Совместить такое "падение" с беременностью будет очень трудно. Очень. И потому, скорее всего Шепард не согласится помочь Бенезии обрести счастье материнства. Сейчас — не согласится. И не потому, что он продолжает любить Дэйну и продолжает любить как мать Карин. А потому, что он хорошо понимает и остро чувствует свою личную мужскую ответственность за такой выбор Бенезии. Это ведь будет и его ребёнок, пусть и азари, но — его дочь. И бросать Бенезию одну, в такой сложный момент? На такое Шепард не пойдёт, не согласится, ведь ясно же, что "Нормандия" не сможет надолго задержаться в Пространстве Азари. Предстоит сложный и длительный полёт — в этом я был уверен.

Бенезия не настаивает на том, чтобы Шепард вот так сразу стал отцом. Не настаивает, она наслаждается возможностью быть рядом с Джоном. Просто быть рядом, целовать его, обнимать его, любить его без перехода к сексуальным ласкам, без тупого следования стандартному сценарию. Теперь Джона на борту будет ждать подруга, любимая. Гораздо более близкая к нему, чем продолжающая его, капитана Шепарда, любить, Карин Чаквас. Это — важно, это — необходимо. И для Джона и для Бенезии — необходимо.

Карин поможет Бенезии, научит её многому, пояснит многие вещи так, как только она и может — женщина и врач. Единственная врач на корабле. Остальное сделает Бенезия. Потому что взаимоотношения старшей Т"Сони с Джоном это — только её взаимоотношения с Джоном. И даже Карин не будет уж очень глубоко в них вмешиваться.

Карин... С появлением на борту Шепарда я смог уделить ей гораздо больше внимания и она этому была очень рада. Да, полёт получился сложным, опасным. Одновременно в ходе этого полёта, в ходе этого рейса на фрегате стала формироваться команда, стал формироваться экипаж. Уже сейчас можно сказать, что полисмены перестали быть чужими для нормандовцев, они стали полноправными членами и экипажа и команды. Значит, здесь уж нет причин для напряжённости, для особых проблем. Карин обрела новую подругу, теперь она будет с ней часто разговаривать, в том числе — и наедине, а потом, когда Бенезия и Лиара вернутся в Азарийское Пространство, будет переписываться с матриархом, изредка — говорить по аудиоканалам. Пока ещё такая связь будет возможна. Сейчас уже, в относительно мирное, предвоенное время, на видеоканалы надежды мало — фильтрация, ограничения. Дальше, после отлёта "Нормандии" с Иден-Прайма, будет ещё хуже — приближается большая война.

Карин... можно сказать, что она немного ожила. Может быть, она даже поверила, что теперь, на борту фрегата-прототипа "Нормандия" она задержится очень даже надолго. Раньше она с лёгкостью меняла борты кораблей на кабинеты в планетных и станционных медцентрах. А теперь... теперь вряд ли.

Тому, что она настроена остаться на борту "Нормандии" очень надолго, я радовался так, как не радовался уже очень давно. Потому что Карин... поверила мне, Дэвиду Андерсону. Да, она знает, он ей честно и прямо рассказал и о бывшей жене и о том, что у него есть сын. Карин, как офицер ВКС и офицер Медслужбы ВКС Альянса Систем, конечно же, могла узнать многое и по своим каналам, но она была определённо очень рада откровенности Дэвида, не ставшего скрывать от неё очень многое. Наверное, она поняла, что нормандовцам в ближайшее время не будет никакой возможности вернуться на Землю или на "Арктур". И, обдумав сказанное Дэвидом, она приняла решение. Своё собственное, личное решение. Она стала подругой для Андерсона. Близкой подругой. Готовой стать главной подругой для опального капитана ВКС, не сумевшего когда-то стать Спектром Совета Цитадели.

