Ох! Ванька то пятился, то отпрыгивал. Ух! Уворачиваться от настырного скелета становилось всё труднее. Усталости тот не знал, упорства ему было не занимать. В надежде добиться своего, мёртвый колдун мог играть в жутковатые догонялки часами. Ему не мешали ни угловатые саркофаги, ни полутьма, ни собственный скособоченный череп, ни полусгнившие сапоги, болтающиеся на костях ног. Он прыгал, бросался, хватал руками воздух, щёлкал челюстями... Он был неутомим в своём стремлении вернуть утраченное. И Ваньке это быстро надоело. Отбежав подальше, он направил на противника склодомас:
— Ну, скелетон, держись! Пришёл твой последний час!
— Ванес, стой! Не надо! — испуганно воскликнул Стёпка, до этого просто наблюдающий со стороны за слегка потешными догонялками. — Потолок может обвалиться!
— Чёрт! И верно!.. Ой, да уйди ты, гад! Вот же прыгучий какой! И как тогда быть?
— Беги ко мне! Я его эклитаной попробую.
— У тебя же гузгай пропал!
— Я и сам кое-что могу. Давай быстрее!
Спрятавшись за спиной друга, Ванька пытался перевести дух:
— Загонял, сволочь! Откуда у него только силы берутся у такого дохлого?
— Он же колдун. Представляешь, сколько в нём магии накопилось. Только непонятно, почему он ожил. Висел, висел себе спокойно двести лет, и вдруг передумал.
— Его те демоны из бутылок оживили, — догадался Ванька. — Помнишь, какие они там были шустрые... Осторожно, щас опять прыгнет.
— Пусть прыгает, мы его не боимся.
Эклитана со свистом рассекла воздух. В сумраке слабо освещённого склепа клинок казался матовым. Скелет покачивался из стороны в сторону и медлил. Меч его определённо пугал. Людоед в Проторе эклитану точно так же боялся.
— Отдааай! — взмолился скелет. — Верни жезл и я уйду! Пожалееей!
— Пожалеть? — возмущённо переспросил Стёпка. — А тех людей, которые у тебя в пещере на цепи сидели, ты жалел?
— Это было давнооо. Я не помню. Меня убили, ш-ш-ш...
— Кто тебя убил? — Стёпке захотелось хоть немного разобраться в том, что случилось в пещере. — Кто этот хороший человек?
— Эгрибургуз вырвался из клети. Убииил меня, ш-ш-ш, — скелет засунул руку в пробитую грудь, словно надеялся нащупать сердце. Сердца там, разумеется, не было. Благояр поник плечами и весь скукожился, став ниже ростом. Он был не страшен, этот давно умерший жестокий колдун, он был убог и жалок. Ему даже можно было чуть-чуть посочувствовать. — Отдайте жезл! Молю-у-у!
— Иди отсюда, — сказал безжалостный Ванька. — И тебе ничего не будет. Склодомас всё равно не получишь, даже и не надейся.
— Отдайте, — почти прошептал скелет. — Не губите. Пощадииите.
— О пощаде он просит! — Стёпка вспомнил дрожащие руки Старухи, вспомнил бегущие по её впалым щекам слёзы, и заново обозлился. — А Миряну кто погубил? Её ты почему-то пощадить не захотел. Она из-за тебя, сволочуга, двести лет страдала. Что молчишь? Помнишь Миряну? Помнишь, как её заколдовал?
Скелет содрогнулся, ухватил обеими руками остатки воротника и потянул их в стороны, словно истлевшая одежда всё ещё душила его.
— Вееедьма! — яростно зашипел он. — Ненавииижу!
И такой незамутнённой животной злобой полыхнуло из его глаз, что мальчишки невольно попятились. За двести лет не выветрилось, у мёртвого не умерло, вот она — страшная власть жестокого бездушия. Сам погубил, сам же и ненавидит.
— Вот сейчас он меня реально пугает, — признался Ванька, стараясь не смотреть в жуткую синь глазных провалов.
— Напрасно заколдовал! Ошииибся! Надо было ведьму убииить! Разорвааать! — костлявые руки судорожно задёргались, словно в самом деле кого-то разрывали. — Растерзааать! Всю растерзааать! Всю ведьму! Всю ведьму! Всю-у-у...
