Фармацевт 4

Наверно, я долго искал нужный ресторан, потому, что, когда подошел к его входу, около него уже беспокойно крутилась наша гид.

-Ах! Очень хорошо, что вы пришли, а то я начала беспокоиться! — облегченно воскликнула она.

Мы прошли через распахнутые стеклянные двери и гид подвела меня к нашим столикам.

Когда я уселся за стол, на меня укоризненно глянули члены нашей группы. Они не одобряли таких опозданий. Тем более что среди восьмидесятилетних старичков, я выглядел бесстыже молодым.

Тем временем рядом со мной послышался занимательный разговор.

Официантка высказывала претензии нашему гиду.

— Женька, ты достала по полной программе. Опять будешь водить сюда этих жмотов. От них же ничего кроме анализов не дождешься. Даже колы стакан не закажут сверх того, что положено по путевке. А ведь будут сидеть два часа, компот из стакана высасывать, и чего высиживают непонятно? Даже финики лучше, чем немцы, те хоть водки нажрутся и на цены особо не смотрят. Я тут в новостях видела, немцы на своем октоберфесте пиво литрами пьют, а здесь хоть бы кто-то бутылочку заказал. Врут наверно, они у себя тоже жмотятся? А нам по телику втирают чушь всякую.

С ответом Евгения не замедлила.

-Анька, что ты мне все претензии высказываешь? Я что ли решаю, куда группу туристов водить? Не нравится, обращайся в администрацию, там тебя научать Родину любить.

Если тебе чаевых не хватает, иди тогда в шалман, шаурму разносить, там тебе чаевых быстро надают, вся жопа будет в синяках от щипков.

Я поднял голову и, посмотрев на нашего гида, обратился к ней на немецком языке

-Евгения, будьте добры, попросите официантку принести мне бутылочку пива.

Обе девицы замолчали и уставились на меня, как будто увидели привидение.

Только наша гид начала понемногу багроветь, наверно, догадалась, что я понял их разговор на повышенных тонах.

Ближе к вечеру двенадцать человек из нашей группы, желающих посмотреть деревянные достопримечательности Карелии, собрались в фойе гостиницы. Вскоре к нам присоединилась другая девушка-гид. Мы вместе с ней доехали на микроавтобусе до Ладожского вокзала и вскоре сели в купейный вагон поезда Санкт-Петербург— Мурманск.

Койки уже были заправлены проводниками, так, что делать ничего не пришлось. Когда собрался в вагон-ресторан, гид, курившая в тамбуре, поинтересовалась, куда это я отправился.

Узнав о цели моего похода, она слегка занервничала и сообщила, что пойдет со мной.

Стоило немалых усилий отговорить ее от подобного намерения.

Так, что в полупустой ресторан я зашел в полном одиночестве.

Ресторанное меню ничем особо не удивило. Заказав солянку и мясное блюдо, я попросил стакан грейпфрута. За те дни, что провел после выхода из комы, я понял, что из именно этого сока в моих руках получается лучший тонизирующий напиток.

Разговаривал я с официанткой на немецком языке, для примера показывая на тарелки, стоявшие на столах моих соседей. Так, что мы с ней быстро поняли друг друга.

А ведь настырная гид все-таки пришла проверить, появился ли я в вагоне ресторане, или пропал по дороге. А я уже заранее начал злиться, ведь эта девица может завтра поднять всех на ноги, если обнаружит, что я не сел вместе с остальными пассажирами в Комету, идущую на остров Кижи.

Поэтому уже сейчас начал проводить предварительную подготовку, сообщив, что отвратительно себя чувствую. Наверняка, простыл в самолете.

Ночью, когда мы высадились на перрон в Петрозаводске, я иногда покашливал, демонстрируя недомогание.

В общем, моя тактика сработала. Утром, когда гид начала собирать группу, я сообщил своему соседу по номеру, что чувствую себя еще хуже, чем вчера, поэтому в Кижи не поеду.

