Темные Комнаты

При всем при этом грех, который совершил Магнуссен, полезши в петлю, все равно перекрывает все его прежние мыслимые и немыслимые прегрешения, пусть даже он завел бы себе гарем на тридцать душ обоего пола. Джею следовало бы подумать над этим.

Будто заглянув мне в голову, он сказал неожиданно серьезно и без экспрессии:

— Я думаю, он виноват в смерти отца.

— Дэшил Уинтерс? В каком смысле? Думаешь, это было убийство?

— Убийство, самоубийство, неважно, он все равно виноват. Ты знал старика, и что, думаешь, он способен был? Да никогда он не взял бы на душу такой грех. — Джей снова перекрестился. — Ему стукнуло пятьдесят три, когда я в последний раз видел его нормальным, именно тогда Берлинг и познакомила его с этим... отродьем. Четыре года прошло, Стоун. Четыре чертовых года мой отец превращался в рухлядь, два до того, как сдохла эта шлюха, два после... А после ее смерти год вообще пошел за три...

Я снова вспомнил Магнуссена в ту ночь год назад, когда так сильно нализался. Да, он имел не лучший вид, но развалиной не выглядел. Возможно, его и съедала грусть-тоска, но этого явно недостаточно, чтобы хороший католик полез в петлю. Тут глубоко что-то не так, а может, не так уж и глубоко.

— Ты хотел поджечь дом Уинтерса? — спросил я в лоб.

От неожиданности Джей заморгал, как ребенок. Будто и не было этих двадцати лет, и всем нам снова в среднем по шестнадцать, совершенно несочетаемая компания — будущий коп Стоун, золотой мальчик Магнуссен-младший и сын "мамаши" Кейн. И я спрашиваю Джея, не он ли спер портфель учителя английской литературы.

— Нет, — ответил он растерянно. — Как ты мог подумать такое? Это не его дом, а мой! Я там родился и никогда не поджег бы его, даже вместе с убийцей! Ты мне веришь?

И я поверил. Пока что.

Возможно, за двадцать лет человек способен научиться лгать в глаза.

— Послушай, — сказал я, поднимаясь, — если у меня будет возможность, я постараюсь обо всем разузнать. Мне был не безразличен твой отец, и я действительно хотел бы понять, что толкнуло его на такой шаг.

— Благослови тебя Господь, — Джей с чувством стиснул мне руку. — Знаешь, мы с Сарой и детьми хотим уехать. Этот город проклят... город с ангельским названием, где уже двадцать лет не видели ни одного ангела, точно проклят. С тех пор сюда сползается вся нечисть, и никто не замечает, чтоб их разорвало. Но мы-то с тобой знаем?

Имел он в виду кого-то конкретно насчет нечисти или говорил в общем — не берусь утверждать. Я уже и забыл, что верующие всерьез считают лайтов ангелами. А как еще можно воспринимать существ из чистого света, хоть ненадолго, но очищающих души от грязи — научно говоря, забирающих негативную энергию взамен на ощущение мира и покоя? Может, так оно и есть. Может, поэтому их исчезновение из нашего города с ангельским названием многие считают признаком грядущего апокалипсиса?

Через много лет после своей единственной встречи с лайтом я прочитал много литературы о них, и это было будто курс астрономии для дикаря, считавшего звезды глазами богов. Тайна стала ближе, а оттого понятнее, и образ из детства притупился — я мог сто раз повторять, что видел ангела, но в глубине души уже не верил в это. Я видел лишь лайта, существо, способное сохранять человеческую форму, но с такой нестабильной структурой, что от любого прикосновения рассыпается в свет. А Джей верил только в то, что хотел. Пожалуй, он был единственным католиком, который не вызывал у меня раздражения проявлениями веры — может, потому, что при всех своих недостатках был искренен на все сто. И уверен, что Бог все видит и в случае чего разберется, что его слова и действия преследуют лишь благие цели.

Уверен, он не раз испытывал сожаление, что крестовые походы остались в прошлом.