Стёпкина рука ударила словно сама собой. С силой замахнулась и хрястнула мечом прямо по черепушке, оборвав исступлённые вопли. Живое эклитана не рубила, но вот ЭТО, трясущееся от ненависти и омерзительно клацающее полусгнившими челюстями, она развалила с почти ощутимой радостью. Располовиненный скелет осыпался на каменный пол беспорядочной грудой мёртвых костей. Пх-х-х! — это с бессильным выдохом развеялись остатки зловредной магии. Кисть руки в последний раз судорожно схватила воздух и развалилась на фаланги. В глазницах расколотого черепа медленно угасли злые огни. Колдун Благояр умер окончательно и бесповоротно.
— Достал ты меня своими воплями, — сказал Стёпка, обращаясь к уже не способным его услышать костям. — Это тебе за Миряну.
— Ну и правильно, — Ванька вернул склодомас на пояс. — Я его сначала уже почти пожалел, а он, гад такой, оказывается, притворялся.
— Вот и допритворялся.
— СТЕСЛАВ, КТО ЭНТО БЫЛ?!
Мальчишки оглянулись. Из проёма высовывались две головы с испуганно вытаращенными глазами. И волосы что у Боеслава что у Смаклы одинаково стояли дыбом.
— Колдун один нехороший в гости заглянул, — пояснил Стёпка. — Пришлось его немножко убить. Как там гномы? Успокоились?
* * *
Опьянённые золотым изобилием, Хамсай с Зебуром безумствовали недолго. Работы был непочатый край и гномы, что называется, закатали рукава. Срочно требовалось всё пересчитать, взвесить, рассортировать, разложить монеты по номиналу, а украшения по стоимости, отметить печатью каждую (!) единицу хранения, составить подробную опись... И это только для начала!
— Да что ещё-то? — удивлялся Ванька, слушая рассказ княжича о гномьих планах. — Им и так за год не управится.
— Много чего. Укрепить стены и пробить в них тайные гномьи ходы, выпросить у чародеев охранных демонов, заказать в кузне засовы с замками на сундуки и двери, завести книгу для счёта выданного и полученного золота... — Боеслав, которого в самом деле крепко учили всему, что должен знать будущий князь, уверенно перечислял предстоящие предстоящие гномам дела и заботы.
— Мама дорогая! — хватался за голову Ванька. — Сколько мороки с этим богатством! С ума же можно сойти.
— А гномам по нраву, — сказал Смакла, опасливо косясь на страшноватую груду, из которой на него пристально смотрела одним глазом половинка черепа. Останки колдуна живо напомнили гоблину его страдания в каторжном обозе, когда он брёл с кандальниками в далёкую Весь. По обочинам старого Княжьего тракта валялось немало таких костей с черепами.
Неожиданно тряпьё зашевелилось, под ним что-то скрипнуло, и сапог с торчащей из него костью покачнулся и упал.
— Гляньте! — взвизгнул Смакла, в ужасе указывая на скелет рукой. — Он оживает!
Перепугались почему-то все, даже Степан с Ванькой. Очень уж внезапно и громко закричал гоблин. Но испугались они, как тут же выяснилось, зря. Убитый второй раз колдун оживать и не подумал, да и не мог, конечно, потому как сил на ещё одно оживление в нём не осталось ни капли. Из-под тряпья на глазах у мальчишек высунулось что-то безобразное и почти бесплотное — то ли крыса-переросток, то ли нетопырь с ободранными крыльями. Высунулось, повертело по сторонам лысой головой, глянуло злобными глазками, прошипело сердито и, отпихнув обломки рёбер, проворно шмыгануло меж саркофагов.
— Ф-фу-у! — перевёл дух Ванька. — А я и вправду подумал, что он опять оживает.
— Кто энто был? — спросил Боеслав, опасливо вглядываясь в скрывшую страшноватое существо темноту склепа.
— Демон какой-то мелкий, — пояснил Стёпка. Ему припомнилось, что среди вырвавшихся из разбитых бутылей магических уродцев и призрачных сущностей оказалось несколько точно таких же жутковатых нетопырей. Видимо, один из них и попал сюда вместе с ожившим колдуном. — Будет теперь в этих подземельях жить, людей пугать.
