Самолет кренится. Внутри плач штатских, сдавленное хрипение вчерашних курсантов, которые так и не успеют по-настоящему стать летчиками, и молитвы... Но от пикирующего стервятника не защитит даже Госпожа. Вольфганг снова сглотнул, не отпуская гашетки. Хотя бы папа с мамой получат его пенсию.

А в следующий миг он осознал, что самолет уклоняется не в ту сторону. Не от траектории стервятника, а прямо под нее. И стервятник тоже осознал это, но слишком поздно.

Казалось, время замедлилось. Вольфганг видел под фонарем вражеского истребителя худое лицо стервятника, перекошенное в отчаянной попытке отвернуть. Элероны и рули высоты отведены до предела, и можно только догадываться, какая колоссальная сила понадобилась пилоту, чтобы бороться с воздушным потоком на скорости в девятьсот километров. Теперь понятен замысел крепыша — забрать врага с собой. Отличное решение, на самом деле, Вольфганг полностью поддерживает. Это лучше, чем умереть как мишень.

Однако стервятник все же справился в борьбе с силами инерции и аэродинамики — не справился с перегрузкой его самолет.

Уже когда трехмоторный истребитель пронесся почти рядом, от него набегающим потоком оторвало пару управляющих плоскостей, может закрылки, может еще что. Самолет, рассчитанный на сверхскоростное пикирование, не был рассчитан на резкое маневрирование на таких скоростях и начал разваливаться в воздухе. Потеряв куски обшивки и рули, он стремительно падал, затем в кабине словно взорвалось что-то: это выбросился на ракетном кресле пилот.

Вольфганг вцепился в поручни и закрыл глаза, чувствуя, как его колотит сильнейшая дрожь. Слов просто не было.

* * *

Кай утер с лица испарину. Посадить самолет нормально не удалось, не вышла правая стойка шасси, поврежденная пулями, потому сажали на брюхо. Благо внезапный командир оказался в этом деле не новичком.

Сидя в кресле, Кай отрешенно смотрел, как бегут к самолету люди из аэродромной команды и медики. Он, конечно, знал, на что подписывается, но вот чтобы так сразу... Интересно, не поседел ли он?

А штатскому, который, видимо, на самом деле не штатский — все равно. Отстегнулся, встал, вышел в пассажирский отсек.

— Выносите раненых наружу! — и голос почти спокойный.

Кай напомнил себе, что ему тоже надо встать и что-то делать. Выйдя из кабины пилотов, окинул взглядом изрешеченный отсек, поискал среди лежащих неподвижно знакомые лица. Вольфганг сидит на полу, обнимая Мишеля, и смотрит в пустоту. Вот и все, Мишеля уже нет. Ушел к Госпоже. И даже не в первом боевом вылете.

Когда раненых и убитых вытащили и уложили на землю, над ними принялись хлопотать медики. Девушка-газетчица выжила, получив пулевое ранение во второй атаке, в третьей ее, как оказалось, закрыл собой Мишель. От него Кай меньшего и не ждал. Мишель, Мишель, как рано ты ушел... Но иначе обычно и не бывает: самые достойные погибают первыми.

Он устало сел, прислонившись спиной к фюзеляжу самолета.

Тут в небе показался идущий на посадку корвет. Он завис над полосой, удерживаясь в воздухе на генераторе и четырех повернутых вверх двигателях, и плавно опустился.

К 'Панцерфишу' подошли офицеры: пехотинец и воздушный каперанг.

— Комендант аэродрома Моррис! — представился воздушный моряк. — Где командир самолета? Докладывайте!

Кай медленно выпрямился.

— Оба пилота ранены, сэр. Их вон, уносят. Были атакованы стервятником. Второй самолет сбит, экипаж выпрыгнул где-то в шестидесяти километрах от берега. Наш маршрут — в планшетах пилотов, вышлите поисковую команду. Стервятник выбросился из своего самолета на ракетном кресле.

— Кто управлял самолетом?

— Я и какой-то штатский, который, собственно, и вынудил стервятника разбиться. А вот он...

