|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Отбиться от вопросов онколога мне все же удалось, но нервов на это было потрачено немало. И все же, убедить его, что мои "витаминки" не причем, не получилось. Провожал он меня с расстроенной физиономией. Потребовал явиться с дочерью через месяц на повторный осмотр.
Вышел я из кабинета вспотевший от переживаний. Герда, ожидавшая у дверей, встретила меня упреками.
-Папа, ну, сколько можно ждать, ведь ясно, что у меня все в порядке!
— В порядке, в порядке, — ответил я. — Едем домой, мама наверно уже пришла с работы, тоже нас дожидается.
Сел за руль в полном раздрае. Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу.
Мы выехали на автобан, машин на дороге было немного, я расслабился, через десять минут можно будет сбросить скорость и выехать на съезд к дому. И тут как чертик из шкатулки над разделительной полосой взлетело колесо от фуры. Я дернул руль, но опоздал. Колесо уже влетало в лобовое стекло, как раз напротив меня.
Последней сознательной мыслью было,
— Только бы Герда осталась жива. — И наступила темнота.
Не знаю, сколько продолжалось это состояние, первое, что я ощутил — писк в ушах. Писк этот то усиливался, то ослабевал, то исчезал на какое-то время.
Попытка пошевелиться успеха не принесла, тело не чувствовалось, собственно, как и мысли.
Первое тактильное ощущение пришло от лица, как будто его протирали влажной салфеткой. А время шло и шло. Затем я почувствовал конечности, и в ответ на внешние раздражители, наконец, заработал мозг.
-Где я? Почему ничего не вижу? что с Гердой? — были первые сознательные мысли.
Увы, ответов на эти вопросы никто не дал. А задать их вслух не получалось. Через какое-то время, до меня дошло, что я лежу "овощем" в хосписе. Где меня кормят через зонд, и периодически обтирают влажными полотенцами. Слух пока не восстановился, поэтому, о чем говорят сотрудники этой больницы, было невозможно.
Шли дни и ночи, отличить их было нетрудно. Ночью никто не пытался накормить меня через зонд и переворачивать для смены постельного белья.
Но однажды я почувствовал большой палец правой кисти, и даже смог им пошевелить.
После этого улучшения пошли потоком. Первым вернулся слух, но об этом персонал пока не подозревал. Так, что я мог безнаказанно подслушивать все разговоры. Судя по ним, я находился в частном пансионате по выхаживанию коматозных больных. К сожалению, из болтовни персонала ничего полезного выяснить не удалось. Разве, что узнал, как зовут мою сиделку, и что я сейчас нахожусь в Швейцарии.
Однако улучшение в моем состоянии все же было замечено. Кормление через зонд прекратили. Функция глотания восстановилась, и теперь меня кормили с ложечки и периодически давали поильник с водой, или соком.
И, наконец, случилось эпохальное событие — я открыл глаза. Ничего особо не увидел. Обычная больничная палата. Белый потолок, такие же белые стены. Головой шевелить не получалось, поэтому оглядеться не удалось.
Долго в одиночестве я не пробыл, в палату зашла пожилая женщина в голубой униформе, таща за собой тележку с моющими растворами и шваброй.
Она занялась уборкой, даже не глянув в мою сторону. Но в какой то момент заметила мой взгляд.
Что-то равнодушно пробормотала себе под нос и продолжила мытье.
Тем временем глаза самопроизвольно закрылись, и я опять провалился в нирвану.
Сколько дней опять прошло не знаю, но вновь открыл глаза оттого, что меня легонько похлопали по щекам.
Открыв глаза, увидел пожилого мужчину в белом халате,
-Херр Циммерман, если в меня слышите, закройте глаза, — тихо предложил он.
Я опустил веки и услышал облегченный вздох врача, наверно, никем другим он не должен был быть.
— Вас что-нибудь беспокоит? Если да снова закройте глаза.
Я вновь опустил веки.
Так мы вели диалог до того момента, когда врач сообщил, что я находился в коме одиннадцать лет.
Я и так уже устал от беседы и периодически отключался, но эта новость окончательно вышибла меня из сознания.
Понятия не имею, сколько прошло времени, но когда вновь пришел в сознание, то чувствовал себя намного лучше и даже мог говорить.
На этот раз рядом с моим врачом присутствовал неизвестный мне господин лет сорока.
После того, как лечащий врач удостоверился, что я вполне осознаю окружающее и могу вести здравый диалог, он представил мне своего спутника, им оказался доктор Шнайсер, адвокат известной страховой фирмы Цюрих Групп в которой я регулярно страховался. Тот сразу взял быка за рога.
-Господин Циммерман, я рад, что вы, наконец, пришли в себя после многолетней комы. Сразу скажу, что во многом это произошла благодаря нашей финансовой поддержке. Я понимаю, что сейчас разговоры о деньгах несвоевременны, поэтому мы дождемся вашего выздоровления для решения всех назревших вопросов.
-В чем же тогда цель вашего визита, господин Шнайсер? — спросил я.
Адвокат помедлил с ответом.
— Понимаете, господин Циммерман, нам хотелось бы своими глазами посмотреть на ваше состояние, — все же ответил он.
— Скажите господин Шнайсер, а, как жили в эти годы моя жена и дети? — озвучил я, давно вертевшийся на языке вопрос.
Адвокат замялся и бросил беспомощный взгляд на врача.
Тот в ответ кивнул и сказал:
-Состояние господина Циммермана позволяет ему узнать правду о своих родных.
После этого адвокат успокаивающе сообщил:
-Дело в том, что ваша супруга шесть лет назад оформила развод и снова вышла замуж. Сейчас она с мужем проживает в Копенгагене. Примите это мужественно херр Циммерман, вашу супругу можно понять.
- Ну, что же, я ее вполне понимаю. Тем более что целых пять лет Лида не оставляла надежды на мое выздоровление. — подумал я.
— Хорошо с этим понятно, а как мои девочки?
— С ними все в порядке, — поспешил заверить адвокат. — Ваша старшая дочь Яна живет в США, куда уехала с мужем, А младшая еще учится в университете в Кельне, насколько я знаю на маркетолога, в этом году должна получить диплом бакалавра.
Что касается вашего бизнеса, то согласно брачному договору им пока вы находились в коме, распоряжалась ваша жена.
-Ну, и результат? — спросил я, слабо улыбнувшись. Мне было совершенно ясно, что Лида не справится аптечной сетью, тем более, что большинство препаратов, приносящих нам доход, делать никто не сможет.
Шнайсер пожал плечами.
-Увы, у госпожи Циммерман дела после вашей травмы пошли не очень, поэтому после замужества она продала аптечную сеть.
-Понятно, — вздохнул я. — Значит, вы оплачивали мое пребывание в лечебнице за счет страховки. Да, а свое время у меня были сомнения, стоит ли ее оформлять. Кстати, насколько я помню, согласно брачному договору деньги, имеющиеся на моем счету, жена могла получить только после моей смерти?
-Совершенно верно, херр Циммерман. На вашем счету в Дойче-банке имеются определенные средства, однако точного размера мы не знаем. Банк нам сведения не открывает.
