Нахальное минирование - 2

Нахальное минирование 2

Глава 1. Спасти кота! Младший сержант Новожилов, командир саперного отделения.

Кот орал устало и безнадежно. Чувствовалось, что котофей матерый, но оголодал и ослабел. И, наверное, отчаялся. Успел сержант ухватить за рукав шинели бойца Чернопятко, который кинулся было котея спасать. Молодой еще сапер, разумения не приобрел, а покинутая и полусожженная деревня и кого угодно в очумение привести может.

Кошак мяукал из-под ящика — судя по серому цвету и черным иностранным буквам, по трафарету нанесенным, боеприпасный, немецкий. Стояло это все на деревенском резном крылечке. Кот услышал, что люди подошли, заколготился, разволновавшись. Завопил еще жалостнее.

— Ты проволочку смотри — приказал подчиненному Новожилов, удерживая его за рукав на всякий случай.

— Якую? — не понял тот.

— Любую. Может и телефонный проводок или жилка стальная.

Сам сержант аккуратно лопаткой отодрал пару досок от крыльца, глянул внутрь. В темноте разглядел именно то, что и ожидал — стальную жилку сверху от ящика — и красную оперенную тушку немецкой минометки. Кряхтя, оглядев все внимательно, не спеша отодрал еще пару досок, (крылечко было красивым, очень тщательно и со старанием сделанным, а Новожилов ценил чужую работу) влез в пространство под крылечком и аккуратненько отсоединил проволоку от мины. Вылез задом наперед, на манер рака, показал Чернопятко сюрпризец. Хитромудрые фрицы вставили в минометку взрыватель натяжного действия. Боец кивнул, не надо семи пядей во лбу быть, чтобы понять — простенькая ловушка, но могла и сработать. Еще раз все внимательно осмотрели, потом аккуратно приподняли ящик, молодой сапер тут же кота ухватил обеими руками, но больше ничего опасного не было, оставалось только от котофея проволоку открутить. Животина и не сопротивлялась, мявкала только жалобно.

— Як ты догадався, сержан? — спросил гладивший тощего котейку боец.

— Не впервой такое. Если у немца время есть — а деревню не спалили при отходе — значит ищи сюрпризы. Любят они это дело. Ты б кота выпустил, он бы побежал, под вами бы и хлопнуло полкило тола, да с осколками. Не спеши, в нашей работе спешить нельзя.

Все убрать за гитлеровцами не успели.

Двух часов не прошло — подорвались два пехотинца, поднявшие — по ошметьям судя — брошенный немецкий рюкзак.

А ранним утром немцы контратаковали, прикрываясь тремя танками, и вышибли наших из деревни. Выскочивший спросонок из теплой духоты натопленной избы сержант тут же залег, в конце улочки неторопливо ворочалась серая граненая туша танка и мелькали силуэты знакомого до омерзения цвета. Успел пару очередей туда послать, лихорадочно думая, что можно сделать. Танк ахнул громом, осветив серенькую рассветную улочку снопом огня. Последнее, что запомнил Новожилов — взметнувшуюся перед ним фонтаном землю, закрывшую все поле зрения и жуткой тяжести хрустящий удар в голову.

Потом он чувствовал, что вроде как движется куда-то — но не сам, словно плыл, не шевеля ни рукой ни ногой, и понимал это как-то странно, отстраненно, словно о другом человеке думал и боль тоже ощущалась как -то неправильно — она была, но вроде как не своя, словно бы через подушку болело. И тело словно облако стало, потеряло привычную определенность и размеры. Словно плавал неспешно в киселе. И сам был киселем.

Странный полусон, полунебытие. Мысли отсутствовали, хмарь какая-то вместо них. Муть, разводы, неразличимые контуры странных цветов... И постоянный шум-звон, не дающий сосредоточиться. Вертело — крутило и мутило.

Пришел в себя — глаза не раскрыть. Испугался и опять в полуобморочное состояние впал. Билась теперь в голове одна мысль: "Ослеп!"

Потом стал узнавать голоса. Смог отвечать даже, хотя и не узнавал своего голоса, чужой какой-то был, хриплый и невнятный. Руки стал ощущать, сначала три пальца на левой, потом ноги почуял, сгибаться вроде стали. Задницу ощутил — потому как намяло ему чем-то ребристым низ спины, мешало, а не выпихнуть. Дошло с опозданием — это холодная и эмалированная штуковина, которую под него засовывают — судно в которое лежачие больные гадят. Стало стыдно, медсестры и санитарки — женщины, а он словно дите малое. Принялся проситься вставать. Долго не разрешали. Наконец сняли бинты с лица. Яркий свет резанул по глазам — аж слезы потекли, а обрадовался до поросячьего визга — целы глазенки-то!

С этого раза поправляться стал стремительно и аппетит проснулся и жить захотелось. Когда до сортира госпитального впервые добрался сам на дрожащих ногах — словно подвиг совершил. Голову еще перевязывали, побаливала. С товарищами по палате перезнакомился — у всех ранения в голову, соответствующее отделение оказалось.

Про себя узнал не без удивления, что получил в башку снарядный осколок, который пробил каску и в ней же застрял, если б не шлем — не лежал бы он тут. А хирурги так намучились с этой пришпиленной к черепу каской, что даже сделали запись в карточке раненого.

Глаза забило землей от близкого взрыва. Тоже намучились офтальмологи, но роговичка зажила хорошо, веко на правом глазе срослось после шитья "на отлично" и в целом пациент Новожилов отделался куда как легче, чем сначала думали невропатологи. Мозги, конечно, тряхануло немилосердно, будут теперь долгое время головные боли и шум в ушах, увы, теперь останется, но даже профессор — полковник был уверен, что после такого осколка явно будет более серьезное выпадение функций головного мозга, а теперь только плечами пожимает.

На занятиях физиотерапией перекладывал тонкие палочки, строил, словно малый ребенок, из горелых спичек домик, пуговицы пришивал к лоскуту ткани, потом отпарывал — и снова пришивал непослушной верткой иглой. Восстанавливал мелкую моторику, как это по-ученому называлось. На коротко стриженой голове остался спереди здоровенный грубый рубец, а так — в остальном все обстояло очень даже не плохо. Сила вернулась на госпитальных харчах, работу себе искал, будучи переведен в команду легкораненых, дрова пилил, радуясь тому, что видит, ходит, руки цепко все хватают и глазомер не пострадал.

На комиссии оказался в итоге "ограниченно годен к военной службе" и профессор на прощание попросил пару-тройку анекдотов рассказать, чем удивил сержанта очень сильно и не очень-то любивший публичные выступления сапер рассказал пару-тройку, что попроще, дивясь просьбе, потом стучал по столу пальцами — сильнее и слабее — как просили и много чего еще делал.

Профессор вроде остался чем-то недоволен, а лечащий врач — молодой майор, наоборот, улыбался и порекомендовал и впредь носить во время боевых действий стальной шлем. Слова его сержант запомнил. Врача своего он уважал и рекомендации выполнял безоговорочно. Не удержался — спросил, зачем анекдоты понадобились, удивился ответу — оказывается при поражении лобных долей мозга становится человек пошлым и хамовитым и юмор у такого пациента — ниже пояса, а у него, Новожилова, с шуточками все в порядке, целы, значит эти самые доли.

После госпиталя попал в тыловую часть, занимающуюся разминированием освобожденной территории, явно по протекции госпитальников — мужики саперные тут были в основном пожилые, семейные. Зато работа оказалась вполне знакомой — снятие минных полей, обезвреживание неразорвавшихся предметов и всякое такое, чем до ранения "старик" Новожилов занимался целых три месяца, не считая срочной службы. Тело приходило в себя, боли уже и не мучили особо, к шуму в ушах привык и перестал замечать. Шрам на голове побледнел, черные точки на лице, куда вбило взрывом частички земли постепенно исчезали — как майор и говорил, кожа обновляется, сходит слоями — вот оно и получается так.

Бойцы посмеивались над командиром, который как в поле выйдет, так сразу каску на башку, но отношения сложились теплые, хотя половина отделения сержанту в отцы годилась. Да и вторая половина к тому близка была.

Вызов в особый отдел немного напугал. За собой больших грехов не помнил, а за мелкие вроде и не вызывают. Оказалось, что прикомандировывают его отделение к непонятному медико-санитарному отряду, выполняющему особое приказание командования. Расписался в неразглашении сведений и убыл обратно в недоумении, которое только усилилось, при близком знакомстве с этим "особым отрядом". Кривомордый командир с простреленным лицом и артель диких босяков, по сравнению с которыми бурлаки на Волге были щеголями и модниками. Задачка и впрямь оказалась в прямом смысле головоломной, но интересной.

Через полгода на следующей врачебной комиссии сержанта признали годным к строевой и некоторое время он был в учебном полку, откуда "купец" с саперными петличками забрал Новожилова.

Теперь — половину весны и уже треть лета он и его товарищи работали, как проклятые. Солдатское радио, как называли слухи, ставшие вдруг с 1943 года солдатами бойцы, весьма уверенно заявляло — тут, вокруг Курска готовится громадная заваруха.

И все об этом говорило, ставились невиданные по плотности и размерам минные поля, в первую очередь — противотанковые, пехота, артиллерия и танки закапывались в землю, словно стадо кротов, все это маскировалось самым тщательным образом. Попутно лепились фальшивые позиции с макетом танков и пушек для обмана врага и во всем этом первую скрипку играли саперы. Свое участие вкладывали в эту колоссальную работу и ребята из отделения Новожилова.

Гимнастерки не успевали просохнуть.

А в воздухе висело что-то тяжелое и гнетущее, хотя погода была теплой и летней, от дождиков зелень перла как оглашенная и вообще — самое время для сельской работы, но вместо человеческих усилий приходилось готовиться к немецкому наступлению.

И тут становилось тоскливо, хотя политработники и старались вовсю. Разведка постаралась хорошо — новая немецкая техника была известна отлично, и саперы изучали слабые места немецких танков с странными названиями "Тигр", и всякого прочего металлического зверинца. Любили гитлеровцы давать своим железякам звериные имена. Листовки и плакаты браво рекомендовали бить бронебойными пулями в смотровые щели и приборы наблюдения, смело простреливать из сорокопяток стволы орудий и всяко разно калечить стальное зверье. Но тертые калачи, уже понюхавшие пороху, в их числе и Новожилов, только в затылке чесали. Это на плакате художнику все просто. А тут в поле получалось куда как кисло. Особенно учитывая то, что судя даже по плакатикам, в лоб это зверье могли взять только самые свирепые советские пушки, а их было раз-два и обчелся.

Остальным мягко рекомендовалось поражать врага в корму и борта. Ага, так немецкие танкисты и будут подставлять слабобронированную задницу, разбежались вприпрыжку.

А для саперов оставалось старое и уже пользованное нахальное минирование — установка противотанковых лепех и ящиков непосредственно под танковым носом.

Только на это и был расчет, что гусеницы у танков все же самое слабое место, на них брони в 15 сантиметров нету.

Когда Новожилова с его отделением перевели в "подвижную группу минного заграждения" он только огорчился. Потому как вся эта группа была посажена на грузовики из расчета — одно отделение на грузовичок и в кузов загружено было изрядное количество именно противотанковых мин, почти до того, что рессоры захрустели.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы дошло — придется с танками немецкими в пятнашки играть, отчего ветеран Новожилов особой радости не испытал. Питание тут было куда лучше, повар видать — мастер-кашевар, но теперь не очень радовало то, что сам же выдрессировал своих подчиненных ставить мины быстро и качественно, так чтоб с трех шагов не видно было. Медали за это не дали, а самые ловкие отделения приказом были сведены в эту мобильную группу.

Между нами говоря — не ради медали старался, просто знал, чем меньше сапер маячит на чистом поле, ковыряясь что с установкой, что со снятием мин — тем меньше вероятность, что накроют неторопливых пулеметным и минометным расстрелом. Ан вон как вышло. Из огня — да в полымя!