ГЛАВА 2

Вечером как-то, с охоты на лис

Ехал дорогой той молодец принц.

Замок стоял в тишине под луной,

Путника звал он на отдых ночной.

Хрустальный замок до небес,

Вокруг него дремучий лес.

Кто в этот замок попадал,

Назад дорогу забывал.

На пути к Бель-Эйр я раздумывал, а не спятил ли Магнуссен в действительности — во всяком случае, передача компании Кейну и самоубийство говорили в пользу этого. Но оставался еще третий наследник — Дэшил Уинтерс, и я решил оставить построение версий до знакомства с последним паззлом этой картинки.

Я хотел быть пунктуальным, но ремонт дороги был не в курсе, и пришлось опоздать на десять минут. Особняк Магнуссена я знал, хотя никогда не бывал внутри. Я нажал кнопку, и услышал в динамике знакомый мрачный голос:

— Вы опоздали.

— Прошу прощения, — почти огрызнулся я, — наш единственный вертолет был занят.

— У нас нет вертолетной площадки, — ответил он, и я так и не понял — то ли это была шутка, то ли у Бруно нет чувства юмора вообще.

Визуально он оправдал все мои надежды и даже немного сверх того. Такая себе добротная помесь Брюса Уиллиса с Вином Дизелем, башка гладкая, как попка младенца, челюсть квадратная, а глаза такие же мрачные, как и голос. Ему очень шло быть телохранителем и еще больше — быть Бруно.

— Проходите, — буркнул он, и мы вошли в дом. — Оружие есть?

— Естественно.

— Сдайте.

Я взглянул на Бруно и увидел, что он точно не шутит.

— Ни в коем случае.

Он медленно вдохнул и сжал кулаки, от чего мышцы под кожаной жилеткой заходили ходуном — да уж, судя по униформе, он начинал карьеру где-то в стрип-баре на Сансет. Единственная вещь, которую я не мог объяснить — пара резинок для волос, надетых на запястье. Бруно при его прическе они уж точно ни к чему.

— Мистер Стоун, вы что, собираетесь здесь в кого-то стрелять?

Я смотрел на него спокойно, не отводя глаз и не кроша зубы в песок от ярости. Он был примерно моего возраста или на пару лет моложе — может, лет тридцать пять. Но то, что я не ношу кожаные жилетки на голое тело, не означает, что я зря хожу в спортзал. И то, что он качок, не значит, что я не вырублю его одним ударом.

— Детектив Стоун, — поправил я его негромко. — Я здесь по долгу службы, а оружие — часть этого долга, и вы по долгу вашей службы обязаны это понимать. И если вас или вашего хозяина это не устраивает, я могу удалиться прямо сейчас.

Бруно не отвел глаз, но моргнул. Не знаю, чем, но я его, кажется, очень раздражал. А может, нервировал. А может, пугал или все вместе — кто может знать, что скрывается в его стероидных мозгах? В любом случае, он честно провел меня через холл по лестнице чуть не до самой двери, почти дыша в затылок, и отпустил в свободное плавание, только когда до нее осталось метра два.

Пока мы шли, количество лампочек на стене все уменьшалось. "Девяносто девять лампочек на стене, — проносилось у меня в голове, — ...одна погасла, осталось девяносто восемь... Девяносто восемь лампочек на стене...". Я испытывал неясные чувства — то ли раздражение, то ли нервозность. То ли страх. Но позади был Бруно, и за дверь я шагнул довольно смело, только вот к тому, что там увидел, совсем не был подготовлен.

Там оказалось темно, абсолютно.

По инерции я сделал шаг вперед, и дверь позади захлопнулась на пружине, как в старом плохом фильме ужасов. Тьма, она разная бывает, а эта была кромешная, такая, что хоть открой глаза, хоть закрой — никакой разницы. И в этой тьме играла музыка, очень тихо, но я разобрал — "Лунная река", песня из "Завтрака у Тиффани". Кто-то здесь не любил громких звуков так же, как и яркого света. И еще в этой тьме был запах, вернее сочетание запахов — сладкое и горькое. Ваниль и миндаль.