Кай поискал глазами крепыша, но нашел на слух, по возгласам окружающих и отборной брани самого крепыша. Он буквально волочил за шиворот капитана корвета, у которого уже хлестала кровь из сломанного носа.

Офицеры и солдаты, наблюдавшие эту картину, слегка оторопели, как, впрочем, и Кай с комендантами. Какой-то молодой офицер в чине лейтенанта воздушного флота попытался вмешаться, но был грубо заткнут руганью, которой позавидовал бы любой боцман.

А крепыш тем временем приволок капитана корвета к самолету и указал пальцем.

— Гляди, дерьмоед! Это ты виноват! Медальку, гнида, захотел? Рассказывать на фуршетах, как сбил стервятника?! Безмозглый урод, этого бы не было, если б ты не погнался за ним, как последний кретин! — Он резко приложился кулаком в физиономию капитана и оттолкнул прочь: — все, спарывай погоны. Я позабочусь, чтобы ты больше ни на чем, кроме почтового дирижабля, не летал.

Тут решительно вмешался наземник, за спиной которого уже собралось несколько солдат, впрочем, изрядно шокированных: они вряд ли когда-либо видели, как штатский, пусть даже он, быть может, дворянин, избивает боевого офицера.

— Всем стоять! Вы арестованы! Ваши документы!

Крепыш повернулся к нему, глядя исподлобья.

— Правда? Мышь, да еще и тыловая, собралась арестовать орла? Лучше заткнись, пока я и тебя не разукрасил. — Он демонстративно повернулся к нему спиной, к коменданту Моррису лицом, и вынул из кармана золотой медальон в виде раскинутых крыльев: — раз без усов не признали — сэр старший мастер-сержант его Величества военно-воздушных сил Йегер Крэйн к вашим услугам. Если у вас, господин комендант, имеются ко мне претензии — вы знаете, где находится мое непосредственное командование, туда свои рапорты и посылайте. Рапорт о происшествии спросите с гусят, я ничего писать не буду. Отпуск, Тьма бы его взяла, последний день...

Не дожидаясь ответа, он отпихнул в сторону пару солдат и пошел прочь, десятки пар глаз потрясенно смотрели ему вслед: подумать только, Йегер Крэйн. Тот самый Йегер Крэйн собственной персоной. Кай на несколько секунд даже забыл о своих переживаниях и гибели Мишеля, глядя в спину живой легенде. Пожалуй, только легенда и могла их спасти в той безнадежной ситуации.

Внезапно Крэйн вернулся к самолету, пропустил медиков, уносящих носилки с ранеными, и посмотрел на молодых летчиков, которые при его приближении начали подниматься и вытягиваться по стойке 'смирно'.

— Который из вас орал 'мы все умрем' — шаг вперед, твою мать налево.

После секундной паузы Лемберг сделал неуверенный шажок.

— Я, сэр...

Живая легенда несколько секунд смотрела ему в глаза.

— Ступай в канцелярию, сынок, пиши рапорт о переводе в пехоту или увольнении. В небе таким как ты делать нечего.

* * *

Влево, вправо, вверх. Влево, вправо-вниз, назад-вверх. Влево-вниз, вправо, вверх. На ведомого, вперед, влево-вниз, вправо, вверх. Только мертвый летчик не крутит головой, просто некоторые из них еще не знают, что умерли. Сабуро Сакаи эту простую истину вбили в подсознание еще в бытность им курсантом, за годы службы он довел привычку до уровня рефлекса. Шасси отрывается от полосы — голова начинает крутиться.

Для летчика-истребителя этот навык особенно важен. У него нет за спиной стрелка, смотрящего назад, полагаться приходится только на себя и напарника. И даже если здесь, в восточной части Южного океана, врагу взяться неоткуда — смотреть все равно надо. Это как меч для воина: даже если пригодится лишь раз в жизни — носить нужно каждый день.

Сакаи накренил самолет, чтобы посмотреть, как там дела у транспортов. Само собой, с ними все в порядке, но смотреть все равно необходимо: это его, полковника Сакаи, зона личной ответственности.