Грузовик у сержанта не вызвал восторга. И водитель — тоже. Кряжистый молодой и неторопливый ефрейтор со значком ГТО. Особенно усы разозлили — модник, значит, и есть время за усиками глядеть, а возни с ними много. И сами эти усы — которые многие носили особенно разозлили, почему-то эту "зубную щетку" Новожилов считал особо поганой, раз такую же Гитлер носит!

Когда получил дополнительное снаряжение — тем более огорчился. Дымовые шашки, проволока, доски и много чего еще. Из досок сколотили что-то вроде трапиков с низкими бортиками — аккурат мины по ним спускать на ходу. В хронике показывали. что так с эсминцев глубинные бомбы кидают. Совсем с точки сапера ересь и ахинея, даже не закопать мину! Мчаться и так раскидывать, свесив дощатую приспособу с заднего борта! Сразу понятно, что такое делать можно когда за тобой танк гонится! Вот здорово-то! Всю жизнь мечтал в догонялки такие играть! Кто придумал — шибко умный, видать! Хрена удерешь от танка, пулеметами достанет играючи.

Потренировались, спуская на ходу по трапу мины без детонаторов. Насобачились, хотя и погрустнели все — дошло до самых тугодумов чем заниматься придется. Одна радость — дымовых шашек сержант набрал от души, что позволяло надеяться, что устроят спасительное "бой в Крыму — все в дыму!"

Напряжение в воздухе висело. Опытные бойцы чуют верхним чутьем, что начнется и когда. Вот и тут — явно туча надвигалась. А помирать Новожилову было никак нельзя, получался он в семье единственный мужик, кроме уже комиссованного из армии по болезни деда.

В госпитале встретился с земляком, много о чем тогда поговорили, понял точно — плохо сейчас дело в колхозе. До войны — богатый был, в колхозе имени Чапаева имелось полторы сотни лошадей, четыре больших конюшни, да ещё два собственных трактора колесных. А осенью 1941 года трактора и большинство лошадей забрали в армию. С концами, понятно.

Летом 1942 года в колхозе осталось пять лошадей: Безсмертный, Сонка, Весёлка, Мальчик и Волна. Безсмертный попал в колхоз весной, жеребец был списан из кавалерии по ранению, долго хромал и работать не мог, шкура у него была в ранах и шрамах, председатель вел его на поводу пешком 30 км со станции.

Сонку, Весёлку и Волну не отдали наши бабы, избили уполномоченного, который приехал забирать лошадей. Уполномоченный потом ещё несколько раз приезжал с милицией, но бабы милиционеров не боялись и последних кобыл из колхозного табуна не отдали. Мальчика председатель колхоза выменял у артиллеристов в Сызрани на пару кабанчиков по официальной версии, а бабы говорили, что украл с эшелона на станции. Председатель колхоза мужик был чумовой, ни себя, ни людей не жалел в коллективизацию и в тюрьме успел посидеть и из партии его исключали в 37 году, но в 38 выпустили, и он работал в колхозе скотником до Финской, когда из райкома снова поставили сначала заместителем председателя, а с началом войны и председателем колхоза. Осенью 1941 года, возвращаясь из райисполкома, углядел на ж/д путях брошенную платформу, на которой стоял людиновский локомобиль. Это такой сухопутный паровоз, если кто не понял. Знакомые были на железной дороге, пособили. Быстро договорился с танкистами, которые стояли лагерем недалеко от села и те за магарыч проволокли в колхоз этот локомобиль.

Если бы не этот русский мужик — Василий Иванович Ефремов, то не дожили бы многие колхозники до конца войны. А сам он пропал без вести в сентябре 42 года под Сталинградом, вместе с другими односельчанами, уходил в армию в июле, тогда из села забирали мужиков 1893-1899 года рождения. И остались в колхозе в качестве рабочей силы старики, женщины и подростки, пять лошадей и людиновский локомобиль на 2.5 тысячи гектаров пахотной земли.

Если бы не этот локомобиль, то не подняли бы пахоту, а без толку бы сами пропали и последних лошадей и коров загубили бы. И кору собирали сосновую и рогоз и корни лопухов и прочие корешки, желуди мололи и почки сушили. Зимой солому с крыш снимали и скотине запаривали. Очень тяжело жили, фактически выживали. Братик младший подростком был и в школу бросил ходить, курить цигарки начал, работал весной-летом-осенью в поле и на скотном дворе, зимой в лесу деревья пилил и бревна вывозил в снегу по пояс, в семье остался старшим мужиком, дед и старший брат на фронте, а две младшие сестренки и брат пятилетний, да ещё малолетние племянницы и племянники на руках у бабушки, потому что старших сестер забрали на оборонительные работы, копать эскарпы, да противотанковые рвы.

Вот так жили и выживали, да маленьким детям пропасть не давали. И должен был Новожилов вернуться, такую себе задачу поставил.

А тут вон — с танками гонки устраивай!

И остальные бойцы посерьезнели, шутили меньше, чем прежде, курили больше. Письма домой писали старательно — замполиты требовали, да люди и сами понимали — скоро времени на это не будет вовсе, а может и не только времени. Начальство было настроено серьезно, само нервничало, работы было невиданно много. А бойцы — они же все видят.

Начало громыхать вдалеке днем. Помалкивали, но переглядывались вопросительно. Ночью ливень хлынул, гроза началась мощная, летняя, южная и к грому вдруг добавился чудовищный, не слышанный ранее рык. Проснулись. вскочили как по тревоге. Переглядывались — не понимая, что это — потом дошло. Это сотни стволов артиллерийских заработали. Но вроде как наши, что неясно. Во всяком случае разрывов не было ни слышно, ни видно. Сон пропал к черту. Стало ясно — началось. И всерьез началось. Слыхал Новожилов ранее канонаду, но тут было несравнимо. Мощные силы столкнулись. И сержант незаметно поежился.

Глава 2. Делай проходы! Унтер-офицер Фриц Абец, заместитель командира саперного взвода.

— Трава здесь роскошная! У коров после такой травы не молоко, а сливки получатся! — словно бы про себя пробурчал восхищенно ефрейтор Завацки.

— Жук навозный, тебе бы только о своих коровах! — хмыкнул его приятель Формелло.

— Когда мы победим — я постараюсь получить земли тут. И погляжу на тебя, как ты там будешь в своей тесной квартирке пузыриться! Человеку нужен простор, а вы, сраные горожане, друг у друга на головах сидите — парировал крестьянин, с живым интересом растирая в жестких пальцах сочные травинки.

В другое время Абец слушал бы их привычную трепотню с благодушным смирением — перед выходом на боевое задание многих пробивает на болтовню потоком, это от нервов, сам Фриц в такой ситуации помалкивал, но у него получалось по-другому — все время хотелось в туалет по малой нужде, но сейчас пустопорожние разговоры раздражали.

А ссать хотелось еще сильнее.

И никто из матерых солдат над этим бы не стал смеяться. Потому что у каждого перед серьезным боем как-то — но волнение проявлялось. У кого понос, у кого — наоборот запор, кто курит одну за одной сигаретки, а кто-то жрет все, что имеет в своем ранце, аппетит волчий пробуждается. Некоторые угрюмо молчат. Другие истово молятся. Эти двое начинают молоть языками, проверено уже. И есть с чего.

Полученный только что приказ говорил внятно — этой ночью начнется наступление. Даже не так — Наступление! Решающее сражение всей этой войны. После него разгромленные русские орды покатятся горошком в далекую Сибирь — те, что уцелеют. Любой мало-мальски разумный солдат и так видел — русские у Курска выперлись этакой здоровенной грыжей. Говоря военным языком — образовали 'балкон' соблазнительно торчащий. Старательно закопались в землю, нагнали сюда войск под завязку. И — этим подставились. Вермахт отлично умел сажать русских в мешки и котлы, после чего в образовавшуюся после этого во фронте дыру рвались мобильные части, рубя связь, снабжение и наводя ужас. В прошлом году такое произошло под Харьковым, откуда вермахт рванул до самой Волги и Кавказа. Самую малость не хватило сил закончить войну на этом. Ну что же, это придется делать нынче! Решение — срезать балкон встречными ударами с севера и юга — было очевидно.

Количество техники, которую Германия скопила для удара — потрясало. Судя по слухам и разговорам — сюда стянули со всего Восточного фронта танки и самоходки и всю прочую, самую разношерстную броню, создавая ранее невиданные по мощи стальные кулаки для того, чтобы проломить с ходу оборону русских.

И решающий удар будет нанесен этой ночью.

Потому надо не мешкая снять стоящие перед позициями русские мины, сделав в засеянных этой терпеливо ждущей смертью полях безопасные проходы. Для самоходных артиллерийских установок и для пехоты. Дело знакомое, привычное, хотя тут густота установки непривычно плотная. С перехлестом и комбинированием разных типов мин. Обычно и русские, и немцы ставили или противопехотки, или противотанковые. В зависимости от возможной угрозы. Тут — иначе.

Взводный — оберфельдфебель — тоже сильно озабочен непривычной густотой минных полей. За несколько часов саперы должны проделать в этом месиве проходы для пехоты и техники — на всю полосу наступления батальона, которому взвод придан. Снять и обезвредить мины, обозначить указателями проходы и быть готовыми работать дальше. Поспать этой ночью не получится. Да и дальше будет хлопотно. Как всегда, в наступлении — даже пожрать толком не получится — наспех и всухомятку.

Пехтура, обязанная прислать свое прикрытие для работающих саперов задержалась — два взвода обеспечения пришли поздновато, уже пора выходить, а эти олухи царя небесного только заявились. Но — дело привычное — распределили быстро — на каждую группу разминеров — по отделению инфантерии. Взводный инструктировать не стал, свалил эту работу на Абеца.

Ну, не впервой. Дело знакомое. Работать быстро и аккуратно, снятые мины сложить на краю прохода для дальнейшего сбора и использования, указатели ставить заметной стороной к своим войскам, каждой группе одну разряженную мину доставить для доклада начальству. Инфантеристы все это время зорко и бдительно охраняют своих товарищей по оружию, в случае контакта с противником — прикрывают отход. В общем уже сто раз сказанное и слышанное. Кратко отбарабанил положенное, быстро развел по участкам, по три сапера на 'дырку для пехоты', по отделению — на проходы для техники. Каждую сопровождает отделение пехотинцев. В основном пешедралы — уже возрастные мужчины, серьезные. Молодежи мало. Вставил походя ума хорохористому унтеру — пехотинцу, сопляк слушал плохо и вообще явно думает о наградах и победах, а у самого звякает амуниция при ходьбе на разные лады. Работать надо в темноте быстро и тихо — а он как шут гороховый, обвешанный бубенцами! Еще и огрызается, ублюдок — по погонам судя — учится на офицера и уже привыкает высокомерно смотреть на других сверху вниз. Отправил его со своими поляками — они взрослые пройдохи, смогут поставить мальчугана на место.

Работать пришлось и впрямь поспешно — в 2 часа ночи уже доложить надо начальству об исполнении приказа. Хорошо, что стоявшие раньше на этом участке до подхода их дивизии уже свои немецкие поля сняли. Хуже, что в этой чертовой высоченной траве, которая так хороша для коров, даже ползать трудно. Буквально продираться приходится.

Мины оказались знакомыми — ПМД-6 в железном корпусе и ТМ-41. Но поставлены куда гуще, чем доводилось снимать раньше. Аккуратно складывали их после деактивации на обочины прохода — мин страшно не хватает, потому трофейными пользуются все — и красные тоже. И даже теперь в Рейхе делают разные эрзацы — к основным, армейским минам всякие кустари-ремесленники лепят вспомогательные — в деревянных корпусах, подражая русским.

И все бы хорошо — но как током по нервам ударила внезапная стрельбы на самом фланге, там, где в кустах должны были прочистить пехотной роте дорожку его болтливые поляки.

