Омегаверс Путь наверх (неполный вариант)

— Я хорошо подумаю.

Резенхайм не прекращал наблюдать за своим подопечным и видел всё больше обнадёживающих знаков. Мальчишка заинтригован словами о родителях и наверняка захочет узнать побольше. Уже ради этого он может согласиться на договор. И всё же стоит лишний раз за ним приглядеть — не сглупил бы снова.

До самого полуденного привала Меченый думал. Он уже почти не отвлекался на весенние красоты — его занимали мысли о возможной свободе без побега. И о родителях. У него есть родители! И братья! Значит, он не сирота!.. Но тогда почему родители его не забрали? Ведь Резенхайм смог.

Слова нового хозяина вынудили мальчика задуматься о таких вещах, о которых он не думал никогда. Приют он покидал всего один раз — когда его попытались продать, а всё прочее время сидел на одном месте. Часто в карцере. Немытый и нестриженный. Меченый видел только хозяев, Бера и других детей. То и дело утром обнаруживались новые, кто-то исчезал, порой их привозили и увозили средь бела дня. Иногда удавалось подслушать разговоры хозяев... Резенхайм прав. Надо побольше узнать о большом мире и людях. Может, он расскажет что-нибудь и о его родных, чтобы потом суметь их найти.

Как ни крути, а придётся заключать этот проклятый договор!

Первый переход получился довольно длинный, и большая фляга Резенхайма наполовину опустела ещё до полудня, а ни ручья, ни реки ни родника им не встретилось.

— Потерпи, к ночи дойдём до реки, и воды будет много, — пообещал хозяин. — Скоро лето, так что привыкай.

Меченый молча кивнул, всухомятку жуя свой кусок. Резенхайм обращался с ним на удивление хорошо, вперёд не гнал. А ещё Резенхайм хочет чему-то его учить. Вдруг это будет полезным? В приюте их почти ничему не учили, даже счёту учили кое-как, как и распознавать право и лево. Мало. Очень мало.

И ещё впечатлило, что Резенхайм смог его провести. Притом, что почти ничего о нём не знает. Да и как тогда, в карцере, хозяин смог его угомонить? Он же не альфа! В чём его секрет? Согласится ли он поделиться своими секретами?

Чем больше "волчонок" думал, тем больше понимал, что надо соглашаться на договор. Надо. Иначе попадёт к кому-нибудь вроде Бера! Уж лучше такой хозяин как Резенхайм!

К вечеру впереди показалась обещанная река, и Меченый сглотнул, предвкушая питьё вволю. Однако Резенхайм грубо его оттащил от воды.

— Глупый щенок, придержи коней! Обпиться хочешь? Это вредно, как и много есть после долгой голодовки.

— Я пить хочу!

— Сейчас напьёшься, не сомневайся, только слушай меня!

— Мы ещё не заключили договор! — дерзко напомнил Меченый.

— Ладно, тогда пей, сколько влезет, — примирительно вскинул руки бета. — Но если тебе потом плохо станет, то не жалуйся.

Меченый подумал и со вздохом подчинился. Резенхайм подробно, как совсем глупому, объяснял, как надо пить — сначала прополоскать рот, потом маленькими глоточками...

— Молодец, — наконец похвалил он мальчика. — Теперь поедим.

— Опять меня прицепишь к дереву? Вон там стоит одно.

— От тебя зависит. Сейчас разувайся и помочи ноги в воде, а я сушняка на растопку поищу. Только не вздумай убежать!

— Не убегу, не бойся, — буркнул "волчонок" и начал разуваться.

Вода была холодная, но усталые ноги быстро ожили. Меченый не без удовольствия поболтал ступнями в воде и вышел на берег, на котором Резенхайм уже разводил огонь.

Когда Резенхайм начал резать хлеб и сыр, Меченый понял, что с собой у хозяина осталось совсем мало еды. Причём отрезал он своему упрямому подопечному столько же, сколько и себе. И Меченый решился.

— Я согласен.

— На что? — Резенхайм протянул ему первый кусок.

— На договор. Я согласен быть твоим учеником.