Нарастающая слабость не дала возможность продолжать разговор. К сожалению, на следующий день представитель страховой компании ко мне не приходил.
А лечащий врач сам толком ничего не знал, или притворялся, что не знает, и работал лишь профессиональным утешителем, рассказывая о том, что жизнь не закончилась и после выздоровления я смогу найти новое дело в своей жизни.
Как ни странно, зеркало я попросил только через неделю, после того, как окончательно пришел в себя.
Меня, как раз побрила сиделка и сейчас я смотрел на свое лицо и не находил отличий от того момента, когда случилась авария, вроде бы даже выглядел моложе, чем тогда.
-Да, действительно, — кивнул в ответ на мой вопрос, подошедший врач.— Мы давно заметили, что внешних признаков старения у вас не появлялось, первые годы мы не обращали на это внимание, потому, что у лежащих в коме такое иногда бывает. Но в вашем случае это настоящий феномен. Мы вам регулярно делали снимки грудной клетки и конечностей и никаких возрастных изменений в костях за одиннадцать лет у вас не происходит.
Он замялся на несколько секунд, но затем продолжил.
— Еще во время пребывания в клинике сразу после травмы, нейрохирурги обратили внимание на изменения в вашем головном мозгу. Они были расценены, как опухоль гипофиза. Они вам не давали больше полугода жизни из-за этого.
Однако опухоль остается стабильна до настоящего времени, хотя никто не может дать гарантий, что так будет всегда.
Я вздохнул.
-Спасибо за консультацию, доктор. Получается мне на сегодняшний день пятьдесят шесть лет, но по биологическим часам практически сорок пять.
-Именно так, — кивнул врач. — Надеюсь, вы позволите нам продолжить обследования вашего организма, ведь до того, как вы пришли в сознание мы могли проводить только анализы для уточнения характера поддерживающей терапии.
-Мне надо подумать, — сообщил я. — Так сразу сложно дать ответ на ваш вопрос. Кстати, мне уже становится лучше, поэтому я хотел бы встретиться с младшей дочерью и сделать запрос в банк о наличии средств. Сами понимаете, после выздоровления не хочется начинать свою жизнь с нуля.
-Вполне вас понимаю, — кивнул собеседник.— Контакты ваших детей у нас имеются, поэтому, как только вы вышли из комы, мы их известили об улучшении вашего состояния. Насчет запроса в банк, здесь проблема, вам, скорее всего, придется самому посетить его филиал в Цюрихе, хотя я постараюсь решить эту проблему.
После разговора с врачом, я некоторое время размышлял, как жить дальше. За прошедшие дни после выхода из комы, я смирился с тем, что случилось. В жизни всегда есть место потерям, увы, это так.
Машинально я взял бокал с витаминным напитком, стоявший на тумбочке.
— Попробовать, что ли, — подумал я и в первый раз за прошедшие одиннадцать лет представил, что держу в руках биостимулятор, усиливающий восстановление функций организма.
К моему удивлению, кроме чувства легкого тепла в кистях рук, никаких неприятных моментов не произошло. Зато цвет напитка из лимонного стал насыщенно желтым.
— Сработало! — мысленно воскликнул я. Мои способности никуда не исчезли за прошедшие годы, и похоже еще усилились, и это серьезно радовало.
Естественно я моментально выпил измененный напиток, не дожидаясь, пока кто-нибудь из персонала зайдет в палату и поинтересуется, что за неизвестную жидкость пьет пациент.
На первый взгляд в моем состоянии ничего не изменилось, однако на следующий день я смог встать и самостоятельно дойти до окна, чтобы увидеть унылую швейцарскую осень.
— Ну что же, пожалуй, мы вас будем выписывать в ближайшее время, — заявил врач при очередном обходе. — Ваше состояние улучшается небывалыми темпами. Все анализы в пределах нормы, внутренние органы без особенностей. Как ни удивительно, но даже костные мозоли на местах переломов ребер исчезли. Короче, нет ничего, такого, из-за чего стоило бы задерживать ваше пребывание в нашей клинике.
Герда удачно появилась в больнице в день моей выписки. Я собирал свои вещи, уместившиеся в небольшой рюкзачок, когда она зашла в палату с объемным пакетом. Я узнал ее мгновенно, она была сейчас точной копией Лидии, только младше в два раза.
-Папа, а ты куда собрался? — удивленно спросила она. — Я зря приехала?
Я улыбнулся.
— Ну почему же зря? Меня выписывают. А собрался к тебе, наверно. Вроде пока другого варианта нет.
Дочка нервно вздохнула и кинулась ко мне.
Обняв меня, она сквозь слезы повторяла:
— Папка! Папочка, как здорово, что ты с нами! Мы верили и ждали! Конечно, мы едем ко мне. Как неожиданно все произошло. Всего два месяца назад, когда я приезжала, доктор ничем не обрадовал. И вдруг ты пришел в себя.
— Ну, все, Герда, все, успокойся, ведь все хорошо, перестань плакать, — успокаивал я девушку.
Но та никак не могла придти в себя и как мантру повторяла:
— Теперь все будет хорошо.
В больницу Герда приехала на своей машине, так, что уже не нужно было думать, на чем придется добираться до Дюссельдорфа. Визит в банк я тоже отложил до приезда в Германию.
Когда мы садились в машину, дочь пристально оглядела меня.
-Знаешь, папа, ты изменился, — сообщила она.
-Неудивительно, — усмехнулся я. — Одиннадцать лет комы даром не проходят.
Герда смутилась.
— Папа. Я сейчас не об этом, просто ты как-то молодо выглядишь, мне казалось, что мужчины за пятьдесят выглядят старше.
— Это комплимент, или как? — поинтересовался я.
— Комплимент, конечно, — ответила дочь, садясь за руль.
По дороге мы обсудили много вопросов, Герда рассказывала о своей учебе, о Яне, ее муже и детях. Единственно, о ком она ничего не говорила, это о Лиде.
Ну, а не стал спрашивать. Понятно, что молодежь максималисты и Герда не желает прощать мать, за то, что та развелась с отцом. Хотя прошло уже четыре года с этого события.
— Ладно, — думал я. — Время лечит все, помирится она с матерью, никуда не денется.
Герда снимала небольшую однокомнатную квартиру в пригороде Дюссельдорфа, до университета добираться приходилось долго. Но зато квартплата была умеренной. Первые курсы, дочь жила в общежитии и только в последний год переехала на съемное жилье.
Естественно, я не собирался надоедать дочери своим присутствием, но когда мы подъехали к ее дому, искать место в гостинице не было никакого желания.
Все же за эти годы мы отвыкли друг от друга. Поэтому чувство неловкости не оставляло ни меня, ни ее.
Но в крохотной квартирке друг от друга деться было некуда. После быстрого ужина Герда хотела уступить мне свою кровать, но я отказался и лег на жесткий узкий диван, на нем, как рассказала дочь, иногда ночует ее подруга.
-Или друг,— добавил я про себя.
На следующий день, проворочавшись полночи на диване, я решительно заявил, что перебираюсь жить в гостиницу, дочь попыталась меня отговорить, но делала это без фанатизма, видимо мое присутствие ее тоже напрягало, что меня нисколько не обидело.
