Окутавшийся знакомым уже багровым свечением, тесак стремительно падает на меня. Парировать щитом — логично, но слишком рискованно, без щита я долго не продержусь... оружие надо парировать оружием! Отпускаю меч, разматываю свои кнуты-пальцы, коротким махом накидываю на тесак — целился в рукоять, но один всё же попал на лезвие, больно, хоть и не настолько, как тогда с нагинатой — и дёргаю мимо себя и за себя...

"Не твой сегодня день" — мелькнула короткая мысль, когда стремительно гаснущий, но всё равно никак не успевающий погаснуть вовремя демонический клинок входит в грудь того самого легкача, что пытался подловить меня клевцом. Дружественный огонь, приятно познакомиться.

Быстро оцениваю расклад. Отброшенный середняк отошёл ещё дальше в сторону и вмешиваться больше не собирается, вроде бы. Второй середняк стоит примерно там же, где стоял с самого начала, лишь сдвинулся на пару шагов, пропуская нас, когда под моими ударами оппонент отступил практически в центр своей группы. Дважды раненный легкач, похоже, отпрыгался. Второй легкач стоит возле другого тяжа, нервно стиснув пояс. Тот тяж тоже отошёл, пропуская нас, и смотрит очень внимательно... что любопытно — почти без негатива.

Складываю пальцы обратно, вновь подхватываю трофейный меч и старательно веду удар по щиту так, чтобы остриё провело максимально длинную линию. Есть контакт! Уже практически у самой кромки плёнка поддаётся и из щита летят искры.

Оппонент со мной, кажется, не согласен. Его дисковый топор, уже знакомо раскрутившись лишь перед самым ударом, врезается в мой щит — и словно по маслу соскальзывает мимо меня. Выпад! Всем весом втыкаю лёгкий меч в самую середину буквально недавно оставленной борозды — и плёнка не выдерживает.

Воткнуть меч удаётся совсем неглубоко, едва на десять сантиметров, но я пускаю в него очередную порцию ненависти, яростно проворачиваю и делаю шаг за спину противнику, расширяя, даже, скорее, раскурочивая пробоину.

Вновь размен ударами — моя барабанная дробь против нескольких махов тяжёлого топора, вновь отвожу удар щитом, но враг тоже не дурак и умеет учиться — топор цепляет мою ногу. Плёнка-плащ осталась где-то за спиной, а одной напитки против топора маловато. Выручают только наложенные заплатки и мой чудовищный резерв — отделываюсь царапиной, которая сразу же начинает затягиваться... очень постепенно, к сожалению.

Уже всем понятно, что бой наш грозит затянуться, и я однозначно в нём веду... как минимум — по очкам. Самое время сделать какую-нибудь гадость... У меня кроме суперприёма ничего и нет, вот его и врубаю, налегая на упрочнение Доспеха и пытаясь отбросить противника в сторону второго тяжа.

Вновь тесак, и вновь разгорающееся багровое свечение. Второй раз фокус с кнутами не выйдет, даже и пытаться нет смысла, принимать демоническую атаку на щит по-прежнему страшно...

Гнусный читер! Вливаю всю ненависть в меч — и принимаю удар клинок в клинок, спуская его к самой гарде. Да, он немного сильнее, но я, мативо, тоже не погулять вышел! Враг продолжает давить, медленно сдвигая меня назад — вторая рука у него покалечена, и он вынужден действовать только одной, а вот я не стесняюсь держать меч обеими. Секунда, две, три... Думаешь, ты сильный? Не-е-е-ет, это я сильный! У меня резерва на троих таких хватит! Четыре. Багровое лезвие начинает угасать. Пять. Шесть. Лезвие ещё светится, но больше от бессильной злобы, чем от демонической напитки. Семь.

Резко сбрасываю вражеский тесак на щит, а сам с подшагом в клинч выворачиваю рукоять и длинно режу врагу шею.