И еще в этой темноте было... сокрушительное ощущение мира. Похожее я испытал, когда видел ангела и когда впервые взял на руки Лекси, больше ни разу. И вот сейчас. В самом странном месте для этого.

Я стоял, замерев на месте, секунд пять, будто получил между глаз. Потом просто решил, что дольше не протяну, и сказал:

— Есть тут кто?

— Есть, — ответил кто-то. Так близко, что меня шатнуло назад, и я едва подавил рефлекс схватиться за пистолет. Блин, я думал, что у меня нервы попрочнее будут...

— Это детектив Стоун.

— Я знаю. Сейчас.

Дверь за моей спиной вдруг очень легко подалась, вопреки ужастиковым нормам, впустив немного света, и теперь я видел силуэт, движущийся в этой тьме с непринужденностью кошки или любой другой ночной сущности. Зажглась одна лампа, потом другая, потом еще — их было много, но они не давали достаточно света. И не должны были. Я наконец отпустил дверь и вошел, пытаясь осматриваться и в то же время глядеть под ноги.

Ковер заглушал шаги, и скоро я перестал бояться споткнуться — здесь и без того было на что посмотреть. Первое впечатление — комната безумного шахматиста, абсолютно монохромная. Потом я понял, что ошибаюсь. Никаких клеток, острых углов, все больше изгибы и плавности. Никаких привычных ассоциаций с черно-белым — монашки, пингвины, далматинцы, домино... Только диван напомнил мне касатку, но при ближайшем рассмотрении черный не был черным, а белый — белым, это был скорее очень темный синий и молочный. Не знаю, как назвать этот цвет — темная синь, слишком темный для синего, но синее черного. Он не особо шел этой комнате. Будь здесь лампы дневного света, выглядело бы полным хай-тек, но при матовом освещении этот стиль лучше смотрелся бы или в пастельных песочных тонах или в бордельно-красных. Вообще-то я никогда не хотел быть дизайнером интерьеров, а теперь думаю, что зря.

Последний пазл картинки Дэшил Уинтерс не был частью интерьера — интерьер был его частью.

— Садитесь, детектив Стоун, — сказал он тихо, указывая на диван-касатку. Сам он был в кресле напротив, круглом и похожем на половинку яичной скорлупы. Я сел, очень осторожно, почти на ощупь, но не из-за недостатка света, а преимущественно потому, что смотрел в упор перед собой.

Что сказать? Фото было бледной копией оригинала, без всяких сомнений. То, что Шор назвала яркой внешностью, на деле было впечатляюще, но на любителя — без повязки его лицо оказалось совсем в стиле аниме, огромные глазищи и километры острых ресниц. Волосы завязаны в хвост и перекинуты через плечо — на фоне темной одежды я терял их где-то на уровне груди, не знаю, сколько их там еще. Нос очень тонкий, на губах немного больше цвета, и каким образом они не терялись при таких глазах — загадка сочетаемости. Удивительно, но некоторые вещи я видел в полумраке довольно четко.

И еще моя подруга-детектив очень метко выразилась насчет отсутствия ориентации, ее просто не было и все. Не знаю, как такое возможно, но я на это смотрел.

Музыка еще играла, фоново, и от этого очень психоделично. А я обнаружил, что пялюсь на него безотрывно, только когда услышал:

— Я не слишком похож на Холли Голайтли, да?

На самом деле он-то как раз был похож. Это вызвало у меня смешок, и он тоже улыбнулся. Улыбка ему не шла — она была какая-то неправильная, или же у него просто было мало практики. Он потянулся, чтобы пожать мне руку — ладонь была тонкой, однако рукопожатие до хрена мужское. Хрустнуть не хрустнуло, но кольца оставили отпечатки. Я разглядел только одно, на большом пальце — серебряное с широким греческим узором.

— Вы просто сидели в темноте? — спросил я неожиданно.