Сосед, немец восьмидесяти пяти лет, отнесся к моей болезни равнодушно, но пообещал передать мои слова гиду группы.

Наконец, все они уехали на озерный вокзал, а я направился в ресторан, чтобы позавтракать.

А через полчаса уже шел к остановке троллейбуса, собираясь для начала посмотреть, что стало с домом Витьки Гребнева.

Как ни странно, особой радости от встречи с прошлым я не испытывал. Наверно потому, что уже когда-то жил в этом времени и сейчас не видел здесь ничего нового для себя.

Можно сравнить с тем моментом, когда после длительного перерыва приходишь на работу, садишься на свое место, проходит пара часов, и ты уже забыл, что отдыхал полгода, или год, и кажется, что ты все это время был здесь, а твой отдых — просто тебе приснился.

Так и мне сейчас периодически начинало казаться, что я нахожусь еще в первой своей ипостаси, а жизнь в теле Виктора Гребнева, Александра Ефимова и Циммермана была просто миражом.

Выйдя на последней остановке, я пошел по знакомой тропинке в сторону дома. Как ни удивительно, но в этом уголке города ничего не изменилось.

Вскоре я вышел к двухэтажному деревянному дому, в котором Витька Гребнев прожил первые шестнадцать лет жизни.

За прошедшие годы дом ощутимо обветшал, наверно, потому, что за это время его ни разу не красили. Шиферную крышу, похоже, тоже не меняли.

Собравшись с духом, поднялся на второй этаж и надавил кнопку звонка.

Однако за дверью царила тишина. Точно так же не открылись соседние двери. На первом этаже все-таки одна дверь отворилась. Оттуда на меня испуганными глазенками снизу вверх смотрели двое детей мальчик лет четырех и девочка немногим старше.

Они сразу сообщили, что дома никого кроме них нет. Сказав им, чтобы никому чужим дверь не открывали, я вышел на улицу.

Выйдя на дорогу, я остановился, думая, куда податься сейчас. И тут увидел грузного пузатого мужчину, идущего навстречу, и насвистывающего песенку Олега Анофриева.

Он прошел мимо меня, затем замедлил шаг и обернулся.

— Витька? Гребнев? — спросил он неуверенно.

Теперь и я узнал своего соседа. Валера Лебедев за эти годы здорово сдал. Ему сейчас должно быть ближе к шестидесяти, но выглядел он на все семьдесят. Годы ему прибавляла седина и морщины.

— Привет Валера, куда торопишься? — в ответ спросил я.

-Да, вот, заходил к приятелю, кое-что отнес, сейчас домой поеду.— Ответил тот, растерянно. И уже чуть не на всю улицу закричал:

-Витек! Неужели ты? Я ведь тебя сразу не узнал, думал, что молодой мужик здесь торчит. Откуда ты взялся, мать, твою!

Через полчаса мы с Лебедевым сидели в полутемном пивбаре и он, колотя сухой воблой о край стола, спросил, откуда я такой красивый появился.

— Слушай, Валера, тут такое дело. В общем, сразу после окончания института познакомился с девушкой. Вроде все нормально, но оказалось, что на нее глаз положил местный пахан.

Я конечно, никуда не хотел уезжать, но девушка так была напугана, что сорвались мы и уехали в Дальнегорск, на другой конец Союза.

Валерка наморщил лоб.

-Дальнегорск, это где?

— На Дальнем Востоке, приятель.

-Да, далеко вас занесло, однако, — вздохнул собеседник. — Я припоминаю, тогда тебя менты разыскивали, к нам в дом приходили. Мамаша мне рассказывала. Я, правда, ей особо не верил, она трезвой практически не бывала. А здесь-то, как оказался?

Я печально улыбнулся.

-Все просто, жена в прошлом году умерла. Этой весной вышел на пенсию, решил приехать, на пару дней узнать, как тут дела,

— О, так ты пенсионер,— сразу переключился на новую тему Валера.— Я ведь тоже уже три года на пенсии, пять пятьсот получаю, нехило?

