Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Конечно, нет, Минерва! Конечно, ему всегда нравилось преподавать, но я не думаю, что у него есть время скучать по этому занятию. Он хотел взять шестикурсников и семикурсниц, потому что не хотел прерывать занятия учеников в их младшем возрасте, когда так важно, чтобы они не отвлекались на такие внезапные перемены. Не говоря уже о том, что это давало вам время приспособиться и привыкнуть к преподаванию. И он позволил тебе посещать занятия по СОВ на пятом курсе. Это продемонстрировало веру в твои способности.
— я знаю. Теперь я это понимаю. Конечно, было легко обучать пятикурсников — они и так уже были далеко впереди на уроках. И большинство из них могли бы взять своих СОВ, когда я заступил на смену в декабре. С января по июнь они в той или иной степени пересматривали все, что они уже выучили, а также давали возможность тем, кто немного слаб в предмете, подтянуться на должном уровне и получить от меня дополнительное внимание, — Она снова фыркнула. — Что ж, даже если он по-прежнему считает меня компетентной преподавательницей трансфигурации, он, несомненно, потерял уважение ко мне как к личности, так и к профессионалу после того, как услышал мою совершенно неоправданную и детскую тираду.
— Ну, а теперь послушай-ка! Всего несколько минут назад вы были здесь, разглагольствуя о том, что он вас не уважает; теперь вы видите, что были неправы на этот счет, и решили, что, должно быть, теперь вы потеряли его уважение. Минерва Макгонагалл, я не думаю, что вы добиваетесь его уважения, вот что я думаю.
— Что ты имеешь в виду? Конечно, речь идет об уважении! С какой стати ему понадобилось называть меня "хорошей девочкой", как будто я все еще была какой-то надоедливой, но послушной ученицей? Это было похоже на возвращение в прошлое, Поппи. Я снова почувствовал себя просто еще одним из его учеников.
— Минерва, разве я не говорил тебе, что ты никогда не была "просто еще одной из его учениц"? И хотя я действительно думаю, что ты не хочешь, чтобы он воспринимал тебя как студентку, что ты хочешь, чтобы Альбус признал Минерву Макгонагалл полноценной ведьмой, которой она стала, я действительно не думаю, что дело в уважении — или, по крайней мере, дело не только в том, чтобы завоевать его уважение.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Поппи. В твоих словах действительно мало смысла. Она наколдовала стакан воды и сделала большой глоток. — Хотя, возможно, ты права: дело не только в том, чтобы завоевать его уважение, но и в том, чтобы завоевать его и сохранить. — Минерва судорожно вздохнула. — И я не смогу добиться ни того, ни другого, если буду вести себя так, как сегодня. Нет, Поппи, я должна быть сама деловитость. Мне всегда нужно сохранять профессиональное поведение. Он не должен был этого слышать, потому что я никогда не должен был так разговаривать в том месте, куда кто-то мог просто войти. Что, если бы во время семестра кто-нибудь из студентов услышал, как я говорю подобное об их директоре? Они бы потеряли уважение и ко мне, и к нему.
— Ну, насчет последнего вы правы, но я также считаю, что вы были бы более сдержанны во время семестра — или если бы ожидали, что кто-то может помешать нам, — но когда все студенты ушли, а многие сотрудники уехали, вы распустили волосы.
— Да, я полагаю, ты права, Поппи, но он, должно быть, все еще думает, что то, что я сказала, было ужасно. Он, должно быть, думает, что я его совсем не уважаю.
— Я бы не стал формулировать это таким образом. Я думаю, он был смущен, как за себя, так и за вас. Я также полагаю, что он больше думал о вашем дискомфорте, чем о своем. Хотя, возможно, с его стороны было нетактично выйти из тени как раз в тот момент, когда он это сделал, ты действительно не сказал ничего такого, что могло бы меня сильно смутить, пока я не заметил его в дверях и не смог заставить тебя заткнуться и замолчать. Я думаю, Альбус услышал достаточно, чтобы понять, что ты расстроена, и он почувствовал, что расстроил тебя. Оглядываясь назад, я понимаю, что он хотел убедить тебя в том, что ты занимаешь здесь важное место. Просто жаль, что ты продолжила вести себя так, выразив свое, э-э, отвращение к термину "хорошая девочка".