Два звена — рядом, одно ниже, с транспортами, еще одно — в самом низу походного построения. Все шестнадцать истребителей на своих местах. Не то чтоб полковник сомневался в своих летчиках — просто вторая модификация истребителя 'Синдэн' — машина новая. Конструкторы и командование, конечно же, уверяют в надежности узлов и двигателей, кто бы сомневался, но само слово 'надежность' для разных людей имеет совершенно разное значение. Для конструктора от надежности его детища зависит его карьера и благосостояние, летчики же доверяют машине свою жизнь. Вот когда 'четвертый императорский истребительный' налетает на улучшенных 'Синдэнах' многие тысячи часов без отказов и аварий — тогда полковник Сакаи начнет им доверять. Но не раньше.

На самом деле, новый истребитель ему стразу понравился: легкий и быстрый. Конструкторы предусмотрели противопульное бронирование пилота и баков — большой плюс. Двойная силовая установка из двух небольших слабых двигателей вместо одного мощного и громоздкого — и вовсе гениально: 'Синдэны' из-за своей компоновки — схема 'утка' с задним расположением двигателя — сильно страдали от атаки с шести часов, поскольку пули нередко повреждали мотор. Продольная установка двух моторов, крутящих один винт, частично решает проблему: один мотор прикрывает собой второй, поврежденный самолет при этом сможет удержаться в воздухе на одном движке.

Новый истребитель завоевал расположение полковника также и разными мелочами. Носовой оружейный отсек теперь изначально предусматривает возможность установки произвольного набора вооружения, чему несказанно обрадовались аэродромные техники и механики. Толкающий винт имеет скрытый пиропатрон внутри вала для отстрела — это уже несказанная радость пилотам. Заднее расположение винта — угроза для летчика, многие погибли только оттого, что при попытке выпрыгнуть с парашютом задевали винт. Теперь же, покидая падающий самолет, можно вначале сбросить винт, и это спасет немало жизней. Наконец, кабина переделана таким образом, что в нее удобнее садиться и, что главное — удобно покидать в воздухе.

Впрочем, самолет — как женщина. Красавица может очаровать мужчину при первой же встрече, но ей еще предстоит многое доказать, чтобы получить предложение руки и сердца. И если вдуматься — в случае с самолетом все еще серьезнее, чем с женщиной, потому что мужа и жену смерть разлучить может, а пилота-истребителя с его самолетом — далеко не всегда.

Полковник снова оглянулся на ведомого, на звено, на конвой. Все в порядке, как и должно быть. За спиной солнце, над головой синева, внизу океан.

Конвой самый обыкновенный: шесть грузовых самолетов везут на базу-аванпост скоропортящееся продовольствие, запчасти и кое-какое вооружение. Ничего особенного, но полковник лично настоял, чтобы миссию сопровождения всех конвоев поручили именно ему и самым опытным пилотам. И дело тут даже не в конвое как таковом, а в налете самолет-часов. Нет ничего хуже, чем вступать в предстоящее сражение на недостаточно хорошо проверенных истребителях.

Влево, вверх-вправо, назад. Вперед, влево-вниз, вправо, назад.

И как раз в этот момент Сакаи заметил, как один самолет второго звена, 'восьмой', вспыхнул и пошел вниз, оставляя за собой черный дымный шлейф и оранжевые ракеты.

'Атакован!'

И только тогда полковник понял, что самолет, идущий последним — чужой. А тот снова открыл огонь, находясь на шести часах у 'седьмого'.

Вверх взметнулись оранжевые и зеленые ракеты, оповещая всех об атаке. Сакаи включил световой коммуникатор — красный-зеленый-красный. 'Прикрой'.

Строй рассыпался. Полковник потянул ручку на себя, делая петлю. Теперь враг должен либо прервать свою атаку, либо допустить, что Сакаи сядет ему на хвост.

