Пойдешь-не воротишься

На таких 'дорогах', с позволения сказать, все обрывы, овраги и склоны павшими животными засыпаны были, и нашими, и турецкими. Сибирские казаки, что Ардаган брали, говорили, что потом на преследовании так бывало, что за день и ночь по двадцать коней теряли. Где-то оступилась, где-то камень из-под ног вывернуло и прощай, родная Сивка-бурка! Они ведь ее тоже на свои кровные справляли. Жаль, зря тогда не спросил, почем в Сибири строевой конь.

Или на морском берегу: эта, 'с позволения сказать дорога' вьется петлями, как серпантин. Между обоими ветвями серпантина лежит овраг, промытый рекою, глубина с полсотни сажен, с крутыми или прямо отвесными склонами. Над западной ветвью по горушке турецкие окопы, откуда видно, как ты идешь по дороге, и как ты это ущелье преодолевать будешь. Атаковать по дороге— это смерти подобно, через ущелье идти-сначала ты как-то съедешь или спорхнешь по крутому склону вниз, потом по такому же склону влезешь на западную ветвь дороги, продравшись сквозь колючки и камни. Как влезешь на дорогу-снова лезешь наверх, к турецким окопам. Взял их-и давай сначала, потому что и дальше местность такая же и дорога такая же, разве что ущелье на пару саженей ниже или уже. Обойти с моря-мы не рыбы. Обойти по широкой дуге со стороны гор-это тоже не всегда можно, там бываю такие хащи, где человеческая нога давно не ступала, со времен Адама и Евы. Так что упасть и сломаться-просто, как высморкаться.

Но не будешь же это маме рассказывать, ей сердце рвать. С нее хватит того, что сын войне, и там пули летают, и у турок ятаганы есть. Я -то лично ни на одном турке живом ятагана не видел, хотя в домах встречались, но пусть она уж лучше пугается того паршивого ятагана, чем думает о том, что вправду бывает. На живых курдах-ятаганы видеть случалос — — — — — -

Дальше мороки было много, мама с сестрой вязали и еще у кого-то выпросили для скорости такие безрукавки. Фляжку для оттаивания снега привез дядя Фрол, что к родным в Новороссийск ездил. Там она в лавке продавалась, только не из металла, а из какого-то материала, немного похожего на резину, но более твердого. Сиделец в лавке заливал, что это-де специальный материал немецкой выделки и твердый, но легкий и прочее, что сидельцы в уши покупателям заливают, но дядя был не из простых, а внес в продающего сомнения, вроде того, что вот залил он воду, и вода в фляжке постояла пару дней-не будет ли она вонять? Сиделец не знал, но с апломбом стал говорить, что не должна, но он не знал точно, что дядя и выявил. В общем, фляга на четверть подешевела. Дядю вообще отпускать на базар нельзя было, если его супруга за локоть не дергала, то он бы всех продавцов разогнал: одних скидками, что вытребовал. а других ожиданием того, что он сейчас к ним подойдет и тоже сбрасывать цену придется.

Его бы мир с японцами заключать отправил, он бы тех довел до того, что пол-Сахалина им не отдали. а еще и микадо приплатил, что кусок острова в империи остался, а не японцев порадовал. Поскольку японского языка он не знал, пришлось бы ждать, пока толмачи переведут, оттого японцы еще больше устали от переговоров.

Тринадцатый год подходил к концу, все занимались своими делами, и никто не знал, что это последний мирный год, а впереди много лет кровавой войны. Хотя нет, был такой мужчина в столице по фамилии Хлебников. и он, по слухам, сложной математикой вычислил и предсказал мировую войны и что она мимо нас не пройдет. Иные говорили, что от того он умом повредился и плохо кончил. Иные-что он и раньше был того-с.

И недаром-вот я тоже о таком думал, что бы со мной было, если отчего-то снизошел на меня дар пророческий, что будет тут хотя бы до двадцатого года. Умом тронуться можно, недаром раньше пророчествовали пустынные старцы и юродивые. Это страшно даже если только один раз дар тебя коснется.

