— Много?!
— Конечно! Это вообще только потому, что у меня как-бы 'дела полка в столице'. А так — три десятинки и привет. Ну и вот, в этот-то вояжик послали.
— И вы гоняете разбойников?
— Ну да. Вообще, мы — один из пяти боевых полков в мирное время.
— А я-то думал — парады, вино, дамы.
Джесса передернуло.
— Слава Альдонаю, парады это без нас! А вместо вина обычно пиво. Или вода, если пива нет.
— А дамы?
— Дамы... — Джесс как-то смялся, что-ли. Он откусил травинку, которую не спеша жевал уже минут пять, отбросил ее и наконец сказал.
— При полку такие... дамы, что их даже не все солдаты могут.
— А не в полку?
— Что ж тебе так покоя мои дамы не дают, а? Завидно, что-ли?!
— Ну, мне же надо знать, чего от тебя ждать, когда мы в поле? Ну и завидно слегка...
— Дамы... Я в дождь один спать не могу. Не могу, понимаешь? А если я не в поле, с полком — кто со мной спать будет? Смешно, да?
Рик не смеялся. Джериссон очень редко говорил про свою службу, никогда не делал этого при посторонних и рассказы эти из него, казалось, прорывались.
— Это после того раза. В четвертый мой сезон, мы тогда банду Шустрого Лиса брали. Это ж только говорится так — банда. А на самом деле там человек триста было. Они аж с трех баронств кормились, слепни поганые. Там ведь человек по двадцать охраны всего — а их триста! Они, сволочи, умелые были, умные. Правда умные. Они нас тогда в ночь, в дождь резать пришли. Дождь хлещет, грязища в лагере... Я вскочил, а часовой уже хрипит. Так и дрались — в исподнем, в грязище. От взвода моего половина осталась. Мы их потом по трупам посчитали — почти семьдесят человек положили. А они у нас — двадцать два. А мне шестнадцать, полгода взводом командовал. На следующую ночь мы их опять ждали. Лежат два десятка рыл, сыро, дождь опять хлещет. И ни в одном глазу. Лежишь и рукоять даги трогаешь. А двое часовых под дождем торчат. И так до утра — лежим и слушаем, как соседи дышат. Не пришли, кошаки. Мы потом их остатки выследили, через три десятинки, перед самой зимой. Капитан наш тогда их грамотно загнал, хитро. Большой мастер был, да.
Год прошел, я в столицу приехал, дяде доложился, матери представился. Весь такой красавец, лейтенант. А ночью дождь пошел. Я проснулся, как будто меня ногой в бок пнули — не слышно, не дышат. Знаешь, как я испугался? На следующий день кого-то я там уболтал, забыл уже кого. Поспал. Потом женился, как-то легче было...
Рик смотрел, слушал и думал, что это все-таки приятно — не знать, а только видеть. Кузен приезжал — высокий, стройный, голубоглазый красавец, бросавшийся на всех смазливых бабенок подряд, почти не знавший отказа — Рик когда-то ему страшно завидовал. А в душе красавца жил ужас. И из десяти месяцев девять этот любимец дам проводил в седле, в драке и в полевом лагере. С водой вместо вина. И ужас скалился из него так, что Рику бывало страшно...
Время текло медленно, ничего не происходило. В распаханных полях никого не было — время жатвы еще не пришло, девятый день — все уже по домам или на ярмарке. Посвистывали птицы, по-прежнему стрекотали цикады. Полю были неинтересны и эти двое, и их разговор, и политические проблемы.
— Знаешь, а я тебе завидовал. — вдруг сказал Джесс.
— Ты — мне?!
— Ну, как же, принц, наследник. Столица.
— Когда я стал наследником, отец решил, что сейчас он все ошибки исправит и меня правильно воспитает. Это в двадцать-то с лихом лет. И все. С тех пор у меня жизнь — как у стряпчего. Подъем, завтрак, библиотека, обед, переговоры, ужин. Или суд. Или совещание. В любом порядке. Знаешь, что тяжело? Тебя учат смотреть на людей. Меня и раньше отец учил, а тогда просто с цепи сорвался.
— Это чем же плохо-то?
— Ты мне не все рассказал.