И пальба эта крайне не понравилась опытному уху. Длинные очереди скорострельных русских автоматов, с десяток стволов работает — и всего два винтовочных выстрела в ответ из маузеров. Все прогрохотало мигом, тут же затихло. А это из рук вон паршиво — так звучит хорошо сделанная засада. И те, кто охотился — добычу срезали вмиг, безответные потери выходят. Черт, не ко времени как! И так работы будет полны руки, а теперь на трех опытных работников меньше!

Проход для штугов и прочей техники пехотного батальона сделали в срок. Проходы для двух других рот — тоже. Кроме одного — для третьей. Успел доложить, с прискорбием заметив, что был огневой контакт с противником — русские, очевидно, сами встречно делали проход среди мин и услышали шум, после чего подпустили к себе группу разминирования и расстреляли немцев в упор практически. Потери — два сапера убиты, один, ефрейтор Формелло — пропал без вести! Вероятно взят в плен противником.

Подчиненные фанфаронистого унтер-мальчишки тоже остались там валяться, в потоптанной траве, изрешеченные как кухонные дуршлаги. Добренчался, недоумок! Русские забрали с собой пленного и пулемет ручной с патронами. Когда участок накрыли минометами прикрывавшей работу саперов батареи — там уже их и след простыл, ясное дело — сгребли 'языка' и тут же унесли ноги подальше.

А очень скоро в расположение дивизии на рубежи сосредоточения перед броском посыпались снаряды — Иваны начали сами артподготовку!

И это показалось Абецу дурным знаком и плохой приметой.

Глава 3. Протокол допроса ефрейтора Формелло (копия документа)

Протокол допроса

Военнопленного немецкой армии ефрейтора Бруно Формелла, 1914 г. рождения, из с.Больша близ г. Нейштадт, поляка по национальности, образование — 6 классов народной школы, рабочее кирпичного завода, принадлежащего 60му сап. Батальону (1-ая рота) 6 — ой ПД, захваченного в районе Верх.Тагино в ночь на 5.7.43 г.

Вопрос: Прохождение службы до прибытия на фронт.

Ответ: 11-го мая 1942 г. был мобилизован в немецкую армию в г.Хекстер (Германия), где и проходил боевую подготовку в 6 зап.сап.батальоне до 13-го сентября 1942 г. 20-го сентября 1942 г. был направлен из г. Мюнден в состав саперной роты (120 чел.) на восточный фронт по маршруту: Мюнден, Берлин, Познань, Варшава, Барановичи, Минск, Смоленск, Вязьма, Ржев (20.9.42 г.). До конца марта дивизия отходила до г. Дорогобуж, где пробыла до мая 1943 г. В начале мая дивизия была переброшена в Смоленск, а оттуда в середине мая в район Починок. 15 — 17 июня с.г. дивизия была направлена в г. Орел. Саперный батальон располагался в течение 8 дней на отдыхе в районе 30-35 км южнее Орла. На передовую саперный батальон прибыл в ночь с 1 на 2-ое июля; пехотные полки 6-ой ПД прибыли на фронт на день позже. 6 ПД сменила на участке Верх.Тагино 106 ПД, которая передвинулась вправо (западнее).

Вопрос: Дислокация частей на линии фронта.

Ответ: В районе Верх.Тагино и западнее вышел 37 ПП 6 ПД; слева к нему (восточнее) примыкает 18 ПП 6 ПД; справа (западнее) — 58 ПП 6 ПД; западнее 58 ПП — 106 ПД. Где находится штаб дивизии не знает. Штаб 18 ПП располагается в заводском здании свх. Садовод. В районе сев. Лебедиха имеется склад боеприпасов. В тылу 6 ПД сосредоточены якобы 4 танковых дивизии и большое количество артиллерии. Штаб саперного батальона дислоцировался в с. Верх.Тагино. У мельницы западнее Захаровка имеется новый мост через р.Ока (грузоподъемность моста 24 тонны). Севернее Верх.Тагино через р.Ока — старый мост.

Вопрос: Состав и организация дивизии и саперного батальона.

Ответ: 6 ПД состоит из 3-х ПП: 18 ПП, 37 ПП и 58 ПП. Кроме того в дивизии имеется арт.полк (номера не знает) и 6 сап. Батальон. Пех.полки предположительно 3-х батальонного состава. Каждому батальону придано по 4 штурмовых орудия из 105 отдельного дивизиона штурмовых орудий (калибр примерно 75 мм). Подробнее о составе пех. Полков не знает.

6-ой сап. Батальон состоит из 3-х рот. Численный состав 1-ой роты — 60 сапер, 2-ой роты и 3-ей роты — по 80 сапер. Роты трех взводного состава. В каждом взводе 3 отделения (по 6-7 сапер в отделении). Каждому пехотному полку придано по одной роте саперного батальона, а каждому __ батальону по одному саперному взводу. Каждую стрелковую роту обслуживает одно отделение саперов. 1-ая рота сап. Батальона была придана 37 ПП. Саперы имеют на вооружении винтовки и снабжены деревянными щупами с железными наконечниками; имеются также миноискатели. Национальный состав сап. батальона — в основном немцы, имеется небольшой процент поляков. Пополнение в батальон поступало главным образом из состава выздоравливающих. Недостатка в боеприпасах или в саперном имуществе не ощущается.

Вопрос: Ком.состав дивизии.

Ответ: Фамилию командира дивизии не знает. 37 ПП командует полковник Дельмер.

Командир саперного батальона — капитан Вельниц.

Командир 1-ой роты сап. Батальона — ст. лейтенант Бим

Командир 1-го взвода 1-ой роты — ст. фельфебель Шторк; адъютант сап. Батальона — лейтенант Хеер.

Вопрос: Задачи дивизии и сап. Батальона.

Ответ: Задача 6 ПД и 106 ПД, по разговорам среди солдат и мл. командиров, наступать на Курск. Немцы должны одновременно наступать с юга, севера и запада с целью окружения частей Красной Армии, находящихся в языке. НА других участках фронта должны наноситься демонстративные удары с целью дезориентировать русских. Наступление должно было начаться в 1-2 часа ночи 5.7.43 г и 106 ПД должны были поддерживать танки, а 6-ую ПД -105 дивизион штурмовых орудий. 6-ая ПД должна была прорвать оборону на 6 км, а затем успех должны развивать танки. Задача сап. батальона — разминирование минных полей с целью подготовки наступления.

В ночь на 5.7.43 г. группа в составе 3-х сапер, 6-ти стрелков и одного унтер-офицера, вооруженных карабинами пулеметов, получила задание проделать один проход (шириной 1,5 — 2 метра) через русское минное поле для прохождения пехоты. Другие группы сапер должны были позже проделать более широкие проходы для штурмовых орудий. Мины на переднем крае немецкой обороны были якобы удалены саперами и 106 ПД.

Вопрос: Состояние хим. Подготовки.

Ответ: В роте имеются противогазы с новым фильтром 1943 г. (действует 5 часов, а не 4 часа, как старый). В 1-0й сап. Роте имеется 6 хим. Разведчиков — нюхачей. Они снабжены резиновыми комбинезонами хим. разведчики проходили хим. подготовку в с. Муравьево (близ Ржева) в течение 3-х недель 1-го июня поступил приказ об обязательном ношении солдатами противогазов при себе. В сап. роте имеются один ранцевый огнемет. Огнеметчик — ефрейтор Лакса.

Газовый офицер сап. Батальона — фельдфебель Гроде. В сап.ротах имеется также до 100 или больше дымовых шашек. Последнее окуривание проходило в г.Хекстер (Вестфалия) в августе 1942 г. Сигнал газовой тревоги — свистящая ракета.

Вопрос: Питание в роте.

Ответ: Солдаты получают ежедневно 750 грамм хлеба, 40 гр. Масла, 40 гр. Консервированного мяса или рыбы. Солдаты до 22-х летнего возраста получают дополнительно 500 гр. Хлеба на день и по 15 гр. Мяса и масла. Утром и вечером солдаты пьют кофе. На день выдается по 6 сигарет или 2 сигары.

Вопрос: Настроение солдат в роте.

Ответ: Одна четверть солдат в роте верит в победу Германии. Солдаты старшего возраста в большинстве своем не верят в успешное для Германии окончание войны. Большинство молодых солдат — члены гитлеровской организации молодежи — настроена еще довольно бодро. Дисциплина в роте строгая. Она поддерживается в основном придирчивым унтер-офицерами. В тылу для солдат роты проводились довольно часто беседы о положении на фронтах.

Вопрос: Обстоятельства захвата в плен.

Ответ: Сапер был захвачен в плен в момент разминирования наших минных полей и проделывании проходов в них в 23 часа в ночь с 4 на 5.7.43 г.

Опознавательный знак 6 ПД: темно-зеленый щит с красной буквой Г (немецкой).

Номер полевой почты 1-ой роты 6-го сап. батальона — 20126.

Допросили: Начальник РО ШТАРМ 13

Подполковник (Крыжановский)

Глава 4. ПОЗ в деле. Младший сержант Новожилов. командир саперного отделения.

— Кой...! Эп!! Ой!! — по — мальчишечьи ойкнул солидный и заслуженный сапер, больно прикусив себе язык, когда попытался остановить особо рискованный вираж шофера. Из кузова, где сложились в неряшливую кучу бойцы, неразборчиво, но свирепо донесся отзвук фонтана матюков.

Водитель гнал грузовик совершенно осатанело, с трудом вписываясь в ширину дороги. Вертел баранку, зло оскалившись и кося глазом на сидящего, точнее мотылявшегося по кабине рядом сержанта.

Затормозил резко, одновременно — и даже чуть пораньше, чем Новожилов рявкнул: "Стой!"

Прибыли. Вон и ориентир торчит — геодезическая вышка слева. Посмотрел на шофера, засопел носом. Время поджимало люто, потому уже выпрыгивая из кабины буркнул:

— Я б тебе, Петро, даже картошку возить не доверил у нас в колхозе!

— Та я б у вас и не працювал! — огрызнулся высокомерно водитель. Вылез тоже, не без молодцеватости забрался на крышу кабины, заозирался. Чисто суслик — дозорный.

Саперы, споро выпрыгивали из кузова, затихающе и уже привычно ругая лихача за рулем, гремели инструментом и снаряжением, сержант уже галопом мерял расстояние от вышки, взяв ее за ориентир для привязки минного поля, подчиненные поспешно рыли ямки в плотно убитой земле. Жарища палила потные спины и короткостриженные затылки под пилотками, а казалось — снежный ветерок дует. Вот-вот белые хлопья посыплются.

Все прекрасно понимали, что сейчас на этой дорожке между немцами, бодро катящими на колесах и гусеницах и отделением штурмовой саперной роты нет больше никого. Потому спешили изо всех сил. Место комроты указал толково — низинка перед выставляемым минным полем, объехать немцам будет сложно, после дождей грунт вязкий и рыхлый, просядут, вязнуть будут. Может не так технику потеряют, сколько время. А время для них важнее важного.

Опять же слыхали, что в первые дни, стремясь максимально быстро пробить советскую оборону, немцы не жалея жертвовали своих саперов, лишь бы быстрее вперед ломить. И самоотверженно дохнувшие пиониры, прокладывая своим панцырам дорогу, понесли чудовищные просто потери. И теперь их не хватало.

И наши этим пользовались, создавая немцам никогда ранее не встречавшиеся проблемы. Там, куда невозможно было уже выдвинуть танки или артиллерию, где уже не успеть было поставить рубеж обороны или опорный пункт — стремглав неслись саперы, ставя под самым носом у прущего врага в самом неудобном месте внезапное минное поле, нежданный фугас или еще какую саперную поганку.

Атакующая, прорвавшаяся уже было на оперативный простор, колонна вставала, тут же незамедлительно с неба ссыпались штурмовики, сея плотно противотанковые кумулятивные бомбочки, ставшие нежданно-негаданно сущим проклятием для панцерваффе, а там оказывалось, что и артиллерия откуда-то начинает долбить и этот участок местности явно пристрелян и огонь накрывает стоячих очень точно.