А если долго: вот ты зашел к соседям и. глянув на них, узнаешь, что глава семьи умрет в зиму 1920 года от тифа, спасаясь от красных. Старший сын— от красной шрапнели под Торговой. Младший вообще без вести пропадет, уйдя в горы к зеленым, и кто знает. где и как с ним приключилось, из пяти детей выживет только один, и бабы недолго проживут, и все это произойдет совсем быстро? Каково это -смотреть в глаза тех, кто уйдет до срока и знать об этом?

Нет, и при прежних императорах кому-то могло быть откровение, что хозяин дома умрет через десяток лет от простуды, старший сын через пятнадцать лет от холеры, младшая невестка с вишни свалится и расшибется до смерти, а какой-то внук хозяина от поноса помрет. Все мы смертны и когда-то помрем, если не от тифа. то от сердечной слабости. И все об этом догадываются, кроме Степки дурачка. Но все не помрут рано, и число насельников в станице расти будет, только Лепехиных тогда было трое, а сегодня семеро, а Жмуркиных наоборот, не стало ни одного. Вообще лучше такого дара не иметь.

Лучше идти по своему пути и не знать, куда он тебя приведет, и войско вместе с тобой, и империю тоже, а вместе с ними мириады людей. Да и небеса обычно много такого в дар не дают. Вот был известный юродивый Василий Блаженный, про которого почти что всяк знает. Ему дано было откровение, что на иконе одной под слоями красок скрывается лик дьявола. Еще он царю Иоанну говорил, что тот больно много народу казнит, но это сложно счесть предвидением, но не дано ему было предвидеть смерть наследника царского. который по нерадению сопровождающих уронен был в реку и живым из воды не вернулся. Московский пожар он предвидел, молясь перед монастырем, только о том никому не сказал, только плакал и молился, а по ком или по чему скорбел-кто знает? Может. Потому специально провидцам дается кусочек знания о будущем, а именно то, что они вынести смогут?

Так вот и все шли туда, откуда многие не возвратились. А те, кто вернулись-теми ли вернулись? Вот тот же Гришка Мелехов. Что с ним стало после того, как он австрияков и немцев рубил, потом калединцев, потом красных, потом поляков, потом снова красных? Намекает автор 'Тихого Дона', что припадочным он стал, а после смерти Аксиньи вообще чуть в затворники не перешел.

Даже если после встречи с сыном его местная власть не сильно глубоко и далеко запроторила, то что в его душе продолжать вариться будет?

Об этом и думать не хочется, видел я результаты этой 'варки'.

Так что настал следующий год и мир соскользнул в войну, как те самые турецкие аскеры по обрыву в то, на что никто не рассчитывал. Мы, пластуны, тоже обсуждали, сколько война потянется и где закончится. Конечно, никто этого точно не знал, а потому не угадал, только болтовней натешился. Но позднее в наших краях оказалось много чистой публики из обоих столиц, и от них я многое услышал. Оказалось, что все считали (за исключением особо меланхоличных типов), что война не продлится долго. Во Франции вообще ждали, что солдаты вернутся домой к осеннему листопаду. Была даже почти научная теория того. отчего что война не продлится долго.

Сторонники ее исходили из того, что для производства пушечных порохов нужны соли-нитраты. Они добывались в Чили в пустыне тамошней, было немного такого сырья на островах Тихого океана. И все это для Германии и Австрии закончилось с началом войны-доступ к чилийским нитратам, потому что велась блокада морских перевозок туда. А запасов нитратов было на полгода. Можно допустить, что путем контрабанды, замены суррогатами и разным ухищрениями чуток оттянуть печальный конец, месяца на два-три. Можно и не допускать. Потому что потом говорили, что никто не рассчитывал на такой расход огнеприпасов, оттого шесть месяцев— это больно оптимистично. Так вот и выходит, от трех до девяти месяцев, и все, дальше надо отымать у охотников черный порох и отдавать его пушкарям.

Звучит солидно и как бы обоснованно. Как оказалось, германские химики научились получать нитраты буквально из воздуха, и к началу войны выделку нитратов отработали. Так что быстрого окончания войны не получилось.

Тут так и просится выражение: 'Человек предполагает, а бог располагает'. Или 'Расскажи богу о своих планах, чтобы его развеселить'.

