Потому, прервав работу со стеной — и что её потянуло на стену, а не на потолок-то сразу — до сих пор нельзя понять самой. Со стороны эти метания вообще дико выглядят. Пришлось влезать на стремянку и, уворачиваясь от комьев грязи, чистить потолок. На это ушло три часа с небольшим. Контрольное время — три часа тридцать минут.
И на этот раз ей удалось приблизиться к контрольному сроку вплотную — две-три минуты осталось.
А она — устала. Утомилась. Выдохлась. И это время, сэкономленное, можно сказать, что и выигранное у таймера она хотела потратить на отдых.
Не удалось. Подошёл старший конвоир. В безапелляционной, предельно доходчивой манере сказал, что отдыхать — некогда. Ей ещё пол чистить. Да и стены — целых четыре, ну пусть три со значительной частью четвёртой — надо тоже почистить.
Она попыталась возразить. Словесно, конечно, она ведь не полная дура, чтобы лезть в драку с турианцем. И эти 'резервные' минуты провела в беспамятстве.
Пять! Пять хлёстких, сильных, точных ударов опрокинули её на свежеочищенный, но теперь — снова загаженный счищенной с потолка грязью пол. Эти птицемордые... Они — не церемонятся. Они сразу бьют! Бьют заключённую, бьют женщину, ну пусть — девушку. Всё равно.
Это казалось таким диким... Раньше. А теперь... Ей этому нечего противопоставить. Даже один турианец-конвоир сильнее её минимум раза в три. Он — воин, он привык убивать и избивать, он точен, вёрток, привык терпеть боль и работать по врагу в полную силу, в 'полный контакт'. А она... Она большую часть жизни провела в кабинах спорткаров. Ну иногда — в барах, на танцполах. Развлекалась... И теперь... Получается, что теперь эти развлечения ей аукаются? Боком выходят?!...
Похоже, что так.
— Встала! Чисть стену. Затем — почистишь и заполируешь пол, — рыкнул старший конвоир-турианец, нависая башней над распростёртой на полу навзничь заключённой. — Живо! — громче рыкнул он. Девушка сочла за лучшее попробовать хотя бы сесть. А потом — попытаться встать. — Живее. Работа — не ждёт! Ты допустила много ошибок. Все они включены в штрафные очки. Которые ты, — рыкнул чуть тише турианец, — отработаешь в самое ближайшее время. Если потребуется — за счёт сна!
— Но... — попыталась было возразить девушка, едва стоя на ногах, — сон ведь...
— Поговори ещё! Ты — пожизненница! Не забывай об этом. А значит, срок твоей жизни напрямую зависит от качества твоей работы. Отрабатывать долги и штрафы ты будешь самолично! Своим физическим трудом, — этот птицемордый говорил штампованные, хорошо знакомые ему фразы, но они били по нервам бывшей стритрейсерши, как электрохлысты. — Марш к стене и чисть, а потом — почистишь пол. Ты его ещё должна будешь пол заполировать, на это у тебя тоже уйдёт несколько часов. Так что застаиваться тебе — некогда. Работай! — сказав это, старший турианец-конвоир отошёл к проёму, в котором продолжал маячить младший.
Стену она зачистила. Но в контрольный срок — не уложилась. Увидела краснеющие, алеющие цифры — четыре нуля — и...
Турианец-конвоир избил её. Со вкусом, смаком, качественно. До потери сознания. Хорошо, что не до потери пульса.
Полежать в беспамятстве ей не дали и несколько минут. Турианец склонился над ней, затем встал на корточки и тихо так, на почти полном ультразвуке произнёс только одно слово 'Встать!'.
Говорят, что человек не воспринимает ультразвук. Ложь! Она-то этот турианский ультразвук в тот момент очень даже хорошо восприняла. Неведомо откуда и силы взялись. Вскочила, вытянулась.
Пришлось приступить к работе. На полчаса ведь контрольное время превысила. Отступать — некуда, придётся навёрстывать. Хотя бы попытаться. А то ведь... Даже думать не хочется, что там назапоминали эти двое птицемордых.