— Уверен?

— Да.

— Тогда последнее предупреждение. Если ты меня обманешь, то наш договор будет разорван, и у тебя будут большие неприятности.

— Тогда и ты только посмей меня обмануть, — огрызнулся Меченый.

— Принято, — ничуть не смутился бета и протянул мальчику свою шершавую ладонь. — По рукам?

— По рукам, — сунул ему свою Меченый.

Рукопожатие. Настоящее. Как будто он не ребёнок, а уже взрослый! А ведь руку предлагают не всем — это надо заслужить.

Резенхайм вполне серьёзно пожал детскую ручонку, потом достал из-за пазухи ключ, отомкнул замок на цепи, снял её с Меченого, смотал, размахнулся и, крякнув, со всей силы зашвырнул в реку. Только брызги разлетелись и круги пошли.

Он сдержал слово. И мальчик едва не разревелся при виде этого. В первый раз кто-то пообещал ему что-то хорошее и сдержал это обещание!

— Ладно, давай поедим и спать. — Хозяин как будто не заметил, что его покупка только что едва не опозорилась. — Завтра будет деревня, и там мы купим ещё еды. Устал, небось...

Резенхайм улыбался. Довольно и как-то... знакомо что ли? От этой улыбки словно становилось теплее. После скудного ужина, устраиваясь на земле рядом с костром под одним плащом с бетой, Меченый снова подумал, что боги послали ему очень хорошего хозяина.

Уже утром после совсем скудного завтрака — Резенхайм всё так же честно-благородно поделил остатки пополам — они пришли в деревню, где и запаслись кое-какой снедью на первое время. Меченый настороженно косился на селян, на лицах которых то и дело проступала тень отвращения, стоило им увидеть мальчика. Только несколько омег смотрели на него с жалостью. Меченый жался к хозяину, ни с кем не разговаривал и очень удивился, когда ему перед самым уходом какой-то старичок-омега всучил несколько хороших яблок.

— Кушай, малыш, — погладил он Меченого по голове. — А то ты такой худенький...

В голосе старичка "волчонку" почудилось что-то знакомое, от чего даже в груди защемило. Что это? А Резенхайм снова пристально смотрит. Не слишком-то похоже на жалость.

— Резенхайм, почему ты так на меня смотрел, когда мне яблоки давали? — спросил Меченый уже за околицей. Мальчик щедро поделился с хозяином, и тот даже сказал за это "спасибо".

— Тебе ведь что-то знакомое почудилось при этом, верно?

— Да... А как ты это понял? — удивился "волчонок".

— Ничего сложного... — дёрнул плечом бета и снова закашлялся. — Я ведь не просто так за тобой пошёл. Я сначала узнавал про тебя и твоих братьев всё, что мог.

— И что ты узнал?

— Когда вы рождаетесь, то с полтора года или год остаётесь с папами, а потом вас забирают.

— А почему не сразу?

— Грудничков? Не смеши меня! Кормильцев не везде найдёшь, за каждым щенком смотреть надо, а у омег ещё и свои дети — молока на всех не хватит, а то и сам омега скопытится от переутомления. Убыток чистый. Как только вы уверенно ходить начинаете и мало-мало есть обычную еду, тогда вас и забирают. Но этого же мало! После того, как вас продают на так называемых первичных торгах, новые хозяева часто не хотят возиться с мелюзгой, которая справляет нужду под себя и не умеет пользоваться ложкой. Нанимают одинокого омегу, которому поручают заботиться о малышне с полгода-год, после чего вас помещают в ваши так называемые приюты, где уже смотрят, кто на что годится, а хозяева приюта продают вас и передают полученные деньги настоящим хозяевам.

— И я... жил у одного такого омеги?

