— Спасибо за согласие встретиться с нами, мисс Чемерезова, — фамилию Джон Адамс произнес непринужденно и без малейшей запинки. — Или мне следует обращаться к вам "миссис Кобэтё"?
— "Оксана" вполне достаточно, — откликнулась Оксана, настороженно за ним следя. На ее лице и в голосе столь явно проступали напряжение и даже испуг, что не заметить их не смог бы даже человеческий младенец. — Хало, мистер Адамс.
— Джон тоже сгодится. Оксана, нам известно, что вы отлично говорите на английском. Однако, возможно, для вашего комфорта мне следует переключиться на русский?
— Не надо, спасибо. Кроме меня, на нем здесь никто не говорит. Лучше обойдемся без автопереводчиков, они могут исказить детали.
— Отлично. Полностью с тобой согласен. Позвольте мне начать разговор с принесения наших глубочайших и самых искренних извинений.
— А? — поразилась Оксана. Я тоже с трудом сдержал изумленное восклицание. Варианты разговора я продумывал самые разные, но чтобы извинения?
— Выяснилось, что произошла совершенно нелепая ошибка. Не стану вдаваться в детали, но суть в том, что информация о произошедшем в поселении Белоснежка изначально попала в руки некомпетентному сотруднику, который сделал из нее нелепые выводы. Разумеется, Оксана, ты не являешься ни преступницей, ни террористкой. Твое внесение в список разыскиваемых лиц — грубейшая ошибка. Мы уже принимаем меры для ее исправления. К сожалению, бюрократическая машина весьма неповоротлива и переваривает указания небыстро. Но максимум через внеделю все твои счета разморозят, все красные флаги в государственных и финансовых системах снимут. Еще раз мои глубочайшие извинения за проблему, созданную без нужды.
— Без проблем, — пробормотала Оксана, явно ошарашенная таким поворотом дела. — Спасибо. А-а... зачем мы тогда встречаемся? Вы могли просто отправить мне сообщение...
— Такого рода извинения следует приносить лично, — Джон Адамс развел руками. — Кроме того, у нас есть еще одно сообщение, которое проще обсудить с глазу на глаз, чем обмениваться почтой раз в день. Мы изучили твое досье в иммиграционной службе и обнаружили заявление на визу таланта, поданную четыре года назад. В те времена заявка зависла по разным причинам, а потом оказалось, что ты покинула не только территорию САД, но и вообще Землю. Специалист службы проверил документы и нашел, что заявление обосновано и может быть удовлетворено.
— Спасибо, весьма признательна, — Оксана умела владеть собой и уже оправилась от неожиданности. Ее голос стал нейтрально-вежливым, а поза — расслаблена. — Однако в визе уже нет нужды. Я больше не нахожусь на земной территории САД и не собираюсь туда возвращаться. Сейчас я житель Пояса.
— Да, мы знаем, — нимало не смутился гость. — У тебя также есть новая семья. Однако же мы знаем и то, что мало кто из урожденных землян, отправившихся в космос, находит там свое счастье. Пустые серые коридоры, крохотные жилые каморки, еда в лучшем случае из гидропонной оранжереи, а обычно — с белкового конвейера, постоянные опасности... И, самое главное, просторы нашей родной планеты и голубое небо над головой, которые невозможно заменить никакими искусственными иллюзиями. Оксана, я знаю историю и прекрасно понимаю, почему ты покинула Землю. У тебя просто не оставалось выхода. Но сейчас ты можешь вернуться.
— Я...
— Виза таланта — еще не все. Иммиграционный специалист полагает, что существует несколько способов ускорить получение статуса постоянного резидента САД, а потом — и гражданства в экспресс-режиме. Ты вполне можешь получить гражданство уже через четыре-пять лет. Что думаешь о таком предложении?
Алекс сделал движение в сторону Оксаны, но та в подсказках не нуждалась.