— Не, долго не проживёт, — сказал Смакла. — Изловят. У Купыри на них справные ловушки заготовлены.
— От них перечная мука хорошо помогает, — припомнил Стёпка. — Мы в той пещере от таких вот уродов перцем отбивались. Только чихать потом хочется.
— Кстати, как там мой Тимоха? — спохватился Ванес. — Не бросался на вас, вроде некоторых тут?
Оказалось, не бросался. При виде Боеслава бравый скелет тотчас встал по стойке смирно и взял свой ржавый меч на караул. Явно при жизни он состоял на воинской службе.
— Вот паразит, — не мог простить предательства Ванька. — Незнакомому княжичу честь отдаёт, а на меня, на родного, можно сказать, человека, как на врага накинулся. Зарубить хотел.
— У меня оберег, — оправдывался Боеслав.
— А у меня... У меня, между прочим, тоже кое-что есть.
— Да ладно, — сказал Стёпка. — Чё теперь скрывать? Тем более от своих. Склодомас у Ваньки есть, жезл власти. Мы его в пещере вот этого колдуна нашли. Он сюда за ним и явился в виде скелета. Вернуть хотел.
Боеслав ожидаемого интереса к жезлу не проявил. На княжича в последнее время свалилось тоже так много всякого-разного, что удивляться ещё и какому-то жезлу власти просто не осталось сил.
— Класс! — искренне обрадовался Ванька такому равнодушию. — Хоть кому-то в этом мире плевать на мой склодомасик.
* * *
— Глукса, это что такое с тобой стряслось?
Мальчишки окружили юного чародея, рассматривая со всех сторон его аккуратно подстриженные и даже, кажется, слегка завитые волосы. Шутки так и сыпались на бедолагу, и его смуглые щёки всё отчётливее покрывались смущённым румянцем.
— Вау, какой симпатяга, да тебя просто не узнать! — восхищался Степан.
— Давно надо было космы свои в порядок привести, девчонки лохматых не любят! — одобрительно кивал Купыря.
— Он ещё и водой духовитой окропился, ажно в нос шибает! — ехидничал княжич.
— Фыр-чхи! — выражал своё неудовольствие тут же понюхавший гоблина Дрэга.
— Глуксянтий, что за дела? На полчаса одного оставили — и не узнать человека! — притворно возмущался Ванька.
— Охо-хо! Вконец закраснели парня, щас сгорит! — пытался защитить гоблина Гвоздыря.
Но окончательно добил друга просиявший Смакла:
— Да он невесту себе сыскал! Обжениться, верно, хочет!
— Нет! — почти взвизнул Глукса. — Никого я не искал! Они сами на меня накинулися! Насилу убёг!
И он яростно взъерошил волосы, тщетно пытаясь вернуть им привычный вид. Прежней лохматости добиться не удалось, но слащавую прилизанность он всё же частично ликвидировал. Дракончик тоже внёс свою лепту, повисев над его головой и подёргав за вихры на затылке.
— От кого ты убегал-то? Неужто от невест?
Глукса некоторое время молча открывал рот, не в силах выразить подходящими словами всю полноту своего негодования. Наблюдать за ним было очень забавно, казалось, он вот-вот взорвётся.
— Девки по всему замку ровно взбеленилися! — наконец прорвало его. — Как с цепи сорвалися! И бегают, и бегают! Меня, как увидали — давай волосья гребнем драть! Ухи едва не остригли! Зачеломкали всего! Ох, и дурные здеся девки-и! У нас в Кече токмо Йорша дурная, а здеся все!
Охранники весело скалились. Гвоздыря прятал улыбку в бороде.
— Праздник у них, что ли, какой? — спросил Ванька. — С чего они забегали?
— Миряна, баяли, им знак подала, — пояснил уже слегка успокоившийся Глукса. — Девичьи образа ни с того ни с сего ясным светом просияли. Сразу у всех. Вот они и взгоношились. Женихов, кричат, ловить надо, кого, мол, первым почеломкают, с тем по осени и свадьбу играть. Мне в мужья рано, так они меня впрок обслюнили, на посля, когда, мол, подрасту. Ага-а, так я им тады и дамся! Как шарахну пугливым заклятием — вмиг разбегутся! Отца-заклинателя упрошу, он научит.