С иденскими полисменами — хоть землянами, хоть турианцами, хоть азари — удавалось договориться. А с этими... Прямо волкодавы какие-то. Похоже, они действительно не чувствуют, да и не видят никакой разницы между мужчинами и женщинами. Все они для них едины — заключённые и всё тут. А раз заключённые, то должны работать. Физически. Тяжело и долго.
Пол пришлось чистить. Дольше контрольного срока. На целый час дольше. Эта потолочная грязь... Оказалась жутко прилипчивой. Нет, не надо было начинать с чистки пола от 'песка'. Не надо. Да что жалеть-то, уже не вернёшь и ничего не исправишь.
Избитая ещё раз бывшая стритрейсерша снова не получила никакой возможности отлежаться. Щелчок стека — и она уже стоит, не понимая, почему она вдруг на ногах оказалась и в вертикальном положении. Похоже, у этих птицемордых — богатый ассортимент средств принуждения.
— Лицом — к стене! Носом — в стену упёрлась. Руки — в стороны, ноги расставить, — рыкнув, старший конвоир подождал несколько секунд, пока бывшая стритрейсерша распластается на ближайшей стене. Качественно и сильно охлопал-ощупал комбинезон. — Кру-гом, в то же положение — стано-вись! — скомандовал он, снова выждал несколько секунд и продолжил охлоп-ощуп-обыск. — Руки за спину в замок, пальцы сплести. Пшла к выходу!
Конец рабочего дня называется. А может быть — и рабочих суток. Не только поесть — в туалет не захотелось. Хотелось одного — лечь и уснуть. Даже на жёсткой постели.
Турианец привычно взял в захват её шею, чуть сдавил пальцами, предупреждая, чтобы даже и не думала о глупостях всяких. А затем...
Затем — пришлось бежать. Быстро бежать по этим длинным, извилистым коридорам. Ту решётчатую дверь она — на обратном пути — даже и не запомнила: слишком быстро та преграда осталась далеко позади.
В 'камерном' коридоре уже был другой контролёр — как ни устала, но по нескольким деталям скафандра определила — другой на дежурстве. Другой, свежий.
Контролёр-турианец подошёл, посмотрел на посеревшее лицо бывшей стритрейсерши.
— Лицом — к стене, — распорядился старший конвоир.
Пришлось повиноваться.
Контролёр открыл дверь камеры, младший конвоир вошёл внутрь, через несколько секунд вышел. Проверяет. Может, так здесь положено... Во избежание всяких-разных неприятностей.
— Заходи, — рыкнул старший пары конвоиров.
Зашла, остановилась в шаге от двери. Никто не приказывал, никто за шею не держал. Сама поняла, где и как остановиться.
— Комбинезон — сняла. Полностью, — в камеру вошёл старший конвоир.
— А спать как?
— Одежда — не положена, — скучным тоном рыкнул старший пары конвоиров.
— Поняла, — бывшая стритрейсерша стянула с себя не особо запачкавшийся комбинезон, сложила его вдвое или, может быть, даже вчетверо — не запомнила. Подала вошедшему в камеру младшему конвоиру. Тот взял одежду и тотчас же вышел из камеры.
— Оправишься — и спать. Вода будет выключена быстро, так что — не медли, — сказал старший конвоир, разворачиваясь 'на месте кругом' и выходя из камеры.
М-да, турианцы мало того, что не могли употреблять человеческую пищу, да ещё и не воспринимали человеческих женщин как сексуальные объекты. Многое учли руководители Тюрьмы, очень многое. Правильно говорят и даже утверждают, что инопланетяне за землянами наблюдали не десятилетиями — столетиями. Если среди них и турианцы затесались — а почему бы, собственно, и нет, то... Информации о людях у этих птицемордых — много. Очень, очень много.
Плеснув на лицо грязноватой водой — другой-то в рукомойнике всё равно не было и воспользовавшись унитазом, бывшая стритрейсерша подошла к полке. Жёсткая и не особо удобная, но... Сил никаких почти не осталось.
Как легла — помнила, а вот как заснула — уже нет. Слишком быстро провалилась в сон. Без сновидений.