Находясь в наивысшей точке петли, он успел рассмотреть чужака. Дискообразный истребитель типа 'летающее крыло', два больших винта, узкие управляющие плоскости. 'Жестокий коршун'. Стервятник, чтоб его, причем в воздушном пространстве Ямато, да еще какой коварный, сволочь. Не спикировал сверху, как они это любят, чтобы ударить и удрать, а сел на маневренный самолет, предназначенный именно для воздушной свалки, и незаметно пристроился к конвою, поднявшись из облаков ниже, оттуда, откуда стервятников обычно не ждут.

Вражеский истребитель моментально ушел вниз, полоснув очередями по подвернувшемуся 'синдэну' третьего звена, спешащему на помощь, заложил вираж и красиво ушел из прицела еще двух истребителей. Сакаи врубил форсаж, сел стервятнику на хвост и рванул на себя ручку аэротормоза, сбрасывая скорость, однако дискообразный истребитель с легкостью крутанул размазанную бочку и вошел в петлю.

Пара Миязаки обстреляла стервятника на контркурсе, но тот снова элегантно уклонился, подловил на вираже 'четвертого' и прошил из пулеметов. Самолет Тоедзи начал падать, вращаясь по продольной оси.

Долгие секунды, показавшиеся вечностью, Сакаи давил педали, терзал ручку и рычаг управления двигателем, пытаясь остаться на шести часах ублюдка, а тот, словно играя со смертью, прыгал туда-сюда, избегая перекрестия прицела.

Внезапно сбоку в поле зрения влетел 'третий'. Казуи, только что лишившийся ведомого, мчался наперерез стервятнику. 'Синдэн' и 'Коршун' разминулись буквально на расстоянии поцелуя, однако маневр уклонения на секунду вынудил стервятника прекратить свое порхание в прицеле Сакаи.

Полковник нажал на гашетки, выстрелив из обеих пушек и всех пулеметов. Снарядов враг счастливо избежал, однако крыло-фюзеляж его самолета получил несколько пробоин. Стервятник шарахнулся вправо, затем влево, а потом перешел в пикирование, направляясь к транспортным самолетам. Сакаи, сжимая ручку управления, словно горло заклятого недруга, гнался за ним, поливая из пулеметов, однако 'Коршун' оправдывал свою репутацию очень устойчивого к повреждениям самолета. Трижды полковнику казалось, что промах невозможен — и противник трижды уклонялся от несущихся вдогонку снарядов. Тысяча проклятий, в его пушках остается по одному выстрелу. Два двадцатимиллиметровых снаряда если не уничтожат врага, то серьезно повредят, но больше права на промах нет, потому что перезарядить пушки, не выходя из боя, Сакаи не сможет.

Стервятник же, пикируя на транспорты, в последний момент выкинул неожиданный номер, повернувшись ребром и проскочив между двумя самолетами, вынудив их пилотов шарахнуться в стороны. Сакаи, сжав зубы, продолжал гнаться за ним, теряя высоту и наращивая скорость. Сверху свалилась пятая пара, а за ними 'третий' и 'седьмой', однако 'коршун' легко уклонился от их атак. Что и говорить, пилот отменный, как и все небесные.

На высоте около тысячи с сотней стервятник принялся отчаянно маневрировать, пытаясь стряхнуть полковника с хвоста, а затем полез наверх. Все остальные самолеты бросились навстречу, явно намереваясь не расстрелять, так протаранить, но демон в кабине вражеского самолета переиграл их всех, уклонившись настолько изощренно и хитро, что Сакаи просто не смог подобрать подходящее ругательство.

Стрелка альтиметра ползет вверх. Две тысячи, две триста, две шестьсот. Полковник мысленно прикинул, сколько патронов он уже потратил: по триста на ствол, не меньше. Стервятник, видимо, уже сыт боем: два самолета сбил, сволочь, и надеется уйти на недосягаемую высоту. Ну уж нет!

И вот тут враг, видимо, решил разобраться с назойливым преследователем. В самом деле, момент хороший, ведь остальные истребители на большой скорости промахнули, пока они вскарабкаются следом — у стервятника есть около минуты, чтобы сразиться с полковником один на один.