Попытки фрицев действовать малыми группами кончались не лучше — как раз вчера приятель и сослуживец Новожилова подловил два тяжелых немецких танка, решивших действовать самостоятельно в отрыве от всякой прочей шушеры. Оба порвали гусеницы и хоть их броне ни черта не сделалось от взрывов, но ехать никуда эти гиганты не смогли, а ремонтники немецкие просто не поспевали везде, как ни кинь — везде клин.

Грошовые мины намертво стопорили венец инженерной мысли. Танки, пушки — не могли бы остановить такую громаду из стали, а жестянка с толом и примитивным взрывателем, рассчитанным на давление в 200 килограмм — отлично работала. И особенно гордился приятель, что подловили экипажи, вылезшие для починки. Обстреляли из автоматов и загнали обратно в броню, поранив пару человек, далековато было для ППШ и торопились — времени было мало, а под бабах танковой пушки попадать не хотелось, но по диску выпустили впятером с холмика и успели унести ноги до того, как на холме громоподобно ахнуло.

Не всем везло, потерь тоже хватало и установить отчего не вернулась та или иная группа пока не получалось — немцы все еще перли. И для них выставляли мины.

Новожилов видел весной у комроты школьную карту СССР, где старательно булавками с бумажными флажками обозначались позиции сторон. И запомнил, что Курский выступ торчит в сторону немцев аппетитным куском — прямо напрашивается его откусить, только хлопнуть уже разинутой пастью, сомкнуть челюсти. И помнил ту карту сейчас, шкурой чувствуя, как вонзаются в нашу оборону стальные клыки танковых клиньев, рвутся друг другу навстречу. Сверху на севере и снизу — на юге. И стремятся сомкнуться, устроив гигантский вкусный кровавый ком из всех, кто останется в оторванном от страны куске территории. Но также чувствовал, что крошатся стальные клыки панцерваффе, разгрызая камешки оборонительных районов и завязая в обороне, оказавшейся для гансов неожиданно прочной.

— Бачу пылюку! — крикнул тревожно шофер с грузовика.

— Быстрей ребята! — поторопил и так лихорадочно суетившихся саперов и сержант.

Сам он уже поставил три мины и сейчас в землю уютно легла четвертая. Выполнил свою часть, побежал глядеть, что и как у остальных. Отметил основные ошибки — у кого слишком большие ямки получаются, потому время теряет, зря копая, кто медлителен слишком, кто в сторону рыть взялся, не там, где пометка была.

— Да тут камень, товащ сржан! — начал оправдываться боец.

— Йидуть швыдко! — крикнул водитель и спрыгнул ловко со своей наблюдательной площадки.

— К машине! — гаркнул Новожилов и сам запрыгнул в кабину. Самый медлительный и упрямый не хуже хохла — шофера мужик из Архангельской области, всегда задерживавшийся, тоже уже попал в кузов, следом за бойцами. Ему помогли забраться, мало не оторвав рукава у гимнастерки. Зараза медленная! Шофер, как всегда не дожидаясь команды, рванул с места в карьер, аж мотор взвыл. Новожилова тряхнуло и стукнуло башкой, слава богу, в каске, о край окошка в дверце, глядел младший сержант на поставленное поле и назад. Тревожно глянул на ту сторону низинки — пыли снизу ему видно не было, но на ефрейтора Койду в этом плане положиться можно было, глазастый. И выскочить из низины надо раньше, чем...

На гребне появилась все же пыль, сероватая, легкая и издалека — пушистая, круглыми пухлыми клубами. И вместе с ней — темно — серая коробочка чужих, непривычных очертаний, в отличие от наших закругленно— зализанных танков остро — граненая, бойко нырнувшая вниз по склону, следом за ней — вторая такая же и тут же — третья! Расстояние до них было небольшое — в полкилометра и Новожилов рявкнул:

— Гони, Петро, тройки катят сзади!

Шофер не снизошел до ответа, газовал, как ненормальный и так, машина набирала скорость вроде бы и стремительно, но как человеку в пиковой ситуации кажется — очень медленно и неторопливо. За ревом мотора стрельба была не слышна, может еще и не успели на мушку взять — и тут же глаза отметили слева пыльную полосу метрах в тридцати, словно пастух хлыстом по земле щелканул. В кузове заорали что-то во всю глотку. Водитель закрутил рулем, завилял по дороге, прихватывая обочины и тут у сержанта перехватило дыхание и желудок неприятно подпрыгнул, крик в кузове оборвался. А потом машина хрястнулась о дорогу и ругань возобновилась.

Теперь в ветровое стекло было видно куда меньше неба, а куда больше — земли и дороги, из чего малость пришибленный Новожилов сделал простой вывод — в них не попал снаряд, всего лишь разогнавший машину Койда на гребне полетел, как лыжник с трамплина.

— Бахнуло! — хором рявкнули из кузова так бодро и громко, что даже сержант услышал. А чертов Петро тормознул резко, сложив в кузове привычную матерящуюся кучу-малу и опять сусликом на крышу.

Но тут же кинулся обратно и с побледневшим лицом рявкнул сержанту:

— Один внизу подорвался, а второй проскочил и сейчас тут будет!!!

Новожилов, который собирался устроить своенравному водиле выговор за все сразу, тут же не то, что забыл, а — отложил головомойку, встав мигом на подножку приказал встревоженным ребятам в кузове:

— 10 мин, занавеской! Кидай поперек дороги!

Это было не принято категорически, бросать снаряженные мины не полагалось, наоборот — запрещалось и секунду бойцы глядели на него, потом — выполнили приказ, свесившись максимально из кузова и как можно более аккуратно шлепая круглые блины на пыльную дорогу почти вплотную друг к другу, так, чтобы перекрыть все полотно.

— И приготовьте еще!

— Готово! — рявкнули бойцы хором, еще первый слог не успели произнести, а машина прыгнула вперед и сержант только потому, что был готов, не свалился с подножки, цепко ухватившись за дверку и бортовину проема.

— Дымовые шашки товсь!

Отъехать толком не успели, даже и пыль столбом еще не поднялась, а немец, показав на подъеме темный бронелист брюха, чертом железным выскочил следом из низинки.

Койда дико глянул на сержанта вылупленными белыми глазами, спрятаться тут было негде. И в поле не уехать, завязнешь. Немец, определенно тормозя, сбрасывал скорость, башенка граненая стала менять очертания, доворачиваясь.

— А ведь — конец... — мелькнуло в голове. Открыл рот, чтобы приказать сбросить дымовые шашки, не успел.

Шофер отчаянно завилял и тут танк словно серой пухлой стенкой закрыло, внезапно взбухшей за мгновенье, а Новожилов готов был поклясться, что увидел, как машину стремительно нагоняет какая-то странная полоса, прозрачная, словно стеклянная полусфера и там, где она проносилась, взметалась с земли легкая пыль.

Догнала, машину тряхнуло. Дошло, что увидел, как взрывная волна летит.

Из буро — серой стены косо вывалился темный силуэт, замедленно съехал с дороги, встал, наконец, но несуразно — бортом. Тонкое жальце пушки глядело в поле, от сердца отлегло.

Понукать Койду не было смысла, тяжелый трехосный грузовик птичкой летел, прикрываясь пылью. А дальше, хоть вроде и ровно все вокруг было, на манер стола обеденного, но все же складки местности прикрыли грузовичок с саперами.

— Не успел немець мины увидеть! — сказал очевидное Койда.

— А ты, я гляжу, когда надо и по-русски говорить умеешь! — ответил Новожилов. Ясное дело, что не увидел фриц занавеску и влетел на полном ходу. Все ж в пылище и мины тоже, в кузове лежа, так закамуфлировались, что с пяти метров не углядишь. В один цвет, совершенно.

— А як жеж! — ухмыльнулся Петро. Прежнее самодовольство вернулось к нему и теперь он сидел, как король на именинах.

Новожилов поморщился и сплюнул. Гусарство водителя ему категорически не нравилось, хотя водил Койда отлично. Но самому сержанту нравилось более спокойное, баз фанфаронства поведение. Правда сам же он отлично понимал — то дело, которым они занимались сейчас — было не совсем как бы саперным, требующим внимательности, неспешности и вдумчивого размеренного действия, а именно лихим, нахрапистым и нахальным. Действительно впору не для инженеров, а именно иррегулярных казаков — прилетел, нахамил, нагрубил — поломал и тут же смылся, словно и не было ничего.

Нагадил — убежал. А вслед летят злобные проклятия на чужих языках. Результат — то отличный, но все бегом, все поспешно и все не по правилам писаным. Эта двойственность все время смущала солдата, заставляла его вести себя не так, как он привык, и как было для него привычным. Вот Койда — тот был в своей стихии. Ему такое нравилось, а заставь его выставить правильное минное поле с соблюдением шаблона и всей документации — взвоет от скукоты, и мало не сдохнет. Не сапер он разумный, ему бы в гусары легкомысленные, вертихвосту.

Но именно сейчас получалось, что другого выхода-то и нету. Регулярные минные поля держат наступающие танки, только если прикрыты плотным огнем и саперам там работать никак не получается. Пока огнем прикрыто — хана. Не пролезешь. Но если сапер допущен до поля, дорвался как крыса до сыра — проходы будут мигом прогрызены и все — долбанули через них броневые коробки с пехотой, и лопнула оборона.

Когда саперам на курсах переподготовки по секрету рассказывали про 'Подвиг пятидесяти саперов', Новожилов сделал выводы и сейчас убеждался, что прав на все 100! Больно уж совпадений много.

— Суть подвига состояла вот в чем: Немецкие танки прорвали наш фронт, и вышли на оперативный простор. А рядышком уже Москва. В этот момент у нашего командования не было необходимых для парирования удара сил и средств. Та саперная рота, что оказалась под рукой, решить проблему обычным способом не могла. Тем не менее, именно ей поставили задачу остановить танки противника или задержать их наступление хотя бы на сутки.

Курсанты тогда переглянулись понимающе. Приказ есть приказ и отдавали его не от большого ума и в состоянии отчаяния, любому сержанту такое видно. Тем не менее, уметь выполнять даже такие приказы нужно. Хотя ясное дело, что силенками ополовиненной уже роты закрыть все дырки не получится никак. У немцев там танков больше по числу, чем 50 саперов.

Инструктор кивнул и продолжил:

— Последующие события показали, что задача оказалась выполнимой. Что придумал командир роты? Производить сплошное минирование на широком фронте он не мог — количество мин было ограничено. Но даже если бы их хватало, то существенной пользы это принести не могло. Любые заграждения, хоть взрывные, хоть невзрывные, хорошо работают тогда, когда прикрыты плотным огнем. Этой возможности не было. Поэтому ротный сделал ставку на имевшийся в его распоряжении автотранспорт. Действуя на широком фронте, саперные отделения отслеживали движение немецких сил и выставляли мины поперек курса атакующих танков. Танк подрывался на мине, немцы, считавшие, что угодили на минное поле, останавливали атаку и вызывали своих саперов для разминирования или устройства проходов. Или делали крюк, обходя опасный участок. Но точно туда же двигались и следившие за ними наши бойцы. На новом месте все повторялось заново: атака — мины поперек курса атакующих танков — срыв атаки — вызов саперов — смена направление удара. Решение для того времени весьма нестандартное и сюрпризы устраивались в буквальном смысле внезапно и на ровном месте. Вот так необходимые для подхода подкреплений сутки и выиграли.

История эта имела продолжение. Именно с этого момента органическим элементом боевых порядков наших войск стал так называемый ПОЗ — подвижный отряд заграждения. Он представляет собой мобильный сводный отряд, состоящий не только из саперов. В него включают все, что способно быстро маневрировать на поле боя и бороться с танками противника. Такой подход давно уже стал стандартным и нынешнего противника этим особо не удивишь. Тем не менее он наилучшим образом иллюстрирует мысль о том, что не всегда превосходство в материальных средствах и даже в выучке войск гарантирует вам победу на поле боя. Даже слабый и уступающий вам в умениях противник, способен создать для вас нешуточные проблемы воистину на ровном месте!