После завтрака она отправилась на учебу, а я пошел на автобусную остановку, собираясь посетить Дойче банк.
В банке меня встретили приветливо. Увы, старого менеджера там уже не было, и я разговаривал с приятной молодой дамой.
На счету у меня с процентами оказалось тридцать шесть тысяч евро. Так, что вышел я из банка в неплохом настроении. В бумажнике лежала карта с десятью тысячами евро и, я первым делом отправился в магазин за сотовым телефоном, пейджер, отданным мне в больнице вместе с документами, ключами, я еще в Швейцарии выкинул в мусорный контейнер.
Надо было обзвонить всех своих бывших партнеров и узнать, кто, чем дышит в настоящее время. Учитывая преклонный возраст большинства из них, не исключено, что они все покоятся на кладбище.
Выбор в магазине был богатый, но мне все эти Нокии и Эрикссоны казались вчерашним днем, поэтому продавец с недоумением наблюдал за моей мрачной физиономией. Но так, до айфона ждать еще пару лет, пришлось удовлетвориться смартфоном финской фирмы. Ну, ладно, пока сойдет.
Достав свою роскошную записную книжку, начал аккуратно вбивать в телефон номера деловых партнеров. Набралось их прилично, почти сто штук.
Покончив с нудным делом, зашел в ближайший ресторан. Перед этим купил газету и пока ожидал заказ, начал знакомиться с новостями.
Машинально читая статью за статьей, остановился на рекламе. Некая фирма Николая Нойфельда продает землю в Парагвае по 2400 евро за гектар и расписывает все плюсы такого решения.
-Вот гаденыш! — возмущенно подумал я. Почему-то из первой жизни хорошо помнил, как мой коллега по работе, переехавший в Германию в начале двухтысячных годов, попался на удочку и купил у фирмы Нойфельда десять гектаров земли и уехал в Парагвай выращивать австралийский орех макадамию. Естественно, ничего у него не получилось, вернулся он с семьей в Германию и отправился на учебу, чтобы работать врачом, как и рассчитывал с самого начала. Казахский немец Нойфельд таким образом облапошил не одну сотню русскоязычных немцев.
И хотя через шесть лет его посадят в тюрьму, деньги пострадавшим никто не вернет.
Я не дон Кихот и с ветряными мельницами бороться не собираюсь, но эта статья навела на мысль о переезде в Южную Америку, и возможно, даже в Парагвай, только не в колонию Коли Нойфельда.
Что меня держит в Германии? Да ничего. Девушки вполне самостоятельные, Лида замужем. Так, что для начала съезжу в Россию, узнаю, жива ли еще мама, другие родственники. А затем махну через океан в Аргентину, или Парагвай.
Отложив газету, взял в руки телефон. Утром специально спросил у Герды, когда ей можно позвонить.
Вроде бы сейчас как раз то время.
— Пап, ты уже с телефоном? — обрадовалась дочь.
— Поэтому и звоню, доча. Продиктуй мне мамин номер, пожалуйста.
В трубке повисло молчание.
-Папа, может, пока не будешь ей звонить? — нарушила молчание Герда.
— Очень даже буду, — сообщил я. — Не бойся, никаких претензий к маме я предъявлять не собираюсь. Просто поговорим, пожалуемся друг другу на жизнь.
— Ну, ладно, записывай, — нехотя согласилась дочь.
В обеденное время звонить бывшей жене я не собирался, скорее всего, она на работе, не буду отрывать от дела, позвоню ближе к вечеру. Надо, кстати посмотреть, как удобнее звонить в Калифорнию, чтобы не будить Яну ночным звонком.
Выйдя из ресторана, отправился на поиск недорогой гостиницы. Снял номер, естественно без изысков, увы, деньги нынче не зарабатываю, надо экономить.
По дороге набрал еще прессы, и, улегшись на кровать начал знакомиться мировыми новостями.
Ничего такого, о чем бы не знал, не случилось. Все вокруг были озабочены мировым кризисом. Корпорации подсчитывали убытки, а народ снижал расходы.
Покончив с новостями, принялся за рекламу туристических агентств. Интересовали меня поездки в Ленинград. Извиняюсь, в Санкт-Петербург.
Нашел несколько агентств и начал методично их обзванивать.
Вскоре нашел подходящий вариант, прямой рейс Люфганзы из Дюссельдорфа в Санкт-Петербург, Недельное проживание в гостинице Прибалтийская и экскурсии по достопримечательностям города. И стоило все это удовольствие меньше тысячи евро.
Валяться в постели быстро надоело, поэтому я вновь отправился на прогулку.
Увидев по дороге офис Люфганзы, решил туда зайти, уточнить, действительна ли моя карта лояльности после одиннадцатилетнего перерыва.
Дама неопределенного возраста сидевшая за стойкой, удивленно воззрилась на меня и попросила документы.
— О, так это вы херр Циммерман! — воскликнула она. — Я только вчера читала о вашем выходе из комы. Даже не думала, что увижу вас на следующий день. Это так волнительно. К сожалению, в настоящий момент у меня нет ответа на ваше обращение. Но, сегодня же сделаю запрос вышестоящему руководству, надеюсь, долго ответа вам ждать не придется. Запишите мой номер телефона, звонить можно в рабочие часы.
-Может, вы дадите мне свой автограф, — спросила она несмело. — Я буду очень благодарна.
Расписавшись на рекламном буклете и поблагодарив фрау Геллер, я вышел на улицу. Зная немецкую бюрократию на быстрый ответ рассчитывать, не приходилось. Но мой поступок полностью укладывался в немецкий менталитет и никого не удивлял. Если можно платить меньше, то надо платить меньше.
Несколько раз заходил в аптеки и разглядывал лекарства на полках. Увы, о моих чудодейственных средствах все уже позабыли.
Хотя, не все, не сомневаюсь, что вскоре ко мне начнется паломничество заинтересованных лиц. Тех, кто четко заметил связь между исчезновением наших лекарств и автокатастрофой.
Надо тщательно продумать, как с ними вести беседу и стоит ли вообще открывать свои способности посторонним людям.
Остаток дня я бродил по осеннему городу, наслаждаясь последним теплом. Почему -то на душе было спокойно и радостно.
Пытался анализировать свое состояние, но потом плюнул на это дело, и просто неторопливо прогуливался вдоль Рейна, пока на улице не стало смеркаться.
В гостинице ресторана не было, но напротив располагалась закусочная, откуда соблазнительно несло восточными приправами.
Так, что я провел там, около часа, расправляясь с огромным стейком. Тарелку нарезанных овощей я тоже умял под песни Таркана. Одна только Шикидим повторялась раз пять. Похоже, хозяину закусочной эта песня запомнилась со времен юности. Потому, как никаких записей других певцов он не включал.
Придя в гостиницу, с удовольствием встал под душ, смывая все еще держащийся больничный запах.
Выйдя из душа, с вздохом облегчения улегся на кровать. Все же для человека, пролежавшего в коме много лет, я сегодня слишком много болтался по улице.
Позвонив портье, чтобы мне принесли бутылочку Швепса, я взялся за телефон.
