Восстановляшка

— В пересчёте на валюту такая вещь стоила бы в десять раз больше. Экспорт...

— Экспорт не дал бы нам ничего — серийно то произвести мы не можем. Мы и хотели сделать технодемку — поэтому произведём очень ограниченную серию из тысячи единиц магнитофонов и телевизоров к ним. Это серьёзно уязвит самолюбие советских производителей телевизоров и возможно для многих станет если не откровением, то поводом задуматься о будущем. Надо вообще было бы позвонить Шелепину, чтобы продемонстрировать первый результат работы НИИ.

— Это ты без меня. Пригласи его к нам домой, там проведём презентацию — в НИИ полный раздрай и разгром.

— Договорились. Ладно, я поеду как раз домой. А ты?

— А я ещё задержусь, после чего съезжу поужинать в ресторан и заеду к Филиппу Георгиевичу — хочу с ним посоветоваться, пригласить показать результаты наших трудов.

— Мы так и не оставили ему никаких возможностей показать себя.

— Работы у него будет масса. Это я гарантирую.

* * *

Сообщение о том, что мы сделали телевизор — было воспринято неоднозначно — вечером, когда никого не было рядом — я позвонил Шелепину, сказав, что мы сделали интересную вещь и пригласил его к нам домой — для демонстрации.

Александр Николаевич пообещал заехать сразу после работы — но в итоге задержался аж до десяти вечера. Партийного руководителя мало интересовало то, что он приехал уже затемно — его ЗИС въехал во двор дома, сам Шелепин — стал ещё более усталым и осунувшимся, чем раньше. Похоже, партийная борьба не давалась ему легко — и это было заметно. Возможно, он хотел бы просто отдохнуть у нас. Я встречал его один — Воронов обещал приехать, но не приехал. Вообще не приехал.

— Да вы батенька буржуй, — сказал Александр Николаевич вместо приветствия, — отхватили себе такое жильё. Кто только разрешил...

— Как это кто? Горком. Пойдёмте в дом.

— Красивая веранда.

Особняк Носова был особенно симпатичен после реставрационных работ и всех косметических процедур. Двор особняка, запущенный, был выкопан и посажен свежий газон — травка как раз лезла, и тут уже была зелень. Старые деревья вырубать не стали. Особняк имел два этажа, необычную планировку, и красивую полукруглую веранду, по всей видимости — предмет гордости и личного желания Носова, первого владельца этого мини-особнячка.

— Первый владелец имел чувство вкуса.

Впрочем, внутри всё было изменено. Изношенный до состояния риз паркет был перестелен на новый — наборный паркет из разных сортов древесины. Стены получили новую отделку обоями — сделанными из натуральных материалов, высокие потолки — натяжные, с точечными светильниками. Особняк внутри приобрёл качественную мебель, и был похож уже на жилище, как сказал Воронов — местечкового олигарха. Впрочем, он был слишком предвзят — дизайнерский проект был скопирован с нескольких базовых домов — и очень хорошо подходил к подобному особнячку. Здесь стояли красивые кресла, на окнах были тёмные шторы, в карнизах скрыты электроприводы для них, на полу ковры, привезённые мною из Ирана — большие и очень роскошные. Стоили они очень дорого — мне пришлось раскошелиться.

Тем не менее, это не бросалось в глаза — но честно говоря — я потратил на это много времени и был очень доволен результатом — снявши пальто и обувь на входе, обувшись в мягкие тёплые тапочки с мехом ламы — в тибете продаются, мы попали в это великолепие дизайна в стиле эклектики.

— Вот это вы шикуете, — цыкнул зубом Шелепин.

— Нравится?

— Богато живёте — как в музее.

— Старых вещей тут нет. Проходите, чай, кофе, или выпить что-нибудь?

— Чай, пожалуй. От кофе тянет спать, а выпивать сейчас не время.

— Очень хорошо. У меня как раз есть хороший.

Шелепин прошёл в гостиную, расположившись на диване. Я налил чаю, принёс на подносе самовар — самый настоящий самовар... аккумуляторный, правда, но самовар.

Чаями мы баловались недолго — пока Александр Николаевич отдыхал, я пошёл и разжёг камин. Да, в доме были камины — их правда давно заложили, а при реставрации восстановили — кинул дровишек, поджёг, раскочегарил. Огонь сразу же удвоил ощущение уюта, которого я пытался добиться изначально.

— Зачем позвал? — спросил Шелепин внезапно, — Ты говорил про какой-то товар.

— Да, мы долго думали, обсуждали планы, обсуждали как нам действовать дальше, и пришли к определённым выводам. Здесь вы можете видеть этот товар — вот он.

Я продемонстрировал стоящий на подставке телевизор. Повернул его в сторону дивана.

— Ого. Большой телевизор.