Больно! Мой щит держится, но прикосновение демонического оружия вызывает нехилую такую боль, гораздо сильнее, чем хватать кнутами-пальцами... а вот вражья защитная плёнка сдаётся не дотянув и до четверти лезвия — и я в злой радости добавляю в клинок ещё ненависти и ярости.

Враг отшатывается, я проваливаюсь вперёд вслед за мечом, противник пытается догнать падающего меня уже почти совсем погасшим тесаком — и получает пинок в держащую тесак руку.

Тесак, разумеется, вернётся, и довольно быстро... делаю что-то среднее между колесом и перекатом и на подъёме бью не глядя мечом по правой руке врага. Помнится, на левой руке пальцы были довольно хлипкие...

На правой тоже: обернувшись вновь к противнику, вижу валяющуюся на земле половинку большого пальца.

— Тухло как-то, — неодобрительно качаю головой. — Такое на стенку точно не повесишь...

Следующие две минуты уже враг с отчаянной силой и бешеной скоростью лупил клевцом по моему щиту, даже не пытаясь сменить направление удара, но я всё равно очень-очень внимательно следил за каждым замахом, изредка — исключительно разнообразия ради — отводя его удары мечом. Ну, когда успевал: разогнался он и вправду зверски.

А через две минуты он просто упал, где стоял, и, судя по тому, каким глухим звуком отозвался Доспех на пробный пинок — сгорел окончательно. Я ещё демонстративно потыкал лежащий Доспех ногой, покачал головой и вообще потянул как мог время, ибо каждая секунда — это крохотная, но капелюшечка энергии в мой, оказывается, нехило так потраченный резерв. И на йоту — но восстановленные повреждения. А их опять было порядком. И чего я ночью к мастеру Салиму не зашёл на нормальный ремонт? Ах да, срочная медитация...

Я повернулся лицом к подсократившейся группе противников, опять сошедшейся поплотнее и оказавшейся между мной и ребятами, и напоказ вздохнул, закинув меч на плечо.

— Ну-с, соседушки, какие будут предложения? — драться не хотелось даже ещё больше, чем в самом начале. Тогда я хотя бы почти совсем целый был и при нескольких резервах, а сейчас — изрядно помятый и энергии осталось едва четверть от того. Нет, если мне дадут хотя бы пару часов — я смогу повторить... наверное... ну через три часа точно смогу. А вот прям счас — лучше бы как-нибудь без драки. Только хрен я кому об этом скажу!

— Мы уходим, — заговорил, неожиданно, не второй тяж, как было бы логично на мой взгляд, а тот самый середняк, которого я приложил крылом. Остальные посмотрели на него крайне неодобрительно и долго сверлили взглядами, но тот нисколько не дрогнул — и группа, развернувшись, неспешно двинулась мимо меня на север. Отойдя метров на двадцать, середняк обернулся: — Это ещё не конец!

— Буду ждать, — я пожал плечами, и продолжил, не повышая голоса: — Только звездюлей насолю, угостить по-соседски.

Но середняк уже снова шагал за своими, и сделал вид, что не услышал.

Дождавшись, когда группа врагов скроется за поворотом и потом ещё немного — чтобы даже напитав глаза энергией не видно было никаких отсветов, я медленно, упираясь руками в колени и даже, кажется, покряхтывая, уселся на поверженный Доспех.

— Что это, мативо, было? — спросил я в пространство. — Что это за едучий звездец, язви его в селезёнку противоестественным образом об пень через колоду до седьмого колена и родителей его тоже туда же?

— Оскорбление, вызов на дуэль, ещё оскорбление и победа, — голос был незнакомый, очень хриплый и несомненно женский. — Много оскорблений.

Не знаю, как ребята, а я практически подпрыгнул... и только тут сообразил, что говорит легкач — тот самый, с почти перебитым позвоночником и с пробитой демоническим оружием грудью. "Оно живое", блин, доктор Франкенштейн просил передавать привет!

