Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
* * *
* * *
* * *
* * *
Пленного переверзя доставили в королевскую темницу.
— Кто займется им?.. — вопрос Королевы к членам Совета не был праздным. То, для чего и нужен-то был пленник, в мирные времена каралось весьма сурово — а именно: смертью...
— Тот, для кого общение с Тьмой пройдет ... — Абигайл замялся в поисках нужного слова. — В общем, тот... Тот, на ком это никак не отразится.
— Таких не бывает, — мягко возразила Королева.
— Если жрецы отказываются, значит, — это должен быть кто-то из Светлых ... Или кто-то один из нас! — заявил советник, чье лицо прикрывала железная пластина.
— Вэллария исчезла, Мирта ослепла. Рутан — единственный, на кого мы можем рассчитывать в борьбе с кознями Темных. Я бы не хотела потерять последнего мага...
— Кстати, об исчезновении Вэлларии, — вступил в разговор человек в одежде жреца. — Голова, что мы обнаружили у одного из воинов, поведала немногое — она была уже почти мертва, когда попала в наши руки. Так вот: убить Тезариуса мог только равный ему по силе! Наверняка, это была она, — больше некому...
— Это хорошо или плохо? — нетерпеливо переспросила Чара.
— Мы не знаем... — уклончиво отвечал жрец. — Рот головы был распечатан... Куда делся дух Тезариуса? Был ли он уничтожен или захвачен? Успел ли вселиться в кого-нибудь?.. Исчезновение Вэлларии очень беспокоит нас — она, конечно, могла погибнуть, — но что, если дух Тезариуса вселился в нее?..
— "Если-если"!.. — раздраженно передразнила его Королева. — От вас, жрецов, никакой пользы!
Глаза человека в белых одеждах вспыхнули, но он тут же притушил их блеск и ничего не ответил, лишь смиренно поклонился, давая понять, что не намерен вступать в спор.
— Что сказал воин, который принес эту гадость в Город? — спросила она у советника.
— Он говорит, что не трогал голову...
— Ладно! — решительно заявила Королева. — Если нам суждено видеть свет Солнца, — мы еще разберемся с наследством чернодела... Теперь же я хочу знать: кто перевоплотится в переверзя, дабы мы могли узнать точно, с чем имеем дело?..
Воцарилась тишина. Собравшиеся здесь были одними из самых выдающихся представителей племени Людей, готовые пожертвовать собою во имя спасения расы, — но никто из них не решался на то, что предстояло сделать. Даже теперь, когда каждый день мог оказаться последним...
Королева понимала, что тут она не вправе приказывать, и тоже молчала, рассматривая лица своих приверженцев так, словно впервые их увидела.
Вот Абигайл ... Вздорный старик, нетерпимый к чужому мнению, когда оно не совпадает с его собственным, но крепкий, сильный духом. В молодости участвовал во многих боевых походах и не раз, рискуя жизнью, спасал целые города... Одна лишь у него слабость: ненавидит Вальгессту... Ему она могла приказать и он бы подчинился, но старику уготована иная миссия ... Ратибор... Лучший воин из всех, о его храбрости и смекалке ходят легенды. Выглядит молодо, а на самом деле лет ему ого-го сколько! — участвовал еще в походе Короля Игнация. Потом ему довелось попасть в "перекат" и время для него остановилось... Его она тоже не может потерять — когда начнется штурм Города, он один будет стоить нескольких дружин... Игглиз — умный, великодушный, преданный...Если им всем суждено выжить, он непременно станет Светлым Магом — у него много необычных задатков. Пожалуй, он справился бы с тем, что предстоит лучше других, но... Но если с ним случится перевоплощение до конца...О! — Тьма получит очень могущественного воина. И потому она не может доверить ему это... Светогор... Нет, не подойдет. Он слишком сильно ненавидит Темных. Он просто не сможет...Они лишь впустую растратят силы и время... Боги! Зачем вообще все это случилось? Почему они вечно сражаются с кем-то? Сколько она себя помнит — не было ни одного по-настоящему мирного дня... А ведь изначальное предназначение Людей — творить и созидать... Как там было сказано в древней книге: "... Плодитесь и размножайтесь..." Возводите храмы и города, возделывайте нивы, растите детей...Почему же нам этого мало? Почему мы вечно хотим большего, но стоит нам выйти за рамки Предназначения, как мы тут же проливаем кровь — свою и чужую? Может, мы прокляты?..
