Просто Гарри часть 1

— но...

— мне не нужны такие типы как они, ты поняла Петунья?! Когда мы взяли его разве мы не поклялись, что искореним всю эту опасную чепуху?

В тот вечер вернувшись с работы дядя Вернон совершил что раньше ничего не делал. Он зашел в мой чулан.

— где мое письмо — спросил я, как только дядя протиснулся в дверь. — кто мне его написал?

— никто. Оно было адресовано тебе по ошибке. — коротко пояснил дядя Вернон. — я его сжег.

Вот урод!

— не было никаких ошибок — горячо возразил я. — там даже было написано, что я живу в чулане.

— ТИХО ТЫ! — проревел дядя. От его крика с потолка свалилось несколько пауков. Он сделал несколько глубоких вдохов, а затем попытался улыбнуться, однако с трудом вымученная улыбка была очень болезненной. Он замялся.

— Гарри на счет этого чулана. Твоя тетя и я тут подумали... ты слишком вырос чтобы и дальше жить здесь... мы подумали будет лучше, если ты переберешься во вторую спальню Дадли.

— Зачем?

— не задавай вопросов! — рявкнул дядя. — собирай свое барахло и тащи его наверх, немедленно.

В доме было четыре спальни. Одна для дяди Вернона и тети Петуньи. Одна для гостей как правило тетки Мардж. Одна где спал Дадли и еще одна в которой Дадли хранил те игрушки и вещи, которые не помещались в его первой спальне. Мне хватило одного похода наверх, чтобы перенести все свои вещи из чулана. И теперь я сидел на кровати и осматривался.

Почти все в этой комнате было поломано. Подаренная Дадли месяц назад но уде не работающая видеокамера лежала на маленьком заводном танке, пострадавшем от столкновения с соседской собакой, на которую его направил Дадли. В углу стоял первый телевизор Дадли, который тот разбил ударом ноги, когда отменили показ его любимой передачи. В другом углу стояла огромная клетка, в которой когда-то жил попугай. Его Дадли обменял на духовое ружье. Ружье лежало рядом и дуло его было безнадежно погнуто, потому что жирдяй на него сел. Единственное что в комнате выглядело целым, так это стоящие на полках книги. Создавалось впечатление, что с момента покупки до них ни разу не дотрагивались.

С низу доносились вопли Дадли.

— я не хочу, чтобы он там спал! Мне нужна эта комната! Пусть он убирается от туда!

Я со вздохом лег на кровать. Вчера я бы отдал многое за то чтобы оказаться здесь. Сегодня я бы предпочел оказаться в чулане со своим письмом, чем сидеть здесь без письма.

На следующее утро за завтраком все сидели какие-то притихшие. А Дадли вообще был в шоке. Вчера он орал во все горло. Колотил отца новой дубинкой, давился, пинал мать, и подкидывал вверх свою черепаху, разбив её стеклянную крышу оранжереи. Но второю комнату ему так и не вернули. Я же вспоминал вчерашнее утро и жалел, что не распечатал свое письмо пока был в коридоре. Дядя и тетка обменивались мрачными взглядами.

Когда за дверью послышались шаги почтальона дядя Вернон все утро пытавшийся быть внимательным и вежливым по отношению ко мне потребовал, чтобы за почтой сходил Дадли. Из кухни было слышно, как он идет к двери, стуча своей палкой по всему, что попадалось ему на пути. А затем донесся его крик.

— тут еще одно мистеру Г. Поттеру улица Тисовая дом 4 самая маленькая спальня.

Дядя Вернон со сдавленным криком вскочил и метнулся в коридор. Я рванул за ним. Может хоть это удасться прочитать. Дяде Вернону пришлось повалить Дадли на землю, чтобы вырвать у него из рук письмо, а это оказалось непросто, потому что я сзади обхватил дядю Вернона за шею. После непродолжительной, но жаркой схватки, в которой каждый получил по нескольку ударов узловатой палкой, дядя Вернон распрямился, тяжело дыша, но зато сжимая в руке письмо, адресованное мне.