Не знаю про запас ингредиентов пороха на шесть месяцев -это был действительный расчет или это кто-то так себя успокаивал и свое успокоение перегонял, как облачка ветром, в общество, но в итоге и это пророчество не помогло и соскальзывать в бездну все продолжили.

У Турции был вполне реальный шанс не сползти вместе со всеми, зализывать раны от двух неудачных войн, торговать со всеми сторонами и что-то полезное сделать для себя в итоге. Но у власти была прогерманская партия младотурок, которой хотелось славы, утверждения зеленого знамени подалее и повыше и прочего. Но если они не смогли победить Болгарию Сербию и Грецию, то с чего им победить-то всю Антанту? Младотурки тоже ринулись по склону вниз и там и остались.

Поутру 17 октября германо-турецкие корабли осуществил нападение на несколько портов Черного моря— Одессу, Севастополь, Новороссийск. Может, и на другие, про эти я точно знаю. Явившийся в Новороссийск утром крейсер 'Берк' передал на берег письмо на нескольких языках, что из-за объявления войны Турцией России, он через 4 часа начнет бомбардировку города. Частным лицам предоставлено время на уход из города, а судам можно покинуть гавань. По ним стрелять не будут. Действительно, ночью на радиостанцию пришла радиограмма, что Турция объявила войну России., а тут и подтверждение этому. Турки выдержали четыре часа, а потом открыли огонь. Как мне говорили, по обывательским домам не стреляли, разве что осколки долетали. Зато погорели огромные запасы нефтепродуктов на заводе и нефтебаках. Столб дыма стоял несколько дней. Половина населения города спешно покинули его пешком и по железной дороге. Из тюрьмы вывезли опасных арестантов, а мирным дебоширам разрешили пойти домой с условием вернуться потом. Как говорили, не вернулось всего с десяток человек из полутора сотен. Возможно, не успели допить все. Но вроде как никто не погиб. Отбивать турок оказалось нечем. В городе были ополченцы-артиллеристы и даже с пушками, но никто не знал были ли при них артиллеристы или снаряды. Я повидал ополченцев-артиллеристов и их пушки, и в сомнении до сих пор пребываю, сделали бы они что-то.

Потом про события говорили, как о 'Севастопольской побудке', имея в виду что флот в Севастополе опозорился с отражением набега, но тут ничего сказать не могу, не много понимаю во флотских делах. Пусть скажут те, кто понимает.

Наша бригада, до войны называвшаяся просто Кубанской пластунской, с ее началом стала первой Пластунской. Потому что стали развертывать вторую, во главе ее был поставлен тот самый генерал Гулыга.

Когда же государь император объявил войну Турции, нас подняли и приказали вторгнуться в неприятельские пределы. Было это 19 октября, и мы пошли, готовые показать туркам кузькину мать. Турок был давним врагом. За времена с царствования Иоана Грозного это уже была двенадцатая война. Ну и в добавку набеги крымских татар и ногаев. а также прочих кочевников, что по степям кочевали. Так что привычное дело— вломили туркам и получили по Ясскому миру

земли до Днестра и до Кубани и подтверждение владения Крымом. По Бухарестскому миру— уже до Прута и часть западно-грузинских княжеств.

По Адрианопольскому— все восточное побережье Черного моря. По Константинопольскому-основные турецкие крепости близ русской границы. Теперь уже не надо трижды взятый Карс, он наш. Остался Эрзерум-ну и он тоже будет наш. Не потому, что очень нужна эта дыра, а, чтобы на нее опираясь, очередной паша на нас не лез. Кое-что мы об этом сами знали, а все в совокупности нам сотник рассказал, чтобы все свести в кучу. За те земли, которые получены по Адрианопольскому миру, еще повоевать пришлось,

почти что 35 лет. Шибко хитрые горские старейшины демонстрировали, что то, что султан признал их земли теперь российскими, их-де не касается, хотя, когда им нужно, они султану кланялись и своим повелителем называли. Но, когда Западный Кавказ покорен был. исчезла постоянная боевая тревога для жителей Кубани и возможность погибнуть или в рабство попасть. И, чем дальше турецкая граница, тем меньше мутят воду эмиссары Стамбула среди наших мусульман. В эту войну у них получалось это лишь среди лазов на побережье, среди иных -уже нет. Отодвинули бы еще границу за Трапезунд-еще меньше возможностей у турок стало. Вот такая вот империалистическая история с географией в простом изложении. Да, когда потом турецкие власти отошли от прежней политики османского величия, можно было бы и не отрывать Босфор с Дарданеллами. если торговые суда через них ходить будут без помех. Да, можно, но для этого пришлось больше десятка раз турок учить миру, пока не выбили из них изрядную часть прежнего, османского. Никто не мешал крымским татарам, а также черкесам самостоятельно понять, что их жизнь в работорговле не будет вечной, а закончится, и придется отвечать за содеянное.