Очень медленно, действуя одной лишь левой рукой, вражеский легкач перевернулся на спину.

— Добей меня! — голос у неё был преисполнен отчаяния.

Я посмотрел на ребят, медленно отходящих от нервного напряжения. Сами они в драке не участвовали, ну, кроме одного удара как раз по вот этому самому москиту, но были готовы вступить в любой момент, даже прекрасно осознавая наши примерно нулевые шансы! Всё же есть некоторая притягательность в этом "веке рыцарства, благородства и чести". Неприятностей, конечно, тоже хватает: не обнаружься у Лю пилотский талант — и ему пришлось бы до конца жизни работать в поле и кланяться едва ли не каждому встречному... а с третьей стороны, по его воспоминаниям, жизнь в деревне не такая уж и плохая — очень простая, очень однообразная, но даже в самые плохие года не сказать чтобы прям совсем голодная и нищая. И довольно безопасная: разбойникам крестьяне неинтересны, взять нечего, кроме еды да баб, всяким дворянам и владетелям — неинтересны тем более, пока платят подати своевременно. Эдакий средневековый дауншифтинг, однако!

На этом фоне даже драки с демонами за счастье, чес-слово!

— А ты кто? — вопрос Макса был крайне справедливым. Мне вот тоже крайне интересно выяснить, что здесь происходит — со мной вообще и вокруг заставы в частности. Ну или наоборот, сильно зависит от точки зрения. И выяснение персоналий — вполне неплохое начало.

— Я? — она искренне удивилась. — Я —

* * *

* могучего Капитона Антона из рода Капитонов.

Не заржать с имени "могучего" мне удалось только потому, что использованное ею крайне архаичное слово было странным и донельзя интересным. Звучало оно примерно как "любовница", а вот по смыслу было чем-то средним между "рабыня" и "игрушка". Отдельно вымораживало, что слово было среднего рода и его можно было спокойно использовать в отношении кого угодно, дескать, это абсолютно несущественные подробности.

А ещё оно несколько перекликалось с современными терминами "лейтенант" и "ассистент"... Я не настоящий лингвист, я книжку в библиотеке взял, но мне упорно кажется, что оба возникли из попыток слегка облагородить вот это вот, убрав сексуальный подтекст и малость подретушировав уровень подчинения. М-да.

— "Могучий Антон" — это оно? — я небрежно постучал пяткой по Доспеху, на котором сидел. — Которое тебя демонским оружием проткнуло?

Я намеренно использовал средний род, хоть это и было непросто, чтобы лишний раз выразить своё презрение или превосходство в отношении поверженного противника.

Реакция на мои слова оказалась странной: она судорожно дёрнула не слушающейся правой рукой, потом медленно подтянула левую и ощупала натуральный пролом в груди справа. В отличие от раны, полученной мною в школе, эта не дымилась и не разрасталась — возможно, из-за того, что нанёсший её демон уже убит, возможно, из-за того, что жертва и сама была отчасти демоном, возможно и по какой-то иной причине. Но она точно была гораздо больше, чем должен был бы оставить тесак.

— Он... он меня предал! — голос, и без того отнюдь не радостный, теперь ещё и дрожал от горя. — А ты... ты его убил? — отчаяние и горе сменились удивлением. Похоже, изрядную часть боя моя собеседница умудрилась пропустить.

— Ну не то чтобы прям убил, если честно. Он сгорел. Сам сжёг всю свою энергию. Но это было в бою со мной, да. Он пытался убить меня, я пытался убить его, я жив, а он — мёртв. Убил — всё же нет. Победил — однозначно да.

— Получается, ты отомстил за меня? И победил моего хозяина? Прими моё служение! — её голос по-прежнему звучал удивлённо, а уж как были удивлены мы все — ни в сказке сказать, ни пером описать, Астра, вон, чуть на ровном месте не споткнулся, хотя вообще никуда не шёл, а Макс чуть не поперхнулся, хотя не то что ничего не ел в этот момент — у Доспехов даже рта нет!