Пару минут задумчиво смотрел на темный экран, но потом начал набирать номер Лиды.
После набора пошли гудки.
-Один, два, три, — мысленно считал я. — Еще один и положу трубку.
Но все откладывал этот момент.
Трубку моя бывшая жена взяла на шестой гудок.
— Лида, добрый вечер, это я, узнаешь?
— Узнаю, — донесся из Копенгагена ее такой родной и знакомый голос. Сейчас в нем ясно чувствовалось волнение.
— Вот, приехал в Дюссельдорф, ночевал у Герды, а сейчас решил тебе позвонить.
-Я знаю, мне Герда уже позвонила, рассказывала, как вы с ней ехали из Цюриха. Саша, ты сможешь простить меня? я ведь тебя не дождалась! — по голосу чувствовалось, что она сейчас заплачет.
— Не надо милая, не плачь. У меня в мыслях не было винить тебя в чем-то, поэтому и прощать не за что. Я прекрасно понимаю, как тебе тяжело пришлось после той аварии. Так, что могу только сказать, что ты умница, справилась со всеми проблемами. Я рад, что ты смогла найти себе достойного мужчину и желаю вам счастья.
— Погоди! — голос Лиды изменился, слезливые нотки в нем исчезли. — Ты хочешь сказать, что совсем меня не ревнуешь, и даже не попробуешь вернуть!
Мысленно я себе зааплодировал. Надо знать, что говорить, если хочешь прекратить слезотечение у женщины. Сейчас из виноватой предательницы, она перешла в категорию обиженной жены, которую бывший муж так легко может отпустить из своей жизни.
— Ну, хорошо, давай попробуем, — согласился я. — Приезжай ко мне, я пока из гостиницы никуда не съезжаю. Приедешь, снимем квартиру и начнем все сначала. Развод со своим мужем оформишь позже. Думаю, особых проблем, учитывая все обстоятельства, не предвидится.
В телефоне некоторое время царило молчание.
А затем раздался крик души.
— Ты" бездушная скотина! Как ты можешь так спокойно об этом говорить? Никуда я не поеду, можешь не надеяться. Прощай!
На этом наше общение завершилось.
Мда, не так я представлял, наш разговор. Но что поделаешь. Женщина, чувствующая себя виноватой, таковой быть не желает и выстраивает линию психологической защиты, где виноватым во всем является ее супруг.
Наверно, я позвонил слишком рано. Лида еще не успела осознать в полной мере то, что я вышел из комы. Возможно через месяц — другой, наше общение прошло без таких обвинений.
Положив телефон на тумбочку, улегся спать, правда, сразу заснуть не удалось, я все же не железный и слова Лиды даром не прошли. Однако, насчитав пару тысяч овец, я ухитрился заснуть.
Утром, я встал довольно рано и отправился на завтрак в закусочную. Когда допивал остатки кофе, неожиданно пришел к жизни мой телефон. На нем высветился номер моей вчерашней собеседницы из Люфганзы.
— Херр Циммерман, это фрау Геллер, простите, что беспокою вас в такое время. Я звоню по поводу вашего вчерашнего обращения. Не могли бы сегодня подойти к руководителю нашего офиса. У него имеется к вам деловое предложение.
Делать мне все равно было нечего, поэтому я охотно откликнулся на приглашение, обговорив, что явлюсь на беседу ровно к одиннадцати часам.
В офисе, в отличие от вчерашнего дня, сегодня было многолюдно.
-Видимо все решили куда-то улететь, — подумал я, пробираясь через небольшую очередь к билетной кассе.
Фрау Геллер встретила меня дежурной улыбкой и провела к двери с надписью, "посторонним вход запрещен".
Но, видимо, я уже был не посторонний, поэтому дверь для меня была открыта. За дверью оказался небольшой коридор с выходящими в него тремя дверями.
На одной из них висела табличка. "Роже Симпсон, исполнительный директор".
-Вам сюда, — сообщила фрау Геллер, распахивая очередную дверь.
Первым делом я обратил внимание на сверкающую лысину, сидевшего за столом мужчины.
Увидев нас, он поднял голову, и его лицо озарила приветливая улыбка.
— Добрый день, херр Циммерман, рад вас видеть в полном здравии. Присаживайтесь, пожалуйста, может, желаете кофе? У нас автомат заправлен лучшим арабским мокко.
— От кофе не откажусь, — согласился я. — Но, хотелось все же услышать ваше предложение, ради которого вы меня пригласили.
— -Все элементарно, дорогой херр Циммерман, мы можем восстановить вашу карту лояльности, а вы сняться в небольшом ролике, в котором сообщите, что, несмотря на произошедшее с вами несчастье, никогда не думали отказаться от полетов на самолете авиакомпании Люфганза и в будущем планируете летать только у нас.
Я отпил глоток, кофе принесенного какой-то девицей и с сомнением спросил.
— Херр Симпсон, что-то я вас не понмаю, я же не звезда экрана и не Ротшильд, чтобы сниматься в рекламе?
Собеседник снисходительно улыбнулся.
-Ошибаетесь, херр Циммерман, на ближайшие три-четыре месяца вы все еще звезда. О вашем выходе из комы писали все газеты, и даже имела место передача на телевиденье. Так, что, чем быстрее мы сделаем ролик, тем больше от него будет толку. Увы, все новости довольно быстро испаряются из людской памяти, так, что все нужно делать вовремя.
Я улыбнулся и заметил:
— Вам не кажется, что мы говорим о разных вещах. Восстановление карты лояльности, не отменяет оплату моего участия в рекламной съемке. Вы говорите о минутном ролике, но съемки однозначно займут не минуту. Поэтому, херр Симпсон, давайте поговорим, как деловые люди.
Спустя две недели я сидел в самолете, направляющемся в Санкт— Петербург.
Под ровный гул двигателя я размышлял о прошедших днях.
Тогда мне удалось довольно быстро договориться с Симпсоном. За день "мучений" я получил две тысячи евро и восстановленную карту лояльности. Поэтому мой вояж на Боинге в Россию туда и обратно стоил всего сорок евро. Да вообще вся моя туристическая поездка для меня обошлась по нулям.
Жаль, что не предложили снять еще один рекламный ролик, я бы не отказался. Тем более, что все заморочки с налогами взяла на себя администрация авиакомпании.
Да еще, мне позвонила Лида, случилось это событие через несколько дней после нашего разговора. Первым делом она извинилась за грубые слова. Ну, а затем мы немного поговорили о будущем. Увы, в этом будущем мы друг друга вместе не видели.
Зато вчера, когда я собирал вещи для поездки в Россию, неожиданно снова зазвонил телефон.
Приложив его к уху, услышал молодой мужской голос.
— Херр Алекс Циммерман? — первым делом спросил он.
-Да, это я.
— Очень приятно, вас беспокоит Герхард Блюменталь, я племянник известного вам Якова Блюменталя. Насколько я знаю, вы один из немногих, кто общался с ним незадолго до его смерти. Мой отец очень хотел познакомиться с вами, однако из-за постигшего вас несчастья сделать это ему не удалось. К сожалению, он умер в прошлом году. Но раньше в разговорах он неоднократно вспоминал ваши лекарственные средства и жалел, что ему не удалось купить технологию их производства.
