Залив в тени листа

Но тем не менее он был здесь, в центре капкана, приготовленнного специально для него, в карикатурном повторении канонных событий.

Зион нахмурился, золотая вспышка уничтожила сад плоти, превратив в ничто лес идеальных рук, ног и туловищ.

Удар на миллионную долю секунды приоткрыл дорожку к ядру Сущности, и Курама, ожидавший атаки на манифестацию, не упустил момент. Мы стали статистами, беспомощными наблюдателями, не способными ни на что повлиять. Впрочем вру. Я и Тейлор были в конструкции лиса подобием радиатора и выхлопной трубы, а Курама — разогнанным до упора движком, перерабатывающим самость Сущноси в потоки сырой чакры.

Энергия, проходя через печать, перераспределялись между пленниками Котла, изменяя их, восстанавливая жизненные силы и функции, разрушенные осколками. Светлячок повторяла мои манипуляции, воздействуя на каждого измененного с недоступной мне хирургического точностью.

Все шло по плану. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Я недооценил масштаб. Шарды, подключенные к отдельным людям, были огромными существами, ядро Зиона ... это было как 'Икс-винг' против Звезды Смерти. То, что мы сливали невольным шиноби Котла было каплями, просачивающимися через плотину, настоящий поток начался спустя субъективные часы, когда казалось, что дальше уже некуда. Типичный случай попытки откусить больше, чем можешь.

В результате мы оказались в положении человека, пытающегося ложкой вычерпать море. Хорошо, что не человека пытающегося поработать громоотводом. Хотя до этого было уже не долго — если Курама продолжит в том же темпе, то штаб-квартира Котла приобретет несколько тысяч тонн чакропроводящего железобетона, а местные гомо сапиенсы набор улучшений, которые превзойдут даже те, что у них имелись до нашего вмешательства.

Предупредить Котел? Это будет иронично: Числовик рассчитает площадь печати, Контесса оценить путь к победе, Доктор расскажет про неизбежные жертвы и все втроем радостно уйдут порталом, чтобы устроить еще большую жопу из лучших побуждений.

Тейлор. Все мои попытки не дать ей в итоге закончить жертвой собственной сверхсилы оказались напрасными. Ничего не выражающее лицо под маской, капли пота, скопившиеся на верхней губе, судорожные подергивания глаз. В водительском сиденье был ее пассажир — слабый человеческий разум не выдержал, отступил, оставив управление инопланетному монстру. Похоже, что она и в этой версии Земли Бета спасет мир. Сырая чакра справилась даже лучше Панацеи.

Я еще сохранял подобие рассудка, потому что она приняла на себя львиную долю. Наверное так ощущает себя лесоруб, когда вековое дерево треща медленно валится прямо на него. Инстинкт подсказывает, что надо бежать, спасаться, а разум уже понимает, что это выбор между быстрой смертью и долгой жизнью беспомощным калекой.

Когда мы обсуждали варианты с Курамой этот план казался разумным. Не стоит слушать демона-лиса после километрового заплыва и драки с Губителем.

* * *

Степень осознанности моего состояния оказалась сильно преувеличена.

Я увидел океан. Субстанция, эссенция снов расстилалась перед мною. Я знал, что эти воды бороздят корабли с парусами-крыльями, что там, за горизонтом раскинулись острова, чьи жители держат свои сердца снаружи, подставив их соленым ветрам. Что где-то рядом каменные ступени ведут в гробницу, где в своем боевом облачении навсегда заснул последний из Павших. Что художник, переродившийся магом, или маг переродившийся художником, странствуют через расколотые миры, собирая их в единый Доминион.

Я смотрел на место, которое человек видит дважды, трижды если он благословленный счастливчик, как написал один сумасшедший британец. Кто-то, вернувшийся с порога, рассказывает про туннель света. Кто-то про встречу со своим мечтами. Кто-то про выворачивающий нутро ужас. Я же потерял себя в многообразии вариантов, возможностей и путей. Наверное так ощущает себя человек, коснувшийся Видящего — искалеченного своей силой парачеловека, на службе Котла, способного объять своим восприятиев все множество миров.