— Большой, красивый, и крайне технически сложный. Элементную базу для компьютеров я ранее уже скажем так, одобрил. На её основе сделали неплохую систему для железнодорожников — но возникла проблема. Социального характера — людям в общем-то это не надо. Они ретрограды — старое заменяется новым только когда достигает своего предела возможностей и разрушается. Поэтому мы подумали так — мы это я и Петя — что если в космические достижения советский человек верит — то в бытовые — не очень. Решили создать бренд — логотип можете видеть здесь, — показал я на телевизор, включая его. Он мягко засветился — у него внутри неонка, — нам нужно было создать техно-демонстрацию, и в то же время — заработать определённую репутацию, прежде чем всерьёз выходить к кому-то с предложением что-то сделать.

— Понятно. Ну это вы правильно поняли — а откуда у вас особняк то такой красивый?

— Тут была коммуналка ещё две недели назад. Мы получили на баланс НИИ целых пять домов старой застройки — в том числе и этот. Есть больше, есть меньше.

— И они вам просто так отдали?

— Для этого пришлось отвалить очень солидные средства в Горком. С товарищем Егорычевым мы не связывались — действовали через его заместителя. Пришлось оплатить строительство сразу нескольких кооперативных домов — и предоставить кучу техники, мебели, материалов, чтобы получить в своё пользование два старинных многоквартирных дома, два особняка и один обычный деревянный дом. Горком в обиде не остался — для них это крайне выгодная сделка. В общем — вопрос с жильём хотя бы самых главных людей из НИИ решили.

— Это хорошо. А Екатерину с её братом вы где поселили?

— В Козицком переулке, есть дом Лобоковой — простой двухэтажный вытянутый домик, построенный ещё до Наполеона. Там были общежития — дом восстановили, планировку изначальную вернули, фасад отреставрировали, ну и интерьеры — не хуже, чем здесь. Довольно большой дом, семнадцать больших комнат. После реставрации и обставления по полной — там поселили Катю и Анатолия, а так же наших учёных коллег — Глушкова, Староса и Алфёрова.

— Ну для академика уровня Глушкова выделенной ему площади может и не хватить. Академики они люди серьёзные.

— Ну так и там комнаты не Хрущёвские и даже не Сталинские. В распоряжении академика двести тридцать квадратных метров.

— Ну тогда я за них спокоен. Говоришь, каждому так сделал?

— Почти так — в зависимости от их потребностей. Как выяснили в процессе — им вполне комфортно жить вместе — и дом не частный, и соседи — все свои люди, отделка особняка шикарная — в неоклассическом стиле, всё составлено по пожеланиям жильцов. Собственно, этот дом тоже официально является общежитием. Правда тут проживают только два жильца — но это меня вполне устраивает.

— Вы нашли выход из сложившейся ситуации, — согласился Шелепин, — и должен признать — ваши связи с Егорычевым для меня стали необычной новостью.

— С ним мы не общались — со вторым секретарём. Это не так необычно.

— И всё равно, могли бы обратиться ко мне, я бы поговорил — вопрос был бы решён без лишних проблем.

— Я счёл это излишним, вопрос решился как видите к обоюдной пользе. Московский горком получил от нас очень щедрое вознаграждение за несколько решений.

— А они знают, что вы, так сказать, мои протеже?

— Знают, если бы они этого не знали — то обошлись бы и третью того, что получили — всё равно были на всё согласные. Я посчитал, что лучше им продемонстрировать, что с нами лучше дружить — выгоднее и перспективнее.

— Ух хитёр.

— Генетика, — хихикнул я, — ну что, посмотрим телевизор?

— Телевизор я вижу — симпатичный, большой, наверное весит целый центнер. Теперь просто расскажи, чем он отличается от других.

— Во-первых — дизайн, весьма нестандартный. Во-вторых — в нём использована полупроводниковая элементная база, а так же микрочипы. Надёжность у него на порядок выше, чем у советских и зарубежных изделий. Качество картинки... ну пока ограничено качеством передачи. А из необычного — здесь есть вход RCA, через который можно передавать сигнал вот отсюда, — я приподнял видеомагнитофон и поставил обратно на телевизор, — видеомагнитофон! Прошу любить и жаловать. Бытовой, модель не очень компактная. Формат VHS — не стали изобретать велосипед, всё равно принципиальных различий с другими нет. А вот он уже серьёзная машина — внутренности подстать хорошему компьютеру — элементная база сравнима, — я включил видак и открыл деку, вставил в него кассету и переключил телевизор на приём, — может воспроизводить и записывать сигнал. Последнее особенно ценно. Мы перекинули с два десятка фильмов на кассеты, так что фильмотека пока ограничена.

Я включил таки кино.

— Так... показывает, работает. И это всё?

— Это уже очень немало. Широкого распространения до годов восьмидесятых подобная техника не получит. Хотя над катушечными видеомагнитофонами работают сейчас — по крайней мере, Воронов ничего о советских разработках даже не слышал.

— Понятно...