— иди в свой чулан... я хотел сказать в свою спальню. — прохрипел он, обращаясь ко мне. — и ты Дадли... уйди отсюда, просто уйди.

В этот день я долго мерил шагами спальню. Кто-то знал, что я переехал сюда из чулана. И еще этот кто-то знал, что он не получил свое первое письмо. Следовательно этот кто-то попытается передать мне еще одно письмо. И на этот раз я его точно получу. Я распланировал завтрашнее утро и лег спать.

* * *

Дышащий на ладан будильник, благодаря Дадли неоднократно побывавший в мастерской зазвонил ровно в шесть часов. Я поспешно выключил его и оделся. Надеюсь я Дурслей не разбудил? Я бесшумно оделся и вылез из своей комнаты. Так, щас бы не попасться тете Петуньи она рано встает. Я крадучись в полной темноте пошел вниз к входной двери. Включать свет было опасно.

Я хотел выйти из дома и встать на углу Тисовой и дождаться почтальона. Чтобы первым забрать письма.

А сейчас я крался по темному коридору, мое сердцо отчаяно бухало.

— ААА!

Я буквально взлетел в воздух, потому что наступил на что-то большое и мягкое, лежащие на коврике у входной двери. На что-то... живое!

Наверху зажегся свет и я с ужасом увидел, что этим большим и мягким было лицо дяди Вернона. Он лежал у самого входя в спальном мешке. Не оставалось сомнений что он сделал так для того, чтобы я не смог осуществить задуманное. И несомненно он вовсе не ожидал, что на него наступят.

Вот он разорался. После получасовых воплей дядя приказал мне сделать ему чашку чая. Я грустно поплелся на кухню, а когда вернулся с чаем почту уже принесли. Она лежала за пазухой у дяди Вернона. Я отчетливо видел три конверта с надписями сделанными изумрудно-зелеными чернилами.

— я хочу... — но дядя достал письма и разорвал их на мелкие кусочки прямо у меня на глазах.

В тот день дядя не пошел на работу. Он остался дома и намертво заколотил щель для писем.

— видишь ли — объяснял он тете Петунье сквозь сжатые в зубах гвозди, — если они не смогут доставлять свои письма они просто сдадутся.

— Я не уверена, что это поможет, Вернон.

Тетка знает кто мне пишет?

— о, у этих людей странная логика, Петунья. Они не такие как мы с тобой. — ответил дядя, пытаясь забить куском фруктового кекса гвоздь. Кекс ему только что принесла тетя. Я подавил желание покрутить пальцем у виска.

* * *

В пятницу мне принесли не меньше дюжины писем. Так как они не пролезали в заколоченую щель для писем и просунули под входную дверь, а несколько штук протолкнули через маленькое окошко в туалете на первом этаже.

Дядя Вернон снова остался дома. Он сжег все письма, а потом достал молоток и гвозди и заколотил парадную и заднюю двери, чтобы никто не мог выйти из дома. Работая, он что-то напевал себе под нос и испугано вздрагивал от любых посторонних звуков.

* * *

В субботу ситуация стала выходить из под контроля. Не смотря на усилия дяди Вернона в дом попали двадцать четыре письма для меня. Кто-то свернул их и засунул в две дюжины яиц, которые молочник передал тете Петуньи через окно гостиной. Молочник не подозревал о содержимом яиц, но был крайне удивлен, что в доме были заколочены двери. Пока дядя Вернон судорожно звонил на почту и в молочный магазин и искал того, кому можно пожаловаться на случившееся. Тетя Петунья засунула письма в комбайн и перемолола их в мелкие клочки.

— интересно, кому приспичило так сильно пообщаться с тобой. — изумлено спросил кузен обращаясь ко мне.

* * *

В воскресенье утром дядя Вернон выглядел утомленным и немного больным, но зато счастливым.

— по воскресеньям никакой почты! — громко заявил он с довольной улыбкой, намазывая джемом свою газету. — сегодня никаких проклятых писем...