— Да, почти год. И это тот редкий случай, когда омега осмелился обмануть нанимателей. Кончилось, конечно, плохо, но где-то в твоей голове память о том времени осталась. Этот омега, звали его Алби, полюбил тебя как родного и решил спасти от рабства. Буквально перед тем, как за тобой пришли, он сбежал вместе с тобой, да только в ближайшем лесу вас догнали, и гнев посланца был страшен. То, что осталось от Алби, я нашёл в том самом лесу, и убивали его очень больно и долго. Ты был там, получил злости и силы альфы столько, что это осталось с тобой надолго. Ты ведь от всех шарахался, верно? Сначала ты боялся всех подряд, потом тебя начали щемить, ты огрызался... — Меченый обмер. — Вижу, угадал. А тут ещё и твоя отметина. Потому-то ты таким диким и был — так было проще держать всех на удалении. Чтоб тебя никто не трогал.

Меченый остановился, сглатывая. Резенхайм всё сказал правильно. Как он?..

— Как я узнал это? — прозорливо спросил хозяин. — Этому меня учил мой наставник. Позже, когда мы разошлись, я не раз убеждался, что он был прав. Ты пережил тяжкий удар силы Адама, когда тебя отбирали у Киррэна. Твой папа был в ярости, и понадобилось несколько альф, чтобы задавить его, воспользоваться мигом, заломить ему руки, сбить с ног, прижать к полу и забрать тебя. — У "волчонка" рот раскрылся сам собой. — У твоего папы был редкий для омеги дар — он достаточно легко выдерживал давление силы духа альфы уже в очень юном возрасте. Запугать его было трудно, да и силой Флоренс не обделил. Само собой, что когда тебя забирали, эти альфы разошлись не на шутку, и ты, совсем ещё маленький, пережил удар этой самой силы. Алби своей заботой сгладил след от этой силы, но потом, когда его убивали, ты снова пережил то же самое. И ты начал видеть угрозу во всех, кто к тебе подходил. Ты, скорее всего, не помнишь толком, как всё началось, но ты помнишь, как тебя задирали потом. Ты выбрал способ избегать окружающих тебя людей с помощью того, что мы называем инстинктом. Кроме того, тебе постоянно доставалось из-за пятна, и бежать было некуда — дом Фиска окружён высокой стеной, и привратники следят за всеми. А когда ты едва не задушил доверенного Фиска цепью на прошлогодних торгах... Да, об этом я тоже знаю. И всё же о том, как о тебе с любовью заботились Киррэн, а потом Алби, ты помнишь. И эта память просыпалась каждый раз, как ты видел по дороге что-то, что радовало тебя. Это заметно по твоему лицу. Значит, ты не совсем безнадёжный.

— И ты всё это видишь? А я могу так научиться?

— Я же научился, — усмехнулся бета. — Для этого надо кое-что знать и понимать, вот только не все верят в подобные вещи — они противоречат многому, чему учит Церковь. Так что, если хочешь научиться, слушай меня, а не дураков...

Резенхайм снова закашлялся, и Меченый не на шутку забеспокоился.

— Тебе же надо лекарство! Почему у тебя его нет?

— Потому что я все деньги отдал за тебя и оставил нам на еду. — Резенхайм вытер губы, зачем-то посмотрел на свою руку и вздохнул. — Как только придём в город, я куплю себе лекарство, как только подработаю.

— И как ты заработаешь денег?

— Я неплохо играю в карты. Есть много способов заработать, и когда-то я был известным кулачным бойцом.

— Ты? — ахнул Меченый.

— А что, непохож? — хмыкнул бета.

— И ты дрался с альфами?

— И побеждал их, — самодовольно кивнул Резенхайм.

— Ты???

Хозяин совсем не выглядел богатырём, как Бер, да и кашлял. И это если забыть про правую руку. Трудно поверить, что он мог драться на равных с альфами.

— А как ты их побеждал?

— Боюсь, сейчас я не смогу показать, как это делал. Сам видишь, я нездоров, но когда-то моё имя гремело в самых разных городах. И кроме больших арен есть немало мест, в которых можно заработать своей силой и мастерством. Там я и сражался. Думаю, скоро сам увидишь, насколько хорошо меня знают.

— И ты будешь учить меня побеждать?

— Если захочешь.

— Хочу! — тут же выпалил Меченый.

— Значит, буду учить. Вот только подкормлю тебя сначала, а то тощий, как черенок от метлы.

