. Шаумяна, где был зачислен в разведвзвод. Мальчишка ходил в разведку, участвовал

в диверсиях и боевых операциях.

2.

Ермачков Анатолий. 1928 г.р. д. Клюковники. В феврале 1942 года каратели

расстреляли мать Александру Афанасьевну, сестру партизана Ермакова Макара Афанасьевича.

Десятилетнего Анатолия тоже хотели расстрелять, но он сбежал — сбежал к партизанам, где был

зачислен в разведвзвод. Ходил в разведку, участвовал в диверсиях и боевых операциях.

3.

Трубин Анатолий Егорович. 1924 г.р. д. Клюковники. В 17 лет — политрук отряда им.

Шаумяна. Семнадцатилетний политрук был награждѐн Орденами Красной Звезды и Отечественной

Войны 1-й степени, многими медалями.

4.

Виктор Сергеевич Федотов. 1926 г.р. д. Синеозѐрки. Ушѐл в отряд «Смерть немецким

оккупантам». Вскоре — на перегоне ст. Погребы — отправил под откос свой первый поезд. Клеил листовки,

ходил в разведку, участвовал в диверсиях и боевых операциях. Во время подрыва очередного эшелона

заложил мину буквально под носом подходящего поезда. Дождался, пока пройдѐт патруль и заминировал

полотно, когда составу было уже поздно тормозить. Чудом остался жив, но в середине 1942 года был

тяжело ранен. Лечился в госпитале на Большой Земле, потом ушѐл в армию, брал Кенигсберг,

освобождал Прагу.

5.

Седов Кузьма Иванович. Семья жила в Мальцевке. Старший сын был лѐтчиком на

фронте, трое дочерей ушли в партизаны, а 11-летний Матюша остался с отцом и матерью. Их дом

служил штабом партизан южного массива Брянского леса. Мальчишка занимался охраной, доставлял

пакеты (он хорошо ездил верхом), ходил в разведку в окрестные сѐла и деревни. Жить дома становилось

всѐ опаснее. Враги жгли «партизанские гнѐзда», уничтожали партизан. Часть партизан ушла на

Украину. С ними ушѐл отец. Часть — осталась и Матюша ушѐл к ним. Но вскоре каратели убили мать.

Они захватили копавших картошку женщин и, хотя партизаны вскоре отбили заложниц, не всех удалось

вернуть живыми. Мать мальчишка нашѐл обгоревшей. Вскоре погиб в бою на Украине отец маленького

партизана. После войны мальчик жил и учился в Болховском детдоме и Орловское Суворовское училище…

6.

Трубин Михаил Егорович. 1926 г.р. . Клюковники. В октябре 1941 года собрал пять

винтовок и три ящика патронов, которые запрятал в лесу. В декабре 1941 года перезахоронил оружие, а

вскоре ушѐл в партизаны с двумя дядями. Был пулемѐтчиком отряда. Участвовал в боях. Пропал без

вести в мае 1943 года.

* * *

На территории Навлинского района действовало 14 партизанских отрядов. Первый

отряд — Алтуховский — был организован 28 февраля 1942 года. Ниже — отсканированные страницы

рукописного списка. Самого сухого и короткого. Похожего на отчѐт…

Рассказывает Галия Дуграровна Ахметова

Не помню, откуда у меня на руках оказалась справка, выданная моей прабабушке в 1945

году РК ВКП (б), а также две характеристики — на дочь Зину и на саму Пелагею Григорьевну Поволочко.

Цитирую дословно переписанный мною с оригинала документ.

Справка

Дана настоящая РК ВКП (б) г-ке Поволочко Пелагее Григорьевне в том, что ее дочь — Поволочко

Зинаида Алексеевна находилась в партизанах в составе 12-й Приморской Партизанской Бригады с

ноября 1943 г. по январь 1944 г. Погибла в борьбе с немецкими захватчиками в январе 1944 г., что и

удостоверяется.

Всесоюзная ком. партия (большевиков).

Волосовский Районный комитет Ленинградской области.

23 апреля 1945 г.

с. Волосово Октябр. ж.д.

И дальше — сразу же текст характеристики:

Характеристика.

Дана настоящая Поволочко Пелагее в том, что ее дочь Поволочко Зинаида Алексеевна, находясь в

партизанском отряде с ноября 1943 г. по январь 1944 г., после тяжелой болезни умерла. Тов.

Поволочко была дисциплинированна и все приказы и задания командования выполняла, была

преданной патриоткой нашей родины.

Секретарь РК ВКП (б)

Быв. командир 12-й П.П.Б. (Ингинян).

Наверное, можно было бы сказать: вот и все, что осталось от человека — две пожелтевшие

бумажки. Но моя двоюродная бабушка, оставшись навсегда девочкой, не зря пришла на Землю. И, может

быть, со стороны покажется нелепой и ненужной ее смерть. Ведь она, только что вымыв волосы,

получила срочное задание и помчалась по январскому морозу его выполнять, после чего заболела

жестоким менингитом и скончалась. Но я уверена, что ее жизнь нужна была для спасения других людей.

И так, образуя незримую цепочку, гибель моей бабушки оказалась тем звеном, которое не порвалось в

жизни поколений.

Рассказывают Мария Геннадьевна Шандарова и

Антонина Николаевна Брадис

Женя Логунов Женя Инзер Юрий Иванов

В 16-й школе города Твери есть небольшой музей. О тех, чьи фотографии глядят на нас с

музейных стендов, с горечью говорит Антонина Николаевна Брадис: «Их никто уже не вспомнит.» А она

сама не может их забыть.

Это были еѐ друзья. Юра Иванов, Женя Логунов, Женя Карпов, Василий Павлов, Женя Инзер…

И другие, которым в 1941 году было по 15-16 лет. Сама Тоня Брадис (тогда Тоня, а не Антонина

Николаевна) заканчивала восьмой класс, когда гитлеровские войска ворвались в Калинин — так тогда

называли Тверь.

НКВД подготовила для подпольной борьбы с врагом несколько групп. В их числе была группа

бывшего заведующего книжной базой военторга Константина Елисеева. А в неѐ входили ученики 22-й

школы. Они не ушли в эвакуацию вместе с родителями. Остались всеми правдами и неправдами, чтобы

бороться с врагом. «Ты не волнуйся, — сказал Женя Инзер маме, — я здесь буду не один, нас много.»В группу

27-летнего Николая Нефѐдова вошли другие ребята — Виктор Пылаев, Фѐдор Хохлов, Борис Полев. На

третий день оккупации — 16 октября — состоялась первая встреча подпольщиков.

В их задачу не входило стрелять и взрывать (и, наверное, это сердило и раздражало юных

подпольщиков). Они должны были только собирать сведения. За несколько месяцев группа Елисеева

переправила в управление НКВД десятки сводок, в которых указывались пункты дислокации и

численность вражеских гарнизонов, настроение солдат и офицеров, расположение штабов и складов —

всѐ то, без чего немыслимо вести боевые действия. И не удержались всѐ-таки и от того, чтобы самим в

них поучаствовать…

…Пылаев и Хохлов сняли двух часовых у немецкого оружейного склада. Это дало первые два

автомата. Через день двоих немцев закололи в подъезде одного из домов. Вскоре во время ночной

прогулки по городу ребята наткнулись на патруль, но отстрелялись и ушли в развалины. Через несколько

дней унесли у немцев гранаты. Через три дня забросали ими автомобили во дворе базы — сгорели десять

грузовиков. На следующий день взорвали три полевые кухни. В ходе операции, романтично названной ими

«Тѐплая зимовка» подожгли немецкий вещевой склад.

А в ночь на 7 ноября 1941 года ребята сделали глупость. Вернее, это нам так сейчас может

показаться. А они-то, скорее всего, просто не мыслили себе родного города без поднятого в этот день

красного флага… И подняли его на перекрѐстке двух самых оживленных улиц. Подняли ночью, хотя даже

просто за появление вне дома с 16.00 до 8.00 грозил немедленный расстрел. Подняли флаг, чтобы

показать: город — наш!

На них донесла соседка — типичная иуда военного времени, польстившаяся на обещанное в

немецких приказах «лучшее будущее» и «материальное вознаграждение». К сожалению, старая, как мир,

история.

Группу взяли в доме №8 на набережной Степана Разина, где ребята и девчонки в преддверии

зимы шили из старых простыней маскхалаты, чтобы легче было передвигаться, когда ляжет снег.

Маскхалаты им не пригодились. Десять парней и три девушки были схвачены. Спасся только Вася Павлов

— он как раз вышел в туалет. Когда схваченных выводили наружу, то мать Жени Карпова (еѐ вели

первой), увидев выходящего из надворной будочки мальчишку, изо всех сил закричала другу сына: «Вася,

беги!» Мальчишка сориентировался мгновенно — развернулся и пропал в лабиринте сараев…

…В немецкой комендатуре их мучили почти месяц. Когда поняли, что ничего не добьются —

ответил в подвал сгоревшего дома и поспешно расстреляли. Поспешно — потому что наши были уже

близко. Наверное, перед смертью подпольщики уже слышали канонаду. Что они чувствовали? Горечь от

того, что приходится умирать вот так — в двух шагах от освобождения? Или радость — от того, что

всѐ было не зря?..

…обнаружены слегка зарытые трупы… Найденные трупы изуродованы до

неузнаваемости… женщины и часть мужчин были задушены; у всех трупов раздроблены нижние и

верхние челюсти тупым предметом; на кожных покровах грудных клеток обнаружены раны…

перелом грудных клеток; у пяти трупов выколоты глаза, у всех трѐх женщин… признаки

изнасилования.

Но подполье осталось жить. И доказало это — 15 декабря, уже при отступлении немцев,

подпольщики других групп не дали сжечь горбольницу № 2 — расстреляли факельщиков из засады…

…В подвале, где пытали и убили юных подпольщиков сейчас — раздевалка, кафе и туалет.

Рассказывает Игорь Сергеевич Широких

Игорь Сергеевич Широких — и Игорь Широких

Июнь сорок первого застал одиннадцатилетнего Игорька в пионерлагере. Но, как вспоминает

он, тогда известие о начале войны не только не поразило его, но даже и не особо обеспокоило. Родная

Владимирская область была далеко от границ. А кроме того, одиннадцатилетний пионер был твѐрдо

уверен — не пройдѐт и недели, как немцы побегут обратно под ударами Красной Армии.

Но уже через несколько недель мальчик понял, что всѐ намного серьѐзнее. Умерла от

туберкулѐза мама. Она болела уже давно, и война тут была ни при чѐм. Но буквально через несколько

дней на фронт призвали отца — опытного врача. Игорь и его тринадцатилетняя сестра остались с

офицерским продовольственным аттестатом на попечении школы и соседей. В детском доме уже не

хватало мест…

Госпиталя наполнялись ранеными. А в другую сторону — на запад — непрерывным потоком

шли эшелоны с пополнениями. Мальчишка завидовал бойцам неистовой завистью — они едут бить врага!

В те дни многие его товарищи делали попытки бежать на фронт. Как правило их возвращали. Но у Игоря

были для побега более благоприятные условия — родительского глаза за ним нет, а сестра мужчине не

указ.

Однако первый побег был неудачным. Вместе с другом они добрались до столицы,

готовившейся к отражению врага. Тут их и сцапал патруль… Мальчишек отконвоировали по домам. Но

уже через несколько дней Игорь сделал вторую попытку — уже в одиночку.

Этот побег был удачней. Конечно, его опять схватили, но офицер комендатуры, куда

доставили «беглеца», как оказалось, знал госпиталь, где служит отец Игоря. Рассудив, что как раз отец

и «вложит пацану ума», офицер приказал доставить мальчишку в госпиталь.

Но отцу Игоре некогда было воспитывать сына и вообще заниматься им. Госпиталь

переполняли раненые. Мальчишку приставили к санитару дяде Васе и сказали: «Работай.»

Так начались его совсем не романтичные военные будни. Жили в невесть как попавшей сюда

башкирской юрте. Отец иногда не выходил из операционной по нескольку суток. А Игорь… Что ж Игорь?

Дни были однообразными, дисциплина строгой, труд — тяжѐлым и страшным. Но постепенно мальчик

понял, что это и есть — война. Он на войне. Он воюет.

В госпитале его любили. Заботились, как могли. Хорошо кормили — тогда это было

немаловажно. Но уберечь от войны не имели возможности. Прямо над госпиталем разворачивались

воздушные бои. Била немецкая артиллерия. Раненые шли с фронта непрекращающимся потоком.

Большинство отправляли дальше — в тыл, на лечение. А кое-кого отправляли ближе — до превращѐнной в

братскую могилу воронки, над которой ставили наспех сколоченный памятник со звездой и фамилиями

погибших.

Как вынесла психика мальчишки то, от чего нередко сходили с ума взрослые? На его глазах

офицер однажды убил струсившего перед атакой солдата. Просто застрелил. Как было объяснить

двенадцатилетнему пацану, что только так можно было предотвратить панику, при которой слепо

бегут и гибнут сотни? А крики? В операционной кричали постоянно, день и ночь — и он день и ночь

слышал это. А тазы с кровью, ошмѐтками внутренностей, руками и ногами, которые он таскал к

засыпанной хлоркой яме?

В начале 1944 года, перед операцией «Багратион» Иосиф Виссарионович Сталин («кровавый

монстр и убийца») отдали специальный приказ — убрать даже из тыловых частей тех, кому не

исполнилось 16 лет. Игорю было только-только 14. Мальчишек младше 16 стали свозить в Смоленск.

«Никогда бы не подумал, — одновременно с юмором и ужасом вспоминает Игорь Сергеевич, —

что столько детей воевало, если бы не увидел их собственными глазами.» Собрали целый эшелон с одного

фронта. Что творилось! Мальчишки плакали, вырывались, матерились, грозили оружием. Орали и

матерились, тоже до слѐз доходили конвоиры. Многие из эвакуируемых ведь не были сиротами, их

отправляли по домам, к родителям, а они — они не хотели уезжать с фронта, от боевых товарищей!

В Смоленск приехал отец Игоря, забрал сына и отправил в Горький, к дальней родне. Смешно

— отвоевавшего три года мальчишку не взяли в военно-морское училище… по возрасту. А он так мечтал о

флоте… Утешаться можно было тем, что, призванный в свой срок в армию, он служил водителем

плавающего танка.

Игорь Сергеевич Широких награждѐн четырьмя медалями. А удостоверения участника

войны у него нет. Ведь он не призывался официально, а значит — с точки зрения чиновников — не было

трѐх лет в госпитале, не было братских могил и налѐтов авиации, не было раненых, которых он помог

выходить, не было кровавых тазов и запаха хлорки…

Обидно. Не ему. Ветераны давно устали обижаться.

Обидно мне.

Рассказывает Геннадий АртемьевичМурашов

Читающие приведѐнный ниже большой отрывок легко могут обвинить меня в том, что я не

выдержал тему. Ведь его герой никогда не был даже близко от фронта.

Но не спешите. Лучше почитайте.

«В годы войны мы, дети, оказались целиком на руках учителей. Матери работали

двенадцать часов в смену по плану — и два часа для фронта. Уходили на работу — мы спали. Приходили —

мы спали.

Но мы не только спали. Мы умирали с голоду. Норма хлеба в тыловой Пензенской области

составляла триста грамм на человека. Но давали его не каждый день.

Падали в обмороки. Отлеживались. Потом шли в школу, где кое-как оживали. Учительница,

Лидия Васильевна Салюкова, хорошо знала, кто как живѐт и подкармливала учеников, чем могла.

Мы оживали.

Однажды Лидия Васильевна сказала, что пора формировать посылки на фронт. Попросила,

чтобы наши родители передали, кто что может.

— А Гена, — обратилась она ко мне, — пусть напишет письмо. Он у нас умный, справится.

Справишься, Гена?

— Н-не знаю…

— А ты пиши обо всѐм, как есть. Что хлеб дают редко, что картошка кончилась ещѐ в

декабре. Что дров нет, топить нечем. Что волки к дому подходят… Но мы, дескать, верим, что

Гитлера скоро разобьют и в магазинах снова появится хлеб.

И я стал писать.

«Здравствуй, дядя Солдат! С сердечным приветом к Вам и Вашим боевым товарищам

пионеры-тимуровцы Сосновоборской средней школы Пензенской области.

5 июля у нас был большой праздник — Красная Армия освободила Орѐл и Белгород. У нас был

салют. Мы все кричали «Ура!», «Да здравствует товарищ Сталин!», «Смерть немецким оккупантам!»

Нам было радостно и весело.

Живѐм мы неплохо. Сейчас лето. Лидия Васильевна водит нас в лес. Мы едим хвойные

верхушки, землянику, бруснику. А если дойдѐм до Калашной в лесу, то и малину, и ежевику. Там этого

добра навалом. И потом, наши матери ходят иногда в деревни. Моя мама, например, ходила в Большую

Садовку. Там она за свою красивую кофту выменяла ведро картошки.

О том, что мы Гитлера разобьѐм, никто не сомневается. А вот появится ли в магазинах

хлеб, пока не верится.

Мы, тимуровцы, помогаем семьям фронтовиков. Особенно зимой. В первую очередь больным

и престарелым. Ходим на колодец за водой, носим из сарая дрова, топим печи, разносим лекарство…»

Заканчивал я страстным призывом поскорее поймать Гитлера и повесить его. а мы,

тимуровцы, обещаем хорошо учиться.

Разумеется, мы понимали, что так живѐт вся страна. Ведь шла война.»

Геннадий Артемьевич вспоминает и другое. как вернулся с войны его семикратно (!) раненый

отец. И однажды в разговоре с сыном узнал, что тот писал на фронт письма. Узнал об их содержании.

Тогда фронтовик, буквально обомлев, замолчал и потом вдруг почти выкрикнул: «Сынок! Ты знаешь, что

ты делал?! Ты роты поднимал в атаку!»

Вот так… Не был на фронте — но роты в атаку поднимал. Впрочем, в это нетрудно

поверить. Достаточно представить, как в окопе солдат читает письмо о «хорошей жизни» сына в

тылу. Что тот ест сосновые верхушки. И этот солдат знает, кто виноват в такой «хорошей» жизни

сына. Интересно, можно ли будет остановить такого солдата?

Геннадий Артемьевич привѐл в письме немало цифр и фактов. Но мне показались самыми

важными только две вещи:

1. за годы войны орденами и медалями было награждено более 200 тысяч пионеров;

2. в числе действовавших пионерских отрядов были отряды, созданные на территории

Польши и Германии угнанными в рабство советскими детьми.

После того, как я прочѐл об этом — остальное показалось мне уже не важным.

Геннадий Артемьевич Мурашов

Рассказывает Константин Дмитриевич Мирославский

Таня Мирославская и память о ней

О человеке, приславшем мне этот материал, о самом можно было бы писать книгу.

Константин Дмитриевич был под немцами, семнадцатилетним воевал с 1942 года в «Лыжном» —

добровольческом комсомольском батальоне Западного фронта. Но речь всѐ-таки не о нѐм…

…9 мая (тогда ещѐ не знали, что это будет День Победы) 1942 года в газете города

Ефремова Тульской области было сообщено о награждении орденами и медалями четырѐх девчонок.

Разведчиц 3-й армии Брянского фронта, осенью и зимой 41-42 г.г. ходивших под видом беженок в

немецких тылах. Уцелела из них одна — Настя Чурилова. Аня Чинарѐва подорвалась на мине, Тамара

Лазарева и Татьяна Мирославская были расстреляны немцами.

Дружины имени Тани были в Москве, Омске, даже в Болгарии. Родилась она в 1926 году.

Была круглой отличницей. В 1941 году окончила 7 классов. Занималась балетом, училась музыке… А в

сентябре 1941 года ушла в РК ВЛКСМ и исчезла.

Еѐ родной город был «под немцами» всего три недели. Но вернуться домой Таня отказалась.

А вскоре от неѐ стали приходить загадочные письма…

«Здравствуйте, дорогие мама, папа, Костя! Поздравляю вас всех с Новым 1942 годом! Я

только вчера вечером пришла с работы. Жива и здорова, только немного устала. Вообще наши дела

продвигаются к лучшему. Если бы вы видели, как я в этот раз в лаптях щеголяла — лопнули бы со смеху…»

Письма шли. То по почте, то через оказии. В них не было ничего «такого». Девчока просила

прислать выкройки — ей хочется сшить себе юбку, платье… Просила передать школьному учителю,

чтобы выслал компасы, если ещѐ остались. Зачем? Мало ли что придѐт в голову девчонке…

А однажды пришѐл в семью конверт.

В те годы боялись конвертов. С фронта шли «треугольнички». Конверт — это могла быть

похоронка.

Но нет. Не в тот раз.

А в тот раз помощник командира некоей «воинской части» благодарил родителей за их дочь.

И сообщал, что она награждена медалью «За отвагу».

Тане было тогда пятнадцать лет.

И снова письма — странные, с полунамѐками. Ну никак не могла удержаться девчонка от

того, чтобы гордо и простительно похвастаться «между строк». Обещала отомстить за брата

Костю, к тому времени уже раненого и контуженного на фронте… А в конце сентября 1942 года она

попросила больше не писать ей. Отвечать не сможет.

В том сентябре 1942 года в составе группы и 4 человек Таня была выброшена в тыл к

немцам. В очередной раз…

… Абрамова Татьяна Ивановна, жительница Орловской области, пишет, что в 1942 году

Таня долго жила у них в деревне, работала, была молчаливой и тихой. Потом еѐ и хозяйку дома, в

котором она жила, схватили и в ноябре 1942 расстреляли в Медведевском лесу недалеко от Орла. На них

донѐс староста. Дети хозяйки остались сиротами.

Немцы предлагали Тане работать на них. Девушка ответила: «Меня трижды наградили

наши. Четвѐртый раз наградят посмертно.»…

…Таня была радисткой диверсионной группы.

Рассказывает Ким Иванович Брыков

Ким Иванович

«Детство было бурным, полубеспризорным,» — вспоминает он о себе. Что тут ещѐ

добавишь? Кирилл (Кимом он стал сам, по своему почину) рос в самых «казачьих» местах, на юге России.

Были драки, были приводы в милицию, было всѐ. До войны.

В войну младших станичников-казачат собрали в разведгруппу. Было не до шуток и не до их

возраста. За Таганрог по льду замѐрзшего залива, пробирались в тыл к немцам, носили пароли и места

явок для подпольщиков. Как-то на льду попали под обстрел. Шестнадцатилетнего Кима ранило в руки и в

голову осколками мины. Друзья не бросили — вытащили потерявшего сознание парня и доставили в

госпиталь. Отлежавшись — сначала в Ростове, потом в родной станице — Ким поступил в

истребительный отряд НКВД. К этому времени уже два года у него была девчонка — Аза — но еѐ отец

строго-настрого запрещал дочери даже близко подходить к «байбаку». Встречались тайком. Девчонке

было лестно, ухажѐр — герой!

А герою между тем выдали коня, карабин — и отправили сопровождать в эвакуацию группу

евреев, служащих исполкома и торга. Шли медленно, были с ними старики, дети — и под Буденовском

наступающие гитлеровцы догнали беженцев…

Стояло лето 1942 года.

Наверное, казачонок принял бы бой и погиб, конечно. Но те, кого он уводил, не дали ему

сражаться. Сказали, чтобы прятался, что казака немцы не тронут. Чуть ли не силой разоружили — и

сами ушли навстречу своей судьбе. Было и так. Не все рассказы о холокосте — нечистоплотная выдумка

для вышибания денег…

Сперва осел он в селе Покойное. Потом потихоньку стал пробираться домой. По пути чуть

не попал под «мобилизацию» — немцы угоняли молодѐжь в Германию. Выкрутился… Вернулся домой в

разгар боѐв, уже зимой. Окрестности станицы были переполнены трупами — нашими и немецкими.

Убитые валами лежали на снегу, их никто не убирал. А потом Ким увидел, как немцы уходят. Не

удержался и тут — с несколькими друзьями провѐл наших бойцов во фланг отступающему врагу

окраинными улочками.

Ким поступил опять в истребительный отряд. Из него вскоре дезертировал — да-да. Правда,

всего на несколько дней. Сорвиголова пробрался за «Голубую линию» немцев и вывел оттуда свою Азу (она

всѐ ещѐ была в оккупации). Сдал с рук на руки растерявшемуся отцу, который именно тогда и дал

согласие на женитьбу.

Повоевать на Западе больше не успел. Зато подошѐл срок призыва как раз под войну с

Японией. Побывал в Китае и Корее, был награждѐн (ну как казаку без этого?!)

Документы Кима Брыкова

Рассказывает Виктор Фомич Ефимов

В начале лета 1942 года окончивший пять классов Толя поехал к сестре матери, в

Сталинград — отдохнуть. Война шла уже год, но никому и в голову не могло придти, что гитлеровцы

прорвутся к Волге. Не думал об этом и мальчик. Три недели он жил совершенно беззаботно — рисовал во

взятом с собой альбоме, играл и бегал на реку с соседскими мальчишками, пока…

…28 июля загоравшие на пляже мальчишки были удивлены приближающимся странным

гулом. Потом они увидели летящие по небу самолѐты. Самолѐты шли в ровном строю, почти крыло к

крылу, закрывая всѐ поднебесье. А следом за ними — по земле — двигалась лавина огня и дыма.

В ужасе, ничего не понимая, ребята бросились по домам. В городе уже была паника. Ни на

что не обращая внимания, Толя домчался до дома тѐтки. Но дома не существовало. Вместо него

полыхала огромная яма. «Не лезь, там все погибли!» — крикнул мальчишке кто-то из соседей, и Толя

вместе со всеми бросился к реке. Но берег засыпали бомбами, горели мосты, горели причалы, пылающая

нефть плыла по реке, люди лежали мѐртвыми — десятки, сотни людей — и мальчишка, обезумевший от

страха, инстинктивно юркнул на старую мельницу, в паровой отсек.

Тут уже были люди. Среди них Толя узнал Андрея, соседского мальчишку. Андрей был теперь

сиротой — та же бомба, что убила тѐтку Толи, убила и всю его семью. Мальчишки решили держаться

вместе.

Несколько дней они жили в паровом отсеке, в краткие перерывы между бомбѐжками

выбираясь наверх в поисках еды. А на пятый день во двор вошли немцы.

Они никого не искали. Злые и усталые, гитлеровцы просто обустраивали в развалинах

позиции. Но семья, прятавшаяся вместе с Толей и Андреем, решила попытаться выбраться. Мальчишки

не пошли, хотя их звали. И через какие-то минуты услышали густые очереди. Немцы убили спасавшихся

людей.

А на следующее утро Толя остался один. Они с Андреем, как всегда, выбрались за

продуктами. Ползший первым Андрей вдруг дѐрнулся — и остался неподвижным. Толя подполз ближе и

увидел, что его дружок убит наповал.

Три дня после этого Толя не осмеливался показаться из подвала. На третью ночь всѐ-таки

решил уйти подальше от немцев — на свою Пензенскую улицу. Он и сам не знал — зачем, лишь бы

подальше… Но не добрался — на полпути его перехватил вылезший из развалин старик, дед Захарыч.

Отругав мальчишку и сказав, что его так и так убьют, потому что там, куда они идѐт, линия фронта,

старик заставил Толю спуститься в подвал. В подвале уже были ещѐ двое мальчишек и наш раненый

солдат.

Первым делом Толя припрятал в куче мусора свой красный галстук. Чутьѐ не подвело

мальчишку. Буквально на следующий день в подвал спустились немцы. Но солдат в это время уже ушѐл

кое-как к своим, а старика и мальчишек вражеские солдаты не тронули, даже дали хлеба. А сами ушли —

и больше не возвращались.

Так началась жизнь Толи в доме №61 на улице 9 Января. Иногда мальчишкам удавалось

достать и принести что-нибудь съедобное. Но голод был постоянным и скоро даже перестал

замечаться.

Так трое мальчишек и старик прожили полтора месяца. Но однажды ночью их разбудил

тихий разговор на русском языке. А через минуту в подвал осторожно спустились люди в советской

военной форме. Это были разведчики во главе с сержантом Павловым.

— Не ходите дальше, немцев много, убьют вас, — предупредил их старик. Но сержант Павлов

успокоил Захарыча и предупредил только, чтобы никто не высовывался из подвала — дескать, они будут

«работать».

Разведчики ушли. Через короткое время послышалась бешеная стрельба, дикие крики людей,

взрывы гранат — и всѐ стихло.

Разведчики Павлова перебили немецкий гарнизон соседнего дома, контролировавший

подступы к Волге.

Обитатели подвала воспрянули духом. Они оказались «при деле». Из их подвала было хорошо

видно передвижение немцев, тут же начавших стараться отбить дом. Мальчишки по очереди ползали к

разведчикам и рассказывали им о том, что предпринимают немцы. Атака за атакой захлѐбывались на

площади перед домом.

Так с 27 сентября Толя Курышов стал фактически одним из защитников знаменитого «Дома

Павлова».

Через три дня к «павловцам» пробралась поддержка. Среди бойцов был Илья Воронов —

ставший впоследствии знаменитым пулемѐтчик. Именно к нему и «прикипел» Толя. Напарник Ильи был

убит в одном из первых боѐв, людей не хватало, мальчишка таскал ленты, воду для «максима», гранаты…

Как-то мальчишка заметил, что немцы наводят огонь артиллерии ракетами, выпуская их в сторону

дома. И предложил своему старшему другу попробовать сделать то же, но в сторону немцев.

Пулемѐтчик посмеялся, однако выпустил пару ракет того же цвета, что и у немцев. И в ту ночь атаки

не было долго — артиллерия гитлеровцев неплохо врезала своим…

Мальчишке этого казалось мало. Смерти он уже видел много и перестал еѐ бояться.

Поэтому в одну из ночей он вылез через подвальное окошко на соседнюю улицу и пробрался в дом, занятый

немцами. Ни один взрослый не пошѐл бы на такой риск. Да и Толя не мог объяснить, что его туда

понесло? Часовые не заметили его, вражеские солдаты и офицеры спали мѐртвым сном усталых людей.

Побродив по комнатам (мурашки по коже, когда себе это представляешь!), Толя увидел на столе пачку

бумаги и карандаши. Рисовать мальчик любил всегда, а его альбом погиб при бомбѐжке. Он взял бумагу с

карандашами и вернулся обратно, к своим. С одной стороны бумага была расчерчена, и эти чертежи

заметил Павлов.

Сперва он отругал мальчишку. Но, полистав бумаги, глубоко задумался… и послал Толю

вместе с одним из бойцов в тыл, в штаб. Но перед этим что-то долго говорил бойцу. А Толя, нахально

подслушивавший под дверью, услышал: «Пацан… в тыл… тут погибнет…»

Только позже Толя узнал, что он взял для рисования план захвата одного из сталинградских

районов. Но в тот момент мальчишка понял одно: его хотят отправить в тыл!!! Едва до него это

дошло, как Толя сбежал. Сбежал за своим галстуком. На клочке бумаги написал карандашом: «Дядя Яша,

если со мной что случится, сообщите родным, что я был с вами, в мою деревню Елизавете Никитичне

Курышовой. Деревня Тихменево Кузнецкий район Пензенской области. Толя. 20.09.1942 г.» Завернул

записку в галстук и спрятал его в развалинах.

И вернулся к своему старшему другу-пулемѐтчику. Воронов дал Толе подзатыльник и долго с

ним не разговаривал. Но отправить мальчишку в тыл больше не пытались. Поняли — бесполезно.

Дела в доме были плохи. Чтобы перебраться в другой подъезд, бойцы сделали подкоп, но в

добротно сложенном фундаменте удалось продолбить только маленькое отверстьице. Тогда Толя,

никому ничего не сказав, пролез через эту дырку в соседний подвали, стоя по колено в ледяной воде, стал

подрываться под фундамент в другом месте. У него получилось пробить достаточно широкую дыру,

через которую могли пролезть и взрослые. Немцы долго и упорно атаковали… пустой подъезд. А Толю

представили к награждению орденом Красной Звезды.

По его собственным словам, награждение окрылило мальчишку. И то, что он простыл и был

сильно болен, он скрывал ото всех, считал, что не имеет права жаловаться. Ведь у его старшего друга

Воронова было… тридцать ранений, разрывная пуля раздробила таз. А Толя — маленький, яркий — был

просто незаменим для гарнизона.

Во время отражения очередной немецкой атаки Воронов потерял сознание. Немцы стали

подбираться ближе. Очнувшись, пулемѐтчик швырнул в них гранату, снова потерял сознание, опять

пришѐл в себя и увидел, что Толя уже приготовил вторую — последнюю — гранату, а немцы уже совсем

рядом с позицией. Тогда мальчишка и пулемѐтчик прижались друг к другу, держа гранату в руках и

готовясь взорваться. Их спасло чудо — к позиции прорвался лейтенант Афанасьев с группой

автоматчиков.

Прежде чем потерять сознание в третий раз, Воронов вставил гранатную чеку обратно.

Его отправили в медсанбат, где пришлось ампутировать ногу. А Толя остался воевать. Он

поддерживал связь между отдельными группами обороняющихся, помогая им координировать действия.

Во время одной из таких вылазок за спиной у бежавшего мальчишки разорвалась мина. Сам Толя потом

вспоминал, что успел лишь ощутить невероятную боль, подумать: «Вот и конец…» — и провалился в

темноту.

Увидев, что упал их маленький друг, бойцы Павлова обезумели. Двое из них — белорус Горя

Хохолов и калмык Камолжан Тургунов — под огнѐм немцев буквально чудом добрались до мальчика и

вынесли его обратно, сами при этом не получив ни единой царапины. Толя был жив, но получил общую

контузию всего тела. Шея мальчика была разворочена осколком, в ране пульсировали артерии.

Шѐл 58-й день обороны…

…Написав записку, объясняющую ситуацию и положив еѐ в карман гимнастѐрки Толи, Павлов

приказал доставить мальчика в санбат. Там его прооперировали, достали осколок, распоровший шею и

застрявший у правого уха. После чего погрузили на санитарный поезд, уходивший в Пензу.

Между тем мать Толи отказывалась верить в гибель сына. И в тот день по какому-то

наитию она вышла на вокзал, где стоял санитарный поезд, с которого разгружали раненых. Среди них

были трое подростков. Когда одного из них — укрытого шинелью с головой — проносили мимо, женщина

увидела на свесившейся из-под шинели руке татуировку — «ТОЛЯ» Ещѐ до войны, чтобы проверить, есть

ли у него сила воли, еѐ младший сын попросил старшего брата выколоть своѐ имя. От матери тогда

здорово влетело мальчишке. А теперь она бросилась целовать эту руку.

Между тем врачи объяснили, что мальчик второй день без сознания. Мать упросила отдать

сына ей и повезла в Тихменево, где в сельской больнице из шеи извлекли ещѐ один осколок. И, когда мальчик

пришѐл в себя, стало ясно, что это — чужой ребѐнок.

Нет, это был еѐ Толя. Но он ничего не помнил. Почему-то называл себя Лешей. И последнее,

что осталось связно в его памяти — как они с мальчишками бегут с волжского пляжа.

Так они и жили. В 45-м вернулся с фронта отец. И в начале зимы 46-го «Лѐша», катаясь на

коньках, поскользнулся и, упав, ударился головой. А дальше — как в сказке — встал со льда Толей.

В тот вечер он взахлѐб рассказывал всем о том, что с ним было. Люди не знали, верить или

не верить. От недоверия мальчишка плакал, клялся, что всѐ это правда. А телогрейка с запиской Павлова

давно сгорела в костре.

Толя смирился. Перестал говорить о войне. Да и зачем, если подумать? Шла мирная жизнь.

Отучившись в Иркутске, он стал художником-оформителем и сам временами думал, что всѐ прошлое

показалось ему. Пока летом 1979 года, приехав в очередной раз в родное село в отпуск, не получил

посылку. Там был его орден. Красная Звезда за номером 806357. Орденская книжка. И — письмо Якова

Павлова. Его командира.

Сержант считал, что Толя погиб и всю жизнь корил себя, что так мало сделал для

парнишки. Но вот ему сообщили, что при разборе старой мельницы был найден пионерский галстук с

запиской. А потом тот самый Горя Хохолов, что спасал раненого мальчишку, сообщил письмом своему

сержанту, что Толя, скорее всего, жив.

Он успел встретиться. И с Павловым. И со спасшими его Хохоловым и Тургуновым. И с

пулемѐтчиком Вороновым. И была во всѐм этом какая-то высшая, могучая и непреодолимая

справедливость.

Рассказывает Зоя Ивановна Перхун

Дима родился в 1927 году на Кубани, в станице Нижнекубанской. Когда началась война,

старший брат ушѐл на фронт и вскоре погиб. А Диме, учившемуся в то время в Новороссийском

железнодорожном училище, пришлось эвакуироваться вместе с училищем — враг подходил к

Новороссийску.

Мальчишку шѐл пятнадцатый год. Он рвался на фронт и вскоре ухитрился пристать к

морским пехотинцам. Помогали им, чем мог. И был ранено в левую руку осколком.

В госпитале Дима познакомился с офицером-танкистом и уговорил его взять с собой —

заряжающим. Мальчишка для экипажа был находкой — невысокий, ловкий, юркий… Но во время

наступления на Украине танк поджѐг немецкий снаряд. В живых остались командир и заряжающий.

Дима долго лечился по госпиталям — он обгорел, был контужен. А после выписки его…

призвали на действительную службу. Да, только теперь он, ветеран, стал полноправным бойцом. В 151-й

стрелковой дивизии он стал пулемѐтчиком, воевал в Румынии и Венгрии. И под Будапештом опять был

ранен — пулей в левую руку, после чего его признали негодным к строевой службе.

Орден Отечественной войны, медаль «За отвагу» и — нагрудный знак «Сын полка». Вот

память о тех годах…

Рассказывает Татьяна Родионовна Овсянникова

Вася Овсянников родился в 1928 году в одной из деревень Вологодской области. В 1936 году

семьмя переехала в ленинградскую область, в посѐлок Петрославянку. Перед войной Вася успел закончить

пятый класс. И вскоре посѐлок стал второй линией обороны.

8 сентября 1941 года немецкие самолеты в очередной раз бомбили Ленинград. Наши

истребители настигали их на подходе, многие вражеские самолѐты сбрасывали бомбовый груз на первые

попавшиеся цели, не глядя. Досталось и Петрославянке. Несколько зажигалок упало на детский сад.

Находившиеся на улице мальчишки и девчонки бросились тушить бомбы. Детский сад не загорелся, но

Вася получил сильные ранения — бомба, которую он схватил, разбрызгивала окалину, еѐ куски попали

мальчишке в голову, ногу и плечо.

Без сознания его увезли в одну из больниц Ленинграда.

Мальчишка попал в блокаду и на себе узнал, что такое голод. Тогда, не долечившись, он

пешком ушѐл домой. Добрался — и слѐг с гангреной ноги. К счастью, прямо во дворе дома Овсянниковых

стояла воинская часть, отдельный артиллерийский батальон. Пришедший по просьбе отца врач вкатил

умиравшему уже мальчику дозу английского чудо-препарата — пенициллина. И Вася выздоровел.

Поднявшись на ноги, он почти не отходил от своих спасителей-артиллеристов. Бойцы его

полюбили, за ярко-голубые глаза и имя называли «Василѐк». Батальон частенько снимался с места и

уходил на позиции — под Красный Бор, линия фронта была рядом. Потом возвращался. И вот однажды

«Василѐк» исчез вместе с батальоном. И вернулся вместе с ним.

Ни угрозы, ни просьбы не могли повлиять на мальчишку. Он стал ходить на войну, как на

работу. Подтаскивал патроны, снаряды, медикаменты… А в январе 1943 года написал письмо в

Ленинград, Жданову, с просьбой зачислить его в батальон воспитанником. И уже в феврале получил

направление… но в 23-ю армию, на Карельский перешеек, со взвод связи запасного полка. Сделано это

было потому, что этот участок являлся «спокойным». Мальчишка будет и «при деле» — и подальше от

огня.

И точно — первоначально так и было. Мальчишка смог даже окончить 6 класс. Но в 1944 году

фронт «двинулся». Вася снова воевал, освобождал Выборг — и заболел там ацидозом лѐгких. С этой

болезнью он попал в госпиталь и лежал там даже после окончания войны…

Памятью о Великой Отечественной остались награды — орден Отечественной Войны

Первой степени, медали «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда»…

1 августа 1943 года.

Карельский перешеек.

Вася Овсянников (2-й слева) со своими боевыми товарищами

25 мая 1943 года в Таксове

Рассказывает Вера Никитична Норцова

Подпольную группу в Кировском районе города возглавлял Павел Павлович Бабкин В 1941 году,

когда враг подошѐл к Курску, он, машинист паровоза, был оставлен для выполнения специальных заданий.

В группе состояло к концу 1942 года около 30 человек В их числе члены семьи П. П. Бабкина — его супруга

З. И. Бабкина, 17-летний сын Павел Бабкин и 15-летняя дочь Любовь Бабкина. Подпольщики выполняли

задания штаба Первой курской партизанской бригады… собирали сведения о расположении, составе,

вооружении немецких воинских частей, военных аэродромах складах о работе Курского

железнодорожного узла и передавали через связных партизан, которые по рации сообщали о них штабу

фронта. Используя эти сведения, фронтовая авиация совершала налѐты на немецкие объекты.

Подпольщики принимали по радио сводки Совинформбюро, размножали их и распространяли среди

населения С помощью патриотов-медиков из областной клинической больницы был организован побег

трѐх раненых советских офицеров Вначале их укрыли на конспиративной квартире в Курске, затем

доставили на явочную квартиру Е Н. Глушковой в я Новые Дворы Фатежского района а оттуда — в

штаб партизанской бригады За спасение офицеров Зоя Емельянова, Анна Бочарова, Павел Бабкин были

награждены орденами Красной Звезды. Руководитель подпольной организации П. П. Бабкин удостоен

ордена Отечественной войны II степени.

Тринадцатилетний школьник Петя Вялых из села Старый Лещин несколько раз переходил

линию фронта и доставлял командованию советских частей сведения о дислокации, численности

противника, его огневых точках В декабре 1942 года в ночное время он провѐл в село роту советских

солдат, которые без потерь со своей стороны уничтожили застигнутых врасплох более 200 немецких

солдат и офицеров. После освобождения родного села от немецко-фашистских оккупантов Пѐтр Вялых

ушѐл с передовыми частями на фронт. В одном из боев он был тяжело ранен и в 1943 году умер в

госпитале в городе Чкалове (ныне Оренбург). В 1965 году Пѐтр Вялых был награждѐн медалью «За

отвагу» посмертно.