'Нормандия' включает разведконтуры. Начало сканирования Станции
— Мы приблизились к Цитадели на расстояние, исключающее любые сомнения в том, что очень быстро окажемся рядом со Станцией. — Шепард посмотрел на настенный экран — один из нескольких, передававших уточнённые карты района размещения Цитадели. — Командир, мы не можем дальше лететь к Станции, не воспользовавшись корабельными спецсистемами в полной мере. — Старпом посмотрел на Андерсона, сидевшего на своём обычном месте — за рабочим столом. — О нас, по докладам Ингвара и его коллег, говорят на Цитадели простые обитатели, о нас говорят Советники. Слухи множатся. Мы становимся заметны. Слишком. Явик достаточно давно собирает информацию о происходящем на Станции и вокруг неё своими средствами, способами и методами. И мы тоже должны что-то делать достаточно активно, чтобы подготовиться хотя бы частично, а желательно — в значительной мере — к тому, что нас может ждать и, скорее всего, ждёт на Станции.
— Эк вас проняло, Шепард. — Андерсон бросил на своего младшего коллегу быстрый взгляд. — Я знаю, что Явик уже давным давно собирает и систематизирует самую разнообразную информацию о происходящем на Станции. Знаю и о том, насколько Советники обеспокоены тем, что 'Нормандия' находится достаточно близко от Цитадели. Знаю о том, насколько этих 'сидельцев' наш прилёт к Станции, мягко говоря, нервирует. Но...
— Командир, — не меняя тон голоса, сказал Шепард. — Я понимаю. Ситуация на Идене потребовала от нас нестандартных действий, которые напрочь выламываются из большинства известных протоколов, инструкций и законоуложений, исключая разве что самые экстренные, предназначенные для задействования в гипотетически вероятных случаях. И сейчас это — тот самый гипотетически вероятный случай — не начинает своё существование и воздействие. Он его — продолжает, — подчеркнул старпом. — Явик мёртво держит ситуацию на Идене под своим контролем, расходует на это свои силы и средства. Положение таково, командир, что мы, люди, начинаем глупо выглядеть. Он — работает, а мы...
— А мы боимся отказаться от необходимости выполнять эти самые инструкции, протоколы и законоуложения, Шепард, — сказал Андерсон. — Может быть, и не боимся, но, действуя в рамках, не хотим ломать эти рамки и отдавать всё на откуп 'экстренности' ситуации.
— А ситуация действительно, командир, экстренная, — сказал Шепард, взглянув ещё раз на настенные экраны. — На Идене мы, как выражаются земляне-имперцы, 'навели шороху', затем — потратили несколько суток на полёт к Цитадели. Думаю и даже уверен, что цитадельские 'сидельцы' знают, что на что-то большее, чем дальний внешний рейд Станции мы — не согласимся, потому...
— Потому у цитадельских 'сидельцев', — сказал Андерсон, — будут слишком серьёзно ограничены возможности по влиянию на нас.
— Именно, — согласился Шепард. — Адмирал Михайлович сам не понимает, что такое наша 'Нормандия' и как её 'вписать' в состав дивизиона подчинённой ему флотилии разведкораблей. Да, наш фрегат — прототип. Но — всё меняется, старое уходит, отмирает, новое — приходит и укрепляется. Михайлович — консерватор, может быть — даже ретроград. Ему — не двадцать лет, он уже — сложившийся взрослый человек. Может быть, и не планировался наш полёт к Цитадели с такими задачами, но... Как только мы встанем на внешний рейд, пусть и на дальний, я не исключаю, что мы будем вынуждены постоянно быть в контакте с Михайловичем и его штабом.
— А там — протокол един: 'отдайте Советникам Маяк', — негромко сказал Андерсон.
— И это — тоже, — подтвердил старпом. — А ещё Михайлович неглуп и понимает, что наличие на борту нашего фрегата-прототипа двух, подчёркиваю, двух Спектров Цитадели, даёт все возможности и все основания для того, чтобы штаб флотилии и лично Михайлович утратили право командование нашим кораблём и нашим экипажем. Согласно протоколу, подписанному Альянсом...