Меченый повеселел и зашагал бодрее.

В следующей деревне они заночевали, заодно помылись, и Меченый воотчию убедился, что его хозяин когда-то был бойцом — на его теле резко выделялись шрамы.

— Это от зубов альф и ножей, — объяснил Резенхайм. — Есть бои, в которых иногда используется оружие, и оно должно уравнять бойцов, если кому-то кажется, что они слишком неравны. Бывает, что на бой выходит омега — по своей воле или заставляют. Ему нож дают обязательно. Один такой меня тогда серьёзно достал. — Резенхайм показал на шрам на боку. — Сам парнишка был слабенький, двигался неважно, но отваги ему было не занимать. Проиграл, конечно, но зато этим боем спас своего старшего брата-альфу. Потом он сам за мной ухаживал, пока я не выздоровел. Славный парень, ласковый и вкусный. — Резенхайм причмокнул. — Я потом научил его паре трюков, чтобы больше никто не посмел обидеть, и побратался с его братом. Так что не стоит недооценивать омег.

— Мой папа Киррэн был сильным, — кивнул Меченый.

— Вот именно.

— А как он стал таким сильным? Его кто-то учил?

Резенхайм грустно улыбнулся.

— Киррэн был родом из Альхейна. Это далёкая страна, большая и богатая, в которую можно попасть быстро по морю и долго по земле. Я слышал, что там омегам позволено куда больше, чем у нас, и одобряю это, как одобрял мой наставник. Твой папа был младшим сыном уважаемого в Альхейне рода потомственных воинов Башир и обучался наравне с братьями. Эта семья защищала одну из прибрежных провинций, которая была ближе всего к нам, и однажды наша армия внезапно напала на них. Родичи Киррэна и их армия сражались доблестно, но силы были слишком неравны. Его родители и братья погибли в бою, а Киррэна взяли плен. Командующий нашей армии был так впечатлён мастерством твоего папы, что решил на нём заработать. Привёз в Ингерн и продал владельцу большой арены — колизея — в Варанге, где Киррэн и встретил твоего отца.

— А почему наши напали?

— Зависть, — вздохнул Резенхайм и закашлялся. — Альхейн силён и богат. Там столько разных удивительных чудес, что нашим хотелось прибрать их к рукам, да альхейнцы не позволяли. Рано или поздно это должно было произойти.

— Значит... у меня там могут быть родственники?

— Да, но добраться туда будет непросто. Нужны деньги, и Альхейн далеко. К тому же в любой момент может начаться большая война.

— Значит... ничего нельзя сделать? — огорчился Меченый.

— А ты хочешь к родным?

— Ну... если они меня примут... — Мальчик коснулся своего лица.

— Такие отметины в Альхейне не считаются отметинами Зла, — погладил его по голове Резенхайм. — Думаю, тебя примут. Если не твои родственники, то какие-нибудь друзья твоего деда. Попробуем поискать в городах людей, которые могли бы помочь.

— А то, что я родился рабом...

— В Альхейне нет рабства. Мой наставник говорил, что рабством могут наказать на определённый срок, но и только. И там рабов не метят, как у нас.

— Метят? Как?

— Обривают затылок и наносят татуировку — несмываемый рисунок.

— Значит, у меня есть такая метка? — Меченый пощупал свой затылок.

— Да. Поэтому для подтверждения вольного статуса нужна особая бумага, если раб получает свободу. Всё это записывается в разные книги, в том числе и в церковные. Если бы ты от меня убежал, то для проверки тебе бы обрили затылок и выяснили, кто ты и откуда. Даже если бы ты сорвал с себя ошейник.

Меченый виновато поник. Несмотря на то, что Резенхайм употребил немало незнакомых или плохо знакомых слов, он всё же понял главное.

— Я больше не убегу, пока ты не дашь мне вольную бумагу, обещаю.

— Я знаю. Пока я буду твоим хозяином — это твёрдая уверенность, что ты никуда не денешься, а по сути мы будем на равных. При первой же возможности я даже буду снимать с тебя ошейник, а когда будет нужно, ты снова его наденешь.