Жительница села Коровино Таисия Петровна Филатова и еѐ двоюродные сестры —

тринадцатилетняя Клавдия Филатова и двенадцатилетняя Нина Филатова активно помогали советским

разведчикам сообщая им сведения о противнике. В марте 1942 года их арестовали немецкие фашисты и

после мучительных допросов расстреляли Сестры Филатовы награждены медалью «За отвагу»

посмертно.

В сентябре 1943 года в бою за освобождение села Куликовка Черниговской области был убит

уроженец села Кульбаки рядовой В. С. Феденко. Так уж случилось, что в четырнадцать с половиной лет,

в июле 1941 года Вася Феденко стал юным бойцом, сыном 150-го стрелкового полка. Когда командование

убедилось в боевых качествах Феденко, ему поручили большое и очень ответственное задание. Он должен

был сопровождать разведчика М. К. Краева, который направлялся в тыл противника под видом слепого

старца. Им было приказано разведать в городах Дно и Порхов, а также в прилегающих к ним сѐлах и

деревнях скопление живой силы и боевой техники противника. А ещѐ надо было найти обширное

безлесное и незаболоченное пространство для высадки авиадесанта. Но при выполнении этого задания

фашисты схватили разведчиков и бросили в сырой погреб. Местные подпольщики, узнав об этом,

немедленно сообщили командованию наших войск. Скрытно пробравшись, отряд из 200 человек произвѐл

внезапный налѐт. Разгромив немецкую комендатуру, бойцы отряда разыскали разведчиков. Но

фашистский часовой опередил освободителей и дал автоматную очередь в тѐмный лаз подвала. Марк

Кузьмич, прикрыв собой Феденко, погиб. Вася был ранен в руку и ногу. Задание все же было выполнено.

После госпитального лечения Феденко был направлен в кавалерийский полк, участвовал летом

1942 года в ожесточѐнных боях за Воронеж за станицы Советская Чернышевская Морозовская,

Белокалитвенская, беспощадно бил врага на родной курской земле.

Позже полк в составе кавалерийского корпуса был брошен в прорыв с целью сбить вражеские

заслоны, атаковать противника захватить Чернигов и выйти к Днепру. Эта задача была выполнена, но и

полк потерял много бойцов. 22 сентября 1943 года во время атаки был тяжело ранен в грудь юный герой

Вася Феденко. От раны он скончался. Похоронили его в братской могиле вместе с другими воинами 54-го

гвардейского ордена Ленина Краснознаменного орденов Кутузова и Александра Невского Томашовского

кавалерийского полка в селе Куликовка Черниговской области

* * *

«Сообщаю вам о партизане Жерякове Алексее. В феврале 1942 года я с ним вместе сидел в

одной камере в пос. Тѐткино...».

Так рассказывал партизан В. С. Галичѐнко…

— Под вечер в камеру втолкнули мальчишку. Он долго лежал на голом полу. Попытка

заговорить с ним успеха не имела. Мальчик упорно молчал. От него стали добиваться сведений о

партизанах. Его возили в лес и требовали указать, откуда он пришѐл, где находится его отряд. Но

Алексей — как сам он признался потом — водил их в противоположную сторону. Из леса немцы вернулись

ни с чем. Мальчишку стали избивать, мучить. В пытках особенно изощрялся полицай по прозвищу Пливка.

Пыткам не было конца. Алексея уводили из камеры, затем приносили и бросали снова на

холодный пол.

Моѐ внимание и посильное участие в его страданиях сделали Алексея разговорчивым. Он

рассказал кое-что о себе и, видя, что ему осталось жить немного, просил меня сообщить о нем его

родным, которые жили в селе Хвощевка, Севского района, Брянской области.

Об издевательствах над Алѐшей Жеряковым многое дополнила Щербакова Анастасия

Михайловна (в годы оккупации она работала уборщицей).

— Мне часто приходилось убирать камеру,— говорит она,— и видеть Алѐшу. Как его только

мучили! Как сейчас помню на его руки нельзя было смотреть без содрогания — пальцы были расплющены.

Их прищемляли дверьми и долго держали, как в железных тисках. Но юноша молчал. Откуда только

бралась такая выносливость!

Не добившись ничего, фашисты решили казнить юного партизана. Его вывели на площадь,

запруженную народом. С тополя змеѐй свисала верѐвка. Алѐша встал на табурет и увидел перед собой

десятки устремлѐнных на него глаз. По щекам многих женщин текли слезы. В одно мгновение мальчишка

снял с ног валенки, бросил в толпу.

—

Возьмите, люди! Всѐ равно снимут, пусть вам достанется, а не им!

Палач стал набрасывать на шею петлю. Жеряков ещѐ громче закричал:

—

Все равно за меня партизаны… — закончить речь он не успел. Палач выбил табурет.

Только через несколько, дней его тело было снято с виселицы и захоронено. К сожалению, и

до сих пор мы не знаем где эта могила. А ведь Алѐша заслужил, чтобы мы отдали ему последние почести,

как герою. Такой подвиг мог совершить человек, сильный духом. А было ему всего 16 лѐт.

Как же Жеряков попал в руки карателей? Наиболее подробно об этом рассказала А. А.

Костюченко, жительница посѐлка. В годы войны у неѐ в подвале лежал раненый партизан, он выздоровел,

сейчас работает.

— Я тогда помогала партизанам, — сообщила она,— стирала, готовила пищу. У меня они

часто останавливались. Однажды ко мне заехало человек 5 — среди них был и Жеряков. Они следовали в

село Юрьево проводить собрание колхозников. Собрание состоялось, присутствовало много людей. А

когда возвращались обратно, попали в засаду. Алѐша был схвачен. Остальным партизанам удалось

скрыться. Очевидно, нашѐлся предатель, который сообщил о партизанах в тѐткинскую комендатуру.

* * *

«Посмертно зачислить во Всесоюзный полк сынов полка юного разведчика Владимира

Султанова, погибшего в 1 944 году близ деревни Долгино Львовской области Украинской ССР». (Из

приказа № 8 за 1969-й год за подписью командира Всесоюзного полка полковника Г. Арутюнянца).

В 1987 году в Курск пришло известие из Львовской области о том, что в с. Руда-Силецкая

одна из улиц названа в честь Володи Султанова. Его именем названо и поле, где за год до Великой Победы

оборвалась жизнь 15-летнего бойца с недолгой, но яркой биографией.

Владимир Викторович Султанов — наш земляк, родился в 1929 году в селе Глебово

Фатежского района Курской области.

Мальчишка рос живым, подвижным, играл со сверстниками в казаки-разбойники. Энергия

прямо била из него через край, наверное, поэтому ребята прозвали его «гейзером». Володя рано остался

без отца и начал помогать матери по хозяйству, ни какой работы не чурался. Увлекался книгами о

выдающихся личностях, полководцах, любил петь в два голоса со старшей сестрой Валюшкой.

«Володе было только двенадцать лет, когда услышал по радио непривычно грозное слово

«война». А вскоре увидел еѐ страшное лицо. В июле 42-го фашисты оккупировали правобережье

Воронежа, где в то время жила семья Султановых. 156-й отдельный истребительный противотанковый

дивизион занимал рубеж на левом берегу реки Воронеж. И вот то на одной, то на другой батарее

появлялся Володя Султанов и сообщал о высмотренных им вражеских огневых точках, о передвижениях

гитлеровцев. Его данные подтверждались дивизионной разведкой.

Подросток ни за что не хотел отсиживаться в тылу и упросил командира оставить его в

части. В последний момент забежал домой попрощаться. Мать, узнав о решении сына, зашлась в плаче,

крепко обвила руками и долго не отпускала от себя, словно предчувствовала сердцем, что больше не

свидятся.

Бойцы полюбили Володю как младшего брата, как сына. Шустрому, исполнительному

мальчишке давали разные поручения: то он дежурил у телефонов штабе полка, то, разносил почту, был

связным. Посылали его и в разведку, хотя командиры «солдаты оберегали мальчишку, старались под

разными предлогами оставлять его в штабе. А он страшно не любил, когда ему делали поблажки из-за

возраста. Мечтал стать храбрым и метким бойцом, при нем всегда находились автомат и трофейный

парабеллум. Волевой, неунывающий, без жалоб переносил тяготы полевой жизни. Вот таким запомнился

он бывшему начальнику санитарной службы курянину Н. А. Разинькову.

Можно лишь догадываться, что чувствовал мальчонка, оказавшийся в огненном пекле

Курской битвы. Наверняка ему было страшно и он мысленно звал маму, но солдатский долг не позволил

струсить. Рядовой Султанов проявил себя настоящим мужчиной и в дальнейшем, когда в составе 1497-го

артполка 112-й Рыльско-Коростеньской стрелковой дивизии участвовал в боях за освобождение

Украины.

К сожалению, не осталось свидетельств, как и при каких обстоятельствах погиб наш юный

земляк. У Володиной мамы Анны Ивановны и его сестры Валентины Викторовны, живущих в Курске,

сохранилось несколько его фронтовых писем. Почтовые карточки пожелтели от времени, но химический

карандаш не стѐрся, и текст читается свободно.

В коротких письмах на полстранички нет описаний боев, солдатского быта. Лишь

лаконичные сообщения о том, что жив-здоров. Но сколько в этих весточках с передовой тепла, заботы о

своих близких, веры в скорую встречу!

Но встретиться, увы, уже не довелось. В мае 1945 года А. И. Султанова получила извещение

на казѐнном бланке, что красноармеец Владимир Викторович Султанов, верный воинской присяге, погиб.

18 июля 1944 года.

* * *

2 ноября 1941 года при защите Курска погиб политрук Ленинского истребительного

батальона Ф.Г.Меркулов.

А на следующий день скончался от ран, полученных в бою с врагом за родной город, его сын —

12-летний связной того же батальона Станислав Меркулов.

Стасик Меркулов

Павел Грудинкин

Павел Грудинкин состоял в «Молодой Гвардии» Льговского района. 22 члена этой

организации были схвачены и расстреляны оккупантами 19 сентября 1942 года. Павел был младшим…

Виталий Чинсиков

Уникальность этого 14-летнего партизана-разведчика из с.Черневка, если так можно

выразиться о человеке, что он был… глухонемым. И именно такую роль играл…

Валя Крохин с отцом

Отец Вали Крохина была комиссаром Корнеевского партизанского отряда. И сын и отец

были взяты в плен при разгроме отряда и казнены вместе…

Коля и Миша Самофаловы

Коля Самофалов, 1930 года рождения, партизан, а позже — боец-пулемѐтчик войсковой

части 44195, был участником освобождения Курска от захватчиков. Позже — стал Заслуженным

артистом УССР. Его младший брат Миша, 1932 года рождения, воевал вместе с братом и, как видим,

разделял его музыкальные пристрастия…

Удостоверение партизанского разведчика Вали Баранчикова

* * *

Василий Косторубов родился в 1929 году, в деревне Гряды, Конышовского района. В 1937

году пошѐл в школу, в первый класс. В 1941 году он окончил 4 класса Грядской семилетней школы. В 3-ем

классе вступил в пионеры. Вася слыл прилежным, дисциплинированным мальчиком. Но недолго пришлось

ему учиться. Осенью 1941 года фашисту оккупировали Конышовский район. В деревню Гряда пришли

фашисты и захватили школу, сделав еѐ своим штабом, Школьное здание превратилось в место пыток и

истязаний. Наступил 1942 год. Отец Васи геройски погиб на фронте. Старший брат Николай ушѐл в

партизаны. Дома остались 4 брата меньше Васи. Их нужно шло чем-то кормить. И Вася стал пастухом

в деревне Комаровка.

Партизанским отрядом, в котором сражался брат Васи Николай, руководил Васин

односельчанин — Василий Лазарев по кличке "Кукуй" Своими налѐтами партизаны наводили страх на

фашистов. Через Васю они узнавали о всех Действиях полицейских.

Каждое утро, выгоняя своих воров, Вася наблюдал, что делают фашисты, где находятся их

огневые точки. На луг к нему приходила партизанская разведка. Им Вася и рассказывал о фашистах.

Однажды командир отряда Василий Лазарев спросил Васю: "Если немцы узнают, что ты

имеешь связь с нами, что будешь делать?"

Вася ответил: "Я им ничего не скажу. Пионер не изменяет Родине".

Однажды, погрузив на лошадь хлеб и картофель, Вася погнал еѐ в лес к партизанам…

В один из октябрьских дней 1942 года фашисты и полицейские собрали большой отряд в

деревне Комаровка с целью напасть на партизан. Они установили пулемѐт в сторону леса и ожидали

сигнал для нападения. В это утро Вася, как обычно, гнал стадо коров на пастбище. Зоркие его глаза

ничего не пропустили. Вася приметил, где расставлены часовые и немедленно передал об этом в отряд. А

вечером в селе затрещали автоматы, раздались взрывы гранат. Это партизаны напали на фашистов.

Бой продолжался недолго, враг был разбит. 17 полицейских взяли в плен. Только главарю удалось бежать.

Вася, слушая треск автоматов, радовался. Захваченные в плен предатели понесли суровую

вару, А Васе Кострубову партизаны объявили благодарность.

Черев насколько дней в село ворвались фашисты. Они схватили Васю прямо на лугу. Избитого

бросили его в школу, где он учился 4 года, где его принимали в пионеры…

Теперь школа превратилась в ад. Вот здесь, в этом классе, висело Торжественное обещание

юного пионера. Здесь, выстроившись в ряд, пионеры клялись горячо любить свою Родину, быть честными

и смелыми. А теперь перед Васей стояли палачи. Его допрашивали снова и снова, но Вася не выдавал

партизан. Тогда его направили во Льговскую тюрьму. Там его пытали ещѐ сильнее, но и это не помогло

им. Тогда Васю отправили в Рыльск. Мать его, Полина Васильевна, в надежде увидеть сына, отправилась

туда. Но вместо сына палачи передали ей окровавленную одежду…

…Так в январе 1943 г. был зверски убит пионер Вася Кострубов…

* * *

Володя Жданов пришѐл в школу в 1938 году. Мальчик способный, подвижный, Володя был из

тех ребят, что главари у детей. Любил участвовать в художественной самодеятельности класса. Мог

организовывать игры с малышами и одноклассниками. С учителям был вежлив. Любил читать книги и

всегда пересказывал прочитанное своим одноклассникам. Володя был черноглазый, весѐлый, задорный

мальчик.

Вспоминается старая революционная песня «...он прожил не долго, но честно...» Это о нем, о

Володе Жданове — пионере-партизане, расстрелянном врагом в ноябре 1941 года.

Биография у Володи начинается так, как и у тысяч других. 1930 года рождения, родился с

деревне Веретенино, в семье колхозника. С 4-х летнего возраста не знал отца, жил вместе с матерью

Ждановой Прасковьей Никитичной. Учился в Веретенинской семилетней школе, Ему было 11 лет, когда

началась Великая Отечественная Война… В Дмитриевском и Ждановском районах были организованы

партизанские отряды, в которых многие пионера помогали партизанам; Вася, Коля, Люся и Миша

Романовы, Люба и Алѐша Гундаревы. Ош были товарищам Володи.

После оккупации немцами Михайловского района семья переехала из Веретенино в посѐлок

Погорелый, Эти ребята помогали партизанам — собирали для них патроны, оружие, оставшееся на полях

боев, носили в отряд продукты, стирали белье. Вскоре в посѐлок нагрянули немцы и начались расправы.

Среди погибших оказались четверо Романовых и двое Гундаревых, а Володя остался в Веретенино. В

ноябре 1942 г, немцу и полиция налетели на Веретенино, начали поджигать дома, мстить населению за

то, что они оказывали действенную помадь народным мстителям. В осенний день, около 4-х часов

произошла схватка между полицаями и партизанами, в результате которой был ранен один из партизан,

Володя Жданов спас раненого, завалив его снопами конопли. Поиски раненого партизана полицаями не

увенчались успехом и они ушли. Володя, 11-летний мальчик, не по своим силам тащил за ремень взрослого

человека, оставив его в надѐжном месте, сам побежал в партизанский отряд сообщить о случившемся.

После этого Володю оставили в партизанском отряде. Он ходил в разведку, распространял сводки

Совинформбюро. Ушла в партизанский отряд и его мать; Прасковья Hикитична. Она очень боялась за

своего храброго сына. Володя говорил: "Я, если попадусь, все равно ничего не скажу врагу".

Юный герой погиб при следующих обстоятельствах. Однажды Михайловский партизанский

отряд, в котором был Володя, переходил в другое место. Ночью на марше мальчик немного отстал в лесу

и попал в руки полицаев, выслеживавших отряд. Они передали Володю немцам. Фашисты избили

мальчика, добиваясь, чтобы он рассказал им об отряде, о том, кто оставлен партизанам в сѐлах для

связи. Володя молчал. Тогда его, избитого, стали возить на мотоцикле по деревням, требуя показать

партизан. Но снова пионер молчал. Разозлѐнные фашисты вывели мальчика на окраину Веретенино и

убили его. Над трупом его издевались, искололи штыками. Так велика была ненависть к тем, кто встал

на защиту своей Родины. Мародѐры-полицаи сняли с Володи ботинки. Позже мѐртвого Володю нашли

партизаны. Юный герой похоронен в Михайловке в братской могиле.

Володя Жданов награждѐн посмертно орденом Отечественной войны 1-ой степени.

Рассказывает Альбина Ивановна Болотина

О работе нашего клуба «Подвиг» знали за пределами нашего района. И вот однажды

делопроизводитель школы Александра Павловна Петрунина принесла нам в клуб тетрадь. «Может, вам

пригодится,» — сказала она.

Это были списки фронтовиков, ушедших воевать из с.Черемное Павловского района

Алтайского края — 800 человек. Среди них мы наткнулись на фамилию Верещагина Ивана Алексеевича,

уроженца посѐлка Зелѐный Клин, 1926 года рождения, год гибели — 1942. Выходило, что погиб он в 16 лет.

Нас это заинтересовало, мы стали узнавать подробности.

Когда началась война, Ване было 15 лет. Он был рослый и очень сильный мальчик. В 1941-м

году закончил 7 классов и с другом, который был старше его на два года, летом работал в колхозе. Вот

как-то они поехали в район сдавать молоко — а обратно его друг, Саша, вернулся уже один. Саше было

почти 17 лет, но он был невысокий, щупленький, и в военкомате, куда друзья пошли, договорившись

между собой, ему про возраст не поверили. А Ване поверили.

Узнав, что сын пошѐл в армию, его мать взяла свидетельство о рождении, поехала в район,

но там сына уже не было, группу отправили в Бийск. Мать поехала и туда, но Ваня, как она ни

упрашивала его, домой вернуться отказался, отрезал: «Мама, я так решил!»

В первом же письме с фронта он написал: «Мама, я понял, что фашисты — это не люди и их

надо уничтожать. Я буду это делать, пока мои руки держат оружие…» Писем вообще от него было

мало. Мальчишку взяли в лыжную разведку, писать не было времени. А зимой 1942 года он был тяжело

ранен и умер в с.Кресты или Крестцово Ленинградской области. Позже его перезахоронили в

пос.Могилевичи Валдайского района Новгородской области.

Ваня спокойно мог дождаться призыва, который должен был произойти уже под самый

конец войны. Он не был в оккупации, обстоятельства не подталкивали его воевать. И тем не менее, он

выбрал именно этот путь. Из нашего района несколько ребята ушли на фронт в 16 лет. А Ваня

Верещагин в 16 лет уже погиб.

Теперь его имя по ходатайству клуба «Подвиг» носит одна из улиц села.

Ваня Верещагин

Рассказывает полковник в отставке М.Нурадинов.

Ранней весной 1943 года с Кубани шли составы, на которых везли воинские части на

переформирование.

Южнее города Миллерово было выстроено предназначенное для нашего батальона

пополнение. Длинный строй замыкал мальчишка с курносым веснушчатым носом. Выяснилось, что ему

пятнадцать лет, Федя Садилин, родился в с.Ребриха Алтайского края, единственный сын у матери.

Убежал на фронт, чтобы сражаться с врагом. Я заметил, как появились слезы на глазах, когда командир

сказал, что надо его немедленно вернуть домой. В то время и мне комбату, было всего двадцать лет.

Вспомнил, что по службе комбату полагался ординарец, и сказал: «Хорошо, боец, вместе будем бить

фашистов».

С первого же дня покорил меня Федя прямым характером, общительностью и отнюдь не

мальчишеской серьѐзностью. Несмотря на свой возраст, он вскоре стал отличным воином.

Однажды нашему батальону, действовавшему в авангарде дивизии, пришлось принять бой в

крайне невыгодных условиях. Это было под хутором Петровским на Украине. Батальон был внезапно

атакован вражеской пехотой и танками с трѐх сторон, Фѐдор Садилин, находившийся в это время в

левофланговой шестой роте, вмиг оценил положение и поскакал на коне в полк доложить обстановку.

Когда на взмыленном коне Федя прискакал обратно, ситуация уже изменилась. Подразделения батальона

открыли огонь по противнику, заставив его прижаться к земле. Фѐдор Садилин вместе с шестой ротой

пошѐл в атаку. Пробился к тому месту, где мы вели бой. Подбежал он ко мне в тот момент, когда,

раненный в голову, я лежал возле своего разбитого пулемѐта. Очнулся от голоса моего друга Феди.

Потом он заботливо ухаживал за мной до тех пор, пока я не вернулся в строй.

Отличился Фѐдор Садилин при форсировании Днепра. Каждый взвод, рота стремились

первыми выйти к реке. И вдруг Фѐдор Садилин исчез. Каково же было удивление всех нас,

присутствующих на Н. когда Федя появился сияющий и с полной каской днепровской воды.

— Товарищ комбат, угощайтесь! — и подал мне каску.

Надо было видеть, с какой радостью отхлѐбывали мы по глотку днепровской воды из

Фединой каски. Федя рассказал, как он, стремясь первым увидеть Днепр, сквозь огонь противника проник

к реке и обнаружил не занятые фашистами участки местности. Сведения, полученные от Феди,

немедленно были использованы. А днепровская вода придала нам силы.

Две роты батальона двинулись по указанной Федей местности и вдоль берега пошли на

противника, отсекая его от Днепра. Наше появление с тыла было для врагов .совершенно неожиданным.

Фашисты начали разбегаться во все стороны. Вскоре левый берег реки на участке полка был полностью

очищен от противника. Перед нами раскинулась широкая гладь реки. Мы с Федей переправлялись в одной

лодке, но неподалѐку от берега чуть не пошли ко дну: лодка была пробита в нескольких местах осколками

и пулями. Пришлось вброд, потом плыть в лодке. На правом берегу вместе с высадившейся 4-й ротой с

ходу пошли в наступление.

Не раз ещѐ Фѐдор Садилин выручал товарищей смелостью и находчивостью И погиб он на

священной днепровской земле.

Фашистам ценой больших потерь удалось вклиниться в наши боевые порядки. В том месте,

где располагался наблюдательный пункт командира батальона, где находился мой Федя. Яростно

сражались мы, никто не покинул занятых позиций. Разгорелся ближний бой. Фашисты шли напролом. В

этом бою огнѐм из своего автомата и гранатами Федя уничтожил немало фашистов.

Сражѐнный пулей врага, пал политрук Лейкин. На участок окопа, где сражался Федя,

ворвалась группа фашистов. Расстреляны все патроны, и автомат, перебитый пулями и осколками,

перестал стрелять. Пусть подойдут ещѐ ближе, решил Федя. Выхватив противотанковую гранату, он

приготовился к бою.

— Получайте, гады! — и метнул еѐ в самую гущу наседавших фашистов. От взрыва гранаты

погиб и сам.

Когда я подбежал к месту гибели Феди, он лежал на дне траншеи, а вокруг — убитые

взрывом фашисты. Это было 4 октября.

Рассказывает Александр Иванович Ефремов

Николай Михайлович Королѐв родился в декабре 1927 года в деревне Зуи Пустошкинского

района Псковской области. Он был третьим ребѐнком в крестьянской семье. В 13 лет уже умел делать

любую мужскую работу.

Через 20 дней после начала война в селе появилась вражеская разведка на мотоциклах, а

следом — основные части врага. Подростков и женщин из села заставили участвовать в ремонте

прифронтовых дорог. Николай с товарищами был вне себя от того, что приходится работать на врагов.

Но сопротивляться открыто было опасно — гитлеровцы сразу показали, что не остановятся ни перед

каким злодейством. Поэтому мальчишки втихую набивали в доски гвозди и по ночам укладывали их в

дорожные колеи. Почти год на этом нехитром средстве борьбы калечились вражеские машины.

В конце 1942 года оккупанты начали забирать молодѐжь на работы в Германию. И тогда

Николай с несколькими товарищами сбежал в лес. В неполные 16 лет оказался в партизанской бригаде.

Участвовал в диверсиях на железной дороге и засадах, ходил в разведку.

В июле 1944 года партизаны соединились с нашими наступающими войсками, и Николай стал

бойцом-пулемѐтчиком 1336 стрелкового полка. На его боевом счету есть даже сбитый самолѐт-

разведчик, знаменитая и почти неуязвимая «рама». А за подвиги при штурме Кенигсберга младший

сержант Н.М.Королѐв поучил звание Героя Советского Союза…

Рассказывает Василий Павлович Шеховцев

В 1985 г. журналистской Антониной Ленковой была издана повесть «Это было на

Ульяновской», которая рассказывает о подвиге ростовских школьников с Ульяновской улицы во время

оккупации нашего города фашистами.

Они жили рядом на Ульяновской и Донской: Коля, Толик и Валя Кизим, Коля Петренко, Ваня

Зятев, Яша Загребельный, Игорь и Нина Нейгоф, Коля Беленький, Коля, Женя, Лиля Крамаренко, Витя и

Лиля Проценко.

В первые дни оккупации города (21-28 ноября 1941 г.) Коля Кизим, Витя Проценко и Яша

Загребельный, играя на улице, услышали стоны и голоса, идущие из-под земли. Посмотрев в разбитое

подвальное окно, ребята увидели пленных солдат. Они лежали и сидели на голом цементном полу. У

подвала стоял часовой— румын.

Ребята рассказали Марии Ивановне Кизим, что на углу ул.Донской и пер.Подбельского

находится лагерь в военнопленными. Бойцы в подвале просят пить.

Мария Ивановна, Маша Аллахвердова и ребята направились к подвалу, но путь преградил

часовой. Мария Ивановна протянула ему бутылку с самогоном. С этого дня ребята стали посещать

пленных. Коля, Яша, Игорь и Витя носили им воду и продукты, вещи, которые собирали по домам.

В ночь с 28 на 29 ноября Части Южного фронта под командованием генерала Харитонова,

прорвав укрепления немецких войск, заняли Ростов. Что стало с пленными из подвала неизвестно.

В школе № 35 разместился госпиталь. Многие старшеклассники ушли из школы работать на

заводы и фабрики. Младшие продолжали учиться, но в другой школе.

Во время летней наступательной операции 1942 г. фашисты заняли город во второй раз —

это произошло ночь на 23 июля. Армейские части Красной Армии двигались к мосту, чтобы

переправиться на левый берег Дона. В этом же направлении шли машины с тяжело ранеными бойцами.

Коля Кизим помогал грузить на машины раненых из госпиталя. Он работал, пока не вынесли последнего.

Пять дней шли бои на улицах Ростова. Последними покидали город бойцы из группы под

командованием мл.лейтенанта Михаила Батыркина, выполнив задачу по прикрытию войск. Двигаясь к

мосту, они уходили через дворы, в последнем дворе квартала все укрылись. Раненых переодели и вместе с

жителями спрятали в подвале. Коля Кизим закрыл ворота, но немцы пробили их танком.

Заставив всех выйти из подвала, немцы оттеснили в сторону мужчин и мальчиков. Повели их

к выходу, подгоняя прикладами. Женщины услышали автоматные очереди.

Расстрелянных Колю Кизим, Игоря Нейгоф, Витю Проценко, Ваню Зятева, Колю Беленького

(Сидоренко) Мария Ивановна вместе с другими женщинами перенесли в надѐжное место и присыпали

землѐй. Остальных похоронили в воронке, которая находилась на улице, недалеко от проспекта

Будѐновского. В это могиле было тайком похоронено около 50 человек.

24 июля 1970 года состоялось торжественное открытие мемориальной доски по

ул.Ульяновской,27, во дворе этого дома 25 июля 1942 года были расстреляны юные патриоты.

Коля Кизим.

Игорь Нейгоф.

Ваня Зятев.

* * *

Эдик Жмайлов учился в ростовской школе № 78. Его отец коммунист Семѐн Акимович

Жмайлов, ушѐл на фронт в первые дни войны. Затем на войну ушла старшая сестра, комсомолка Тамара.

Остался Эдик в семье за старшего. Надо было за водой к Дону сбегать, и в очереди за хлебом выстоять,

и за Валерой, младшим братом, присмотреть.

Эдик Жмайлов — школьник.

А с фронта шли письма, полные ненависти к фашистам и веры в неминуемую победу.

Сам он увидел гитлеровцев в ноябре 1941 года, когда они первый раз заняли Ростов.

Самоуверенные, жестокие оккупанты чувствовали себя победителями: грабили, жгли, убивали. Особенно

потрясла его трагедия, разыгравшаяся в Змеевской балке, двенадцатилетний Эдик долго не мог прийти в

себя. Именно тогда к нему пришло решение — во что бы то ни стало уйти на фронт.

«Дорогая мама! Не беспокойся, я поехал на фронт и вернусь с победой». (Приложение 6)

Такую записку обнаружила Таисия Ивановна, вернувшись из мастерской, куда относила выполненный

вечером заказ — комплекты солдатского белья. Лежала записка на видном месте — рядом с хлебными

карточками. И Валера, младший сын, подтвердил:

— Эдик поехал на фронт — искать папу с Тамарой. Обещал мне винтовку привезти! Где его

теперь искать?! Надеяться, что задержат, вернут домой?

Старшая дочь Тамара ушла в армию добровольно, прибавив год. Теперь — Старший сын.

Старший? Только тринадцать исполнилось...

Тогда Таисия Ивановна ещѐ не знала, что Эдик без неѐ получил письмо с фронта, в котором

сообщалось: санинструктор Тамара Жмайлова погибла...

Не сказал Эдик маме об этом, решил добраться в часть, где служила сестра, чтобы

отомстить за неѐ врагу. А уж потом все маме и рассказать...

Шестьдесят дней пробирался на фронт Эдик. Четырежды его задерживали, пытались

вернуть в тыл, но он ухитрялся убегать и снова продвигался вперѐд.

С самого начала он решил говорить правду. Называл номер полевой почты части, где

служила сестра, говорил о своѐм желании отомстить за еѐ гибель. Его внимательно выслушивали,

расспрашивали о родителях, о семье, об учѐбе, а потом неизменно говорили:

—

Мал ещѐ воевать!

Но через все препятствия Эдик приближался к фронту. Конечно, голодал в пути, хотя

нередко находились и добрые люди, делились с ним, чем могли — кто даст кусок хлеба, кто пару

картофелин. Бойцы так и тушѐнкой угощали, а потом передавали беглеца командирам. И снова

начиналось одно и то же:

—

Возвращайся домой!

Одежда, которую Эдик приготовил для дороги, поистѐрлась. Особенно жаль было

перешитую отцовскую гимнастѐрку. Но ведь ехать чаще всего приходилось в ящиках под вагонами — где

уж тут сохранить одежду!

Мало того, что Эдик добрался до части, где служила сестра. Она оказалась жива! Письмо

являлось ошибкой. Сестра была ранена, после госпиталя попала в другую часть, а когда удалось

вернуться к своим, стала служить не санинструктором, а в отделе контрразведки дивизии.

Сначала, конечно, все было как всегда: «Мал ещѐ, надо возвращаться домой», — уговаривали

командиры различных рангов.

— Все равно убегу! — твердил Эдик. — Я на фронт приехал, фашистов бить...

И сестра подтвердила это во время разговора с командиром дивизии, так началась служба

Эдика в армии.

Сначала сын полка, рядовой Жмайлов служил в полковом оркестре кларнетистом. Но с

охотой помогал старшим: если нужно — был связным, доставлял пакеты из штаба, если требовалось —

помогал тянуть кабель и устанавливать связь, поручали — ухаживал за ранеными конями, вместе со всеми

строил блиндажи. И главное — учился стрелять... Это умение пригодилось в начале 1944 года, когда в

белорусском лесу «газик», на котором Эдик ехал со своими командирами — капитаном и старшиной, —

наткнулся на группу гитлеровцев, рвавшихся из окружения.

Эдик не растерялся, старался делать все, «как учили». Огнѐм из автомата открыл свой

личный боевой счѐт и помог старшим обезвредить вражескую группу. Так и говорилось потом в приказе

по дивизии, которым рядовой Жмайлов Эдуард Семѐнович был награждѐн именными часами — «за

смелость и находчивость при обезвреживании вражеской группы».

Вскоре Эдика перевели в подразделение по охране знамени дивизии, присвоили звание

ефрейтора.

Последний бой для него был 6 февраля 1945 года у местечка Грюнвальд в Восточной Пруссии,

Эдуард был в числе тех, кто спас знамя дивизии от просочившихся в тыл гитлеровцев. Крупная

вражеская группировка войск прорвалась в деревню, где были расположены тыловые подразделения

дивизии, в том числе медсанбат с ранеными бойцами. Силы были не равны. В этом бою погиб Эдик. Зато

знамя дивизии, в котором находилось два боевых ордена, было спасено. «Гордитесь своим сыном, — писал

командир части родителям, — хоть по годам он был ещѐ маленьким, но показал себя большим героем. В

последнем бою он лично уложил пятерых гитлеровских солдат».

За мужество и героизм, проявленные при защите боевого знамени, Э.С. Жмайлов посмертно

был награждѐн орденом Отечественной войны второй степени. Ему в то время едва исполнилось

пятнадцать лет.

До победы над фашистской Германией оставалось всего три месяца.

Боец Жмайлов — незадолго до своей гибели.

Рассказывает Елена Вячеславовна Шитова

13-летний Толя Первеев жил в донбасском посѐлке Чистяково, когда в его родные места

пришла война. Они — несколько мальчишек и девчонок 12-14 лет — вступили в борьбу с оккупантами в меру

своих сил и разумения. Взрослых наставников у них не было, но, что странно, их подпольная группа так и

не была раскрыта врагом.

Но Толе всѐ же не повезло. Вне всякой связи с его деятельностью однажды его схватили и

повезли в Германию на работы. 14-летний мальчишка сбежал из эшелона. Но его выдал кто-то из

местных жителей в деревне, где он остановился отдохнуть. Чтобы припугнуть мальчишку, его

поместили ненадолго в концлагерь Дахау, после чего за 50 марок продали какому-то бауэру. Больше года

мальчишка был фактически в рабстве. Потом — бежал. Его поймали снова…

…Успехом увенчался лишь пятый по счѐту побег — весной 1945 года.

После войны Первевв до 1951 года служил в Советской Армии (вопреки тому, что принято

живописать в таких историях в среде нашей интеллигенции, никому не пришло в голову отправить его

после освобождения в ГУЛАГ), потом вернулся на родину и работал спортивным тренером. В начале 60-х

годов, окончив в Ленинграде институт, стал профессиональным художником…

* * *

Во Пскове в советские ещѐ времена жил и работал писатель Лев Иванович Маляков. В годы

Великой Отечественной у них партизанила вся семья: отец, мать, старший брат и сам Лев.

* * *

Деревня Ермаково находилась в стороне от направления главного удара немцев.

— Бои были где-то около Мазихи, — рассказывал Василий Васильевич. — Мы только взрывы

слышали. Легли спать, а утром, слышу, говорят: немцы! Они сразу все большие дома в деревне заняли.

Передышка у них здесь была. А скоро староста наш всех мальчишек к немцам на работы определил. Так

мои странствия и начались. Много где работал, но отовсюду убегал. Только ловили всегда.

Однажды они с приятелями очередной раз двинулись в побег. Питались в пути, чем бог

пошлѐт. Тем, например, что люди поросятам выносили.

— Нарвались мы на полицая, — продолжал он. — Завалили, бьѐм его, но тут ему подмога

прибежала, «повязали» нас.

На этот раз терпение оккупантов лопнуло. Подростков посадили в тюрьму, где у Василия

началась водянка. Ноги болели так, что по утрам не встать было. Выжить бы вряд ли удалось, но там

доктор хороший оказался. Стал лечить, от работ освободил.

На этот раз его отправили после выздоровления на лесоповал, взрослые спиливали деревья, а

подростки отвозили бревна на телегах. Но и оттуда они бежать умудрились. Уже до Гдова дошли, но

тут облава, и снова тюрьма.

Рассказал Василий Васильевич и о своѐм последнем побеге.

— Повели нас в баню. Я отстал, а потом — за угол и вдоль речки добежал до Ямской. Ну, а

оттуда домой направился. Деревня наша уже сожжена была, но тѐтка моя там оставалась, в бане

жила. Она-то и сказала, что все наши в лесу.

Найдя односельчан, он вступил в партизанский отряд. Каратели неожиданно напали на

лагерь. Но моему собеседнику опять повезло: как раз в это время его там не было. О дальнейшем знает из

рассказов выживших.

— Фашисты землянку окружили. «Сдавайтесь!» — кричат. Ну, вышли все. Гражданских

отдельно выстроили, а партизанам что делать? Бросились врассыпную, кто куда.

Там погиб его двоюродный брат. Был ранен, а когда выполз из леса, немецкий офицер,

заметив, подошѐл и выстрелил в упор.

Вскоре злоключения «беглеца» закончились. В Гдов пришли советские войска. Василия

Васильевича определили в артиллеристы и направили на учѐбу в город Токсово. Был зенитчиком, а войну

закончил в Эстонии.

Такая вот судьба. В.В. Бойков и сам считает себя везучим. В войну жив, несмотря ни на что,

остался, жену себе хорошую «отхватил».

* * *

В Гдовскую районную библиотеку поступили работы на конкурс «Кто лучше знает о крае

родном, тот больше расскажет о нем».

Об участии земляков — жителей деревень Тупицино, Верховье, Горончарово, Шипилино,

Дубяги и других, рассказывает учитель истории Рассветовской школы Т.А. Семенова. В небольшом эссе

«Малоизвестные страницы истории Великой Отечественной Войны» она рассказывает о партизанской

группе из 200 человек — мальчишек и стариков, имеющих обрезы, или вовсе безоружных, но горячо

любящих свой край. «Была зима 1944 года. Партизаны прибыли в д. Вязище Плюсского района и там

должны были встретить бежавших от красноармейцев немцев. В неравном бою почти все погибли.

Чувствуя своѐ поражение, немцы были особенно жестоки... Многих партизан убили на месте, другие

попали в плен. О судьбе партизан я узнала из рассказов их родных и знакомых. Это настоящий героизм,

настоящий подвиг, только жаль, что он остался кадром других грандиозных событий Великой

Отечественной войны».

* * *

На местном кладбище стоит памятник Ире Николаевой. Родилась она 28 мая 1928 года в

Ленинграде. Отец Платон Николаевич родом из деревни Тупицино. В годы гражданской войны он был

политработником Красной гвардии. В1932 году Ира лишилась родителей. Воспитывала ее тетя, мамина

сестра. В 1941 году на летние каникулы, после окончания 5 класса, Ира приехала в деревню Тупицино, к

дяде Сергею Николаевичу...

В 1943 году Ира ушла в партизаны, была связной. При выполнении задания партизаны попали

в фашистское логово. Отряд был окружѐн и уничтожен. Родные из деревень Тупицино и Дубяги, узнав о

жестокой расправе, произошедшей 1 или 2 февраля 1944 года, тайно ночью уезжали искать тела

убитых. В закрытом рву между деревнями Вишня и Вяжище Лядского района обнаружили тела Иры

Николаевой, Вани Степанова, Саши Павлова. Привезли домой и похоронили. Дядя перезахоронил Иру в

деревне Тупицино 8 февраля 1944 года.

Памятник Ире Николаевой

Рассказывает Вера Николаевна Атаманова

В селе Ярополец Волоколамского района Московской области при отступлении наших были

оставлены раненые — курсанты. За ними ухаживал восьмиклассник Володя — всѐ, что удалось о нѐм

узнать (фамилия, предположительно, Ерѐмин). Когда немцы пронюхали о том, что у них под носом

скрываются раненые советские бойцы, то они схватили и Володю, и курсантов и расстреляли на берегу

реки Ламы.

Рассказывает И.В.Уколова

Гвардии капитан А. Чернавин с Федей Чернавиным, подобранным в разрушенном селе

Воронежской области. За мужество, проявленное боях, Федю наградили медалью «За отвагу».

* * *

Это было в 1943 году, когда дедушка командовал 11-й гвардейской армией. В одной из

деревень Калужской области солдаты нашли одиннадцатилетнего мальчика Афоню Фирсова,

прятавшегося в доме. Привели в штаб к дедушке. Оказалось, что мальчишка только этого и ждал —

мечтал попасть в армию, на фронт. Дедушке Афоня очень понравился, и он на время согласился оставить

его при штабе. Мальчишка оказался очень трудолюбивым и ответственным — всѐ, что ему поручали,

обязательно выполнял. Солдаты любили его и за танцы — «цыганочку» и «барыню». Правда, по словам

деда, это был весь репертуар Афони, и тогда он обучил его и лезгинке. Потом дедушка направил мальчика

учиться в Калининское Суворовское училище. Интересно, что после войны на Параде Победы

участвовали и дедушка, и Афоня — Иван Христофорович возглавлял сводный полк 1-го Прибалтийского

фронта, Афоня Фирсов был в составе сводного полка лучших воспитанников Суворовского училища. На

параде они и встретились. Афоня Фирсов стал военным, дружил с нашей семьѐй и считал дедушку своим

вторым отцом.

(По свидетельству внука Баграмяна).

Рассказывает Сергей Васильевич Устинов

В городском парке в Лубнах Полтавской области стоит памятник. Бронзовые фигуры

мальчиков возвышаются на гранитном постаменте.

Боря Гайдай, Ваня Сацкий и Толя Буценко во время фашистской оккупации Лубен работали в

паровозном депо. 27 января 1943 г. в депо стояли 22 уже отремонтированных паровоза. Ребята

поднялись в будку одного из них, перевели реверс, открыли регулятор, а сами соскочили на землю. Паровоз,

набрав скорость, свалился в яму поворотного круга и разрушил его. В результате Лубенское депо надолго

вышло из строя.

Мальчикам не удалось убежать. Гитлеровцы схватили их, пытали, а потом расстреляли.