Вперед шагнул советник, чье лицо наполовину скрывало железо.
— Я уже сталкивался с черной магией... — сказал он. — Потому, попробую еще раз...
— Нордид?! — удивилась Королева. Она не ожидала подобного. — Искренен ли ты в своем решении? Или хочешь поквитаться со мной за смерть отца?
— Нет. Не сейчас... — отвечал доброволец, приподнимая железную пластину. На Королеву смотрели теперь словно два человека: один — красивый, молодой, дерзкий, второй — изуродованный жуткими шрамами, познавший горечь потерь, старец. Только глаза у них были одинаковыми — ибо принадлежали на деле одному. — Я был признан достойным служить народу и Городу, и выполню свой долг. А тогда — посмотрим... Может быть, я прощу тебя, — взгляд его стал тяжелым. — Может быть, нет...
Чара невольно отступила и оглянулась, точно ища поддержки, но лица остальных присутствующих оставались бесстрастными.
— Тогда — быть посему... — чуть хрипло выговорила она, овладев собою. — Медлить некогда. Сегодня как раз полнолунье...
* * *
* * *
* * *
* * *
— ... Я прошу тебя лишь об одном: если заметишь, что со мною неладно — убей меня.
Нордид и Гилленхарт, которого он срочно отыскал после встречи во Дворце, сидели в том самом маленьком кабачке, где когда-то их познакомил агил.
— Да как же! — в сердцах воскликнул Гилленхарт, которому весь разговор этот был в тягость.
— Ты мне должен... — тоже начиная сердится, напомнил молодой советник. — Я тебе жизнь спас, значит могу ею распоряжаться! — он намекал на утреннюю стычку с хоромонами. — Пойми: если я перестану быть человеком, ты мне только доброе сделаешь!
— Вдруг я ошибусь? — угрюмо возразил Гилленхарт, с тоскою заглядывая в пустую чарку.
Из-за осадного положения с выпивкой в Городе было туго, вино стоило бешеных денег, и юноша, просадивший за этот вечер в кабаке свое солдатское жалование, всерьез подумывал о том, что наверное пропьет всю добычу, захваченную у людоеда, раньше, чем выберется отсюда.
— Не ошибешься... — усмехнулся Нордид. — Разве что сам станешь Темным... Но тебе это не грозит — ты ведь дал Клятву и душа твоя в безопасности. Кстати, — он нахмурился, — голова Тезариуса, она точно была уже распечатана, когда ты ее обнаружил?
— Да... — не моргнув глазом, соврал Юстэс.
— Ладно... — в раздумье проговорил советник. — К тебе его дух все равно бы не смог прилепиться...
Юстэс подумал о Певуне, умирающем в темной каморке. Он и соврал-то ради него, памятуя об участи Ла Маны. Пусть окончит дни свои в мире, — зачем ему лишние мучения и позор? Вот если бы жрецы могли спасти его жизнь...
В противоположном от них углу громко засмеялись чему-то. Друзья недовольно покосились на весельчаков. Тьетли... Уж эти-то всегда хорошо устроятся. Вон, стол и теперь ломится от еды и кувшинов с вином! Хитрецы толстопузые... Юстэс откровенно недолюбливал этот маленький народец с тех пор, как его чуть не сгубил Рурус. Один из тьетлей — повыше и пошире остальных — весь вечер пялился на него: "Небось, прикидывает, как надуть!.." — зло подумал юноша и словно бы невзначай продемонстрировал наглецу свой кинжал. Но нахал продолжал свое — Юстэс нет-нет да и ловил на себе его цепкий, внимательный взгляд.
— Мне пора... — сказал Нордид. — Скоро полночь...
— Как? Уже?! — воскликнул неприятно пораженный сим обстоятельством приятель. — Я не думал, что все так скоро...