Она разрешила мне быть гораздо ближе к себе, чем раньше, в первые недели полёта на фрегате. И уже несколько дней она очень близка с Андерсоном. Да, я в курсе, я знаю. И она от него не скрывает, что пользуется защитными препаратами. Она не хочет беременности. Не потому, что ей не нравлюсь я, как отец будущего ребёнка, а потому, что если она сейчас забеременеет — ей будет сложно нормально выполнять свои многочисленные врачебные обязанности. Да, она — единственная врач на фрегате и у неё, к сожалению, нет сейчас рядом равных ей по подготовке или хотя бы по статусу, помощников. Да, фельдшера — есть, медбратья и медсёстры — тоже есть. Но всё равно врачей, кроме неё, на борту нет, а сейчас нельзя опираться на медучреждения Идена, сейчас надо сохранить автономность, можно сказать, что независимость от планетной медицины. Военный фрегат-разведчик должен сохранить самостоятельность. В том числе и в медицинской сфере.

Карин не скрывает от Дэвида то, что она предохраняется. Предохраняется и при этом она остаётся очень близкой с ним, командиром корабля. За несколько дней она стала просто невероятно близкой для него, Дэвида Андерсона. Во многих смыслах близкой. Она ему поверила глубоко и полно, она сделала свой выбор. И этот выбор ему, Дэвиду Андерсону, очень нравился.

Фактически на военном боевом корабле стали образовываться устойчивые пары. Он — и Карин Чаквас, Аленко — Уильямс. Две пары. И одна односторонняя Бенезия — Шепард. И, как он знает или просто догадывается, эти пары — не единственные. Стоянка на планете помогает нормандовцам налаживать новые, обычные взаимоотношения с жителями и с жительницами Идена.

Время стоянки пройдёт, корабль стартует, уйдёт к Цитадели, но у многих нормандовцев на Идене останутся очень дорогие им разумные. Нельзя исключать даже рождения детей. Всё же на планете для их появления на свет гораздо больше приемлемых условий, чем на борту фрегата. Карин пока молчит, значит, никто из девушек и женщин ещё не находится "в положении". Нет никаких сомнений, что возникни ситуация — и нормандовцы помогут молодой маме, освободят её и от вахт, и от работ. Всё сделают, чтобы она нормально выносила и нормально родила нового человека. Или — нескольких новых людей. Появление двоен и троен тоже исключать нельзя.

Приближение войны чувствуют все нормандовцы. И очень многие иден-праймовцы. Мирное время стремительно, неудержимо уходит в прошлое. Конечно, о нём будут вспоминать, ведя войну со Жнецами. Вспоминать часто, детально, даже жить этими воспоминаниями. Есть, конечно, признаки возросшей неуверенности, неожиданной пустоты в мировосприятии. Рутина службы, рутина работы начинает заедать. И если бы не взаимоотношения, уровень которых достаточно быстро растёт, было бы очень сложно. А так... может быть и удастся сделать всё, чтобы Иден-Прайм первым полностью, насколько это вообще возможно, подготовился к противостоянию со Жнецами. Опыт его жителей потом пригодится обитателям многих других человеческих колоний. И — не только человеческих.

Думал ли я, что когда-нибудь на земном боевом корабле будет такой необычный интеррасовый экипаж? Думал, чего уж тут особо скрывать. Тем и отличалось обучение в Академии Эн-Семь, что там многие вещи, очень пионерные для обычных армейцев "флотских" и "летунов" воспринимались как рядовые и рутинные. Потому к идее реализации схемы интеррасового экипажа я, Дэвид Андерсон, был готов.

Земляне продолжали осваиваться в Большом космосе. Каждый человек, конечно, по-своему, в меру сил, желания, способностей и возможностей, но люди уже не хотели возвращаться или замыкаться в пределах Солнечной системы. Они колонизировали новые планеты, строили космические станции, вводили в строй новые космические и планетные заводы, фабрики. Да, многим старым расам это не нравилось, но это не сдерживало, не могло сдержать натиск землян.