А в октябре бригада наша двинулась на Кара-Килеси, через турецкую границу, и пришло наше время, и наш экзамен, насколько мы похожи на прежних пластунов. И испытания были сопоставимые— предки сидели воде по уши, поедаемые летающей мошкой, и дожидаясь, когда черкес решит, что нет тут поблизости казака и можно пойти через Кубань шорох наводить. Нам же пришлось в первых числах ноября вброд форсировать Аракс, ночной атакой сбить турок и тем помочь своей 39 дивизии. Чтобы течением нас не снесло, держались за руки. Впереди— генерал Пржевальский. Молча перешли реку. Без выстрелов и 'ура' пошли в штыки и кинжалы. Турки так бежали, что мы их догнать не смогли. Сбили и исчезли, нас уже на этом берегу нет. Не всем же понятно, что такие вот рывки через горную речку в ноябре отзовутся потом нездоровьем. Но в двадцать с малым лет этого не видишь. И, если сможешь спастись от обморожения, то вроде как и все. Пошел, но вернулся.

— — Глава 3 Но на войне случаев, когда пойдешь и не вернешься много, и одна возможность сменяет другую. Периодически вообще целый веер их раскладывается. Например, защищаешь ты крепость или просто место, которое нужно сохранить за собой. Что тебя может ожидать? Явно артиллерия вражеская, потом пули— штыки их же, если враг внутрь ворвется, нехватка воды и еды, потом и заразные болезни, с которыми недоедающий и уставший боец не всегда справляется. И разные неявные мелочи— при взрыве снаряда образуется волна ядовитых газов, там, даже попав в воронку, где взорвался снаряд-потом долго откашливаешься и отплевываешься. Часто и густо стреляешь, отбивая вражеский штурм, а потом на ногах еле стоишь, и голова аж лопается. Это оттого, что надышался своими же пороховыми газами, которые не успело вентиляцией из твоего каземата или комнатки вынести наружу. И в закрытом каземате, когда сидишь в нем, а на тебя часами снаряды падают-тут и рехнуться можно: сейчас один камешек со свода сорвался, потом еще один, а когда весь свод на тебя рухнет? Везде свои тайны и сложности. Меж тем заканчивался ноябрь, наступал декабрь и вскоре должно было произойти два события-начало суровой зимы и Сарыкамышская операция турок, едва не закончившаяся успехом их. К тому времени линия фронта петляла приблизительно по границе. Где-то за нее залезали мы, где-то турки-особенно возле берега моря. Там еще и шло восстание местных племен на турецкие деньги. Вообще при тогдашних силах многие места только наблюдались, а защищать-ну, как получится. Оттого действовали отдельные отряды. а в промежутках меж ними только отдельные дозоры и заслоны, то есть, скажем так, пустота, не всегда прикрытая, ну, как прореха на ткани рубашки или штанов. Мы в разговорах меж собою ждали, что вот-вот нас отведут на зимние квартиры по опыту предыдущих войн. То есть стоять наш батальон будет в селениях Сары-даг и Кара-даг, а все сотни по очереди будут выходить на наблюдательные позиции, сменяясь друг другом. Возможны поиски и вылазки, но явно не каждый день. Кстати, следы на снегу хорошо заметны, если их метель не заметет. Поэтому наблюдатель турок на горке увидит, что долину пересекают следы и подымет тревогу-дескать, в наш тыл они пролезли! Надо кому-то беречься, а кому-то идти ловить! И сотник тоже что-то такое говорил, что, наверное, скоро! Мы тут все дружно сели в лужу. Вообще и раньше зимой воевали, и все знали, что Бонапартия из России выгоняли именно в разгар зимы. Да и в иное время так тоже было— Очаков брали штурмом в декабре. И под Слободзеей турецкая армия сдалась в последних числах ноября. Ну и Шипка-Шейново тоже не летом происходила. Но....человек иногда думает, как ему удобно и не как есть. И я тоже тогда не провидел будущее, но, хоть мы и будем на зимних квартирах стоять, хоть мерзнуть на своей 'Шипке', а ногами заняться надо. Оттого, когда в стычке я турка прибил, то содрал с него шинель. Урядник меня обругал, зачем это я турецких вшей собираю, своих что ли мало, Я ему и пояснил, для чего-на суконные портянки, чтобы иметь их побольше. Чтобы носить турецкую шинель сверху своей-это опасно, потому что могут принять за турка и жизнь укоротить, да и жидкая она была, по мне такую можно только летом и в теплую осень носить, чтобы по ночам не мерзнуть. С нашей солдатской -никак не сравнить. Турецкие опанки (так их один казак называл) -это тоже смерть ногам от мороза. Но не мы по городкам не попрятались, ибо турки не ослабли усердием. Они вообще решили выкинуть внезапный финт— и нас разгромить, а потом неспешно и аккуратно идти на Тифлис. Хорошие дороги до Сарыкамыша (и у нас железная дорога), шли только кое-где, потому, если набраться наглости и с минимальным обозом попытаться продраться вперед меж горок и лесов, то можно тишком-нишком выдраться прямо к нашей основной базе-Сарыкамышу и дороге в него и из него. Если войско турецкое до Сарыкамыша дойдет, то перед ним в городке этом окажутся разные там ополченцы, этапные роты и интенданты, числом небольшие и плохо вооруженные. Тем же ополченцам, что в городе стояли, выдавали винтовки Бердана, что сильно старше самих ополченцев и по 15 патронов. Больше для охраны складов от воришек и не нужно. То есть все наши обозы и склады достанутся туркам. А мы? А мы останемся в кольце окружения. Спереди, с севера, и вот теперь сзади будут турецкие войска. С юго-востока— река Аракс и ее обрывистое ущелье. Ров не хуже крепостных, если сравнить. То есть мы из того кольца обозы и артиллерию не вытащим. Уцелеют из людей лишь те, кто через это ущелье как-то прорвется. Дальше они, голодные и холодные, как-то там прорвутся к своим, к Карсу, допустим Но победить надо еще смочь. План был на грани возможного, то есть туркам нужно пробить дыру в нашем построении, уйти в его глубину. неся все на себе, пройти и протащить вьючных животных через горы, реки и буераки и выйти к злосчастному Сарыкамышу. Ну и взять его, что в итоге тоже оказалось не так легко. Им 'помогали' наши генералы, двое из которых все время беспокоились: не пора ли отходить, а то все как-то опасно выглядит, их фамилии Берхман и Истомин, и откровенный паникер генерал Мышлаевский (если не сказать сильнее и нецензурнее). В начале декабря турки ударили, отбросили Истомина, который так быстро отступал, что турки его не догнали, но меж силами Истомина и Берхмана образовалась брешь, и в эту брешь вклинились два турецких корпуса, то есть шесть дивизий пехоты и немного конницы. Горная артиллерия с ними тоже была. И это войско шло по дуге к Сарыкамышу через разные преграды. Им явно сказали: 'Все вас ждет в Сарыкамыше: и еда, и тепло, и женщины, и победа! Дойдите и возьмите!'. И турки пошли и почти что дошли. И шли через заснеженные леса. Их трепала метель, после которой в снегу оставались сотни замерзших, они разжигали костры, чтобы согреться на ночном морозе в паршивых шинелишках, которые и на портянки с трудом годились. А к утру вокруг костров лежали черные круги из замерзших ночью, те. кто не остался вокруг костра, падали в ущелья, не удержавшись-а как удержаться. если человек замерз и голоден, откуда у него силы возьмутся? Вьючные мулы тое выбивались из сил, некоторые солдаты их прирезывали и разделывали, чем хоть малость себя поддерживали. К концу Сарыкамышского марша смерти они на последних нервах (потому что силы остались уже где-то по дороге, вот на том склоне) они выдрались к городку. Таких оставалось не так много. из каждой из четырех дивизий. что опередили других -тыщи по две из каждой. Остальные-ну, кто где, кто на мосту