— А когда? — с затаенной печалью возразил советник. — Противник сжимает кольцо все туже. Как знать, сколько у нас вообще осталось времени?.. Выпей вот лучше еще. За мою удачу! — и бросил на стол тяжелую золотую монету.
Надев шлем, Нордид твердым шагом направился к выходу.
Он ушел, не оглянувшись...
Оставшись в одиночестве, Юстэс впал в то угрюмое и озлобленное состояние, какое налетает порой на человека, когда винные пары улетучиваются, и минуты мнимого веселья сменяются тягостными раздумьями. Злые, разрозненные думы сменились постепенно сонным оцепененьем и он уронил отяжелевшую голову на руки. Но еще не успев провалиться в пучину сновидений, Юстэс услышал, как рядом заскрипел отодвигаемый стул.
— Чего надо? — с вызовом спросил он заплетающимся языком. Против него уселся тот самый нахальный тьетль.
— Не узнал? — жутко знакомым голосом спросил нахал.
Юстэс выпрямился и откинулся на спинку стула. С трудом скрестив руки на груди, он с подозрением уставился на незваного.
— К-кыш отсюда... — предложил он ему, подумав.
— Слыхал, ты стал героем... — как ни в чем не бывало продолжал тьетль. — А куда же делся наш капитан?
— Коротышка?! — изумился Гилленхарт, внезапно узнав своего собеседника. Хмель разом слетел с него и он вдруг почувствовал, что искренне рад видеть рыжего задиру.
— Он самый... — подтвердил тот, многозначительно прикладывая палец к губам.
Поднявшись, он вернулся к столу, где сидели его маленькие приятели, что-то сказал им, и вскоре вернулся с кувшином, где еще плескалось вино, и тарелкой незатейливой снеди.
— Вот... Сказал своим, что собираюсь выманить у тебя сумку с дорогими каменьями... — усмехнувшись, пояснил он, ставя съестное перед юношей.
— Они-то откуда пронюхали?..
— Э-э, брат! Да об этом уже все в городе знают!.. — махнул рукой Коротышка.
Они наполнили деревянные кубки, выпили...
— Что же нужно тебе на самом деле? — утирая рукавом рот, вызывающе спросил Гилленхарт.
— Перво-наперво я на самом деле рад тебя видеть... — спокойно отвечал рыжий. — А потом я почему-то ужасно хочу вернуться домой... До-мой! — повторил он раздельно. — Слышишь? Или ты уже забыл, что это значит?..
Юстэс внезапно почувствовал себя очень странно. Точно все происходящее и существующее вокруг неожиданно оказалось сном, а сам он — просто подглядывает в чужое окошко, наблюдая за теченьем сторонней, занятной жизни...
— Господи... — выговорил он, потрясенный. — А знаешь, я ведь и забыл... Правда, забыл!..
* * *
* * *
* * *
* * *
**
Остаток ночи пролетел незаметно. Юстэс, как мог, изложил приятелю историю своих приключений, "тьетль" — поведал ему о своей жизни под зеленым солнцем...
Прижившись среди бойких карликов, Коротышка немало постранствовал вместе с ними. Был в Темной долине, где золотые слитки можно собирать прямо под ногами, как камни, да только глядеть при этом нужно в оба — безраздельно владычествующие в долине гарпии так и норовят позавтракать кем ни попадя. Был на рудниках в горах Дальноземья, где работают глубоко под землей мертвые рабы, — те, чьи тела не сумели спасти от грабителей могил их сородичи. Плавал в Заморье, где чуть не попал в плен к великанам; на обратном пути повидал Светлые острова — красивое, удивительно прекрасное место, где хорошо бы остаться навсегда, — да только эльфы, хозяева островов, не очень-то жалуют пришлых...
— Тьетли — неплохой народец... — сказал он под конец. — Просто среди них тоже всякие попадаются... По мне, так они лучше многих.
— Воры и прохиндеи! — отрезал Юстэс.
— Не без этого... — невозмутимо согласился Коротышка. — Зато веселые и незлые. Если и подстроят пакость, так только чтоб посмеяться...
— Ага! А потом свои смешки продают втридорога!