-Нехило, — согласился я, лихорадочно соображая, какую сумму наврать.— Ну, у нас тоже северные накрутки, так, что шесть тысяч с копейками имею.

Так, а теперь ты давай рассказывай, как тут дела обстоят. Моя Танюха все эти годы письма писать не разрешала, поэтому о родне не знаю ничего.

-Мда, — задумчиво высказался Валера. — Крепко тебя жена в руках держала. Ну, ты тютя был известный, так что нисколько не удивляюсь.

Короче, ничем тебя обрадовать не могу. Мама твоя умерла лет пять назад. Точнее сказать не получается, не помню. Муж ее, Костян, умер еще раньше, вышел на пенсию, а через неделю инфаркт. О братане твоем ничего не знаю. Моя мама умерла в восьмидесятых годах. Похоронил ее на Бесовецком кладбище. Сеструха моя, вышла замуж, уехала в Мурманск.

Вот такие дела. А я последние годы работал учителем музыки в школе.

Я не удержал серьезное лицо и засмеялся.

-Чего смеешься, — обиделся Валера, — я же окончил музыкальное училище.

Так, что на пенсию из школы уходил. Сам понимаешь, в девяностых у нас в городе все заводы приказали долго жить, вот я и устроился учителем. Конечно, копейки получал, но стаж то шел. А пенсию по среднему заработку на заводе назначили, там то у меня с заплатой все в порядке было.

Проговорили мы с Валерой долго, заказывали еще пару раз пива. После настоящего немецкого оно здорово кислило, но под вяленую рыбу сошло.

Лебедев в гости меня не звал, а я и не напрашивался. Собственно, все, что мне нужно узнал. И сейчас сидел, слушал треп слегка закосевшего приятеля юности и думал, что зря поддался эмоциям и приехал ворошить прошлое. Ничего в этом нет хорошего.

В общем, после бара мы разошлись, как в море корабли. Адрес в Дальнегорске я ему назвал, улица Ленина, дом 3 квартира 25. Говорил и прекрасно понимал, что никогда он мне по этому адресу не напишет. Просто алкоголь в крови все еще поддерживает иллюзию дружеских связей.

До гостиницы я добрался пешком. За это время легкое пивное опьянение прошло, оставив после себя головную боль.

В номере было пусто, видимо моя группа все еще не вернулась с экскурсии в Кижи.

-Тем лучше, — подумал я, достав из своей сумки конволюту анальгина, купленную в аптечном киоске.

Привычным движением взял ее в руку и ощутил лишь легкое тепло. Нет, определенно, моя способность значительно усилилась, понял я, проглотив таблетку. Головная боль прошла через пару минут.

До моего одиннадцатилетнего пребывания в коме я, естественно, пытался воздействовать и на этот препарат, но эффект тогда был намного слабее.

Головная боль прошла, самочувствие улучшилось, только хандра никуда не ушла. Но, что поделаешь, попытка не удалась. Прошлое не вернешь, оно остается только в твоей памяти

-Сон, лучшее лекарство, — с этой мыслью я разделся и лег в кровать. Как ни странно заснул почти сразу.

Проснулся от шума открывшейся двери. Вернулся мой сосед. Увидев, что я сплю, он постарался вести себя тише, но поезд ушел, я окончательно проснулся.

Мимоходом поинтересовавшись моим самочувствием, старик уселся за стол и вывалил на него содержимое своего рюкзачка. После чего начал перебирать гору матрешек, березовых дощечек с изображением Кижей и прочих карельских пейзажей.

Его кайф нарушила наша гид.

Она без стука влетела в номер и сразу приступила к допросу, как я себя чувствую и не нужно ли вызвать врача.

Я заверил ее, что чувствую себя намного лучше и во врачебной помощи не нуждаюсь.

-Херр Циммерман, — обратилась она ко мне смущенно. — Чтобы не чувствовали себя обделенным, я взяла на себя смелость купить для вас сувенир.

После чего протянула мне дощечку из карельской березы с выжженным на ней Кижским собором.