Эта мысль помогла мне сконцентрироваться. 'Что. Происходит. Вокруг. Меня.' Тело не реагировало, больше того, оно не ощущалось. Я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, не мог даже ощутить потоки чакры, превратившись в всеведущего, всемогущего и абсолютно безвольного наблюдателя эффектов ударного выброса допамина.

Паника превратила меня в судорожно сжатое в комок эго. 'Здесь можно повстречаться с богами, и говорить с дьяволами.' Я знал, что увижу, знал, что почувствую. Прикосновение к чему-то необычайно мудрому, заботливому, понимающему, впаду в экстаз, или же наоборот — потеряю себя под набегающей волной ужаса.

'Что. Происходит.' Мысли выходили медленно, как будто я бы слишком болен, или слишком пьян, чтобы говорить.

Я плыл в океане эссенции, и в то же время был каждой камерой безопасности в коридорах базы Котла. Они эвакуировали людей. Это было быстро, механистически, как забой куриц на птицеферме. Порталы и Привратник.

Я нырял в волны, пахнущие рассветом, встреченным вместе случайными любовниками, и видел плывущих сквозь межзвездную тьму Сущностей. Цель. Траектория. Согласие. Они извивались, как единая молекула ДНК, расходясь и сближаясь в своем танце.

Я слушал пение сирен, вдохновлявших поэтов, готовых иной раз влезть в петлю, чтобы вновь услышать эти голоса, и видел как молодая девушка неуверенно подходит к столику в кафе, где читает книгу высокая женщина с длинными вьющимися волосами цвета воронова крыла.

'Может быть я справлюсь, может быть я научусь быть в порядке.' Еще одно эхо, еще один придуманный-подслушанный разговор.

А потом пришла боль.

Я читал про мотоциклиста, грудную клетку, которого разорвало на части, когда он врезался в вывернувшую с второстепенной дороги машину. Он выжил, это было настоящим чудом, цепочкой событий куда более редкой, чем июньский снег, но, самое главное, он ничего не помнил про тот день.

В моей памяти отпечаталось каждое мгновение.

В каноне Хепри называли монстром, чудовищем и до сих пор я не понимал причины. Да и Вилдбоу не слишком затруднялся на этот счет, видимо для урожденного канадца возможность самостоятельно расстегнуть ширинку, чтобы не намочить штаны, является самоценностью размером в половину Аляски. Правда заключалась в том, что Хепри управляла всеми процессами. Сердцебиение, дыхание, моргание глаз. Это было очень страшно — не знать, сделаешь ли ты следующий вдох, будет ли следующий удар сердца, чувство полнейшей зависимости и неспособности ничего предпринять.

Для пробудившейся Королевы-Администратора, и я, и не принимавший участия в эвакуации Доктор, и замешкавшийся Числовик оказались не более чем пальцами на перчатке, в которую она просунула свои щупальца.

Двередела Котел убрать не успел. Или не мог, или еще что-то. Портал, просьба произнесенная Доктором, под диктовку чужого. У них должны были быть какие-то контрмеры, стандартная практика для мира полного Мастеров с Чужаками, но ни одна из них не сработала.

Хепри сняла блокировки Двередела с безжалостностью и эффективностью циркулярной пилы. Тот же выброс чакры Кьюби наверняка сократил ему жизнь на порядок, но такие мелочи Королеву-Администратора не беспокоили. Ей нужна была дверь в пространство Зиона, в пространство осколков и она ее получила.

Затем Королеве-Администратору понадобились мои навыки, и она взяла их также, как полет пчел или язык муравьев. Архив, хранивший в себе все знания шиноби. Для Хепри это было огромной коллекцией кнопок, на каждую из которых она могла нажать.