Я сейчас с вами разговариваю, как полномочный представитель компании Новартис и предлагаю вам встретиться и обсудить возможности сотрудничества.
— Однако, прошлое меня настигло и через одиннадцать лет, — думал я, соображая, что ответить новоявленному Блюменталю.
— Хорошо, я согласен встретиться с вами, только я завтра с утра вылетаю в Россию, поэтому наш разговор откладывается на две недели. — ответил я своему собеседнику.
-Надеюсь, херр Циммерман, вы не собираетесь уехать в Россию навсегда? — с беспокойством в голосе спросил собеседник.
— Нет, не волнуйтесь херр Блюменталь, через две недели я вернусь обратно в Дюссельдорф и, буду ждать вашего звонка. Кстати, позвольте поинтересоваться, как вы нашли номер моего телефона.
Последний явно не знал, как ответить на этот вопрос. Но все же выдавил:
-Мне его сообщила служба нашей безопасности.
— Понятно, — подумал я и, попрощавшись, отключил связь.
Питер, несмотря на известную песенку Лидии Клемент, дождиком меня встречать не стал. Наоборот, в Пулково царила приятная осень и наглые, усатые водители такси. Бороды они начнут носить лет через десять, как и стричься наголо.
Нам, немецким туристам, купившим путевки, усатые водители не грозили. Получив свою кладь, мы дружно проследовали за своим гидом к автобусу.
В нем пожилые немки и немцы сразу прильнули к окнам. Я тоже прильнул, хотя знал, что ничего нового для себя не увижу.
В гостинице наша гид, молодая говорливая девица собрала всех в кучку и объявила порядок дальнейших телодвижений. Немцы слушали внимательно, стараясь не пропустить не слова.
Я же включил внимание, когда девушка начала рассказывать, что группа для поездки в Карелию, отправляется завтра на поезде с Ладожского вокзала. И стал прикидывать, как мне действовать, когда мы приедем в Петрозаводск.
Кинув свою сумку на кровать в номере, первым делом отправился к обменному пункту, где разменял энную сумму денег. После чего добрался до станции метро, для путешествия по городу, в котором когда-то, в другой жизни, родилось мое нынешнее Я. А вот мое нынешнее тело, рождено было больше пятидесяти лет назад в городе Петрозаводске, ему я устрою экскурсию только завтра.
Добравшись до центра, с удовольствием потолкался на Невском проспекте. Постоял на памятных местах и затем на гудящих ногах с чувством выполненного долга вернулся в гостиницу.
Посмотрев в методичке, когда и где нас должны кормить, отправился на поиски этого места.
Наверно, я долго искал нужный ресторан, потому, что, когда подошел к его входу, около него уже беспокойно крутилась наша гид.
-Ах! Очень хорошо, что вы пришли, а то я начала беспокоиться! — облегченно воскликнула она.
Мы прошли через распахнутые стеклянные двери и гид подвела меня к нашим столикам.
Когда я уселся за стол, на меня укоризненно глянули члены нашей группы. Они не одобряли таких опозданий. Тем более что среди восьмидесятилетних старичков, я выглядел бесстыже молодым.
Тем временем рядом со мной послышался занимательный разговор.
Официантка высказывала претензии нашему гиду.
— Женька, ты достала по полной программе. Опять будешь водить сюда этих жмотов. От них же ничего кроме анализов не дождешься. Даже колы стакан не закажут сверх того, что положено по путевке. А ведь будут сидеть два часа, компот из стакана высасывать, и чего высиживают непонятно? Даже финики лучше, чем немцы, те хоть водки нажрутся и на цены особо не смотрят. Я тут в новостях видела, немцы на своем октоберфесте пиво литрами пьют, а здесь хоть бы кто-то бутылочку заказал. Врут наверно, они у себя тоже жмотятся? А нам по телику втирают чушь всякую.
С ответом Евгения не замедлила.
-Анька, что ты мне все претензии высказываешь? Я что ли решаю, куда группу туристов водить? Не нравится, обращайся в администрацию, там тебя научать Родину любить.
Если тебе чаевых не хватает, иди тогда в шалман, шаурму разносить, там тебе чаевых быстро надают, вся жопа будет в синяках от щипков.
Я поднял голову и, посмотрев на нашего гида, обратился к ней на немецком языке
-Евгения, будьте добры, попросите официантку принести мне бутылочку пива.
Обе девицы замолчали и уставились на меня, как будто увидели привидение.
Только наша гид начала понемногу багроветь, наверно, догадалась, что я понял их разговор на повышенных тонах.
Ближе к вечеру двенадцать человек из нашей группы, желающих посмотреть деревянные достопримечательности Карелии, собрались в фойе гостиницы. Вскоре к нам присоединилась другая девушка-гид. Мы вместе с ней доехали на микроавтобусе до Ладожского вокзала и вскоре сели в купейный вагон поезда Санкт-Петербург— Мурманск.
Койки уже были заправлены проводниками, так, что делать ничего не пришлось. Когда собрался в вагон-ресторан, гид, курившая в тамбуре, поинтересовалась, куда это я отправился.
Узнав о цели моего похода, она слегка занервничала и сообщила, что пойдет со мной.
Стоило немалых усилий отговорить ее от подобного намерения.
Так, что в полупустой ресторан я зашел в полном одиночестве.
Ресторанное меню ничем особо не удивило. Заказав солянку и мясное блюдо, я попросил стакан грейпфрута. За те дни, что провел после выхода из комы, я понял, что из именно этого сока в моих руках получается лучший тонизирующий напиток.
Разговаривал я с официанткой на немецком языке, для примера показывая на тарелки, стоявшие на столах моих соседей. Так, что мы с ней быстро поняли друг друга.
А ведь настырная гид все-таки пришла проверить, появился ли я в вагоне ресторане, или пропал по дороге. А я уже заранее начал злиться, ведь эта девица может завтра поднять всех на ноги, если обнаружит, что я не сел вместе с остальными пассажирами в Комету, идущую на остров Кижи.
Поэтому уже сейчас начал проводить предварительную подготовку, сообщив, что отвратительно себя чувствую. Наверняка, простыл в самолете.
Ночью, когда мы высадились на перрон в Петрозаводске, я иногда покашливал, демонстрируя недомогание.
В общем, моя тактика сработала. Утром, когда гид начала собирать группу, я сообщил своему соседу по номеру, что чувствую себя еще хуже, чем вчера, поэтому в Кижи не поеду.
Сосед, немец восьмидесяти пяти лет, отнесся к моей болезни равнодушно, но пообещал передать мои слова гиду группы.
Наконец, все они уехали на озерный вокзал, а я направился в ресторан, чтобы позавтракать.
А через полчаса уже шел к остановке троллейбуса, собираясь для начала посмотреть, что стало с домом Витьки Гребнева.
Как ни странно, особой радости от встречи с прошлым я не испытывал. Наверно потому, что уже когда-то жил в этом времени и сейчас не видел здесь ничего нового для себя.