После этого мы с ней несколько минут препирались. Я хотел отдать ей деньги за подарок, она категорически отказывалась. Дед даже прекратил разглядывать свои покупки и с интересом следил за нашим разговором.

В итоге победила дружба. Я отказался от платы за сувенир, решив, что подарю девушке, какую-нибудь безделушку по приезду в Петербург.

Ничем больше особым моя туристическая поездка не запомнилась. Вернувшись в Петербург, я вместе с группой посетил Эрмитаж, послонялся по Дворцовой площади и даже съездил посмотреть на дом, в котором прожил пять лет во время учебы в институте. Дом, как и гараж, стояли в целости и сохранности, только жили в нем совсем другие люди. Печально.

Поэтому, когда наш Боинг оторвался от посадочной полосы аэропорта Пулково, я испытал некое облегчение, оттого, что эта поездка завершена.

По прилету в Дюссельдорф, я отправился в гостиницу, где у меня был забронирован номер.

Прощание с прошлым завершено, надо думать о будущем. Мне пятьдесят шесть лет. Если верить геронтологам, по биологическим часам сорок пять, то есть я нисколько не состарился за время пребывания в коме. Хотелось бы надеяться, что и дальше будет сохраняться такой разрыв, но уж больно ненадежная это надежда.

Но все равно, впереди еще не один десяток лет жизни, и надо в ней как-то устраиваться.

Как бы в унисон с этими мыслями раздался телефонный звонок. На экране высветился знакомый номер, Блюм

-Вы, что следите за мной? — первым делом спросил я, после того, как Герхард Блюменталь поздоровался со мной.

— -Ну, что вы, херр Циммерман, — укоризненно произнес собеседник. — У нас нет таких возможностей, просто увидел в ежедневнике, что вы должны прилететь в ближайшее время, вот, и решил напомнить вам, о нашем разговоре. Из вашего вопроса, я понял, что вы уже в Германии?

Мысленно я улыбнулся.

— Ну, прямо детский сад, не следят они. Видимо, заинтересованы во мне по полной программе.

Вслух этого, естественно, говорить не стал.

Блюменталь же продолжил разговор.

— Херр Циммерман, как смотрите на то, чтобы встретиться в ближайшие день-два, хотелось бы обговорить многие вопросы.

— Смотрю положительно, — суховато ответил я.

В общем, мы договорились встретиться послезавтра в представительстве Новартис в Дюссельдорфе.

Попрощавшись, я убрал телефон. Улегся на кровать и задумался.

Нет сомнений, швейцарской фирме нужны мои лекарства. Ну и я, как их создатель. Интересно, их умные аналитики уже догадались, что мои препараты не получить технологическими способами, или все еще считают, что я обладаю секретными видами обработки аптечного сырья?

— Собственно, чего, гадать, послезавтра мне все будет рассказано,— думал я, но никак не мог уйти с этой темы.

В конце концов, взял в руки газету с объявлениями об аренде жилья и начал подыскивать себе недорогую квартиру. И все равно, мысли опять возвращались к будущему разговору.

— Поговорим, может, придем к согласию, тогда, скорее всего, придется переезжать в Швейцарию, или еще куда, концерн то международный, — думал я. — А мне сейчас, в принципе, все равно, где жить, главное, чтобы неплохо. Так, что об аренде будем думать не сейчас.

А вот женщина бы мне не сегодняшний вечер не помешала. Я ведь, как Карлсон, мужчина в самом расцвете сил.

Несколько минут в сомнении держал телефон, но потом все же решил, что лучше стоит отдохнуть после перелета, а не заниматься ерундой. Наверно не хотел признаться самому себе, что просто боюсь иметь близость с другой, незнакомой женщиной. Казалось, что этим предам свою бывшую жену. Посмеявшись над своими страхами, отложил телефон в сторону и включил телевизор.

Через день, я около десяти часов утра уже подходил к представительству концерна Новартис.

Клерк на входе даже не спросил, кто я такой, а, поздоровавшись, сразу предложил пройти в нужный кабинет.