Саперы тогда ситуацию правильно оценили. Понятно, что они не могли прикрыть весь угрожаемый участок минами — и рук не хватает, и мин столько нету. Но и танк — тяжелая гусеничная машина — не везде может пролезть, а только там, где грунт позволяет, в первую очередь — по дорогам. А их не так много и по ширине оне не с километр. Их минами перекрыть — как сегодня занавеской — вполне доступно и отделению. Если бы фрицы тогда ломанулись по всем стежкам-дорожкам хоть пеше, хоть на грузовиках, распылили бы свои танки — не вышло бы у оставшегося неизвестным капитана выполнить приказ — но тут и у немцев могло не срастись — атаковать надо кулаком, а не растопыренными пальцами тыкать.

Глава 5. Грызем бревно! Унтер-офицер Фриц Абец, заместитель командира саперного взвода.

— Тормози! У русского тарантаса! — приказал шоферу Фриц. Новичок послушно сбросил скорость и прижался к обочине дороги. Аккурат у расстрелянного грузовика, завалившегося в кювет -такого же, как и тот, на котором они сейчас ехали. Унтер-офицер устало выпрыгнул из кабины, зло высморкался на дорогу буквально шматком грязи. Чертова пылища! Черные сопли, черная слюна. Рявкнул на шофера и тот зайчиком попрыгал, гремя инструментом, снимать колесо с убитой машины.

— Что с Бербоком? — громко спросил у сидящих в кузове.

— Убит!

— К машине! Можно оправиться! — буркнул громко Абец. Солдатня по-стариковски повылезала из кузова, сморкалась и отплевывалась. Обычно тут же и мочились, но сейчас воды не хватало и ссать было просто нечем. Вместо этого потели — кителя у всех в разводах соли. Но остановке и возможности размять ноги — обрадовались. В наступлении снабжение всегда резко ухудшается и, чтобы не оказаться в пиковый момент с голой задницей приходится с собой тащить очень много всякого нужного и разного. Естественно, в забитом до предела кузове ноги ставить некуда, и они немилосердно затекают очень быстро. Вот и вылезают бравые молодцы как древнее старичье — с охами и вздохами. Все и вылезли — кроме ефрейтора Бербока, который уже остывает, невзирая на жарищу вокруг.

Настроение у старого вояки Абеца было премерзейшее.

И было отчего.

Все шло неправильно и, хотя наступать по весьма упорным слухам саперы должны были на бронетранспортерах, или хотя бы имеющих защиту тягачах — а получил взвод два трофейных грузовика советского производства, в которых сейчас и перемещался, глотая густую пыль с проселочных дорог.

И это, как и многое другое, что он видел своими глазами — категорически не нравилось матерому ветерану Абецу. Он уже не в одном наступлении участвовал и прекрасно ощущал — когда все шло как по маслу и когда все было провально. Тут и сейчас отчетливо пахло именно вторым результатом.

Тому было много признаков — но основной — все не так, как говорило начальство до начала наступления. Здесь по приказу должно было повториться, что бывало в начале войны — показательная блестящая победа, два дня на прорыв обороны русских и четыре дня — на взятие ключевого города Курска. И — конец этой осточертевшей войне.

Абец отлично помнил, как два года назад взяли именно за шесть дней город Минск, точно такой же план был выполнен — быстрый прорыв обороны, стремительный марш и полный разгром коммунистов! Вермахт добился полной победы, посадив там в мешок громадное количество войск врага. Стремительный рывок — и город пал! Громадный город! Столица Белой Рутении! Сам Фриц был отнюдь не деревенщиной с соломой в волосах, как тот же Завацки, а потомственным горожанином из старинного Билифельда, но и он вынужден был признать — этот дикарский город почти в 10 раз больше его родного!

Нынче и близко такое не вытанцовывалось! Абец не мог отделаться от ощущения, что и сейчас оборона русских не пробита, ее приходится прогрызать как бревенчатую стену, только вот зубы не как у бобра. Рот набит опилками и стружками, а толку никакого. Чертов Курск, как слыхал унтер-офицер не так велик — всего вдвое больше Билифельда, брать-то куда проще получается! Тем более техники нагнали море, да в придачу — самой современной и на удивление мощной, да и тактика по словам грамотных людей должна была быть применена самая новейшая! Неотразимая и всесокрушающая!

Перед началом великого и решающего наступления звучало уверенно и достойно, что могучее панцерваффе, получив новехонькие тяжелые танки, каким не было ранее аналогов ни у кого, само совершенство в плане мощи, толстой брони и чудовищных по дальности и силе удара пушек — пользуются новой тактикой — "танковый колокол".

Впереди неудержимо прут эти самые тяжелые, оснащенные прекрасными оптикой и радиосвязью "тигры", которые из мощных орудий издали безнаказанно и легко поражают и Т-34, и русские противотанковые пушки, сами оставаясь невредимыми из-за толстой брони. За тяжелыми машинами, прикрытые ими, как щитом, катят легкие танки, готовые преследовать противника. Наконец, позади широкой дугой двигаются средние танки. Все имеют определенный заранее сектор обстрела, и любой выстрел врага вызывает тут же в ответ все сметающую лавину огня!

Старший танковый начальник вместе с наблюдателями от всех видов тяжелого оружия, то есть и артиллерии и авиации, следует в боевых порядках "танкового колокола" непосредственно за головными средними танками. Он поддерживает радиосвязь с авиацией, которая точными ударами расчищает путь наступающему "колоколу" немцев, прикрывая его с воздуха, и приказывает артиллеристам из крупнокалиберной подмоги. Саперы на бронетранспортерах двигаются сразу за головными танками "колокола" в полной боевой готовности проделать проходы в минных полях. Как только формация напарывается на мины — танки и приданная пехота буквально выжигают любое сопротивление сосредоточенным огнем и саперы под таким надежным прикрытием бодро и весело в один момент снимают мины.

Рубеж обороны врага прорван, легкие и средние танки вмиг начинают сматывать линию защиты врага вправо и влево, а потом устраивают привычный — как в прошлые годы — рейд в тыл русских с диким разгромом, паникой и чудовищными потерями жидобольшевиков!

Мощь и гений вермахта всепобеждающ!

Вместо такой красоты сразу же выяснилось, что минные поля тут везде. Просто — везде. Во всяком случае, такое возникало впечатление. Куда ни плюнь — минное поле! И все перекопано траншеями, рвами и окопами — причем не так, как раньше, когда русские старались сделать оборону в сплошную линию и силы по ней распределить равномерно — тогда такой 'колокол' пробил бы дыру легко — в линии получалось, что против сотни танковых стволов, не считая всех приданных сил — противостояла максимум дюжина русских пушек. Их и сносили пинком и без особых потерь, сматывая потом эту линию вправо и влево, лупя во фланг обороняющимся, прорываясь в беззащитные тылы.

Сейчас, как уже успел своими глазами убедиться неглупый Абец, все шло совсем не так. Линии обороны в привычном смысле — в виде сплошного фронта с окопами в одну — две нитки не было вовсе. Сплошные шверпункты, на круговую оборону сделанные и прикрытые огнем от соседей. Маленькие такие укрепрайоны с массой артиллерии, словно свернувшийся в клубок дикобраз. И в итоге 'колокол' не может издалека все спокойно выбить. Как ни крутись — а будет прилетать с боков, что совсем не предполагалось. Да, в лоб толстый бить — эти русские пушки явно слабы. А вот по бортам — уже вполне годны. Там — с бортов — уязвимая ходовая и куда броня тоньше.

Без катков и гусениц — не поездишь. И потому расправиться по-старому не выходит, чтоб сразу задавить врага превосходящим огнем. Приходится либо распылять силы, либо грызть поочередно шверпункт за шверпунктом, подставляясь боками под огонь соседних. Залезая при этом на минные поля, ставя своих саперов не в безопасное положение, а под перекрестный огонь. А на зольдатах со щупами и миноискателями брони, как на танках, нет вовсе, потому любая дурацкая пуля валит и калечит за милую душу.

Первые два — три дня вроде как что-то получалось, и танки вроде как прошибали русскую оборону. А потом оказалось, что в танковых дивизиях убыль саперов такая чудовищная, что уже и работать некому. Ну да, чего жалеть сраных землероев, о них кино не снимают. Но тут же оказалось, что те самые минные поля останавливают своими грошовыми жестянками одинаково — что легкие, что тяжелые танки. И запланированный темп наступления, уже сорванный практически в первый же день — затрещал по швам, как слышал от своего командира чуткий на такие сведения Фриц.

Тот можно сказать — намекнул только, а толковый подчиненный понял, что все уже плохо — сроки сорваны, расход боеприпасов ни в какие ворота уже не лезет, потери превысили все самые грустные предположения. А командир роты — он знающий и связи в штабе дивизии имеет дельные. Получается, что не ожидали штабные на самом верху такого конфуза. Сюрпризец такой, как бадья ледяного дерьма в постель.

По всему получалось — так не могло быть! Но вот — наглядно! Чертов город Курск так же далек, вдоль дорог и на полях масса горелой и битой техники — и очень часто это именно немецкие машины, по обочинам валяются неубранные тела погибших камарадов, что вообще-то недопустимо и еще масса других, не менее паскудных признаков неудачи. Уж что-что, а и сам Абец своими глазами видел — так бодро летавшие первые дни авиаторы рейхсмаршала теперь куда-то подевались и от русских самолетов житья просто не стало. И они вели себя нагло и от безнаказанности буквально по головам ходили, не давая продыха.

Выскочившая сегодня минут двадцать назад пара истребителей секанула вдоль дороги по колонне пулеметными очередями — и грузовик Фрица чуть не уехал в кювет — гулко лопнуло переднее колесо, а в кузове завопил простреленный навылет сапер. И можно сказать — еще повезло — чертовы летчики отвлеклись на шедшие впереди грузовики с канистрами, везущие топливо — и от души поразвлекались там, плюнув на скромные тентованные грузовички, тем более сообразительный замкомвзвода немедленно приказал бросить дымовые шашки, дескать — подожгли уже нас, тут все умерли и сгорели, больше вам, крылатые мерзавцы, тут делать нечего, летите себе дальше.

То ли русские купились на этот трюк, то ли с бреющего полета определили, что тут приоритетнее в плане цели — но всерьез они принялись за парней, груженых бензином. Лупили из своих дудок раз за разом, заход за заходом, как на полигоне — пока не подпалили все эти машины.

Полыхавшие огромными дымными кострами заправщики пришлось огибать по полю, благо была такая возможность, местность тут ровная. Запаску вместо разодранного в хлам колеса поставили в рекордные сроки, радуясь тому, что благоразумно поотстали от горевших сейчас бедолаг. Однако жаром оттуда несло лютым, словно на земле открылся филиал ада, что-то гулко бабахало в огне и драконьими головами на дымных шеях вылетали далеко в стороны лопнувшие канистры.

Так-то потери при налете были невелики. Но запасного колеса теперь у Абеца не было, потому он обрадовался, увидев завалившийся в кювет такой же русский грузовик. И то, что переднее колесо определенно было целым решило все вопросы. Получить выговор за то, что отстал от колонны — куда легче, чем оказаться с вставшей колом машиной, особенно если надо будет удирать. Вслух бы такое не сказал — но подумал.

А с пробитым даже одним колесом никуда не уедешь, если нечем его заменить. Так что прострелянный грузовик русских сам бог послал! Пока шофер и помогавшие ему сослуживцы свинчивали целые колеса — их оказалось два, замкомвзвода осмотрел все рядом с машиной и в ее кузове. Картина была понятной любому уже повоевавшему мужчине — получалось, что тут вокруг издырявленной трехтонки валяются 'коллеги с другим номером полевой почты' — тоже саперы, советские, разумеется. Было их, валявшихся пыльными кучами тряпья с торчащими нелепо руками шестеро, да в кабине остался сидеть старший машины — видно первыми же очередями его прошило, не дернулся, только уже свернувшейся кровищи сосульками натекло из-под полураскрытой дверцы.

Сколоченные из досок странные трапики, пара десятков мин в деревянных корпусах, перебитый пополам миноискатель, лопаты. Определенно — это те самые наглецы, что дерзко гадят вермахту практически уже в тыловых районах, благо тут и у воинов Рейха нет сплошного фронта, а ездить по этим степям можно весьма свободно. При некоторой удаче вполне можно просочиться. Русские нахально этим пользуются, выставляя свои чертовы мины, где только могут. И получается, что подрыв за подрывом на уже трижды проверенных дорогах. А это сильно нервирует, особенно тех, кто эти чертовы дороги должен делать безопасными — и это как раз именно германские саперы.

Абеца уже несколько раз дергали на снятие мин, внезапно появившихся там, где их просто быть не должно. Особенно бесило, что эти азиаты нагло ставили не только мины, но и муляжи — корпус деревянный как у нормальной противотанковой, а внутри земля или песок. И такого было полно. Времени отнимало массу, срывало расчеты движения по дорогам — и приносило потери, как ни странно. Потому как, услышав, что мины не настоящие — балбесы из других родов войск, не обладавшие сокровенной саперной мудростью, переставали относиться к ним серьезно и боязливо — и тут же напарывались на настоящую, честную мину. Как раз вчера видал таких дураков в развороченном БТРе. Говорят, не все сдохли — трое вроде ранеными оказались, да. Везунчиков уже увезли, а остальные радисты так в раскуроченной жестянке и остались. Поморщился, вспомнив удивленные голубые глаза мертвеца, таращившиеся в небо. Унтер-офицер как раз с той стороны влез — и встретился взглядом. Аж передернуло — надо ж было так угадать... Не дело мертвецу так на живого смотреть... Это как-то... нехорошо и неправильно... И чревато. Потому глаза покойникам и закрывают издавна.

Наплевательское отношение к опасности и в мирной жизни чревато, а уж на войне-то тем более — это точно знает даже простой солдат, а уж умудренный знаниями сапер — тем более.

Тут, в разбитом грузовике поживиться было нечем — винтовки валялись без затворов, автоматы уже прибрали те, кто изрешетил трехтонку, сняв с трупов и фляги — вода тут была дефицитом, словно это Африка какая-то. Посмотрел мины — половина с землей. Приказал забрать те, что с толом, боевые, моток бикфордова шнура, пару целых лопат и так, по мелочам, что еще может пригодиться. Чуточку настроение стало получше, тем более что погибший ефрейтор Бербок был все же 'не своим', новеньким — из тыловых деятелей, толку от такого пополнения было не густо. Но поневоле — даже и таким балбесам будешь рад, когда у взвода уже почти половина состава ушла в безвозвратные потери.

И хотя глубоко в душе копошилась маленькая нехорошая радость, всегда оживавшая, когда смерть проходила рядышком, но не по его душу — а все же гадостно в целом — работы русские устраивают куда больше, чем планировалось, а выполнять ее считай и некому. Мудрое же начальство этого в упор не видит и наваливает еще больше нагрузки.

Среди всякого добра в кузовах трехтонок Абеца был и десяток 'Клеевых зарядов' как из соображений секретности называли приспособление для уничтожения вражеских танков, на деле бывшее кумулятивным зарядом на магнитной опоре. Магнитная мина, говоря проще. Раньше такие только у моряков были, а тут чья-то умная голова сообразила перенести принцип на сушу и словно в сказке про умную сову с ее советами для мышей — как им одолеть кота — теперь саперы должны были, подобравшись вплотную к танку прилеплять магниты к броне, чтоб полтора кило тола убивали сухопутные броненосцы могучей кумулятивной струей.

Из штабных поднебесных высей — как той сове с ее советом надеть на кота бубенчики, чтоб знать где он ходит — очевидно все было ясно и понятно и даже где-то героически и красиво. Какой-то умник с золотым витьем на погонах явно был уверен, что это — вундерваффе. Одна мина — один танк! Обучение проводилось в обстановке лютой секретности. А как все это сокровище попало на фронт — так и оказалось полным фуком. В этом году уже и секретность идиотскую сняли, зато выпустили красивый фильм 'Мужчины против танков', где доблестно показали, как отлично гробятся вражеские тридцатьчетверки этим приспособлением.

В кино все было просто великолепно. А в поле оказалось сильно не так. Подбитые танки — да, хорошо было жечь именно этими штуковинами. Но то — уже подбитые. Стоячие и без еще живых экипажей.

Танк на ходу нередко просто стряхивал прилепленную мину. Магниты были слабоваты и если поверхность брони — тот кусок, куда сапер лепил "Клеевой заряд" был мокрым или грязным, или сильно запыленным — то мина вполне могла не удержаться и отвалиться. И надо было выбирать места, где заряд будет удерживаться лучше — опять же с отвесных поверхностей "Клеевой заряд" мог съехать — танк на ходу трясется немилосердно. Ну и само собой ни советские танкисты, ни пехота сопровождения не горели желанием видеть немцев с минами рядом с собой. А потому зольдат с магнитной миной в руках быстро превращался в смертника.

В придачу в изданной с полной секретностью инструкции оказалась то ли опечатка, то ли результат паскудного саботажа — и с чего-то замедление перед взрывом указывалось аж в 50 секунд. При том, что взрыватель на мину ставился обычный, гранатный, самый типовой — сначала были запалы на 4,5 секунды, с синей головкой, потом стали на 7,5 — уже с желтой. Сколько бравых борцов с танками погибло из-за этой опечатки — никто не знал, но сам Абец про такие случаи слыхал не раз. А это чертовски обидно — оказаться убитым своим же взрывом из-за фальшивой информации в секретной инструкции!

Хотя это было нарушением субординации, но замкомвзвода по получении инструкции и после ее прочтения дал высказаться своим ветеранам — хотя его поляки и были болтунами ехидными, но в саперном деле понимали отлично и могли сказать, что полезное. Естественно, без лишних ушей. Ну и ветераны не подкачали, буквально устроив театрализированное представление.

Начал ефрейтор Завацки, заунывным голосом учителя-филистера прочитавший понравившийся и самому Абецу абзац:

— 'На броневых плитах мокрых, с сильным загрязнением или с цементным покрытием магнитные столы могут не выдерживать адгезии'.

— Великолепно! Изумительно! Значит, подбегаю я к танку с ведром воды, шваброй и тряпками, старательно отмываю и вытираю насухо кусок брони и ставлю мину — подхватил мысль его приятель Формелло.

— Неверно, дурачина неграмотная! Ты забыл мыло! И еще упущение по службе! Перед установкой мины ты должен — вот тут написано — привести в действие запал, а уж только после этого крепить! Наблюдая, чтобы заряд не сбило двигающимися частями танка или различными препятствиями типа веток, деревьев, сараев, кусков стен каменных домов... Потому ты должен бежать рядом и защищать установленный "Клеевой заряд" от контакта с препятствиями!

— Нет тут такого. Только ветки! — обрезал ему поток фантазии унтер-офицер, с усмешкой показывая инструкцию.

— Пардон, увлекся. Хотя считаю, это недоработка — при прохождении сараев танк вполне может сбить прикрепленный заряд! Но держитесь! Тут дальше совсем божественное! 'Для закрепления в таких случаях крепежных выступов мины на боевой машине — танке, она дополнительно должна быть закреплена цепью с крючками'.

— Тут нет слов! — согласился Абец, живо представивший себе, как во время атаки он крепит крючочками цепочки. Благо, надо полагать, на русских танках заботливо повсюду размещены петельки для удобства такого действа.

— Ага. Цыганская сварка соплями и мина на цепях...

— Гриф секретности, однако, снят. Когда эту штуковину изобрели и приняли в войска — с 1942 году начальники секретили это полностью, подписка о неразглашении, подготовка истребителей танков в специальных секретных местах под строгим контролем. Но уже в феврале 1943 поняли, что таить тут нечего... Однако получается, что, дергая за шнурок запала ты можешь мину оторвать от брони, надо придерживать мину рукой. В целом да, серьезное оружие — резюмировал унтер-офицер.

— Точно, как та рекомендация солдатам закидывать на корму русского танка канистру с бензином с примотанной к ней гранатой. Те же семь с половиной секунд на укрыться от хлестанувшего горящего бензина... И тоже в секретной инструкции — заметил Завацки.

— — Жук навозный, тебе же давали рекомендацию, как бороться с Т-34 — надо запрыгнуть на танк с двумя вёдрами бензина и залить во все дырочки и щели! Эти азиаты нанюхаются паров и не смогут воевать! — заржал ефрейтор Формелло.

— Такого в инструкции не было. Это шутка. Вот мину закинуть на танк — было. А она — девять килограмм весит. Поневоле вспомнишь русские гранаты — они куда легче и кинуть их можно дальше. Помнишь, как нам инструктор показывал методику выставления мины из окопа?

Абец хмыкнул. Он это обучение тоже помнил — едет на тебя танк, а ты высовываешься из окопа и кладешь мину, так чтоб гусеницей машина наехала. На расстоянии вытянутой руки от окопа. Девять кило сама мина и пять с половиной — взрывчатка. На расстоянии вытянутой руки от тебя самого. Под гусеницей. Для любого повоевавшего было ясно, что если тебя и не завалит наповал землей после взрыва — то со слухом можно проститься и контузия будет такая, что хорошо, если потом сможешь ходить ногами, а не просто под себя. Но инструктор, крыса тыловая с 'голой грудью кителя' — был адски серьезен и вполне настырно обучал этой методе. Чистое самоубийство!

— Настоящий германский воин должен не просто укладывать мину перед танком — а мощно и изящно кидать ее прямо в танк, чтоб мина пробила лобовую броню и взорвалась уже внутри! Вы просто слабосильная команда, мало каши ели! — попрекнул своих подчиненных унтер-офицер. Он-то хорошо представлял себе, что такое тарелочная противотанковая мина. Именно потому к предложенному способу — класть ее рядом с собой — относился отрицательно, поминая про себя тыловую заумь каких-то теоретиков.

В сравнении с этим даже головоломные методы, на полном серьезе показанные в методической инструкции по борьбе с танками — типа прорубания топором решетки моторного отделения с последующим броском туда гранаты или кидание аргентинского боло с колотушками, чтоб веревка намоталась на ствол пушки — уже не казались высосанным из пальца тыловыми мудрецами идиотизмами.

А этих русских, видишь ли, учили не кидаться тяжеленными минами в танки, а нагло ставить их на дороги, перемешивая с макетами. Поневоле даже в голову простого унтер-офицера приходили при таком сравнении нехорошие мысли.

И то, что теперь его взвод уже ополовинился, причем трех ветеранов надежных потерял в самый же первый день — радости не добавляло. Людей катастрофически на все не хватало, благо задач становилось все больше, а рабочих рук — все меньше. Подкрепления за счет тыловых работников положения не спасали — и скорее ухудшали ситуацию. Тот же присланный Медвежий козел (перевод с немецкого фамилии Бербок — автор) — как сапер значил крайне мало, разве что мог рыть лопатой землю, да и то плохо. А к минам его и подпускать было нельзя, зато он великолепно умел печь хлеб, булки и пироги.

Сейчас сиюминутно посчитали, что как эрзац он может быть временно не в хлебопекарной роте, а в инженерной, благо во время наступления не до свежего хлеба — но вот его подстрелили — и когда наступление закончится — кто заменит умелого булочника? Опять какой-то пахорукий суррогат придет на его должность и вместо душистого хлеба придется ломать зубы о недоделанные сухари с закалом!