Памятник юным героям был торжественно открыт 30 декабря 1959 г. На передней стороне

постамента на украинском языке высечено: «Юным героям Боре Гайдаю, Ване Сацкому, Толе Буценко».

Памятник в Лубнах

Рассказывает Виталий Алексеевич Махов

В марте 1943 года, в неполные 14 лет, Виталий убежал из дома, от семьи, чтобы попасть в

действующую армию. Добрался до Тулы, где его зачислили воспитанником 116-го отдельного дорожного

батальона. Естественно, такой батальон разминировал и строил дороги, наводил переправы,

обеспечивая передвижение наших войск. За это награждѐн первой медалью «За боевые заслуги». На одной

из переправ Виталий был ранен.

Много разных событий вобрала в себя судьба паренька, оказавшегося сметливым,

расторопным, пока он не стал командиром орудия в танке и одновременно хорошим наводчиком.

Танкисты участвовали в ожесточѐнных боях на Висле, освобождали Варшаву и Познань. В

сражениях в районе Одера танковая рота, где служил Виталий, провела разведку боем, а позже прорвала

первую оборонительную линию врага. Вслед за танковой ротой устремились и главные наши силы, весь

фронт. 16 апреля 1945 года при взятии последней, третьей линии обороны, у танка снарядом оторвало

ствол орудия. В этот же день юному танкисту исполнилось 16 лет. В завязавшихся боях на площадях и

улицах Берлина экипаж танка геройски воевал с первой до последней минуты. А за 10 дней до Победы

погиб командир танка Андрей Павлов.

Встречи с Виталием Александровичем Маховым всегда интересные и запоминающиеся. Вот и

сегодня, зайдя в Дмитровский районный совет ветеранов, он вспоминал о пережитом: «Наш механик

Иван Кирюшкин как-то увидел себя в кинохронике на ступеньках рейхстага. Мне не пришлось.

Посмотреть бы Берлин, каким он стал теперь? Я ведь видел город мельком, и то ночью, или через прицел

пушки.»

В настоящее время В. А. Махов проживает в Катуаре. У Виталия Александровича два ордена

— Красного Знамени и Красной Звезды, есть и медали.

Витя Махов

Рассказывает Валентин Дмитриевич Чулков

Люберецкие мальчишки Володя Фролов и Толя Гужеев, ученики 7-го класса, бегали в горком

комсомола, просили, чтобы их отправили на фронт. Им, конечно, дали от ворот поворот. Но вскоре

представился такой случай, что никто и представить не мог.

Разведуправление Западного фронта замыслило заслать в Белоруссию, в район Слуцка,

разведгруппу. По легенде, нужно было двое подростков. И мальчишки сумели добиться своего, напирая на

то, что они — уже комсомольцы и это их долг. Так «Снегирь» (Володя) и «Орлик» (Толя) ушли в немецкий

тыл. По легенде они во время большого наступления немецкой армии в 1941-1942 годах жили в

Подмосковье, сотрудничали с «новой властью», а теперь, боясь возмездия, бегут дальше на запад. В

спецшколе недалеко от метро «Сокол» ребята прошли короткую подготовку и приняли присягу.

В ночь со 2 на 3 сентября 1942 года группу с транспортного самолѐта выбросили в заданный

район. Но легализоваться по плану не удалось, и пришлось заниматься оперативной разведкой.

Во время одного из таких мероприятий Толю задержали полицаи. Обыскали, нашли

«вальтер». Наградной — Толя получил его от командира партизанского отряда, которого спас в бою

незадолго до этого. Отвезли в Слуцк, в гестапо. Добиться ничего не смогли — и расстреляли…

…Зимой 1943-го года Володя сильно поморозил ноги. С трудом поправился, лѐжа в лесном

партизанском госпитале. И действовал в составе группы до июля 1944 года.

А после войны как-то раз поскандалил с партийным начальством — ему не верили, что в 15-17

лет он уже участвовал в войне. Обвинили даже в «спекуляции на священной памяти»…

Рассказывает Ирина Владимировна Уколова

В дни Великой Отечественной войны Советская Армия встречала на своѐм победном пути

сотни ребят, лишѐнных родителей и крова. В еѐ частях дети находили семью и дом.

Когда немцы были изгнаны из Смоленской области, в одной из еѐ деревень советские бойцы

нашли толь-ко одно живое существо. Это был больной мальчик Гриша Никитин, лежавший в подвале

каменного сарая. В жару, голодный, он долго что-то соображал, молча разглядывая звѐздочки на шапках

людей. Бойцы не сразу его увидели, и Гриша долго не подавал голоса, пока не услыхал, что они говорят по-

русски. Тогда он поверил, что это действительно свои, и тихонько заплакал от радости.

Больного перенесли на «кровать», сооружѐнную специально для него на машине при помощи

ящиков со снарядами. Эта «постель», пробегавшая десятки километров в день, оказалась вполне удобной,

и Гриша стал поправляться. Мальчик привык к своим спасителям — солдатам и офицерам,— и они

полюбили его. Особенно им понравилось, что Гриша не сразу обнаружил себя в подвале. «Он хлопец

смышлѐный, осторожный,— говорили они командиру полка, — да и мы выходили его... Куда ж теперь

отдавать его?»

Майор Алѐшкин решил взять ребѐнка на воспитание. Гриша Никитин стал сыном

артиллерийского полка.

Гриша Никитин

Костя Лазарев. Он сам пришѐл в один из полков и попросил, чтобы его усыновили. «А если

убьют?» — спросил Костю старший лейтенант Яковлев. «Я смерти не боюсь»,— ответил мальчик.

И лейтенант взял его. Костя бегал с донесениями, подавал во время боя патроны. ходил в

разведку. Однажды группа советских бойцов лесом пробралась к деревне, где стояли немцы. Бойцы

остались на опушке, а Костя полем пошѐл прямо к сараю, около которого стоял часовой. Сначала тот

его не видел, а заметив, не подумал об опасности. Но не успел он в ахнуть, как мальчик-«пастушок».

вертевшийся только что па его глазах, сделал сильный прыжок и крепко повис на нѐм, изо всех сил

вцепившись ему в горло. Подоспевшие бойцы завернули «добычу» в палатку и доставили «языка» в часть.

Так служил Костя Лазарев. В боях под Кенигсбергом он заменил убитого пулемѐтчика, был

ранен, но всѐ же дошѐл до Берлина.

Костя Лазарев

Серѐже Мокрову не довелось побывать в столице Германии, но зато он принимал участие в

боях за освобождение Бухареста, Вены, Будапешта. Этот путь ему открылся после боѐв за Сталинград,

где он стал гвардейцем. Там, на хуторе Вертячем, он сидел за аппаратом, отзываясь то «Ласточкой»,

то «Ястребом», то «Фиалкой». Сквозь вой фашистских бомбардировщиков и грохот артиллерийской дам

был слышен его звонкий мальчишеский голос. Потом, при форсировании Днепра, гвардеец Мокрое ходил в

разведку на другой берег реки.

Серѐжа Мокров

Рассказывает Зинаида Павловна Красноок

Толя Алѐхин

...Последние воинские части Красной Армии оставили Анапу, последние катера ушли по

направлению к Новороссийску. Чуть раньше анапский партизанский отряд ушѐл в горы. Толя Алѐхин

хорошо знал радиодело. Ещѐ в школе он занимался в радиокружке. Эти знания ему пригодились в отряде

— он стал радистом.

Не раз участвовал в боевых операциях, ходил в разведку. Однажды партизанам сообщили,

что через станцию Тоннельную будет проходить важный гитлеровский эшелон. Опасаясь диверсии,

фашисты усилили охрану железной дороги.

Партизаны, в том числе и Толя, взяли инструмент и под видом путевых рабочих пошли вдоль

железнодорожного полотна. Это была очень рискованная операция. Не успели пройти несколько

десятков метров, как их остановили гитлеровцы. «Рабочие» объяснили патрульным, что они идут срочно

ремонтировать железнодорожный путь. Гитлеровцы, приняв партизан за рабочих, пропустили их.

Через некоторое время раздался страшный взрыв, грохот, лязг металла. Вздыбились

покорѐженные вагоны, взметнулось пламя, охватившее весь состав, но партизаны были уже далеко от

места взрыва. Развороченные рельсы, образовавшаяся пробка надолго прервали снабжение гитлеровского

фронта новыми воинскими частями и техникой.

И все же фашистам удалось выследить анапских партизан. Это было в конце января 1943

года. Здесь, на стоянке отряда возле Петрова бугра, в Лобановой щели, гитлеровцы обстреляли партизан

и атаковали их. В этом бою с врагами пал смертью храбрых юный партизан Толя Алѐхин.

Пионеры средней школы N 1 г. Анапы, в которой учился юный герой, на месте его гибели в

Лобановой щели, установили обелиск. На нем надпись: «ЮНОМУ ПАРТИЗАНУ ТОЛЕ АЛЁХИНУ».

Витя Голубятников

В феврале 1943 года по улицам станицы Брюховецкой шли унылые колонны отступающих

немецких войск. Усталые, мрачные и озлобленные фашисты месили густую грязь. Все явственней

доносился грозный гул советских пушек. С часу на час жители станицы ждали своих освободителей.

Ждала их и семья Голубятниковых — Виталий, Лена и их мама.

Стало тихо. Замолкли орудия. Над станицей нависла настороженная тишина... Виталий

схватил пальто и шапку, сунул в карман галстук, вынутый из тайника, и выскочил за дверь. За ним вышла

и Лена. Улицы были безлюдными...

Вдруг Виталий схватил сестру за руку и кивнул в сторону каких-то фигур в конце улицы.

Из боковой улочки показались фашистские автоматчики в стальных касках и серо-зелѐных

шинелях. Несколько минут — и группа автоматчиков исчезла в стареньком сарайчике, словно еѐ и не

было.

Виталий и Лена сразу поняли, что из сарайчика фашисты собираются стрелять в наших

солдат... Это — засада. Ребята решили пробраться огородами к окраине станицы и предупредить

солдат о засаде. Но было поздно. В самом конце прямой станичной улицы появились наши разведчики.

Они настороженно всматривались в пустоту улицы.

Разведчики остановились на перекрѐстке, в двух кварталах от дома Голубятниковых. Один

из них махнул шапкой, и из-за угла показалась большая группа наших солдат.

Ещѐ мгновение — и разведчиков сразит автоматная очередь. Что же делать?

Виталий взглянул на сарай, и ему показалось, что в дверях, между досками, он видит

фашистские автоматы.

Мгновенно мальчик метнулся через забор. В несколько прыжков Виталий добрался до

середины улицы. Выхватив из кармана пионерский галстук, что-то крича, он бежал навстречу советским

бойцам.

...Сухо и отрывисто щѐлкнула короткая автоматная очередь. Виталий откинулся назад,

бессильно опустилась рука с галстуком.

Советские разведчики заметили мальчика, они насторожились и остановились на

перекрѐстке.

Стремительным прыжком Лена перепрыгнула через забор и побежала по улице,

предупреждая вол дат об опасности.

Залаяли фашистские автоматы. Словно надломленное деревце, упала на землю девочка.

А через мгновение в старый сарай полетела противотанковая граната, грохнул тяжѐлый

взрыв, и стало тихо.

Из укрытия выбежали советские солдаты. Приблизившись к двум лежащим телам, бойцы

обнажили головы: брат и сестра были мертвы.

Во дворе средней школы № 3 станицы Брюховецкой установлены бюсты Виталия и Лены

Голубятниковых.

* * *

Володя Гуков жил в станице Мингрельской Абинского района. Был он тихим, скромным,

немного застенчивым, трудолюбивым мальчиком.

Летом 1941 года, когда Володя перешѐл в четвѐртый класс, неожиданно в мирную и

беззаботную его жизнь ворвалась война. Станичники уходили на борьбу с ненавистным врагом, напавшим

на нашу Родину.

...Фронт приближался к Кубани. Комсомольцам было доверено перегнать из станицы

большое колхозное стадо и передать его ближайшим частям Красной Армии. С погонщиками отправился

и Володя Гуков. Путь был нелѐгким: горные дороги, перевал за перевалом, крутые спуски, подъѐмы.

Через несколько дней стадо в полной сохранности было передано представителям Красной

Армии у села Шабановка.

Путь домой уже был отрезан: враг находился недалеко от станицы Мингрельской. Было

заранее условлено, что после передачи стада погонщики присоединятся к партизанскому отряду «Вихрь»,

которым командовал Г. А. Якубовский.

Через два дня все благополучно прибыли в отряд. Теперь он насчитывал 73 человека.

Володя помогал партизанам по хозяйству, ухаживал за лошадьми, вместе со взрослыми нѐс

караульную службу. Конечно, ему очень хотелось пойти с партизанами в разведку, и он не раз просил об

этом командира отряда. Но Якубовский и слышать не хотел: он берег мальчика.

Однажды командир отряда пригласил Володю к себе. Мальчик даже не догадывался, что

разговор пойдѐт о важном задании командования Красной Армии и выполнять задание будет он, Володя

Гуков. Нужно было выяснить, сколько живой силы и техники фашистов скопилось у станции Линейной.

Конечно, мальчику было легче собрать эти сведения, не привлекая к себе внимания фашистов,

так думал командир партизанского отряда. Договорились, что об этом задании будут знать только

двое: командир и юный разведчик.

...Идѐт к станции Линейной оборвыш-попрошайка. В руках грязная сумка, а в ней сухари. Он

подходит к немецким солдатам, выпрашивает хлеб. А сам считает, старается получше запомнить

расположение танков, орудий, автомашин, скоплений войск. Никто будто бы и не обращает внимания на

грязного оборвыша.

Мальчик, осмелев, подошѐл к танкам, когда вдруг цепкая рука часового схватила его за ворот

рубашки.

Володю посадили в машину с автоматчиком и отправили в штаб гитлеровской части в

посѐлок Табаксовхоза.

Начались допросы. Фашисты требовали, чтобы мальчик сказал, кто его послал, зачем и где

партизаны. Володя молчал. Он не выдал своих товарищей по оружию.

Избитого мальчика фашисты заперли в конюшне, а рано утром, ничего не добившись,

заставили рыть могилу.

Раздались выстрелы. Володя упал, сражѐнный пулями...

Позже партизаны через своих связных установили подробности гибели Володи.

После освобождения нашими войсками посѐлка Табаксовхоза (теперь посѐлок Октябрьский

Северского района), где погиб Володя, жители перенесли останки юного партизана в центр посѐлка и

там похоронили.

Долгое время никто не знал ни имени, ни фамилии героя. Следопыты из школы № 19

разыскали бывшего командира партизанского отряда «Вихрь» Г. А. Якубовского, который и рассказал им

об отважном пионере-партизане Володе Гукове.

В центре посѐлка Октябрьский был установлен обелиск. На нем надпись: «Юный партизан

Володя Гуков. Погиб в сентябре 1942 года».

Витя Гурин

...Лето 1942 года. Фронт приближался к Кубани. Двигались на Восток части Красной Армии,

эвакуировались госпитали с тяжелоранеными бойцами, детские дома, гражданское население и

учреждения. Угоняли крупный рогатый скот, лошадей, овец, чтобы ничего не досталось врагу.

Среди погонщиков скота был и пионер Витя Гурин, ученик средней школы № 20 станицы

Ново-Титаровской Динского района.

Вместе с другими погонщиками он попал в Упорненский район, где уже был сформирован

сводный партизанский отряд, которым командовал Леонид Михайлович Кривенко. Здесь Витя был

связным и разведчиком...

День и ночь не прекращались кровопролитные бои у Ахмет-горы. Партизаны испытывали

затруднения с боеприпасами, питанием, одеждой. С каждым днѐм погода ухудшалась, наступили холода,

рядом рыскала немецкая разведка. Несмотря ни на что, бойцы партизанского отряда продолжали

мужественно сражаться, но силы были неравными. И тогда командование партизанского отряда

приняло решение: рассредоточиться, разбиться на небольшие группы, отступить в сторону леса,

скрыться в нем и уйти от врагов.

Фашистская авиация выследила одну из партизанских групп численностью в 42 человека, в

которой был и Витя Гурин с товарищами. Партизанам не удалось вырваться из окружения.

Со связанными руками их привели в село Гафитское. Переводчик зачитал приказ

фашистского командования о расстреле захваченных партизан.

Командир партизанской группы, желая спасти от расправы ребят, обратился к офицеру-

гестаповцу с просьбой освободить мальчишек, якобы случайно примкнувших к ним в пути.

Офицер выслушал просьбу, одобрительно кивнул головой и тут же приказал поставить

ребят у края ямы-могилы.

Раздался залп. Юных партизан расстреляли первыми. Это произошло 17 декабря 1942 года.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 мая 1944 года Витя Гурин посмертно

награждѐн медалью «За оборону Кавказа».

Надя Гнездилова

В горной станице Даховской Тульского района жила скромная худенькая девочка Надя

Гнездилова, ученица 6-го класса, пионерка.

В 1942 году фашисты оккупировали станицу.

Отец Нади ушѐл в лес, в партизанский отряд. Еѐ маму, Прасковью Иосифовну, и тѐтю

вместе с другими жителями станицы арестовали и посадили в большой подвал, находившийся под

больницей. Вместе с ними была Надя. Но девочке удалось бежать. Она решила уйти к отцу — в

партизанский отряд.

...Все дальше и дальше в горы уходила девочка. Ей хорошо были знакомы эти места. Надя шла

долго. В лесу стало совсем темно. Неожиданно навстречу ей вышел человек с автоматом. В нем Надя

узнала директора своей школы Трофима Иосифовича Щербака.

Через некоторое время она уже была в объятиях отца. Еѐ рассказ о том, как фашисты и

полицейские издеваются над жителями станицы, встревожил всех партизан. Штаб партизанского

отряда поручил ей узнать, где находятся огневые точки, склады, где размещаются фашисты и много ли

их, как охраняют арестованных. Через несколько дней Надя незаметно вернулась в станицу.

Осенним днѐм девочка с косичками, в ситцевом розовом платьице, появлялась то на одном,

то на другом конце станицы. Она все замечала, все запоминала: около дамбы, на повороте дороги,

искусно замаскирован пулемѐт, у моста, под обрывом — миномѐт, в тени деревьев стоял танк, а в

школьном дворе было полно гитлеровцев.

Вечером в лесу Надю встретил отец. С большим вниманием слушали партизаны юную

разведчицу. Все данные наносились на карту.

Было решено: связаться с командованием советских войск и совместными силами

освободить станицу.

На рассвете началось наступление. Фашисты, захваченные врасплох, отошли к мосту.

Вместе с партизанами в станицу вошла и Надя Гнездилова. Освободили арестованных. На улицах шѐл

бой. Когда освобождали арестованных, Надя побежала к подвалу, не обращая внимания на перестрелку.

Сейчас, сейчас она увидит и освободит маму!

От разрывов снарядов Надю швырнуло в сторону, ударило в грудь...

Женя Дорош

Анна Васильевна Максимовская, классный руководитель 7-го класса средней школы № 66

города Краснодара, не узнавала своих воспитанников. Суровое военное время сделало их не по годам

серьѐзными, взрослыми. Особенно среди ребят выделялся Женя Дорош. Обычно живой, озорной

мальчишка, он теперь после уроков спешил на поле. Наравне со взрослыми работали семиклассники на

полях родного колхоза.

Женя очень любил лошадей. Не случайно во время летних каникул он возил на линейке

председателя колхоза Василия Никифоровича Овчинникова. В поле выезжали рано, а возвращались

затемно. Часто Василий Никифорович спрашивал, не устал ли Женя ездить с ним по полям и дальним

делянкам. Нет, не уставал четырнадцатилетний паренѐк, гордился тем, что помогает взрослым,

родному колхозу.

...К Краснодару приближался фронт. Далеко в ночи полыхали зарницы...

7 августа рано утром Женя, как всегда, собирался идти на работу. Неожиданно появился

Василий Никифорович, который сообщил страшное известие: немцы под Краснодаром! Василий

Никифорович уходил к партизанам. Женя просил мать отпустить его с Овчинниковым. Анна Сафроновна

и слышать не хотела: мал ещѐ. Тогда председатель поручил Жене важное дело: перепрятать в надѐжное

место документы, которые не успели вывезти из правления. Самые важные спрятать, остальные —

сжечь. Василий Никифорович дал Жене револьвер, просил быть очень осторожным с оружием и

использовать только в крайнем случае.

Вместе с друзьями Женя бросился в правление колхоза. Задание выполнили быстро.

Возвращаться надо было мимо здания школы, где уже расположились оккупанты. Ненависть охватила

сердце Жени.

Вот он, враг, напавший на его Родину, вот они, фашисты, от рук которых погиб старший

брат... Женя стрелял по врагам, боясь единственного: промахнуться. Подбежавшие гитлеровцы выбили

из рук Жени револьвер. Его били прикладами, ногами; спрашивали, кто послал убить офицера, что знает о

партизанах, где взял оружие. Но мальчик молчал.

10 августа измученного, обессиленного, его вывели на школьный двор. И снова пытки. И снова

молчал юный патриот. В ярости гитлеровские палачи штыками закололи Женю во дворе родной школы.

Это произошло в августе 1942 года, шѐл первый месяц оккупации Краснодара.

Похоронили Женю там же, рядом со зданием старой школы бывшего села Калинино,

пригорода Краснодара.

Нина Каменева

Осень 1942 года... Опустела горная станица Новосвободная Тульского района. Мужчины

ушли в партизаны. Оставшиеся в станице женщины, дети, старики с тревогой и ненавистью смотрели,

как оккупанты бесцеремонно хозяйничают в их домах.

Мать троих детей Акулина Гавриловна Каменева делала вид, что не замечает частых

отлучек старшей дочери. Возвращалась Нина всегда сосредоточенная и усталая. Мать догадывалась,

что Нина связана с партизанами. Молчала. Молчали и соседи Каменевых.

Ранним октябрьским утром Нину схватили за станицей, на берегу реки Фарс. Под конвоем

вели обратно. Увидев у колодца женщин, девочка рванулась к ним, пытаясь что-то сказать, но грубый

окрик гитлеровца и удар в спину автоматом заставили еѐ идти дальше. Соседи поспешили сообщить о

случившемся матери Нины, а еѐ младших детей спрятали у себя. Вскоре арестовали и Акулину

Гавриловну.

На допросе Нина не скрывала своей фамилии, своих 15 лет, того, что она — дочь партизана.

Но на вопросы, где находятся партизаны, сколько их, как вооружены, отвечала молчанием. Нину били,

спрашивали о связи с партизанами, снова били. Она думала об одном: как уничтожить донесение,

спрятанное в косичке. Незаметно сунула записку в рот, с трудом стала жевать бумагу. Гитлеровцы

заметили это. Град ударов снова обрушился на девочку. Она потеряла сознание. Изо рта вытащили

изжѐванную записку с фамилиями полицаев. Но немцы хотели знать, что ещѐ, кроме списков полицаев,

несла связная в отряд.

Обессиленную, окровавленную, Нину бросили в сарай. Там уже была Акулина Гаврилцвна. О

чем говорили мать и дочь перед смертью? Никто не знает...

Через несколько часов — снова допрос. Теперь поочерѐдно пытали обеих.

30 октября 1942 года их повели на расстрел.

Увидев соседку, Нина крикнула: «Тѐтя Вера, мы никого не выдали, скажите нашим —

молчали!». Акулина Гавриловна осторожно добавила: «За детьми присмотри, Вера».

Через несколько минут автоматная очередь оборвала жизни юной патриотки Нины

Каменевой и еѐ мамы Акулины Гавриловны.

Владик Каширин

Из небольшого оконца Владик с ненавистью смотрел на входящих в город немцев.

В Анапе фашисты не знали покоя. Уже через несколько дней в людных местах стали

появляться листовки, призывающие бороться с фашистами, расправляться с предателями. И на каждой

листовке стояла подпись: «Подпольная группа «Рассвет». Читал эти листовки и Владик Каширин. Ему

очень хотелось вместе с подпольщиками бороться с ненавистным врагом. Но как найти группу

«Рассвет»?

И вдруг, совершенно неожиданно, подпольщики сами нашли его.

...Подпольная группа «Рассвет» состояла в своѐм большинстве из комсомольцев, недавних

школьников. Возглавляла еѐ энергичная, смелая девушка Катя Соловьянова.

Однажды молодые подпольщики задумали взорвать большой фашистский склад боеприпасов,

находившийся на пристани. Никто из ребят не был знаком с подрывным делом. К кому обратиться за

помощью? И вдруг Катя вспомнила о худом вихрастом мальчишке, который раньше всегда вертелся

около моряков-минѐров, помогал им и даже вместе с ними обезвредил невзорвавшуюся бомбу. Вот кто им

нужен — Владька Каширин!

Разыскали Владика. Доверительно рассказали ему о том, что задумали, просили помочь.

Теперь вместе с группой «Рассвет» Владик может отомстить ненавистным захватчикам за

издевательства над советскими людьми.

...Ночь. Непроглядная тьма. Проливной дождь. Ураганный штормовой ветер. Осторожно

ползут трое... Самый маленький из них подал знак — остановиться, а сам пополз к складу боеприпасов.

Часовые спрятались от ураганного ветра. Юный подпольщик выкопал небольшую ямку у одного из

ящиков, заложил мину, вставил взрыватель. Готово! Владик тенью проскользнул мимо часового и вместе

с подпольщиками скрылся в развалинах недалеко от пристани. Выбрав удобный момент, все разошлись в

разные стороны, отправились по домам.

...Взметнулось высоко вверх пламя, одновременно раздался оглушительный взрыв, потом ещѐ

и ещѐ. Это рвались ящики с минами и снарядами. Огненный смерч пронѐсся над пристанью. Сильная

воздушная волна на своѐм пути смела все портовые сооружения.

Из оконца своего домика Владик видел, как заметались фашисты, как мчались по улицам

гестаповские машины. Началась паника.

Через некоторое время каратели напали на след отважных подпольщиков. Катя Соловьянова

и все члены группы были схвачены и казнены. Владик остался один. Желание бороться с врагом стало ещѐ

сильнее.

Владик был наблюдательным и в то же время очень осторожным. Однажды он заметил,

что оккупанты свозят награбленное у жителей зерно в одно из зданий, превращѐнное в склад,

огороженный колючей проволокой. Склад охранялся часовым. Это зерно фашисты собирались вывезти в

Германию. Наблюдая за складом, Владик увидел, что фашисты подвезли много каких-то ящиков и занесли

их в склад. Мальчик догадался, что фашисты хотят взорвать здание и уничтожить зерно.

Рискуя жизнью, пять ночей Владик проникал в склад. Мальчик оборвал все шнуры в ящиках со

взрывчаткой и вынул 55 запалов.

При отступлении фашисты подожгли шнуры, но взрыва не произошло. Пионер Владик

Каширин спас тысячи мешков зерна.

За этот подвиг он был награждѐн медалью «За отвагу». Наградной лист подписал

командующий 18-й армией генерал-лейтенант К. Н. Леселидзе.

Желание продолжать борьбу с ненавистными врагами не оставляло Владика. Он с большим

трудом уговорил командира воинской части зачислить его воспитанником 18-й армии.

После переговоров с Меланьей Сергеевной, тѐтей Владика, командир части зачислил его

воспитанником воинской части.

Юркого, ловкого, общительного паренька бойцы полюбили сразу. Хорошо зная местность, он

иногда помогал разведке.

...Во время боев за Крым двое разведчиков, и с ними Владик Каширин, попали в засаду. Их

схватили. Разведчики решили спасти Владика.

Один из них отвлекал часового, а другой, обладающий недюжинной силой, слегка раздвинул

прутья решѐтки. Но пролезть в образовавшуюся щель Владик не мог. Пришлось раздеться. Весь

исцарапанный, в ссадинах, Владик вылез через окно и тихонько уполз в заросли кустарника. Разведчики

были рады, что удалось спастись хотя бы Владику...

Глухой ночью разведчики услышали за дверью какую-то возню, приглушенный разговор.

Заскрипел засов, дверь раскрылась. На пороге стояли их боевые товарищи, а среди них — счастливый,

запыхавшийся Владик.

За этот подвиг Владик Каширин был награждѐн медалью.

Вместе с нашими войсками Владик дошѐл до Будапешта. Здесь, в столице Венгрии, советские

части окружили группировку немецко-фашистских войск.

На одном из направлений в древнем монастыре с толстыми стенами засели фашисты. В

бойницах они установили крупнокалиберные пулемѐты.

Несколько раз поднимались в атаку морские пехотинцы, но взять монастырь не удавалось из—

за сильного огня, а обойти его было невозможно. Наши залегли. И вдруг сразу замолчали пулемѐты.

Кто же подавил огневые точки фашистов?

Несмотря на запреты командира (он берег мальчишку), Владик проник через трубу ливневой

канализации во двор монастыря, а затем и в монастырь, определил расположение огневых точек и

подавил их гранатами. За этот подвиг он был представлен к награде.

Командование части решило больше не подвергать опасности мальчика, а отправить его в

тыл учиться. Владика в новом обмундировании торжественно проводили в родной город Анапу.

Владик окончил среднюю школу и поступил в сельскохозяйственный техникум. Он был

хорошим товарищем, отзывчивым и добрым, честным и принципиальным, горячо любил свою Родину,

свой народ. Среди наград Владика Каширина есть и медаль «За оборону Кавказа».

Владик погиб уже после войны, обезвреживая неразорвавшуюся бомбу.

В Анапе ему установлен памятник. На нем высечены слова: «ВОСПИТАННИКУ 18-й АРМИИ

ВЛАДИКУ КАШИРИНУ ОТ КОМСОМОЛЬЦЕВ И ПИОНЕРОВ ГОРОДА АНАПЫ».

Ваня Масалыкин

Ваня родился в 1929 году. Он рано лишился родителей, его приютила дальняя родственница

матери — бабушка Марфа.

Как и все его друзья, он любил свою степную станицу Новопокровскую, утопающую в зелени

садов. Ване нравились книги о революции, гражданской войне. Он часто играл со своими товарищами в

«чапаевцев», футбол...

В том суровом 1942 году сады степной станицы почернели от пожаров, опустели улицы.

Фашисты грабили жителей станицы, убивали их.

Много боли и страданий принесли они и Ване Масалыкину. Бабушку Марфу фашисты так

избили, что в тот же день она умерла. Ваня остался совсем один. Он возненавидел фашистов и поклялся

мстить им за бабушку, за страдания, причинѐнные советским людям, за разграбленную и разрушенную

школу. Но для этого Ване нужно было оружие, и он добывал его из-под носа зазевавшихся фашистов. У

Соловьѐва моста, в кустах, он вырыл неприметный окопчик и носил туда винтовки, патроны, гранаты.

Против оккупантов стали подниматься жители станицы. По ночам раздавались одиночные

выстрелы, автоматные очереди. Гестаповцы забеспокоились. Стали искать партизан или тех, кто

связан с ними. Но поиски ни к чему не приводили.

Однажды Ваня спрятался в окопчике у моста и зорко наблюдал за дорогой. К мосту

приближалась автомашина, заполненная фашистами. У моста машина закачалась на выбоинах и сбавила

ход. Этим воспользовался юный мститель и метнул гранату. Но граната не взорвалась, а Ване удалось

скрыться незамеченным.

Через некоторое время в немецкой комендатуре стало известно, что в тайном окопчике у

моста Ваня Масалыкин хранит много оружия. Его выследили полицаи, арестовали и привели в

комендатуру.

...Комендант, взбешѐнный молчанием и упорством мальчика, сам допрашивал его, требовал

рассказать о связи с партизанами. Ваня так мечтал попасть в партизанский отряд и драться с врагом!

Но этой мечте не удалось сбыться.

Допрос продолжался несколько дней. Одни и те же вопросы — одни и те же ответы. Не

услышал комендант, где находится партизанский отряд. И тогда палач приказал расстрелять Ваню.

Юный патриот погиб в сентябре 1942 года. Память о нем и теперь жива в сердцах людей.

Витя Новицкий

Витя Новицкий жил в городе Новороссийске, в доме на Октябрьской площади. Этот

старинный дом-башня нравился Вите. Из окон его квартиры хорошо была видна не только площадь, но и

школа, в которой он учился, отсюда открывался вид на окрестные улицы.

Мальчик рано осиротел. Своих родителей не помнил. Его приютила семья Михаила Ивановича

Новицкого, в которой было ещѐ двое детей.

Витя очень любил свой город, Чѐрное море, пионерский отряд.

...Шѐл июль 1941 года. Фронт был далеко. Но в Новороссийске уже многое напоминало о

войне. Приѐмный отец Вити ушѐл на фронт. Вестей от него не было. Мать, Мария Петровна, стала

строже и молчаливее. Витя старался во всем ей помогать.

Весной 1942 года, никого не предупредив, Витя неожиданно исчез из дому. Вернулся через три

месяца, раненный осколком снаряда в ногу. Матери рассказал, что убегал на фронт, был под Керчью, в

самом пекле сражений.

Враг наступал на Новороссийск. Линия фронта приближалась. Фашистские самолѐты

бомбили город, расстреливали с воздуха мирных жителей.

И вот на окраинах Новороссийска появились вражеские танки. Советские воины отстаивали

каждую улицу, каждый дом.

Когда начались бои в городе, Мария Петровна вместе с детьми перебралась из своей

квартиры в подвал одного из соседних домов. Но Витя не пошѐл с ними. Он остался в покинутой

жителями башне и помогал нашим матросам устанавливать пулемѐт на втором этаже, подносил

патроны и гранаты. В башне их было трое: два пулемѐтчика и Витя. Шестеро матросов с затонувшего

под Новороссийском эсминца «Бдительный» находились недалеко от дома.

8 сентября 1942 года эта маленькая группа бойцов беспрерывно отбивала атаки фашистов.

И когда оба пулемѐтчика и матросы были убиты, к пулемѐту перебрался Витя. Несколько раз Витя,

оставив пулемѐт, выбегал на крыльцо башни и бросал гранаты.

Днѐм немецкие танки, развернувшись со стороны улицы Горького, стали расстреливать

башню прямой наводкой. Но Витя продолжал борьбу.

Фашистам все же удалось проникнуть в башню. И они зверски расправились с Витей: облили

его бензином, подожгли и сбросили горящее тело на мостовую. Так погиб юный патриот, подвиг

которого является примером необычайного мужества и преданности своей Родине.

Указом Президиума Верховного Совета СССР Витя Новицкий награждѐн орденом

Отечественной войны посмертно.

Лѐня Объедко

Весна 1943 года в хуторе Семисводном Красноармейского района выдалась холодной и

тревожной. Гитлеровцы сгоняли стариков, женщин, подростков рыть траншеи, перетаскивать

снаряды.

Лѐню Объедко, Ваню Новикова, Сашу Полонского, Лѐню Фидченко оккупанты заставили

снимать с крыши конефермы черепицу и разбивать еѐ топорами на мелкие части.

Ребята поняли, что гитлеровцы готовятся к отступлению и уничтожают все строения

конефермы.

Лѐня предложил бросить работу и быстрее уйти. Топоры они взяли с собой. До хутора

недалеко. Лѐня Фидченко свернул к своему дому. Неожиданно мальчики увидели телефонный кабель,

чѐрной змеѐй ползущий по полю от станицы Анастасиевской, где располагался немецкий штаб, до

станицы Славянской, недалеко от которой проходила передовая линия. Решение созрело мгновенно.

Оглядевшись по сторонам, ребята разрубили провод в нескольких местах. Связь с фашистским штабом

была прервана.

Вечером того же дня гестаповцы арестовали юных мстителей. Со связанными руками

погнали их в станицу Анастасиевскую. На допрос вызвали Ваню Новикова, потом Сашу Полонского...

Лѐню Объедко пытали дольше всех. Он был старше всех и взял все на себя. Фашисты

требовали назвать имя партизана, давшего задание прервать связь. В надежде выиграть время, Лѐня

обещал «показать», где живѐт партизан. По дороге дважды пытался бежать, был ранен.

В течение нескольких часов в х. Семисводном немецкий офицер пытал подростка. «Ни одного

стона, ни просьбы о пощаде не услышал этот палач», — вспоминает Дарья Яковлевна Иванчук, тѐтя

Лѐни. Фашист избивал мальчика, заставлял родных приводить его в чувство, снова и снова требовал

назвать имя сообщника. Когда фашист понял, что ничего не сможет добиться от Лѐни, он застрелил

юного героя.

Так 14 марта 1943 года оборвалась жизнь юного героя.

Через несколько дней гестаповцы расстреляли Ваню Новикова и Сашу Полонского. Чудом

остался жив Лѐня Фидченко.

Венера Павленко

...В окрестностях станицы Кореновской фашистами был сбит советский самолѐт-

бомбардировщик, возвращавшийся с боевого задания. Повреждѐнный осколками зенитных снарядов, он

загорелся. Пламя сразу же охватило весь самолѐт. Стрелок-радист и тяжелораненый пилот успели

прыгнуть с парашютом.

Они спускались на землю, оккупированную фашистами. С болью в душе смотрели вниз, в

неизвестную и опасную темноту, где большим костром горела их боевая машина.

Парашютисты приземлились недалеко друг от друга. К горевшему самолѐту могли приехать

гитлеровцы, поэтому задерживаться здесь было опасно.

Лѐтчик спрятал парашюты в лесополосу, затем осторожно взвалил себе на спину раненого и

тяжело зашагал по стерне на юг. Там, в предгорьях Кавказа, проходила линия фронта. Шли только

ночью, голодные, выбившиеся из сил...

Вдали показалась окраина селения, а справа — заросли камыша мелководной речки Бейсужок.

Туда и направились измученные лѐтчики. В этих зарослях должна быть вода. Там можно отдохнуть и

скрыться от оккупантов, разъезжавших по пыльным степным дорогам.

Венера Павленко и Клара Навальнева, две подружки из станичной школы № 1, видели, как

поздно вечером где-то далеко за станицей упал горящий самолѐт, и решили его разыскать.

Далеко в степи они обнаружили остатки сгоревшего советского бомбардировщика. Подруги

догадались, что наши лѐтчики спустились на парашютах и где-то скрываются.

Обследовав все заросли, лесополосы, девочки наконец нашли в камышах советских лѐтчиков.

Подруги укрыли их в надѐжном месте, позаботились о лекарствах и питании. Венера и Клара навещали

раненых каждый день.

Лѐтчики стали поправляться. Ещѐ немного, и можно пробираться к своим, но все

осложнилось. Девочки заметили, что за ними следят, и сообщили об этом лѐтчикам. Было решено

уходить немедленно. С большим трудом подруги разыскали для них одежду. Переодевшись, лѐтчики

стали похожи на станичных парней.

Они сели в лодку, пробрались к противоположному берегу, высадили девочек и взяли курс на

юг.

41о доносу следившего за подругами предателя гитлеровцы арестовали Венеру и Клару. В то

же время группа автоматчиков и полицейских тщательно прочесала кусты и камыши в том районе, куда

так часто ходили девочки.

В зарослях камыша фашисты нашли убежище, где скрывались лѐтчики. Кроме окровавленных

бинтов да обгоревшей защитной гимнастѐрки, там ничего не было. Но эти находки сказали им все: здесь

скрывались раненые, и девочки помогали им.

...Обер-лейтенант был взбешѐн упорством и молчанием подруг. Он хотел добиться от них,

где раненые, кто они, куда ушли... Но в ответ — ни слова. И тогда озлобленные фашисты зверски

замучили юных патриоток.

В центре города Кореновска высится обелиск. Здесь, в братской могиле, похоронены Венера

Павленко и Клара Навальнева.

* * *

Летом 1942 года фронт приближался к станице Каменномостской. По дорогам шли

запылѐнные, измученные люди, прижимая к себе детей, толкая перед собой тачки с нехитрым скарбом.

Стѐпа Пономарѐв всматривался в лица беженцев, пытался заговорить... Их рассказы о

зверствах фашистов переполняли сердце мальчика ненавистью. Что делать? Горячо спорили мальчишки

на школьном дворе: не сидеть же сложа руки, когда родную землю топчут захватчики!

Старшая пионервожатая разъяснила ребятам, что на фронт их, 14-летних, не возьмут.

Сейчас главное — помочь колхозу убрать урожай, чтобы он не достался врагу. И ребята горячо взялись

за дело.

Работали с утра до вечера. Никто не жаловался на усталость. Знали: это их помощь

фронту. А он был уже совсем рядом. Жители торопились уйти в лес, угоняли с собой скот. Вместе со

всеми уходил и Стѐпа. Он ещѐ надеялся попасть к партизанам.

Бывает же такое! С самим Н. С. Ткаченко — командиром разведки партизанского отряда —

встретился в лесу Стѐпа! Домой, в станицу, возвращался гордый: теперь он связной партизанского

отряда. Через несколько дней стали поступать донесения от Стѐпы.

Вот одно из них: «Группу пленных красноармейцев и коммунистов-станичников поведут на

расстрел. Охрана небольшая».

В назначенное время притаились у дороги партизаны. Терпеливо и долго ждали колонну.

Местность отовсюду хорошо просматривалась, и гитлеровцы не ожидали нападения.

Именно на это и рассчитывало командование отряда. Как только на каменистой дороге появились

измученные пленные, партизаны открыли по конвою огонь. Уничтожив охрану и захватив трофеи,

народные мстители вместе с освобождѐнными ушли в глубь леса. Отряд пополнился новыми бойцами.

Успех операции был полный. Стѐпа ликовал. Значит, не зря старался!

В следующем донесении юный разведчик сообщал, что немцы отобрали у односельчан коров и

хотят угнать их в Майкоп. В отряде приняли срочное решение — охрану уничтожить, а скот вернуть

жителям. Операция удалась. И тут кто-то предложил отправить листовки населению, использовав

«рогатых почтальонов».

Коровы вернулись домой с наколотыми на рога листками.

Жители Каменномостской удивлялись и радовались подарку партизан. Ещѐ больше они

радовались сводкам Совинформбюро о состоянии дел на фронте.

В отряд поступали все новые и новые сообщения от юного связного. Скольких предателей

настигла справедливая кара партизан! Сколько бед предотвратил находчивый и зоркий юный разведчик

Степан Пономарѐв!

Глухой осенней ночью он возвращался с задания. Вот и дом. Не знал Стѐпа, что именно здесь

ему гестаповцы устроили ловушку. Мальчика схватили на пороге родного дома. После жестоких пыток и

побоев Стѐпу Пономарѐва расстреляли. Это было 8 октября 1942 года.

У пионеров Майкопского района есть добрая традиция: ежегодно в октябре на линейке-

поверке вспоминают имена пионеров-героев. Среди них имя Стѐпы Пономарѐва.