Он не успел договорить, как что-то засвистело в дымоходе и ударило его по затылку. В следующую секунду из камина вылетели тридцать или даже сорок писем. Дурсли инстинктивно пригнулись и письма просвистели у них над головами, а я подпрыгнул пытаясь ухватить хотя бы одно из них.

— вон! ВОН! — дядя поймал меня в воздухе. Подтащил к двери и вышвырнул в коридор. Затем из комнаты выбежали тетя Петунья и Дадли, закрывая руками лица, за ними выбежал дядя Вернон, захлопнув за собой дверь. Слышно было, как в комнату продолжают падать письма, они стучали по полу и стенам, отлетая от них рикошетом.

— — ну все. — значимо и весомо произнес дядя. Он старался говорить спокойно, хотя нервно выщипывал из усов целые пучки усов. — через пять минут я жду вас здесь готовыми к отъезду. Мы уезжаем, так что быстро соберите необходимые вещи. И никаких возражений!

Он выглядел таким разъяренным и опасным, особенно после того, как выдрал себе полуса, что возражать никто не осмелился. Десять минут спустя дядя Вернон, взломав забитую досками дверь, вывел всех к машине, и автомобиль рванул в сторону скоростного шоссе. На заднем сиденье обиженно сопел Дадли — отец отвесил ему затрещину за то, что он слишком долго возился. А Дадли всего лишь пытался втиснуть в свою спортивную сумку телевизор, видеомагнитофон и компьютер.

Мы ехали. Ехали все дальше и дальше. Даже тетя не решалась спросить куда мы направляемся. Несколько раз дядя делал крутой разворот и какое-то время машина двигалась в обратном направлении. А потом снова следовал резкий разворот.

— сбить их со следа... сбить их со следа. — всякий раз бормотал дядя.

Мы ехали целый день не сделав ни единой остановки для того чтобы хоть как-то перекусить. Когда стемнело Дадли начал скулить. У него в жизни не было такого плохого дня. Он был голоден, пропустил пять телеопередач, которые собирался посмотреть. И он еще никогда не делал таких долгих перерывов между компьютерными сражениями с пришельцами и чудовищами.

Наконец дядя притормозил у мрачной гостиницы на окраине большого города. Мне и Дадли выделили одну комнату на двоих. В ней были две двуспальные кровати, застеленными влажными, пахнущими плесенью простынями. Дадли тут же захрапел, а я сидел на подоконнике, наблюдая за проезжающими мимо машинами. А вдруг мне удастся забрать себе хоть одно письмо? Интересно кто мне пишет и о чем? и чего родственники так всполошились?

На завтрак нам подали заплесневевшие кукурузные хлопья. И кусочки тостов в консервированными помидорами. Фу кислая гадость. Но не успел я съесть этот нехитрый завтрак, как к нам подошла хозяйка гостиницы.

— Я извиняюсь, но нет ли среди вас мистера Г. Поттера? Для него письма принесли целую сотню. Они у меня там за стойкой портье.

Она протянула нам корвет на котором изумрудными чернилами было написано.

"мистеру Г. Поттеру город Коукворт, гостиница у железной дороги, номер 11."

Я попытался схватить письмо, но дядя Вернон ударил меня по руке. Хозяйка гостиницы застыла ничего не понимая.

— я их заберу. — дядя быстро поднялся из-за стола и удалился вслед за хозяйкой.

* * *

Дорогой не лучше ли нам будет вернуться? — робко поинтересовалась тетя Петунья спустя несколько часов, но дядя похоже её не слышал.

Никто не знал куда именно мы едем. Дядя завез нас в чашу леса, вышел из автомобиля. Огляделся, потряс головой и сел обратно. И мы снова двинулись в путь. Тоже самое случилось посреди распаханного поля, на подвесном мосту, на верхнем этаже многоярусной автомобильной парковки.

— папа сошел с ума, да мам? — спросил Дадли после того, как днем дядя Вернон оставил автомобиль на побережье, запер нас в машине а сам куда-то исчез.

Начался дождь. Огромные капли стучали по крыше машины. Дадли шмыгнул носом.