— Ладно, — примирительным тоном сказал рыжий. — Я тебя отыскал не для того, чтобы ссориться. Ты теперь богат, я тоже кой чего скопил... Пора возвращаться обратно. Здесь, я чую, большая свара началась, — как бы нам не сгинуть вместе с остальными...
— Ну и возвращайся... — грубо ответил Юстэс. — А я не крыса, чтобы бежать с тонущего корабля.
— Дурак! Кому ты здесь чего должен?.. Это вообще не наше дело! Мы — чужие... Ты о чем всю жизнь мечтал? — о славе да о богатстве! Так вот: раз все свершилось, как мечталось, — пора и честь знать... Выбираться из этой преисподней нужно! И побыстрее!
— Как? — устало спросил Гилленхарт, только ради того, чтобы настырный недоросток отвязался.
— Я тут многое разузнал, — горячо зашептал, склонившись к его уху, Коротышка. — Оказывается, в здешнем храме портал есть... Его сам Проклятый в свое время сделал. Наши сказывали, аккурат в настоящей Акре окажемся, той, что крестоносцы на берегу Средиземноморья построили! Помнишь храмовника, что на корабле сам себя заколол? Ты еще его кинжал себе взял... — тут Коротышка широко улыбнулся. — Я тебя как раз по кинжалу-то и признал! — ты, брат, уж очень сильно на рожу изменился, — видать, хреново пришлось?.. Ну, слухай далее: тот бедолага на деле из местных был... А ножичек этот — ключ к переходу! Уразумел?..
— Нет... — честно признался Юстэс. — Я только одно понял: тебе кинжал нужен. Ну, так бери его — и отвяжись от меня!
Коротышка поперхнулся и оторопело поглядел на юношу.
— А-а ... Нет, а ты как же?..
— Никак! — грубо отрезал Гилленхарт. — Я — останусь... — и в доказательство своих слов отцепил с пояса тяжелые кожаные ножны и швырнул их на стол перед искусителем.
Коротышка робко протянул к неожиданному подарку мускулистую, поросшую рыжим волосом лапку. Благоговейно дотронулся корявым узловатым пальцем до тисненого узора на темной истертой коже...
— Я это за так не возьму... — сказал он, отдергивая руку. — Ты пьян, да и по башке тебе, я слышал, хорошо досталось... Скажут потом, что я тебя надурил. Нет, пусть все честь по чести! Ты мне — кинжал, а я тебе... я тебе... — он задумался, перебирая в уме свои сокровища. — А я тебе — вот что! — и с этими словами выудил из заплечной котомки большие, на манер песочных, часы, где за синим стеклом вместо песка кружились блестящие снежинки. В верхней части стеклянной, утянутой в талии, колбы их оставалось совсем мало...
— Я похожие у Тезариуса видел... — равнодушно произнес Юстэс, вертя в руках хрупкую на вид стекляшку, оправленную в тусклое серебро.
— Бери! — отозвался Коротышка. — Глядишь, пригодятся... Тут вона, смотри, — печать выжжена, видишь? — так может статься, Тезариусовы часы и есть! Я их у одного из наших купил, а он, — рыжий понизил голос, — эти часики у некой благородной дамы выменял — есть тут одна фифа, Вэлларией звать...— и простодушно добавил: — Я, правда, думаю, — он их у ей спер попросту...
— Как, говоришь, звали того ловкача? — напрягся Гилленхарт, услышав имя загадочно исчезнувшей волшебницы.
Коротышка, старательно прилаживая ножны к поясу из змеиной кожи, не заметил его волнения и лишь пропыхтел в ответ:
— Кажется, Рурус...
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
**
...Желтое тело Луны стало огромным. Она заполнила собой всю чашу небосвода, точно младенец утробу матери, и он понял, что луна — живая: видел пульсирующие реки вен и артерий, видел, как текут ее соки, как нежна и прозрачна ее кожа ... И тогда кто-то вложил в его руку нож, и Луна содрогнулась от боли, и из ее вспоротого чрева хлынула тьма... Ужас охватил его, он закричал — и сквозь отверстие разорванного криком рта Тьма проникла в него, точно вода, и растворила его в себе — и он стал ее частью...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |