Ответ: Солдаты получают ежедневно 750 грамм хлеба, 40 гр. Масла, 40 гр. Консервированного мяса или рыбы. Солдаты до 22-х летнего возраста получают дополнительно 500 гр. Хлеба на день и по 15 гр. Мяса и масла. Утром и вечером солдаты пьют кофе. На день выдается по 6 сигарет или 2 сигары.

Вопрос: Настроение солдат в роте.

Ответ: Одна четверть солдат в роте верит в победу Германии. Солдаты старшего возраста в большинстве своем не верят в успешное для Германии окончание войны. Большинство молодых солдат — члены гитлеровской организации молодежи — настроена еще довольно бодро. Дисциплина в роте строгая. Она поддерживается в основном придирчивым унтер-офицерами. В тылу для солдат роты проводились довольно часто беседы о положении на фронтах.

Вопрос: Обстоятельства захвата в плен.

Ответ: Сапер был захвачен в плен в момент разминирования наших минных полей и проделывании проходов в них в 23 часа в ночь с 4 на 5.7.43 г.

Опознавательный знак 6 ПД: темно-зеленый щит с красной буквой Г (немецкой).

Номер полевой почты 1-ой роты 6-го сап. батальона — 20126.

Допросили: Начальник РО ШТАРМ 13

Подполковник (Крыжановский)

Глава 4. ПОЗ в деле. Младший сержант Новожилов. командир саперного отделения.

— Кой...! Эп!! Ой!! — по — мальчишечьи ойкнул солидный и заслуженный сапер, больно прикусив себе язык, когда попытался остановить особо рискованный вираж шофера. Из кузова, где сложились в неряшливую кучу бойцы, неразборчиво, но свирепо донесся отзвук фонтана матюков.

Водитель гнал грузовик совершенно осатанело, с трудом вписываясь в ширину дороги. Вертел баранку, зло оскалившись и кося глазом на сидящего, точнее мотылявшегося по кабине рядом сержанта.

Затормозил резко, одновременно — и даже чуть пораньше, чем Новожилов рявкнул: "Стой!"

Прибыли. Вон и ориентир торчит — геодезическая вышка слева. Посмотрел на шофера, засопел носом. Время поджимало люто, потому уже выпрыгивая из кабины буркнул:

— Я б тебе, Петро, даже картошку возить не доверил у нас в колхозе!

— Та я б у вас и не працювал! — огрызнулся высокомерно водитель. Вылез тоже, не без молодцеватости забрался на крышу кабины, заозирался. Чисто суслик — дозорный.

Саперы, споро выпрыгивали из кузова, затихающе и уже привычно ругая лихача за рулем, гремели инструментом и снаряжением, сержант уже галопом мерял расстояние от вышки, взяв ее за ориентир для привязки минного поля, подчиненные поспешно рыли ямки в плотно убитой земле. Жарища палила потные спины и короткостриженные затылки под пилотками, а казалось — снежный ветерок дует. Вот-вот белые хлопья посыплются.

Все прекрасно понимали, что сейчас на этой дорожке между немцами, бодро катящими на колесах и гусеницах и отделением штурмовой саперной роты нет больше никого. Потому спешили изо всех сил. Место комроты указал толково — низинка перед выставляемым минным полем, объехать немцам будет сложно, после дождей грунт вязкий и рыхлый, просядут, вязнуть будут. Может не так технику потеряют, сколько время. А время для них важнее важного.

Опять же слыхали, что в первые дни, стремясь максимально быстро пробить советскую оборону, немцы не жалея жертвовали своих саперов, лишь бы быстрее вперед ломить. И самоотверженно дохнувшие пиониры, прокладывая своим панцырам дорогу, понесли чудовищные просто потери. И теперь их не хватало.

И наши этим пользовались, создавая немцам никогда ранее не встречавшиеся проблемы. Там, куда невозможно было уже выдвинуть танки или артиллерию, где уже не успеть было поставить рубеж обороны или опорный пункт — стремглав неслись саперы, ставя под самым носом у прущего врага в самом неудобном месте внезапное минное поле, нежданный фугас или еще какую саперную поганку.

Атакующая, прорвавшаяся уже было на оперативный простор, колонна вставала, тут же незамедлительно с неба ссыпались штурмовики, сея плотно противотанковые кумулятивные бомбочки, ставшие нежданно-негаданно сущим проклятием для панцерваффе, а там оказывалось, что и артиллерия откуда-то начинает долбить и этот участок местности явно пристрелян и огонь накрывает стоячих очень точно.

Попытки фрицев действовать малыми группами кончались не лучше — как раз вчера приятель и сослуживец Новожилова подловил два тяжелых немецких танка, решивших действовать самостоятельно в отрыве от всякой прочей шушеры. Оба порвали гусеницы и хоть их броне ни черта не сделалось от взрывов, но ехать никуда эти гиганты не смогли, а ремонтники немецкие просто не поспевали везде, как ни кинь — везде клин.

Грошовые мины намертво стопорили венец инженерной мысли. Танки, пушки — не могли бы остановить такую громаду из стали, а жестянка с толом и примитивным взрывателем, рассчитанным на давление в 200 килограмм — отлично работала. И особенно гордился приятель, что подловили экипажи, вылезшие для починки. Обстреляли из автоматов и загнали обратно в броню, поранив пару человек, далековато было для ППШ и торопились — времени было мало, а под бабах танковой пушки попадать не хотелось, но по диску выпустили впятером с холмика и успели унести ноги до того, как на холме громоподобно ахнуло.

Не всем везло, потерь тоже хватало и установить отчего не вернулась та или иная группа пока не получалось — немцы все еще перли. И для них выставляли мины.

Новожилов видел весной у комроты школьную карту СССР, где старательно булавками с бумажными флажками обозначались позиции сторон. И запомнил, что Курский выступ торчит в сторону немцев аппетитным куском — прямо напрашивается его откусить, только хлопнуть уже разинутой пастью, сомкнуть челюсти. И помнил ту карту сейчас, шкурой чувствуя, как вонзаются в нашу оборону стальные клыки танковых клиньев, рвутся друг другу навстречу. Сверху на севере и снизу — на юге. И стремятся сомкнуться, устроив гигантский вкусный кровавый ком из всех, кто останется в оторванном от страны куске территории. Но также чувствовал, что крошатся стальные клыки панцерваффе, разгрызая камешки оборонительных районов и завязая в обороне, оказавшейся для гансов неожиданно прочной.

— Бачу пылюку! — крикнул тревожно шофер с грузовика.

— Быстрей ребята! — поторопил и так лихорадочно суетившихся саперов и сержант.

Сам он уже поставил три мины и сейчас в землю уютно легла четвертая. Выполнил свою часть, побежал глядеть, что и как у остальных. Отметил основные ошибки — у кого слишком большие ямки получаются, потому время теряет, зря копая, кто медлителен слишком, кто в сторону рыть взялся, не там, где пометка была.

— Да тут камень, товащ сржан! — начал оправдываться боец.

— Йидуть швыдко! — крикнул водитель и спрыгнул ловко со своей наблюдательной площадки.

— К машине! — гаркнул Новожилов и сам запрыгнул в кабину. Самый медлительный и упрямый не хуже хохла — шофера мужик из Архангельской области, всегда задерживавшийся, тоже уже попал в кузов, следом за бойцами. Ему помогли забраться, мало не оторвав рукава у гимнастерки. Зараза медленная! Шофер, как всегда не дожидаясь команды, рванул с места в карьер, аж мотор взвыл. Новожилова тряхнуло и стукнуло башкой, слава богу, в каске, о край окошка в дверце, глядел младший сержант на поставленное поле и назад. Тревожно глянул на ту сторону низинки — пыли снизу ему видно не было, но на ефрейтора Койду в этом плане положиться можно было, глазастый. И выскочить из низины надо раньше, чем...

На гребне появилась все же пыль, сероватая, легкая и издалека — пушистая, круглыми пухлыми клубами. И вместе с ней — темно — серая коробочка чужих, непривычных очертаний, в отличие от наших закругленно— зализанных танков остро — граненая, бойко нырнувшая вниз по склону, следом за ней — вторая такая же и тут же — третья! Расстояние до них было небольшое — в полкилометра и Новожилов рявкнул:

— Гони, Петро, тройки катят сзади!

Шофер не снизошел до ответа, газовал, как ненормальный и так, машина набирала скорость вроде бы и стремительно, но как человеку в пиковой ситуации кажется — очень медленно и неторопливо. За ревом мотора стрельба была не слышна, может еще и не успели на мушку взять — и тут же глаза отметили слева пыльную полосу метрах в тридцати, словно пастух хлыстом по земле щелканул. В кузове заорали что-то во всю глотку. Водитель закрутил рулем, завилял по дороге, прихватывая обочины и тут у сержанта перехватило дыхание и желудок неприятно подпрыгнул, крик в кузове оборвался. А потом машина хрястнулась о дорогу и ругань возобновилась.

Теперь в ветровое стекло было видно куда меньше неба, а куда больше — земли и дороги, из чего малость пришибленный Новожилов сделал простой вывод — в них не попал снаряд, всего лишь разогнавший машину Койда на гребне полетел, как лыжник с трамплина.

— Бахнуло! — хором рявкнули из кузова так бодро и громко, что даже сержант услышал. А чертов Петро тормознул резко, сложив в кузове привычную матерящуюся кучу-малу и опять сусликом на крышу.

Но тут же кинулся обратно и с побледневшим лицом рявкнул сержанту:

— Один внизу подорвался, а второй проскочил и сейчас тут будет!!!

Новожилов, который собирался устроить своенравному водиле выговор за все сразу, тут же не то, что забыл, а — отложил головомойку, встав мигом на подножку приказал встревоженным ребятам в кузове:

— 10 мин, занавеской! Кидай поперек дороги!

Это было не принято категорически, бросать снаряженные мины не полагалось, наоборот — запрещалось и секунду бойцы глядели на него, потом — выполнили приказ, свесившись максимально из кузова и как можно более аккуратно шлепая круглые блины на пыльную дорогу почти вплотную друг к другу, так, чтобы перекрыть все полотно.

— И приготовьте еще!

— Готово! — рявкнули бойцы хором, еще первый слог не успели произнести, а машина прыгнула вперед и сержант только потому, что был готов, не свалился с подножки, цепко ухватившись за дверку и бортовину проема.

— Дымовые шашки товсь!

Отъехать толком не успели, даже и пыль столбом еще не поднялась, а немец, показав на подъеме темный бронелист брюха, чертом железным выскочил следом из низинки.

Койда дико глянул на сержанта вылупленными белыми глазами, спрятаться тут было негде. И в поле не уехать, завязнешь. Немец, определенно тормозя, сбрасывал скорость, башенка граненая стала менять очертания, доворачиваясь.

— А ведь — конец... — мелькнуло в голове. Открыл рот, чтобы приказать сбросить дымовые шашки, не успел.

Шофер отчаянно завилял и тут танк словно серой пухлой стенкой закрыло, внезапно взбухшей за мгновенье, а Новожилов готов был поклясться, что увидел, как машину стремительно нагоняет какая-то странная полоса, прозрачная, словно стеклянная полусфера и там, где она проносилась, взметалась с земли легкая пыль.

Догнала, машину тряхнуло. Дошло, что увидел, как взрывная волна летит.

Из буро — серой стены косо вывалился темный силуэт, замедленно съехал с дороги, встал, наконец, но несуразно — бортом. Тонкое жальце пушки глядело в поле, от сердца отлегло.

Понукать Койду не было смысла, тяжелый трехосный грузовик птичкой летел, прикрываясь пылью. А дальше, хоть вроде и ровно все вокруг было, на манер стола обеденного, но все же складки местности прикрыли грузовичок с саперами.

— Не успел немець мины увидеть! — сказал очевидное Койда.

— А ты, я гляжу, когда надо и по-русски говорить умеешь! — ответил Новожилов. Ясное дело, что не увидел фриц занавеску и влетел на полном ходу. Все ж в пылище и мины тоже, в кузове лежа, так закамуфлировались, что с пяти метров не углядишь. В один цвет, совершенно.

— А як жеж! — ухмыльнулся Петро. Прежнее самодовольство вернулось к нему и теперь он сидел, как король на именинах.

Новожилов поморщился и сплюнул. Гусарство водителя ему категорически не нравилось, хотя водил Койда отлично. Но самому сержанту нравилось более спокойное, баз фанфаронства поведение. Правда сам же он отлично понимал — то дело, которым они занимались сейчас — было не совсем как бы саперным, требующим внимательности, неспешности и вдумчивого размеренного действия, а именно лихим, нахрапистым и нахальным. Действительно впору не для инженеров, а именно иррегулярных казаков — прилетел, нахамил, нагрубил — поломал и тут же смылся, словно и не было ничего.

Нагадил — убежал. А вслед летят злобные проклятия на чужих языках. Результат — то отличный, но все бегом, все поспешно и все не по правилам писаным. Эта двойственность все время смущала солдата, заставляла его вести себя не так, как он привык, и как было для него привычным. Вот Койда — тот был в своей стихии. Ему такое нравилось, а заставь его выставить правильное минное поле с соблюдением шаблона и всей документации — взвоет от скукоты, и мало не сдохнет. Не сапер он разумный, ему бы в гусары легкомысленные, вертихвосту.

Но именно сейчас получалось, что другого выхода-то и нету. Регулярные минные поля держат наступающие танки, только если прикрыты плотным огнем и саперам там работать никак не получается. Пока огнем прикрыто — хана. Не пролезешь. Но если сапер допущен до поля, дорвался как крыса до сыра — проходы будут мигом прогрызены и все — долбанули через них броневые коробки с пехотой, и лопнула оборона.

Когда саперам на курсах переподготовки по секрету рассказывали про 'Подвиг пятидесяти саперов', Новожилов сделал выводы и сейчас убеждался, что прав на все 100! Больно уж совпадений много.

— Суть подвига состояла вот в чем: Немецкие танки прорвали наш фронт, и вышли на оперативный простор. А рядышком уже Москва. В этот момент у нашего командования не было необходимых для парирования удара сил и средств. Та саперная рота, что оказалась под рукой, решить проблему обычным способом не могла. Тем не менее, именно ей поставили задачу остановить танки противника или задержать их наступление хотя бы на сутки.

Курсанты тогда переглянулись понимающе. Приказ есть приказ и отдавали его не от большого ума и в состоянии отчаяния, любому сержанту такое видно. Тем не менее, уметь выполнять даже такие приказы нужно. Хотя ясное дело, что силенками ополовиненной уже роты закрыть все дырки не получится никак. У немцев там танков больше по числу, чем 50 саперов.

Инструктор кивнул и продолжил:

— Последующие события показали, что задача оказалась выполнимой. Что придумал командир роты? Производить сплошное минирование на широком фронте он не мог — количество мин было ограничено. Но даже если бы их хватало, то существенной пользы это принести не могло. Любые заграждения, хоть взрывные, хоть невзрывные, хорошо работают тогда, когда прикрыты плотным огнем. Этой возможности не было. Поэтому ротный сделал ставку на имевшийся в его распоряжении автотранспорт. Действуя на широком фронте, саперные отделения отслеживали движение немецких сил и выставляли мины поперек курса атакующих танков. Танк подрывался на мине, немцы, считавшие, что угодили на минное поле, останавливали атаку и вызывали своих саперов для разминирования или устройства проходов. Или делали крюк, обходя опасный участок. Но точно туда же двигались и следившие за ними наши бойцы. На новом месте все повторялось заново: атака — мины поперек курса атакующих танков — срыв атаки — вызов саперов — смена направление удара. Решение для того времени весьма нестандартное и сюрпризы устраивались в буквальном смысле внезапно и на ровном месте. Вот так необходимые для подхода подкреплений сутки и выиграли.

1234567

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