Я приветствовал это развитие событий. Из интервью с 'солдатами' ВИРА я знал, что обычный доброволец из 'временных' всегда предполагал, что то, что он делает во имя ирландской свободы, является морально законным. Многие из террористов, у которых мы брали интервью, искренне верили, что они пользуются, по крайней мере, молчаливым одобрением, если не полной поддержкой Католической церкви. Однако теперь сам папа Иоанн Павел II совершенно ясно дал понять, что лишение человеческой жизни никогда не может быть оправдано, что ни одно политическое дело никогда не может быть продвинуто безжалостным убийством другого человека. Даже проработав всего шесть лет, я перешагнул через столько трупов, что их хватило бы мне на всю жизнь, реальных трупов людей, о которых большинство населения знает только как о статистике.
После обсуждений с друзьями-католиками по случаю визита Святого Отца я решил купить пластинку с обращением Папы Иоанна Павла, которая была выпущена в то время. Я взял ее домой и проигрывал снова и снова, пока не выучил большинство строк наизусть. Иногда я цитировал некоторые из этих строк во время интервью с террористами, и всегда с большим эффектом. Многие республиканцы, которые лично признались мне в своей причастности к убийству, были тронуты этими словами папы Иоанна Павла II. Они отправились в тюрьму в мире с самими собой. Закаленные члены полувоенных формирований внимательно слушали, как я доказывал, что ни их Папа, ни их Создатель никогда не простят им таких отвратительных убийств. И все же для меня это не было циничным упражнением в психологической манипуляции: я твердо верил в правдивость того, что говорил. Я полностью понимал, что прежде чем любой человек сможет убить другого, он должен дегуманизировать свою предполагаемую жертву. ВИРА было легко дегуманизировать армию или КПО. Кроме того, тактика их лидеров, враждебность, республиканская риторика и угрозы жестоких дисциплинарных мер в отношении их собственных людей, гарантировала, что только самые храбрые из мужчин будут подвергать сомнению приказ об убийстве.
Проблемы, однако, возникали позже, когда добровольцы, те, кто совершил убийства, обнаруживали, что ужасные образы возвращаются к ним во сне или даже средь бела дня в форме 'флэшбеков'. Они не ожидали этого, но это факт жизни. Чувство вины — ужасная вещь, и человек не рождается злым. Люди из полувоенных формирований могли убивать, они действительно убивали. Но дома, в более поздние годы, в ночной тишине, к ним неустанно возвращаются образы умерших. Чудовищностью их преступлений. Я знаю, что это так, потому что я записал длинные и подробные заявления многих добровольцев ИРА, которые расплакались во время интервью и признались в своей причастности к подобным преступлениям.
Любой детектив или бывший детектив, который прочтет это повествование, точно поймет, что я имею в виду. Первое, что чувствует убийца, признавшись в своем преступлении, это облегчение. Он чувствует себя лучше. Атмосфера в комнате для допросов внезапно преображается чувством эйфории, которое исходит от заключенного сразу после того, как он или она признались. Да, они должны сесть в тюрьму, но они поняли, что тюрьма — это на самом деле наименьшая из их проблем. Гораздо важнее как-то искупить совершенное ими злодеяние.
Иногда я неожиданно оказывался лицом к лицу с людьми, которые признавались мне в подобных преступлениях в прошлом и которые отбывали свои наказания в течение многих лет тюремного заключения. Никто из этих мужчин никогда не проявлял ко мне никакой враждебности. Все они, без исключения, выразили только благодарность. Все они говорили о чувстве освобождения от своей вины. Их больше не посещали кошмары или флэшбэки в той степени, в какой они были до их признания. В каком-то смысле этим людям повезло. Я тоже знаю многих мужчин, которым сейчас за сорок и пятьдесят, которые не могут спать по ночам. Каждый раз, когда они закрывают глаза, их преследуют одни и те же ужасные образы. Как бывший детектив, я не испытываю к ним никакой симпатии. Я могу только посоветовать им пойти и поговорить с полицией. Если бы они только могли услышать свидетельства тех, кто сделал это, и освобождение от чувства вины и возвращение к некоторому чувству нормальности, о которых они говорят, я верю, что они выступили бы вперед без колебаний. Реальность также такова, что страх перед длительными тюремными сроками больше не имеет силы. Политические решения исполнительной власти устранили возможность того, что террористы столкнутся со всей строгостью закона, что ясно иллюстрирует самый последний пример дела Кена Барретта.
В понедельник, 12 мая 1980 года, меня перевели из уголовного розыска Андерсонстауна в отделение полиции Вудборна. На месте Вудборна когда-то был местный отель, теперь его давно нет. На его месте было небольшое сборное здание КПО , укомплектованный несколькими сотрудниками в качестве 'поста сбора информации'. Там также присутствовал большой военный контингент. В штаб-квартире КПО разрабатывались планы превратить это место в новый крупный полицейский участок. Но на это ушли бы годы. Тем временем нам пришлось бы довольствоваться обычным сценарием — сборные домики поверх сборных домиков.