— сегодня понедельник. — запричитал он. — сегодня вечером показывают шоу великого Умберто. Я хочу чтобы мы остановились там где есть телевизор.

Значит сегодня понедельник. Если сегодня понедельник, а в этом Дадли можно было доверять благодаря телевизионной программе. Значит завтра во вторник мне исполнится одиннадцать лет. У меня всегда были хреновые дни рождения. Например в прошлом году Дурсли подарили мне вешалку для куртки и пару старых носков дяди Вернона. Так что и в этом году ничего хорошего не жди. Но все же не каждую неделю тебе исполняется одиннадцать.

Дядя Вернон вернулся к машине. По лицу его блуждала непонятная улыбка. В руках он держал длинный сверток и когда тетя спросила, что это он там купил он ничего не ответил.

— я нашел превосходное место, объявил дядя Вернон — Пошли! Все вон из машины!

На улице было очень холодно. Дядя Вернон указал пальцем на огромную скалу посреди моря. На вершине скалы приютилась самая убогая хижина, какую только можно было представить. Понятно, что ни о каком телевизоре не могло быть и речи.

— Сегодня вечером обещают шторм! — радостно сообщил дядя Вернон, хлопнув в ладоши. — А этот, джентльмен любезно согласился одолжить нам свою лодку!

Дядя Вернон кивнул на семенящего к ним беззубого старика, который злорадно ухмылялся, показывая на старую лодку, прыгающую на серых, отливающих сталью волнах.

— Я уже запасся кое-какой провизией, — произнес дядя Вернон. — Так что теперь — все на борт!

В лодке было еще холоднее, чем на берегу. Ледяные брызги и капли дождя забирались за шиворот, а арктический ветер хлестал в лицо. Казалось, что прошло несколько часов, прежде чем мы доплыли до скалы, а там дядя Вернон, поскальзываясь на камнях и с трудом удерживая равновесие, повел нас к покосившемуся домику. Брр, ну и холодрыга. Ливень хлещет как из ведра.

Внутри был настоящий кошмар — сильно пахло морскими водорослями, сквозь дыры в деревянных стенах внутрь с воем врывался ветер, а камин был отсыревшим и пустым. Вдобавок ко всему в домике было лишь две комнаты.

Ну вот. Опять мне делить комнату с жирдяем. Еще и софа была одна.

Приобретенная дядей Верноном провизия поразила всех — четыре пакетика чипсов и четыре банана. После еды — если это можно было назвать едой — дядя Вернон попытался разжечь огонь с помощью пакетиков из-под чипсов, но те не желали загораться и просто съежились, заполнив комнату едким дымом.

— Надо было забрать из гостиницы все эти письма — вот бы они сейчас пригодились, — весело заметил дядя Вернон.

Дядя пребывал в очень хорошем настроении. Очевидно, он решил, что из-за шторма до них никто не доберется, так что писем больше не будет. Я в глубине души был с ним согласен, хотя его эта мысль совершенно не радовала.

Как только стемнело, начался обещанный шторм. Брызги высоких волн стучали в стены домика, а усиливающийся ветер неистово ломился в грязные окна. Тетя Петунья нашла в углу одной из комнат покрытые плесенью одеяла и устроила Дадли постель на изъеденной молью софе. Они с дядей Верноном ушли во вторую комнату, где стояла огромная продавленная кровать, а мне пришлось улечься на пол, накрывшись самым тонким и самым рваным одеялом.

Ураган крепчал и становился все яростнее, а я не мог заснуть. Я поеживался от холода и переворачивался с боку на бок, стараясь устроиться поудобнее, а в животе у меня урчало от голода. Дадли захрапел, но его храп заглушали низкие раскаты грома: началась гроза.

У Дадли были часы со светящимся циферблатом, и когда его жирная рука выскользнула из-под одеяла и повисла над полом, Гарри увидел, что через десять минут ему исполнится одиннадцать лет. Он лежал и смотрел, как бегает по кругу секундная стрелка, приближая его день рождения, и спрашивал себя, вспомнят ли Дурсли об этой дате. Но еще больше его интересовало, где сейчас был тот, кто посылал ему письма.