— Весьма заманчиво, — ее голос стал холодным, если не сказать ледяным. — С учетом того, что обычный путь к гражданству для иммигранта занимает около пятнадцати лет даже при выигрыше иммиграционной лотереи, предложение просто царское. Уверена, множество людей на Терре ухватилось бы за него, не раздумывая. Однако прости за откровенность, но в моих краях есть поговорка: бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Хотелось бы знать, почему это предлагается именно мне? Ничем не примечательной и никому не известной девчонке из захолустного уголка Русского Мира?
— Что? — удивился Джон Адамс. — То есть как никому не известной?.. А, понимаю. Я небольшой специалист по Русскому Миру, но мне помнится, что у его жителей есть такая психологическая особенность — недооценка себя на грани самоуничижения, а иногда и за ней. Оксана, ты ведь понимаешь, что я говорю не от своего имени. Весьма значительные в научных кругах люди полагают, что ты обладаешь выдающимся талантом математика, пока неограненым и неразвитым, но уже блистающим. Тебе предлагается вернуться не просто так, это лишь часть пакета. В него также входит предложение бесплатного обучения в любом университете Северо-Американского Договора по своему выбору, стипендия на все время учебы и немедленное трудоустройство по ее окончании. То, что мы предлагаем, является обычной иммиграционной программой для перспективных талантов лишь с небольшими модификациями, учитывающими твою личную ситуацию. Потребуется уладить формальности, связанные с отсутствием у тебя свидетельства о среднем образовании и тому подобные...
— Спасибо, я поняла, — голос Оксаны остался таким же холодным. — Я и в самом деле ценю ваше предложение, но...
— Оку-тян, маттэ! — прозвучал в нашем канале голос Мотоко. — Скажи, что подумаешь, если тебе разрешат учиться в университете в Ниппоне. Пожалуйста!
— ...но я не уверена, что могу принять его вот так сразу, — непринужденно переключила концовку отказа Оксана, сделав вид, что задумалась.
— Само собой, я понимаю. Оно весьма неожиданно.
— Предположим, что я соглашусь. Смогу я вернуться в Ниппон прямо сейчас?
Воцарилось молчание. Гость неподвижно смотрел на Оксану, словно замерзнув посреди фразы. Его поза вдруг показалась мне странно неестественной. Одежда служила для его тела надежным экраном, я не мог видеть его моторику, но все-таки мне казалось, что он словно окостенел. Обычный человек не в состоянии стать настолько неподвижным. Мелкие движение лицевых мышц по-прежнему регистрировались, но сейчас он походил на впавшего в медитационный транс йога.
Пауза, однако, продлилась недолго. Пять секунд спустя гость улыбнулся, как ни в чем не бывало.
— Увы, сразу не получится, — в его голосе прозвучало сожаление. — Вероятно, в Поясе ты не слышала, что сейчас происходит в том регионе.
— Нет, — Оксана выглядела по-настоящему озадаченной. В ней явно пропадала великая актриса. — А что там может произойти? Чжунго ведь не может напасть, нет?
— Нет, что ты. После трех Тайваньских войн Чжунго знает свое место и никогда не рискнет напасть на САД, пусть даже на такую удаленную его территорию. Просто там сейчас... небольшие сложности с системой государственного управления. Ничего особенно серьезного, просто саботаж отдельных криминальных элементов, но место пока что небезопасно.
— Саботаж отдельных элементов? Разве они могут представлять серьезную опасность? Мистер Адамс, прошу понять — я хорошо знаю Ниппон и не возражала бы туда вернуться, хотя бы ненадолго, но материковые территории я совсем не знаю. Я хотела бы в Ниппон.
— Понимаю. Кроме того, в Ниппоне есть очень хорошие университеты, так что выбор для тебя вполне естественен. Но беспорядки довольно серьезны. Ситуация такова, что правительство приняло решение ввести туда Национальную гвардию уже в ближайшие дни. В ближайшие три-четыре недели поездка туда небезопасна, но потом — как пожелаешь. Так что сейчас мы можем спуститься на североамериканский континент, в Бостон, где и закончим все формальности...