Женя Попов

В полдень 9 августа 1942 года из Майкопа уходили в горы последние подразделения Красной

Армии. К вечеру на улицах города появились фашистские танки, а за ними автоматчики.

Начались мрачные дни оккупации. Даже днѐм на улицу было страшно выходить. Город

патрулировали гитлеровцы, хватали и увозили куда-то ни в чем не повинных людей.

Но сломить их волю не могли. В оккупированном Майкопе стали появляться листовки,

призывающие население города к борьбе с фашистскими захватчиками. Часть таких листовок была

написана пионером 8-й майкопской школы Женей Поповым и его друзьями. Рано утром или поздно

вечером ребята расклеивали их по городу.

На заборах появлялись написанные мелом такие слова: «Бейте гитлеровских бандитов!»,

«Смерть фашистским оккупантам!».

Фашистские ищейки никак не могли напасть на след тех, кто писал обращения к жителям

города и расклеивал листовки. В городе неоднократно нарушалась телефонная связь, соединяющая штаб

гитлеровских войск с аэродромом, группой зенитных батарей, гестапо. Несмотря на то, что линия

охранялась, кто-то снова резал телефонный кабель. Начались аресты, обыски, облавы.

...Низко пригнувшись к земле, продвигается к проводам мальчик. Вот он нащупал провода,

достал кусачки, с усилием перехватил прочный провод, затем второй, третий. Через несколько минут

Женя Попов благополучно выбрался из охраняемой зоны.

А утром он узнал, что ночью на аэродром был выброшен наш десант. Завязался

ожесточѐнный бой. Фашистская артиллерия не могла вести меткий обстрел из-за повреждений

телефонной связи.

Однажды Женя Попов подошѐл к станции, оглянулся, осторожно пробрался к проводам.

Вынул кусачки, быстро перерезал провода в нескольких местах, а их концы разбросал в разные стороны.

Можно уходить. Вдруг окрик: «Стой!».

Женя бросился к забору. Раздался выстрел. Со всех сторон бежали немецкие автоматчики и

полицейские. Скрыться Жене не удалось. Его привели в гестапо. Это случилось 19 декабря 1942 года. В

течение месяца Женя находился в гестапо.

Фашисты хотели узнать, кто послал его резать провода телефонной связи. Пытки не

сломили юного патриота. Мужественный пионер ничего не сказал палачам.

17 января 1943 года, в день своего рождения, Женя Попов был расстрелян фашистами.

Имя героя было присвоено майкопской средней школе № 8 и одной из улиц г. Майкопа. А во

дворе школы, где учился Женя Попов, ему установлен памятник.

Юра Сазонов и Коля Токарев

Был знойный август 1942 года. Через станицу Даховскую с грохотом проходили танки с

черными крестами. Немцы!

Они остановились возле школы, вытаскивали во двор парты, в окна выбрасывали карты,

схемы, чучела птиц.

Новость взбудоражила даховских ребят: хотелось поскорее узнать, как все это было. Петя

предложил собраться за станицей, на другом берегу реки, у огромного камня. Здесь он и рассказал, как

фашисты, переправившись через реку Сюк, хотели по ущелью выйти к Хамышкам, но партизаны

разгромили их, взорвали скалу и ушли. Сколько фашистов перебито!

С вершины камня, на котором сидели мальчишки, хорошо был виден мост. По нему мчались

машины в Даховскую. В сторону гор с рѐвом пролетали самолѐты. Донеслись взрывы: где-то в районе

Лагонаки фашисты сбросили бомбы. Мальчики притихли. «Ребята, мы им отомстим. Клянусь!» — глухо

произнѐс Петя. Клятву повторили все. «Честное пионерское!» — поклялись Коля Токарев и Юра Сазонов.

Они были самыми младшими, но им поверили.

В ту же ночь Юра и Коля отправились в район посѐлка Хамышки, в горы, искать партизан, в

числе которых был директор их школы Трофим Иосифович Щербак. Шли долго, устали. Вдруг — окрик

часового.

А дальше все было как во сне. Неожиданная встреча с Трофимом Иосифовичем. Он похвалил

ребят за смелость, предложил быть связными партизанского отряда и даже дал им настоящее задание —

узнать, сколько танков, машин, а также солдат и офицеров находится в станице Даховской.

Назад возвращались вместе с молодым лейтенантом. Договорились: он будет ждать Юру и

Колю недалеко от станицы.

За день юные связные вдоль и поперѐк исколесили всю Даховскую, а вечером ценные сведения

передали лейтенанту. И так было не раз.

Однажды юные патриоты получили задание — расклеить в станице листовки. Одна из них

оказалась даже на дверях комендатуры, несколько — на столах в офицерской столовой.

Наступил октябрь. Все труднее было ребятам передавать сведения в отряд: за ними

следили.

И все-таки юные разведчики сумели выполнить важное задание майора Пискуна — доставили

в отряд список полицаев.

Дома Юру встретила взволнованная мать. Просила немедленно уходить в лес.

Юра стал собирать рюкзак, но в дверях появились вооружѐнные фашисты. Они схватили его

и увели в комендатуру. Там был уже и Коля Токарев. Сутки их не кормили. Потом начался допрос.

Мальчиков били. Приводили в сознание, снова били... Но юные разведчики не проронили ни

слова.

На следующий день их увезли в Хаджох, а оттуда в Майкоп. Снова пытки, уговоры, угрозы...

Теперь уже в гестапо.

25 октября 1942 года Юру и Колю доставили в Даховскую. Машина остановилась за рекой

Белой, напротив станицы. От знакомых с детства гор тянуло прохладой, рядом шумела река.

Ребят поставили на краю наскоро вырытой ямы, хотели завязать глаза, но Юра с

ненавистью оттолкнул приблизившегося фашиста.

Автоматная очередь разорвала осенний воздух. Как подкошенные, Юра и Коля рухнули на

землю. Они легли рядом, как прошли рядом всю свою яркую и короткую жизнь.

К 50-летию Всесоюзной пионерской организации имени В. И. Ленина в посѐлке Тульском

пионеры Майкопского района установили памятник юным героям. На нем золотыми буквами начертаны

и имена Юры Сазонова и Коли Токарева.

Лѐня Таранник

В станицу Ключевую, расположенную недалеко от Горячего Ключа, пришла война. В эти

тревожные дни Ключевая обезлюдела, притихла. Одни жители станицы эвакуировались, другие ушли в

леса, надеясь встретить партизан. Ирина Афанасьевна Таранник и еѐ сын Лѐня не смогли выехать.

...В станицу вошли гитлеровские войска и сразу же начали устанавливать свои «порядки»: за

неподчинение властям — смерть, за хождение по вечерам после установленного фашистами времени —

смерть, за появление в лесу в любое время суток — смерть...

Враги боялись не напрасно: леса действительно жили своей жизнью. В них собирались те,

кто не хотел подчиняться «новому режиму».

На дороге подорвана гитлеровская машина, из конюшни угнаны лошади, обстрелян патруль.

Эти вести вселяли надежду в сердца людей, а гитлеровцев приводили в бешенство.

Лѐня до войны учился в 5-м классе, был пионером. Он не мог равнодушно смотреть, как

непрошеные «гости» чувствуют себя на нашей земле хозяевами, и начал искать возможность связаться

с партизанами и помогать им в борьбе с ненавистным врагом.

Такая возможность представилась. Лѐня случайно встретился с учителем школы Алексеем

Ивановичем. Он начал осторожно расспрашивать мальчика о расположении огневых точек фашистов,

штаба, о количестве гитлеровцев в станице. Лѐня понял: учитель не зря интересуется этими сведениями,

он имеет связь с партизанами.

учитель попросил Лѐню внимательно присматриваться к тому, что происходит в

оккупированной станице, следить за передвижением фашистских воинских частей.

Сразу же договорились о времени и месте следующей встречи. Так Лѐня стал партизанским

разведчиком. Он внимательно следил за каждым шагом фашистов, обнаружил замаскированные огневые

точки: в одном месте — пушки в кустарниках, а в другом — накрытый ветками танк.

Все сведения передавались Алексею Ивановичу во время встреч. Он похвалил Лѐню за

наблюдательность и попросил его быть очень осторожным.

Юный разведчик знал, что партизанам очень нужны боеприпасы. Он стал добывать

патроны и даже гранаты и переправлять их партизанам.

Вскоре в станице расположилась крупная фашистская механизированная часть. Фашисты

спрятали танки в капонирах, наспех вырытых в огородах.

В доме Лѐниной тѐти Веры поселился толстый важный офицер, а тѐтю выселили. Лѐня

начал наблюдать за домом.

Он заметил, что после того, как уезжал гитлеровский офицер, в дом входил солдат,

раскрывал окно и убирал комнату. А потом подолгу сидел с часовым и вѐл разговоры. И так каждый день.

Однажды, наблюдая через щель в заборе за комнатой, Лѐня заметил, что на столе лежат

какие-то бумаги. Они не давали ему покоя.

В этот день, кроме часового, во дворе никого не было. Окно было раскрыто... Сердце Лѐни

часто билось... Переборов страх, он осторожно перелез через забор и шмыгнул в открытое окно, не

замеченный часовым... Схватив бумаги, Лѐня осмотрелся. На стуле лежал новенький планшет. Сунув

бумаги в карман, а планшет под рубашку, мальчик выпрыгнул в окно. Вокруг никого не было, но по двору

по-прежнему прохаживался часовой. Незаметно Лѐня перелез через забор и как ни в чем не бывало пошѐл

к своей хате. Спрятавшись в саду, он раскрыл планшет. В нем лежали бумаги с печатями и карта с

красными пометками.

Надѐжно спрятав документы, Лѐня направился в хату. А вечером передал в установленном

месте учителю и планшетку, и документы, которые помогли партизанам разгадать планы фашистов по

уничтожению отряда.

23 августа 1942 года Лѐня, как и всегда, отправился добывать патроны. Набив ими карманы,

он хотел пройти незамеченным мимо фашистских солдат. Но вдруг один из них, покосившись на

оттопыренные карманы Лѐниных брюк, спросил, что он несѐт. Лѐня ответил, что в карманах у него

яблоки. Короткий обыск — и из кармана высыпались патроны и выпала граната.

...Лѐня стоит на допросе. Его спрашивают, где партизаны, но он молчит. Снова тот же

вопрос. Молчит юный разведчик, несмотря на побои.

Фашисты расстреляли Лѐню Таранника 23 августа 1942 года.

Федя Токарев

...Когда фашисты заняли станицу Абадзехскую, Федя Токарев с братом Гришей и мамой

Таисией Михеевной ушѐл на Войкину поляну. Там они стали жить у деда Ильи Егоровича Артюхова.

Однажды на Войкину поляну пришли партизаны. Они попросили ребят вести наблюдение за

гитлеровцами и сообщать необходимые сведения.

На ферме Войкиной поляны вместе с Ильей Егоровичем Артюховым ребята ухаживали за

колхозным скотом, который был угнан из станицы незадолго до еѐ оккупации.

Таисия Михеевна волновалась, когда ребята по нескольку дней не появлялись на Войкиной

поляне, хотя и знала, почему они задерживаются. Но пока все было благополучно. Федя и Гриша

продолжали выполнять задания партизанского отряда.

По доносу предателя на Войкину поляну нагрянули гитлеровцы. Илья Егорович Артюхов,

Таисия Михеевна, Федя и Гриша Токаревы были арестованы и доставлены в гестапо в станицу

Каменномостскую. Дедушку Артюхова и Федю Токарева как разведчика подвергли допросам и

жесточайшим пыткам. Фашисты требовали данные о расположении партизанского отряда, его

численности и вооружении.

Таисию Михеевну и брата Феди Гришу отпустили, но установили за ними слежку. Однако

родным юного партизана удалось обмануть бдительность гестаповцев и скрыться.

15 октября 1942 года Федю Токарева и Илью Егоровича Артюхова фашисты увели под

конвоем в лес и закопали в землю живыми.

После освобождения Тульского района от гитлеровских захватчиков останки партизан были

погребены в братской могиле в центре посѐлка Каменномостского.

Коля Шульга

Коля Шульга родился в станице Кисляковской Кущевского района. Учился в восьмилетней

школе № 18. Когда началась Великая Отечественная война, Коле исполнилось 11 лет.

В 1941 году его отец ушѐл защищать Родину и погиб. Вся семья тяжело переживала гибель

отца.

Чтобы помочь семье, Коля пошѐл работать в колхоз чабаном, пасти скот. Война

приближалась к Кисляковской. Оккупировав станицу, фашисты зверски расправлялись с советскими

людьми, подозревая их в связи с партизанами.

Коля решил мстить врагам за гибель отца, за злодеяния фашистов. Ему удалось установить

связь с партизанским отрядом, и он начал выполнять посильные задания.

У оккупантов стало исчезать оружие. Начались аресты, допросы жителей станицы. А тем

временем Коля переправлял партизанам оружие.

По заданию командования партизанского отряда Коля перерезал главный телефонный

кабель, связывающий гитлеровские воинские части со штабом. Связь прервалась. Этим воспользовались

партизаны, совершив нападение на фашистское воинское подразделение.

И снова — массовые аресты, допросы. На одном из них кто-то из жителей станицы высказал

подозрение, что повреждение кабеля — дело рук Коли Шульги.

Он был немедленно арестован и подвергнут жестоким пыткам. Фашистам надо было

узнать, чьѐ задание выполнял Коля и где находятся партизаны. Юный патриот ничего не сказал врагам,

не выдал своих товарищей. После многочисленных допросов, ничего не добившись, измученного,

полуживого Колю фашисты столкнули в яму и закопали живым.

Коля Шульга прожил короткую, но героическую жизнь. В станице Кисляковской Кущевского

района сооружѐн обелиск юному герою.

Рассказывает Виктория Ивановна Рафальская (Полегаева)

Август 1942 года. Посѐлок Перекопское в Сталинградской области. Брату Толе 12 лет, мне —

14, мы лежим за забором, смотрим в щель, как проходят немецкие войска. И страшно, и в то же время

интересно… Сперва проехали танки, потом — густо, плечом к плечу, пошла пехота. Позади строя идѐт

один солдат, за плечами у него крутится катушка.

А когда ещѐ в посѐдке стояли наши, то у нас во дворе был штаб, и мы с Толей хорошо знали,

как выглядит связь. Прошли немцы, и тут Толя выскочил на дорогу и начал дѐргать провод в руках. Но он,

конечно, не рвался — прочный, с металлической жилкой внутри. Я подбежала тоже, дѐргали вдвоѐм —

никак. Потом уже догадались, положили на один камень и вторым перебили. Потом ещѐ выбили кусок

метра в три и унесли, я тогда ещѐ думала: сплету браслеты и раздарю девчонкам.

Мать увидела этот провод, и у неѐ чуть не стало плохо с сердцем. Немцы появились минут

через сорок, приехал мотоцикл, двое стали метаться по дворам, кричать, искать, повторяли часто

«партизаны!» Но ничего не нашли и никого не тронули.

Позже нас выселили из половины деревни, попала под выселение и наша семья — мама и нас

пятеро детей. Дом пришлось бросать со всем, что было, и позже я, старшая, туда бегала за разными

вещами, немцы, которые там жили, не препятствовали, только заставляли почти каждый раз играть

им на мандолине «Катюшу». Они эту песню почему-то очень любили и всегда подпевали. Один раз во

время такого посещения вижу — немец хочет ломать на дрова для готовки еды наш очень красивый стол.

Мне стало очень жалко, я немцы схватила за руку и говорю по-немецки (учила язык в школе), чтобы не

ломал. Он очень удивился, стол оставил, а остальные смеются и хвалят «культурную русскую». Мне

стало немного противно и обидно. И вот как раз в тот раз я шла из нашего дома через огороды, вдруг

кто-то меня держит за платье. Я хотела закричать, гляжу — в борозде лежат двое наших солдат и

тот, что меня держит, шепчет: «Молчи.» Я кивнула, молчу. Он потянул за платье, я тоже легла.

Солдаты расстелили карту, показали мне на ней наш дом, стали расспрашивать, где немцы, что делают.

Я всѐ объяснила, как могла, сама очень боялась — из дома нашего видно всѐ, выйдет кто-нибудь из немцев

на крыльцо, и всему конец. Тогда боец спрашивает: можешь закрыть вот эту дверь в дом, чтобы они во

двор не могли выйти хоть сколько-то? Я кивнула. Он говорит ещѐ: там, у церкви, стоят два танка, не

испугаешься потом танкистов отвлечь? Я спросила — как? Спой что-нибудь, спляши, умеешь? Я сказала,

что умею, встала, пошла к дому. Было очень страшно, но всѐ-таки засов я опустила, никто не заметил. И

пошла к церкви, как сказали. Почти с ходу начала петь «катюшу». Немцы около танков, небольших

таких, сразу всѐ побросали, слушают, смеются. Эти были незнакомые, не знаю, что они подумали,

может, что я сумасшедшая или еду хочу заработать. Но не гонят и слушают, смотрят с интересом. А я

даже потом холодным облилась, вижу — почти за их спинами те двое наших пробежали и за церковью

исчезли. Тут и я бежать. Заскочила во двор, открыть «своих» немцев, только засов выдернула — а с той

стороны дверь дѐрнули и прямо мне в лицо пистолет. И что-то кричат. Я тоже закричала со страху, но

немец увидел, что это я, пистолет убрал, рукой махнул и стал дверь смотреть. Наверное, он еѐ уже

дѐргал и решил, что засов сам захлопнулся. А я опять бежать, туда, где мы жили, в землянку за околицей.

До сих пор не знаю, что делали у нас в посѐлке те бойцы, куда шли и вообще…

Вика и Толя Полегаевы

Рассказывает Нина Николаевна Марковина (Власова)

Мой брат Владимир 1930 года рождения в 1943 году тайком бежал на войну мстить за

отца, пропавшего без вести в самом еѐ начале. Мы жили тогда с посѐлке Салтыковка,недалеко от

Балашихи. Брату было всего 13 лет, но он рос крепким, рослым, выглядел старше. Мы считали, что он

пропал, с ним что-то случилось, сильно переживали. Но однажды пришла весточка. Он писал, что жив,

воюет в партизанском отряде. Письмо то, к несчастью, мы не сумели сохранить, но шло оно какими-то

окольными путями аж из Польши. Мама очень хотела, чтобы, когда Володя вернѐтся, то он пошѐл бы

учиться в Суворовское, их тогда только-только открывали. Она даже написала командиру. Я честное

слово не знаю, как всѐ это работало, но письмо мамы дошло, и мы даже получили ответ. Володя писал,

что, пока идѐт война, он будет воевать. И это лучшая школа.

В феврале 1945 года брат погиб уже в Германии, около костѐла в каком-то маленьком

городке…

Рассказывает Нина Фѐдоровна Удовиченко

Я и мой брат Володя перед войной жили в с.Сары Гадяческого района Полтавской области.

13 августа 1941 года ушѐл на фронт и не вернулся отец. Мы с братом остались с мамой.

Мне тогда было всего пять лет. А Володя с другими ребятами решили по-своему бороться с

оккупантами. Сначала распространяли написанные от руки листовки. Потом Володя — он хорошо

рисовал — сделал несколько карикатур на Гитлера, и накануне праздника Октября ребята развесили их по

селу. Довольно долго ребятам это сходило с рук, хотя гитлеровцы искали по всему селу и округе. Но

потом кто-то из полицаев выдал именно Володю, узнал по рисункам. К счастью, брат успел скрыться —

его предупредили. Через какое-то время он вернулся, решив, что стало безопасно — но оказалось, что

немцев деятельность мальчишек задела сильно, и за нашим домом следили. Сразу после возвращения

моего брата и нескольких его друзей арестовали и отправили под стражу в район. Может быть, его бы

даже отпустили, потому что немцам стало быстро ясно: никаких связей ни с каким подпольем у

схваченных нет. Но как раз тут стали угонять первые партии ребят и девчонок в Германию. Нам с

мамой только и разрешили передать Володе кое-какую еду и вещи в дорогу.

До 1946 года о брате не было никаких известий. А потом он неожиданно вернулся — живой!

Оказывается, он работал на немецких заводах. Условия были просто каторжные, тем более,

что начальство было оповещено, что он «подпольщик». Володя был истощѐн, заболел туберкулѐзом. От

смерти его спасло только то, что немец-врач — не коммунист и даже не сочувствующий, но, видимо,

хороший человек — прямо сказал во время обследования, что Володя скоро умрѐт и потребовал, чтобы

мальчика отправили туда, где есть свежий воздух и еда. Видимо, не желая даром терять работника, с

завода его передали с группой других ослабленных ребят на сельхозработы в Чехию. Тоже очень трудно

было, но по крайней мере на самом деле на свежем воздухе и посытней… Хотел бежать, думал, что здесь

это будет легче, чем из тюрьмы-завода — но не знал совершенно, куда уйти. Там его и освободила Красная

Армия…

Володя Удовиченко

Рассказывает Владимир Гаврилович Самохин

В тринадцать лет во время эвакуации Женя Шевченко потерял родных и попал на фронт.

Солдаты 506-й автороты 14-й гвардейской стрелковой дивизии пятой гвардейской армии подобрали

мальчишку, сшили обмундирование, сапоги, вручили знак «Гвардия». Женя стал сыном полка, ординарцем

Адоньева Ивана Тимофеевича. И не только командиром был для Жени Иван Тимофеевич — вторым

отцом. Расстались они в декабре 1944 года. Командир уехал по направлению в Высшую офицерскую

школу, а Женя — в школу. На память сфотографировались в польской деревушке.

И.Т.Адоньев и Женя Шевченко

Только через 35 лет, 9 мая 1979 года, встретились они вновь — Адоньев Иван Тимофеевичи

Шевченко Евгений Степанович…

Рассказывает Чуприн Василий Павлович

Родился я на хуторе Чуприничи Варваровского сельского совета Ладомировского района

Воронежской области.

В 1942 году, когда началась оккупация, мне было почти 15 лет. Был я всѐ ещѐ пионером, а

любимым героем книг у меня был Спартак.

В партизаны я мечтал попасть, но не попал. И вот почему. Случайно встретил в степи

человека, разговорились по дороге, и он намекнул мне, что хотел бы получать сведения о немцах из таких-

то и таких-то мест. Я, конечно, тут же согласился.

Сейчас, вспоминая, задним числом удивляюсь, как же мне везло с добычей сведений. Я вѐл себя

почти нахально, и немцы мне всѐ это спускали с рук. Мы с младшим братом (ему было на год меньше)

убирали в саду немецкого штаба, и у меня иногда получалось даже заглянуть в штабные карты. Понимал

я там мало, но у меня была хорошая память, я просто потом пересказывал увиденное тому связнику.

До сих пор помню, как неудачей окончилась моя попытка помочь пленному. Колонну их гнали

через наш хутор. Я увидел одного, уже еле идущего, решил его спасти. Крикнул: «Папа!» — замахал

руками. Он понял, видно, побрѐл в мою сторону, тоже руку поднял… Охранник — из бандеровцев — его тут

же догнал, стал бить плѐткой, сбил с ног. Больше тот и не поднялся.

А остальных пленных спасти удалось-таки. Их разместили рядом с нашим хутором в лагере

временном под открытым небом. Партизаны его атаковали, охраны там было немного, еѐ перебили, а

пленных вывели.

Потом вместо немцев пришли итальянцы и мадьяры, встали гарнизоном, уже сильным,

видно, боялись партизан. Странно, но я и мой сосед-ровесник Филька чем-то понравились итальянскому

офицеру. Русский он почти не знал, но давал еду для наших семей, а потом даже взялся нас обучать

стрельбе. Сам он стрелял очень хорошо и нас учил стрелять из карабина, называл его «мушкето». Потом

как-то нам сказал по-тихому, чтобы мы немного потерпели, через четыре месяца нас освободят

сибиряки. И ведь точно случилось, как он говорил. Через четыре месяца нас освободила сибирская дивизия.

Откуда-то он знал… Мне перед отъездом дал свой адрес в Италии, но я его, дурак, потерял и помню

только фамилию «Джованни», именно фамилию, не имя. Об Италии он очень хорошо рассказывал, я эту

страну заочно полюбил и жалею, что не получилось там побывать…

Рассказывает Мария Петровна Белая

Санинструктор Белая

Во время войны Мария Петровна была санинструктором 5-го казачьего кавалерийского

корпуса, в 5-й батарее 150-го истребительного противотанкового артиллерийского полка. Именно там

она познакомилась с сыном полка, молдавским мальчишкой Ваней Галисовым.

По еѐ собственному признанию, мальчик показался ей каким-то маленьким и жалким, и она

по собственному почину взяла на себя заботу о его питании, одежде и прочем. Казаки зубоскалили,

дразнились «женихом и невестой». Мальчишку это страшно злило, он ругался, требовал: «Машка, не

приставай ко мне!» Но так было только вне боя. А в бою Ваня носил вторую санитарную сумку и охранял

санинструктора, то есть, они были практически неразлучны.

Ваня ещѐ до их знакомства получил очень тяжѐлое ранение в живот и долго лечился в

госпитале, но ранение оставило последствия, особенно неприятные в полевых условиях. Поэтому в

заботе он нуждался.

Комбатр старший лейтенант Луговской не раз говорил, что после войны заберѐт мальчика к

себе, даст образование. То же самое он предлагал и Марии Петровне — она сама была ещѐ, в сущности,

девчонкой (на фронт пошла в 16 лет!), родители погибли в начале войны. Но в детском доме под

Воронежем оставалась у неѐ 10-летняя сестра и брат 4-х лет — и она отказалась.

Мария Петровна много вспоминала о Ване. Вспоминала, как он однажды пропал во время

ночной бомбѐжки, в неразберихе. Думали уже о самом худшем, много ли надо мальчишке — прямое

попадание бомбы, и ничего не останется. Его всѐ ещѐ искали, когда (война войной, а обед — по

расписанию!) повар начал готовить казачкам завтрак, кашу с колбасой. Открыл большой котѐл, чтобы

залить воды… и обнаружил там преспокойно спящего мальчишку. При бомбѐжке Иван прыгнул в котѐл, а

потом благополучно заснул…

На глазах Белой погиб и ещѐ один практически мальчишка — 17-летний калмык-доброволец

Кару Обгенов. 18 сентября 1943 года во время тяжѐлого боя (достаточно сказать, что в нѐм погиб

командир полка полковник Колбасюк, убитый в момент, когда руководил подвозом боеприпасов в полк)

немецкие штурмовые группы ворвались прямо на позиции полка и стали подрывать орудия и забрасывать

расчѐты гранатами. Одну из таких гранат, спасая товарищей, и накрыл собой Обгенов…

Ваня Галисов и санинструктор Белая в Венгрии

А это фотография была сделана в октябре 1944 года после боя под Дебреценом. Мария

Петровна вспоминала, как они с Ваней буквально оказались в середине боя на кукурузном поле — шла

огневая дуэль между немецкими танками и нашими пушками. Ваня тогда ещѐ спросил: «Маш, немцы нас

в плен не возьмут?!» — и она ответила спокойно: «Нет, конечно, у нас с тобой пистолеты есть, там и

немцам хватит и нам по патрону останется…» Весь бой они переползали и перебегали по этому полю и

оказывали помощь раненым — тех было очень много. До сих пор не может она без ужаса вспоминать, как

очень красивому парню, наводчику Володе Симакову, буквально срезало лицо осколком снаряда из

немецкого танка, который он успел подбить.

Позже, под Непрадъехазой, попали в окружение, в суматохе под бомбѐжкой и обстрелом

потеряли своих. Почти двое суток блуждали по кукурузным полям, ели, что придѐтся (ту же кукурузу) и

прятались — боялись наткнуться на мадьяр, несколько раз встречали тела казаков, жутко изуродованные

(вырезаны на теле звѐзды и лампасы, горло перерезано…) Потом буквально лоб в лоб наткнулись на

одного из офицеров, капитана Белого, который еле шѐл, опираясь на палку и держа в руке пистолет.

Капитан был несколько раз ранен и почти ничего не соображал от высокой температуры, но своих узнал

и отказался идти с ними, сказав, что уже не может двигаться, и сам погибнет, и погубит их, тут много

мадьяр. Мария Петровна говорит, что мысль бросить капитана им и в голову не пришла — они с Ваней

заплакали и сказали, что его не оставят. Ну и повели кое-как. Сколько прошли — не помнит, только

капитан сел и сказал спокойно: «Нет, детки (а ему самому было 32 года), вот тут я и останусь…»

Мария Петровна и Ваня, ни слова не говоря, сели рядом и приготовили пистолеты. Капитан сам зарыдал,

но говорить ничего не стал. И тут как по волшебству появился полковой бензовоз. Капитана погрузили

кое-как, сами хотели ехать на подножках, но не смогли — кукуруза больно била по лицам и рукам,

спрыгнули и опять пошли пешком по следу машины. Шли долго, стемнело — и тут их нашла полковая

собака, овчарка Пэли. Она и вывела прямиком к «родной» батарее, вместе с которой с боем вышли из

окружения, где Мария Петровна снова встретилась с капитаном Белым. Он спасся тогда и выздоровел

потом, даже участвовал в Параде Победы.

А потом разыскал санинструктора у еѐ бабушки под Воронежем и… женился. Так Мария

Петровна и стала Белой.

Ваня после войны долго не мог «найти себя» — его мучили последствия ранения в живот, из-за

которых ему казалось, что рядом с людьми жить стыдно. Жил у Луговского, который сдержал своѐ

обещание — но сбежал, разыскал Марию Петровну и жил у неѐ. И там не прижился — уехал в Кривой Рог.

Только там смог устроиться прочно. Он ещѐ на войне хорошо познакомился с радиотехникой и стал

отличным мастером — сперва по радио, а потом и по телевизорам.

Рассказывает Евгения Васильевна Редькина

Валя Паршутин родился 29 октября 1929 года в деревне Письменна Сафоновского района

Тульский области. В том же году Паршутины приехали в Тулу и поселились на ул.Халтурина,

В 1934 году они получили квартиру в Красном Перекопа. На восьмой году жизни Валя пошѐл в

первый класс 19-й начальной школы, а четвѐртый окончил во вновь отстроенной школе номер 39.

Перешѐл в пятый. И тут грянула война. Мальчик стал маленьким солдатом-разведчиком.

29 октября 1941 года при выполнении боевого задания он погиб от пули немецкого снайпера.

Ему исполнилось только 12 лет.

Валю и его старшую сестру Марусю воспитывала мать Елизавета Петровна Паршутина,в

прошлом работница Тульского оружейного завода.

Рассказывает Александр Дмитриевич Шныпиков

Сзади, из-за кустов, донеслось негромко, но властно:

— Эй, парень!

Володя вздрогнул, обернулся. Поддерживая друг друга, стояли два красноармейца. Один из

них я держал на изготовку автомат, другого за-спиной висела винтовка, правая рука покоилась на

перевязи.

— Подойди ближе. Не бойся, разве не видишь, кто мы? — заговорили сразу оба: — Немцы в

поселке есть?

— Есть…

— А как же ты сюда ходишь? Не боишься?

— Да я от любого немца уйду.

Так Володя Данилов, ученик Дружногорской школы, познакомился с бойцами Красной Ар— мии,

отступающими из-под Луги к Ленинграду. Фашисты боялись соваться в леса, на лесные дороги, по

которым, отбивая атаки и сдерживая врага, шли к новым укреплениям советские бойцы.

Володя зачастил в лес. Там он встречался — со своими знакомыми красноармейцами, приносил

из дома еду раненый. Бойцы расспрашивали его о жизни, о школе, об учѐбе.

И вставало из этих рассказов его детство. Тѐплым словом вспоминалась мать, Наталия

Епифановна. И ещѐ школа. О школе он мог говорить долго. Там он стал пионером.

Теперь ничего этого нет. В школу никто не ходит.

Не горюй, парень, — утешали красноармейцы.— Мы вернѐмся. Ты же, если и впрямь такой

смелый, собирай патроны, гранаты. Прячь понадѐжней. В нужное время мы за ними придѐм. Узнаешь

нас?

— Узнаю, — в Володином голосе не было ни капли сомнения

Мать, по-видимому, догадывалась о другой жизни сына, просила не ходить далеко от дома.

— Мама, мне уже шестнадцать. Не беспокойся. Я знаю, что делаю.

Потом, когда Красная Армия ушла дальше и глухие разрывы гремели где-то у Павловска,

Володя выполнял эту просьбу. Горка патронов в подполе дома становилась все больше. Было здесь и

свыше десятка гранат.

Фашисты чувствовали себя не спокойно. С шести часов вечера до утра по улицам посѐлка

Дружная Горка скрипел снег под сапогами патрулей, закутанных до глаз одеялами.

С помощью прихвостней, людишек с продажными душонками, удалось пустить стеклозавод.

Правда, рабочие; согнанные с окрестных деревень и посѐлка, только делали вид, что усердно работают

на нового хозяина, который сразу же объявился в Дружной Горке.

Ходил на завод в стеклодувную мастерскую и Володя. Немцы никого не оставляли в покое.

В посѐлке, кто-то регулярно стал резать немецкую связь, уносить с собой телефонные

провода. Тогда фашисты стали на ночь запирать; в новом помещении бани всех мужчин и подростков.

Ох, и длинные же это были ночи! Володя боялся, что именно в одну из этих ночей придут его

знакомые за гранатами и патронами. И ждал, ждал, ждал.

Беда нагрянула неожиданно. Загорелся дом, где жила его семья. Огонь быстро охватил

деревянное здание. Когда прибежали заспанные немцы тушить пожар, грозно рванула граната, другая…

Гулко захлопали в пламени патроны. Фашисты бросились врассыпную. Утром на месте дома валялись

раздутые гильзы, куски обгоревшей телефонной проволоки.

Начались повальные допросы. Кто-то указал на Володю. Фашистский холуй, староста

посѐлка, вместе с немцами доставил парня в комендатуру.

Допросы сменялись побоями, побои — допросами. Но Володя молчал.

Декабрьским днѐм 1041 года Володю Данилова повесили на одной из улиц Дружной Горки. На

груди его укрепили надпись: «Он помогал партизанам. Так будет с каждым».

Рассказывает Лилия Абрамовна Калягина

В Ворошиловском районе Волгограда есть место, которое и сейчас называется Дир-Горой.

Тут жила когда-то большая семья Филипповых — 6 мальчиков и 3 девочки. Саша родился в

1925 году. Любил столярничать после 7-го класса поступил в ремесленное училище. Проходил практику на

металлургическом заводе «Красный Октябрь». Он хотел вообще уметь делать как можно больше. В

свободное время — учился на сапожника.

Летом 1941 года в жизнь Саши Филиппова ворвалась война. Под кличкой «Школьник» он

стал разведчиком 64-й армии. 10 раз Саша переходил линию фронта и возвращался с ценными сведениями

к своим.

Одиннадцатый раз стал для него последним. Фашисты выследили и схватили юного

разведчика. Ничего не добившись допросами и пытками — 23 декабря 1942 года повесили его. Саша успел

крикнуть перед смертью: «Всѐ равно наши придут!»

Посмертно Саша был награждѐн Орденом Красного Знамени. В честь погибшего разведчика

была названа улица, на которой он жил… Память о нѐм хранят мемориальная доска на его родном доме и

обелиск в сквере Ворошиловского района.

Рассказывает Ф.И.Иванов

В военном билете майора запаса Алексея Самуиловича Адамова записано: «Родился 11 мая

1933 г. в Чувашской АССР в деревне Большие Татаркасы Моргаушского района. Воспитанник-сын 1223-го

полка 369-й стрелковой дивизии Калининского фронта с 23 июля 1942 г. по 31 июля 1942 г. 31 июля 1942 г.

получил тяжѐлое ранение с контузией в составе 1223-го стрелкового полка 369-й стрелковой дивизии

Калининского фронта в боевых действиях в г. Ржев». Дерзкая мысль у Алѐши поехать к отцу на фронт

родилась в начале лета 1942 г. Долго таил еѐ в себе — понимал, что мать, оставшись одна, будет

переживать за него. И все равно в один из июльских дней Лешка Адамов с небольшой котомкой на спине

спозаранку вышел на грунтовую дорогу Большой Сундырь—Ядрин. Подбросила полуторка, вѐзшая для

фронта вещи, собранные сундырцами. А на железнодорожном вокзале как раз под парами стоял воинский

эшелон, прибывший из далѐкой Сибири и следовавший до Москвы. Шустрый чувашский мальчуган

попросился в теплушку к солдатам. Его приласкали, помогли всем, чем могли. В часть, где воевал отец, он

в конце концов все-таки попал. За то, что «дезертировал» на фронт, оставив мать одну, от отца ему

досталось.

Отправить обратно Алѐшу самостоятельно не было возможности. Его определили вторым

номером пулемѐтного расчѐта, то есть подносчиком патронов. Смышлѐный мальчишка быстро изучил

пулемѐт. И вот первый бой. В ожесточѐнной схватке пулемѐтчик погиб, а сына полка — Алѐшу Адамова

— тяжело ранило и контузило уже через восемь дней после прибытия на фронт.

Вылечившись, Алѐша вернулся домой, снова сел за школьную парту. Вновь надел военную

форму уже только 30 августа 1952 г., когда его призвали на действительную службу. Поступил в военное

училище. Стал лейтенантом. Командовал взводом спецавтотранспорта, авторотой, находился на других

должностях. Не сразу снял военную форму и в запасе — в школах вѐл занятия по начальной военной

подготовке.

Алѐша Адамов

Рассказывает Леонид Васильевич Близнец

Война застала меня на строящейся Василевичской электростанции, ныне г.Светлогорск, где

мой отец работал прорабом. Шѐл мне 13-й год.

Домой я вернулся на попутном транспорте. Войска наши отступали с боями, и первым моим

участием в войне было то, что я, встретив на лесной дороге лазарет на подводах, отвѐл его к деревне

Лиски окольными путями и там передал своему деду по матери, леснику. Командир лазарета наградил

меня очень хорошим, но очень измученным конѐм, которого я и привѐл домой.

Осенью 1941 года нашим партизанам пришлось очень трудно. В результате предательства

человека, которому все доверяли, Янчинского были уничтожены конным отрядом СД почти все заранее

заложенные базы. Янчинскому это не сошло с рук — его хозяева назначили его начальником полиции в

Василевичах, но в июле 1942 года партизан казнили предателя — убили вместе с ещѐ 18-ю полицейскими

чинами. Однако, главный вред он уже принѐс.

Фактически партизанское движение пришлось создавать на новом месте с полного нуля. В

нашей группе, занимавшейся сбором и распространением информации, кроме меня были Игорь Милонович

и Иван Сивак (15 лет), Иван Брель (14 лет). Я, Леонид Близнец, был младшим — 13 лет. У Милоновича был

переданный ему при отступлении наших радиоприѐмник, им мы пользовались при подготовке листовок.

Боевая характеристика

Летом 1942 года Игорь был схвачен. Он нас не выдал, но казнили его, мать и сестру Ларису.

В те же дни в Рубаниках расстреляли 37 человек — подпольщиков и их семьи. Выдала их Е.Г.Кузьменко,

работавшая на немецкую жандармерию под кличкой «Броня». Мы в это время укрывались на хуторе

Поляшин в лесу. Тут в мае 1942 года и произошла первая встреча с десантниками с «Большой Земли», а

позже они установили через нашу семью прочную связь с партизанским отрядом им.Лазо, который

держал под контролем Гомельско-Брестскую железную дорогу.

Первое боевое крещение я получил в ходе неудачной для нас операции на станции Бабичи. Двое

наших были убиты миной-ловушкой, остальной отряд попал под обстрел засады егерей и спешно отошѐл

в лес. В дальнейшем, однако, я не раз принимал участие в удачных диверсиях на железной дороге —

надѐжно защитить еѐ от нас немцы не смогли.

Однако, 27 августа 1943 года на хуторе Поляшин я в составе группы попал в немецкую

засаду. Двое наших были убиты, остальные схвачены немцами. Нас выдали «бобики» — местные полицаи.

В Василевичах мы были переданы СД. Допросы на протяжении почти двух месяцев вспоминать не

хочется. Но мы все твѐрдо придерживались одной версии — не партизаны, были голодны, искали

картошку, бежали со страху. От нас отступились, но не отпустили, а повезли в тюрьму-накопитель в

Калинковичах, видимо, чтобы потом вывезти на работы в Германию. Но тут нам повезло. Утром 7-го

ноября, когда нас семерых конвоировали на лесопильный завод на работы, взорвалась котельная (не знаю,

почему и что это было). Охрана бросила нас и побежала врассыпную. Мы — тоже.

Вдвоѐм с Иваном Сиваком мы стали пробираться на восток лесными тропками. В лесу было

много людей, туда бежали целыми деревнями, спасаясь от грабежей и угона в Германию. Эти люди были

не партизаны, но нам давали и ночлег, и какую-никакую еду. В конце концов — встретились с дозором 57-

го гвардейского кавполка. Это были уже наши войска…

Кавалеристам я посильно помог захватить немецкий укрепрайон недалеко от Василевичей,

блокировавший единственную дорогу. Места я знал хорошо и вывел в тыл немцам два эскадрона, которые

внезапной атакой разгромили вражеский гарнизон.

Оборван я тогда был здорово, а всѐ имущество — разграблено или пропало в оккупации,

поэтому кавалеристы меня приодели в своѐ, и я даже хотел уйти с ними на фронт, но мать буквально

умолила полковника Музыра не слушать мои просьбы и оставить меня дома. Если честно, я и сам в душе

рад был, что остаюсь, тем более, что отец, уходя на фронт, взял с меня слово быть дома мужчиной, а

для победы я по его словам уже сделал больше, чем иные взрослые…

Рассказывает Александр Иванович Ветров

Мы, группа подростков и дети младшего возраста проживавших в деревне Михайловка

Орловской области, 21 марта 1943 года пошли покататься на санках с гор комского луга. На пути мы

повстречались с двумя лѐтчиками с подбитого нашего самолѐта Ил-2. Лѐтчики попросили: помочь им

спрятаться от немецкого преследования.

Общеизвестны немецкие приказы: за укрывательство — расстрел. Расстреливали и лѐтчиков,

поскольку немцы считали их всех коммунистами, а коммунистов немцы всех расстреливали. Вот такие

обстоятельства возникли перед нами — подростками и перед лѐтчиками возвышались занесѐнные снегом

стожки сена — соломы, на которые я обратил внимание. В этих стогах я и решил спрятать от немецкого

преследования лѐтчиков. Ребята со мной согласились.