Зимой участок затопило, и нам пришлось прибегнуть к услугам солдата на плоскодонке, чтобы он доставил нас из нашего отделения уголовного розыска в следственный отдел через поток дождевой воды глубиной местами около двух футов. Несмотря на то, что там находилось несколько женщин-офицеров, у них не было туалета. Кто-то из отдела планирования просто забыл. Женщинам приходилось добираться на бронированном автомобиле до близлежащего участка КПО в Дунмурри, чтобы воспользоваться тамошними удобствами.
И все же Вудборн был счастливым местом. Ничто так не объединяет людей, как тот факт, что все мы столкнулись с одними и теми же чрезвычайными невзгодами. Будучи новым участком на переднем крае Западного Белфаста, это место всегда было, мягко говоря, непростым. Тем не менее, у меня много приятных воспоминаний о моей службе в участке КПО в Вудборн и о персонажах, которых я там встретил. В течение следующих четырех лет я тоже переживал печальные времена, когда нам приходилось поднимать и хоронить наших погибших коллег. Мой опыт работы в этой сплоченной, изменчивой среде был многочисленным и разнообразным, и я не смог бы отдать ему должное, сведя его к этой книге.
Я не могу переоценить чудовищность давления, с которым мы столкнулись, когда выполняли свою задачу — пытались нести полицейскую службу в самых трудных обстоятельствах. Я знал, что мы не одиноки в наших начинаниях. Многие другие участки КПО на переднем крае столкнулись с трудностями такого же характера. Именно здесь, в Западном Белфасте, я был посвящен в утомительную рутину ежедневных попыток избежать смерти. Каждый шаг, который мы делали, покидая наши охраняемые участки, должен был быть взвешен. Необходимо было найти баланс между предоставлением местным жителям услуг полиции и самозащитой от постоянной угрозы нападения.
Наши машины были хорошо бронированы, и на места преступлений всегда сопровождали нас две военные машины. В отделе уголовного розыска мы пользовались 'призрачным флотом' — не бронированными иностранными автомобилями с салонами, которые нелегко было идентифицировать как полицейские машины. Мы использовали их для рутинных расследований за пределами округа или во время патрулирования в темное время суток. Мы лишь на короткое время держали машины 'призрачного флота', прежде чем обменяться ими с другими округами, чтобы сбить с толку тех республиканцев, которые замышляли наше убийство. Наши стандартные машины отдела угрозыска были бронированными, и они использовались в светлое время суток при передвижении по округу от участка к участку. Наш участок неоднократно подвергался обстрелам из автоматического оружия и самодельных минометов Временной ИРА.
Полицейская служба в Западном Белфасте должна была совершенно отличаться от всего, что я испытывал ранее. Мой старый коллега Джо не преувеличивал, когда говорил, что опасность со стороны республиканцев будет присутствовать всегда. Я переживал времена, когда мне везло, и я спасал свою жизнь от 'временных'.
В те годы моей службы я месяц жил в Англии с членом ВИРА, которому посчастливилось сбежать от карательного отряда 'временных' за несколько минут до того, как они намеревались его убить. Я увидел абсолютную жестокость насилия, совершаемого ВИРА, воочию. В другом случае я был свидетелем того, как один молодой патрульный КПО был без необходимости отправлен на смерть начальником, который выразил невероятное и глубокое безразличие к его судьбе. Эти годы действительно были американскими горками путешествия в то, что в то время было известно как 'Дикий Запад'.
Но путешествие в конечном итоге сказалось на мне психологически и эмоционально, причем настолько коварно, что я не осознавал, насколько сильно это повлияло на меня, пока годы спустя не ушел из округа в полицию с более нормальной обстановкой. И все же, несмотря на все это, я все еще оглядываюсь на свое пребывание на 'Западе' с гордостью, приправленной более чем легкой грустью по тем храбрым полицейским, которые с этим не справились.
Глава 9. Случай с 'временным', ставшим членом 'Добровольческих сил Ольстера'
В 1985 году, во время службы в Гринкасле, я впервые столкнулся с Тревором Макилратом, в то время детективом-констеблем тамошнего уголовного розыска. Мои первоначальные впечатления о Треворе были, пожалуй, не самыми благоприятными из-за его неряшливой одежды и порой причудливого чувства юмора, но все это перевешивал тот факт, что он был одаренным детективом. Как только мы начали работать вместе, быстро стало очевидно, что наши навыки и темпераменты идеально дополняют друг друга и что из нас получится потрясающий дуэт. Наше последующее сотрудничество в качестве детективов продлилось двенадцать лет, с 1985 по 1997 год, с перерывом всего в семь месяцев в 1988 году, когда по распоряжению Специального отдела меня направили в Каррикфергус. Намерение состояло в том, чтобы удержать меня там, так сказать, вне игры, по крайней мере, на четыре года. К счастью, детектив-суперинтендант Алан Симпсон с Норт-Куин-стрит вмешался всего через семь месяцев после моего назначения в Каррикфергус, пригласив Тревора и меня присоединиться к недавно сформированному отделу по расследованию убийств, базирующемуся в участке КПО на Антрим-роуд.