Сират., кто доходит от воспаления легких под кустом, кто-то уже очень далеко, седалищем поняв, что впереди неминуемая смерть, если не удерет. Но тысяч восемь таки доползли, и готовились к штурму города. Кто там готовился город защищать-я уже сказал. Немногие турецкие конники тоже доскакали, вышли к шоссе и железной дороге, что шли на город, обстреляли проходящие обозы. Впереди железная дорога, ее бы подорвать, и конные части немного взрывчатки для того имели, но вот лошади настолько обессилели, что на рывок турок к дороге нет сил. Но панику наводить-на это немного надо. Итого над нашими генералами нависло ощущение, что дело пахнет поражением, причем прежестоким. Турки числом немалым вышли к Сарыкамышу, что очень близко к окружению, их конница тоже мелькает близ дороги, по городу стреляют турецкие горные пушки. Сил своих очень мало. Поэтому отряду Берхмана, а это большая часть Кавказской армии, как бы не свариться в котле по названием Сарыкамышский. Иту что еще важно: когда турецкие цепи мелькают вокруг города, не очень видно, что это все турки, и больше не подойдут. Издалека не всегда понятно, что турки от голода и усталости не в лучшей форме, и не подрывают железную дорогу по причине слабосильности коней, не могущих доскакать до нее, а не из каких-то сложных планов. Свои недостатки видны, а вот вражеские -далеко не всегда. То есть турки пошли, чтобы не вернуться и готовы были многое сделать, чтобы отряд Берхмана тоже не вернулся. Это только основные события, но другой отряд турок пришел от моря к Ардагану и взял его, отбросив отряд Геника, Защищавший город. Геник ощутил себя почти как Берхман в Сарыкамыше, но, правда, это было ложное впечатление. Кстати, Геник был командиром 3 пластунской Кубанской бригады и сам в пластунах долго служил. А Ардаган это все-таки бывшая крепость, хоть и ныне заброшенная. Ну и Истомин тоже отброшен и готов отступать и дальше. 'Дело дрянь, но не первый же раз!' Что делать дальше? Самый простой способ-бежать дальше, пока можно. Пока этот мостик обстреливают десяток турецких конников, а не турецкая пехота. Пока турки не пристрелялись к этому повороту дороги и шрапнель не скосит всех, кто по ней пройдет. Обозы. пушки-спасибо, если будет время их подпортить, муку из мешка в реку вывернуть -может не хватить на то времени. Значит, голодные турецкие аскеры все доедят, а мы пойдем по морозу, голодные, на Карс или в более дикие места. Хорошо, если не к святому Петру. Возможен и более сложный, но многое сулящий в случае удачи путь-не бежать. А устроить обходящим и окружающим свой обход и окружение. Они вытянулись кишкой через горы и долы, пытаясь перерезать пуповину под Сарыкамышем, через которую мы питаемся? Можно и им порезать их пуповину, а дальше посмотрим, кто раньше сдастся. Не все генералы ощущали позыв к отходу, и чем быстрее, тем лучше. Нашлись понимающие, что надо сделать, чтобы выйти из тяжелой ситуации. Генерал Берхман подумал и решил, что хоть он и настаивал на отходе, но таки передумал, и готов устроить туркам сюрприз. Приказы были отданы, командир Сибирской казачьей бригады Калитин пошел вышибать турок из Ардагана, отошедший от Ардагана Геник обнаружил, что вокруг все не так паршиво, как он думал недавно, разошедшиеся в разные стороны его солдаты таки собрались, запасы не потеряны, пушки остались, и потери не сильно велики. Генерал Габаев вышел из Карса и сначала затормозил отступавшего Истомина, а потом наступавших турок. В итоге ситуация стала склоняться в русскую сторону, но все это имело значение, если будет удержан Сарыкамыш. Для того туда уже спешили подкрепления. но надо было не потерять город и окрестности до их подхода. Вьется наше знамя. Что нас ждет, не знаем, но не побежим. ____— — — -