Внезапно мирную идиллическую картину нарушил страшный грохот: распахнувшаяся входная дверь, ударившись о стену, отскочила и с силой захлопнулась, прежде чем я успела оглянуться и заметить, кто же так рвался оказаться в нашем обществе. Во второй раз Настасья была осторожнее. Судя по сбившемуся дыханию и прическе, она бежала издалека:
— Едут! — только и смогла выдохнуть девушка.
— Ну, вот, от сквозняка все снова перемешалось, — ребром ладони я попыталась вернуть любовно сложенным пучкам прежнюю форму.
Машенька тоже не проявила сильного интереса к принесенным подругой новостям:
— Ребенка разбудила, — отложив шитье, она склонилась над колыбелькой.
— Он молчит, — возразила Настасья, и Пузанчик немедленно разразился громким протестующим плачем, показывая, что хотя он и молчит, но все слышит.
— Все это ерунда! — махнула рукой горничная: — Едут же!
— Сваты? — хмыкнула я.
— Очень может быть!
— Что ты имеешь в виду? — молодая мамочка спросила исключительно из вежливости, не проявляя искренней заинтересованности: сейчас всеми ее мыслями владел только один мужчина — маленький сынишка.
— Через две неделе при дворе ждут прибытия синайского посольства! Только что от них скороход послание доставил!.. Ой...
Может, и не первый раз в жизни, но на моих глазах точно впервые Машенька без чувств повалилась на пол. В последний момент мне чудом удалось ухватить Пузанчика за пеленку.
Передав зашедшегося визгом младенца Настасье — сама разбудила, сама и укачивай, — я склонилась над его матерью.
— Умерла? — еле слышно спросила побледневшая девушка.
— Живее всех живых! — легкими хлопками по щекам я попыталась привести горничную в чувство: — Сколько раз я уже в обморок падала, пора бы к этому и привыкнуть!
— Вы падали иначе, — упрямо возразила Настасья. — Гораздо мягче! А она так головой сбумкала...
Машенька наконец открыла глаза и озадаченно заморгала, будто стараясь понять, где это она и как сюда попала.
— Вставай-вставай, Винни-Пух ты наш! — подав руку, я помогла ей подняться на ноги: — Не время спать! Время радоваться!
Две недели пролетели, точно один день, занятые исключительно приятными хлопотами: пошив нового платья, подбор бижутерии и прически — артиллерия готовилась дать сводный залп из всех орудий женского обаяния, дабы поразить условного противника в самое сердце. Уверена, еще никогда появления при дворе синайской делегации не ожидали с таким нетерпением!
Происходили в эти дни и мелкие, незначительные события: так, однажды утром, взяв список ожидающих доставки мыла клиентов, я вычеркнула из него последнюю фамилию, и облегченно опустила натруженные руки. Почти незаметно окончился великий пост — придворные повара делали все, чтобы отсутствие мяса на королевском столе совершенно не замечалось. Горожане поздравили друг друга с благой пасхальной вестью, а я научила девочек нескольким хитрым приемам битвы на яйцах, которые мне в детстве показал папа. Андрюшенька провел презентацию новой полуавтоматической колыбельки.
Вскоре после официального прощания с зимой она и впрямь окончательно покинула город: на улицах растаял снег, а от скорняка наконец-то пришло долгожданное известие об окончании шубных работ. Задержка объяснялась просто: не переспрашивая, для чего мы отобрали шкурок вдвое больше необходимого количества, мастер... стачал две шубки. Внешне они получились даже лучше, чем я рассчитывала, но что делать со второй? Отдать Машеньке обе — про запас? Или подарить одну кому-нибудь? Заре велика... А Настасья вряд ли захочет носить такую же, как у подруги, шубу!
— О-о-о!.. — сдавленно простонала девушка, выступавшая в роли народного контроля.
— Ты же не хотела, чтобы у вас с Машенькой были одинаковые шубки, — удивилась я.
— Тогда я ее еще не видела...
— Когда только вы их носить будете? Весна уже...
— А я — на голое тело! — самоотверженно заявила Настасья.
Перед таким напором невозможно было устоять...
Церемония встречи синайского посла проходила в максимально узком кругу. Большая и гордая империя Синай могла себе позволить пару-тройку дипломатических скандалов из-за косо посмотревшего и обезглавленного за наглость придворного. После нескольких таких случаев челядинцы и сами не рвались приветствовать высоких гостей, тем более, что посмотреть на экзотически разодетых "варваров" можно было, с удобством расположившись на галерее зала приемов — что-то вроде театральной галерки или балкона, только без кресел. В особо торжественных случаях и во время балов там располагались музыканты, но прием высоких зарубежных гостей проходил без звукового сопровождения.
Поглазеть на загадочного Машенькиного "жениха" мы отправились всем табором — даже Зара увязалась. Не захватили с собой только Пузанчика, чтобы тот своим плачем не нарушил торжественности дипломатического процесса. Разумеется, ребенка не бросили совсем одного в пустой комнате, а доверили попечению поварихи — вырастившая шестерых, она представлялась Машеньке достойной доверия кандидатурой.
Других желающих поглазеть свысока на высокопоставленных синайских сановников не нашлось: то ли успели насмотреться досыта за предыдущие годы, то ли, что вероятнее, вспомнили о срочных и неотложных делах, как только увидели на галерее придворную чародейку со свитой. Чтобы занять самые удобные места, мы пришли туда заранее.
Дабы не слишком бросаться в глаза, мы с девочками присели и спрятались за балюстрадой. И все же вошедший в зал король, кинув взгляд на галерею, еле заметно усмехнулся. Наверное, краем глаза уловил какое-то шевеление... Хотя торчащую между резными балясинами голову сложнее было не заметить, чем разглядеть.
— Зара! — змеей зашипела я, дергая девочку за край юбки. — Убери голову!
— Не могу! — так же шепотом ответила она. — Не лезет!
— Настя!
Ухватив цыганочку за талию, девушка приготовилась вытащить ее, как спелую морковку из грядки, но та внезапно начала лягаться и брыкаться:
— Уши, уши! — уже в полный голос взвизгнула Зарина.
— Погоди! — остановив горничную, я просунула руки между балясинами, и попыталась ладонями прижать оттопыренные ушки, которые успевали все слышать и все на свете замечать — теперь голова должна была свободно пройти... но застряли руки.
Выдержке синайских дипломатов можно было только позавидовать — если бы у меня в самый неподходящий момент над головой поднялась такая возня с мышиным писком, я бы постоянно оглядывалась — что там такое происходит? Может, киллер залег и стрелу ладит? Хотя если он с таким шумом устраивается в засаде, послу и в самом деле можно не волноваться — не попадет. Еще застрелится случайно из своего лука с оптическим прицелом...
Вот король нет-нет, да и поглядывал вверх, стараясь делать это по возможности незаметно, но явно проявляя к спасательной эпопее больший интерес, чем к передаче верительных грамот от синайского императора и перечислению собственных титулов из уст синайца-толмача.
— Плохо дело — придется столбик выпиливать, — констатировала Настасья после нескольких безуспешных попыток помочь попавшей в ловушку девочке.
Я провела пальцем по темному, густо покрытому тонкой резьбой дереву, стараниями дворцовой прислуги без всякого лака отполированному почти до зеркального блеска. Жалко...
— Вряд ли скрежет пилы и сыплющиеся сверху опилки будут сильно способствовать укреплению доверительных дипломатических отношений между двумя великими державами... Придется дождаться конца приема.
— Хочу в туалет! — как нельзя более не вовремя захныкала Зара.
— Я — за топором! — подхватив юбки, Настасья выскочила в коридор и затопотала вниз по лестнице.
— Она перила будет рубить? — пискнула цыганочка, переминаясь с ноги на ногу.
— Нет, голову кое-кому снесет! А то за порчу дворцового имущества ей самой будет секир башка...
Да уж, иногда лучше жевать, чем говорить: приняв мою черную шутку за чистую монету, Зарина взвыла в голос. Понимая, что соблюдать конспирацию уже бесполезно, я навалилась животом на перила, и повисла на балюстраде, точно белье на веревке. В таком положении мне почти удалось заглянуть девочке в глаза, и я принялась ее утешать, уговаривать, что просто неудачно пошутила, и сейчас спасу ее безо всякого топора. Как бы только эти уши к голове прижать — может, привязать?
Покосившись на широкую оборку своей юбки, я все же сочла "разоблачение" преждевременным, и вытянула из кармана "носовой платок" — очередную салфетку с королевского стола, разумеется, с гербом, вышитом на самом видном месте. Сложенная по диагонали, она как раз подошла на роль скромной косыночки, прижавшей чуткие, но чересчур выпирающие зарины ушки к черепу. В косынке цыганочка смотрелась препотешно, так что вернувшаяся Настасья (с топором и огромным мужиком для его переноски) невольно прыснула, глядя на это чудо.
Даже не думая обижаться, после освобождения девочка тут же снова прилипла к балюстраде, пытаясь рассмотреть, что происходить внизу. Главное, чтобы голову больше куда не надо не совала! Отпустив "лесоруба" восвояси, мы с Настасьей облокотились на перила — все равно уже рассекретились, — и принялись с любопытством разглядывать делегацию, пытаясь угадать "жениха".
Желтые лица, глаза-щелочки и роскошные многослойные костюмы сразу выдавали в гостях чужаков, и смотрелись для наших широт очень экзотично. Богаче всех был наряжен сам посол: даже сверху его легко можно было отличить от остальных по манере держаться и шапочке-тюбетейке с задорным султанчиком, густо расшитой то ли бисером, то ли мелкими драгоценными камнями. Свита щеголяла блестящими лысинами — видно, жестокая мода требовала от синайских мужчин брить затылки и стягивать окружающую чахлую растительность в куцый хвостик. Сверху блестящие тонзуры смотрелись... не слишком симпатично. Но, может, при ближайшем знакомстве начинали играть всеми красками?..
— Тебе какой больше нравится? — пихнув Настасью локтем в бок, шепотом поинтересовалась я.
— Вон тот, слева...
— Почему? — на мой взгляд, и форменные халаты, и лысины, и обрамляющие их смоляные шевелюры посольских охранников выглядели удручающе одинаково. Я уж не говорю о лицах, которых с галерки, правда, не различить, зато легко можно себе представить.
— У правого хвостик простым шнурком перевязан, а у этого — с бомбошками...
— И что?
— Значит, мужик с выдумкой!
— ...Настя, ты меня шокируешь!
— Извините, госпожа, я забылась...
— Ничего-ничего, не стоит стесняться искренних порывов, — я невольно прыснула в кулачок: — Это на тебя весна так действует!
Не знаю уж, что в этот момент подействовало на меня: тоже весеннее обострение, или всего лишь врожденная глупость. Только, попытавшись разглядеть, из чего же сделан загадочный султанчик посольской шапки (воистину, женское любопытство не знает границ!) я слишком сильно перевесилась через перила, и, внезапно потеряв равновесие, едва не рухнула с галереи, на радость иностранной делегации. Хорошо, что в последний момент успела ухватиться за деревянную балясину, да так и зависла вниз головой, опасаясь неосторожным движением нарушить хрупкий баланс.
Торопясь на встречу с судьбой, всегда обязательная — даже дотошная! — Машенька этим утром отнеслась к своим обязанностям горничной с вопиющим формализмом, всего два раза против обычных четырех проверив, крепко ли держатся на моей голове всевозможные шпильки, заколки и прочие прищепки, отдаленно уподобляющие мою не слишком впечатляющую шевелюру изысканной прическе. И вот теперь я в полной мере пожинала плоды этой небрежности, можно сказать, халатности: уже в пылу борьбы с судьбой и длинными ушами моей маленькой протеже прическа сильно растрепалась, последний же рывок оказался последней каплей: одна из заколок, пощекотав на прощание скальп, покинула насиженное место в вороньем гнезде, и ястребом спикировала вниз. Нет, чтобы на пол: даже если целиться нарочно, вряд ли получилось бы так точно попасть прямо в центр медно-желтой макушки. Бумкнуло звонко, как в гонг. Я замерла от ужаса, как и висела: одной рукой придерживаясь перил, другой будто подманивая кого-то с другого конца зала, вытаращив глаза и не дыша, словно это могло помочь оставаться незамеченной, если охраннику вздумается поднять голову!
Однако то ли дипломатический протокол запрещал любые лишние телодвижения во время церемонии, то ли в посольскую свиту отбирались только самые нелюбопытные воины — вздрогнув, узкоглазый секьюрити никак не проявил свое удивление по поводы сыплющихся с неба заколок. Даже обидно... Ухватив за край юбки, Настасья рывком втащила меня обратно на галерею.
— Ты же в туалет собиралась! — напомнила я Заре.
— Расхотелось! — легкомысленно отмахнулась девочка, и вновь приникла к балюстраде.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать ее примеру, и продолжить наблюдение за торжественным ритуалом. Только на всякий случай передвинулась на полшага вправо: теперь, если с галереи снова что-нибудь упадет, то в худшем случае просвистит у синайца над ухом. Хорошо все-таки, что огнестрельное оружие тут еще не изобрели, и что высокие гости не явились во дворец вооруженные арбалетами или хотя бы луками — при известной привычке нервных телохранителей сперва стрелять, а потом интересоваться, что случилось, шумное сборище на галерке уже давно должно было породниться с ежиками. Хотя нервы у желтолицых ребят, похоже, покрепче канатов...
Как видно, не у всех: внезапно брат-близнец "моего" охранника, стоящий по левую руку от посла, как-то странно задергался, искоса огляделся по сторонам, после чего жутко изогнул шею, стараясь как бы между делом и незаметно для патрона посмотреть вверх.
— Зара! — зашипела я, уверенная, что вдохновленная моим примером маленькая хулиганка избрала вторую лысину в качестве собственной мишени. Кто из нас в школе не плевался в одноклассников жеванной бумагой!
— Это не я! — возмущенная несправедливыми подозрениями, прошептала цыганочка. Да, она стоит далеко... Облокотившись на поручень, Машенька уронила голову на сложенные руки и беззвучно рыдала — так горько и безутешно, что сердце разрывалось на части. Горячие слезы, сбегая по пальцам, капали на телохранительскую лысину, заставляя синайца волноваться и нервничать.
— Машуня, что? Что случилось? — с двух сторон принялись тормошить девушку мы с Настасьей. — что-то болит?
— Расстроилась, что он на тебя не смотрит? — я попыталась самостоятельно угадать причину слез: — Но ведь это не от того, что не хочет — просто протокол не позволяет. Да, может, и не знает, что ты здесь...
— Мань, который? — в первую очередь волновало вторую горничную.
На секунду прервавшись, Машенька размазала слезы по лицу и всхлипнула:
— Это не он... Его нет!.. Он не приехал!.. Забыл меня!...
Последние слова она почти прокричала. Покосившись внизу, где признаки нервозности проявляла уже вся зарубежная делегация без исключения, я махнула Настасье рукой:
— Уводим ее! Только дипломатического скандала нам и не хватало для полного счастья...