На заре мира шиноби Оцуцуки Хагаромо cоздал что-то из ничего, разделив чакру между девятью Хвостатыми Зверьми, и сейчас это знание, знание добытое Акацуки о создании Десятихвостого, знание о возвращении душ из мира мертвых, все это было доступно Хепри. Точнее, у нее в руках были рубильники от черных ящиков, спрятанных в моей голове.

И она ни на секунду не задумалась, стоит ли их применять.

Мир замкнулся в кольцо — потоки чакры вернулись обратно, проращивая невиданный в безмолвном измерении осколков сад. Королева делала то, что не смог сделать Воин — защищала своих подданных, окружая распадающееся ядро Зиона и пирующего Кураму растущей на глазах несокрушимой стеной деревьев.

Демон-лис запаниковал, попав в собственную ловушку. Он не мог остановиться — Воин бы убил его, не мог снизить поток — он сам бы превратился в очередной кустик, не мог даже вернуться в заботливо подставленного джинчуурики — я был заперт внутри собственного тела.

Я не мог ничего сказать, мог только подумать, попытаться послать образ через мистическую связь образующуюся между человеком и биджу. 'Королева.'

Курама заревел, выбрасывая во все стороны тончайшие нити чакры, пытаясь найти бреши в защите Администратора. Тот отвечал, создавая тысячи порталов, отсекая щупы биджу, запирая их в других измерениях.

Кажется лис сдался. Он стал увеличиваться в размерах, яростно кидаясь на переплетение древесных стволов, прожигая мгновенно зарастающие просеки. Если бы Администратор мог радоваться, то он был праздновал победу, но вместо этого лиса окружило еще большее число порталов, а созданная мною техника стала тянуть в них тело Курамы, разрывая его на части.

Созданное Двеределом окно на секунду раскрылось прямо перед мордой Курамы. Королева-Администратор захотела себе маленький кусочек лиса прямо себе в карман. Руки сами стали складываться в печати. Лис ухмыльнулся. Для шиноби важнее ток чакры, чем нервные импульсы.

— Техника контроля тела!

Марионетка поменяла хозяина.

Мой первый удар с влажным хрустом вошел Тейлор в незащищенный затылок, бросая ее вперед. Второй — глубоко вмял переносицу Дверодела.

Силы, управлявшие моим телом исчезли. Я упал назад, не способный сгруппироваться или смягчить удар.

Темнота.

* * *

Меня по лицу больно бил цыган. Похоже ему что-то было от меня надо, удары по щекам сменялись ритмичным потряхиванием, окриками и рывками. Голова болталась из стороны в сторону, раскаленный шар внутри нее выбивал искры из глаз врезаясь в кости обмотанным тряпками молотком.

— Ппп..., — донеслось из моего рта.

Цыган удвоил усилия.

Я прикусил язык.

— Прекрати! — тонкая девичья рука легла на плечо моего обидчика.

— Хххрк.., — поблагодарил я ее.

Цыган обернулся с видом побитого кота — вцепился бы когтями, но слишком боится хозяйского тапка.

Наконец то оставленный в покое, я покрутил головой. Похоже, что нас как— то спасли, иначе зачем бы здесь была Панацея, ну или кто-то похожий, нарядившийся под сестру милосердия образца belle epoch. От описания в книжке она отличалась примерно также как Гарри Дрезден в сериале от книжного прототипа. Я бы сказал — Ангела Меркель в молодости, только другого колера.

Радости и ликования собравшиеся вокруг меня не выражали, наоборот, первое, что пришло в голову — чумные доктора, вокруг смертного одра. Маски только усиливали это впечатление — тетка, изображающая сварщика, девушка неестественно извернувшаяся в кресле-каталке, поджавшая руку птичьей лапкой к подбородку, черт с красной кожей наподобие Хеллбоя из комиксов, хрен, как будто сбежавший из экранизации 'Алисы в зазеркалье', с циферблатом вместо лица, и прочая и прочая.

Настоящий аншлаг.

— Мистер Ведер, — кажется я это уже где-то слышал. Ну разумеется. Куда мы без мисс-летающий-кирпич. Не хватает только Джека, чтобы придать пикантности этой вечеринке. — у нас накопилось много вопросов.