Всего во взводе в самом начале было 19 человек, да командир взвода, да его заместитель. Из них всех получалось 5 убитых, 2 пропало без вести, да 14 человек ранено, то есть если бы не присылали постоянно замену из тыловиков, пока не очень нужных в наступлении — не было бы и взвода уже. Только вот прошедший обычную для простого солдата инженерную подготовку тыловой никак даже эрзацем не получался, скорее — суррогат, бестолковый и малополезный. Разумеется, матерый замкомвзвода и им находил работу, но один Формелло стоил пятерых таких прибылых. Поневоле слова своего отца вспомнишь — толковал он не раз, что опытного солдата убить куда сложнее, а смерть чаще приходит за неумехами необученными.

Самые потери — из них. Вот и сейчас — семеро ехало в кузове, а убило булочника.

— Готово, господин унтер-офицер! — доложился водитель. Тоже из пополнения, тоже не сапер, хотя руль крутит неплохо.

— По машинам! — негромко рявкнул Абец, убедился, что его люди залезли по кузовам и тогда сам сел в кабину. Ехали недолго — за все дни прорыва обороны продвинуться удалось всего на дюжину километров. Очередное минное поле, так удачно выставленное, что с первого же взгляда видно — узкое место, найдутся оглоеды из шоферни, что попытаются тут по ровному месту срезать путь. Вон как раз два таких наглядных примера — легковой и грузовик в виде изуродованных скульптур дегенеративного искусства (был Абец на такой выставке перед войной). Сверился с картой. Ну да — то место и даже понятно, где проходы делать.

— Тут сверни влево и остановись! — приказал Фриц. То, что колонна так в растрепанном виде поехала дальше и никто не обратил внимание на его задержку и не прочел нотацию с выговором с одной стороны порадовало, с другой — огорчило. Как один из признаков неудачного наступления. При удачах — хаоса куда меньше, а вот когда все плохо — и контроль теряется и порядок.

Парни уже шустро разгружали машины, чтобы не держать заметные грузовики на виду. Сам унтер не спеша, но и не медля вместе с опытными ребятами пошел снимать шаблон и оконтурять выставленное поле.

Впереди привычно ревело — грохот отдельных выстрелов сливался в однообразный гул, стволов работало тут много — даже их 6 пехотной дивизии придали для поддержки наступления больше сотни танков и САУ! Чудовищная мощь! Но за все дни — только дюжина километров пройдена. И что паршиво — фронт наступления все время сужается, не хватает здоровья идти широкой полосой.

И это при том, что всем было известно — у русских просто нет орудий, которые могут остановить 'Тигры'! А ведь кроме них сюда прибыли и совсем непробиваемые новые машины — громадные 'Слоны' и 'Пантеры'! Новой техники нагнали прорву! Даже саперные новинки тут оказались! Совершенно невиданные раньше!

Абец точно знал, что теперь тут на фронте будут работать роботы! Пока не ознакомился с их работой — представлял себе нечто фантастическое, что может полностью облегчить работу землероям! А оказалось все куда кислее — просто гусеничные бронемашины на радиоуправлении. Тоже здорово конечно — сидит в танке оператор и посылает автомат — танкетку куда надо, та отвозит груз взрывчатки, сбрасывает и откатывается. Подрыв — рядом стоящие мины снесло, получился проход — можно двигать дальше. Но человека эти железяки заменить никак не могут — например, обозначить проход не умеют. Сапер-то аккуратно повтыкает по краям указатели, чтоб даже через пыльный триплекс видно было, куда ехать нельзя. Да и не уверен был матерый ветеран, что взрывы прочистят от мин поле полностью. Точно не все сдетонируют. Так и оказалось, что унтер-офицера не сильно удивило. Эти теоретики из штабов руки не марают физической работой и не спрашивают тех, кто эти мины сотнями ставил и снимал. У тыловых фантазеров свой взгляд и уж самоуверенности — даже и не представить сколько, до горизонта и куда дальше в далекие галактики!

С чего была такая святая убежденность, что получится великолепно — Абец не понимал. Вряд ли отработали как надо на реальном минном поле. Техника новейшая, строго секретная. Посчитали, надо думать — теоретически. Получалось отлично — шустрые теле-танкетки прямо под носом у русских мигом взрывами пробьют дыры в их минных полях, 'Слоны' в дырки тут же проскочат — и все, русские разгромлены, хуррей! И победа!

Правда и тут Фриц не понимал — зачем предназначенные для уничтожения русских танков великолепные САУ гнать на позиции простой пехоты, где достойных целей для противотанковой дальнобойной пушки просто нету. Ну, начальству виднее.

Сделали ставку высокосидящие на то, что видно будет гусеничный след от прохода 'Боргварда' — так звали радиоуправляемых роботов. Но — как говорил покойный уже несколько дней Завацки — здесь такая мощная трава, в рост человека — что и танковый след не шибко виден. Получилось в итоге из рук вон плохо.

Проходы вроде сделали, а под огнем не очень-то в индейца-следопыта поиграешь. Обозначений-то нет никаких, а 'Боргвард' сильно уже по ширине 'Слона'. Полезли тяжелые истребители танков, да не туда. Опять подрывы. Еще и бой не начали, а десяток супермашин встало. А для любого, кто хоть немного повоевать успел, хорошо известно — как только бронированная машина останавливается — по ней начинает враг лупить из всего, что у него есть. Потому что любая броня — самая страшная угроза. А вот экипажу подбитой машины надо срочно ремонтировать свою поломанную ходовую, потому как стоячую мишень рано или поздно — но доконают. И приходится выскакивать из — под защиты брони натягивать порванную гусеницу, а то и каток изуродованный менять. Тут-то экипажу и достается по полной! И не только экипажу, а и начальству солоно — Абец точно знал, что один из ротных командиров 'Слонов', увидев, как встают колом его машины одна за другой, выскочил организовывать быструю починку. Бегать по минному полю смешанного типа — смело, но не умно. И ротному оторвало ногу очень быстро.

Потом пошло не лучше — по непробиваемым коробкам русские лупили из всего, что стреляло. Прилетало и сверху, и спереди и с боков. А внизу были мины. Очень много! Из 45 машин к вечеру осталась на ходу дюжина, это Абец слышал от достойного доверия человека, своего школьного приятеля с соседней улицы. Сколько телетанков разбило — то Фриц не узнал, да и не очень старался. Со своей колокольни он видел, что обычные землерои сделали бы все куда лучше.

Другой батальон 'Слонов' дебютировал еще гаже. Для начала могучие САУ напоролись на германское же минное поле — не было его на их картах обозначено. Пошли, понятное дело, подрывы. Гусеницы слонячьи, конечно, нынешние пошире и помогутнее, чем были раньше у других САУ — но германская мина их все равно рвет, а взрывная волна бьет по экипажу и весь танк контузит. Даже и тяжелый встряхивает резко. А тут наложилось еще и то, что шедшие перед ротой 'Слонов' теле-танкетки подорвались первыми. И у каждой было с собой прилично тола. Который тоже ахнул, добавив разрушений. Взвод танков-роботов вмиг испарился.

Второй превратился в металлолом вместе с танком управления — в одну из снаряженных для подрыва минного поля машин прилетел русский снаряд. Тол сдетонировал, а дальше получился цепной подрыв других 'Боргвардов'. Здорово жахнуло!

Третий взвод при всем желании не мог обеспечить проход всего батальона, да вероятно и желание тоже резко уменьшилось от всех этих событий. И не у них одних — сопровождавшая 'Слонов' пехота очень сильно не хотела двигаться дальше — медленно ползущие по полю здоровенные бронированные громады слишком много привлекали к себе внимания русских.

Дальше оказались уже русские мины. Они послабее, но вполне справлялись. Жидобольшевиков все же получилось спихнуть с позиций — но вечером боеспособных и на ходу САУ осталось из 44 — всего 20. И командир второго батальона убит. Очень неудачный дебют и крах всех расчетов. На южном фасе — как по секрету сообщил сосед по школе — тоже провал полный. Новые 'Пантеры' ни черта не смогли сделать. Зато потерь у них полно!

Хотя унтер-офицер был невеликим чином, но все же он был ветераном и потому понять логику генералов никак не мог и потому — не одобрял. Новейшая техника, мощная и потому — идущая ударной силой — а на нее сажают каких-то недотеп, из которых ветеранов — раз-два и обчелся. Да к тому же воевавших на 'Мардерах'! Весьма тонкобронных машинах. И тут же посылают в атаку первой линией, словно это танки прорыва!

ПРОДА

Даже унтер-офицеру видно, в отличие от генералов, что танкисты и артиллеристы — совершенно разные профессии. Первые — наглые, нахрапистые хамы, их роль — крушить все на своем пути, ломай — громи, гоняй пехоту, дави пулеметы, крутись на окопах и поливай все огнем из всех дудок, не давая врагу поднять головы! Ломать оборону его! Да, если подвернется в прицел пушка — панцерманны и ее ухайдакают, но главное им — разворотить рубеж обороны, пробить его насквозь и дать своей пехоте занять обезлюдевшие окопы. И чтобы своя пехота дошла — надо выковырять все пулеметы противника, танкисты не гнушаются и такой мелкой мишенью, она-то у них основная. Танкист — он как уличный хулиган, мимо не пройдет!

А вот артиллерист — тот интеллектуал, его задача иная — он уничтожает не какую-то двуногую шпану, ведь каждый снаряд стоит больших денег и потому для пушкарей цели куда более важные годятся. В первую голову — танки врага, его пушки! И подход иной потому у тех и этих и погоны разные не зря — у самоходчиков красный артиллерийский кант, цвет огня, а панцерманнов — розовый, гусарский.

И вот здравствуйте вам, пасхальный заяц — самоходная артиллерия поперла в атаку на манер танков. Понятно, что их этому не учили, конечно и вышло все через задницу! И никакого толка — орудия, что могут русским танки жечь за пять километров — брошены в бой, как банальные артштурмы с окурками противопехотными. Так и артштурмы — не танки ни разу. И толку с громадных 'Слонов'!

Сам Абец обязательно бы посадил туда матерых танкистов, раз уж им идти в лобовую атаку придется. И уж точно не стал бы делать ставку на неотработанные еще в тактике и работе на поле 'Боргварды'! Любому дураку понятно же было — русские окопались и заминировали тут каждую кочку. Но германские генералы — не любой дурак и потому вместо резкого усиления саперных войск усилили только ударные танковые части.

Сгребли под Курск всю бронетехнику с Восточного фронта. А надо было саперов собирать отовсюду! Почему об этом не подумали — сказать унтер-офицер не мог. Но мнение о своих генералах было весьма у него горьким — еще с тех времен, когда оказалось, что вермахт две зимы в России провел без теплой одежды! Если даже Формелло знал из школьного курса, что Великую Армию Бонапарта угробил генерал Мороз — то уж золотые погоны это точно должны были знать! Ан — не знали. И теперь очень неприятные мысли роились в черепушке матерого солдата. Никому бы в них не признался, но сам их думал упорно.

Уж точно — должны были знать наверху в Верхнем Командовании Вермахта, что тут все в минах! Сам Абец перед наступлением писал рапорт о повышенной густоте минирования у русских. Точно при этом не будучи одиноким, командир роты это докладывал дважды в дивизионный штаб. И что? А ничего!

Доходили до ветерана слухи о новом вундерваффе. Саперном, которое перевернет все представления о ведении войны. Которое разрабатывалось гениальными германскими инженерами. Но приятель штабник как раз перед этим наступлением поделился строго секретными данными — да, ведутся работы. Но — дорога ложка к обеду — вот уже двинулись по минным полям, а кроме дурацких 'Боргвардов' ничего больше нет. А нужны минные тралы — на манер русских, которые даже унтер-офицер сам видел. Простейшая штука, инженерный примитив — к сгоревшей тридцатьчетверке был привинчен съемный трал. Не надо быть светочем разума, чтобы догадаться как эта хреновина работает — танк прет по полю, словно асфальтовый каток, толкая перед собой приспособу с тяжеленными дисками. Те давят на мины, подрыв за подрывом — и колея под танк чистая. Ясно, что эти диски от взрывов разваливаются, но они сменные, меняй — не хочу, выкинул битые — поставил новые. На одно поле точно хватит — и пройдет этот маршрут танк быстро и поразить его не так просто — а дальше по проходу попрут остальные. И все. Финита ля. Не сравнишь с 'Боргвардами', которые должны кататься туда-сюда таская новые и новые заряды.