Закончив работу с экранами, я свернул их, вернув Звёздной карте обычный вид, кивнул вахтенному офицеру и сошёл с постамента, направляясь в свою каюту. Мысли мои снова вернулись к Карин. Теперь я очень часто о ней думал. Она... отличалась от моей бывшей жены. В лучшую, конечно, сторону. И дело было не в том, что он будто бы переживал очередной период новизны отношений. Он чувствовал, а может быть — даже понимал, что Карин — другая. Она — офицер, она медик и она привыкла к кочевой жизни, к армейской неустроенности, к тому, что сегодня она — здесь, а завтра — за тысячи километров. Она понимала Дэвида можно сказать, на интуитивном уровне, чем бывшая жена Андерсона похвастаться никогда бы не смогла.

Конечно, как медик, Карин взялась строго следить за состоянием здоровья своего близкого друга. Она добивалась того, чтобы он меньше употреблял спиртного, и не думал когда-нибудь закурить, высыпался минимум восемь часов в сутки, нормально, а не всухомятку и почти что на бегу питался.

Странно, но такая забота не вызывала у меня внутреннего протеста, я не считал, что таким образом ограничивая мою свободу, Карин как-то управляет мной, мужчиной, насильно руководит моей жизнью. Она умела облекать сугубо медицинскую заботу в такие приятные "одёжки", что у Андерсона не возникало желания посопротивляться даже для вида: он не усматривал для себя угрозу в этой заботе. В конце концов, он — командир корабля, на него смотрят члены экипажа и команды, может быть, даже равняются на него. А значит, он должен быть в форме.

И всё равно, что он почти в разводе, что он и не поддерживает какие-либо близкие отношения со своей бывшей женой и сыном. Всё равно. Потому что Карин, едва только появилась на фрегате, дала ему мягко, необидно, но совершенно определённо понять, что я, Дэвид Андерсон — не одинок. Теперь — не одинок. И я ей поверил. И ни разу за прошедшие дни не пожалел о такой высокой степени доверия. Карин стала для меня волшебницей. Да, она сначала постепенно, но неуклонно вернула себе право присутствовать на всех офицерских собраниях и совещаниях. Где, кстати, не всегда обсуждались какие-либо медицинские или околомедицинские вопросы. А потом... Потом она незаметно, но твёрдо приучила экипаж фрегата к тому, что у неё с Андерсоном — особые личные взаимоотношения. Не имеющие ничего общего с теми, которыми грешат пресловутые "походно-полевые жёны". Другая врач вряд ли сумела бы всё так организовать и осуществить. Карин поступила очень умно: она сначала завоевала полное доверие, глубокое уважение и искреннюю любовь всего экипажа и команды корабля. И только потом, а может быть — и параллельно с этим, обратила самое пристальное, но такое приятное внимание на командира фрегата.

Поняв, что как бы ни сложились у Карин Чаквас взаимоотношения с Андерсоном, она всё равно останется на прежних прочных позициях уважаемого и любимого врача, а часто — больше, чем врача... Члены экипажа и команды согласились с тем, что традиции — традициями, но Андерсон за короткий срок сумел создать на проблемном фрегате работоспособный экипаж. И уже за это его можно уважать, любить и позволять намного больше, чем допускается традициями.

Закрыв за собой дверь командирской каюты, я прошёл к рабочему столу, сел в кресло. Ноутбук мерцнул синим светодиодом, но капитан не стал включать ни клавиатуру, ни экран. Теперь, наедине с собой в своей каюте, он погрузился в воспоминания и размышления, центром которых стала Карин.

Её всегда чуть грустные глаза и внимательный, но мягкий взгляд... Наверное, это первое, на что обращает внимание разумный, который её видит. Она не любит носить офицерскую форму, ограничивается научным или медицинским комбинезоном, а теперь — и лёгким военным медицинским бронескафандром. Спокойное выражение лица говорит о том, что она многое пережила, со многим сталкивалась лицом к лицу. И это многое далеко не всегда было приятным и безопасным.