Помню: была плюсовая туманная погода. Поэтому следы на снеге от унтов обуви лѐтчиков

вырисовывались чѐтко. Следовательно: требовалось уничтожить следы лѐтчиков и сделать ложный

след. Для этого я отобрал младший возраст ребят и послал их, чтобы они шли по следу лѐтчиков и следы

затаптывали, указал до какого места дойти и каким путѐм уходить домой. Таким образом, я решил

спрятать следы лѐтчиков и сделать ложный след в сторону. Малыши сделали так, как я им сказал и

убежали домой.

Мы — оставшиеся ребята, чтобы не было больше следов, посадили лѐтчиков на санки и

повезли их к вышеуказанным стогам соломы. Выкопали в стогу нору, куда и залезли лѐтчики. Забросали

нору снегом, покатались по этому стогу на санках, такое же действие совершили с другими стогами.

Когда лѐтчики заползли в нору, я обменялся с лѐтчиком шапками. Он мне отдал шлем, а я ему

свою шапку. После сделанных всех процедур обещали лѐтчикам ночью прийти. Вдруг я услышал окрик на

лошадь — Но-о-о! Я понял, что это едут немцы, о чем сообщил лѐтчикам, а ребятам сказал убегать

домой. Ребята побежали, а я остался выполнить свою задумку. Лѐтчикам сказал, что немцев от них

отвлеку.

Забежал я на бугор другой стороны луга и стал ждать, чтобы немцы меня заметили.

Можно сказать: играл со смертью. Как только немцы меня заметили я побежал. Немцы устремились за

мной. По мне стреляли, но я спустился в луг и немцы из виду меня потеряли. Чтобы немцы подумали, что

я лѐтчик, я подбросил по дороге шлем. Лугом забежал я в деревню к двоюродному брату, у которого взял

шапку и вышел на улицу. Подъехавшие на лошади на санях немцы нас спросили: не видели ли мы

бежавшего человека без шапки? Я ответил: что какой-то мужик без шапки побежал через железную

дорогу на деревню Жуковку. Немцы устремились туда, а я пошѐл домой.

Полагаю, что кто-то доложил немцам: что я знаю, где укрыты лѐтчики. Поэтому к нам в

дом ворвались немцы и наш полицейский — Никита Гусев. Обшарили дом и, видя, что посторонних нет,

под угрозой расстрела всей семьи потребовали указать: где лѐтчики находятся?! Они стреляли, но я им

сказал: что ничего не знаю. Может быть и расстреляли бы, но родной дядя отстоял, который работал у

немцев на железной дороге мастером и был у них в авторитете. Видимо видел Бог и не допустил к

расстрелу никого.

Поскольку велось наблюдение, то ночью к лѐтчикам пойти никто не мог. Как только я увидел

и понял, что немцы сняли наблюдение, то мы пошли в Комский луг вроде бы кататься и зашли на место

где укрывали лѐтчиков. Летчиков не было, но оказалась оставленная ими планшетка, в которой

находились: фотография, на которой я узнал лѐтчика, на обороте было написано — Лупанов Михаил

Иванович; полевая карта, из которой середина была вырезана. Дальнейшая судьба лѐтчиков, для меня

была неизвестной.

После войны я получил от лѐтчика — Лупанова Михаила письмо, который благодарил меня за

спасение и называл меня героем. Оказалось: что лѐтчики перешли благополучно линию фронта и били

фашистов до конца войны, ответным письмом я поблагодарил за память и пожелал здоровья. На этом

наша связь прекратилась.

Рассказывает Дмитрий Порфирьевич Кривченко

Редко какое воинское подразделение действующей Красной Армии не имело в своѐм составе

одного-двух мальчишек. Как правило — тех, кого война сделала сиротами, хотя тут бывало очень по-

разному.

Мальчишки стремились стать бойцами, отличиться, принести пользу. Для воинов же,

особенно семейных, они были чем-то вроде мирной отдушины, живого воспоминания о своей семье.

Я хочу рассказать о нескольких таких случаях.

Воины 247-го гвардейского ордена Богдана Хмельницкого артиллерийского полка

воспитывали двух мальчишек.

В конце июня 1943 года на позицию забрѐл мальчик лет 12-13. Он назвался Зеленовым Шурой

(позже было уточнено: Александр Иванович Зеленов) и объяснил, что в оккупированном Новороссийске

потерял всю родню, решил перейти линию фронта и пристать к своим. Когда же он указал место, где

перешѐл фронт, бойцы не поверили. Сектор, по данным разведки, был непроходим. Минные поля, колючая

проволока, постоянные обстрелы…

— Шурик, ты этот день запомни, — посоветовали артиллеристы мальчишке. — Это твой

второй день рождения.

Ну и, естественно, предложили остаться с ними. Мальчик был официально зачислен в

штабную батарею к разведчикам.

Шура показал себя смелым и очень находчивым. Во время боѐв на правобережной Украине

спас повара — вместе с ним доставлял пищу бойцам, на обратном пути повозка попала под обстрел, и

повар был ранен. Мальчишка не только выехал в безопасное место, но и оказал раненому первую помощь,

а потом доставил в санчасть. За это боец Зеленов был награждѐн медалью «За боевые заслуги».

В том же полку был и другой воспитанник — Виктор Пугачѐв. После войны он сам себя

сравнивал с героем знаменитой катаевской книги Ваней Солнцевым.

Войну Витя встретил с тѐткой — еѐ заботе поручил мальчика отец, уходя на фронт. Мать

умерла ещѐ до войны. Но во время бегства населения из Ельца мальчик потерялся и стал

беспризорничать. В конце июля 1943 года на станции Кавказская (ему шѐл тогда 13-й год) его подобрали

солдаты из эшелона 247-го гвардейского ордена Богдана Хмельницкого артиллерийского полка, и

командир полка Койчуренко распорядился зачислить мальчика в 1-ю батарею, в отделение разведки к

старшине Игнатенко. С этим отделением Витя форсировал Днепр, ходил в разведку. За восстановление

линии связи под огнѐм противника во время наступления на Кировоград был представлен к награде.

В июле 1944 года, когда по приказу Сталина из действующей армии массово «убирали» всех,

кому не исполнилось 18 лет, Шура и Витя были направлены в Чугуеувское суворовское училище.

* * *

В селе Калинино близ Краснодара до сих пор помнят пятнадцатилетнего Гену (Евгения)

Дороша.

Летом 1942 года село было оккупировано врагами. В первые же дни оккупации братья

Махаринец — Павел и Коля — и Гена Дорош решили, что по мере сил и возможностей будут вредить

оккупантам. Способ выбрали самый простой и эффективный — перерезать провода, вѐдшие через

кукурузное поле к штабу откуда-то с переднего края.

Довольно долго им удавалось снова и снова портить провода безнаказанно. Но в конце концов

слишком осмелевших мальчишек застал патруль. Схватить удалось одного Гену. Друзей своих мальчик не

выдал, тем самым сохранив им жизнь. А его самого расстреляли в сквере около школы.

Сейчас эта школа названа его именем…

Рассказывает И.М.Митрахович

После оккупации Белоруссии 12-летний Иван Митрахович оказался на работах в немецкой

сельскохозяйственной колонии на белорусской земле. Мальчик, стараясь навредить оккупантам,

занимался порчей имущества колонии и, когда гестапо проводило по этому поводу массовые аресты, то

попался и он, но в силу возраста подозрения сумел от себя отвести. Тем не менее, Иван был отправлен

сперва в бобруйскую тюрьму, а оттуда в лагерь Бухенвальд. Впрочем, здесь ему повезло — его купил для

работ в своѐм хозяйстве некто Таубе, имение которого располагалось недалеко от деревни Обервальден.

Уже когда пришли наши, мальчишка сумел бежать и спас от немецкой засады танковый взвод.

Танкисты взяли его к себе, и войну Иван закончил в капитулировавшем Берлине…

Рассказывает Евгений Николаевич Щеглов

С одним из «сыновей полка» — да, собственно, без кавычек — я пять лет подряд, правда, уже

после войны, мог запросто говорить, заниматься вместе на самоподготовке, бегать кроссы… С Юрой

Буровиным (если память не изменяет, отчество — Васильевич) мы вместе учились в Саратовском СВУ.

Год рождения у него был 1935 или 1936-й. родом — с Орловщины, где его во время войны и подобрали

сиротой наши бойцы. А с войны он вернулся с пятью медалями на, как говорится, ещѐ не очень широкой

груди. Одну из них — «За отвагу» — он получил за многодневную разведку в тылу врага.

А в Берлине ему повезло встретиться и даже сфотографироваться с самим Жуковым. Жаль,

снимок так и остался у хозяина… И ещѐ жаль, что после училища мы так больше и не виделись…

Рассказывает Раша Александровна Буевич

После освобождения Крыма от фашистских оккупантов в апреле 1944 года на стене одной

из камер старокрымской тюрьмы была обнаружена надпись, нацарапанная каким-то острым

предметом: «ЗАВТРА НАС РАССТРЕЛЯЮТ. ПРОЩАЙТЕ, ТОВАРИЩИ! Я НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛ.

МАМА, НЕ ГОРЮЙ. Я НИ КАПЕЛЬКИ НЕ БОЮСЬ. ВОЛОДЯ».

Только спустя 24 года удалось раскрыть тайну этой надписи и подлинное имя юного героя.

Это был Павлик Ларишкин — паренѐк из Одессы…

…В ночную бездну прыгали парашютисты.

Стремительно летел вниз и Павлик... Нет, теперь он не Павлик. Он Володя. Не было больше

привычного имени и у командира разведгруппы. Капитана звали теперь совсем иначе...

Все приземлились благополучно. Десять разведчиков и пятнадцатилетний паренѐк. Под видом

беженцев они разместились на квартирах советских патриотов в Старом Крыму и в окрестностях.

В этом районе проходила важнейшая для гитлеровской армии, железная дорога. Группа

разведчиков должна была вывести еѐ из строя, разведать расположение войск и снять план обороны

морского побережья.

Худенький мальчишка в грязных лохмотьях, который Христа ради выпрашивал хлеб; не

возбуждал подозрений у вражеских солдат. А в разведцентр летели шифровки; сколько у врага танков и

орудий, где находятся склады с боеприпасами.

Капитан по радио не раз сообщал командованию, что Володя стоит доброго десятка

взрослых разведчиков. Группе долго не удавалось выполнить важнейшее задание — добыть план обороны

на мысе Метаном. Район усиленно охранялся. Все проходы были заминированы и опутаны проволокой.

—

Поручите мне, — попросил Володя. — План есть.

—

Выкладывай, — приказал командир.

—

Завтра фрицы погонят туда жителей землю копать. Будет среди них одна беженка

из Одессы. Я с ней вместо сына пойду.

Три дня ходил Володя на земляные работы. Облазил всѐ побережье и сделал точный план

обороны. Голодный, измученный, явился он к командиру. Ничего не сказал капитан. Только крепко обнял

мальчишку.

В январе 1944 года немцы завезли в подземный склад у села Найман какие-то зелѐные ящики.

Разведчики заметили на ящиках букву «Р», а под ней цифру «73». Но установить, что было в этих

ящиках, оказалось невозможным. Дали задание Володе.

Завести знакомства среди солдат охраны склада было для юного разведчика нетрудно. Он

охотно бегал за папиросами, доставал самогон. Солдаты так привыкли к услужливому пареньку, что

даже стали приглашать его в помещение склада.

Открыть тайну помог случай. Один солдат попросил Володю подмести склад. Тот

старательно заработал веником. Очень скоро солдату надоело дышать пылью. Он поманил мальчишку

пальцем:

—

Ти бистро, бистро одна. Ферштейн? Их комм мало шпацирен...

—

Гут, гут! Вали гуляй!

И Володя остался один. Вытянул во двор: ни души. Сбил пожарным топориком с одного

ящика железный обруч... Снаряды! На каждом ярко-жѐлтая полоса.

— Химические! — У Володи перехватило дыхание. В этих снарядах не взрывчатка. Они

начинены боевыми отравляющими веществами.

Так было установлено: в Крым прибыла 73-я химическая дивизия.

Об этом было немедленно передано в Москву и ввиду особой важности доложено Верховному

командованию…

…В феврале 1944 года по доносу предательницы полиция схватила радиста-подпольщика,

девушек, помогавших разведгруппе, Валю и Машу, и Володю. Все они были подвергнуты мучительным

пыткам.

27 марта партизаны захватили старокрымскую тюрьму. В одной из камер они обнаружили

ещѐ живого радиста-подпольщика с перебитыми руками и вырезанной на груди пятиконечной звездой. Во

дворе нашли истерзанное тело Володи — Павлика Ларишкина.

Рассказывает Анатолий Дмитриевич Зуйков

В конце декабря 1941 года танки лейтенанта Дамаскина ворвались в Волоколамск. Бойцы

должны были помешать гитлеровцам взорвать мост. Но первые выстрелы, от которых упали

гитлеровцы, сделал появившийся откуда-то мальчик с красным галстуком груди.

Этим мальчиком был ученик 7-го класса Волоколамской средней школы Борис Кузнецов…

…Оккупанты на глазах горожан казнили 8 комсомольцев, сожгли в одном из домов более 100

пленных красноармейцев. И Борис решил мстить фашистским палачам.

Во дворе, где жили Кузнецовы, останавливались штабные автомобили. Морозной

декабрьской ночью, когда часовые ушли греться, Борис залил холодной водой радиаторы пяти машин —

автомобили вышли из строя. А позже нашѐл немецкий автомат, который хорошо изучил «на будущее» и

запасся патронами.

На рассвете 19 декабря волоколамцы услышали канонаду, доносившуюся с юго-востока.

Гитлеровцы чувствовали себя неспокойно, стремились всеми силами задержать наступление советских

войск.

Из разговора фашистов, остановившихся и доме, Боря, знавший немного немецкий язык,

понял, что готовят взрыв моста. Во второй половине дня подъедал на мотоцикле офицер, что-то

скомандовал, и трое гитлеровцев со связкой гранат и минами направились к мосту. Боря вытащил

припрятанный автомат и устремился за солдатами.

Подрывники спускались под мост, как вдруг морозный воздух прорезала очередь. Двое солдат

упали на снег. Борис прицелился вновь… но третий фашист успел выстрелить первым…

Танкисты убили третьего фашиста. Раненого Борю отправили в полевой госпиталь, а затем

в хирургическую клинику Москвы. Однако жизнь юному герою не удалось спасти: вражеская пуля

застряла в позвоночнике.

Боря умер 16 марта 1942 года, а похоронен на Преображенском кладбище в Москве.

Приказом № 307 командующего Западным фронтом от 20 марта 1942 года за проявленную, в

борьбе с фашистами доблесть, героизм и мужество Борис Кузнецов был награждѐн медалью «За

Отвагу»…

Рассказывает Нина Фѐдоровна Лаптанович

Мой пароль был «Маленькая Ниночка». Неудивительно, война застала меня на территории

Калининской (ныне Псковской) области, когда мне было 10 лет.

В конце 1941 года гестапо арестовало мою мать за сокрытие двух солдат Красной Армии,

окруженцев. Островский Александр Иванович, родом из Свердловска, погиб — был расстрелян. Второму —

пермяку Нелюбину Аркадию Григорьевичу — я по заданию мамы вовремя успела помочь добраться до леса

и связаться с партизанами. Там, с ними, осталась и сама…

Рассказывает Владимир Семѐнович Лаврик

В мае 1941 года я окончил 5 классов. А уже в августе наш Широковский район

Днепропетровской области был оккупирован немцами и их союзниками — румынами и венграми.

Более всего оккупанты стремились наладить работу взорванных и затопленных нашими при

отступлении шахт и организовать вывоз уже добытой руды, которая лежала выданная «на-гора», но не

погруженная. Кроме того, запугивая население и в то же время обещая ему золотые горы, оккупанты

пытались наладить работу в сельском хозяйстве и полный контроль за передвижением людей. Очень

много материалов выходило на украинском языке, кстати, и почти все они прославляли Гитлера, Мазепу,

Петлюру, русские же в них всячески поливались грязью.

Я тогда жил на улице Дубовая Гора и ясно наблюдал, «кто чем дышит» и кто на что

надеется. Приверженцев «нового порядка» сперва нашлось не так уж мало — в основном, «обиженные»

Советской Властью и фольксдойче. Но надо сказать, что большинство из них вскоре поняли, куда

«вляпались», особенно те, кто имел глупость пойти служить в полицию. Многие, впрочем, всѐ равно

убегали с этой службы.

Я в те дни дружил со своим ровесником Васей Голобородько — рослым парнем, очень хорошо

рисовавшим и слегка заикавшимся. Мы были почти неразлучны. С ним мы стали «чистить» витрины от

вражеских газет, листовок, угроз и прочего — один стоял «на шухере» в сумерках, второй срывал

наклеенное. Позже к нам присоединился ещѐ один наш старый «кореш» — Алька Туров. Он был маленький и

очень ловкий, и с ним мы, чего греха таить, «раскулачивали» почти на ходу немецкие автомобили и

подводы. Что-то портили, еду брали себе — было голодно, несмотря на расклеиваемые обещания «рая»

при новой власти. Часто попадалось откровенное барахло — например, в солдатских ранцах — но Алька

мотивировал так: «Ну и что, нам не пригодилось, а мы это выкинем — и какой-то немец останется без

вещей!» по-детски, конечно, но в целом верно.

Весной 1942 года мы с Василием впервые устроили настоящую диверсию — вырезали

несколько кусков телефонного провода, протянутого немцами на шахты, которые пытались ввести в

строй. Однако сдуру мы не выкинули срезанную нами телефонную трубку, собирались сменять на базаре,

и Василий пропихнул еѐ в полу своего пальто, за дырявую подкладку. В таком виде нас на базаре и

остановил один из полицаев — его, как назло, звали Гришка Мелехов, хотя внешне ну совершено был не

похож. Он и поволок нас в управу, хотя мы клялись и божились, что близко к шахте не подходили. В

управе у Василия нашли трубку.

Меня заставили смотреть, как моего друга секут плѐткой. Потом — поменяли нас местами

и, отвесив по двадцать пять ударов, заперли в комнате для задержанных. Бежать было некуда, а через

какое-то время мы услышали в коридоре голос матери Василия, плач и слова полицаев, что ждут

коменданта, он решит, что с нами делать.

Комендант с переводчицей в самом деле приехал быстро и допрашивал нас, задавая вопросы:

кто послал резать провод, сколько нас и так далее. Василий, как я уже сказал, заикался, поэтому я

старался отвечать за него и в конце концов бухнул, что мы думали, будто в трубке есть медь, которую

хотели сдать. Комендант, когда ему перевели, захохотал, а нам переводчица перевела его слова, что в

трубках никакой меди нет и мы это запомним натвердо, потому что нас строго накажут. Нас отвели

обратно в ту же комнату, где снова «всыпали» и отпустили домой.

После этого мы долго не встречались с Василием — мать буквально не выпускала его из дома,

а меня считала виноватым во всех бедах сына. Следы побоев сошли полностью только к концу лета. В

конце лета я опять чуть не «вляпался» — помог молодому весѐлому парню пронести в кинотеатр, где

смотрели фильм венгерские офицеры, какие-то большие сумки. В сумках оказалась серная кислота в

стеклянных ѐмкостях, и в момент начала фильма ѐмкости эти кто-то опрокинул с антресолей на головы

венгров внизу. Было очень много тяжело обожжѐнных.

Красная Армия освободила нас в феврале 1944 года. Кстати, Мелехову дали десять лет,

потом он вернулся к нам обратно и, если честно, первое, что я подумал: дать ему в морду. Но когда

увидел, как он ходит по улицам — весь сжавшись и по стеночке — понял, что не смогу замарать рук о

такое…

Рассказывает Иван Фѐдорович Черников

Родился я в 1930 году в д.Высокое, в Свердловской области. В 1941 году окончил три класса, а

19 декабря уже отступавшие немцы зашли в нашу деревню, стали готовиться к обороне, но не

удержались, наши их выбили с ходу.

Первые наши бойцы, которых я увидел, были раненые. В нашей хате разместился полевой

лазарет, а позже, когда линия фронта надолго (до 1943 года) стабилизовалась, у нас на чердаке устроили

пост наблюдения со стереотрубой. Мы никуда не уезжали, хотя нам предлагали, не хотели оставлять

дом, да и мама много болела. А я писал раненым письма домой, чем мог, помогал им, даже дежурил по

ночам.

Однажды ночью командир стоявшего в нашей деревне батальона получил от авиаразведки

сообщение, что в балке Кулепа недалеко от деревни сосредоточилась крупная группа немцев. Когда он

стал искать проводника, я буквально набился на эту роль — места я знал очень хорошо. Комбат же мне

не то что не доверял, но, видимо, боялся, что я заблужусь, потому что, пока шли, всѐ время

переспрашивал: «Точно идѐм?» Я успокаивал его, что не заблужусь даже в темноте. Но «настоящий

подвиг» мне совершить так и не удалось — бойцы уже готовились к атаке, вперѐд послали разведку, когда

в темноте началась возня, потом кто-то крикнул: «Да вы что, мы свои!» Оказалось, что и правда — свои,

другая часть, не зная толком местности, забрела в балку и стала на ночлег, а с воздуха вечером еѐ

приняли за немцев.

Но помню — комбат меня погладил по голове, потом пожал руку и сказал: «А ты настоящий

солдат!»

Рассказывает В.В.Елагин

Пацаны 8-10 классов рвались на фронт, но военкоматы мудро отсеивали малолеток.

По указанию партии готовились, формировали партизанские отряды, эвакуировали

оборудование и т д. В октябре 41 немцы окулировали и Осташевский район Московской области. Начали

действовать и партизаны. В отряде Назарова были, не попавшие в армию девятиклассники Толя Шумов,

Володя Колядов, Юра Сухнев. «Орлята», как их называл Назаров, бывший директор школы. Они были

разведчиками. В деревнях выясняли расположение, силы немцев, информировали жителей о положении на

фронтах. В отряде Проскурина, куда вскоре перевели Шумова, была юная разведчица Шура Воронова,

старше всего на три года, но бесстрашная, ловкая. И они стали напарниками. Во время одного из походов

в Осташево Шуру узнала уборщица школы, и донесла.

Шуру схватили и бросили в тюрьму. Двое суток еѐ пытали, но, не добившись ничего,

расстреляли.

В конце ноября в очередной разведке в Осташеве Шумова увидел и выдал немцам предатель

Кириллов. Трое суток они пытались выбить показания о партизанах, но, не добившись, бросили в кузов

грузовика и отправили в Можайск, где он и погиб смертью героя от рук фашистов. Во время боевой

операции погиб и Володя Колядов. Юра Сухнев продолжал партизанить, участвовал во всех боевых

операциях и остался живым.

В с. Осташево на площади поставлен красивый памятник юным героям — партизанам. Имя

Толи Шумова Министерством рыбного хозяйства СССР было присвоено Большому Рыболовному

Траулеру. Имена Шумова и Колядова носила Осташевская школа.

Но сейчас только две молодѐжные яхточки яхт-клуба, организованного при Осташевской

школе, носят имена Шумова и Колядова. Даже школа не может восстановить прежнее наименование…

Рассказывает Юлия Афанасьевна Акимова

Семьдесят танков шли на расположение наших частей, и двенадцать из них атаковали

казачью батарею, а потом, откатившись назад от сумасшедшего огня двух еѐ уцелевших орудий, пошли в

обход…

...Мальчишка не хотел умирать. Он стоял на броневичке, застрявшем позади батареи в

болоте, и смотрел на картину сражения, А вокруг была смерть, поле боя усеяно ранеными и убитыми

бойцами. Мальчик стоял на броневичке и ждал своей очереди на смерть. Ему не было страшно, страх

исчез, как, впрочем, и другие мысли и ощущения. Осталась только глаза и уши.

Четыре танка наткнулись на артиллерийский обоз, случайно располагавший двумя

бронебойными ружьями. Тут один старичок, кубанский доброволец — ему шѐл 61 год, — выпустил по ним

несколько пуль, и танки свернули с курса. Теперь они лезли как раз на броневик, ним пристроились ещѐ

восемь машин, и все они шли на броневик. Лѐня Шафарин сел к пулемѐту и выпустил по фашистским

танкам 18 дисков. Тогда танки остановились и стали расстреливать броневик в упор. Лѐня выскочил из

машины, лѐг в канавку, думая, что сойдѐт за убитого, а вечером поберѐтся к своим. Но его взяли в плен,

отправили в Будѐнновск, посадили в тюрьму. Ему удалось сбежать оттуда.

Добравшись до Краснодара, который тогда был оккупирован немцами, он пришѐл к матери,

но какая-то сволочь донесла на Лѐню, что он агент этих «красных чертей», как называли немцы казаков

корпуса Кириченко (4 ГКККК). Лѐню арестовали во второй раз. Мама пошла с ним, и думалось тогда: всѐ

кончено. Но подержали и выпустили, предварительно жестоко допросив и избив Лѐню. На допросах он

все время твердил, что сбежал из армии, т. к. надоело чистить картошку. Конечно, о том, что

награждѐн медалью «За отвагу» и что добровольно пошѐл в Красную Армию, чтобы отомстить за

погибшего отца, что во время танковой атаки остановил их пулемѐтным огнѐм, он молчал. Вот немцы

его и выпустили, что называется, «на длинном поводке», хотели проследить всю агентурную сеть

красного разведчика, мальчишки, которому было всего 13 лет.

Дома Лѐня вѐл себя спокойно, носил воду, колол дрова, ни к кому не ходил, чтобы случайно не

запутать ни в чем не повинных людей. И фашисты оставили его в покое, перенеся слежку в другoe место,

потому что подполье в городе, безусловно, существовало.

Наконец Краснодар был освобождѐн от немцев. Лѐня побежал разыскивать свою часть,

которую он невольно покинул в степях Ставрополья.

Мама оставляв а его дома, говорила: «Какой из тебя вояка?» А Лѐня, оказываемся, воевал не

только в корпусе. Это он доставил много весѐлых» минут немецким связистам — портил провода.

Майор Степан Тимофеевич Чекурда, улыбаясь, так говорил о Лѐне Шафарине:

— Тринадцать лет хлопчику, а казак. В полной форме казак и патриот!

Лѐня Синолицын и Лѐна Шафарин,

сыновья полков 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса

Рассказывает И.Н.Красавин

Мой двоюродный брат и ровесник (мы оба рождения 1930 года) Олег родился, жил и

встретил оккупацию в Киеве. О том, что случилось с Олегом, я узнал лишь после того, как летом 1944

года мы с матерью вернулись из эвакуации.

6 ноября 1943 года, в первый же день освобождения Киева, Олег записался в одну из

вступивших в город наших частей. Как у него это получилось, вообще все обстоятельства этого дела —

мне неизвестны.

Очень долго от него не было никаких вестей. И лишь незадолго до нашего с мамой

возвращения мама и бабушка Олега получили известие, что военнослужащий Олег Павлович Скрипко

погиб под Фастовым 8 ноября 1943 года. В машину, где ехали бойцы, в том числе и Олег, попал снаряд. Не

выжил никто.

Он прослужил Отечеству всего два дня.

И первое, что он сделал, едва появилась такая возможность — ушѐл воевать. В 14 лет.

Олег Скрипко

Рассказывает Анатолий Иванович Галкин

Красноармеец-связной А.Любимов

Воина — это горе и слезы. Она постучалась в каждый дом. Вспомнить об Аскольде

Александровиче Любимове не могу без слез, так как очень больно...

После смерти матери Аскольда четырѐх лет забрала на воспитание родная тѐтя, которая

проживала в Ленинграде. Летом 1943 г. он пристроился к проходящей по городу группе солдат и покинул

голодный город. Очень старался шагать в ногу со всеми солдатами. Солдатам понравился смелый,

решительный мальчик, который ответил, что у него мамы пет, а папа на фронте. Солдаты взяли его с

собой, решили оставить в полку, зачислили на довольствие, выдали солдатскую форму. Определили

красноармейцем-связным. Выдали велосипед, на котором он передавал деловые пакеты из одной части в

другую. Это была 53-я Армия 2-го Украинского фронта.

Однажды, переправляясь на танке через реку, он вместе с танком провалился и ушѐл ко дну.

Вместе с танком оказался на дне реки и Аскольд. Затаив дыхание, он выкарабкался на берег, хватаясь за

подводные камни. Отдышался и — снова в путь. Как ему удалось выжить, трудно представить.

При взятии Будапешта стал быстро обследовать пустые здания и подвалы. В одном из

подвалов нашѐл карты, которые передал командиру. Оказались это брошенные в спешке врагом

секретные материалы по минированию Будапешта. Благодаря этим планам срочно приступили к

разминированию города. Аскольду была объявлена благодарность, и его представили к медали «За взятие

Будапешта».

Так с 53-й армией Аскольд прошѐл до победного мая 1945 г. В этот долгожданным день с

него сияли солдатскую форму, переодели в гражданскую одежду и предоставили право первым

поздравить солдат с Днѐм Победы. Многие солдаты плакали. Командир стоял рядом и отдавал честь

Победе. Этот день запомнился па всю жизнь.

Поздравление солдат с первым Днѐм Победы.

Рассказывает Мария Павловна Савыгина

Сама Мария Павловна была 18-летней девушкой, когда на еѐ родную Псковщину пришла

война. Вспоминает, как несколько молодых парней пошли в полицию, но лишь затем, чтобы оттуда сразу

перебежать к партизанам (у них это получилось, ушли с оружием!) — а она сама решилась

присоединиться к ним, лишь когда уже в 1942 году немцы начали вывозить молодѐжь в Германию. Тогда в

лес ушла большая группа юношей и девушек — а с ними ушли и совсем дети, младшие братья и сѐстры или

вообще сироты. Она запомнила этих детей, будущим маленьких партизан… Надя и Алѐша Лужковы (15 и

16 лет), Юсова Нина (13 лет), Булаев Серѐжа (14 лет), Павлов Володя (13 лет), Сафронов Миша (14 лет),

Редькин Филипп (14 лет)… Многие из них погибли — во время немецких карательных экспедиций, от

эпидемии тифа, поразившей партизан… К счастью, многие сумели выжить. Победить и болезнь, и врага.

Дожить до Победы.

Павлов Володя… Никогда не смеялся, даже не улыбался. Вообще мало говорил, но сам к себе

относился, как к взрослому бойцу — и такого же отношения требовал ото всех. Остался жив, после

войны служил в милиции…

Редькин Филипп. Во время диверсии на железной дороге был ранен осколком мины, вылечился.

Позже, спасаясь от отряда власовцев, сильно поморозил ногу, но вылечился и тут. А уже после войны

стал офицером…

14-летний Ваня Гультяев пришѐл в отряд, почти не держась на ногах от истощения. Немцы

на его глазах застрелили посмевшего спорить с ними отца. Мальчик много дней бродил по лесу, хотел

только одного: найти партизан и попросить, вымолить, украсть у них гранату. Он знал, где

располагаются убийцы отца и собирался с ними посчитаться. Отговорить его от этой мысли не

удавалось никак, еле-еле уговорили сначала отдохнуть в отряде. После того, как мальчик поправился, его

попробовали снова убедить, что нельзя размениваться на мелочи, но он твердил, что всѐ равно «казнит»

тех, кто убил отца. Тогда решено было использовать его «в деле». Получив термитные шашки, Ваня

пробрался на кожевенный завод, где был убит его отец и поджѐг его, заблокировав комнату охраны.

Сгорел и завод, и немцы-охранники. То, что за эту диверсию его наградили орденом Красной Звезды,

мальчика оставило равнодушным — он не за награду старался, он мстил за убитого…

…Вспоминается Марии и другой 14-летний мальчик — Лѐня. Русский. Воспитанник

эсэсовской части, который следил за ней, провоцировал на разговоры о партизанах — и из-за которого

она, в сущности, и была вынуждена уйти в лес.

Часто думала: что случилось потом с этим мальчишкой? Почему он пошѐл против своих,

против своей страны, против своего народа? Что за изъян такой в нѐм был?..

Рассказывает Юрий Павлович Зибров

Евсеев Александр Александрович (1928-1945), Герой Советского Союза из числа

воспитанников пограничных войск НКВД СССР, старший разведчик взвода управления 1-го дивизиона 12-

го миномѐтного полка 3-й гвардейской миномѐтной артиллерийской дивизии прорыва РГК, участник боѐв

за Восточную Пруссию и штурма Кѐнигсберга, старший сержант.

Родился 15 (по другим данным — 16) сентября 1928 года в селе Нижняя Чернавка Вольского

района Саратовской области в семье рабочего, но с начала 1930-х годов проживал в городе Кушка

Туркменской ССР. Русский. Член ВЛКСМ с 1943 года.

Образование: шесть классов в городе Кушка.

В 1933 году остался сиротой и с этого времени был принят в пограничную комендатуру г.

Кушка на правах воспитанника.

С октября 1941 года — воспитанник одной из артиллерийских частей РККА, тогда же

убывшей из Туркмении в состав действующей армии. Воевал на Западном, Сталинградском,

Центральном, и 3-м Белорусском фронтах. В 1943 году был поощрѐн краткосрочным отпуском в город

Кушка.

Первой своей боевой награды — медали «За отвагу» — был удостоен за подвиги, совершѐнный

весной 1944 года юго-восточнее белорусского Витебска: вместе с двумя разведчиками находился в первой

траншее. Врагу в ходе контратаки удалось на этом участке выбить наши подразделения с занимаемых

позиций. Во время отхода напарники были ранены и больше не могли передвигаться самостоятельно. Он

их не бросил: обнаружил запряжѐнную двуколку, под плотным огнѐм противника подогнал еѐ к месту, где

находились раненые товарищи, погрузил последних в повозку и вывез из зоны обстрела.

Через несколько дней в бою у населѐнного пункта Старинки с радиостанцией за спиной

скрытно выдвинулся к окопам противника, путѐм визуального наблюдения выявил местонахождение

позиций шести хорошо замаскированных станковых пулемѐтов, чей кинжальный огонь сковал на данном

направлении наступление нашей пехоты, а затем по рации корректировал огонь артиллерии до полного

уничтожения тех самых пулемѐтные гнѐзд.

Следующая боевая награда — орден Славы 3-й степени — за бои по штурму Кѐнигсберга: утром

9 апреля 1945 года, когда гарнизон форта № 7 кинжальным огнѐм вынудил нашу пехоту залечь, старший

сержант Евсеев, как артиллерийский разведчик находившейся далеко впереди, по собственной

инициативе скрытно подполз к воротам форта и закидал одну из амбразур гранатами. Этот героический

поступок послужил сигналом к новой, боле мощной атаке. Форт пал. При этом только в плен было взято

двести пятьдесят поспешивших поднять руки вверх гитлеровцев.

Звания Героя Советского Союза удостоен посмертно на основании Указа Президиума

Верховного Совета СССР от 29 июня 1945 года: 13 апреля 1945 года за населѐнным пунктом

Наутцвинкель (ныне — посѐлок Жуковское Гурьевского района) группа из семнадцати миномѐтчиков, в

состав которой входил и 16-летний старший сержант Евсеев, на новооборудованном на высоте 10,9 КП

дивизиона внезапно подверглась массированной атаке противника. Враг вѐл наступление на Наутцвинкель

из рощи, расположенной правее него, силами до двухсот человек пехоты при трѐх самоходках и шести

бронетранспортѐрах.

Когда появились первые раненые (в том числе и командир дивизиона капитан Бугринов) и

начали иссякать боеприпасы, оставшийся в группе за старшего, старший сержант Евсеев отдал приказ

всем отходить, а сам остался прикрывать товарищей огнѐм из автомата и гранатами. В неравной

схватке, будучи раненным, уничтожил тридцать семь гитлеровцев. Две последние гранаты он бросил в

гущу наступающих, когда те уже были в нескольких шагах от него. Истекающего кровью советского

воина фашистские звери предали мученической смерти: в дикой ярости били прикладами, кололи

штыками, а затем связали и бросили ещѐ живое тело на ограждения из колючей проволоки.

Похоронен в братской воинской могиле посѐлка Взморье Светловского городского округа.

Имя Героя увековечено в названии улиц в посѐлке Взморье Калининградской и села Нижняя Чернавка

Саратовской области. Имя Евсеева, кроме того, было присвоено среднему рыболовецкому траулеру,

приписанного к порту Калининграда.

Рассказывает М.Давыденко

Война — не человек. Она не знает жалости, она не щадит детей и женщин. Она никого не

обходит стороной. Она затрагивает каждого. В годы Великой Отечественной войны множество парней

прибавляли себе возраст, лишь бы отправиться на фронт защищать Родину.

Но были мальчики, которые видели все зверства фашистов, но возраст не позволял им

вступить в ряды защитников Отечества. Ярким примером «детей войны» являются пацаны из «Босоного

гарнизона». Эта история никого не оставила равнодушным. Каждый, кто читал повесть Виктора

Дроботова, сопереживал главным героям — детям, которым так рано пришлось повзрослеть.

Организованные действия подростков держали в напряжении гарнизон фашистов. Мальчики

действовали, как могли, со всей силой своего детского максимализма и со всей ненавистью к нацистам.

Со стыдом думаешь, что ты в их возрасте прогуливал уроки на речке, пере-живал из-за того, что у тебя

нет мобильного телефона, тратил время на пустяки. Сложно поколению Интернета представить, что

пришлось пережить 17-ти мальчикам из «Босоного гарнизона». Только те, кто помнят эти страшные

для нашей страны и всего мира дни, способны полностью осознать действия ребят и что ими

руководило. Но именно им довелось совершить подвиг, на который и многие взрослые не отважились бы.

Им не суждено было увидеть другую жизнь — жизнь после всех этих кошмаров. Десять расстрелянных

подростков 10-14 лет остались в истории войны. О них помнят не только в нашей области, но по всей

стране.

62-ая армия отходила к Сталинграду. Вербовский гарнизон, состоящий из 15-ти человек,

оставался в хуторе в качестве аванпоста. В городе оставались только старики, дети и женщины. А

вскоре немцы заняли Вербовку. Семья Тимониных жила на окраине. Именно там воспитывались два

брата — Аксѐн и Тимошка, так не похожие друг на друга, но разделившие одну судьбу на двоих. Они стали

лидерами «босоногого гарнизона». Им удалось украсть со склада немцев ящики с провизией и почту. Они

писали и развешивали листовки с сообщениями, что Сталинград не сдался, он сражается. Максим

церковников прыгнул в кузов движущегося грузовика с оружием с целью овладеть им. Немцы его

заметили, но ему удалось скрыться. Аксѐн Тимонин снабжал провизией бежавшего из лагеря

военнопленных лейтенанта Николая Петровича Свиридова, который скрывался в лесу возле Вербовки.

Однажды Аксѐн сказал, что неплохо бы достать для лейтенанта курево. Дома у Ивана Махина

квартировался начальник охраны вербовской комендатуры. Иван, ничего не сказав товарищам, забрал у

ефрейтора пачку сигарет со стола. И это погубило ребят.

Немцы начали пытать Ивана Махина, схватили 17 пацанов «Босоного гарнизона». После

продолжительных пыток десять мальчиков: Тимофей и Аксѐн Тимонинины, Василий и Николай Егоровы,

Семѐн Манжин, Константин Головлѐв, Никофор Назаркин, Емельян Сафонов, Василий Горин, Иван Махин

были расстреляны на глазах односельчан.

Семь мальчиков из «Босоногого гарнизона» остались в живых. Среди них был и Пѐтр

Михайлович Силкин. Сейчас он единственный живой участник «Босоного гарнизона». Ему в ноябре 1942-

го было одиннадцать лет. Он рассказал, что некоторые «вылазки» мальчики совершали, не советуясь с

остальными, в том числе и взрослыми. Он отмечает, что братья Тимонины были очень разными.

Старший Аксѐн (14 лет) отлично учился в школе, обладал незаурядным интеллектом и лидерскими

качествами. Тимофей был настоящим сорвиголовой. Когда немцы натравили на него пса, он отшвырнул

его ногой, и пѐс больше не посмел напасть. Но, несмотря на разные характеры, братья были дружны и в

любой ситуации поддерживали друг друга. Так они и встретили смерть — плечом к плечу. Пѐтр

Михайлович признает, что, если бы не злосчастная пачка сигарет, то трагедии, возможно, и не

произошло бы. «Меня били два раза до полусмерти. Но мы никого не предали».

После войны Пѐтр некоторое время работал помощником у отца Тимониных, Филиппа

Дмитриевича, который был кузнецом. Потом поступил в ремесленное училище. После его окончания

проработал всю жизнь на КССЗ в Калаче. Пѐтр Михайлович Силкин является почѐтным жителем

Волгоградской области. В хуторе Вербовка стоят два мемориала — на месте расстрела ребят из

«Босоногого гарнизона» и на месте их захоронения. Дом культуры украшен памятными досками,

посвящѐнными ребятам из «Босоногого гарнизона». Мальчиков больше нет, но память о них жива. Их

самоотверженность и смелость не остались незамеченными. Они — гордость нашей военной истории.

Они боролись, как умели. Они не смогли остаться в стороне. Это было особое время. Это были особые

ребята.

Рассказывает Андрей Михайлович Воронов

Начало войны встретил сельским пастушком. Было ему тогда 12 лет, и он, выпасая стадо,

ухитрялся ещѐ учиться на 4 и 5 в школе. Наверное, жизнь так и шла бы себе — спокойно и даже весело,

но… началась война.

Через родные края — недалеко от реки Угры — пошли беженцы. С пастушеством пришлось

распрощаться — скот угоняли от врага — зато довелось поучаствовать в рытье противотанковых рвов. А

война подходила всѐ ближе, уже появлялись немецкие самолѐты, и люди вокруг выглядели напуганными и

притихшими, даже разговаривали часто просто так, без причины — шѐпотом. Мальчишки между собой

выясняли в своей компании, что делать, если придут немцы… Хотя в это ещѐ не верилось.

Но 5 октября 1941 года появились вражеские мотоциклисты — разведка. А следом за ними

двинулся непрерывный четырѐхсуточный поток вражеских войск.

В обратную сторону иногда проходили колонны пленных. Смотреть на это было тяжело,

страшно, а помочь — ничем не получалось. За одну такую попытку (хотел дать поесть пленным) он сам

чуть не поплатился жизнью — офицер-охранник выстрелил поверх головы…

В родной деревне встал немецкий гарнизон, а пленных заставляли строить укрепления.