От дружка школьного Абецу было известно, что по какой-то причине — но таких танковых навесных тралов у своих панцерманнов нет. Зато сразу несколько крупных фирм взялись делать свои образцы. И вроде даже сделали — у двух получились огромных размеров монстры с колесами под три метра в диаметре. На эти колеса как раз крепились тяжеленные набойки — тоже сменные. И вроде даже хотели их как раз к этому наступлению выпустить, но забраковали военные. Этого унтер понять не смог, потому как прекрасно понимал — как ценны могут быть в наступлении механические чистильщики минных полей.

Потом осознал и взгрустнул — со слов его осведомленного приятеля получалось странное — бронирование у идущих первыми под огонь — было почти фанерным. При огромных габаритах и жидкой броне — их бы разнесли вдрызг очень быстро. Да и колеса в три метра... Очень заметная мишень выходит. Окончательно добило упоминание такого пустяка, как отсутствие амортизации кресел у экипажа. То есть несколько взрывов под колесами — и позвоночники ссыплются в трусы.

Радиоуправляемые тралы от 'Боргвардов' тоже военная комиссия не приняла, получилось как и с теми танками разминирования, что создал Крупп на базе танка Т-3. Тут оставалось только рот раскрыть от удивления — сам Фриц инженером не был, но своим умом не мог понять простейшего. 'Боргварды' катили перед собой три трала, что по их маломощности никак не позволяло ездить там, где должны пройти танки — вес у тралов слишком велик для этой козявки. Ну так сделали бы как у русских — два трала, зачистка колей только под гусеницы, зачем в ходе атаки тралить всю ширину прохода? Ясно, что такая тяжесть, которую толкать надо перед собой просто не выйдет.

По прикидкам унтер-офицера если русский трал на Т-34 весил тонн пять — то на немецких чистильщиков получалось тонн восемь, а для мотора в 29 лошадей это уже груз неподъемный, сама таратайка тож тонны две — вот и считай, как оно тащиться будет по полю-то. Да если еще и на подъем, да грунт рыхлый... И сказанное по секрету школьным другом, что и крупповский чистильщик забраковали — тоже было понятно, особенно когда он намекнул, что там от нескольких взрывов мин под тралом разваливалось шасси принятого за основу тягача танка Т-3. Ну да, легкий танк, хрупкий.

При этом смущало сапера и то, что у тех "Боргвардов" что он видел — ширина была куда меньше, чем у танков, даже чем у "Трешки", не говоря уж про "Тигров" и "Слонов". И что даст узенькая полоска вытраленной местности, на которой никак не уместятся тяжелые машины? Сновать туда и обратно через поле на манер челнока? Так не та броня у телеробота. Продырявят мигом. В общем вояка никак не мог понять логику инженеров. Мудрили — мудрили — а завтра опять чистить вручную проходы для пехоты. Под огнем и практически без прикрытия.

И становилось тошно — пока умники в тылу задумчиво и упоенно чесали свои яйца — наступление забуксовало на чертовых минных полях. А после всякого наступления враг обязательно контратакует. Азбучная истина. И тут-то простецкие советские тралы мигом проделают дыры в полях и понесется все вскачь.

Пока предавался горестным размышлениям — глаза и руки привычно работали, отыскивая установленную тут консервированную смерть. Вынул три мины противотанковые, отметил не без радости, что противопехоток нету, значит работать будет проще — перекликнулся с другими ветеранами — получалось, что шаблон готов. Довольно простенький, надо заметить. Теперь только меряй и вынимай.

Распределил по участкам, пошла работа. Обратил внимание, что тут каждая вторая мина — немецкого производства, трофеи, значит, русские ставили. Заметил, что куда-то делся один из новичков, уже обращавший своей хитрожопостью на себя внимание раньше. Сходил к машине — ну да, спит, сволочь ленивая, в кузове! Треснул его по каске рукоятью щупа, звонко вышло. Погнал работать, обещая всех чертей. Еще по заднице добавил палкой, для ускорения и ободрения! Откуда такая мусорная дрянь берется? А ведь вполне бравый солдат по виду был. Тыловая сволочь!

Не успели закончить поле — притарахтел с головы до ног запыленный мотоциклист — связной. Ничего хорошего эти мерзавцы никогда не сообщали! Всегда — только гадости. И сейчас, разумеется, тоже. Так и есть!

Выслушал приказ, буркнул в ответ:

— Исполняю!

А про себя подумал, глядя в прыгающую на кочках спину мотоциклиста:

— Хоть бы раз приказ был — спать 8 часов немедля и потом слопать по три порции гороховой каши с колбасками! Так черта хромого, только беги — работай!

Глянул по карте, куда ехать. Нашел указанный в приказе хутор.

Поспешил к работающим, взял с собой трех толковых, назначил вместо себя старшим командира первого отделения, влез в грузовик и помчался обратно. Задачка была неясной — сорвано выступление штурмовых орудий, напоролись жестянки на мины, надо срочно обеспечить безопасность выхода на рубеж атаки. Хорошо начался денек, ничего не скажешь.

По дороге оставалось только молиться, чтобы опять не встретиться с русскими самолетами. Бедолаги, везшие утром топливо, еще горели, взметнув в небо здоровенный дымный столб. Паршиво, ориентир отличный. А прикрыть дороги сейчас нечем — все зенитки переданы для защиты в танковые части, жидобольшевики их неожиданно засыпали тучей мелких бомбочек, легоньких и в принципе вроде неопасных — 1,5 кило — это ниочем раньше было. Только беда в том, что они кумулятивные и жгут броню сверху — а там она тонкая, даже у 'Тигров'. И потому надо прикрывать всеми силами танки от налетов. И прикрыли — а все остальные остались с голой задницей и теперь 'бетонные самолеты' и истребители безнаказанно веселятся на дорогах, расстреливая беззащитные обозы. И судя по громадному костру на месте грузовиков с бензином — успешно режут снабжение. Лупить же из винтовок и пулеметов по атакующим самолетам — занятие сильно на любителя и хорошо исполняется только боевыми пехотными подразделениями, а у обозников концерт не получается, в одни ворота игра выходит.

А потом совсем стало кисло, когда прибыли, вылезли и глянули. Два артштурма лихорадочно чинились — и повреждения были серьезными. Суда по раскиданным кускам траков и каткам, по нахилившимся хуторским строениям — бахнуло побольше, чем килограмм 10 тола. При этом сразу в глаза бросилось — что стояли эти бронированные инвалиды во дворе хутора. Там точно не могло быть минного поля! Накиданы обертки от индпакетов, кровью накапано вокруг, мусор какой-то непонятный разбросан. Хотя ноздри и забиты пылью — а остро воняет сгоревшей взрывчаткой, бензином и кровью.

Доложил незнакомому командиру батареи о прибытии, выслушал высокомерное поучение за плохую работу — вот — вроде ж землерои все проверяли, а тут такое! Теперь две еще бывшие утром на ходу машины выведены из строя, людей контузило, побило и поранило обломками сорванных крыш и выбитых взрывной волной рам, посекло осколками стекол! Немедленно разобраться и доложить!

Ответил офицеру по уставу, но, идя от него к машинам пробурчал про себя:

— Несокрушастый, дубинотвердый, костомозглый идиот!

И бегло рассмотрев места взрывов понял, что саперы тут точно не при чем. Распихал ремонтирующих свои колымаги солдат, (помятых и со свежими повязками, выслушал от них порцию ругани, тратить время на то, чтобы огрызаться не стал. Ну да, разбиты траки, вырваны катки. Типовые подрывы на минах, что рваная сталь наглядно показывает. Выслушал доклады своих 'старых зайцев', мигом проверивших все поблизости. Кивнул им в ответ, мнения совпали полностью. Картина была куда более, чем ясная. О чем с удовольствием и доложил нервничающему артиллеристу.

— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант! Характер взрывов и повреждения шасси показывают, что ваш караул ночью нес службу не качественно и потому пропустил проникновение на охраняемую территорию вражеской разведки, которая просто положила под гусеницы противотанковые мины. Хотя могли и сверху положить. Расчеты явно машины не осматривали внимательно перед выездом. Как только ваши подчиненные тронули с места артштурмы — произошел наезд на мины и срабатывание их.

— Откуда у разведки мины? Что вы такое несете? — обалдело спросил командир побитой техники.

— Мины скорее всего подобрали с ближайшего минного поля — их тут полным полно валяется, вывезти не успеваем. Разумеется, никакого минного поля тут во дворе хутора нет и быть не может, просто диверсия и невнимательность ваших артиллеристов. Рекомендую утром перед началом движения проверять нет ли чего под гусеницей или на гусенице. Также необходимо наладить правильное несение караульной службы, чтобы такого не случалось впредь!

Офицер побагровел, сравнившись цветом лица с красным кантом своих погон и мало не задохнулся от злости.

— Вы мне еще будете указывать, что нам тут делать! Мы уже неделю спим по три часа в сутки! — рявкнул артиллерист.

— Это просто роскошь, нам столько отдыхать не выходит никак! Разрешите идти, господин обер-лейтенант?

— Убирайтесь ко всем чертям, и я вам вашего хамства не спущу, вы еще обо мне вспомните! — рявкнул еще громче командир батареи. Сапер козырнул не без изящества и развернувшись, поспешил к своему грузовику.

— Тоже мне цаца, сраный заместитель. А капитану, что командовал раньше, похоже прилетело что-то — про себя подумал Абец и на душе у него стало легче. 'Старые зайцы' вопросительно уставились на своего командира.

— Нам понравилась твоя поза рожи! Здорово ты отбрил этого надутого фанфарона! Он чуть не лопнул от злости — с допустимой между старыми камарадами тонкой фамильярностью заявил один из них. Остальные усмехнулись, переглянувшись.

— Да плевать на него, он мне никто и звать его никак, а туда же выговоры делает, фигляр прикомандированный, вошь тифозная. Еще дешево отделался — у соседей русские танк угнали, четверку. Тут ему повезло, придурку, что у русских ни одного мехвода не нашлось. Все, кончаем болтать, надо отсюда сваливать, а то какое-то начальство приперлось — молвил унтер-офицер, увидев прикативший к хутору автомобиль. Не высокого ранга машинка, всего лишь 'ситроен', но ну его к черту. Мелкие чины еще и приставучее! Прикопается к чему нибудь, чтобы почувствовать свою значимость, тыловая крыса, хоть даже к внешнему виду — а он у пропыленного и пропотевшего саперы был не совсем уставным — и попортит нервов! Мал клоп, да вонюч!

И когда плюхнулся в кабину на потертое неудобное сидение опять пришла уже не раз обдумываемая мысль — а не бахнуть ли в левой руке детонатор? Три пальца долой — и конец мытарствам. Благо в инструментарии были запалы мгновенного действия. А перепутать в этой чертовой пыли совсем несложно. В конце концов не так уж и нужны эти три пальца...

Не успел додумать эту мысль, потому что вдруг сообразил, что за последние дни ни разу не подумал о девках. Ни разу! Хотелось только пить и спать, с каждым днем все сильнее и сильнее, а сиськи и ляжки словно бы стали каким-то посторонним предметом — типа флюгера на городской ратуше — он там есть, да, но дела до него нет. Совершенно никакого! Это было категорически неправильно, не должно такого было быть никак! Неужели он с этой войной стал импотентом, как бедолага из соседнего класса, что вернулся с этой войны без ноги и яичек? Говорят, даже вешаться пытался в госпитале, когда узнал, что теперь не мужчина. От таких мыслей внутри все сжалось и похолодело.