— Погоди! — Оксана вскинула руку, останавливая его. — Я ведь еще не согласилась. Спасибо, я осознала предложение, но мне следует хорошо над ним подумать. Я совсем не хочу покидать семью и мужа. Я не возражаю против визы таланта. Возможно, я и в самом деле решу поучиться в земном университете. Но сейчас отправиться с вами не могу. Мне очень жаль.
— Ты упускаешь отличную возможность, — голос гостя стал вкрадчивым. — Подумай как следует. Миллиарды людей во всем мире отдали бы все, что угодно, за такое предложение.
— Упускаю? — удивилась Оксана. — Ты же сам сказал, что путь до гражданства займет несколько лет. Несколько дней или даже месяцев туда или сюда — какая разница?
— Прошу прощения, неточно сформулировал. Ты упускаешь время. То время, которое именно в твоем возрасте поистине драгоценно и для обучения, и для научной работы. Если ты сейчас отправишься назад, тебя затянет привычная обстановка. Ты начнешь колебаться, выискивать подвохи, семья и друзья начнут убеждать тебя остаться... И в конечном итоге могут пройти годы, прежде чем ты, наконец, решишься. Те золотые годы, которые никогда не сумеешь вернуть.
— Понимаю. Спасибо за беспокойство, Джон, я весьма признательна. Однако сейчас, извини, я не могу с вами отправиться. У меня дела в Поясе, сейчас моя очередь сидеть с детьми, я уже договорилась о занятиях с... с некоторыми людьми. Мне нужно подумать и понять, как вписать твое предложение в мои жизненные планы.
— Ясно, — кивнул гость. — Таково твое окончательное решение?
— Сейчас — да. Окончательное. Большое спасибо за то, что уделили мне столько времени.
Дальше все начало происходить очень быстро.
Сканер пространства ударил мне по ушам резким свистом: три десантные крейсера ОВКС — не обычные часовые, а дрейфующие на парковочных орбитах на расстоянии пятнадцати-двадцати мегаметров — резко двинулись в нашу сторону на безынерциальных двигателях, включив активные сканеры и подсвечивая "Гаврон" лидарами. На их значках замерцали сигнатуры излучений активируемых гауссовых пушек. Они очень грамотно взяли меня в клещи, не оставляя никакой возможности ускользнуть — так или иначе, но "Гаврон" получил бы в борт либо ракетами, либо снарядами рельсотронов. У меня почему-то не возникло ни малейшего сомнения, что они не остановятся перед применением и того, и другого даже в таком густонаселенном пространстве. Бортовой компьютер прогнозировал пятнадцать секунд до запуска абордажных капсул.
Одновременно Джон Адамс, неподвижно до того висящий в центре гермоконтура, прянул вперед к Оксане. Костюм на его бедрах и спине вспучился и взорвался ошметками ткани, а термодатчики моей гарнитуры высветили самые настоящие выхлопы горячих движков, исходящие из его тела. Вместе с ним рванулся вперед, к Алексу второй гость, о котором я почти забыл — настолько неподвижным он оставался в ходе разговора.
Мотоко, которая до того висела так же неподвижно, как и второй гость, среагировала невероятно быстро для человека. Хотя и весьма шустрые для людей, оба гостя двигались весьма медленно для моего восприятия. Но даже я еще лишь наводил станнер на Джона Адамса, когда на него обрушился выхваченный Мотоко из тубуса боккэн. Несмотря на неудобное ее положение, мощный удар массивного деревянного клинка пришелся ему сзади в основание черепа.