Возникла пауза. Ричард оттолкнулся от дерева и присел рядом с Джессом, глядя ему прямо в глаза.
— В смысле?
— Когда ты рассказывал про то, почему ты мне рассказывать начал, ты не все сказал. Ты вообще в сторону ушел. Ну?
— Мы их бросили.
— Ну вот!
— Да нет, ты не понял. Я не про честь и прочее. Мы своих бросили, понимаешь? Мне же насмерть вбили в полку — 'Своих не бросать'. Нельзя. А мы бросили. Они были может и поганые, но свои. И я знаю, что так и надо, что нас бы убили и все — но все одно. Нельзя своих бросать. Нельзя.
— Я почти всегда вижу, Джесс. Знаешь, это больно. Когда они все тебе врут. Ты всегда один. Девушка тебе улыбается — а ты прямо видишь, что она оценивает подсекать или нет. Офицер тебе рапортует — а ты видишь, что его прямо трясет от зависти... Все врут Джесс. Все.
— А я?
— И ты. Только не мне. Поэтому то я тебя и терплю...
— Ой! Посмотрите на замученного страдальца!
— Это не смешно, Джесс. Отец говорит, это дар — ну, я тогда не знаю, что ж такое проклятье. А самое страшное — ты все равно не знаешь правды. Вот Анелия, например, она все время боится. Все время. Чего — неизвестно. Лидия сначала просто и незатейливо злилась — а теперь тоже боится. Не меня, но чего-то со мной связанного. Чего, Джесс? И так со всеми — ты видишь, но не понимаешь..
— Конник на горизонте. С заводной. В город.
Ричард подхватился с земли и уже было рванул к дороге, когда Джериссон схватил его за плечо и остановил
— Куда?! С ума сошел? Это же курьер, если бросаться будешь — он тебя убъет и отвечать не будет!
— Спокойно, все учтено!
Рик подошел к дороге и встал на обочине. Из внутреннего кармана он достал золотой медальон на цепи и поднял его повыше. Конник прибавил ходу, и подлетев через три минуты к Ричарду отрапортовался:
— Курьер Дворцовой службы, сержант Пирре, Ваше Королевское Высочество! Готов служить!
Соскочив с лошади, Пирре уважительно поинтересовался:
— А как Вы узнали-то?
— Узнал что? — нарочито спокойно спросил Ричард Ативернский.
— Имею конверт от Его Величества, назначенный лично Вам, в собственные руки.
— Давайте.
Рик взял свиток, отошел к дереву, осмотрел обе печати, сломал их и развернул.
— Это чего?!— Ошарашенно спросил Джериссон.
— Это, мой наивный друг, называется 'шифр'. Поскучайте с сержантом полчасика...
Полчаса Ричард сидел с диском и свитком, а Джесс с курьером выводили лошадей, а потом говорили о новостях. Курьер, узнав про посольство, посмурнел и напрягся.
— Может, вернешься с нами сержант?
— Не могу. Имею приказ — доставить письмо лично в руки королю Бернарду.
— Понятно...А где бы нам лошадей купить, а? Мы ж до ярмарки ждать не можем.
— Тут вы их не купите, особенно сейчас. Страда же скоро. Забирайте моих!
— А ты как?
— Дойду пешком, скажу что на постоялом дворе свели. Только вы уж это... записочку, или, там, подтвердите их Милости барону, что я ж не такой идиот!
— Записочку, сам понимаешь, не могу. Но ты его к нам отправляй — все подтвердим. Если дойдем. Слово графа.
Сержанту явно полегчало.
— Ты мне, сержант, вот что скажи — что сейчас с перевалами?
— Ну на три десятинки, они точно открыты. Вот потом дожди начнутся — и, считай, на полгода в Ивернею только кругалем или морем. Вы если там пойдете, учтите — за десятинку обернетесь, сможете на рудном караване пройти. А если нет — не знаю, кто через Лейс пойдет. Лейс шутить не любит, а по осени — совсем.
— Ты, кстати, не очень-то про то куда мы идем...
— Не извольте беспокоиться, Ваша Сиятельство. Служба наша такая. Я вас и не видел.
Подошел Рик.