— Да нет, — он кивнул на столик, — я читал. Фильм в сравнении с романом очень так себе.

Даже без света я догадался, что там "Завтрак у Тиффани". Моя жена очень любила экранизацию и вечно пересматривала ее в те немногие дни, что мы виделись, но я был с ним согласен — в фильме взбалмошная, но трагическая героиня превращалась в банальную, хоть и очень милую девочку по вызову. Хотя сейчас интересовало меня совсем другое.

— Без света? В смысле, вы читали — без света?

— Свет мне только мешает. Я могу его переносить в разумных дозах, но когда читаю при свете, глаза быстро устают. А вот телевизор — настоящая проблема, обожаю его, но уже через два-три часа просто слепну.

Он повернулся, чтобы включить еще одну лампу, и я увидел его профиль. Совсем другая личность — маленькая горбинка на носу и очень упрямый подбородок. Тот еще характер. Лицо вернулось в фас — мягкость и плавность. Двуликий Янус, это только внешности касается?

— Что вы можете сказать по поводу поджога? — спросил я наконец. Он едва пожал плечами.

— Его не было. Бруно спугнул этих людей и нашел канистру с чем-то горючим, вот и решил, что дом собирались поджечь.

— А вы что думаете? У вас есть враги?

Он коротко рассмеялся, холодным эльфийским смехом, и я подумал, что это он делает еще реже, чем улыбается.

— Враги? Не знаю. Честно.

— А как насчет друзей?

— У меня нет друзей, детектив Стоун, — сказал Дэшил вполне спокойно. — Я не так уж много знаю людей.

— В этом городе?

— Вообще. Я редко выхожу из дома. Действительно редко.

— Тогда, может, кто-то из ваших...

— Бывших клиентов? — помог он мне без тени напряжения. — Некоторые из них до сих пор испытывают ко мне противоречивые чувства, но это же не повод поджигать дома.

— Вы знакомы с младшим Магнуссеном? — решил я стразу расставить все точки.

— Джей довольно импульсивный, но вряд ли способен на такое. Я же говорю — противоречивые чувства не повод.

— То есть... — я чуть не удавился собственным языком, — вы хотите сказать, что Джей Магнуссен ваш клиент?..

— Был им, — ответил Дэшил. — Раз. После этого мы не встречались.

— Бред.

— Спросите его, если хотите. Если вы знакомы, то знаете, что он не умеет лгать.

Я был в шоке, но спросил:

— Как это вышло? То есть — я не могу представить, чтобы Младший пришел в заведение Берлинг по доброй воле.

И тем более расстался там с пятьюдесятью штуками — это я подумал.

— Он искал отца, мистера М. А нашел меня.

— Тогда почему все прекратилось?

— Это не совпадало с его... убеждениями, если вы меня понимаете.

Я кивнул — это единственное, что я понимаю.

— Джей очень хороший человек, хотя немногие о нем того же мнения. Целеустремленный, прямой, честный, может, излишне прямой, но не нам судить, может ли быть прямота излишней.

— Его мнение о вас не так... позитивно.

— О, его мнение? Может, иногда он и груб, но это просто защита, единственная форма протеста, доступная ему, и дальше он не заходит. Его очень пугает то, что он не может контролировать, как и многих людей. Но Джей все же сильнее своего отца и смог просто уйти и не вернуться... — Дэшил едва улыбнулся, просто вздрогнули кончики губ. — Ну, этому очень способствовало и отсутствие наличных. Мистер М все-таки иногда проявлял волю.

— Я знал старшего Магнуссена, — сказал я наконец. — У нас с ним было гораздо больше общего, чем с Джеем... пожалуй, могу сказать, что мы были друзьями.

— А. Личное. — Он слегка наклонился ко мне, и свет на секунду упал на все лицо, но глаза по-прежнему оставались темными. Хотя я был уверен, что они не черные. Может, цвета темной части комнаты. — Я это знаю. Мистер М говорил мне о вас.