— Продолжал вести себя как ни в чем не бывало! — Все было гораздо хуже, Поппи. Я очень хорошо помню, что я сказала, и нет, я не буду этого повторять. — Минерва снова вздохнула и закрыла глаза; еще несколько слезинок скатились по ее щекам.
— Я думаю, что, скорее всего, это задело его больше всего, Минерва. Ты не видела его лица в тот момент, но оно стало совершенно пустым, и краска отхлынула от его лица. Это было все равно что наблюдать за маленьким мальчиком, которому только что сказали, что его любимый Круп умер, и который изо всех сил старался не заплакать.
— О, Поппи, что же мне делать? Что я могу сделать? Он действительно был добр ко мне, ты знаешь, встречался со мной по поводу занятий и тому подобного. — Минерва вздохнула и скомкала носовой платок, который она, наконец, решилась достать из кармана. — Во время семестра было несколько случаев, когда я не приходила на ужин, потому что была так занята проверкой и подготовкой к урокам, и он сам приносил мне поднос. Было бы достаточно предусмотрительно, если бы он послал домашнего эльфа с чем-нибудь, но он принес это сам. Минерва сидела, качая головой, изо всех сил стараясь не разрыдаться снова.
— Что ж, Минерва Макгонагалл, по-моему, вы поступили совершенно глупо, решив, что директор вас не уважает и не заботится о вас! Не думаю, что директор Диппет когда-либо приглашал кого-нибудь на ужин, а ведь он был известен как старый добряк. Конечно, вы бы узнали об этом от него на следующий день, если бы пропустили прием пищи, и получили указание обязательно взять на кухне бутерброд и набраться сил, если снова пропустите ужин. Если бы это случалось слишком часто, вы могли бы даже выслушать добродушную лекцию о вреде переутомления, но я не могу сказать, что Диппет когда-нибудь сам принес бы вам ужин, даже если бы вы пропускали его семь дней подряд. — Поппи не стала добавлять, что она никогда не слышала, чтобы Дамблдор лично приносил кому-нибудь ужин; она не хотела, чтобы Минерва чувствовала себя еще хуже, чем сейчас.
— Однажды вечером он даже принес мне макароны с сыром. Он сказал, что помнит, что, когда я была студенткой, мне, кажется, нравились макароны с сыром "домашних эльфов", и он надеется, что я все еще люблю их, — фыркнула она.
— Теперь ты согласна со мной, что поступил очень глупо?
— Да, — вздохнула Минерва. — Но что он обо мне подумает? И что я могу ему сказать?
— Хм, учитывая, что он, кажется, знает тебя довольно хорошо, я думаю, что скоро, если не в этот момент, он поймет, что ты говорила из чувства обиды и собственной неуверенности в себе, хотя очевидно, что он знает тебя недостаточно хорошо, чтобы не называть хорошей девочкой или осознать, что его опоздание было бы для тебя оскорблением.
— Неуверенность! — Минерва выпрямилась и посмотрела прямо на Поппи, впервые с тех пор, как Альбус ушел. — Я не неуверенна в себе!
— В целом, нет, — успокоила ее Поппи. — Но что касается вашего положения здесь, в Хогвартсе, и особенно по отношению к Альбусу, то вы правы. Подумайте об этом, прежде чем сразу отвергать эту идею. Я также думаю, что вам следует подумать о том, что еще может быть в игре, кроме желания завоевать его уважение.
— Но уже почти без четверти одиннадцать! Обед через час! Он сказал, что поговорит со мной за обедом. — Минерва явно снова начинала паниковать.
— Тогда возвращайтесь в свои комнаты, примите ванну, наденьте что-нибудь свежее и приходите на обед, выглядя как совершенная, собранная ведьма, какой вы хотели бы видеть Альбуса.