— Джесс, отойдем.
Отошли, шурша травой, на другую сторону дерева.
— Нам срочно надо домой. Отец кое-что написал... но чего-то в этом супе не хватает.
— Кто на нас охоту открыл понятно?
— Нет. Наверху списка — Шут. Остальные... Сложно сказать. Похоже, отцу подвернулся шанс, и он его использовал — но наступил он на все хвосты, которые только на свете есть.
— Ну, Шут так Шут. Мы с тобой пойдем через перевалы и Лейс.
— А не на корабле?
— Корабли, во-первых тонут, во-вторых там нас точно ждут. А на все сразу у Шута сил не хватит — не будет же он в каждой деревне держать человека, который нас в лицо опознает. Главное, Бернард на нас не охотится.
— Твоими бы устами...
— Курьер нам лошадей отдает.
— О как! Надо ему заплатить.
— Он на службе, чего это?!
— Джесс. Не будь идиотом. Не жмись.
Разошлись через полчаса. Курьер отказывался, но Рик его все-таки уболтал и две короны всунул.
Рысью — шагом — в поводу
Конная прогулка по живописным окрестностям чего-нибудь — прекрасное развлечение. Особенно с красивой девушкой/юношей, уж кто вам больше нравится.
Конное же путешествие, когда 'на хвосте' — самый настоящий враг, впереди и по сторонам неизвестно что и до места назначения (промежуточного) минимум шестьдесят лиг, ничего хорошего из себя не представляет.
Ночевать пришлось в поле. Не в канаве, но все равно неприятно. Щедрый курьер отдал им весь остаток солонины и одну из фляг. Солонина, разумеется, была мало похожа на нормальную еду, но и Рик, и Джесс молчаливо сошлись на том что кто не ест — тот просто не голодный. Как только сгрызли по куску и оседлали отдохнувших лошадей, сразу и поехали. Рик, разумеется, умел ездить верхом. Но, как и в случае с ожиданием, умений не требовалось — требовалось терпение.
Рысью, шагом, в поводу. Рысью, шагом, в поводу, Рысью... и так лигу за лигой.
Пейзаж медленно менялся. Среди полей стали попадаться каменистые горки, холмы становились круче, появились даже не засаженные склоны — на них, обычно, паслись овцы.
Рик дождался очередного 'шагом' и спросил:
— Джесс, а сколько у тебя денег?
Джесс снял с пояса кошелек и заглянул внутрь, не отпуская поводьев.
— Восемь корон.
— Джесс?..
— Блин, слушай — это всех принцев так учат?!
— Нет, это только тебе так не повезло. Кончай проверять.
— Ладно... — Джесс полез за тулью шляпы, потом — за отворот ботфорта. Потом еще порылся в карманах камзола.
— Одиннадцать корон, семь... в общем серебра, и медяков десять.
— Ага. И у меня семь корон, одиннадцать лев, три скипетра и пять медяков.
— Рик?
— Что?
— Это самое. Сколько?
— Ладно, ладно. Девять корон.
— Итого у нас два десятка корон и всякая мелочь. Негусто. Шиковать не придется.
— Переживем, я полагаю.
— Выбора у нас все равно нет. Овес остался?
— Только в торбах.
— Скажем спасибо сержанту Пирре еще раз и что-нибудь купим на ближайшем постоялом дворе.
Постоялый двор попался как раз под вечер. Вообще, дворы встречались на тракте группами, и за день они успевали две группы проехать, а на третьей встать. Составляло это расстояние примерно двадцать лиг, что опытный Джериссон постановил считать нормальным.
— Дорога просто заглядение, погода отличная. Нам просто возами прет — прямо даже страшно.
На постоялом дворе, пока Джесс привязывал и расседлывал лошадей и размышлял о том, чего бы им завести, Рик сунул нос в общую залу, вышел, и с неописуемым выражением на лице сказал:
— Я там не сплю. И тебе не советую.
— Что, так дорого?
— Мне все равно сколько.
Рик начал очень внимательно осматривать и чистить сапоги. Решив, что привыкший к комфорту друг преувеличивает, Джесс пошел сам. Вышел еще быстрее. Пол, казалось, пополз ему навстречу.