— Корабли и иные транспортные средства, на которых находятся один или два Спектра Совета Цитадели немедленно передаются под их командование и управление, — близко к тексту процитировал документ капитан Андерсон. — Что-то в этом роде я предполагал, Шепард. Но... протеанин...
— Дополнительная головная боль для штабистов и Михайловича, — сказал старпом. — Но по-иному — нельзя. Война с таким врагом — новая, она не будет вестись по лекалам, известным Михайловичу и вышестоящим адмиралам и генералам. Не думаю, что Михайлович не понимает, как сильно факт появления протеанина Явика рушит все протоколы. Потому... Вряд ли он пойдёт на отдачу прямого приказа о передаче Маяка Советникам Цитадели в таких условиях.
— Понимает он или не понимает, ясно одно, — негромко сказал командир фрегата. — Адмиралитет Альянса не готов признать факт, что война со Жнецами уже идёт. Не буду спорить — мало, кто и за пределами Адмиралитета Альянса готов признать этот факт. Такова уж человеческая психика — она до конца сопротивляется любому вредному негативу. И невредному, кстати, тоже. — Капитан Андерсон помолчал несколько секунд, глядя на настенный экран, транслировавший карту района, где сейчас находилась 'Нормандия'. — Сами знаете, старпом, на включение разведконтуров нашего корабля в боевом реальном режиме в таком месте, как это... Весьма близкое к главной Станции галактики... В обычных условиях требуется столько согласований и виз, что запаришься их собирать.
— Советники уже знают, что мы за ними наблюдаем о-о-чень внимательно, — сказал Шепард. — Даже если они не понимают, откуда у нас столь полная и точная информация, я уверен — они способны сложить 'два и два' и списать нашу осведомлённость, точнее — её причину — на протеанина. Неизвестная величина есть неизвестная величина. А раз неизвестная — все возможности запредельного характера автоматом переносятся на неё.
— Тоже верно. — Андерсон продолжал раздумывать. — М-да. Придётся вызвать сюда нашего гуру РЭБ, — он набрал на клавиатуре настольного инструментрона несколько команд. — Ингвар, зайдите ко мне в каюту. Есть разговор, — сказал он.
Выслушав короткий ответ, переключил каналы, погасил клавиатуру.
Несколько минут — и Темпке входит в командирскую каюту, закрывает за собой дверь на защёлку и, увидев жест-разрешение хозяина каюты, усаживается в свободное кресло.
— Доложите последние результаты сканирования, — коротко бросает Андерсон.
Ингвар уложился в десять минут. Андерсон слушал его молча, только изредка кивал. Вопросов не задавал, не прерывал, но проявлял всем своим видом серьёзную заинтересованность, так что Темпке докладывал с удовольствием — подробно и чётко.
— Хорошо, — сказал Андерсон, когда руководитель службы РЭБ фрегата умолк. — Ингвар, тут назрела необходимость задействования разведконтуров фрегата в полном боевом режиме. Ваше мнение?
— Виртуально мы просчитывали этот вариант, командир. — Ингвар остался спокоен и пока что Шепард не мог определить, по нраву ли Темпке сказанное командиром фрегата или нет. — В большинстве случаев планировали включить все разведконтуры фрегата в боевой активный режим чуть раньше, — сержант посмотрел на часовое табло над дверью, — где-то часа три тому назад, командир, — уточнил он. — Явик поставляет нам информацию, мы пока работаем в пассивном режиме, так что информация Явика нам очень помогает — проявляет многие детали и взаимосвязи.
— Иными словами... — произнёс Андерсон.
— Командир, необходимо как можно скорее включать разведконтуры корабля в боевой активный режим, — твёрдо и чётко сказал Ингвар. — Да, 'фонить' будем гораздо сильнее, но нам нет необходимости красться и скрываться. Известно, что о нашей сверхдостаточной осведомлённости о происходящем на станции Советники Цитадели уже знают. Потому — не вижу необходимости и дальше держать контуры только на пассивном режиме.