Хирург-травматолог с уникальной специализацией, она решила в очередной раз изменить свою жизнь и пришла на борт фрегата Нормандия. Возможно она считала что и здесь на борту проблемного корабля, она не задержится надолго. Получилось — по-другому. Она насколько я понимал настроение своей подруги не жалела о сделанном ей выборе и приходе на Нормандию. Ей было интересно.

Служение человечеству тем единственным способом, какой ей врачу от бога был доступен не тяготило теперь Карин. По меньшей мере на борту теперь находились двое турианцев и протеанин. А так же азари что не позволяло чувствовать Карин себя постепенно теряющей квалификацию.

Протеанин своим постоянным, а главное длительным присутствием на фрегате ставил Карин в привилегированное положение по сравнению с другими медиками ВКС Альянса систем. И не только военными, но и гражданскими медиками. Ей посчастливилось другого определения я не находил видеть совершенно реального, живого, здорового и адекватного протеанина, и не только видеть но и общаться с ним.

Явик, как знал я не имел ничего против общения с Чаквас. Он высоко оценил её человеческие и профессиональные качества и легко позволял проводить Карин не очень глубокие научные и медицинские исследования считая это необходимым и полезным для себя и для Чаквас.

Сарен... им Карин командовала как хотела, её не пугало мрачное кровавое прошлое легендарного Спектра. Артериус сам как-то признался, в разговоре с Найлусом, что Карин как хирург способна на не меньшую жестокость, но в отличии от воина её жестокость медика как не парадоксально это звучит спасает тело и душу разумного органика. Сарен слишком хорошо помнил, как Карин Чаквас удалила из его тела большую часть оказавшихся совершенно не нужными, а то и очень вредными имплантатов и сделала это в высшей степени качественно и профессионально.

Глядя на Сарена, Найлус тоже проникся уважением к Карин, причем это уважение у молодого Спектра было не внешним, а внутренним, глубоким и деятельным. Найлус, в немалой степени именно благодаря Чаквас, изменил своё мнение о людях, которое до этого у него не отличалось позитивностью. Чаквас многое рассказала молодому турианскому Спектру, причём рассказала доказательно, основываясь не на домыслах, а на фактах и логике. Найлус как-то в разговоре с Моро высказал убеждение, что Карин смогла бы быстро разбогатеть и стать авторитетной и известной, пожелай она открыть частную медицинскую практику где-нибудь в Пространстве Иерархии. Не прошло и несколько часов, как Карин узнала об этом, но её отношение к сказанному Найлусом было спокойным.

Она только совсем недавно стала проводить ночи рядом со мной. Я, конечно же, спал, как меня приучили в Академии — неподвижно, спокойно. И, похоже, Карин это нравилось: она любила спать, уложив голову на мою грудь и обняв меня своей рукой. Спала она всегда тихо и потом, утром, бывало, говорила, что никогда так спокойно и крепко не спала, как в минувшую ночь.

Наверное, это так и было. Мне нравилось, когда она, появляясь в каюте, едва только взглянув на своего без малейших натяжек Дэвида, сразу видела напряжение — и физическое и душевное и всемерно стремилась снизить уровень этого напряжения. Как мастерски, профессионально и мягко она делала массаж! Я блаженствовал в её руках — сильных и мягких, нежных и поистине целительных! Ей нравилось приносить своему Дэвиду облегчение.

Карин не стремилась непременно о многом говорить, всегда каким-то волшебным образом понимая, когда я расположен слушать что-то домашне-личное, а когда ему лучше говорить вслух только то, что относится к работе и к службе. Мне нравилось просто сидеть или, если была возможность, лежать рядом с Карин и молчать. Она не требовала постоянно смотреть на неё, не требовала дежурных комплиментов, не требовала дутой восторженности собой. Она просто... была рядом.

1234

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