— Н-да. Нет, был, конечно, один персонаж в соседней роте, после которого... — но это даже для меня перебор! Спим на сеновале. Ты сапоги почистил?
— Вот, чищу. Не дай бог пропущу — сожрут же! А то и с сеновала остальным отнесут!
— ХОЗЯИН!!!
Хозяин тоже вышел с другой стороны. Среднего роста полноватый мужик в кожухе-безрукавке, несмотря на теплую погоду. Лысоватый и какой-то... сдувшийся.
— Это у тебя там чего?!
— Стояли вчера мужики какие-то... Будете ночевать?
— Сколько за сеновал?
— Ну... два медяка. С каждого.
— И ужин в эти деньги. — Вдруг сказал Рик.
— Ладно... — пожал плечами хозяин и ушел назад.
Джесс и Рик переглянулись.
— Все равно где-то надо переночевать... А чего он так быстро согласился?
— Мы, похоже, не первые, кто сюда заглядывает. Он уже смирился.
Через час, когда уже темнело, хозяин прибрел снова.
— Ужинать изволите, господа хорошие?..
— Изволим, чего ж нет?
На вполне приличных оловянных тарелках хозяин принес им кашу, позавчерашнего хлеба, кувшин с пивом.
— Хозяин, — сказал Рик. — Присядь с нами, выпей пивка-то.
— Можно...
— Ты чего такой смурной-то, хозяин?
— А я уже, считай, не хозяин.
— Это как это?! А кто ж ты?
Глядя в кружку, вяло и тихо, рассказал им хозяин постоялого двора вот что:
Три года назад помощник средней руки купца, по имени Сапар решил, что жизнь столичная его утомила и пора становиться самостоятельным хозяином. Сапар подошел к вопросу переезда очень внимательно: он изучил как перемещаются возы по трактам и обнаружил, что есть место, которое тяжело груженые караваны преодолевают очень долго — длинный и постоянный подъем в этих местах. И получалось так, что постоялые дворы, расставленные примерно на равном расстоянии — по расстоянию, которое проходил средне-загруженый воз, тяжелым возам — соляным, в первую очередь, оказывались далеко. Приходилось идти дальше, с уставшими волами или лошадьми, по темноте.
Сапар решил рискнуть — он поставил постоялый двор, проехавшись с караваном. Тем более, неподалеку стояла и деревенька, которая ему вполне нравилась. И не прогадал! В первые два года его постоялый двор был забит весь сезон. Ему следовало подумать, что это возы идущие в одну сторону, но... Все же шло отлично!
В королевстве Ивернея была принята забавная система сбора налога с собственника. Определялась цена предприятия по его годичной выручке. И в прошлом году цена была определена по двум удачным сезонам.
А в этом году караванов с солью прошло на пять штук меньше. Это было не так много — обычно их проходило более двух десятков, и в этом году он ждал почти три Сейчас, через две десятины, подходило время выплаты. Денег на налог просто не было. И шансов накопить недостающих два золотых тоже.
— Не будет в этом году караванов-то больше. Все, кончается сезон... Прошли большие караваны.
Его сбережения были вложены в этот постоялый двор. Он закупил сена, овса, и даже мяса на удачный сезон. Припасы просто пропадали. Он мог заплатить налог. Но его постоялый двор в этом случае надо было закрывать — следующий год открывать было нечем. Продать его было очевидно некому.
— Так что вы кушайте, господа хорошие. Вы кушайте...
— Что-то ты, почтенный, нам не договариваешь — вдруг сказал Джериссон. Ты как собирался вообще больше двух лет тянуть-то? Что ж у тебя, каждый год лучше предыдущего должен был быть?
Рик пнул его ногой, но было уже поздно.
— А оделись как благородные. Смеетесь надо мной, почтенные?
Оказалось, все было немножечко не так. Опьяненный сознанием 'Я — Хозяин!', Сапар слишком размахнулся. Он построил дом, ограду, амбар — чего вообще почти никто не делал — и остался почти без денег. Он хотел раскрутиться понемножку, но его соблазнил местный мытарь. Он предложил ему, через каких-то родственников продать припасы сразу на весь сезон — а рассчитаться за них только в конце.