Мужики уже почти лежали. Гвоздыря сверкал клыками, держась за живот. Похохатывал даже старенький отец Вироний. Стёпка посмотрел на открытую галерею второго этажа. Так и есть: наблюдалось там какое-то нездоровое оживление, непонятная и весьма интригующая девичья суета. Вместо чинных прогулок и вдумчивых бесед взвивались подолы платьев, стучали легкомысленные каблучки и юный задорный смех эхом перекатывался от стены к стене. Совершенно небывалая ситуация для такой обычно серьёзной и вполне размеренной жизни Летописного замка. Растерянные чародеи опасливо жались к стенам, впервые, пожалуй, ощутив себя чужими в своей собственной епархии.
Вот тебе и привет от Миряны, подумал Стёпка. Получается, что она окончательно освободилась не в Проторе, когда браслет на руку надела, а здесь, когда я скелет Благояра разрубил. И знак подала, поблагодарила. Вот ведь...
— Стеслав, ты энто... Держись настороже, — спохватился Глукса. — Они тебя искать хотели. Коли не убежишь, всего зачеломкают, моё тебе слово. Энти девки страшнее оркимагов, поймают — не вырвесся.
Купыря, улыбаясь, кивнул:
— Глукса дело говорит. Идите-ка до князя, здесь вы пока боле не нужны.
— Стеславчик!!! — звонко закричала, перевесившись через перила, весёлая хохотушка Ялинка, внучка одного из чародеев. — Стой там! Не уходи-и! Я уже бегу-у-у!!!
— Где он? Где? — тут же отозвалось чуть не по всему замку. — Внизу? Верно ли внизу? Да куды вернее! Вон он у придела стоит, я его вижу! И конопатый с ним! Чур, я первая! А-а-а, девчата, там ещё и княжич!!! У-у-у, скорее, пока не убежали! Лови! Держи! Хвата-а-ай!!!
До бесславной гибели оставались считанные минуты. Парни, не сговариваясь, рванули к воротам. Хохочущий Гвоздыря только рукой помахал, бегите, мол, бегите, пока не поздно. Ближники из охраны, потянулись следом, с сожалением оглядываясь на выплёскивающийся из дверей девичий вихрь.
К сожалению, до спасительных ворот предстояло ещё добраться. А бежать со всех ног в толчее и многолюдности замка было делом непростым. Мешали встречные, преграждали дорогу то не к месту расставленные корзины, то не так припаркованные повозки, то меланхоличные лошади, не понимающие, что нельзя стоять на пути у спасающихся бегством потенциальных женихов. Хуже всего были девицы. Они выпрыгивали буквально отовсюду, и уворачиваться от их цепких рук получалось не всегда. Можно было подумать, что молодых представительниц прекрасной половины в замке раза в два больше, чем мужчин. Интересно, где они все до этого скрывались? И куда, скажите на милость, подевались их скромность и стеснительность?
До ворот беглецы добрались без особых потерь, если не считать нескольких поцелуев, трёх случайно оторванных пуговиц, клока вырванных волос и сбитого дыхания. Но уже в полумраке прохода они вынуждены были слегка притормозить, пропуская шумную ватагу весичей, не пойми с какой целью припёршихся в гости к чародеям, неужели на экскурсию? Мальчишки вертелись, пропихивались, извинялись и в итоге всё же кое-как выскочили из превратившегося в ловушку замка. Спасены!
А внутри, уже без них, продолжалось озорное безумие. Упустив демонов и княжича, девицы ничуть не успокоились и избрали другие — менее бегучие — объекты для атак. Это было весело и забавно. Первоначальное состязание "кто быстрее заполучит жениха" как-то незаметно превратилось в весёлую игру "кто сильнее оконфузит мужика". Смех и хохот на время овладели всеми этажами и переходами. По неподтверждённым слухам от поцелуев не удалось отвертеться даже самому магу-секретарю Феридорию. Впрочем, он впоследствии сей факт с не слишком натуральным негодованием опровергал, утверждая, что он человек семейный и потому в женихи взбалмошным пигалицам не годится.