Получив этот хороший совет, Минерва встала, поблагодарила подругу, обняв ее, и ушла, чтобы принять укрепляющую ванну и хорошенько подумать.
Глава 3. Оскорбления и неуважение к себе ~ или ~ Альбус размышляет
Резюме:
Альбус отражают его отношения с новой преподавательницей трансфигурации и то, как он познакомился с ней много лет назад, когда она была упрямой, но не по годам развитой ученицей.
Персонажи этой главы: Альбус Дамблдор, юная Минерва Макгонагалл, Армандо Диппет, профессор Дамблдор, Аберфорт Дамблдор.
Текст главы
Баннер "Разрешение недоразумений"
III: Оскорбления и непристойности
Он медленно шел по коридору. Что касается Альбуса, то в первые недели после того, как студенты разъехались на лето, в огромных коридорах Хогвартса было довольно пусто. К последней неделе августа те же коридоры будут казаться окутанными теплой, манящей тишиной. Однако сегодня, когда Альбус вернулся в свой кабинет из больничного крыла, пустота ощущалась особенно остро.
Он размышлял о событиях утра, немного ломая над ними голову, главным образом пытаясь разобраться в них самому. День становился все хуже и хуже, и то, что, как он полагал, должно было стать его спасением, — встреча с Минервой — оказалось самой кошмарной частью этого дня. К тому же день еще не подошел к концу.
Он был совершенно ошеломлен, услышав, как Минерва ругалась с Поппи, возмущаясь его обращением с ней. Стоя за дверью кабинета Поппи, он некоторое время слушал, как Минерва описывала их встречу в его кабинете. Было очевидно, что она восприняла эту короткую встречу совсем в ином свете, чем он. Полагая, что сможет смягчить ее чувства и немного успокоить — возможно, даже предложит ей мятную подушечку, свою самую любимую сладость в последнее время, — он вошел в открытую дверь кабинета. Однако он был ошеломлен, услышав реакцию Минервы на то, что он назвал ее "хорошей девочкой", и застыл на месте, внезапно усомнившись в своем наполовину сформировавшемся плане вывести ее из себя.
Альбус подошел к горгулье, которая распахнула дверь без единого слова с его стороны. Вздохнув, он поднялся по движущейся винтовой лестнице; теперь он ясно понимал, что ему следовало сбежать, как только он понял, что Минерва недовольна им, но он не понимал, насколько сильно она была расстроена. Оглядываясь назад, я понимаю, что, возможно, было не совсем уместно называть тридцатидвухлетнюю ведьму "девочкой", но Минерву, казалось, это чрезвычайно беспокоило. Гризельда Марчбэнкс всегда хихикала, когда он называл ее девочкой, а ведь она была старше его!
Неподвижно стоя в дверях кабинета Поппи, Альбус быстро сообразил, что ее огорчило не только название, но и какая-то неизвестная серия оскорблений, которые он, по-видимому, нанес ей. Он осознал этот загадочный факт только сейчас, когда ему показалось, что его сердце перестало биться. Слова, которые Минерва произнесла в кульминационный момент своей тирады, одновременно звучали у него в голове и казались совершенно невозможными. Это была Минерва Макгонагалл, его лучшая ученица, его протеже и, как он полагал, его друг. Что она только что сказала?
Альбус пересек свой кабинет, машинально взглянув на обычное место Фоукса, чтобы убедиться, что тот еще не вернулся. Если Альбусу когда-либо и требовалась песня феникса за последние годы, то он определенно чувствовал, что сегодня она может принести ему пользу. Снова услышав резкие слова Минервы, Альбус пожалел, что не может избавиться от чувств, которые они в нем вызвали. Даже сейчас, в уединении своего кабинета, он с трудом мог поверить в то, что услышал, и в то, как это на него подействовало.