— Доступ к информации всегда был особенно ценной штукой, — я заложил руки за спину, пройдясь по комнате, — видеомагнитофоны стали широко распространяться в мире в семидесятые — в СССР их распространение получило особенный импульс после олимпиады. Олимпиада вообще по-своему погнула железный занавес, привнеся в жизнь СССР очень много нового — так что послеолимпиадный советский союз уже не был так сказать каноничным — историки этот момент обходят стороной, но изучив вопрос, я начал думать, что на Олимпиаде-80 был окончательно взят курс на разрушение закрытого общества. В страну попало слишком много иностранцев, техники, вещей, слишком много всего — олимпиады последующих лет не имели никакого существенного влияния — а вот конкретно эта — была очень важной политической точкой. После неё сознание советских людей изменилось в направлении надежд больше на запад.

— Этого хорошо было бы избежать.

— Конечно. Но сделать ничего нельзя — если не дать им альтернативу — тут уже приказом по партии или пропагандой мало что можно сделать — идёт естественный процесс политической конкуренции — и победитель получает всё. Насколько я могу судить — закрытый характер общества, морально устаревшая пропаганда и вообще культурное устаревание чиновнического аппаратта, неспособность конкурировать даже не с вражеской пропагандой, а с самим фактом их существования. Пропаганду провалили полностью, тотально. Насколько я понял, в восьмидесятых развивалась депрессия в обществе, вторящая экономическому и политическому кризису.

— Печально, но мы постараемся не допустить самого кризиса. Если это будет возможно, конечно — или существенно его изменить — ведь в Китае в тех же годах экономика росла как на дрожжах.

— Верно. Хотя тут первый кнут пропаганде. И культурной отсталости партии — ввиду того что партия — это не срез общества. Партия это преимущественно мужчины, преимущественно пожилые, преимущественно управляющие кадры и карьеристы — люди в серых пиджаках и с галстуками. Поэтому политизированные. Они далеки от народа, вот и развился кризис — они даже не смогли говорить с народом на одном языке, и плохо понимали его, народа, нужды и веяния — в итоге сформировалось альтернативное советскому общество. Чужеродное, которое формировалось стихийно под влиянием западной пропаганды — той её части, что долетала до советского союза.

— Интересный взгляд. Ты думаешь, что можно избежать этого? Всякие стиляги и сейчас есть.

— Бог ты мой, эти юноши и девушки вообще безобиднее младенцев в политическом смысле. То, что вы всерьёз рассматриваете всяких так называемых диссидентов — серьёзный просчёт и вообще очень опасная цепь ошибок. Стерильное инфополе конечно выпячивает подобных личностей — но если с ними начинать бороться — то в конечном счёте получится северная корея. Страна победившего чучхе и социалистического идиотизма. Пропаганду забросили и самое страшное что имея колоссальные ресурсы, возможности — я вижу перед собой людей, которые часто руководствуются эмоциями и обычным старческим желанием жить в зоне комфорта. Абсолютно подконтрольной и тихой атмосфере — это наслаивается на вредную привычку, свойственную вообще России — при возникновении проблемы рассматривать как проблему само её наличие.

— А не что?

— А не её саму и её причины. Проще говоря — любому руководителю проще заткнуть подчинённых и заставить очковтирать. Любой честный человек, попадающий в систему, рано или поздно думает "а я что крайний что ли, мне что ли больше всех надо?" — и начинает облизывать начальство, лепить горбатого в отчётах, и совершенно не чувствует себя виноватым. Потому что начальник не похвалит за то что проблему поднял — наорут ещё и все заклюют. Проще спускать всё на тормозах — пока всё не развалится к херам.

— Это есть, да. Хотя и не так сильно выражено — но с очковтирательством нам нужно бороться, и чем эффективнее, тем лучше. Проблема не нами создана — она чуть ли не со времён царя Ивана Грозного появилась и стала нормой жизни.

— В восьмидесятые в стране стало больше техники, — я сменил тему, — западной, а позже советских аналогов — которые конечно не выдерживали конкуренции. Зачастую девяносто процентов проблем было в качестве сборки, маркетинге и качестве комплектующих, а не в том, что сам образец плохой. Видеомагнитофоны стали распространяться по рукам населения, очень активно — и стали признаком самого большого шика. Всё-таки в СССР он приравнивался по цене к машине, а купить было ещё сложнее. Тем не менее, видеомагнитофоны начали распространяться по стране — кассеты копировались, затирались до дыр, один и тот же фильм мог пройти с дюжину циклов перезаписи, окончательно потеряв в качестве до полностью несмотрибельного. Как-никак это одно из окон в мир — в целом закрытость инфопространства не продержалась долго — и на фоне этого мир запада, какой был — видели скорее через кино голливуда — а голливуд известно что. Фабрика грёз и лжи. Так что проамериканская романтика надула не одну голову — постепенно став практически культом. Это печальная тенденция, но провалы собственной пропаганды привели к такому. Попытки с этим бороться методами "запрещать и не пущать" — ещё сильнее раскрутили маховик американофилии — и только оттолкнули народ от государства. К сожалению. Финал вам известен. Хотя конечно это не главное и даже не второстепенное — это психологический фон зародившегося и развившегося раскола между людьми в галстуках и людьми без них.

— Многие правительства во всём мире обвиняют в том, что они далеки от народа — это не новость.