Она дёрнулась всем Доспехом, ну, кроме ног — похоже, удар Астры что-то реально серьёзно повредил... а "могучий Капитон" потом доломал, скорее всего.

— Я... Я не могу выйти из Доспеха! — после ещё нескольких, всё более отчаянных судорожных рывков призналась она.

— А, это бывает! Я тоже! — небрежно отмахнулся я, стремительно перебирая доступные мне варианты смотреть. Я же помню, я точно помню, что было что-то такое сразу как я первый трофей взял...

Вот оно!

Под новым взглядом окружающий мир выглядел странно — деревья и кусты казались окутанными бледно-зелёным пламенем, такое же пламя, только чуть более тёплого оттенка, стелилось по траве. Доспехи Астры и Макса были окутаны тускло-жёлтым и бледно-оранжевым, но в центре у обоих сияла и пульсировала гораздо более яркая белая точка. Мой собственный Доспех — ну, как минимум, рука, на которую я смотрел — переливалась сполохами разного цвета, в основном холодных красно-сине-фиолетовых оттенков. Доспех Антона был мёртв, совсем, мертвее песка, на котором лежал. А вот лёгкий Доспех неизвестной девицы, собравшейся ко мне в служанки и любовницы, яркой белой точки был лишён и тоже переливался — холодными пастельными тонами от зелёного до синего.

Души. Души и духи — вот, что я сейчас рассматривал.

Не знаю, поглотила ли эта девица душу этого Антона, или он сам ею пожертвовал, или она просто сгорела, а ей хватило поглощённого духа Доспеха и полученной демонической энергии (плюс собственный резерв, который у неё сейчас явно плескался на донышке), но вывод напрашивался ровно один: она тоже, как и я, застряла в Доспехе... Гм! Идея! Дурацкая, разумеется, прям как я люблю!

— Как тебя зовут? — потребовал я от неё.

— Нежный Гладиолус, — да что ж у них за имена-то такие? Хотя, если тут у нас закос под древний Китай с мудрецами и культиваторами (а как ещё всю эту местную чугунотерапию можно обозвать?) — то вполне уместно. Это вот всякие Фреды и Греги, скорее, выбиваются из ряда. И Антоны, да.

— Я, Доспех-воин Грифон Ляуи, воин, первый своего рода, — не, ну а чо? Вот как выйду из Доспеха, как настрогаю детей! Я слегка сдвинулся на уничтоженном Доспехе и дотронулся до её правого плеча кончиком своего длинного двуручника. Плашмя, разумеется, — принимаю твоё служение, Доспех-воин Нежный Гладиолус. Служи верно!

— Кля... клянусь! — ей пришлось прокашляться, чтобы выговорить одно-единственное слово. Похоже, это был вполне себе обязывающий контракт, во всяком случае, мой резерв ощутимо просел, да и её тоже практически опустошился, заставив её болезненно дёрнуться. — До...

— Мой первый приказ: забери себе трофеем оружие предателя, что тебя ранило! — перебил я её, не дослушав. Смысл в этом вот соглашении о служении, чтобы тут же подчинённого убить? Нет, я вполне уверен, что какие-то плюшки с этого поимею... солидный бонус к шансу таки превратиться в демона вопреки собственным намерениям, например.

Убрав меч и пользуясь длиной своих кнутов-пальцев, я захлестнул её... как получилось — в основном, за ногу — и, не вставая, подтащил ближе, заодно немного сдвинувшись, чтобы не перекрывать доступ к арсенальному поясу.

То, что она знала, чего я от неё хотел — меня не удивило... в отличие от её дальнейших действий: управляясь одной только левой рукой, она достала слегка изогнутый, заточенный только с внутренней стороны кинжал сантиметров сорок длиной, ловко вырезала гнездо с тем самым тесаком, приложила его к своему поясу, и как только оно заняло своё место — отрубилась.