Стоя неподвижно в дверном проеме, все еще пытаясь осмыслить необъяснимые слова Минервы, Альбус понял, что Поппи смотрела на него широко раскрытыми глазами, жестикулируя в сторону Минервы в совершенно безуспешной попытке заставить ее замолчать. Скрытный побег был больше невозможен. Он не мог уйти и притвориться, что никогда не слышал о том, что, очевидно, было на самом деле. Хотя это избавило его от необходимости притворяться и носить это с собой, теперь он столкнулся с насущной проблемой: что сказать в этот момент. Альбус всегда был сообразителен и сказал первое, что пришло ему в голову.
Усаживаясь за свой стол, он покачал головой. "Интересная идея, профессор Макгонагалл. Безусловно, интересная идея". Никогда не следует говорить первое, что приходит в голову в таких эмоционально напряженных ситуациях. Тем не менее, казалось, что хуже от этого не стало. Хотя его последующая речь... он не был уверен, что это была такая уж хорошая идея. Это был вариант того, что он сказал бы ей минутой или двумя раньше, пытаясь заверить ее, что встреча с ней не только не стоит на втором месте после его ухода за бородой, но и что звонок по камину в министерство действительно был бы достаточно важен, чтобы иметь приоритет перед встречей о программе обучения на уровне ТРИТОНОВ, но также и для того, чтобы убедить ее в том, что она сама для него важнее, чем его личная подготовка, учебная программа или даже международный договор. Не то чтобы Альбус сформулировал это именно так, конечно. Он не мог сказать ей, что она важнее ухода за его бородой или ратификации международного договора; такие сравнения звучали просто нелепо. Впервые за это утро на его лице появилась искренняя, хотя и мимолетная, улыбка.
Он вздохнул и, сняв очки, потер глаза, обдумывая, что же он на самом деле сказал ей. Он мог бы воспользоваться своим Омутом памяти, чтобы вспомнить это событие и свои точные слова, но он чувствовал, что сам опыт был достаточно неприятным в первый раз, чтобы переживать его так быстро.
Без сомнения, он произвел впечатление напыщенного, прямолинейного директора, отчитывающего подчиненного. Он сам не знал, каковы были его намерения в то время — на самом деле у него не было возможности сформулировать их. Он просто заговорил из желания прояснить ей свою позицию и, если быть честным с самим собой, из-за все еще острого чувства тоски.
Альбус не мог припомнить, когда в последний раз он испытывал такое личное эмоциональное оскорбление — это сжимание в животе, внезапный спазм в горле и сильную, тягостную боль в груди. В свои почти 117 лет у него было множество возможностей научиться не позволять словам и поведению других людей чрезмерно беспокоить его. Когда Альбус был мальчиком, он был очень чувствителен к чужому мнению и оскорблениям; он вспомнил, как отец несколько грубо говорил ему, что не все в мире зависит от него и что не стоит принимать все это так близко к сердцу, иначе он никогда не сможет добиться успеха в жизни. Альбус ни в коем случае не стал бесчувственным, но он понял, что его отец был прав все эти годы назад. Позволять своему счастью зависеть от мнения других было определенной ошибкой. В большинстве случаев люди на самом деле говорили даже не о вас, а о каком-то вашем образе, который они сами для себя создали. И даже когда речь шла о вас, это также касалось их самих и их собственных чувств к самим себе.
Он снова вздохнул, потирая виски. Даже в случае с Минервой, он полагал, что это было правдой. Дело было в ней, в ее чувствах на данный момент, и в ее чувствах к самой себе, но также и в нем, и в ее взгляде на него. Он все еще испытывал острую боль, когда ее непрошеные слова всплыли в его памяти. Это была просто не та ситуация, в которой он мог посмеяться и продолжить свой рабочий день, чтобы потом как-то сгладить ситуацию. Минерва была не просто знакомой и даже не просто коллегой. Он не только знал ее с тех пор, как приехал в Хогвартс преподавать на втором курсе ее учебы, но и полагал, что за годы, прошедшие с тех пор, как она закончила школу, у них сложилось что-то вроде дружбы.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |