Нос Мун прижался к кончику носа покровительницы грёз, а их губы были так близко, что на них ощущалось горячее дыхание. Двусмысленность ситуации подчёркивалась ещё и тем, что правое переднее копыто владычицы кошмаров продолжало гладить щёку тёмно-синей пони, время от времени соскальзывая на подбородок или затылок, порой причиняя боль нарочитой грубостью.
— Мне было больно и холодно... Холодно в душе, даже под палящими лучами солнца, — продолжила шептать иссиня-чёрная аликорница, шумно втянув в себя воздух. — Тогда я возненавидела тебя, Селестию, других пони. Ненависть... страшное, опустошающее чувство, за которым приходят апатия и осознание своей беспомощности. Я думала, что подвела тебя, из-за чего ты решила от меня избавиться; я думала, что ты предала меня, решив спастись в одиночку... А потом выяснилось, что ты даже не считала меня настоящим разумным существом.
На последних словах Найтмер усмехнулась, резко переместила ногу на затылок Луны и надавила, прижимая её губы к своим, но не размыкая их, так и не превратив это действие в поцелуй. Впрочем, единственной целью данного манёвра было желание не дать принцессе ночи заговорить, чего прародительница лунопони с блеском и добилась.
— Молчи, — чуть отстранившись, в очередной уже раз потребовала Мун. — Я не хочу слышать лживых извинений за то, чего ты не совершала: ведь нельзя предать того, кого ты не считаешь другом, соратником... живым существом. Я не хочу слышать заверений, что ты никогда так не поступила бы, если бы знала правду. Может быть и так, но... мы этого уже никогда не узнаем. Чего же я хочу от тебя?
Голос иссиня-чёрной кобылы превратился в лихорадочный шёпот, а взгляд приобрёл блеск безумия, которое совсем недавно принцесса ночи уже видела в своём сне, когда её дочь вступила в безрассудную схватку с ночным кошмаром.
— Я хочу... Я хочу видеть как ты сияешь самой яркой звездой на ночном небосводе; я хочу видеть, как тобой восхищаются и трепещут перед твоей силой; я хочу сокрушать твоих врагов, вновь вселяя в их сердца ужас и отчаяние; я хочу видеть тебя в кандалах на стальной цепи... Я... — голос Найтмер практически затих, уши прижались к затылку, веки с силой зажмурились, а из-под них просочились две слезинки, которые проскользили по бархатистой шёрстке мордочки, оставив две влажные дорожки, сорвались с подбородка и устремились в короткий полёт до пола. — Я хочу восхищаться тобой и ненавидеть тебя; любить и бояться; завидовать успехам и радоваться поражениям... Я хочу... Я хочу, чтобы ты снова была той, кем следует гордиться.
"Я хочу, чтобы ты признала меня, моё существование, и моё право называться твоей дочерью!", — мысленно прокричала владычица кошмаров, но вслух эти слова так и не прозвучали, так как сейчас для них были не время и не место.
...
Луна чувствовала себя оглушённой. Пусть Найтмер отстранилась и больше не прикасалась к ней, фантомные ощущения грубой ласки (а ничем другим это не являлось) жгли кожу под шёрсткой. Мысли же в голове разбились на тысячи осколков и теперь, медленно, неохотно и с почти физически ощущаемым скрипом собирались в новую картину.
Найтмер Мун не нуждалась в её извинениях...
Найтмер Мун не хотела видеть её самобичевания и унижения...
Найтмер Мун желала... чтобы её мать была сильной. Она хотела, чтобы принцесса ночи была той, кого можно будет любить, ненавидеть, бояться... уважать.
Повисшая в комнате после последних слов тишина казалась оглушительной и давила на нервы. Тёмно-синяя аликорница, попросту не знающая, что на всё это можно ответить (если вообще стоит отвечать), опустила взгляд с мордочки иссиня-чёрной кобылы к её правой передней ноге, на которой отчётливо выделялись следы крови.
"Похоже... что мы обе безумны, пусть и в разных областях", — промелькнула в голове мысль, после чего младшая диарх Эквестрии протянула левую переднюю ногу, подцепив ею правое переднее копытце дочери, наклонила голову, тем самым подставляя Мун свою шею, высунула кончик языка и провела им по ранке раз... второй... третий...
Владычица кошмаров хотела отнять свою конечность, но короткое "Не дёргайся", произнесённое спокойным тихим голосом её остановило. После этого тишина вновь воцарилась в помещении, но была она какой-то... спокойной.
В этот день было сказано и услышано слишком многое, чтобы от этого можно было отмахнуться и жить, словно ничего не было. Однако же и перемен в один миг произойти не могло: в отличие от короткоживущих пони аликорны были куда более... статичны.
"Но я изменюсь. Может быть мне и не стать той, кем ты хочешь меня видеть, Найтмер, но я больше не буду и той, кто вызывает лишь жалость и презрение", — сама себе пообещала принцесса ночи, обрабатывая последнюю царапину на ноге дочери, что покорно принимала этот жест заботы.
Отпустив ногу иссиня-чёрной кобылы младшая диарх Эквестрии выпрямилась, встретилась взглядом с прищуренными бирюзовыми глазами, открыла рот... и вздрогнула от стука в дверь. Обернувшись на звук открывающейся створки она увидела Селестию, что просунула в комнату голову.
— Тия, что-то случилось? — насторожилась тёмно-синяя пони, увидев как округлились глаза старшей сестры.
— Луна, у тебя кровь! — воскликнула белая аликорница, практически мгновенно оказываясь рядом с принцессой ночи. — Ты...?!
Примечание к части
Всем добра и здоровья.
Кошмар, летящий на крыльях 4
Луна действовала быстро и не задумываясь: она верила, что сестра — разумная пони, которая не будет делать поспешных выводов, но в то же время уже успела понять, что всё, так или иначе касающееся её здоровья, вызывает у старшей аликорницы чрезмерно острую реакцию. Поэтому, чтобы предотвратить худшее, ею было предпринято то, за что в былые годы можно было нарваться на долгую лекцию о правильном поведении принцесс.
Встав на задние ноги и развернувшись всем телом к Селестии, тёмно-синяя аликорница обхватила белую крылато-рогатую пони за шею передними ногами, пошатнулась и, начав заваливаться на бок, распахнула крылья, буквально повисая на ней. Подобный манёвр сбил старшую диарха с мысли, заставив упереться в пол всеми четырьмя копытцами, одновременно напрягая мышцы позвоночника и распахивая крылья, чтобы не упасть вместе с покровительницей грёз на пол, при этом позорно растянувшись в нелепой позе перед Найтмер Мун.
— Л-Луна... что ты делаешь? — спросила принцесса дня после короткой паузы, но затем её голос стал более уверенным, твёрдым и обеспокоенным: — Ты в порядке? Почему у тебя на мордочке кровь?
— Всё хорошо, Селестия, — насколько могла искренне улыбнулась принцесса ночи, находящаяся в не самом удобном положении. — Кровь не моя. Я... Просто счастлива.
— Лу... — подобное заявление совсем сбило с толка белую аликорницу и, в поисках помощи она посмотрела на иссиня-чёрную кобылу, что взирала на разыгравшуюся перед ней сцену с непонятным выражением мордочки, в котором угадывался интерес учёного, столкнувшегося с ранее неизученным фактором. Осознав, что на неё обратили внимание, правительница Лунной Империи фыркнула и заявила:
— Это невероятно мило, аж до тошноты, но может быть вы отложите свои семейные обнимашки до тех пор... пока не останетесь наедине? — слова звучали холодно и резко, словно порывы северного ветра, несущего в себе мельчайшие льдинки, что ясно говорило о крайней несвоевременности появления старшей из сестёр. — Впрочем, я уже сказала всё, что собиралась сказать. Так что, если срочных дел больше нет, то мне следует удалиться: подданные, знаете ли, волнуются о том, что их прародительница нарушает режим.
— Найтмер, постой, — разжав объятья, из-за чего чуть было не упала, но всё же успела извернуться и приземлиться на все четыре ноги. — Мы будем рады если ты...
— Останусь? — иронично выгнула брови Мун, медленно двинувшаяся вокруг сестёр к дверям. — Вот уж вряд ли. Ваше поведение, "матушка", само за себя говорит: и твоё, когда ты бросилась на шею сестры, едва та появилась в комнате... и её, когда она была готова напасть. Или же скажешь, что не готовила заклинание, Селестия?
Остановившись стоя параллельно белой аликорнице, владычица кошмаров повернула мордочку и скосила взгляд, а увидев как виновато старшая пони отводит глаза — оскалилась в усмешке. Принцесса ночи же осознала, как её действия, призванные защитить Мун от возможного нападения, в контексте их разговора могли смотреться со стороны.
— Я... — тёмно-синяя аликорница замялась, попросту не зная как выкрутиться из ситуации, чтобы не обидеть ни сестру, ни дочь (всё же опыта в таких делах у неё было даже меньше чем у иссиня-чёрной кобылы).
К счастью со словами нашлась Селестия, спокойным тоном объявившая:
— Ко дворцу прибыла делегация бэтпони... Две делегации бэтпони, которые желают видеть своих принцесс.
— Две... чего? — удивилась владычица кошмаров, уже почти добравшаяся до выхода, но теперь застывшая с поднятой для шага правой задней ногой.
"Чего?", — удивилась и Луна, которая, по правде говоря, если и вспоминала об этом народе за время после возвращения, то разве что вскользь (она боялась, что после восстания Селестия их не пощадила, а задать этот вопрос сестре попросту не решалась).
— И... что им нужно? — спросила Найтмер, первой оправившаяся от известия, но затем она мотнула головой, фыркнула и заявила: — Не важно. Луна, вот и твои подданные явились: я на них прав предъявлять не буду.
— Зато они на тебя — да, — не дала собеседнице вновь начать свой путь принцесса дня, после чего подмигнула сестре и развернулась к Мун всем телом, аккуратно складывая крылья на боках. — Одна из делегаций прибыла для того, чтобы встретиться с Найтмер Мун... и у них сейчас очень напряжённые отношения с сородичами, которые явились для того, чтобы принести присягу Луне.
"Сено! Селестия, что ты задумала?", — внутренне напряглась покровительница грёз, стараясь никак не демонстрировать своего волнения, что получалось откровенно плохо.
Тёмно-синяя аликорница была рада, что бэтпони выжили, но вот то, что они раскололись на два лагеря (а то и больше), которые, по всей видимости, не испытывают друг к другу любви, вновь пробуждало чувство вины, горечи и страха. Пришлось даже прикусить себе язык, чтобы взбодриться хоть немного, при этом краем сознания порадовавшись, что у неё зубы не такие же как у дочери, а то без крови не обошлось бы.
— Ты ведь не откажешься помочь предотвратить кровопролитие? — спросила белая пони, полуприкрыв глаза и чуть наклонив голову. — Сейчас мы сможем их сдержать, но... твоё возвращение, Найтмер, может стать причиной восстания. Я была бы весьма благодарна, если бы ты...
— Достаточно, — махнула крылом владычица кошмаров, высоко подняв голову и нацепив на мордочку холодное выражение. — Я поговорю с ними. Но это — всё. Идём...
— Постой, — подалась вперёд принцесса дня, подняв левую переднюю ногу в останавливающем жесте. — Твой накопытник... и раны. Позволишь помочь тебе?
...
"Селестия, это подло", — промелькнуло в голове Найтмер, когда она вновь вернула взгляд к диархам.
Луна выглядела растерянной и молчала, чего от неё и следовало ожидать: всё же мать и прежде любила рефлексировать, а ныне эта её черта лишь укрепилась в характере. С другой стороны Селестия была спокойна, выглядела уверенно и доброжелательно... Впрочем, фальшивые улыбки не могли обмануть Мун, которая отлично видела несколько минут назад, что белая аликорница готова её атаковать.