От такого удара человеку полагалось умереть, не поняв даже, что происходит. Однако гость лишь кувыркнулся в воздухе, подчиняясь новому импульсу приложенной силы, и спиной врезался в стену отсека. Не потратив ни одной лишней секунды и ни одного лишнего движения, он извернулся, толкнулся ногами и реактивными струями и страшно ударил Мотоко в живот обеими кулаками. В последний момент та успела повернуться. Удар, который мог разорвать ей селезенку или печень, пришелся вскользь по ребрам. Будь на ней обычный гражданский комбез внезов, она наверняка бы получила множественные переломы ребер с травмами легких и сердца. Однако грубый гражданский скафандр, в пять раз толще комбеза, поглотил и погасил большую часть силы. Тем не менее, в общем канала донесся ее полувскрик-полувсхлип, сопровождаемый долгим хрипением. Ее завертело и отбросило к дальней стене отсека. Крутящийся пропеллером боккэн полетел в совсем другом направлении.
Атакующий больше не обращал на нее внимания. Все действие заняло примерно три секунды, и Оксана все еще висела на одном месте, непонимающе глядя на происходящее. Джон Адамс развернулся к ней, вытянул руки... и в тот момент его настигли иглы моего станнера и пропущенные через них примерно двести тысяч вольт. Я не понимал, что происходит, но рисковать не стал и дал максимальную мощность, которую допускало оружие. Его тело выгнулось, задергалось и по инерции пролетело мимо девушки.
— Бебе, что там? — голос Вероники прорвался через аварийный канал, автоматически открытый активированным мной сигналом тревоги.
— Гости — троянские кони, — быстро сказал я, спинными глазами лихорадочно вглядываясь в консоль управления, пытаясь найти курс для бегства, а грудными наводя прицел на второго терранина. — Напали на нас. Три военных корабля сближаются, взяли в клещи...
И в тот момент, когда я уже почти сфокусировал взгляд на сцепившихся Алексе и втором госте, мир перевернулся, налетел на меня сразу со всех сторон и врезал по мозгам так сильно, что я на пару секунд потерял сознание.
А когда пришел в себя, почти сразу же об этом пожалел.
Меня било чем-то твердым и плоским с непредсказуемых сторон, и я едва успел обхватить себя руками за секунду перед тем, как особо чувствительный удар в плечо едва не сломал мне правую. Гарнитура заходилась незримым паническим воплем: если какая-то из систем корабля и не подавала сигналов о катастрофических сбоях, я ее не заметил. Голос Вероники что-то кричал из динамиков гарнитуры, но я не обращал внимания. До меня дошло, что твердое и плоское — стены отсека, а корабль мотает из стороны в сторону мощными инерциальными импульсами. Как только я слегка сориентировался в пространстве, я сумел ухватиться за стенную страховочную сеть и оглядеться.
Я еще успел заметить, как на меня несутся сцепившиеся тела Мотоко и Оксаны, у которой автоматически захлопнулось забрало шлема, как Алекс отчаянным прыжком тянется к своему шлему, лежащему в сети, как в гигантский пролом в борту на фоне мечущейся Терры просовывается тупое рыло, раскрывающееся лепестками банановой кожуры, как трескается и разваливается противоположный борт, в который лезет второе рыло... а потом снова наступила темнота.
И не отступала целую вечность.
Первым ощущением после вечности стала духота. Вторым — удушье. Третьим — тьма. Четвертым — паника. Гарнитура, как и вся начинка скафандра, не подавала признаков жизни. Тело болело, словно меня долго били палками. Меня окружала темнота, которая лишь прорезалась яркими вспышками через пассивные линзы скафандра. Еще не до конца придя в себя, я задергался, пытаясь освободиться от связывающих меня пут. Безуспешно. Тот, кто меня связывал, подошел к делу основательно и с толком. К твердой поверхности прикрепили каждый сантиметр моего тела, а чтобы я не вырвался, затянули веревки изо всех сил.
После вминуты безуспешных рывков я, наконец, пришел в себя настолько, чтобы прекратить паниковать, включить как следует мозг и начать анализировать обстановку.