Каждый день на этом строительстве несколько человек погибали… И сколько было радости, когда

поток немецких войск пошѐл обратно! Причѐм был он куда реже, заметно меньше стало техники, почти

совсем не видно тяжѐлого вооружения и поменьше — порядка. Ясно было, что немцам «врезали». Видел он

и немецких дезертиров, более того — так получилось, что помогал им. В избе Вороновых жил денщик

немецкого генерала, оказавшийся неплохим человеком. Очень скучал по старой матери, у которой был он

один, тосковал по Германии. Не давал другим обижать хозяев, следил, чтобы не увели у них корову

(всегда козырял перед мародѐрами «своим генералом», и они тушевались и не смели пакостить), а

дезертирам тайком давал хлеб и консервы, которые выносил им потихоньку русский мальчишка. Гримаса

судьбы, так сказать.

К 4 марта 1942 года немцев в деревне не осталось совсем — ушли, даже не успев сжечь дома,

хотя собирались.

С возвращением наших войск словно бы вернулась жизнь — люди стали ходить смело,

нормально разговаривать… А наш герой попал в разведку.

Нет, не официально. Просто он отлично знал окрестности (пастух ведь) — и не раз помогал

нашим настоящим разведчикам прокладывать наиболее безопасные маршруты. Это происходило

несколько раз, пока население не выселили за 7 км. в тыл, в другую деревню — фронт был слишком близко

ещѐ, немцы участили обстрелы. А в июне 1942 года 14-летний Воронов уехал в Кемерово, в ремесленное

училище №5 — по мобилизационной повестке, тогда это считалось почти военной службой, более того —

«ремесленников» использовали и в сельском хозяйстве, на уборке урожая, вообще — везде, где требовались

более-менее сильные рабочие руки.

Относительно сильные… Но без этих рук — кто знает, где была бы наша Победа, куда

отодвинулась бы и настала бы вообще?

Рассказывает Дмитрий Фѐдорович Рыбалко

Родился я в 1929 году в станице Галюгаевской Моздокского района Владикавказской (тогда)

области. Отец ушѐл на войну в первых еѐ числах, наказав мне помогать, чем только можно, матери и

младшей сестре. Больше я его не видел. Отцу долго везло на войне, казалось, для него всѐ кончится

благополучно, но 17 мая 1942 года он погиб в бою с врагом в 20 км. от Ворошиловграда…

Жить было трудно — чеченцы то и дело нападали на станицы, говорить об этом сейчас не

хотят, но они вели настоящую массовую предательскую политику, грабили семьи фронтовиков и

откровенно ждали немцев. От них приходилось то и дело отбиваться, даже призывников из наших мест

часто направляли в Чечню для борьбы с бандами, а не на фронт, где они были так нужны.

А в июне 1942 года к нам пришли немцы.

Нас из домов выгнали, устроив там казармы для обслуживающего персонала аэродрома.

Взять с собой не дали ни вещей, ни уцелевшую живность (которую постепенно сами съели). Чтобы как-

то прожить, мы, группа подростков, пробирались в пойму Терека между немецкими постами — там

располагались колхозные сады и огороды, огромные и значительной частью не убранные. Можно было

там встретить и отбившуюся скотину, самую разную. Мы с собой постоянно брали уздечки, потому что

часто попадались лошади.

Неподалѐку от наших мест в степных балках скрывался партизанский отряд Ивана

Павловича Проценко. Мы с ним контактов тогда не имели, но партизан немцы боялись и постоянно

искали их помощников. Из-за этого попался к немцам и я с товарищами.

В степи во время одной из наших вылазок мы нашли подбитый и горящий наш самолѐт-

истребитель с останками лѐтчика. Изуродованный труп кое-как похоронили, а на обратном пути

буквально напоролись на немецкую машину, из которой выскочил офицер. Я был верхом, но не решился

бросить остальных ребят, и нас всех (убежал, прыгнув в канал, только младший, Гриша Учасов) под

дулом пистолета отвели в комендатуру, где учинили допрос: кто такие, откуда взяли коня, куда идѐм?

Поскольку допрос ничего не дал, да и не мог дать, нас, связав, отвезли в лагерь на территории школы

Курской станицы Ставропольского края.

Там мы пробыли до конца осени, и немцы перед отступлением всех подростков перевели в

старую кошару в степи. Мы были голодные уже постоянно, босые, оборванные и совершенно не знали,

что с нами будет дальше.

Туда же к нам посадили нескольких пленных солдат-десантников, попавших в плен во время

удачной нашей спецоперации — не повезло ребятам. Именно они и помогли нам, мальчишкам, бежать,

отвлекли на себя охрану. И мы больше ста километров пробирались по балкам и вдоль каналов — в конце

концов добрались до родных мест. А о тех четверых ребятах-десантниках я ничего с тех пор так и не

смог узнать…

Родную нашу станицу к этому времени, оказывается, уже освободили. Правда немцы перед

отступлением убили очень много людей, зачастую просто по первому подозрению в чѐм-то

«антинемецком». Но бои шли всѐ равно недалеко — почти два месяца наши выбивали немецкие войска с

мощнейшего укрепрайона в Песчаной Балке. А мы, как только стаял снег, начали под руководством двух

инструкторов, которых оставили войска, разминировать поля вокруг. Там погибли мои приятели — Ваня

Кучеренко и Ваня Сорокин, Саша Шатохин, Никита Мокроусов — подорвались насмерть на минах.

Работать на разминировании нас никто не заставлял, все были добровольцы и все понимали, чем

рискуют. Но нужно было пахать, сеять, чтобы не умереть с голоду. Поэтому вопрос о собственной

безопасности сам собой отходил на второй план… Кроме того, по-прежнему чеченские банды

устраивали набеги, усмирили их только прибывшие в 1944 году войска МВД, жѐстко пресѐкшие их разбой.

Рассказывает Виктор Яковлевич Митин

Летом 1941 года, когда мы провожали на фронт отца. Якова Ивановича, мне исполнилось

всего 12 лет. Отец воевал стрелком-радистом, а впоследствии командиром танка Т-34. Погиб в 1944 году

на Украине во время Корсунь-Шевченковской операции по уничтожению окружѐнной группировки

фашистов. Посмертно награждѐн орденом Отечественной войны I степени. Но узнал я об этом только в

1945 году, когда сам вернулся с фронта вместе со старшим братом Александром,

С началом войны Сталиногорская средняя школа № 13, где мы учились, была превращена в

госпиталь. Школьники взяли раненых под свою опеку: постоянно навещали их, писали письма, устраивали

концерты художественной самодеятельности. Слушая рас-сказы участников боев, мы мечтали сами

попасть на войну, чтобы помочь отцам и старшим братьям поскорее изгнать врагов с родной земли.

Несколько раз мы вместе с моим дружком Санькой тайком садились в эшелоны, шедшие на фронт. Но

эти попытки заканчивались тем, что нас высаживали на ближайшей станции и мы пешком по рельсам

возвращались домой.

Очередная попытка оказалась успешной: в воинском эшелоне следовала маршевая рота,

состоявшая из выздоровевших раненых, которых мы навещали в госпитале. С ними мы и добрались

благополучно до линии фронта. Было лето 1943 года.

Определили нас во взвод разведки наблюдателями. По заданию командира мы часами

просиживали в кустах, следя за передвижениями по дороге, или заходили в деревни, чтобы разузнать,

проходили ли здесь немцы и где они находятся. Маленькие, в гражданской одежде, мы ни у кого не

вызывали подозрения.

Такая наша "партизанская" служба продолжалась, пока Красная армия не вступила на землю

Польши. Тогда вышел строгий приказ: всех воспитанников (а их только в нашем полку было 12 человек)

отправить на учѐбу во вновь создаваемые суворовские военные училища. Демобилизовали всех, кроме

меня, которого оставили "на законных" основаниях, записав в красноармейской книжке не 29-й, а 26— й

год рождения.

Теперь я уже стал носить положенную военную форму: шинель самого маленького размера

подрезали, рукава засучили, гимнастѐрку с вытачками на груди, брюки и ботинки взяли из тех, что

присылали для девушек-снайперов. Что касается оружия, то с этим добром проблем не было: в каждом

кармане штанов у меня лежало по малокалиберному трофейному револьверу. Ну, фашист, только

попадись!

Меня зачислили в разведку, а затем перевели в штаб батальона связным. Я был обязан

передавать устные и письменные приказы и распоряжения комбата в нижестоящие подразделения и в

полк. Возложили на меня, тогда четырнадцатилетнего парнишку, и ещѐ одну ответственную и

печальную задачу — ежедневно собирать и передавать в штаб полка сведения о потерях живой силы.

Смерть ходила рядом. Ежедневно гибли не просто статистические бойцы и командиры.

Уходили из жизни семнадцатилетние девушки-снайперы, с которыми только вчера мы вместе прятались

от дождя под одной плащ-палаткой. Прямо на моих руках умер раненый в живот солдат, которого я

помогал дотащить до медсанбата. А однажды, когда мы шли на передний край вместе с помощником

начальника штаба полка и связистом, рядом разорвался крупнокалиберный снаряд. Капитана ранило, а

от связиста мы нашли потом только его пилотку. Меня оглушило. Несколько дней шумело в голове, из

носа и ушей шла кровь, плохо видели глаза...

В пятнадцать лет мне было присвоено первое воинское звание — "ефрейтор". А через

несколько месяцев я получил свою первую награду — медаль "За боевые заслуги". Наша часть отличилась

при взятии города-крепости Познань.

Мы прошагали пешком от Смоленска до самого Берлина. В конце войны участвовали в боях

по завершению окружения немецкой столицы, и здесь вместе с двумя другими бойцами я участвовал в

захвате немецкого штабного обоза. За что был награждѐн медалью "За отвагу". Кроме того, имею три

благодарности от имени Верховного главнокомандующего товарища Сталина. Медали "За взятие

Берлина" и "За победу над Германией" мне были вручены уже по окончании войны.

После демобилизации в 16 лет поступил в Астраханское мореходное училище, которое

готовило судоводителей маломерных морских судов каботажного плавания. Через три года окончил

училище с похвальным листом.

Моих сверстников начали призывать в армию, а мне повестки все не было и не было. Пошѐл в

военкомат, но там мне разъяснили: фронтовой год засчитывается за три, так что у меня уже есть

шесть лет службы. Но я настоял, чтобы меня призвали, и был направлен на Тихоокеанский флот в

дивизию торпедных катеров. Сначала служил рулевым, а затем — командиром рейдового катера. Через

пять лет закончил службу старшиной I статьи, командиром катера-торпедолова.

Вернулся с флотской службы в 1954 году и начал работать монтѐром в Новомосковских

электрических сетях. Без отрыва от производства окончил техникум, а затем институт по

специальности "инженер-электрик".

Витя Митин 2 апреля 1945 года на Одере.

Витя Митин со своими старшими товарищами 20 июня 1945 г. в Берлине перед отправкой в СВУ.

Рассказывает Юрий Дмитриевич Корнилов

В конце августа 1941 года немцы вошли в посѐлок Старая Манукса Мгинского района

Ленинградской области. Четверо ребят 14-16 лет — Николай Лебедев, Евграф Озолиньш и Мельников и

Башаров (имѐн не знаю) — запасшись оружием с мест боѐв, начали по ночам убивать немецких часовых и

патрульных.

Продолжалось это, конечно, недолго. Научить их осторожности было некому, и в конце

концов родня Озолиньша, узнав о деятельности Евграфа и стараясь спасти его, «выговорила» ему жизнь

в обмен на «сдачу» остальных мальчишек.

Схваченных ребят расстреляли. Правда «самому высокому» (видимо, Николаю) в последний

момент удалось бежать. Но о его дальнейшей судьбе также ничего не известно…

Рассказывает В.С.Сазонова

Нельзя не рассказать о Серѐже Алешкове. Серѐжа родился и жил на Украине, в деревне

Грынь. Отец его умер ещѐ до войны. Два старших брата Иван и Андрей ушли на фронт. Он же с мамой и

братом Петей остался дома. Когда к деревне подошли немцы, все жители, способные носить оружие,

ушли в лес к партизанам. Покинули деревню и Серѐжина мама с Петей, а его самого оставили на

попечение соседки, тѐти Насти. Немцы вошли в деревню и сожгли их дома, тогда. Серѐжа с тѐтей

Настей тоже ушли к партизанам. Но партизан кто-то выдал, и немцы их перебили. Убили и маму

Серѐжи, и брата Петю, и тѐтю Настю. Так 6-летний Серѐжа остался совсем один. Несколько дней он

прятался в густых зарослях, питался ягодами и грибами. Фронт приближался, а. силы мальчика таяли.

Он уже не мог вставать. Болела голова, ныли израненные о колючие кусты руки и ноги. Силы вернулись к

мальчику только тогда, когда он увидел бегущих и стреляющих на ходу солдат в краснозвездных касках.

Преодолевая боль, он поднялся и, пошатываясь, пошѐл к ним навстречу. Его забрали солдаты 321-й

дивизии, вылечили, а командир — Воробьѐв Михаил Данилович — усыновил мальчика. Серѐжа был награждѐн

медалью «За боевые заслуги», а в 1944 году стал суворовцем…

Серѐжа Алѐшков — суворовец Тульского училища. 1944 год.

Рассказывает Рогнеда Ивановна Кирик

Об этой истории известно очень мало. Произошла она в период оккупации в г.Пушкин

Ленинградской области. Детдомовские ребята со своей пионервожатой, не успевшие эвакуироваться из

города и жившие на нелегальном положении, сняли в лицейском садике памятник Пушкину, который

собирались уничтожить фашисты — и сумели его захоронить, закопать, чтобы он не был осквернѐн

врагом.

Ничего более об этой истории, кроме самого факта, к сожалению, неизвестно…

Рассказывает Николай Семѐнович Плаксин

В своѐ время было популярно утверждение Альберта Лиханова о том, что те, кто

добровольцами вызывался воевать за Отчизну, вовсе и не добровольцы... Мол, шли или коммунисты, или

те, кто считал, раз всѐ равно не избежать, лучше не ждать повестки, самим проявить инициативу.

«Как не стыдно им так думать о нашем поколении, — возмущению и обиде ветерана не было

предела, — превосходное было поколение».

А как здесь не вспомнить ещѐ и тех, кого любовно называли «сын полка». Эти многие тысячи

мальчишек — тоже ведь добровольцы. С большой теплотой и уважением говорится о них в отцовской

рукописи:

В 42-й Гвардейской Прилукской стрелковой дивизии было несколько ребят, числившихся

сыновьями полков. Война отняла у них, как и у тысяч их сверстников, дом и родных, лишила родительской

заботы и детских радостей. Хлебнув полной мерой горя и невзгод, став очевидцами неслыханной

жестокости гитлеровцев, их детские сердца наполнялись жгучей ненавистью к врагу и недетской

жаждой отмщения. Эти мальчишки всеми правдами и неправдами рвались на фронт, решительно

отказывались от направления их в тыловые детские дома.

Прибившись к какой-либо воинской части, найдя у бойцов внимание, заботу и душевное

тепло, некоторым из них удавалось при определѐнных обстоятельствах стать так называемыми

сыновьями полков. Одним из них был и Владимир Вишневский. Он появился в нашем полку в ноябре 1943

года, когда мы сражались на Киевско-Житомирском шоссе. В один из редких часов затишья я впервые

увидел его среди бойцов артиллерийской батареи. Худой, маленького роста, на вид лет одиннадцати-

двенадцати, он был одет в старую ватную телогрейку, подпоясанную верѐвкой. Артиллеристы весело с

ним переговаривались. Подойдя к ним, я спросил одного из них:

—

Кто этот мальчик?

—

Говорит, что прибыл к нам на пополнение, хочет вместе с нами воевать с

фашистами, — улыбаясь, ответил молодой артиллерист.

—

А не рано ли ему воевать?

—

Нет, не рано! — поспешно воскликнул мальчик. — Мне уже много лет, я могу воевать!

—

А сколько же тебе годков?

—

пятнадцать, — сказал он и тут же спохватился, — нет, нет, мне уже шестнадцать,

почти семнадцать.

—

Так сколько же тебе лет, парень, скажи честно, — повторил я ему свой вопрос.

—

Ну, если честно, то пошѐл четырнадцатый, — нехотя признался он,

—

Как тебя зовут, где твой дом?

—

Зовут меня Владимир Вишневский. Я из села Ситняки Макаровского района, в

пятнадцати километрах отсюда.

—

Вот что, Володя, — сказал я ему, — ты ещѐ ребѐнок, тебе надо учиться в школе, а не

воевать на фронте. Возвращайся домой.

Он воспринял моѐ предложение с большим огорчением и стал с дрожью в голосе просить

разрешить ему остаться в полку. Его горячие слова несколько поколебали моѐ решение, и я направился к

командиру полка. Обсудив с Середой этот вопрос, мы решили все же не рисковать жизнью мальчика.

На попутной автомашине он был отправлен в село Ситняки, но, доехав до дивизионного

медсанбата, сошѐл с машины и остался там. Утром следующего дня его вновь отправили в тыл. Через

день после этого мальчишка оказался в пулемѐтной роте 136-го полка нашей дивизии, бойцы которой

приютили его у себя. По их просьбе командир этого полка гвардии майор Уставщиков Л.Я. зачислил

Владимира Вишневского сыном своего полка. Приписали его к сапѐрному взводу. Опекающим и

воспитателем мальчика стал командир этого взвода гвардии старший сержант Василий Кривохижа. Он

и бойцы взвода оберегали Володю, сдерживали его попытки быть среди наступавших.

Однажды, проверяя ход оборонительных работ в 136-ом полку, командир дивизии генерал-

майор Бобров увидел Володю, укладывавшего мины вместе с сапѐрами в районе оборонительного рубежа

полка.

—

Кто этот "великан"? — спросил командира полка Уставщикова генерал.

—

Наш сын полка, — ответил тот.

—

Почему такого малыша зачисляете сыном полка? — сухо сказал комдив и приказал

позвать его.

Володя моментально подбежал к генералу и, лихо козырнув, по-взрослому представился:

—

Товарищ гвардии генерал-майор, по вашему приказанию прибыл гвардии рядовой

Владимир Вишневский!

—

Ну, здравствуй, товарищ Вишневский, — с тѐплыми нотками в голосе произнѐс генерал.

—

Здравия желаю, товарищ гвардии генерал-майор,— звонко отчеканил Владимир.

Генералу понравился энергичный и смышлѐный на вид мальчишка, и он приветливо сказал:

—

Сынок, подойти ко мне поближе!

Володя смело подошѐл к генералу. Он посадил его себе на колено и стал задушевно с ним

беседовать.

—

Знай, Володя, — сказал затем генерал, — солдатская служба на фронте — тяжѐлая,

трудная и опасная. Она не по твоим детским плечам. Может вернѐшься домой?

—

Нет, нет! Не отправляйте меня, товарищ гвардии генерал-майор, — умоляюще

произнѐс Володя. — Мне некуда и не к кому идти. Мама умерла, а отец погиб в бою под Житомиром.

Слова мальчика растрогали генерала Боброва. Посмотрев ему в глаза, полные слез, он тепло

промолвил:

—

Ну, пусть будет по-твоему. Продолжай служить в своѐм гвардейском полку. Но

помни, что гвардейцу плакать не положено !— затем, сняв его с колена, по-отцовски добавил: "Сынок,

береги себя, в пекло не лезь, делай все осмотрительно и осторожно!"

Увидев на Володе старую, не по росту одежду и обувь, генерал приказал командиру полка

Уставщикову: "Одеть и обуть сына полка Владимира Вишневского в новое, по росту и размеру

обмундирование. Также по приказу генерала старое ружье Володи было заменено новым автоматом.

Фронтовая обстановка, пример старших товарищей способствовали быстрому возмужанию

Владимира. Постепенно он расставался с мальчишескими привычками, стремился вести себя, как

взрослый бывалый солдат, проявлял большой интерес ко всему, что происходило в полку. Хотя он был

приписан к сапѐрному взводу, но его знал весь полк. Любили его за храбрость, общительность и вежливое

обращение к старшим.

Молодые бойцы относились к нему, как к младшему брату, те, кто постарше, будучи

разлучены войной со своими детьми — по-отцовски заботливо и нежно. Когда же они называли его

различными уменьшительно-ласковыми словами — Володя бывал недоволен. Как-то раз, не выдержав, он

обратился к бойцам своего взвода:

—

Я прошу вас не называть меня больше "Вова-Вовочка" и "сынок-сыночек"! Я же не

маленький!

—

Как же прикажешь тебя именовать? Может быть по имени-отчеству? А, кстати,

как тебя по-батюшке? — весело переглядываясь между собой, шутили бойцы.

—

Если хотите знать — меня зовут Владимир Александрович!

Пожилой сапѐр, подойдя к Володе, обнял его за плечи и сказал:

—

Хорошо! Теперь мы будем тебя называть Владимиром, наш дорогой сыночек.

—

Опять "сыночек"! — обиженно воскликнул Володя.

Раздался весѐлый смех и слова бойцов: "Не обижайся, Володя, мы же любя, подрастѐшь —

будем величать тебя Владимиром Александровичем!"

Владимир старательно овладевал сапѐрным делом. Он в совершенстве изучил устройство

противотанковых и противопехотных мин, как наших, так и немецких, мог умело с ними обращаться при

проведении минирования и разминирования. Ему было поручено проводить по этим вопросам беседы с

вновь поступающими бойцами пополнения, с чем он успешно справлялся.

Несмотря на то, что все сдерживали попытки Володи быть среди наступавших, но ему

удавалось всѐ же принимать участие в атаках на противника. Впервые это было в районе населѐнного

пункта Жабокричи, севернее города Тульчин, Винницкой области. Проделав вместе с другими сапѐрами

проходы в минном поле перед наступлением, он остался с бойцами стрелковой роты в траншее. С

появлением сигнальных ракет для атаки, Володя в числе первых выскочил из траншеи и с возгласом "Ура!"

бросился с ротой в атаку. Рядом и сзади него бежали бойцы, но вот он вырвался вперѐд. Достигнув

траншеи гитлеровцев, он бросил туда гранаты и открыл огонь из автомата ...»

Вскоре после того, как Владимир Вишневский был зачислен в 136-ой полк, и в 127-ом появился

свой сын полка. Пришѐл он в полк вместе с представителем партизанского отряда, который должен был

установить контакт с наступавшим воинским соединением для оказания ему содействия. Вот вкратце

этот эпизод: «На другой день после окончания боя в селе Охматов, мы с Середой и Овчинниковым

направились в штаб полка. На окраине села Сорокотяга, где находился штаб полка, мы увидели двух

наших полковых разведчиков Александра Щурихина и Шалву Бухсианидзе. Возле них стояли мужчина в

гражданской одежде с автоматом на груди и мальчик лет четырнадцати. Заметив нас, они подошли к

нам. И тут произошла волнующая сцена.

Мужчина бросился к командиру полка с радостным возгласом:

—

Костя!

Одновременно воскликнул и Середа:

—

Сашко!

Они обнялись, расцеловались и долго трясли друг друга в объятиях. Обернувшись к нам,

радостно-возбуждѐнный Середа представил незнакомца: « Это мой друг и давнишний боевой товарищ —

Александр Скляренко. Мы вместе служили конармейцами в одном эскадроне Первой Конной армии

Будѐнного.»

Поздоровавшись с нами, Александр Скляренко сказал:

—

Мы с Константином долгое время были неразлучными друзьями. Из одного котелка

ели, одну козью ножку поочерѐдно раскуривали, одну шинель стелили, другой укрывались. В конной атаке

всегда были рядом и друг друга выручали.

—

Всю гражданскую войну мы вместе провоевали, — продолжил Середа. Громили

деникинцев под Воронежем и Ростовом, гнали белогвардейцев до самого Новороссийска. В 1920 году

освобождали Киев от белополяков. Затем добивали барона Врангеля в Крыму. Но, к сожалению, здесь

Александр был ранен. С тех пор мы ничего не знали друг о друге.

Затем Середа спросил у Скляренко:

—

Кто этот мальчик с тобой?

Скляренко, положив руку на голову мальчика, сказал:

—

Это наш партизанский связной. Отец его погиб на фронте, а мать немцы

расстреляли.

У мальчика покатились слѐзы по щекам. Обращаясь к командиру полка, он тихим, просящим

голосом сказал:

—

Товарищ подполковник, возьмите меня в полк! Вместе с вашими бойцами буду мстить

фашистам за маму и папу, за других загубленных ими наших людей.

—

Возьми его, Константин, — попросил Скляренко. — Пусть он будет у вас сыном полка.

—

Как тебя зовут? — спросил мальчика Середа.

—

Борис Кравченко.

—

Пионер?

—

Был в школе пионером.

— Зачисляю Бориса сыном гвардейского полка. А комсоргу Овчинникову взять шефство над

ним , — распорядился Середа.

-Есть взять шефство над Борисом! — с готовностью откликнулся Овчинников,— у нас он

станет комсомольцем! — и, подхватив его за руку, повѐл к себе в батальон.

Поскольку Борис знал окрестные места и имел боевой опыт, полученный в партизанском

отряде, то вскоре оказался он у полковых разведчиков, с которыми участвовал во многих операциях, о чѐм

и говорится в рукописи неоднократно.

А потом мы узнали о Борисе ещѐ и из писем ко мне Комлечкова Петра Ивановича — бывшего

полкового разведчика 127-го полка, кавалера двух орденов Славы и многих других боевых наград,

почѐтного железнодорожника Украины:

"...B 42-ю гсд я пришѐл в июне 1942 года. Попал в 95 артполк. В его разведвзводе управления

прослужил до июня 1943 года, когда в боях на Курской дуге, в районе Прохоровки, ранили . В медсанбате

записался, что я из 127-го полка, где служила часть моих товарищей, с которыми ехал на фронт из

Сибири. Вылечился и направили в 127-й полк. В полку пробыл с августа 1943 по июнь 1944 года. За это

время в групповых поисках привели 27 языков . Вместе со мной почти всѐ это время во взводе были А.

Щурихин, Пѐтр Дубков, Ш. Бухсианидзе, Н. Гуляев, Паша Ленкин, воспитанник взвода Боря (его очень

любил Ваш отец ). Фамилию Бори не помню, звали мы его по имени, а иногда по отчеству — Калинович.

Это случалось тогда, когда ему выделяли всѐ вкусное из добытых нами трофеев. Борю все ребята любили

и, что говорить, баловали, всѐ лучшее отдавали ему, сыну разведвзвода. Даже когда меня ранило в июне

1944 года в Карпатах, я дважды из госпиталя в Ереване писал ему письма. А после этого Николай Гуляев

написал мне, что Бори по ранению нет во взводе...»

А Владимир Вишневский в 136-ом полку отважно сражался до конца войны.

Нам с братом не раз приходилось встречаться с Владимиром Александровичем, испытывая к

нему неизменно самоѐ искреннее уважение и душевное расположение. Повторю приведѐнные выше слова

москвича танкиста Г.Н. Кривова, полностью относящиеся и к киевлянину В.А. Вишневскому, и к

множеству таких же, рано мужавших в боях за Родину их юных сверстников: «Превосходное было

поколение!»

Володя Вишневский в конце войны .

Владимир Александрович Вишневский.

Рассказывает Любовь Дмитриевна Городилова

Перевалило уже за полвека с того дня, когда я, 13-летний мальчишка, услышал: "Война!"

Не могу словами передать всего, что творилось тогда в детской душе. Помню, как со

слезами провожал на фронт старшего брата, как надавала покоя недетская мысль: «А почему я не

там?» Это не осознанное ещѐ чувство подогревалось сообщением из газет о том, что идѐт набор юнг на

флот... И мы с Володей Балабановым, тоже шестиклассником, в 42-м году сговорились: «Давай, добудем

справку о здоровье ...» Пошли в железнодорожную поликлинику. Врач приняла нас серьѐзно. А после

проверки сказала: «Нет, вы не здоровы, ребята».

"Почему?" — недоумевали мы. А причина такого «диагноза» оказалась простой: сестра,

узнав о нашем намерении, сказала об этом матери, а та предупредила врача, по телефону.

А воинские эшелоны между тем шли и шли на запад через нашу станцию Богданович, словно

зовя нас туда же. Вскоре узнал, что несколько ребят с нашей станции пытались уехать на фронт, но

всех вернули.

«Попытаюсь в одиночку пробраться!» — затаился я. На следующий год, когда окончил

семилетку, тайком oт родителей, покинул дом и «зайцем» поехал на запад, в сторону фронта. Было мне

тогда всего 15 лет. Не предвидел всех преград, что могут стать на пути. И меня, и многих других таких,

как я, ссаживали с воинских эшелонов грузовых поездов, задерживали на станциях, направляли в детдом.

И все-таки-мне повезло. Летом 1944 года я «прорвался» далеко — под Тернополь. Бродил больше двух

дней возле одной стоявшей в обороне воинской части. Как попасть к командиру? На местного хлопца не

похож — не мог говорить по-украински. Но солдаты «пригрели» меня. А замполит, заметив

постороннего, как отрезал: «В тыл».

Направили меня в детдом. По дороге туда я сбежал. Оказался поблизости от аэродрома

около деревни Ольховцы. Опять часовые задержали меня, когда хотел попасть на аэродром. Тут уж мне

ничего не оставалось, как сочинить историю, что я сирота. Родители, мол, погибли ...

И видно — судьба: зачислили меня воспитанником 124-го отдельного батальона

аэродромного обслуживания.

Какой это был для меня радостный день!

Закончились скитания в прифронтовой полосе и начались будни, полные нелѐгкого и опасного

труда на полевых аэродромах. С первого дня уже был на подхвате — подносил ленты для заправки

пулемѐтов на истребителях, выполнял другие задания. Приходилось подтаскивать и пятикилограммовые

бомбы к боевым самолѐтам. И все это часто под бомбѐжкой и обстрелом фашистских самолѐтов,

которые проносились над полевым аэродромом на бреющем полете.

Вскоре, после того, как я попал в батальон, довелось испытать боевое крещение. Случилось

это так. Звено наших истребителей сопровождения вылетело на очередное боевое задание. Израсходовав

боеприпасы, возвращалось обратно. Только наши самолѐты совершили посадку — к ним направились

машины для заправки горючим. И вдруг в небе появились вражеские самолѐты (видно, привели их наши

лѐтчики «на хвосте»).

И началось! Быстро взлетело дежурное звено истребителей. Завязался бой над аэродромом.

Запомнился надолго тот дол» и час: июльская жара, треск пулемѐтных очередей, разрывы бомб в разных

концах аэродрома. Фашистским лѐтчикам не удалось прицельное бомбометание. Они вынуждены были

сбрасывать бомбы, куда попало. Однако урон хозяйству аэродрома они нанесли.

После случившегося я проникся ещѐ большим уважением и любовью к своим старшим

товарищем. С ними переносил все тяготы фронтовой жизни. Да и как было не гордиться лѐтчиками,

которые за день совершали по 5-6 боевых вылетов! Случалось, что пилоты не успевали даже пообедать

— из боя и снова в бой.

В ходе наступления нашей армии в 1944 году полевые аэродромы перемещались под

Перемышлъ в Прикарпатье. А в августе 1944 года 8-ю воздушную армию, в которую входила и наша

часть, передали Четвѐртому Украинскому фронту, Мы стояли под Самбором во Львовской области. И

тут произошѐл тоже незабываемый эпизод. Как-то утром была объявлена тревога, — почти над нашим

аэродромом появились «Мессершмитт», «Фокке-Вульф» и пассажирский самолѐт. Вражеские боевые

машины, подлетая, покачивали крыльями. Наши лѐтчики кинулись к своим самолѐтам. Но ЧП не

произошло. Оказалось, что на нашу сторону перелетела группа чешских лѐтчиков. Они потом вместе с

нами воевали.

В конечном периоде войны мне пришлось участвовать в техническом обслуживании

штурмовиков и бомбардировщиков. А это значило, что забот и хлопот становилось все больше. И

нагрузка на каждого возрастала. Но молодости всѐ оказалось по плечу — справились!

Окончание войны мня застало на территории Польши, в Кракове. После демобилизации я

учился в Станиславском (ныне Ивано-Франковском) техникуме физической культуры

Рассказывает Вера Степановна Сазонова

Юные ростовчане на войне…

Сеня Буров. Родом с хутора Волчий Брод. Мальчишку полицаи заставили быть возницей — они

ехали на соседний хутор, арестовать скрывавшегося там парторга колхоза «Красный Маяк». Мальчишка

слушал, о чѐм они говоря — и в самом удобном месте свалил телегу под обрыв, а сам сбежал и предупредил

хуторян об облаве. Всем удалось спастись…

Мальчишки-партизаны из города Шахты… Их отрядом командовал Боря Булатов. Пионеры

разными способами вывели из строя несколько сотен (!) автомашин, уничтожили 15 тонн драгоценного

для немцев горючего, вооружились найденным на местах боѐв оружием. Собрали радиоприѐмник и

размножали сводки Совинформбюро. При освобождении города — вступили в бой с немцами, оказав

реальную помощь нашим войскам…

В Калинине пионерский отряд организовал Гена Блинов. В отряде были Ваня Кучеров,

Серѐжа Удовиченко, Нера Ревин, Володя Брусс, Саша Шачнев, Вася Чепелев, Митя Крамаров, Юра

Гросенко, Юра Чуманов, Коля Новиков, Гена Бервин. Они занимались разведкой для подпольного

горкома партии, расклеивали листовки, запасали оружие и боеприпасы, ухаживали за ранеными в

подпольном госпитале и выводили выздоровевших в лес, портили линии связи гитлеровцев. Когда

передовой отряд наших танков ворвался в город, Кучеров и Шачнев обстреляли и уничтожили склад

боеприпасов немецкой противотанковой батареи. Но наши танки не смогли прорваться сквозь оборону, и

перед самым своим отступлением гитлеровцы наугад схватили и расстреляли несколько десятков

подростков, в числе которых оказались и почти все мальчишки-партизаны…

В деревне Сосновка Никита Барковец уничтожил на немецком полевом аэродроме два

самолѐта. Незадолго до этого отца Никиты повесили за связь с партизанами, а самого мальчика избили

до полусмерти. Отлежавшись чудом, он сделал из отцовского пороха две самодельных бомбы и в

метельную ночь пробрался на аэродром. Но после удачного взрыва самолѐтов не сумел уйти по глубокому

снегу и был схвачен. В течение трѐх дней его пытали, требуя от мальчика, чтобы он назвал тех, кто дал

ему задание на диверсию. В конце концов он назвал… полицаев Уженко и Очередного, отличавшихся

особой жестокостью к людям, заявив, что они на самом деле партизаны. Немцы в ярости вздѐрнули

обоих предателей, не слушая их перепуганных, сбивчивых оправданий — и тут же, на том же месте,

застрелили Никиту…

В посѐлке Тацинский располагался немецкий аэродром. В декабре 1942 года на него прорвались

наши танки и уничтожили немало самолѐтов. А помогли им, послужив проводниками, трое мальчиков —

Гриша Волков, Федя Игнатенко, Вася Мыльников. Уйти с нашими бойцами после разгрома аэродрома

мальчики отказались — и попались в руки обозлѐнных фашистов. Когда их вели на расстрел, Вася решился

бежать — и удачно провалился в глубокую яму в снегу, гитлеровцы его не нашли и здесь же расстреляли

его друзей…

Шестиклассники Синявской школы под руководством Володи Панасенко занимались

диверсиями на автотранспорте и расклейкой листовок. Позже, когда немцы начали активно

выслеживать юных партизан, их вывели в лес и зачислили в партизанский отряд «Гроза». К сожалению,

их командир Володя пропал без вести в последующих боях…

На Самбенских высотах у Города-на-Мысу, Петя Стегачѐв, Коля Бунин и Дима Русинов

вели по заданию наших войск разведку немецких позиций, используя старую мельницу. Один из мальчиков

становился на крыл мельницы, прячась за обшивкой, двое других проворачивали передачу, поднимая

товарища «на высоту», откуда он вѐл наблюдение, оставаясь невидимым для немцев. Так продолжалось

долго, но успешную деятельность прервал шальной немецкий снаряд — он разорвался прямо над крылом

мельницы, и Петя погиб. От него осталась только шапка, которую друзья похоронили. А через месяц и

Коля с Димой пали в бою — они вели разведку по льду Азовского моря и были убиты прямым попаданием

снаряда. Оба сразу…

В г.Таганрог пионерки Галя Рябинина и Галя Гуснова спасли Красные Знамѐна и сохранили их

до прихода наших войск…

Связным партизан Азовского района был Женя Гальченко. Благодаря его ловкости и знанию

местности, партизанам несколько раз удавалось уходить от немецких и румынских облав. Когда же

враги расстреляли отцы мальчика, он ушѐл в отряд — и вместе с партизанами встретил наши войска…

Вместе с матерью сражался против гитлеровцев боец Ростовского полка Народного

Ополчения Саша Чебанов. А в свободное время читал бойцам стихи… Саша погиб от пули снайпера

осенью 1942 года — после того, как, восстановив под огнѐм врага линию связи, уже возвращался к своим…

От Сальских степей до Альп прошѐл с 5-м Донским казачьим Краснознамѐнным

кавалерийским корпусом Коля Барабанов. Дважды раненый, получивший сильную контузию, он воевал с

августа 1941 года до последних дней войны…

В 13 лет Ваня Кузнецов стал сыном 185-го артиллерийского полка 82-й гвардейской

стрелковой дивизии. Отец мальчика был убит, мать угнали в Германию… В боях на реке Миус был

награждѐн медалью «За Отвагу». В 1944 году получил орден Красной Звезды. В боях за Польшу — орден

Славы III и затем II степени. А за бои в Берлине был удостоен первой степени того же ордена, в 16 лет

став полным кавалером этой награды…

Дуся Решетникова была бойцом 416-й Таганрогской стрелковой дивизии. При форсировании

Одера получила ранение, но осталась в строю. Была награждена орденом Красной Звезды. А в мае 1945

года принимала капитуляцию целого отряда немцев у Бранденбургских ворот…

Коля Задорожный, родом из с.Константиновка, в 1942 году стал разведчиком 51-й армии.

Получил орден Красной Звезды за то, что привѐл прямо в руки нашей разведгруппе нескольких немецких

старших офицеров, притворяясь их проводником. Войну закончил в Берлине, за бои в котором был

награждѐн орденом Славы III степени…

Тоня Васильева, Борис Кудинов, Катя и Федя Мацынины (все 1930 года рождения),

жители г.Гуково, на протяжении всей гитлеровской оккупации занимались распространением листовок,

передавали еду военнопленным в лагере, который был на пустыре за городом…

Братья Семеновичи, Володя и Вася, остались без родителей во время оккупации Минска.

Володе было 11, Васе — 12 лет. Мальчики выживали, как могли — просили милостыню, потом пошли на

восток, добрались до ростовских мест, где за еду нанялись пасти скот. Здесь с ними связались

партизаны, которым мальчики сперва передавали сведения о немцах в деревнях — а потом и вовсе ушли в

отряд. Когда Смоленщина была освобождена, мальчики стали сынами полков, но почему-то (не удалось

выяснить, почему) в разных частях. Так и окончили войну…

Боец 38-го отдельного сапѐрного батальона 3-й армии — Володя Виноградов — был связным

при командире батальона. Мальчик был дважды ранен — пулей в голову, осколками мины в ноги — но после

госпиталя возвращался в свою часть. В 1944 году Володя получил медаль «За Отвагу» — ему удалось взять

в плен четверых офицеров врага. А войну боец Виноградов закончил на Дальнем Востоке, на Сахалине…

где уже после войны наконец-то окончил школу…

Лев Аников осенью 1941 года оказался на оккупированной немцами территории. Он сам

толком не знал, зачем запоминал расположение немецких частей, их численность, маршруты

передвижения… И как по волшебству — случайно встретил партизан, которым и передал накопленные

сведения. И сам присоединился к ним, став уже «официально» разведчиком партизанского отряда. Когда

его родной Ростов освободили (ему было 14 лет!) — он ушѐл на фронт в действующую армию. И закончил

войну в Кенигсберге…

Рассказывает Владимир Фѐдорович Детков

Павлу Птушкину было 15 лет, когда началась война. Осенью 41-го гола в его родной деревне

Башковичи, что в Духовщинском районе, уже хозяйничали фашисты. Вместе с другими жителями парень

ушѐл в партизаны. Отважные патриоты хорошо понимали, какой опасности они себя подвергают. Но

интересы Родины, своего народа для них были превыше всего.

В 1943 году, вооружившись пулемѐтом и гранатами, Павел взобрался на колокольню

деревенской церкви. Дождавшись, когда немцы вышли на построение, открыл огонь, стал забрасывать их

гранатами.

Его схватили, поволокли в лес. Расправлялись жестоко: вырезали на груди пятиконечную

звезду, выкололи глаза, отрезали нос, уши. А потом повесили...

Похоронили П. Птушкина на деревенском кладбище. Ночью, чтобы оккупанты не видели.

Об этом подвиге молодого партизана в свое время рассказала В. Ф. Виноградова, уроженка

деревни Башковичи.

Давно уже нет самой деревни Башковичи, никто не знает, где могила П. Птушкина. В

Петрищево, центральной усадьбе бывшего совхоза «Петрищевский», в который когда-то входила и д.

Башковичи, был возведѐн монумент в честь погибших в 1941-1945 годах односельчан. Вот только

фамилии юного партизана-героя среди имѐн павших, к большому 11 сожалению, на граните нет. Почему?

Трудно ответить на этот вопрос. Но мы не имеем права забывать тех, кто боролся за свободу и

независимость нашей Родины.

Рассказывает Юлий Павлович Попов

Имени этого 15-летнего юнги я, каюсь, не запомнил. Кляну себя за это — я сам был его

ровесником, когда Константин Иванович Колпаков, участник тех событий, мне еѐ рассказал… А сама

история была во время блокады Ленинграда, в Кронштадте.

Случилось всѐ из-за небрежности в несении караульной службы моряками. Они были уверены

в своѐм героизме и вообще отличались некоторой разухабистостью. Этим и воспользовались финны.

Группа диверсантов пробралась к самому Кронштадту в метель, ножами порезала несколько постов, в

караулке захватила разводящего — и двинулась к флотским батареям. Фактически последним

препятствием между финнами и орудиями оставался впервые стоявший на посту юнга, до смешного

серьѐзно относившийся к своей службе. Вовсе не герой. Посему он не спал и не валял дурака и, увидев

приближавшуюся группу, крикнул «по уставу»:

— Стой, кто идѐт!

Разводящий героем быть не смог (не будем осуждать, ему с двух сторон держали у горла

приставленные финки), назвал пароль. Юнга продолжал — по уставу опять же:

— Разводящий ко мне, остальные на месте!

А идти продолжала вся группа.

Юнга повторил приказ. И тут разводящий всѐ-таки крикнул: «Сынок, финны!» — и был тут

же заколот врагами. А часовой, бросившись в сугроб, открыл огонь по диверсантам.

Поднялась общая тревога…

Рассказывает Александр Иванович Ефремов

15-летний Витя Чаленко, морской пехотинец… Перед десантом на Малой Земле записал в

своѐм блокноте: «Если погибну в борьбе за рабочее дело, прошу политрука Вершинина и старшего

лейтенанта Куницына зайти ко мне домой в городе Ейске и рассказать моей матери, что еѐ сын погиб за

освобождение Родины. Прошу мой комсомольский билет, орден (он уже был награждѐн Красной

Звездой!), этот блокнот и бескозырку передать ей. Пусть она хранит и вспоминает сына-матроса…»…

…В боях на Малой Земле Витя гранатами уничтожил вражескую огневую точку, мешавшую

продвигаться десантникам. И в завязавшемся бою с гитлеровцами был убит автоматной очередью.

Посмертно награждѐн орденом Красного Знамени…

Рассказывает Василий Никитич Коновалов

Казалось бы, чем дальше уходят от нас годы войны, тем больше угасает память о тех

людях, с кем делил трудности фронтовые. Но это не так, в моей памяти сохранились все друзья-

однополчане. Хочется рассказать о каждом, однако это невозможно, назову лишь некоторых. Борису

Нахапетову исполнилось 13 лет, когда его отец Александр Иванович был в то время врачом поликлиники в

Москве. В августе 1941 года его призвали в Красную Армию и назначили начальником приѐмно-

эвакуационного отделения эвакогоспиталя, расположенного в Калинине. Незадолго до этого умерла мать

Бориса. Отец решил не оставлять сына одного и взял паренька с собой.

В сентябре Борис пошѐл в школу, но долго учиться не пришлось — фашисты уже бомбили

город. Тогда Борис начал помогать отцу в приѐмном отделении госпиталя. Работа была напряжѐнная и

ответственная. С фронта поступали тяжелораненные обожжѐнные танкисты. Их требовалось

принять по установленным правилам. Прибывали люди днѐм и ночью, а положение на фронте все

ухудшалось. Наши войска продолжали отступать. Раненых начали эвакуировать в тыл.

В первых числах ноября 1941 года под Москву из Пермской области прибыла 48-я отдельная

курсантская стрелковая бригада. Отец Бориса был назначен-начальником медицинской службы бригады.

Сын остался с ним. В декабре они участвовали в сражении в районе Волоколамска, а через месяц были в

Торопецкой операции. Зима 1941—1942 годов выдалась суровой, кругом бездорожье, глубокий снег. В этих

условиях медперсонал бригады вѐл борьбу за спасение каждого раненого бойца. Участвовал в этом и

Борис. В мае 1942 года бригада была переформирована в 215-ю стрелковую дивизию. Начальником

медицинской службы назначили военврача 1-го ранга Александра Ивановича Нахапетова. В августе 1942

года дивизия вела бои за город Ржев. У его стен почти 17 месяцев шло кровопролитное сражение. Тогда

Борису довелось повидать ужасы воины, кровь, увечья, слышать стоны раненых. Не считаясь с

опасностью, Борис смело выполнял обязанности медбрата. Раненых было много, медсанбат располагался

в палатках в лесу, а медики жили в землянках.

Именно тогда под Ржевом, я, молодой военный фельдшер, познакомился с черноглазым

пареньком в военной форме. Это был Борис Нахапетов. Мы подружились. Он рассказал о своей семье и о

том, что повидал на фронте.

В День Победы нынешнего года я с внуком Алексеем поехал в Москву на встречу ветеранов

215-й Смоленской Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова дивизии. Она проходила в средней школе

N160, где открыт музей нашей дивизии. Вдруг вижу, ко мне направляется полковник медицинской

службы. Это был Борис Александрович Нахапетов. Мы обнялись и долго не могли наговориться. Друг

подписал мне свою книгу «О войне в прозе и стихах». Он сейчас живѐт в столице. Принимает активное

участие в жизни ветеранской организации дивизии.

Тогда же я встретил сына полка Леонида Богданова, который служил в нашей части.

Вспомнили, как в 1944 году мы проходили через деревню Шубки Витебской области и встретили мальчика

лет 13. Его звали Лѐня. Отец его ушѐл на фронт, мать расстреляли фашисты. Дом сожгли, потому что

старшая сестра была связной у партизан. Лѐня рвался на фронт бить фашистов. Его зачислили сыном

полка... С нами Лѐня дошѐл до Кенигсберга. Служил в штабной батарее, там его научили заряжать

аккумуляторы для автомашин и радиостанций.

После взятия Кенигсберга дивизию отправили на Дальний Восток. Лѐня участвовал в войне с

Японией. За образцовое выполнение заданий командования награждѐн медалями «За отвагу» и «За бое-

вые заслуги». После окончания войны Лѐню во Владивостоке приняли в ремесленное училище, которое он

успешно окончил и стал токарем на судоремонтном заводе. В 1950 году его призвали на действительную

военную службу в армию. Отслужив, Леонид Богданов приехал в Минск и устроился токарем на

моторный завод. Поступил на заочное отделение института. Вскоре его назначили мастером. К боевым

наградам молодого воина прибавился орден Ленина за доблестный труд. На заводе Леонид встретил

девушку Таню, которая трудилась контролѐром ОТК. Вскоре они поженились. Леонид и Татьяна

воспитали двоих детей, у них растут пять внуков.

Боря Нахапетов летом 1943 года.

Рассказывает Николай Иванович Мелешко

Гена Голенев учился в средней школе №7 Ставрополя, когда началась война. Во время

оккупации он занимался похищением у врага боеприпасов и оружия, которые передавал подпольщикам,

однажды — выкрал радиоприѐмник, которым пользовался для составления сводок о положении на

фронтах, после чего распространял их по окрестностям. Выводил из строя при случае вражеский

автотранспорт.

При попытке выкрасть ручной пулемѐт был схвачен гитлеровцами. На допросах ничего не

сказал и был расстрелял в недостроенном кинотеатре «Родина».

Его фамилию и сейчас носит одна из центральных улиц Ставрополя.

Рассказывает Л.Г.Беспалова

Володя Ободовский

...Заканчивалось лето 1943 года, пошли дожди, начался грибной сезон. На рассвете кто-то

осторожно постучал в окно. Я проснулся и услышал разговор шѐпотом, в хате. Мать говорила: «Ваня, он

ещѐ очень маленький, немцы сейчас стали очень свирепые, поймают Вовочку, убьют». Ей отвечал

мужской голос. Это был отец, пришедший из леса.

Меня разбудили. Отец сказал: «Одевайся сынок, в лес пойдѐм. Покажу тебе, где мы живѐм».

Я быстро оделся, и мы ушли. До леса шли по знакомой мне тропе. По ней все село ходит, дрова для печки

возят. Потом шли лесом. Дошли до громадного дуба, тут дорога расходилась в разные стороны.

Отец сделал привал, сказал: «Нужно нам тихо поговорить». Мы сели на пенѐчки, со всех

сторон нас закрывали кусты, но дорогу, идущую из деревни, было хорошо видно. Сидели мы долго. Отец

со мной вѐл поучительную беседу: «Сынок, нам, партизанам, нужна твоя помощь. Дело очень

ответственное, потому что мы ведѐм борьбу с нашими врагами, фашистами. Я понимаю, что ты ещѐ

очень маленький, и тебе где-то может быть очень страшно, но ты же сын коммуниста, ты должен

устоять и нас, партизан, не выдать!»

Затем отец рассказал, какую работу должен я выполнять в 12 лет.

«Ты должен приносить сведения о немцах — сколько их примерно, где они размещены, где

танки и орудия и так далее... Сынок, сведения приноси в своей памяти, записывать нельзя... Действовать

ты должен очень осторожно: потом будешь пробираться к нам с лукошком, с которым ходят в лес за

грибами, зимой будешь ездить за хворостом. Лошадь с санями возьмѐшь у Ивана Степановича. Сведения

о фашистах, для передачи на словах, тебе будет говорить соседка — учительница Татьяна Витальевна.

Сынок, наших сельских людей и подростков, таких как ты, хватают и допрашивают в «Сельуправе» о

партизанах, угрожают убить, повесить, а иногда держат у себя в коморке сутки-двое. Ты не бойся, нам

дадут знать об этом, и мы обязательно выручим тебя. Главное, запомни то, что тебе сказала Татьяна

Витальевна, немцам категорически выдавать это нельзя, о нашем расположении в лесу никому не

рассказывай! Иначе они всех нас уничтожат и тебя убьют»...

Дальше мы с отцом пошли без всякой тропы, по приметам, и продвигались очень осторожно.

Через два часа мы миновали два патруля партизан и попали в расположение отряда. В отряде отец меня

всем показал, кто должен знать меня в лицо, и примерно через час я ушѐл домой. Отец немного меня

проводил, и мы простились.

Один-два раза в неделю я приносил партизанам сведения о фашистах, которые мне

передавала Татьяна Витальевна. Моя работа очень помогала партизанам, я даже получил благодарность

от командира партизанского отряда. До зимы проработал без приключений, не считая того, что три

раза за все время у меня проверяли корзинку с ягодами и грибами. Видимо, мои сведения помогали

партизанам, потому что после моих посещений ночью или на следующий день наши самолѐты бомбили

железнодорожную станцию или наш сахарный завод. Так было и когда прибыл состав с немецкими

танками, новенькими «тиграми».

Но немцы заметили, что кто-то сообщает нашим. Они усилили контроль за всеми, кто

ходит в лес за ягодами и грибами. Осенью при выходе из леса меня схватили немцы, которые сидели в

засаде на опушке леса. Тщательно меня обыскали до самых трусов. Грибы раскидали, ничего не нашли.

Забрали мой любимый складной ножик, и от сильного удара сапогом в ягодицу я полетел носом вперѐд. Я

лежал. Было больно. От боли и обиды плакал, не вставая. Но когда немец крикнул: «Хальт, пух!», я

схватил пустую корзинку и побежал. А выстрела все не было. Я плакал и дрожал от страха и в таком

состоянии я прибежал домой. Мама меня долго успокаивала.

Однажды, когда я находился в расположении отряда, начался артиллерийский обстрел. Я не

успел забежать в землянку, когда раздался страшный взрыв. Я почувствовал сильный удар по голове и...

дальше ничего не помню. Очнулся в землянке. Около меня сидел доктор, голова была перевязана, и я

чувствовал под бинтом — мокро. Это была кровь.

Мне рассказали: разорвало снарядом громадную сосну, и большой кусок дерева ударил меня по

голове. От удара меня отбросило на несколько метров в сторону, и я потерял сознание. Очень кружилась

голова. Мне сделали укол, и через час я потихоньку пошѐл домой. Когда у меня спрашивали в селе, что

случилось, я отвечал: «Лазил на дерево за черешнями. Упал с дерева, разбил голову». Впоследствии

оказалось, что я почти полностью потерял зрение правого глаза. Врачи, уже после войны, мне сказали:

«От сильного удара лопнули капилляры, и кровь залила глазное дно. Кровь свернулась и засохла — на всю

оставшуюся жизнь. Она закрыла зрительные нервные волокна». Я остался с одним глазом...

Мы с Татьяной Витальевной продолжали передавать сведения для партизан. Бомбѐжки

участились. Налѐты больше были ночью. Фашисты заметили, что налѐты повторяются, когда на

станцию прибывает железнодорожный состав с боеприпасами, техникой, горючими цистернами...

Догадались — значит, кто-то передаѐт сведения партизанам. Однажды, как я вышел из леса, меня

схватили и повели в управу. Допрашивали, били в основном по голове, разбили нос, я был весь в крови.

Переводчик достал бумагу и назвал все дни, когда я ходил в лес. Значит, за мной следили. Я повторял одно

и то же: «Кушать нечего, собираю грибы, ягоды и жѐлуди, мать печѐт лепѐшки из муки, полученной из

желудей». До утра меня посадили в каморку, а утром отпустили домой. Работать стало страшно. Но

отец мне только сказал: «Работай, сынок, осторожнее, Родина тебя не забудет!..»

Пришла зима. Походы в лес осложнились: следы остаются на снегу. На каждую поездку я

брал у Ивана Степановича сани и лошадь. Сани были с коробом, и лошадь была спокойная. В короб саней я

нагружал короткие дрова, а дальше ставил боковые колья, и получалась высокая фура с хворостом. Как-

то раз на выезде из леса я был остановлен. Патрульных было двое — немец с автоматом и полицай с

ружьѐм. Допрашивал меня полицай: «Ты что, возил партизанам продукты? Что сейчас в санях под

хворостом? Не обманывай, проверим!» Они почему-то подумали, что в санях лежит партизан, и вели

себя очень осторожно. Велели разгрузить сани. Я плакал и не разгружал — было очень морозно. Они тоже

не хотели ждать на холоде, пока я разгружу хворост и дрова. Переговорили между собой, и немец

выстрелил по ко-робу саней. Лошадь от испуга рванула с места и помчалась. Сани перевернулись, но они

не пошли смотреть. Меня ударили сапогом, полицай крикнул: «Убирайся домой, пока цел!»

В дальнейшем я сани старался загружать меньше. Пока загружался, ко мне осторожно

подходил партизан, я передавал ему сведения и сразу договаривался: когда приеду в следующий раз.

Немцы прочѐсывали лес по нескольку раз в месяц. И партизаны ушли в дальний лес, где и

организовали лагерь. Теперь сведения в партизанский отряд передавал только один человек — наш

деревенский пастух Алексей. Он выпасал коров вдоль леса, с таким расчѐтом, чтобы партизан-связной

мог взять у него сведения. Но немцы выследили его связь с партизанами.

Алексей был хороший малый. Одну руку ему ампутировали ещѐ до войны. Он работал на

молотилке, руку ему затянуло в молотилку. Ему было 15 лет. Немцы согнали все село на площадь возле

управы. Вся площадь была оцеплена немцами и полицаями. Посередине площади был очень глубокий

колодец. На машине привезли Лѐшу. Его единственная рука была привязана к телу. Открыли борта

грузовой машины, где стоял пастух и по бокам два полицая с винтовками. В кузов залез немецкий офицер.

Этот немецкий офицер говорил, а переводчик громко переводил: «Вот такие ваши детки

помогают партизанам. Фюрер прислал нам новые танки, а партизаны с помощью ваших деток взорвали

на станции эшелон с новыми танками «тигр». Мы уничтожим всех, кто помогает партизанам!» По

команде офицера Лѐше связали ноги и поволокли к колодцу. Там подняли его, и, перекинув через сруб,

бросили в колодец вниз головой. Мать его страшно кричала. Она упала и потеряла сознание. Крики и

стоны односельчан раздались страшные. Мы с мамой тоже плакали. Страшно было смотреть, когда

Лѐшу перекидывали через сруб колодца вниз головой, и с шумом его тело полетело вниз, и раздался всплеск

воды в колодце... На площади были только женщины и дети, поэтому был страшный взрыв рыданий

женщин и вопли детей в толпе. Я помню, что не только на площади, но и дома долго дрожал и плакал.

Меня страх сильный взял и за себя: «А если меня поймают, то так же сделают и со мной!» — подумал я.

У колодца немцы поставили охрану, два полицая караулили колодец двое суток.

Теперь я боялся идти на связь с партизанами, а немцы усилили охрану леса со стороны

нашего села. Говорили, что кольцо немецкого окружения сжимается, поэтому они отступают и

сжигают села полностью, а людей угоняют в Умань, там находится лагерь для пленных. Лагерь был под

открытым небом за колючей проволокой, только для детей небольшой барак. Весь скот, свиней и

лошадей увозили в Германию. Поговаривали, что и наше село скоро погонят в лагерь. Так оно и

получилось. Я больше на связь с партизанами не выходил.

Через два дня всех собрали и погнали в лагерь. Село сожгли полностью...

Рассказывает Тимофей Дмитриевич Дубинин

6 декабря 1941 года я, офицер 732-го зенитного полка, участвовал в подготовке и отправке в

разведку двух 14-летних мальчишек — Алѐши Дѐмина и Вити Захарова. Мальчишек одели, как побирушек,

в латаную-перелатаную одежду, дали сумки.

Ребятам удалось проникнуть в штаб немецкой части, где они сняли телефонный аппарат и

благополучно возвратились на батарею. Это было последним, что я о них узнал — меня перевели. Однако

после войны я занялся активным поисками.

Ничего об Алѐше Дѐмине найти не удалось. А вот Витя Захаров отыскался. Он продолжал

действовать. Со своими друзьями-однолетками Кузьминым и ВолодейДервеневым заминировал участок

дороги Узловая-Венев. На минах подорвались несколько автомашин вражеской колонны.

Вскоре Витю Захарова и Володю Дервенева зачислили в брянский партизанский отряд

«Вперѐд». Затем — послали учиться в разведшколу, откуда он снова вернулся в бой, уже в регулярную

армию. И 15 августа 1943 года, уйдя на задание на участке 2-го Прибалтийского фронта, разведчик

Виктор Корнеевич Захаров назад уже не вернулся…

Рассказывает Валентина Фѐдоровна Трутнева

Зимой 1942-1943 года над станицей Лабинской был сбит самолѐт нашего лѐтчика

Шервашидзе. Приземлившийся и покалечившийся лѐтчик кое-как дополз до огородов, где его обнаружила

13-летняя Валя Кошелева. Девочка помогла лѐтчику перебраться в безопасное место и заботилась о нѐм

до прихода наших войск.

Рассказывает Ефремова Галина Дмитриевна

Я с августа 1941 года воспитывалась в Юровском детском доме на Вологодчине. Как сейчас

помню: летом 1943 года из-под Мурманска к нам отвели на отдых какую-то воинскую часть. Солдаты и

командиры были у нас почти ежедневно — видимо, соскучились по своим детям. А когда их возвращали

обратно на фронт, командир части попросил нашего директора оставить у нас сына полка — мальчика

10-12 лет. До сих помню — его звали Саша, и он был просто загляденье: подтянутый, в пошитой по мерке

форме, с несколькими боевыми медалями… И вот часть отправилась дальше, а он остался у нас.

Каким же Саша стал растерянным! Нет, он не плакал, не жаловался, никуда не просился —

просто замкнулся в себе. Мы думали: привыкнет. Какое там! Пробыл он у нас всего несколько дней, а

потом взял лыжи — и ушѐл в ночь догонять своих. Искали — бесполезно, но потом пришла телеграмма,

что он догнал свою часть…

Рассказывает Анна Павловна Пешехонова

Это было на шахте №32бис, на Донбассе, в ноябре 1941 года. Стѐпе Скворцову было 13 лет,

я его хорошо знала. Он погиб всего за несколько слов — когда над шахтой пролетали наши самолѐты,

бомбить немецкий тыл, Стѐпа сказал потом в разговоре со взрослыми, что скоро фашистам капут,

наши всѐ равно вернутся. А кто-то донѐс… Его схватили, били, требовали, чтобы он сказал, кто ему

велел распространять антинемецкие сведения. А он отвечал: «Сталин приказал,» — и всѐ.

Ещѐ живого, его вывезли под Чистяково и сбросили в старую шахту…

Рассказывает Владимир Ахболатович Карсанов

Родился я в 1933 году. Мой отец, Карсанов Ахболат Сахмурзаевич, осетин, с 1939 года

проходил службу комиссаром батареи в г.Гродно, а мы — мать, младший брат Серѐжа (1937 г.р.) и

сестра Зина (1939 г.р.) — жили в военном городке.

Когда началась война — отец успел нас переправить в лес, сказал, что найдѐт нас там позже.

Но на лесной опушке нас захватили немецкие мотоциклисты. Нас разлучили с матерью и в эшелоне

отправили в Польшу. Там мы пробыли какое-то время, сами себя обслуживая. Охраняли нас солдаты, но

не зверствовали, а присматривал священник-католик, относившийся к нам и вовсе по-доброму. Но всѐ

равно все очень тосковали и боялись, нас очень плохо кормили, несколько ребят и девочек умерли, не

помню сейчас, то ли изголодались, то ли от тоски. А через некоторое время нас выставили на продажу.

И меня разлучили с братом и сестрой.

Меня купила немка, которой нужен был слуга — ухаживать за еѐ собакой. Собака мне

нравилась, а хозяйка была настоящей ведьмой. Постоянно била розгой из розовой палки с шипами,

особенно зверски била после побегов. Я убегал несколько раз — но не знал, куда бежать, меня ловили

местные немцы-поселенцы и приводили обратно. Видимо, она поняла в конце концов, что я или убегу всѐ-

таки, или она меня забьѐт и, чтобы не потерять деньги, продала другим хозяевам.

Это были поляки, семья мельника. Тут не били, кормили намного лучше, но всѐ равно плохо —

правда, у них у самих было «не густо». Я помогал на мельнице, по хозяйству, а иногда бегал в город

побираться (есть всѐ равно очень хотелось). Там, на базаре, я встретил сначала брата, а потом и сестру

— они тоже побирались в свободное от работы время. Вместе мы быть не могли, но хоть знали, что мы

недалеко друг от друга и живы — и иногда встречались там же, на базаре…

Нам повезло. Мы не только дожили до конца войны — нас всех троих нашѐл отец, который

остался жив (это само по себе было чудом!) и командовал уже полком. Поляки — мои «хозяева» — были

очень напуганы, меня упрашивали: «Ты скажи честно своим, русским, что мы тебя не били и кормили

хорошо, пожалей нас, а то они нас сожгут!» Почему-то они очень боялись, что русские, когда придут,

будут жечь всѐ, что не сожгли немцы при отступлении. Я и правда так сказал, я на них не держал

обиды, они и правда неплохо со мной обращались и в принципе спасли… Вот только по-русски говорить

мы почти разучились, говорили по-польски и по-немецки; отец говорил с нами через переводчика! Но,

когда попали к нашим, язык быстро восстановился даже у маленькой Зины. А потом нашлась и мать —

она тоже была жива!

Рассказывает Евгений Абдурахманович Минибаев

Я хотел бы сообщить некоторые сведения о вероятном сыне полка, изображѐнном на копии

фотографии вместе с неизвестным старшиной.

Это мой двоюродный брат Бехт Август Иванович 1929 г.р., уроженец села Зельц (ныне

Лиманское) Раздельнянского района Одесской области, которого я много лет разыскиваю.

Эта фотография сделана, вероятно, в 1945 г. Много лет назад она попала к моей сестре,

жившей в Карагандинской области. Каким образом, я не знаю. Сестры давно нет. Поэтому, к

сожалению, не могу ничего сообщить о боевом пути Августа. Думаю, старшина был его опекуном в

подразделении, которое его приютило.

Разыскать брата мне не удалось. Мои обращения в «Красный крест» наш, ГДР, ФРГ, а

также в Информационные центры УВД Коми, Удмуртии, Украины, Казахстана, Центральный архив

Советской Армии и Центральное телевидение (передача «Отзовись, сын полка») были

безрезультатными.

А потерялся Август в конце войны в Польше, куда нас вывезли немцы из Одесской области. В

Польше он был определѐн в интернат какой-то художественной школы! Со стремительным

наступлением наших войск в Конинской области в Польше мы потеряли с ним связь.

Вероятно, Август при освобождении области, где он находился, примкнул к нашим солдатам,

как это было со многими сынами полков.

Вот такими сведениями об Августе я только и располагаю. Сестра Августа Агнесса была

тоже определена в Польше, в какой-то приют, кажется, в городе Калиш. Но еѐ удалось нам разыскать.

На родину она репатриировалась вместе с нашей семьѐй. Отец этих моих родственников Бехт Иван

Андреевич умер в ФРГ в 1969 г., как нам стало известно, не успев оформить своѐ возвращение в

Советский Союз.

Пропавший Август Бехт.

http://nashsovr.aihs.net/p.php?y=2004&n=2&id=2

Однажды в отряд пришѐл сбежавший из нацистского плена советский солдат, некий

Николай Пронин, весь увешанный трофейным оружием.

— Откуда это у вас? — удивлѐнно спросил Костя, которому хорошо было известно, как

трудно, почти невозможно, одинокому, скитающемуся в чужом, враждебном лесу человеку достать

хоть какое-то оружие. А тут — новенький револьвер, пистолет, автомат с целой обоймой патронов,

гранаты...

— Понимаете, товарищ командир, — объяснил Пронин, — какое-то время я скрывался в

деревне Сенно, там встретил мальчика по имени Аркадий. Он и дал мне все это. Да ещѐ показал свой

тайник. Представляете, там у него целый арсенал собран. Немцы брали ту деревню несколько дней, вот

Аркаша с другими мальчишками и шныряли по опустевшим окопам, подбирали все, что оставалось на

поле боя. Сказал, что сохраняет оружие и боеприпасы для своих, уверен, что наши скоро вернутся... Если

поговорить с ним, думаю, что партизанам он все отдаст.

На другой же день, вызнав через дозорных, что немцев в деревне Сенно нет, Костя поехал

туда, разыскал Аркадия. Худенький, вихрастый мальчишка, облачѐнный в широкую, не по росту,

подпоясанную бечевой потѐртую фуфайку, в выгоревшем почти добела треухе, из-под которого

выбивались в разные стороны русые, давно не стриженные волосы, глядя снизу вверх, серьѐзно сказал: ―Я

все отдам вам, только возьмите меня в свой отряд‖.

— Это невозможно, Аркаша, — Костя, шутя, сдвинул треух мальчугану на лоб. —

Понимаешь, пока невозможно. Ты просто понятия не имеешь, какая в отряде напряжѐнная жизнь —

частые засады, облавы. Впрочем, ты можешь помогать нам здесь. Если захочешь. Ведь ты хорошо

знаешь эту местность? Вот и будешь нашими ―ушами‖ и ―глазами‖.

Так и получилось. Через назначенного связного мальчик стал передавать в партизанский

отряд важные сведения о дислокации вражеских войск, о передвижении на дорогах транспорта и военной

техники, о прибывающих на ближайшую железнодорожную станцию немецких эшелонах. Под видом

потерявшего своих родителей сироты он ходил с котомкой за плечами по деревням и хуторам, собирая

милостыню, прислушивался к разговорам, присматривался к тому, что где происходит.

Весной 43-го оккупационные власти принялись особенно активно угонять в неволю — в

Германию — наиболее трудоспособное население. Одновременно они усиленно агитировали молодых

парней поступать на службу в полицию. Иные шли туда охотно, большинство же ребят подчинялись

приказу, просто не видя другого выхода, — чтобы избежать расстрела либо угона в неволю.

При очередной встрече Костя дал задание Аркадию переагитировать наиболее

сомневающихся в своих поступках вновь испечѐнных полицаев — убедить их примкнуть к партизанам.

— Только действуй, Аркаша, очень осторожно, — предупредил его брат, — знай, что и среди

друзей могут быть провокаторы. Для начала выбери одного, которого ты хорошо знаешь, скажи ему,

словно бы ненароком, что тебе известна дорога к партизанам и что тот, кто придѐт в отряд с

оружием, будет жить и воевать на равных правах со всеми. Если тот, с кем ты вѐл беседу, согласится

— поставь перед ним условие: пусть и он, ни в коем случае не называя твоего имени, поговорит с другим

человеком, которому тоже полностью доверяет. И тот, третий, должен действовать так же. Таким

образом, в случае неожиданного провала не будет больших жертв... Подумай, Аркаша, — добавил Костя,

— это задание очень сложное и опасное. Если почувствуешь, что не можешь — откажись.

Аркадий и не подумал отказываться. Первым для серьѐзного разговора наметил брата своего

закадычного школьного приятеля, ставшего недавно полицаем. Вызнал, когда тот приходит домой, зашѐл

к нему. ―Ух ты, какая на тебе фрицевская форма! — сказал с нескрываемой насмешкой. — Ну и как?

Хорошо тебе у немцев служится? Многих наших уже успел сдать им?‖

―Не трепись! — сердито отмахнулся тот от мальчишки. — Не собираюсь никого сдавать!

Это тебе, мальцу, пока ничего не грозит, а передо мной один был выбор — или расстрел за невыполнение

приказа, или полиция... Здесь я хоть дома нахожусь, могу кому-то и помочь в случае чего‖.

―Есть ещѐ один выход, — тихо произнѐс Аркадий. — Давай выйдем из хаты, потолкуем‖.

Так завязалась и потянулась от одного звена к другому хрупкая, готовая ежеминутно

рассыпаться, цепочка вербовки служивших в немецкой полиции молодых парней в партизаны. В общей

сложности в отряд народных мстителей перешли с оружием свыше десяти бывших полицаев, которые

впоследствии честно, наравне со всеми, воевали с фашистами. С последней партией, разгромившей перед

уходом в лес полицейский участок, ушѐл и Аркадий. Костя строго-настрого приказал ему через связного

немедленно покинуть деревню, так как немцы уже заподозрили в шатающемся по округе оборванце

опасного соглядатая, организовали за ним слежку.

Тогда, с приходом Аркадия в отряд, ему была вручена перед всем партизанским строем

ценная награда — именной карабин. Сам прославленный партизанский комбриг пожал ему руку, много

хороших слов произнѐс.

Все партизаны любили шустрого, непоседливого мальчишку, с добрыми улыбками слушали его

спокойными вечерами, когда он, сидя у тѐплой, прогретой солнцем стены землянки и старательно

начищая свой карабин, пел звонким голосом свою любимую песню: ―Орлѐнок, орлѐнок, взлети выше

солнца...‖.

Мальчик пел и, конечно же, даже не предполагал, что все, о чем говорилось в песне, с лихвой

повторится и в его жизни. Что, вопреки данному ему в отряде ласковому прозвищу ―Орлѐнок‖, враги

давно уже назвали его за храбрость и отвагу ―Орлом‖, что однажды он получит тяжелейшие ранения,

но верные друзья чудом спасут его, и ―жизнь возвратится‖ к нему.

Особенно доверительные отношения сложились у Аркадия с командиром по разведке. В

затишье между боями они часто беседовали. Однажды Костя рассказал мальчику о своей морской

службе на ледоколе ―Ермак‖ и о спасении экспедиции папанинцев на Северном полюсе. У Аркадия

восторженно блестели глаза, когда он слышал, с какими почестями тысячи собравшихся у причала

ленинградцев встречали четвѐрку отважных полярников, как гремела музыка, как люди, приветствуя

каждого сходившего по трапу моряка, смеялись и плакали от радости, потому что все участники похода

вернулись живыми и были в их глазах героями.

— Знаете, Константин Павлович, — доверительно поделился с Костей Аркадий, — я всегда

мечтал быть разведчиком. Таким, как вы. А теперь... Теперь, мне кажется, — лучше стану моряком.

Увы, не довелось ему быть ни тем, ни другим... Очень не хотелось Косте посылать в тот

день Аркадия в разведку. Томило какое-то дурное предчувствие, словно бы кошки скребли на душе. Но

никому другому он не смог бы поручить то, что должен был сделать Аркадий. По сведениям агентуры, в

окрестностях появился вооружѐнный до зубов отряд карателей, необходимо было собрать полные

разведданные о его планах. Партизаны во что бы то ни стало первыми должны были нанести

разгромный удар по врагу.

Они — Аркадий и его напарник Володя Шавранский — отправились в разведку на конях

ранним утром. Держали путь на деревню Куповать, где недавно погиб, попав в засаду, легендарный

комбриг Константин Заслонов. Внезапно Аркадий почувствовал слабый запах дыма — едва уловимый

сладковатый аромат чужих сигарет. Засада! ―Не мельтешись. Отходим к реке, — тихо сказал он

Володе. — Там, в случае чего, отобьѐмся‖. Разведчики не успели развернуть коней, как грянули выстрелы.

Володя был убит сразу. Аркадий, спешившись, отстреливался из карабина до последнего патрона. Затем,

зажав в руке гранату, поднялся во весь рост, крикнул окружающим его фашистам: ―Подходите, гады!

Ну, давайте!‖ Автоматная очередь прошила его в нескольких местах, с силой отбросила в сторону.

Почти теряя сознание, он увидел подошедшего к нему офицера, направленное прямо в лоб черное дуло

пистолета. В последний момент Аркадий, не выдержав, резко отвернул голову, сквозная пуля вошла ему в

висок, выбила глаз...

В отряде услышали отзвуки дальних выстрелов, бросились на помощь. Засаду с ходу

разгромили. Костя поднял на руки безвольное, залитое кровью тело мальчика, отнѐс к подъехавшей

повозке, бережно уложил на разостланное сено. Он сам сопровождал Аркадия к вызванному с ―большой

земли‖ самолѐту, не скрывая слез, слушал невнятные восклицания метавшегося в бреду юного разведчика:

―Мама... Карабин... Где мой карабин? Ма-ама...‖. Косте не раз доводилось слышать, как даже у самых

крепких, закалѐнных боями и невзгодами мужчин последней предсмертной фразой было короткое родное

слово ―мама‖. А ведь отважному партизану Аркадию Барановскому всего-то исполнилось недавно

тринадцать лет.

Между тем партизанская жизнь шла своим чередом. По-прежнему валились под откосы

вражеские эшелоны, взлетали в воздух комендатуры, брались в плен немецкие генералы с их штабами. В

мае 44-го Костя получил серьѐзное ранение в голень и был отправлен на лечение в один из подмосковных

госпиталей. У него началась гангрена, но, к счастью, врачи сумели сохранить ногу, и через несколько

месяцев он снова появился в своѐм отряде. Однако война уже шла к концу, близился долгожданный мир.

После расформирования бригады Костя был направлен на хозяйственную работу в Выборг. Через

несколько лет он с семьѐй (к счастью, его жена и дочь остались живы) вернулся на родину, в Стрельну,

стал работать на местной электроподстанции диспетчером. Затем, получив квартиру в Ломоносове,

долгие годы, до самого выхода на пенсию, продолжал трудиться в системе ―Ленэнерго‖.

И все это время брат никогда не забывал Аркадия. В те годы в Ломоносове существовала

промартель, где работали слепые люди, изготовлявшие какие-то несложные бытовые предметы. Костя,

встречая на улицах мужчин в черных очках, неуверенно простукивающих палками края тротуаров,

внимательно присматривался к ним. А вдруг... А вдруг Аркадий все-таки выжил, и он узнает сейчас в ком-

то из них знакомые черты.

А Аркадий действительно ―всем смертям назло‖ остался жив, и пути двух народных

мстителей пересеклись ещѐ раз. Как-то в середине 70-х годов Константин неожиданно получил письмо

из Белоруссии от пионеров дружины имени Бориса Петрова. Юные следопыты просили его рассказать о

героических действиях партизанской бригады номер два и о его, заместителя командира бригады по

разведке, личных подвигах. Брат ответил им, что рассказывать ему о себе нечего, — мол, воевал, как

считал нужным, а посоветовал ребятам разыскать, если, конечно, тот жив, настоящего героя, в ту

пору их сверстника, Аркадия Барановского. Каково же было его удивление, когда он читал полученное от

следопытов второе письмо: ―У нас большая радость. Мы отыскали героя, о котором вы нам писали‖. К

письму прилагался и адрес Аркадия.

Завязалась переписка. Вот что написал Аркадий Константину: ―...Когда меня доставили в

госпиталь, мне нужна была срочная операция, но врачи были в сомнении — вряд ли выживу и перенесу

наркоз. Меня осмотрел хирург и сказал, что хотя я серьѐзно истощѐн кровью, зато сердце исключительно

крепкое. Остатки правого глаза мне удалили сразу же... Через три недели сделали другую операцию,

потом ещѐ одну...‖.

Строки из другого письма: ―...Вы спрашиваете, какие я имею награды? Стыжусь я отвечать

на этот вопрос. Я даже вам солгал, Константин Павлович, что у меня есть медаль партизана Великой

Отечественной войны. Нет еѐ у меня. Но я за это не обижаюсь, потому что некогда было в то время

этим заниматься...‖.

Забегая вперѐд, надо сказать, что впоследствии Аркадий Филиппович Барановский получил не

только причитающуюся ему партизанскую медаль, но и все положенные от государства льготы.

Весть о переписке двух бывших партизан и о том, как они нашли друг друга, достигла

редакции газеты ―Известия‖. На еѐ страницах был опубликован большой очерк, вызвавший целый поток

писем от читателей в адреса А. Ф. Барановского и К. П. Федорова. А вскоре они оба получили

приглашение в Москву на Центральное телевидение, где предполагалось сделать о них передачу...

Поднимаясь по лестнице в указанный в его пропуске павильон, Константин увидел сидящего на

подоконнике невысокого, в тѐмном костюме человека с чѐрной повязкой на правом глазу. Внезапно больно

кольнуло сердце. Аркадий? А тот уже по-мальчишески ловко соскочил с подоконника, стремительно

подошѐл к нему: ―Константин Павлович! Наконец-то...‖

Они оба, вытирая покрасневшие глаза, делились друг с другом событиями прожитых лет,

когда вышедшая из дверей павильона сердитая редакторша в досаде уставилась на них: ―Господи, вы

уже вместе?! Вы же все испортили! Мы планировали показать зрителям внезапную вашу встречу, ведь в

этой-то внезапности — вся соль передачи!‖

Рассказывает

М.Е.Чулкова,

Ответственный

секретарь пионерской организации Волгоградской

области

Первым из Сталинградских мальчишек принял бой на границе воспитанник музвзвода Петя

Васильев. Его 333-й стрелковый полк защищал Брестскую крепость. Стойко встретил массированную

бомбѐжку юный музыкант, плотный артобстрел и пулеметно-стрелковый огонь наступающих пьяно

орущих фашистов. 27 июня 1941 г. в очередном штурме здания крепостной церкви Петя заменил убитого

пулемѐтчика. Метким огнѐм помог бойцам в отражении многочисленных яростных атак врага. Только к

вечеру защитникам подошла помощь. Красноармейцы увидели смертельно раненого Петра около

разбитого «максима». «Отвоевался… — шептал он, — рано. Нельзя пропустить фашистов. Родным в

Сталинграде… сталинградцам передайте…» Не успел досказать своей последней просьбы юный

музыкант из Сталинграда. Ему было 17 лет.

14-летний пионер Жора Акулов с отцом — шофѐром вывозил в бекетовский госпиталь из

горящего Сталинграда раненых жителей и красноармейцев. В самый страшный день бомбѐжки 23

августа 1942 года они вывезли 83 человека. За мужество и отвагу Жора награждѐн медалями «За боевые

заслуги» и «За оборону Сталинграда». (Адрес не известен)

Более 500 старшеклассников и пионеров были подносчиками снарядов артиллеристам и

миномѐтчикам в уличных боях в Сталинграде. Причем, патриотические поступки совершались ими без

каких-либо приказов из вне — исключительно инициативно.

12-летний мальчик из х. Медведи Иловлинского района Павлик Архипов без устали под

бомбѐжкой подвозил на санях и подводах стройматериалы, продукты, воду, письма строителям

оборонительных сооружений на ближних к Сталинграду рубежах обороны. (К сожалению, умер)

О подвиге Миши Романова из Котельниковского района писатель Г.И.Притчин

рассказывает: «В тихое утро холодного ноябрьского дня партизанский отряд котельниковцев окружили

враги. На бруствере окопа сидел мальчик лет 13 — это Миша. В отряде его прозвали «дубок». Воевал он

вместе с отцом Зиновием Афиногеновичем. Хутор сожгли фашисты. Неизвестно, что стало с матерью

и сестрѐнкой. Третью атаку предпринимает противник. Партизаны плохо вооружены, но фашисты не

могут преодолеть сопротивление партизан. Убит командир, погибло много боевых товарищей.

Последним замолк пулемѐт отца. Силы неравные, враги подступили вплотную. Мальчик остался один. Он

встал во весь рост на край окопа и стал ждать. Увидев мальчика, немцы остолбенели от удивления.

Миша в последний раз взглянул на погибшего отца, схватил в обе руки по связке гранат и метнул их в

толпу окруживших его гитлеровцев. Раздался оглушительный взрыв, а через секунду был сражѐн

автоматной очередью сын донского казака, воспитанник пионерской организации Миша Романов».

Володя Дубинин — юный разведчик действовал в Серафимовичском и Клетском районах

(тѐзка и однофамилец керченскому пионеру Володе Дубинину). Под видом беспризорника бродил по

хуторам и станицам, всѐ, что видел и слышал точно фиксировал в памяти и докладывал командиру

части. Благодаря его данным наша артиллерия подавила огневые точки немецкой дивизии, рвавшейся

летом 1942 г. к Сталинграду. В декабре того же года награждѐн орденом Красной Звезды.

Серѐжа Солнышкин — его неоднократно вместе с ранеными солдатами 385-го стрелкового

полка пытались переправить через Волгу. Но мальчик убегал снова в полк. По пути вѐл разведку в

Мечѐтке. Из окружения вышел вместе с полком.

Мотя Барсова — на х. Ляпичев помогла уничтожить 20 фашистских солдат, пробившихся из

окружения под Сталинградом. Голодные солдаты угрожали еѐ семье, вынудили хозяйку приготовить

пищу. Еды в доме не было. Мотя, сославшись на отсутствие воды, побежала в школу, в сельсовет, и

подняла людей. Дом окружили, фашистов уничтожили, частично пленили.

Ваня Гуреев организовал в Ильѐвке ребят для ухода за 18 ранеными бойцами и командирами.

Подростки затем помогли красноармейцам выбраться из окружения.

Володя Демидов, комсомолец, вѐл разведку в городе и на подступах к Сталинграду. 38 раз

ходил в тыл врага, выполнял с риском для жизни сложные задания командования. Подросток награждѐн

орденами Красного Знамени и Красной Звезды, медалью «За оборону Сталинграда».

Люся Ремизова: еѐ неподалѐку от Сталинграда фашисты схватили в плен в ноябре 1942 г. и

заставили стирать белье, убирать помещения, где жили немецкие офицеры. Люсе удалось выкрасть

важные документы, сбежать и доставить их своим. За мужественный поступок Люся Ремизова

награждена медалью «За отвагу». (Дальнейшая судьба не известна)

Партизаны в Сталинградском сражении были активной силой. Их действия носили

диверсионный характер. В осаждѐнном Сталинграде вели разведку, совершали диверсии народные

ополченцы А.М.Иванов с сыном-девятиклассником Виктором и М.Ф.Палагушкин с сыном Юрием. Они

уничтожили два склада с боеприпасами, несколько автомашин и более 150 гитлеровцев. Все награждены

орденами и медалями.