Сразу к делу.

Интерлюдия 3.Х.

Трюкач

Он смотрел на сливающиеся в объятиях тела, закусив до крови губу между клыками. Сила отказывалась работать, он мог спокойно перекинуть с места на место любого из наемников Койла, мог прыгнуть сам или же поменять местами какие-нибудь мелочи, но с огненного барьера, закрывшего Кицуне и Ноэль его способность соскальзывала, не зацеплялась, и это приводило Трюкача в бешенство. Вишенка на торте.

Справедливого в этом ничего не было, черт, да он и сам говорил, что отношения не могут быть честными — это не деловая транзакция, не равноценный обмен.

Когда Ноэль сказала: 'Ты мне нравишься, Краузе,' — он был счастлив и смущен одновременно. Потом, после Мэдисона их отношения стали другими. У него была команда, он, несмотря на все свои недостатки, кажется справлялся. Пусть медленнее, чем хотелось, но так или иначе, он двигался к тому, чтобы вылечить Ноэль и вернуть всех домой. Она же теряла терпение, менялась, с каждым днем в ней оставалось все меньше и меньше девушки, которую он любил. Это видели все, кроме него.

А теперь Краузе ткнули прямо носом. Как котенка.

Ноэль винила его за свое уродство, и он сам не мог простить себя за то, что сделал.

Что, если бы она выпила полный флакон, а не разделила его с Оливером? Уравняла бы вторая половина, гипертрофированная нормальность, монструозную часть? Что было бы, если бы он настоял?

Краузе уставился в пол. Ничего больше не имело никакого смысла. Вернуться на Землю Альфа? Зачем? Играть в Рансак? Лидером Путешественников ему больше не быть. Пусть будет опять Ноэль, если все получится. Сейчас, он просто не может никому смотреть в глаза.

В отношениях масок все упиралось в репутацию и уважение.

На секунду в голову пришла жалящая мысль, что с Коди они оказались слишком похожи.

* * *

Трюкач даже не понял, что произошло.Вспышка оранжевого пламени, облизала ему лицо. Единое существо распалось на потерявшего лоск Кицуне и Ноэль, сломанной куклой лежащей на подушке из дергающейся в предсмертных судорогах плоти, соединенной с ней тысячами отростков.

— Получилось? — прошептал Баллистик.

Панацея бросилась к Ноэль, Краузе поспешил за нею.

— Стой! — окрикнула его Солнышко — Марисса.

Он посмотрел на Кицуне. Тот припал к полу, вывалив прямо на бетон язык.

— Получилось? — повторил за Баллистиком Трюкач, глядя лису прямо в глаза.

Кицуне прикрыл веки.

То ли да, то ли нет.

Краузе подхватил Ноэль удерживая ее торс на весу, прикрывая от беспорядочно дергающихся щупалец.

Панацея положила руку на запястье Ноэль, лицо исказила гримаса, которую он часто видел на лице Сплетницы. Перегрузка. Что бы не делала Панацея это было на грани ее возможностей, или даже за гранью.

— Мне не с чем работать, — прошептала она.

— Что? — не понял Краузе.

— Я не могу ей помочь.

В его голове что-то сломалось. Сознание с треском рвало ниточки, связывающие его с реальностью. Если бы он мог, как этот самовлюбленный мудак Коди вернуться на несколько секунд назад, исправить то, чему способствовал собственными руками.

Звезды, откуда под землей звезды, успел подумать Краузе проваливаясь в темноту.

Он очнулся с вкусом рвоты во рту. Рядом судорожно трясла головой Панацея. Его друзья с трудом поднимались на ноги. В голове бушевал шторм. Подмена. Панацея не может работать с тем, что есть. Отростки входившие в тело Ноэль, у нее не было над ними власти, это было как раковая опухоль, проникшая в каждую клетку организма. Биология чуждая земной жизни, убивающая его... все еще любимую.