Можно сравнить с тем моментом, когда после длительного перерыва приходишь на работу, садишься на свое место, проходит пара часов, и ты уже забыл, что отдыхал полгода, или год, и кажется, что ты все это время был здесь, а твой отдых — просто тебе приснился.
Так и мне сейчас периодически начинало казаться, что я нахожусь еще в первой своей ипостаси, а жизнь в теле Виктора Гребнева, Александра Ефимова и Циммермана была просто миражом.
Выйдя на последней остановке, я пошел по знакомой тропинке в сторону дома. Как ни удивительно, но в этом уголке города ничего не изменилось.
Вскоре я вышел к двухэтажному деревянному дому, в котором Витька Гребнев прожил первые шестнадцать лет жизни.
За прошедшие годы дом ощутимо обветшал, наверно, потому, что за это время его ни разу не красили. Шиферную крышу, похоже, тоже не меняли.
Собравшись с духом, поднялся на второй этаж и надавил кнопку звонка.
Однако за дверью царила тишина. Точно так же не открылись соседние двери. На первом этаже все-таки одна дверь отворилась. Оттуда на меня испуганными глазенками снизу вверх смотрели двое детей мальчик лет четырех и девочка немногим старше.
Они сразу сообщили, что дома никого кроме них нет. Сказав им, чтобы никому чужим дверь не открывали, я вышел на улицу.
Выйдя на дорогу, я остановился, думая, куда податься сейчас. И тут увидел грузного пузатого мужчину, идущего навстречу, и насвистывающего песенку Олега Анофриева.
Он прошел мимо меня, затем замедлил шаг и обернулся.
— Витька? Гребнев? — спросил он неуверенно.
Теперь и я узнал своего соседа. Валера Лебедев за эти годы здорово сдал. Ему сейчас должно быть ближе к шестидесяти, но выглядел он на все семьдесят. Годы ему прибавляла седина и морщины.
— Привет Валера, куда торопишься? — в ответ спросил я.
-Да, вот, заходил к приятелю, кое-что отнес, сейчас домой поеду.— Ответил тот, растерянно. И уже чуть не на всю улицу закричал:
-Витек! Неужели ты? Я ведь тебя сразу не узнал, думал, что молодой мужик здесь торчит. Откуда ты взялся, мать, твою!
Через полчаса мы с Лебедевым сидели в полутемном пивбаре и он, колотя сухой воблой о край стола, спросил, откуда я такой красивый появился.
— Слушай, Валера, тут такое дело. В общем, сразу после окончания института познакомился с девушкой. Вроде все нормально, но оказалось, что на нее глаз положил местный пахан.
Я конечно, никуда не хотел уезжать, но девушка так была напугана, что сорвались мы и уехали в Дальнегорск, на другой конец Союза.
Валерка наморщил лоб.
-Дальнегорск, это где?
— На Дальнем Востоке, приятель.
-Да, далеко вас занесло, однако, — вздохнул собеседник. — Я припоминаю, тогда тебя менты разыскивали, к нам в дом приходили. Мамаша мне рассказывала. Я, правда, ей особо не верил, она трезвой практически не бывала. А здесь-то, как оказался?
Я печально улыбнулся.
-Все просто, жена в прошлом году умерла. Этой весной вышел на пенсию, решил приехать, на пару дней узнать, как тут дела,
— О, так ты пенсионер,— сразу переключился на новую тему Валера.— Я ведь тоже уже три года на пенсии, пять пятьсот получаю, нехило?
-Нехило, — согласился я, лихорадочно соображая, какую сумму наврать.— Ну, у нас тоже северные накрутки, так, что шесть тысяч с копейками имею.
Так, а теперь ты давай рассказывай, как тут дела обстоят. Моя Танюха все эти годы письма писать не разрешала, поэтому о родне не знаю ничего.
-Мда, — задумчиво высказался Валера. — Крепко тебя жена в руках держала. Ну, ты тютя был известный, так что нисколько не удивляюсь.
Короче, ничем тебя обрадовать не могу. Мама твоя умерла лет пять назад. Точнее сказать не получается, не помню. Муж ее, Костян, умер еще раньше, вышел на пенсию, а через неделю инфаркт. О братане твоем ничего не знаю. Моя мама умерла в восьмидесятых годах. Похоронил ее на Бесовецком кладбище. Сеструха моя, вышла замуж, уехала в Мурманск.
Вот такие дела. А я последние годы работал учителем музыки в школе.
Я не удержал серьезное лицо и засмеялся.
-Чего смеешься, — обиделся Валера, — я же окончил музыкальное училище.
Так, что на пенсию из школы уходил. Сам понимаешь, в девяностых у нас в городе все заводы приказали долго жить, вот я и устроился учителем. Конечно, копейки получал, но стаж то шел. А пенсию по среднему заработку на заводе назначили, там то у меня с заплатой все в порядке было.
Проговорили мы с Валерой долго, заказывали еще пару раз пива. После настоящего немецкого оно здорово кислило, но под вяленую рыбу сошло.
Лебедев в гости меня не звал, а я и не напрашивался. Собственно, все, что мне нужно узнал. И сейчас сидел, слушал треп слегка закосевшего приятеля юности и думал, что зря поддался эмоциям и приехал ворошить прошлое. Ничего в этом нет хорошего.
В общем, после бара мы разошлись, как в море корабли. Адрес в Дальнегорске я ему назвал, улица Ленина, дом 3 квартира 25. Говорил и прекрасно понимал, что никогда он мне по этому адресу не напишет. Просто алкоголь в крови все еще поддерживает иллюзию дружеских связей.
До гостиницы я добрался пешком. За это время легкое пивное опьянение прошло, оставив после себя головную боль.
В номере было пусто, видимо моя группа все еще не вернулась с экскурсии в Кижи.
-Тем лучше, — подумал я, достав из своей сумки конволюту анальгина, купленную в аптечном киоске.
Привычным движением взял ее в руку и ощутил лишь легкое тепло. Нет, определенно, моя способность значительно усилилась, понял я, проглотив таблетку. Головная боль прошла через пару минут.
До моего одиннадцатилетнего пребывания в коме я, естественно, пытался воздействовать и на этот препарат, но эффект тогда был намного слабее.
Головная боль прошла, самочувствие улучшилось, только хандра никуда не ушла. Но, что поделаешь, попытка не удалась. Прошлое не вернешь, оно остается только в твоей памяти
-Сон, лучшее лекарство, — с этой мыслью я разделся и лег в кровать. Как ни странно заснул почти сразу.
Проснулся от шума открывшейся двери. Вернулся мой сосед. Увидев, что я сплю, он постарался вести себя тише, но поезд ушел, я окончательно проснулся.
Мимоходом поинтересовавшись моим самочувствием, старик уселся за стол и вывалил на него содержимое своего рюкзачка. После чего начал перебирать гору матрешек, березовых дощечек с изображением Кижей и прочих карельских пейзажей.
Его кайф нарушила наша гид.
Она без стука влетела в номер и сразу приступила к допросу, как я себя чувствую и не нужно ли вызвать врача.
Я заверил ее, что чувствую себя намного лучше и во врачебной помощи не нуждаюсь.
-Херр Циммерман, — обратилась она ко мне смущенно. — Чтобы не чувствовали себя обделенным, я взяла на себя смелость купить для вас сувенир.
После чего протянула мне дощечку из карельской березы с выжженным на ней Кижским собором.
После этого мы с ней несколько минут препирались. Я хотел отдать ей деньги за подарок, она категорически отказывалась. Дед даже прекратил разглядывать свои покупки и с интересом следил за нашим разговором.
В итоге победила дружба. Я отказался от платы за сувенир, решив, что подарю девушке, какую-нибудь безделушку по приезду в Петербург.
Ничем больше особым моя туристическая поездка не запомнилась. Вернувшись в Петербург, я вместе с группой посетил Эрмитаж, послонялся по Дворцовой площади и даже съездил посмотреть на дом, в котором прожил пять лет во время учебы в институте. Дом, как и гараж, стояли в целости и сохранности, только жили в нем совсем другие люди. Печально.
Поэтому, когда наш Боинг оторвался от посадочной полосы аэропорта Пулково, я испытал некое облегчение, оттого, что эта поездка завершена.
По прилету в Дюссельдорф, я отправился в гостиницу, где у меня был забронирован номер.
Прощание с прошлым завершено, надо думать о будущем. Мне пятьдесят шесть лет. Если верить геронтологам, по биологическим часам сорок пять, то есть я нисколько не состарился за время пребывания в коме. Хотелось бы надеяться, что и дальше будет сохраняться такой разрыв, но уж больно ненадежная это надежда.
Но все равно, впереди еще не один десяток лет жизни, и надо в ней как-то устраиваться.
Как бы в унисон с этими мыслями раздался телефонный звонок. На экране высветился знакомый номер, Блюм
-Вы, что следите за мной? — первым делом спросил я, после того, как Герхард Блюменталь поздоровался со мной.
— -Ну, что вы, херр Циммерман, — укоризненно произнес собеседник. — У нас нет таких возможностей, просто увидел в ежедневнике, что вы должны прилететь в ближайшее время, вот, и решил напомнить вам, о нашем разговоре. Из вашего вопроса, я понял, что вы уже в Германии?
Мысленно я улыбнулся.
— Ну, прямо детский сад, не следят они. Видимо, заинтересованы во мне по полной программе.
Вслух этого, естественно, говорить не стал.
Блюменталь же продолжил разговор.
— Херр Циммерман, как смотрите на то, чтобы встретиться в ближайшие день-два, хотелось бы обговорить многие вопросы.
— Смотрю положительно, — суховато ответил я.
В общем, мы договорились встретиться послезавтра в представительстве Новартис в Дюссельдорфе.
Попрощавшись, я убрал телефон. Улегся на кровать и задумался.
Нет сомнений, швейцарской фирме нужны мои лекарства. Ну и я, как их создатель. Интересно, их умные аналитики уже догадались, что мои препараты не получить технологическими способами, или все еще считают, что я обладаю секретными видами обработки аптечного сырья?
— Собственно, чего, гадать, послезавтра мне все будет рассказано,— думал я, но никак не мог уйти с этой темы.
В конце концов, взял в руки газету с объявлениями об аренде жилья и начал подыскивать себе недорогую квартиру. И все равно, мысли опять возвращались к будущему разговору.
— Поговорим, может, придем к согласию, тогда, скорее всего, придется переезжать в Швейцарию, или еще куда, концерн то международный, — думал я. — А мне сейчас, в принципе, все равно, где жить, главное, чтобы неплохо. Так, что об аренде будем думать не сейчас.
А вот женщина бы мне не сегодняшний вечер не помешала. Я ведь, как Карлсон, мужчина в самом расцвете сил.
Несколько минут в сомнении держал телефон, но потом все же решил, что лучше стоит отдохнуть после перелета, а не заниматься ерундой. Наверно не хотел признаться самому себе, что просто боюсь иметь близость с другой, незнакомой женщиной. Казалось, что этим предам свою бывшую жену. Посмеявшись над своими страхами, отложил телефон в сторону и включил телевизор.
Через день, я около десяти часов утра уже подходил к представительству концерна Новартис.
Клерк на входе даже не спросил, кто я такой, а, поздоровавшись, сразу предложил пройти в нужный кабинет.
— Однако у них даже моя фотография имеется, — понял я.
В кабинете, обставленном без роскоши, с претензиями на минимализм меня уже ожидал Герхард Блюменталь. Какое-то отдаленное сходство с дядей у него имелось, так, что узнал я его сразу.
— О! Херр Циммерман, весьма рад вас видеть! — воскликнул он, вставая из-за стола.
Рукопожатие его сухой кисти было энергичным и крепким.
-Быстрота и натиск, — насмешливо подумал я.
— -Присаживайтесь, ближе, разговор у нас будет долгий, — предложил он, указывая на ближайший стул.
Когда я примостил свой зад на стуле, вышедшем из недр Икеи, собеседник продолжил.
— Вы ведь вчера приехали из России? Может, в двух словах расскажете о поездке? Какое впечатление сложилось у вас о современной России?
Я пожал плечами.
-Что я могу сказать, очень многое изменилось по сравнению с началом девяностых годов, когда мы уезжали из Советского Союза в Германию. Совсем другая страна и другие люди.
— Мда, наверно, — задумчиво произнес Блюменталь и неожиданно спросил. — А почему вы выбрали такой странный маршрут? Неужели не хотелось побывать в Казахстане, все-таки там ваша Родина.
-Хм, он, что не знает, что я не немец по национальности и в Казахстан приехал уже достаточно взрослым, -удивился я. — Оказывается, за деньги не всегда можно получить все сведения. Хотя одна беседа с Лидой, или дочерьми, сразу бы все прояснили. Но смысла скрывать мое прошлое, нет никакого. Захотят все равно выяснят.
Поэтому я улыбнулся и сообщил:
— К вашему сведению, херр Блюменталь, в Казахстан я переехал в первой половине восьмидесятых годов прошлого века, а до этого жил не очень далеко от Ленинграда, то есть сегодняшнего Санкт-Петербурга. Поэтому совместил полезное с приятным, посмотрел на места, где жил в юности, а заодно походил по музеям и другим достопримечательностям города.
— Понятно, — кивнул собеседник и принял деловой вид. Наверно хотел перейти к основной части нашей беседы.
И для начала выложил на стол несколько фотографий. На них крупным планом были запечатлены мои лекарства.
Блюменталь собрался с мыслями и начал говорить.
— Херр Циммерман, в свое время ваши гомеопатические средства наделали немало шума, тем самым привлекли и наше внимание. Наш концерн не занимается гомеопатией, но ваши лекарства показывали настолько высокий процент излечений, что мы не могли пройти мимо, поэтому мой дядя еще тогда, одиннадцать лет назад, решил начать с вами переговоры о продаже технологического процесса обработки исходного сырья.
К несчастью, он неожиданно умер, а еще через какое-то время вы попали в аварию и впали в длительное коматозное состояние.
После чего ваши аптеки очень быстро прекратили продажу гомеопатических средств от мигрени, импотенции и облысения. Из этого обстоятельства можно легко сделать вывод, что эти лекарства изготавливали лично вы.
Сказав все это, мой собеседник замолк и вопросительно посмотрел на меня.
Я тоже равнодушно молчал, намекая, что жду дальнейших разъяснений.
Блюменталь, кашлянул, как бы стараясь чем-то заполнить возникшую паузу, и затем продолжил:
— Херр Циммерман, исходя из этого предположения, концерн Новартис в моем лице делает вам предложение о сотрудничестве.
Я на этом моменте прервал его речь.
— Херр Блюменталь, простите, но я не вижу никакого смысла в вашем предложении. Не мне вам говорить, каких огромных затрат стоит в наше время получение нового эффективного препарата. И ничуть не меньше стоит доказательство его эффективности. Такие исследования занимают десятилетия. А потом придется получить разрешение на его использование, это тоже огромные материальные вложения.
Я же готовлю кустарно, гомеопатические лекарства. Государство разрешает их использовать, только потому, что понимает, что вреда водные растворы, содержащие тысячные доли процента эффективного вещества принести не могут, а их запрет приведет к массовому недовольству в обществе.
Поэтому не понимаю, чем мои препараты вас привлекли. Ведь при ваших огромных масштабах производства, это будет даже меньше, чем капля в море. Сотня тысяч евро в год, будет незаметна на фоне миллиардных оборотов.
Блюменталь снисходительно улыбнулся.
-Дорогой Алекс, вы ошибаетесь, конечно, мы не собираемся заниматься выпуском вашей продукции в фабричных масштабах. Вы только, что сами объяснили, почему в этом нет смысла. Нас не поймет ни одна надзорная структура.
Концерн вполне устроит, если вы займетесь производством ваших гомеопатических, отлично себя зарекомендовавших средств, как вы говорите, кустарным способом. А реализацию вашей продукции мы возьмем на себя. И не сомневайтесь, ваш труд будет оплачиваться достойно, по крайней мере, вы будете зарабатывать гораздо больше, чем одиннадцать лет назад.
— Однако, вы меня удивили, — признался я. — То есть, вам не нужны мои секреты, а только результат?
Блюменталь пожал плечами.
-Херр Циммерман, Новартис представлен в большинстве стран мира, наши лекарства заслужили свою репутацию и прекрасно продаются.
Однако, периодически у нас возникают сложности с местными чиновниками. Вы, как бизнесмен отлично знаете, как они иногда решаются. Но периодически это приводит к непредсказуемым последствиям. А это потеря репутации, судебные разбирательства, шумиха в прессе.
Поэтому бывает легче пойти другим путем. К примеру, преподнести подарок руководителю управления санитарного надзора США в виде биологически активной добавки от облысения. Конечно, в США очень строго подходят к разрешениям на поставки импортных лекарств, но если у чиновника начнут расти волосы на голове, он, по крайней мере, не будет вставлять нам палки в колеса при проверке и специально затягивать этот вопрос.
Кто сможет сказать, что копеечное гомеопатическое средство является взяткой? Никто. — улыбнулся собеседник.
— Ну, если рассматривать ситуацию с такой точки зрения, тогда наше сотрудничество не исключено, — признался я. — Только есть один нюанс, вы, наверняка знаете, что фармацевтического образования у меня нет, а с врачебным дипломом, я не имею права работать в аптеке.
Блюменталь пренебрежительно махнул рукой.
— Алекс, вы же в прошлом смогли легко обойти это неудобство. Формально провизором в аптеке работала ваша жена. И она якобы изготовляла все ваши лекарства. А вы являлись владельцем аптечной сети, но по факту сами занимались лекарствами.
— Вы не правы, херр Блюменталь, моя жена и прочие работники аптечной сети занимались изготовлением большинства гомеопатических лекарств, — прервал я его слова.
— Ну, да, Ну, да, — усмехнулся тот. — За исключением именно тех лекарств, которые не залеживались на аптечных полках.
В общем, так, херр Циммерман, встреча с вами в основном была моей инициативой. Руководство нашего отдела ее поддержало.
Судя по вашим словам, вы не отвергаете наше предложение. В таком случае, мы будем готовить договор о сотрудничестве, естественно, никаких упоминаний о фармакологии в нем не будет. Пока точно, не скажу, но думаю, что будем заключать с вами договор, как с врачом консультантом. Учитывая, что вы долгое время пробыли в коме, и отстали от современных веяний в вашей основной специальности, мы можем оплатить вам учебу в психиатрической клинике по вашему выбору. Так, пока есть время, подумайте над этим предложением. Когда будет готов проект соглашения, я вам перезвоню.
— Повесил морковку перед носом, — насмешливо думал я, о предложении Блюменталя. В принципе, я мог пройти учебу и на свои кровные сбережения, после чего устроиться на работу в психиатрическую клинику. Психиатра со знанием русского языка на работу возьмут без проблем. И получать я буду приличную зарплату. Но есть другая возможность зарабатывать большие деньги, и мне предстоит выбирать из этих двух кормушек, как Буриданову, ослу, главное думать не очень долго, и не умереть с голодухи, как тот осел.
В задумчивости я возвращался в гостиницу, когда в кармане заиграл одну из моих любимых композиций, сотовый телефон.
-Riders on the storm? — пел мощным баритоном Джим Моррисон. Трудно сказать, чем я руководствовался, поставив именно эту песню. Ведь вроде бы никогда в жизни не рисковал оседлать шторм. Возможно и зря. А сейчас потаенные комплексы начинают вылезать.
— Папа, привет, — раздался в трубке взволнованный голос Герды, — я тебя не отвлекаю?
— Нет, милая, я ничем не занят, слушаю тебя внимательно.
— Пап, нам необходимо встретиться сегодня.
— Герда, что-то серьезное случилось? — встревожился я.
— Ну, да, — замялась дочка. — Не телефонный разговор.
— Хорошо, тогда я сегодня тебя навещу, скажи, когда можно подъехать.
— Давай к шести часам, я как раз ужин успею приготовить.
-Договорились, — сказал я и выключил телефон.
Неожиданный звонок резко переключил мои мысли. Теперь я только и думал, что там стряслось у Герды и чем можно ей помочь. Но раз обещает приготовить ужин, значит, не все так плохо.
С этими мыслями я зашел в гостиницу.
-Надо снять жилье, — в который раз подумал, беря ключ у портье. — Так все деньги просвистят мимо кассы.
Прилег с намерением поспать часа полтора, но не получилось. Постоянно возвращался в мыслях к дочке, и перебирал в голове ее возможные неприятности.
Ближе к шести часам собрался и направился на автобусную остановку.
В подъезде, когда я в него зашел, вкусно пахло жареным мясом. А когда Герда открыла мне дверь, то запах резко усилился.
Дочь была не одна, на кухне у столика сидела симпатичная девушка, испуганно глядящая на меня.
-Пап, познакомься, это моя подруга Элиза, мы с ней учимся в одной группе,— сообщила Герда.
Мы вежливо поздоровались, после чего мне было предложено сесть за этот же стол. Девица украдкой меня рассматривала, а я наблюдал за Гердой, крутившейся около плиты.
Увы, Герда жарила не мясо, а обычные сосиски, это я губу раскатал, понимаешь, надеялся, что моя студенточка научилась готовить.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