Как напарники, специализирующиеся в области лоялистского терроризма, Тревор и я достигли беспрецедентных успехов. За те три года, что мы находились в Гринкасле, у нас был 67-процентный показатель раскрываемости, что примерно в три раза превышало средний показатель по стране. Ежемесячно мы арестовывали больше подозреваемых и раскрывали больше преступлений, чем в любом другом участке отдела, несмотря на то, что в их распоряжении было вдвое больше людей. Неизбежно наши успехи вызвали зависть, особенно в рядах Специального отдела, и возникшие трения в конечном счете разрушили нашу команду. Мое сотрудничество с Тревором оборвалось в 1997 году, когда он был вынужден уволиться с работы по медицинским показаниям. Правда заключалась в том, что в дополнение к неизбежным стрессам и напряжениям, с которыми была связана наша работа, совокупный эффект многолетнего конфликта со Специальным отделом ужасно сказался на Треворе. После его ухода начальство отобрало ряд других офицеров для работы вместе со мной в качестве его замены. За одним примечательным исключением, эти люди один за другим отошли на второй план не по своей вине, либо потому, что им не удалось должным образом 'подружиться' с информаторами, либо потому, что у них не хватило духу терпеть постоянные трения со Специальным отделом. Исключением был детектив-констебль Джон Аллен, единственный офицер, способный пройти какое-либо расстояние: он был моим партнером в течение последних двух лет моей службы.
Впервые я встретил 'Томми' (не настоящее его имя) в 1985 году, когда проводил расследование жестокого убийства Стивена Меграта, бойца полка обороны Ольстера. Меграт был застрелен Временной ИРА на кухне своего дома в лоялистском районе Тайгер-Бей на севере Белфаста. Он только что вернулся домой, и его убийца последовал за ним на кухню и выстрелил в спину. Томми был другом семьи молодого человека, и трусливое убийство вызвало у него отвращение.
В то время Томми, католик, жил в соседнем националистическом районе. Он был чрезвычайно осведомлен о местных членах Временной ИРА. Он, казалось, сотрудничал с нами, согласившись сделать все, что в его силах, чтобы помочь нам привлечь виновных в убийстве бойца из полка обороны Ольстера к ответственности. Я говорю 'казалось', потому что изначально он был осторожен. Он говорил намеками, говоря ужасно много, но рассказывая нам очень мало.
Томми поддерживал с нами связь в течение многих лет. Вскоре он преодолел свой первоначальный страх перед работой с КПО и быстро осознал ценность откровенных разговоров. Он часто выходил на связь и проявлял готовность помочь нам в выявлении людей или мест по обе стороны религиозной пропасти.
По его собственному признанию, он был бывшим членом фениев Временной ИРА (младших членов ИРА). К счастью для него, его отец пронюхал о его связи с республиканским движением и отправил его в Англию, подальше от власти его хозяев из 'временных'. По возвращении в Северную Ирландию он не возобновил свою связь с 'временными'. Благодаря своим семейным связям в националистических районах и дружбе с протестантами, живущими в лоялистских районах, Томми мог свободно перемещаться между обеими общинами. Он потерял все уважение, которое когда-то питал к республиканскому движению, и когда он впервые пошел на сотрудничество, чтобы помочь нам, ему фактически грозила смерть со стороны ВИРА по причинам, которые он не хотел раскрывать. Его теплый и приветливый характер, наряду с плотным телосложением и способностью постоять за себя против любого мужчины, делали его грозной фигурой. Ни один 'временный' не осмелился бы сразиться с ним в поединке один на один. Но тогда трусливые республиканцы никогда бы не подошли к нему один на один: он знал, что если они все-таки придут за ним, их будет по крайней мере трое или четверо, и они наверняка будут вооружены. Томми никого не боялся, но он всегда соблюдал осторожность в своих передвижениях по городу.
Только дурак стал бы с пренебрежением относиться к информации, которую смог предложить Томми: мы, конечно, не могли себе этого позволить. Жизни зависели от нашей способности получать информацию от таких людей, как он. За короткое время он остепенился и начал полностью доверять нам. Взаимное доверие было жизненно важным в наших отношениях с этими людьми. Томми всегда с большой охотой брался за наши задания. Он быстро отчитывался перед нами и всегда с большей детализацией, чем мы просили его получить.
В 1991 году у Томми завязалась тесная дружба с местным высокопоставленным членом 'Добровольческих сил Ольстера', 'Иксом', из печально известного лоялистского района Маунт-Вернон. В то время 'Икс' был известным активистом ДСО. То, что он смог так сблизиться с 'Иксом', является показателем личности Томми и его способности общаться с другими. Чего он, однако, не знал, так это того, что он был не единственным, кто был близок к 'Иксу'. Тревор на самом деле завербовал 'Икса' несколько лет назад, и мы очень успешно использовали его в качестве информатора уголовного розыска.