Сколько бы ни прошло лет, в сердцах жителей нашего города будет памятно имя юного

партизана-разведчика Саши Филиппова. В отряде его знали как «школьника». Действуя в тылу 6-й

армии Паулюса, мальчик 12 раз переходил линию фронта, принося ценные документы, сведения о

расположении войск в городе. Он взорвал немецкий штаб, метнув в его окно гранату. Сашу схватили

фашисты и 23 декабря 1942 г. повесили вместе с двумя другими партизанами. Саша родился в 1925 году.

Его именем названы пионерские дружины, улицы и сквер в Ворошиловском районе города. Он награждѐн

орденом Красного знамени посмертно.

Сколько их было, юных и смелых, боровшихся за честь и независимость нашей Родины,

любимого нашего города! Разведчицы Света Токаревская, Галя Сухоносенкова; сыны полков Сережа

Алешков, Костя Зимин, Лѐня Украинцев, Витя Перьфильев; партизаны Костя Беликов, братья Алеша

и Александр Княжеченко, Вова Долгополов, помогавшие выносить из огня раненых… О многих написаны

книги, поэмы, песни. Им посвящались пионерские сборы, уроки мужества, поисковые акции.

Виктор Громов в дни военных действий в пределах Сталинградской области был

разведчиком. Три раза переходил линию фронта, разведывал огневые точки, места скопления противника,

расположения вражеских складов с боеприпасами. Громов Виктор взорвал склад боеприпасов. Он

принимал непосредственное участие в боях. Награждѐн медалями «За оборону Сталинграда» и «За

отвагу».

Женя Землянов, 14-летний мальчишка, 2 часа гранатами отбивал атаки фашистов, дав тем

самым красноармейцам возможность укрепиться и вместе с ними, затем держать оборону.

Володя Харченков, 16-летний сын полка 39-й гвардейской стрелковой дивизии. «Начальником

боевого питания» называли его бойцы и командиры за его ловкость и изобретательность в поисках

брошенного оружия, оставленного немцами в траншеях, за вовремя поднесѐнные пулемѐтные ленты,

гранаты и патроны. Вместе с другом Ашкиром Мурзагалиевым он наладил собственную переправу через

Волгу к складам боеприпасов. В боепитании перерывов не было.

Ваня Фѐдоров, 14 летний боец накануне смерти был принят в комсомол. Погиб 14 октября

1942 г. Ему было 15 лет. Тяжело раненый, с перебитыми руками, со связкой гранат бросился под

вражеский танк. Это случилось на площади им. Ф.Э.Дзержинского недалеко от входных ворот

тракторного завода. Он был воспитанником 112-й стрелковой дивизии. Мемориальная доска в его честь

укреплена на здании средней школы №3, расположенной вблизи площади. Его имя высечено на красном

знамени в Зале воинской славы на Мамаевом кургане.

Игорѐк Михайлов, восьмилетний мальчик награждѐн медалью «За оборону Сталинграда».

Стойко и храбро переносил опасности и лишения жестокой битвы. Для бойцов артполка приносил

письма и газеты, угощал их свежей водой, выслеживал вражеских разведчиков. Ребѐнок? Сильный духом

человек!

Разведчики 1-й гвардейской Сталинградской дивизии Вася Юлинин, Толя Зайцев, Юра

Новиков; юные защитники города Нина Ожогина, Георгий Григоров, сотни других подростков добыли

Победу в страшной на земле войне 20-го века. Юным героям, орлятам Сталинграда — пионерский салют и

наша глубокая благодарность за мужество, отвагу, самоотверженную любовь к Родине!

Рита Бутырская: во время героической обороны «дома Павлова» жильцы и дети

бесстрашно помогали воинам-защитникам. 12-летняя Рита укрывшаяся с братишкой Юрой и бабушкой в

убежище, бесстрашно под пулями бегала за водой к Волге. Однажды, когда Рита возвращалась с полным

ведром воды, немецкий пулемѐтчик ранил девочку в ногу. Вскоре выдалась возможность эвакуировать

оставшихся жильцов и девочку за Волгу, а потом поместить в Руднянский детдом. Маргарита

Васильевна Староверава (Бутырская) получила высшее образование, работала экономистом в Калинине.

Миша Рязанов, пионер Краснооктябрьского района обнаружил двух немецких автоматчиков,

проникших в наш тыл. Они стреляли из разрушенного каменного домика вблизи оврага у Волги. Миша,

хорошо зная места города, скрытно провѐл двух командиров к оврагу. Немцы были переодеты в женское

платье. Неожиданно для фашистов советские командиры открыли огонь. Одна «дама» была убита, а

другая попала в плен. «Дамы» были диверсантами, окончившими спецшколу. Приказом по 62-й армии

пионеру Рязанову объявили благодарность.(Дальнейшая судьба не известна)

* * *

Немного странным было то, что письмо, которое я печатаю последним, я получил

первым. А может быть, в этом была некая справедливость. Хотя ни слова о войне и еѐ героях в этом

письме нет.

Прочтите его.

И вы поймѐте, что место этого письма — в том же строю.

Рассказывает С. В. Багоцкий

Глубокоуважаемый Олег Николаевич!

В соответствии с Вашим обращением, опубликованном в "Советской России" 14 июня 2007

года направляю Вам материал о последнем пионере-герое СССР Константине Калинине, погибшем 4

октября 1993 года при защите Белого Дома.

Биографические данные:

Калинин Константин Владимирович

род. 7 сентября 1979 г., погиб 4 октября 1993 г.

ученик 8 класса школы 294 гор. Москвы.

Статья Б.М. Гунько с описанием обстоятельств гибели

К. Калинина прилагается.

С уважением

С.В. Багоцкий,

член Координационного Совета движения "В защиту детства"

14 июня 2007 г.

Б.М. Гунько.

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ КОСТИ КАЛИНИНА.

(«Трудовая Россия», 1994. № 6)

Второго апреля в полугодие после страшного октябрьского расстрела у стены стадиона

«Красная Пресня» проходила грандиозная панихида. На стене было закреплено около сотни портретов. К

ним подходили люди, пристально вглядывались в лица мучеников и, шепча их имена, клали цветы. Один из

портретов привлек наибольшее внимание. Он весь утопал в цветах и некуда было пристроить новую

свечку. Это был портрет-фотография мальчика, от лица которого трудно было оторвать взгляд.

Он смотрел на меня спокойно и с каким-то вызовом, словно приглашая к молчаливому

разговору. «Калинин Константин Владимирович», — прочитал я, и далее, ниже, то самое главное, что

поразило всех... 14 лет. Меня поразили его глаза — волевые и немного грустные, в них прямо светилось то,

что всегда отмечает натуры героические, — чистая совесть и готовность к подвигу. Та самая

пассионарность, о которой писал Гумилев и от трагического недостатка которой гибнет сегодня наша

Родина.

Пассионарность в 14-летнем мальчишке! И это тогда, когда именно дети и молодежь более

всех других попали под процесс растления и дегенерации!! А почему бы и нет! Ведь спасла же Францию

Жанна’д Арк, а были она лишь на самую малость старше Кости.

Так может быть и он шел на подвиг! Но не дошел. А, может быть, и дошел! Может быть и

совершил подвиг в том жутком огненном аду, что разбушевался в Доме Советов утром 4 октября.

Мысли эти не давали мне покоя, и мне захотелось узнать о нем, этом мальчике, как можно больше,

захотелось понять, откуда он взялся такой, пассионарный, понять, исключение ли он или начало

возрождения России, начало борьбы с угасанием самосознания самого непокорного на Земле народа! И

если не потеряла еще наша Земля способность рождать героев, значит, не все потеряно, значит, все еще

впереди.

И вот подхожу я к дому, где жил Костя Калинин. Вышло так, что его мама — Маргарита

Геннадиевна — несколько задержалась и сначала во дворе дома мне довелось познакомиться с его 10-

летним братом Петей. Сразу стало как-то легче на душе, когда узнал, что, Слава Богу! — Костя был не

единственным ребенком в семье, и кроме старшего теперь Пети есть еще и младший — пятилетний

Женя.

Но вот пришла мама, и мы, усевшись в маленькой кухоньке, начали беседу.

— Не для того я родила Костю... чтобы вот так...

Ей трудно было вспомнить, трудно говорить. Лицо ее, как показалось, все еще сохраняло

частицу той ужасающей боли, что так безжалостно обрушилась на нее в лютые октябрьские дни.

Почему он поехал туда! Думаю, это любопытство. Ну и, конечно, то, что очень

самостоятельный был... А в тот день третьего, муж с дачи вернулся и рассказывает, что люди едут в

Останкино. Ребята досмотрели телевизор и пошли гулять... И вот Петя в половину девятого приходит

один. И ничего не рассказывает, что были они в Останкино.

Когда там началась стрельба, он Косте стал говорить, что их убьют и надо домой бежать.

А Костя ему, вы подумайте только, что ответил! ЕСЛИ, говорит, НАС ЗДЕСЬ УБЪЮТ, ТО МЫ ЕЩЕ

РАЗ РОДИМСЯ! Ну и Петю какой-то мужчина проводил до метро, а Костя остался. И еще потом к

Белому Дому поехал.

Но что же с ним там произошло?

Если бы я что-то знала!.. Вскоре подала на розыск. Морги все обзвонила. В Склифосовском

сказали, что такого мальчика нет. Но тринадцатого, на девятый день сами позвонили... Что с ним было

— ничего не сказали. Сказали только, что на грузовике от Белого Дома привезли. Примерно через месяц

прокуратора нами заинтересовалась. Чего они хотели, я так и не поняла. Представляете, спрашивают:

«Состоял ли он в какой партии?!» В школу к учительнице ходили. Даже характеристику на него

заставили написать! Петю — девятилетнего! — допрашивали. Ну зачем все это! Говорили, что будет

возмещение ущерба... за одежду. Вы можете это понять?! Ну, а когда я их спрашивала — как же все это

было, то мне вообще ничего не отвечали, только от меня ответов требовали...

Все, все его добром поминают. Вот даже бабули только и говорят, что он сумку донести

помогал, и чинил все, и вывешенное белье от мальчишек охранял. Словно искал — что бы такое еще доброе

сделать. И дома, конечно, такой сделает — и в магазин, по хозяйству. За Женей так ухаживал!

Он очень самостоятельным был. Даже дружить стремился с теми, кто постарше. Учился

хорошо. Особенно по математике... На кладбище весь класс приехал. С венками, с цветами. А ребята,

многие такие уже высокие, крепкие, так переживали... Понимаете, им так трудно, так трудно было...

чтобы не заплакать.

И вот еще — на кладбище, слышу, ребята договариваются, что теперь, мол, всегда у Кости

встречаться будем.

В свидетельстве о смерти говорится: «Огнестрельные пулевые проникающие ранения

грудной клетки и живота с повреждением левого легкого, сердца, кишечника». Много ранений было!

Мне вещи никак не хотели отдавать! Но я настояла. И когда получила... там столько следов

от пуль было! В свидетельстве не все сказано. Например, руки у него были совсем черные. Видно,

топтали его... А горло перевязано. Почему? Видно, следы какие-то скрыть хотели. Нос был перебит. А

глаза... Впечатление такое, что глаз... вообще нет, а просто прикрыты веками. Они, веки-то, как-то

совсем внутрь провалились... Я его сначала просто узнать не могла.

Мы разглядываем фотографии. Костя везде разный и в одном одинаковый. Взгляд! Смотрит

в упор, словно очень хочет тебя понять.

Через несколько дней Костина мама помогла мне встретиться с его классной

руководительницей. Встреча эта была для меня не менее важна, чем встреча с его матерью.

Елена Николаевна! Чем Костя от других отличался? Он один из всей школы туда пошел!

Сначала мы думали — один. Но нет, не один. Позже выяснилось, что были и другие. Думаю, из

любопытства. Я одного спросила, что там было, в Останкино. Он видел, например, как ранило одного

мужчину. Так когда он рассказывал — в глазах ужас, и говорит, что уже больше никогда на такое не

поедет. Все они в шоке были. Ну, а Костя-то... ОН ВСЕГДА БЫЛ ТАМ, ГДЕ НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ! Он

все равно туда поехал бы. НЕТ, КОНЕЧНО, ОН ОСОБЕННЫЙ БЫЛ! Вот, например, он мог сразу

определить — что за человек перед ним. Это удивительно! И дружил он только с правдивыми,

открытыми. ВООБЩЕ, У НЕГО КАКОЕ-ТО ОБОСТРЕННОЕ ЧУВСТВО СПРАВЕДЛИВОСТИ. В лидеры

он никогда не рвался. И никогда не дрался. Был один только случай, когда он это сделал — совершенно

справедливо поставил на место одного ученика.

С той поры целый год прошел. Помнят его ребята!

А такого вообще забыть нельзя. Нет, его не забудут! Вот сейчас ребята и не только из его

класса в годовщину его смерти пошли на кладбище!.. Тогда — в том Октябре — ребята словно черту для

себя провели: «А ты за кого? Вся школа в трауре была. Не формально. Этот траур в сердцах был.

Ребята поняли — страшное горе случилось в их школе, их самих коснулось.

...Знаете, не могу я все-таки понять, как же у них рука могла подняться на мальчика! Ведь

видели же, что это ребенок. Как же можно ребенка убить? Ни за что! Да еще так изрешетить... Это

же умышленное убийство невинных людей. Убийство детей! Этому не может быть прощения. И народ

этого не простит никогда.

Нет смысла скрывать — мне, конечно же, очень хотелось бы, чтобы и мать и учительница

Кости в своих рассказах о нем убедительно вылепили образ идеального героя, тот, который я создал в

своем воображении. Мне очень хотелось этого, хотя я понимал, что подобный идеальный расклад

маловероятен.

Так, в сущности, все получилось. Я встретил очень добрых и разумных женщин, но отнюдь не

каких-то кузнецов героических кадров, и я не получил никаких прямых подтверждений того, что Костя

совершил подвиг, или хотя бы стремился его совершить. Увы! Не нашлось пока ни одного свидетеля,

который мог бы рассказать о последних часах его жизни.

И все-таки, чем больше я вдумываюсь в то, что известно совершенно достоверно, тем

увереннее прихожу к выводу, что Костя Калинин шел именно на подвиг, а, может быть, и совершил его.

Я сердцем чувствую, понимаю, ощущаю в малейших подробностях всю эту Костину мальчишескую

страсть к подвигу. Мне понятно это уже потому, что все мы, мальчишки 1941-45 годов, рвались на

фронт, и руководило нами при этом отнюдь не одно только любопытство.

Конечно, проще всего допустить, что Костя, как и другие ребята, пришел в Останкино из

любопытства. Но дальше-то. Его после начала стрельбы останавливали взрослые, но он считал, что

ЕСЛИ ЗДЕСЬ УБЬЮТ, ТО ОНИ ВНОВЬ РОДЯТСЯ! Это же и есть выражение той силы, которая ведет

человека на подвиг и ставит его выше страха смерти. Смерть каждого настигает, но смерть в подвиге

— единственная возможность человеческого бессмертия. Понимал Костя Калинин, что смерть ему

грозит. А если так, то какое уж тут любопытство!

Нет, вовсе не простое любопытство руководило Костей в те дни. Ведь он не только не

побежал из останкинского ада домой, вместо этого поехал к Дому Советов и остался там на всю ночь.

И утром, когда метро начало работать, тоже не уехал, а дождался-таки часа, когда принял смерть.

Значит, поступил он так вовсе не из любопытства, не из тщеславия. ИМЕННО ОБОСТРЕННОЕ

ЧУВСТВО СПРАВЕДЛИВОСТИ И МУЖЕСТВО — ВОТ КЛЮЧ К РАЗГАДКЕ ЕГО ПОСТУПКА.

Но обостренное чувство справедливости лишь тогда возможно, когда человек социально

чуток, когда он в состоянии не только видеть несправедливость, но и ненавидеть ее. Может ли быть

способен на это 14-летний мальчик, да еще под таким прессом культа насилия, предательства,

безнравственности?

ТОГДА РЕБЯТА СЛОВНО ЧЕРТУ ДЛЯ СЕБЯ ПРОВЕЛИ: А ТЫ ЗА КОГО? Означало это

именно то, чего так боятся демократы: политизацию детского коллектива. И думается, что если весь

класс тогда подвел черту между добром и злом, то уж Костя-то наверняка разобрался в этом вопросе.

И шел он ВПЕРЕД И ВПЕРЕД совсем не из любопытства. Нет! КОСТЯ КАЛИНИН ШЕЛ ПРОТИВ

ЕЛЬЦИНА!

Да, никто не сказал нам пока, как принял он свою мученическую смерть. Хотя вся это

бесподобная стойкость 14-летнего мальчугана в столь страшных обстоятельствах уже есть поступок,

который по справедливости должен быть назван подвигом.

При этом, однако, не исключено, что Костя совершил и нечто большее, чем подвиг

исключительной, но пассивной стойкости. Вполне возможно, что он совершил и ПОДВИГ

КОНКРЕТНОГО АТАКУЮЩЕГО ДЕЙСТВИЯ.

Зададимся еще раз вопросом — почему убили его так зверски. Проще всего, конечно, сказать,

что звери они и есть звери. Но почему именно на Костю с таким остервенением вылилась их злоба? Ведь

мало того, что весь он был изрешечен пулями. Судя по перебитому носу, повязке на горле, черным рукам,

его избивали. Не значит ли это, что чем-то особенным насолил он карателям? Может быть, именно

тем своим атакующим подвигом, о котором мы до сих пор ничего не знаем? Может быть, пытали! И,

может быть, упорство его удесятеряло ярость палачей!

Настораживают и многие действия государственных органов, например, в лице работников

морга и прокуратуры. Почему так долго (9 дней) «не могли найти Костю»? Может быть, вообще хотели

вопрос «замять для ясности»? Почему. Не щадя ни мать, ни девятилетнего Петю, так выведывали — с

кем дружил Костя и даже... не состоял ли в какой партии? Зачем потребовали официальную

характеристику на убитого 14-летнего мальчика? Не означает ли это, что был Костя отмечен чем-то

особенным? Не скрывает ли и по сей день прокуратура чего-то весьма важного о Косте? Может быть,

ей даже прямо и достоверно известно, что Костя Калинин совершил подвиг, но велено это скрывать, ибо

подвиги Героев будоражат сознание народа!

Много вопросов и так мало ответов... И все-таки, убежден я. что не только голос сердца

укрепляет меня в том, что Костя совершил подвиг. Вдумайтесь еще и еще раз в достоверно известные

факты, черты характера мальчика, попробуйте выстроить все это в логический ряд, и вы придете к тем

же самым выводам.

Я обращаюсь ко всем оставшимся в живых свидетелям кровавой бойни 4 Октября:

сообщите, если хоть что-то знаете о последних часах жизни Кости Калинина!

Ему было 14 лет, но выглядел он старше. Рост примерно 167 см. Одет был в синие

спортивные брюки, синий свитер, куртку цвета хаки, пышная шевелюра пепельных волос, глаза — голубые.

Я верю, что вместе мы восстановим истину. Так же, как восстановим наш великий Союз

Советских Социалистических Республик. И тогда, может быть, при входе в тот подъезд, куда столько

раз с ватагой сверстников влетал Костя, будет установлена мемориальная доска с надписью:

ШКОЛА № 294

имени Героя Советского Союза

КОСТИ КАЛИНИНА.

Когда я закончил чтение, то вспомнил, что в моѐм архиве есть воспоминания тех, кто в те дни

пытался защитить страну от пьяного мясника и его наѐмного быдла. Героически — но безуспешно. Я начал

листать электронные страницы, выхватывая то один, то другой кусок текста…

Свидетельствует учительница, мать расстрелянного 18-летнего юноши Наталья

Павловна Пескова: «Наших детей убивали зверски. Марину Курщеву застрелили на 7-м этаже, стреляя

в окно квартиры. Студентка первого курса юридического факультета, красавица, обаятельная девушка.

Матюхина Кирилла расстреляли в упор пять омоновцев с чулками на глазах. Ребята — студенты

электромеханического института — пришли на крышу посмотреть, что же происходит. Но эти звери

даже не выслушали их. Ребята кричали: «Мы студенты, безоружные, мы просто пришли посмотреть,

что происходит». Эти звери делали свое дело. Обуха Диму, студента архитектурного института убили

в затылок, Женю Виноградова изрешетили пулями, пять пуль в спину, две из них со смещенным центром.

Рома Денисов — в школе его называли ходячей энциклопедией, — отличник, пятнадцати лет. Его убили в

спину. Мой сын Юра получил четыре ранения: два в ногу, одна пуля со смещенным центром в живот и

одна в спину. Наших детей расстреляли, причем зверски, посреди белого дня, в любимом городе, по указу

президента...»

Нет, не то. Не то. Страшно, но не то. Вот!!!

Особой злостью отличался один эмвэдэшник. Я сначала подумала, что крыша у дяди поехала.

Он все время прыгал между нами, избивая прикладом то одного, то другого, и орал, что его братанов

порезали (уловила знакомую фразу шпика) и сейчас он нас... Это производило впечатление особенно в

сочетании с лицом — желтой мордой, красными глазами и с пеной на синих губах — он был бешеный.

Потом скомандовал всем встать на колени и затем лечь лицом вниз, руки и ноги в стороны, сопровождая

ударами ботинок. Увидев, что я стою, подскочил и ударил под коленки. Я не знаю, что бы он еще

вытворил, если бы не один светловолосый мальчуган лет 15, не больше. Отвлекая внимание на себя, он

вскочил на ноги белый, как полотно:

— Если ты такой борец, выйди со мной на ринг, а не здесь с автоматом силу показывай!

Дальше был кровавый кошмар. Эта пьяная сволочь кинулась к мальчишке, сбила с ног и стала

зверски долбить его дулом автомата прямо в живот, в пах. Мне казалось, что вот-вот произойдет

выстрел, так как омоновец держался за курок. Я кричала другим автоматчикам: «Если он его убьет, вам

придется всех нас убить!» Может, они были трезвее или мои слова до них дошли, но они оттащили

ублюдка и принялись потрошить сумки лежащих на земле мальчишек. Я воспользовалась паузой и

побежала, и поэтому не знаю, что стало с моим невольным защитником.

Может быть, это и был он — Костя? Может, это и был его подвиг — он спас девушку, которая

смогла донести до нас частичку того ужаса, сотворѐнного пьяным палачом ЕБээН и его либерастической

сворой? Мальчишка мог промолчать. Я не знаю — я бы, наверное, промолчал. А он… Он был лучше меня.

Они были вообще лучше нас. Может быть это был Костя… А может — и нет. Он не один был такой…

Он не один такой есть.

5.

ЭПИЛОГ

Если вы услышите — «этого не было», «это пропаганда», «это выдумка» — не спорьте. Не надо.

Просто знайте — это голос ничтожного труса и подлого предателя. И эти слова не фигура речи.

Это просто диагноз и приговор трусу и предателю. Тому, у кого никогда не хватило бы мужества на

поступки, о которых я рассказал — и кто в бессильной злобе старается смешать с грязью имена героев.

Чтобы хотя бы так сравняться с ними.

Потому что он сам — грязь.

ЕСЛИ НАС ЗДЕСЬ УБЪЮТ, ТО МЫ ЕЩЕ РАЗ РОДИМСЯ!

Костя Калинин, 14 лет. Москва, 1993 год.

И это — правда.

* * *

www.36on.ru

— Похоронили меня 14 августа. Украинские СМИ писали о том, что в Лисичанске был

расстрелян малолетний террорист Воскоенко Ярослав. Но это был «вброс». Я жив, со мной всѐ хорошо.

Объявлен в розыск я по 258 статье (часть 3) Украинского уголовного кодекса, обвиняют в терроризме.

Но мне всего 16 лет, я родился и вырос здесь, в Лисичанске. Какой же я террорист? В розыск

я был объявлен после того, как в интернете появился первый материал о батальоне «Юная

самооборона», этот материал содержал мою фотографию, а также было указано моѐ имя, как имя

создателя и командира батальона.

— Расскажи, пожалуйста, о событиях в Лисичанске. Как сформировалась твоя гвардия, как

она называлась, сколько человек в ней состояло? С самого начала.

— Вначале нас было немного, всего 11 человек. 22 мая украинские войска впервые напали на

наш город. Нам было по 16 лет. Мы мечтали вступить в ряды Ополчения, нам хотелось защищать свой

родной город. В Ополчение нас, конечно, не взяли, никто не мог принять на себя такую ответственность,

потому что мы несовершеннолетние. И мы решили сформировать своѐ Ополчение, наш батальон

назывался «Юная самооборона». Постепенно наши ряды увеличились, в батальон вступали новые люди,

нас стало больше. Вооружения почти не было. Три пистолета ТТ, два двуствольных ружья.

— Где вы взяли оружие?

— Это оружие было у нас в городе ещѐ до войны. И с этим оружием мы, тогда ещѐ в составе

11 человек, впервые приняли участие в бою в районе города Северск. Этот город был захвачен

украинскими войсками, перед ним находился украинский блокпост, который контролировал трассу на

Лисичанск. Мы провели разведку и затем отработали этот блокпост у украинских военных, их было не

очень много, 4 человека.

— Что значит отработали?

— Обезоружили. Забрали трофеи. Нам досталось 3 автомата АК, «муха» и РПГ. С этим

оружием мы вернулись в Лисичанск. Вот так, таким образом всѐ и началось. Наш батальон разрастался,

в городе о нас пошли слухи, подтянулись новые люди, такие же парни как и мы, 16-17 лет. Даже

девчонки, которым тоже было по 16-17 лет. Мы не умели обращаться с оружием и учились всему сами,

читали специальную литературу, смотрели обучающие видео.

— Ну а как же учения? Вы тренировались самостоятельно или всѐ-таки вами кто-то

руководил?

— Нам помогал дедушка, который прошѐл Вторую Мировую Войну. Он учил нас теории,

практику мы получали сами.

— 22 мая украинские войска атаковали Лисичанск. И в это время «Призрак» удерживал район

города. Вы тоже воевали в этот день?

— Нет, мы не смогли вступить в ряды ополчения и в тот день не принимали участие в боевых

действиях. Нас было всего 11 человек.

— Давай остановимся подробнее на том, каким образом новички присоединялись к вашему

батальону. О вас узнавали через интернет? Или, может быть, по слухам?

— По слухам, через знакомых. Мы старались не распространять информацию о нашей

деятельности в интернете. В батальон мы брали только людей проверенных, которые не подведут.

— Уточню ещѐ раз, каким образом к вам поступало оружие и поступало ли вообще? Или вы

использовали тот минимальный арсенал, о котором ты рассказал вначале?

— Минимальный арсенал. Никто не поставлял нам оружия.

— А что было потом? Расскажи про ваш второй бой.

— Наш второй, и последний бой произошѐл в день атаки украинских войск на Лисичанск. Мы не

поняли ситуацию, не знали, что «Призрак» ушѐл из города. И мы остались в городе. Потом пытались

отступить и столкнулись с украинской армией. На нас шли украинские танки и мы вступили в бой.

Погибло много парней. Погибла девушка с позывным «Красотка», ей было 16 лет. Она бросилась под танк

с тремя гранатами.

— Что же толкнуло еѐ на такой поступок, как думаешь?

— Не могу сказать точно, я не знаю. Могу только сказать, что единственный родственник,

который у неѐ был — это отец. И еѐ отец участвовал в ополчении и погиб на передовой. После этого она

вступила в наш батальон. Я не был знаком с ней лично, знаю только, что она пришла к нам за две недели

до того самого боя. Позывной ей дали «Красотка». Она была очень симпатичной девушкой.

— Как погибли остальные девушки? Почему не убежали?

— Они не пытались убежать. Мы отступали и параллельно отстреливались. Но с

автоматами против танков и БТР… Нас накрывали градами и миномѐтами. Кому-то повезло, кому-то

не повезло.

— Можешь рассказать подробнее про ход боя, как развивались события?

— Он был неравным. И погибли почти все. Мне... трудно говорить об этом сейчас. Я

вспоминаю… И не могу. На моих глазах… погибали товарищи.

— А как тебе удалось выжить?

— Я не знаю. Я получил осколочное ранение. Я не помню, как добрался до Алчевска, ехал на

мотоцикле, потом он заглох. Дальше мы шли пешком. В Алчевске никто не знал о том, что произошло.

Это не чужой для меня город, я здесь работал, учился. Я пришѐл в общежитие, в котором жил до этого.

Нас накрывали «Грады». Много... Много ребят полегло. Очень много. Нас было 58 человек, из

них 9 девушек, выжили и добрались до Алчевска единицы. Оружия хватало не всем. Пистолеты ТТ,

автоматы АК, две мухи, РПГ и снайперская СВД и гранаты Ф1, противопехотные гранаты… Бой

происходил на блокпосту ГАИ, на выезде из Лисичанска, район Белой горы. Там идѐт дорога в сторону

Стаханова. У нас был мотоцикл с коляской и одна машина — «копейка». Против нас шло 10 танков, сзади

БМП... Сколько их было, я не считал, но очень много...

Грады стояли немного дальше, машины — сорок стволов. Они видели, кто отступает… Что

это подростки. Но они шли убивать. Они увидели нас и сразу стали безжалостно уничтожать, сдаться

не предлагали. Насколько я знаю, это был батальон «Донбасс». Умирая, ребята кричали от боли. Мы не

держали позицию, мы пытались просто отступить, уйти за Мозговым. Но мы сильно опоздали.

После этих событий наш батальон был расформирован. Кто-то уехал в Луганск, в Донецк,

кто-то в Россию. Нужно было учиться. Я остался в «Призраке». Мне 16 лет, я несовершеннолетний,

бригада «Призрак» не может взять за меня ответственность. Поэтому я не принимаю участие в боевых

действиях на передовой и занимаюсь гуманитарной помощью. Те, кто уехал в Донецк, продолжают

участвовать в боевых действиях. Правда, контакты я со всеми потерял.

— Сколько конкретно человек осталось в живых?

— 18, включая меня. Из них четыре девушки.

— Можешь вспомнить имена и позывные погибших товарищей, их подвиги?

— Вадим Власенко. Могу сказать, герой посмертно. Ударил с РПГ прямой наводкой по танку.

Был расстрелян украинской пехотой, получил пулю из автомата. Ещѐ ребята... Был у нас такой хороший

парень, звали его Костя… Подожди… секунду. (тяжело дышит). Очень смелым был парнем. Пошѐл

против танков и БТРов с автоматом и гранатой. Получил пулю в голову. У нас не было бронежилетов…

Ничего такого.

— Есть ли у вас последователи?

— Да, я слышал, семнадцатилетние парни из батальона «Восток», в отряде Мотороллы

сражается семнадцатилетняя девушка, в Донецке служит пятнадцатилетний командир учебной роты,

Андрей.

— Слышал, что ребят твоего батальона взяли в плен. Как это было?

— С момента боя под Лисичанском прошло две недели. И три моих товарища отправились на

разведку. Это была диверсионно-разведывательная группа, их задачей было уничтожить склад с

оружием. Они вышли на этот склад, дали наводку, но не смогли его уничтожить. Их взяли в плен. Через

три часа я узнал, что их расстреляли.

— Откуда ты это узнал?

— Мне позвонила мирная жительница, пожилая женщина. Она сообщила, что в посѐлке

Малорязанцево, под Лисичанском, расстреляли троих шестнадцатилетних парней.

— Тебе по ночам снятся кошмары?

— Снились. Сейчас перестали.

— Бывают нервные срывы? Депрессия? Не жалуешься? Психологически тяжело перенести

такие события.

— Нет. С психикой всѐ хорошо. А депрессия да, была. После того боя. Двое суток я не мог

спать, есть, постоянно думал о том, что случилось. Постепенно это прошло.

— Если тебе тяжело, мы можем закончить интервью в другой день.

— Нет. Раз начали, давайте закончим.

— А почему ты не уехал в Россию, остался, вступил в ряды ополчения Мозгового?

— Я не оставлю свой город, свою землю. И буду бороться до конца. Я не стану убегать в

Россию. Я здесь родился, и останусь на этой земле до конца. Это мой дом. И мне очень стыдно и больно

смотреть на тех мужчин, которые уехали в Россию как беженцы. Я не могу назвать их мужчинами.

— Как относишься к политике Украины, к современной идеологии? К тому, о чѐм пишут

украинские СМИ?

— Я смотрел новости ТСН, телеканал 1+1, и сам чуть было не поверил, что я жестокий

убийца. Они много лгут. К примеру, они пишут, говорят, что на Референдуме нас заставляли голосовать

под дулами автоматов. Но нет, это ложь. Все, кто наблюдал за референдумом, видел это движение…

Очереди… Люди шли голосовать за независимость. Украинские СМИ хотят показать себя с лучшей

стороны, но они ничего не выигрывают от того… Они транслируют враньѐ.

— Расскажи, чем ты вообще занимаешься. Чем ты знаменит, кроме того, что являешься

членом ополчения?

— До войны я занимался музыкой, такой как rnb и реп, я писал песни и исполнял их, выступал,

давал концерты, я занимал места в музыкальных конкурсах и фестивалях, которые проходили в Луганске.

Например, «Золотая номинация». Сейчас я почти не занимаюсь музыкой. Я больше занимаюсь военной

тематикой.

— А кроме музыки, какие увлечения, хобби у тебя есть?

— Спорт, лѐгкая атлетика. Стрельба.

— А сейчас ты чем занимаешься?

— Я состою в бригаде «Призрак», в гуманитарном отделе. Занимаюсь гуманитарной

работой. А ещѐ я учусь. Успеваю учиться. Специальность «сварщик».

— Сколько лет тебе осталось учиться?

— Два года вместе с этим. Потом я могу отучиться ещѐ два года и получить специальность

«младший специалист».

— И как ты себе представляешь свою карьеру, будущую трудовую деятельность?

— Пока никак. Обстановка не позволяет. Непонятно, что будет дальше.

— И если бы не было войны, в каком городе ты бы хотел жить и работать? На каком

предприятии?

— В своѐм родном городе Лисичанске, на нефтеперерабатывающем заводе, который, кстати,

был обстрелян со стороны украинских войск и сейчас не работает.

— Музыкой сейчас не занимаешься, может быть, пишешь стихи? О чѐм было твоѐ

творчество и о чѐм ты хочешь писать сейчас?

— Да, я собираю материал про военные действия, но здесь у меня нет студии, чтобы

записывать треки. Я писал лирические песни, это была лирика, песни о жизни, сейчас я пишу стихи о

Лисичанске, о военных действиях. Клипы я не снимал, есть один полуклип. Песня называется Луганская

Республика. Клип смонтирован из видеоматериалов о событиях, которые сейчас здесь у нас происходят.

Музыкального образования у меня нет, но я с детства думал о жизни, писал стихи. Первую песню записал

в 14 лет, она называлась «Друзья».

— О чѐм будешь писать дальше?

— Точно также, о жизни, о любви.

— В интернете можно познакомиться с твоим творчеством?

— Можно, даже в яндексе или гугле.

— Не думал о том, чтобы уехать в Россию и заняться творчеством? Там была бы

возможность работать в хорошей студии.

— Я не хочу. Здесь мой дом, моя Родина. Студия звукозаписи… — это всѐ не может стоить

моей чести и чести моей Родины.

— Когда станешь совершеннолетним, если война не закончится, отправишься на передовую?

— Конечно.

— А что ты умеешь, что будешь делать на передовой?

— Много чего умею. Но готов даже просто рыть окопы. Могу стрелять, умею бросать

гранаты.

— В школе как учился?

— С 1 по 5 класс был отличником, до 8 класса хорошистом, 9 класс закончил троечником. Так

вот получилось. Наверное, подростковый возраст был… Хотелось всѐ и сразу.

— Было желание съездить куда-нибудь, уехать в отпуск?

— Да, я ездил в Москву на неделю. Посмотреть город, отдохнуть.

— И как тебе город?

— Ну как люди… Люди разные. Я увидел парня с девушкой, и эта девушка была похожа на

парня… И это был парень. Вообще как я понял москвичи не помогают друг другу, помогают только если у

тебя есть деньги. У нас на Донбассе такого нет. Я был в Ростове, в Воронеже, Воронежское

водохранилище очень красивое… Ростов — город-побратим Луганска. В Ростове и Воронеже люди

попроще, чем в Москве. Сложно объяснить, в чѐм это проявляется. Могу сказать так: не такие люди как

у нас. Непростые.

Слава Воскоенко

* * *

В книге использованы:

— иллюстрации К. Безбородова,

С.Бондара,

А. Годова,

И. Ильинского,

Ю. Каштанова,

И. Пчелко,

Н. Чебакова

— материалы книг:

1.А.А.Гребѐнкина. Живая боль. Минск. Беларусь. 2008 г.

2. И. Гуммер, Ю.Харин. Это было в Калаче… Волгоград. Нижне-Волжское книжное

издательство. 1968 г.

3. Дети военной поры. Москва. Издательство политической литературы. 1988 г.

4. Дети и молодѐжь в война ХХ века. Курск. 2008 год.

5. В.Н.Дроботов. Босоногий гарнизон. Волгоград. «Издатель». 2004 г.

6. Ю.И.Евсеев. И вновь для меня жизнь как первопрохожденье…

Азов. ООО «Азовпечать». 2007 г.

7. В. Кириллов. Пока помнят сыновья… Тверь. ООО «Издательство «ГЕРС»», 2005 г.

8. И в бою, и в труде… Волгоград. Изд. Панорама, 2007 г.

9. А. Овсяников. На Орловско-Курском направлении. Москва. ВПК «Наследие». 2003 г.

10. Н.Остапенко. Две звезды. Г. Балаково. 1998 год.

11. О подвигах, о доблести, о славе… Москва. Детская литература. 1981 г.

12. Пионеры-герои. Очерки. Издательство "Юнацтва", Минск, 1985

13. Подвигу жить! Москва. «Молодая гвардия». 1972 г.

14.Тамбовские писатели — детям. Управление образования и науки Тамбовской области.

Тамбов. 2008 г.

— набор открыток «Юные герои Кубани». ООО «ГлавМедиа». 2005 г.

— материалы документальных фильмов:

1.«Маленькие герои»

2.«Дети войны»

3.«На войне маленьких не бывает»

4.«Последний бой «неуловимых»»

— материалы Интернет-ресурсов:

1. www.molodguard.ru

2. www.lenta.ru

3. www.groups.msn.com/queenvictoriaschool/reunionsandgranddayphotos.msnw

4. www.nashsovr.aihs.net/p.php?y=2004&n=2&id=2

5. www.36on.ru

Особая благодарность

— Л.В.Близнец

— Л.Д.Городилова

моим замечательным

— А.И.Болотиной

— А.А. Гребѐнкиной

соавторам:

— А.Н.Брадис

— В.В.Гридчина

— Ю.А.Акимову

— К.И.Брыкову

— З.С.Гурьевой

— В.Н.Атамановой

— Р.А.Буевич

— В.Ф.Деткову

— В.И.Афонасину

— А.И.Ветрову

— Т.Д. Дубинину

— Г. Ахметовой

— А.М.Воронову

— Ю.И.Евсееву

— С.В. Багоцкому

— А.А.Выборновой

— В.В. Елагину

— М.П.Белой

— Ф.М.Гаврилиной

— Н.Д.Ермохину

— Л.Г.Беспаловой

— Т.А.Галкиной

— В.Ф.Ефимову

— В.Ф.Билан

— Г.Ф.Галочкину

— Г.Д.Ефремовой

— А.И.Ефремову

— Л.Я. Раткевичу

— Т.Т.Зафесовой

— В.И. Рафальской

— Ю.П.Зиброву

— Е.В. Редькиной

— А.Д. Зуйкову

— А.В.Рожковой

— Ф.И.Иванову

— Д.Ф.Рыбалко

— Ю.А.Калинину

— Е.А.Рыбакову

— Л.А.Калягиной

— П. И.Сабаеву

— А.Ф.Канарейкину

— А.П.Сабуровой

— В.В. Капитоновой

— М.Б. Савыгиной

— В.А.Карсанову

— В.С.Сазоновой

— Р.И.Кирик

— В.Г.Самохину

— В.Я.Кириллову

— Е.Ф.Сидорову

— А.В.Колесникову

— Е.И.Спиридоновой

— Г.А. Команской

— В. А. Сторожуку

— В.Н.Коновалову

— М.Г. Суханицкой

— Р.А.Константиновой

— П.И.Таранец

— И.И.Конченкову

— Ч.С.Тегиеву

— Ю.Д.Корнилову

— П.М.Ткаченко

— И.Н.Красавину

— Е.П.Тращенко

— З.П.Красноок

— Г.Д.Третьякову

— Д.П.Кривченко

— В.Г.Трубину

— С.Д.Кудрявцевой

— В.Ф.Трутневой

— О.К.Куприяновой

— Т.Г.Тагуновой

— В.С.Лаврик

— А.Ф.Удовиченко

— Н.Ф. Лаптанович

— И.В.Укасовой

— Н.Н.Марковиной

— И.В.Уколовой

— В.А.Махову

— С.В.Устинову

— Г.М. Мелентьеву

— В.И.Фоменко

— Н.И.Мелешко

— А.Т. Фоминой

— Г.М.Милохиной

— О.Д.Чабаненко

— Е.А.Минибаев

— И.Ф.Черникову

— К.Д.Мирославскому

— М.Е.Чулковой

— В.Я.Митину

— В.Д.Чулкову

— И.М.Митраховичу

— М.В.Чулкову

— Г.А.Мурашову

— В.П.Чуприну

— В.К.Мурзинцеву

— М.Г. Шандаровой

— В.В.Небучеву

— В.П.Шеховцеву

— Т.А.Немцевой

— И.С. Широких

— А. М. Носачѐву

— А.Д. Шныпикову

— В.Н.Норцовой

— Е.Н. Щеглову

— Е. Ю. Объяковой

— П.Г.Щербакову

— Т.Р.Овсянниковой

— З.В.Яблоковой

— М.Г.Оноприенко

— М.И. Яценко

— В.М.Осипову

— Н.М.Остапенко

— И.А. Платонову

— Н.Л.Петрик

— З.И. Перхун

— А.П.Пешехоновой

— Н.С.Плаксину

— Ю.П.Попову

— В.В.Прокофьевой

редакциям газет:

— Вечерний Минск

— Дальневосточный Комсомольск

— Калач-на-Дону

— Копейский рабочий

— Мысль

— Родина

— Смоленская Правда

— Тверская жизнь

— Тюменский курьер

— Ульяновская Правда

— «Химик» ОАО "Каустик" (г. Волгоград)

— Честь имею

Курскому музею «Юные защитники Родины»

Калининградской региональной историко-патриотической общественной организации

«Поисковый отряд «Фридрихсбург»»

Историко-краеведческой библиотеке г.Псков

Волгоградской областной пионерской организации

Ассоциации «Юные защитники Родины».

165