"Ты изменилась не так сильно, как мне показалось в начале. Или же это из-за сестры? Похоже, одна синекрупая пони — это твоя болевая точка, давление на которую сметает с тебя налёт минувших столетий мира", — придя к этому выводу прародительница лунопони улыбнулась, чувствуя себя более уверенной чем прежде.
— Хорошо, — не стала спорить Найтмер, тоже поворачиваясь к собеседницам. — Я была не слишком осторожна, когда снимала накопытник. Можешь применить к нему чары трансформации, чтобы вернуть целостность?
— Разумеется, — улыбка принцессы дня стала чуть шире, а затем её бровки слегка сошлись, создавая маленькую морщинку. — Но сперва нужно обработать твою ноогу.
— Мне... — Мун хотела заявить, что какие-то царапины ей не повредят, но тут произошло неожиданное.
— Найтмер, не копризничай, — произнесла Луна, выступая вперёд, а затем быстро добавила: — Если ты сейчас позволишь Селестии помочь без споров, то мы быстрее сможем отправиться на встречу с бэтпони. Без этого тебе придётся идти в трёх накопытниках.
"Или я могу позвать кого-нибудь из лунопони", — мысленно заметила владычица кошмаров, совершенно не пылающая желанием позволять белой аликорнице использовать на себе магию.
— Ты же не боишься? — подначила её старшая из кобыл.
"Ты что, всерьёз берёшь меня на "слабо"?", — вскинула брови в безмолвном вопросе иссиня-чёрная кобыла.
В ответ на это принцесса дня изогнула брови, словно бы отвечая: "А тебе не слабо?".
Это было до глупого смешно: отказ звучал бы логично, правильно, закономерно, но... Луна.
Одно слово перечёркивало все иные доводы, так как тёмно-синяя кобыла стояла рядом с сестрой и наблюдала. Проявить слабость перед ней сейчас, после всего того, что сказала совсем недавно Найтмер не могла. В конце концов, как говорят нынешние эквестрийцы, если ты не можешь доказать своё право действием, то "Ломаного битса твои слова не стоят".
— Хорошо, — скрепя сердце ответила Мун, внутри коей буквально кипели страх и негодование.
— Спасибо, — с улыбкой произнесла принцесса ночи, чем вызвала у прародительницы лунопони новую вспышку досады.
Селестия действовала быстро, умело и осторожно, применяя слабые чары, которые едва ли могли оставить свой фон, либо же скрыть под собой какое-то другое заклинание. И всё равно это вызывало у иссиня-чёрной кобылы дикий ужас от осознания своей беспомощности, побуждающий броситься бежать... либо вцепиться клыками в шею неосторожно наклонившей голову пони. Чтобы не спровоцировать тревогу среди подданных, ей пришлось в приказном порядке запретить как-либо вмешиваться, пока не будет зафиксирован факт атаки.
Тем временем ранки затянулись, а затем и испорченный накопытник, восстановленный магией старшей диарха вернулся на законное место.
"Как бьётся сердце", — подумала про себя Найтмер, стоило этой пытке закончиться (она бы не удивилась, если бы у неё появилось в гриве несколько серебряных прядей).
— Вот и всё, — лучезарно улыбнулась наглая, хитрая, подлая интриганка, всем видом изображающая белую и пушистую пони, чем вызвала новую волну злости как на собственную слабость, что позволило случиться этому унижению, так и на правительницу Эквестрии, ведущую бой на своём поле дипломатии. — Найтмер... я хочу, чтобы ты знала: твоё доверие много для меня значит. Возможно мы с тобой и не станем настоящей семьёй, но... я надеюсь, что однажды смогу называть тебя другом.
"Очень в этом сомневаюсь", — промелькнула мысль в разуме Мун.
— Поживём — увидим, — ответила владычица кошмаров вслух, не отводя тяжёлого взгляда от белой аликорницы.
