Колодец и Омут

Кретином я не был, гением тоже. По мне, я занимал самую удачную нишу — достаточно крут, чтобы не приставали хулиганы, но недостаточно, чтобы вызывать повышенные требования. Моменты, когда я хотел быть звездой, были редкими. К таким моментам можно с уверенностью отнести мое знакомство с Грейс — если это можно так назвать. Мы учились в одном классе, но едва ли перекинулись за все время парой слов.

На самом деле ее звали Келли. А второе имя было Принцесса. Не знаю, что творилось в головах ее родителей, но ее назвали именно так — Келли Принцесса Грейс. Я узнал это только через много лет, но, похоже, она этого совсем не стыдилась. Все называли ее Грейс, с "титулом" или без, даже собственная родня. Чего она стыдилась — это своих провинциальных корней и короны "Юная мисс Кукурузный Початок".

На самом деле у такой девушки, как Грейс, поводов стесняться чего-то было ничтожно мало. Она была Принцессой, высоко несла свою белокурую голову, и даже самые крутые парни из высшей лиги не знали, как к ней подступиться. Ею легче было любоваться со стороны, чем любить. Грейс представлялась мне фламинго, грациозной и гордой, она любила розовый цвет, но это было ни вульгарно, ни инфантильно, ни "блондинково". В Грейс натуральным было все, от волос и ногтей до чувства собственного достоинства. Она встречалась с парнями из колледжа, и ни один не мог похвастать, что зашел дальше положенного.

Через семь лет после окончания школы однажды я обнаружил в почтовом ящике приглашение на встречу выпускников. Это было с какой-то стороны логично — все, кто получил высшее образование, уже мог похвастаться этим, но карьера у большинства только стартовала. Неудачники могли быть еще " в поиске", незамужние девушки еще не комплексовали, а замужние не успели получить отпечаток семейной жизни где-то в районе талии или мозгов. В общем, идеально. Я относился к неудачникам, но формально — во-первых, неудачников с фамилией Ларош не бывает, во-вторых — я просто валял дурака после колледжа, занимаясь маминым антикварным магазином. Когда-то она получила его в наследство и решила, что это очень стильно. Не уверен, что она вообще там бывала. На мой взгляд, он скорее мог сойти за лавку старьевщика. Хотя не спорю, звучало это неплохо — когда я говорил: " У меня магазин антиквариата", мои бывшие одноклассники многозначительно кивали.

Мы все нацепили бейджи, хотя мало кто сильно изменился. Конни Джонсон набрала сорок фунтов и всем показывала фото своей дочери, похожей на кусок колбасы. Брэд Тернер и Салли Кит пришли в костюмах — наверное, хотели этим что-то сказать. Я пропустил мимо ушей, где они работали. Кто-то сплетничал о том, что директор Уорд спился, Эшли Янг покончил с собой, а учитель английского мистер Шайкс скрывается от полиции то ли за неуплату налогов, то ли за убийство. Послонявшись и выпив у барной стойки, наконец я присоединился к парням, с которыми тусовался раньше. Как раз в этот момент они обсуждали тот убивающий наповал факт, что Стивен Коллинз развелся с Торн Сазерленд и теперь живет в Лос-Анджелесе с каким-то парнем.

Честно говоря, я даже не знал, что он был женат — и тем более на Торн... Стив — последний в этом мире, кого я представлял женатым. Коллинз был легендой и богом, он вызывал зависть ровесников и поклонение младшеклассников. Он был на несколько лет старше и заканчивал старшую школу, когда я еще ходил в сопливых малолетках. Но если раньше в двенадцать дети еще могли побыть детьми, то у моего поколения выхода уже не было. Где-то с одиннадцати каждому полагалось "иметь девушку", — то есть провожать ее домой, покупать мороженое и сладости и хвастаться поцелуями, были таковые или нет.

Я молча восхищался Стивеном, считая, что у меня ноль шансов вырасти таким, как он. Грубо говоря, этот парень трахал все, что двигалось и более-менее презентабельно выглядело, лет с пятнадцати. В выпускном классе он поимел тройняшек Андерс одновременно, и я был тем, кто их видел в раздевалке — до сих пор не понимаю, как мне хватило выдержки не растрепать всем и вся. Хотя на следующий день это было неактуально, потому что сестры Андерс и так всем рассказали, да в таких подробностях, что мужская часть школы, включая администрацию, вряд ли могла уснуть еще месяц после этого. Он переспал даже с Дарлин Истерман — лузером она не считалась, но внушительные формы и брутальность отпугивала всех потенциальных кавалеров. Я не знал, в какой колледж он поступил, но в его дальнейшей "карьере" по постелям женских общаг даже не сомневался. Короче говоря, представить Стивена Коллинза женатым мне оказалось гораздо труднее, чем с парнем. Я поймал себя на том, что думаю об этом парне — какой он, если из-за него Стив так круто изменил свою жизнь? Уверен, что так оно и было — такие решения не принимаются на пустом месте. Не такими, как Стивен. Это должно быть из-за конкретного человека, и мне было бы действительно интересно на него взглянуть.

— Может, у него телки закончились? — задумчиво спросил сам себя Марк Пресли, наш главный футболист, чья карьера еще не была омрачена сломанными ногами, а лицо — выбитым глазом и дюжиной зубов. Все это ждало его в недалеком будущем.

Остальные заржали, и кто-то сказал:

— В таком случае я бы пошел по второму кругу или переехал в другой город, а не переключился на мужиков.

— Так он и переехал, — возразил Салли, и все снова засмеялись. — Я слишком хорошо знаю Стива. Его или инопланетяне подменили, или в Эл-Эй тоже бабье закончилось. А учитывая, что там приток постоянный, ставлю на пришельцев.

И тут я увидел Принцессу Грейс, что мигом отвлекло меня от Стивена и его новых сексуальных предпочтений. Она не изменилась ни капельки — просто невозможно было стать еще женственнее и прекраснее. Как всегда с идеальной осанкой, которой позавидовала бы даже сама Аделина Ларош. О, маме бы она понравилась... Я уже успел услышать, что ее жених — наследник империи пластиковых контейнеров или что-то в этом роде. Разумеется, сказочно богат. Но даже будучи без пяти минут Принцессой пластикового королевства Грейс оставалась собой, будто принц прилагался к ней, а не наоборот. Она обратила на нас внимание, как раз когда меня спросили об антикварной лавке. В этот момент ей бы повернуться и уйти, но она этого не сделала, даже не подозревая, что, возможно, этот самый момент и разрушит всю её жизнь.

— Антикварный магазин? — переспросила она меня. Не будучи уверенным, что ей известно даже мое имя, я подтвердил:

— Да. Дела идут не слишком хорошо, но у кого сейчас нет проблем?

— Мне в наследство достался старый дом в Нью-Джерси, — к моему удивлению, продолжила она разговор. Прежде я не заглядывал в ее глаза, они оказались равномерно голубыми, будто линзы. — Там много всякого хлама столетней давности. Если тебе интересно, Мэтт, можешь там покопаться.

Не знаю, сколько времени ушло, чтобы я поверил в реальность происходящего. Принцесса Грейс приглашает меня в свой дом "покопаться". Ну, я был бы дураком, вообразив, что это что-то значит, а дураком я не был. Это значило именно то, что она сказала.

— Буду рад избавить тебя от потенциально ценных вещей, — улыбнулся я ей, и она ответила на мою улыбку. Как я узнал потом, Грейс просто хотела увидеть дом перед тем, как его оценят, и решить, что с ним делать. Пластиковый Принц не находил на это времени, и это её взбесило. Я всего лишь подвернулся под руку. Она не сомневалась, что любой в этом зале поедет за ней на край цивилизации, и была права — странно, что ее собственный Принц в этот список не входил. Мне, конечно, приходилось слышать пословицу "У каждой красивой женщины есть мужчина, которому надоело ее... любить", но я не думал, что такое может произойти с Грейс. Да ещё до свадьбы.

Мы обменялись телефонами и встретились на неделе — покупателей все равно не было, надсмотрщиков тоже, и я мог закрыть магазин в любое время. На пароме с Манхэттена даже разговорились, правда, говорил в основном я, но это было нормально.

Дом оказался действительно старым, насколько я разбирался — не меньше семидесяти лет, а может, и все сто.

— Мне сказали, что все ценное сложили в одной из спален, — сообщила Грейс. Ее розовые туфли мгновенно покрылись слоем пыли, но она этого словно не замечала. Наверное, дух авантюризма не чужд даже принцессам. Она с интересом заглянула в каждую комнату, в то время как я разглядывал светильники и обстановку. Первое, пожалуй, чего-то стоило, но мебель была новой и отвратительной.

Так мы добрались до спальни, как бы завлекательно это ни звучало. На деле в нашем распоряжении оказалась огромная кровать без матраса, разваленный комод и полированный стол, заваленный какими-то коробками. Я аккуратно обследовал их, Грейс ждала неподалеку, но любопытство настигло и ее. Помедлив некоторое время, она попыталась открыть комод.

— Ох, черт! — совсем не по-королевски воскликнула она. Сбоку ящика комода, рассохшегося от времени, отошла щепка и глубоко полоснула ее по ладони. На деревяшку закапала, потом полилась кровь, Грейс машинально отвела руку в сторону, чтобы не заляпать платье. Я даже заметить ничего не успел.

На следующее утро мы спустились к завтраку, и Фиори пек блинчики. Они пахли так, что можно было с ума сойти.

— Кофе, Мэтт?

— Спасибо, — я почему-то часто чувствовал себя виноватым, что Фиори проводит на кухне столько времени, но сопротивляться не мог. Зарывать такой талант в землю было просто преступно. — Ты святой. Давай я хоть накрыть помогу.

— Да нечего тут накрывать, — сказал он мягко-приказным тоном. — Давай ты сядешь и будешь есть, пока не остыли.

Грейс укусила один на ходу, попутно поцеловав его в щеку, я получил свой поцелуй уже пробегом. Ее глаза были слегка стеклянными, а прическа растрепалась — впервые видел Грейс небрежно причесанной. Сам я ощущал боль в спине, словно провел ночь на полу или что-то вроде того.

— Опаздываю, — сообщила она уже в дверях. — Роджер ждет.

— Ни пуха, — пожелал я ей в спину. Никакой раны на ее ладони не было, даже шрама. Насколько я знал, она так и не встретилась с Принцем Роджером в тот день, зато собрала свои вещи и этим вечером переехала сюда. Я не вспомнил, что мне нужны вещи, пока не захотел переодеться. Фиори поехал со мной и здорово помог с переездом. Когда мы вернулись, Грейс мыла окна, и дом на глазах становился уютнее.

Не знаю как она, но я вспомнил все, что случилось в той комнате, почти сразу. Просто эти воспоминания мгновенно потеряли свое значение и уже ничего не могли изменить. Мы принадлежали ему. Он любил нас. И мы были так счастливы, как не намечтали бы две сотни сказочников в целой библиотеке сказок.

Я чувствовал небольшую вину за то, как повернулась жизнь Грейс, не только в последний год. Вряд ли она представляла себя домохозяйкой без прислуги, да и вообще. Принцесса Грейс не слишком хорошо училась, но, в крайнем случае, Принц Пластик мог освободить ее от праведных трудов, и они вместе осели бы в роскошном особняке о двух служанках на десять квадратных футов. А сейчас она приводила в порядок наш дом, драила и убирала, мыла и чистила от зари до зари. Он был довольно большим, так что, закончив в самой дальней комнате, Грейс снова принималась за холл и так по нескончаемому кругу. Я исправно ездил каждый день на работу, и это стало приносить плоды — ящики с разными вещичками и безделушками из старого дома перекочевали в мой магазин и довольно ходко пустели — там действительно находилось много чего интересного. И коробок было больше, чем мне показалось сразу. Чего я там только не обнаружил, от старинных дверных ручек до серебряных пуговиц, а еще столовые приборы, некоторые драгоценности, коллекция монет и всякое такое. Поневоле я начал в этом разбираться, и через пару месяцев моя лавка вышла из минуса и стала приносить доход. Когда я сообщил об этом маме, она была слишком занята со своими ученицами, чтобы удивиться. Отец же недавно получил роль в блокбастере, и дозвониться до него было как до Марса. И бога, и планеты.

Домашняя работа приносила Грейс море удовольствия — или она так думала. Со временем ее поведение помалу начало меняться, что, надо сказать, немного меня беспокоило. Когда Фиори отлучался из дому, а это случалось время от времени, ее энтузиазм ненадолго брал тайм-аут, тогда она просто сидела на крыльце с бокалом вина и смотрела в одну точку. Раньше мы могли болтать, пока я ей помогал вытирать несуществующую пыль или пылесосить, но потом она просто перестала меня слышать. Но стоило Фиори переступить порог, как Грейс оживала и снова становилась собой. Новой собой. Я очень слабо представлял себе прошлую Принцессу вручную отмывающей лестницу. Что в ней осталось прежним — это безукоризненный внешний вид, она даже плафоны перемывала в дизайнерском костюме.

На Фиори была готовка, целиком и полностью. Вообще-то создания той притягательной атмосферы, в которой мы нежились, было более чем достаточно, но ему нравилось нас кормить, а нам — доставлять ему радость своими восторгами. Не исключено, что все приготовленное им было бесподобным на самом деле, а не иллюзорно. Он никогда не использовал полуфабрикаты, мотивируя это тем, что у него уйма времени. Это даже хлеба касалось. А поскольку фастфуд — то, чем я от лени все время питался раньше, то я будто попал на небеса, не умирая. Грейс же раньше съела бы мучное только под дулом ружья, но поглощала выпечку из его рук без зазрения совести — учитывая, сколько энергии она тратила каждый день на дом, бояться лишних фунтов ей не приходилось.

На мне же была всякая мужская работа — и я диву давался, как это мне удается. Вполне сносно починив антресоли, чуть не напился с перепугу, ведь Мэтт Ларош сроду молотка в руках не держал, а если держал, то чтобы треснуть по пальцу. От Фиори помощь была слабая, но моральная поддержка стоила целой строительной бригады. Мы за уик-энд почти перекрыли крышу, хотя пару раз у меня чуть не остановилось сердце от того, как Фай постоянно бродил по краю, подавая мне то инструменты, то черепицу. Он держал равновесие не хуже котов, что вечно шныряли поблизости, но все равно было как-то не по себе. После этого мы пили пиво на террасе или развлекались баскетболом на заднем дворе — в школе я всегда был неплох, но Фиори через раз уделывал меня только так и, по-моему, еще поддавался. Это очень веселило Грейс, да и я, в общем, не сильно расстраивался. Зато мне не было равных в скрэббл.

Мой переезд в Риверсайд мало кто заметил, но Грейс не была невидимкой, и, разумеется, это вызвало некоторые вопросы. Оглядываясь вокруг, я не даже представить не в состоянии, какие мысли это могло вызвать. Даже касательно меня. Не знаю, что заставило бы меня поверить еще несколько лет назад, что я буду жить не в квартире, а в доме, да еще в каком-то там районе Джерси-Сити. И жить в глуши с превеликим удовольствием, каждый день таскаясь тремя транспортами в Нью-Йорк. Что до Грейс, то это было на уровне фантастики или шизофрении. Ну, или непреклонной влюбленности, что рассматривалось в последнюю очередь.

Каждодневные поездки на работу были сродни тому мазохизму, что я испытывал в настоящее время, укладывая подарки для Фиори. Увидеть его утром и целый день ждать, когда увижу вечером. Обнять в начале дня на прощанье и в конце, прямо в открытых дверях, будто мы не виделись вечность. Всякий раз, когда его губы прижимались к моей щеке или шее, я испытывал странную смесь трепета, глубокого покоя и равновесия, которому нет и не может быть равных. Фай всегда обнимался каждый раз как последний, в чем, как выяснилось, был смысл... Он жил постоянными прикосновениями, поцелуями, взглядами и разговорами — казалось, скорее он обойдется без воздуха. Я и сам уже не представлял жизни без всего этого и лишь пассивно удивлялся, как мог существовать раньше. Грейс даже не затруднялась удивляться — она просто вычеркнула прошлое, позабыла, как дурной сон.