Баллада о Генри

— Проснись, эй. Солнце садится.

Генри приподнимается, убирая назад растрепанные волосы. Бастиан стоит рядом, не отрывая глаз от черноты уходящего вверх тоннеля.

— Пора выбираться?

— Да. Скоро.

Наконец демон подает ему руку, помогая подняться, но остается на расстоянии.

— Тогда какого черта ты меня разбудил, раз еще не пора?

Демон молчит, и Генри становится не по себе. Это очень странное неуловимое ощущение, сродни тому, как он впервые увидел Бастиана, как бы его ни звали на самом деле.

— Видишь ли, есть проблема, — говорит он наконец. — Понимаешь, Генри... я потерял слишком много крови. Мне хватило собственных сил, чтобы постепенно подлечиться, но я не смогу выбраться, если не верну ее. Прости, ты мог бы так ничего и не узнать, но я решил, что так будет честнее.

Генри делает шаг назад, хотя демон и не двигается с места.

— И что это значит?

— Если будет мало, я просто не выберусь. А отдав достаточно, ты не выживешь.

— Что? — Генри делает еще шаг, ступив с плаща на ледяную землю, но почти не ощущает этого. — Ты хочешь сказать, что... съешь меня?

— Я не ем людей, — тихо поправляет демон. — Я их пью.

— Да плевать! Ты... ты что, знал это с самого начала?! Ты не мог не знать! Тогда почему не... почему не сделал это сразу, зачем было это все?!

— О, Генри. Подумай, разве нам было плохо вместе? Кто бы развлекал меня историями и слушал мои, кто бы согревал меня своим телом и заставлял время течь быстрее? Провести ночь с холодным трупом на дне колодца — не то, что я предпочел бы, будь у меня выбор. А он был.

Генри чувствует не страх, а злость, ярость, вырывающуюся наружи синхронно падению карточного домика. Этого Просто Не Могло Быть.

— Это неправильно! — взрывается он. — Неужели ты не понимаешь — это неправильно! Ты же такого умного из себя строишь, так придумай что-нибудь, а не стой там столбом, будто все уже решено! Ничего не решено! И не ты один хочешь выбраться отсюда, не у тебя одного вся жизнь впереди!! Так что пошевели мозгами и вытащи нас!!! Ты обещал!!!

Демон выслушивает все это, опустив глаза, пока у Генри не заканчиваются слова. Он колеблется мгновение и говорит:

— Ты прав, прости... Я ошибался. Мне не увидеть солнца, но у живого существа есть на это все права.

Он протягивает руки, и Генри шагает в объятья, почти не раздумывая. Кусая губы, он думает о том, что демон когда-нибудь поплатится за эти переживания, без сомнений.

— Я ошибался, — шепчет демон ему в шею, прижимая к себе, — это было неправильно. Не нужно было тебе говорить. Тебе лучше было не знать.

Генри широко распахивает глаза, но поздно — острая боль пронзает его, как удар ножом, он не может шевельнуться, вмиг теряя ощущение в руках, ногах, слыша, как замедляет свой ритм сердце. И в какой-то момент все самое важное — смерть Хезер, леди Эмма, корона — перестают иметь значение и остается одна лишь тьма, навсегда.

Уронив его на землю, демон на пару минут замирает с закрытыми глазами, словно наслаждается кровотоком, оживляющим его дюйм за дюймом до самых кончиков пальцев.

— Я обещал, — говорит он, скорее сам себе, ибо никто уже не может его слышать. — И сдержу все обещания.

Потом поднимает плащ и мешок, сует в карман ком земли со стены вместе с хилыми стебельками и, цепляясь за склизкие уступы, начинает ползти вверх.

Отодвинуть камень куда проще, чем было задвинуть его за собой — тогда демон был ранен и потом лишь надеялся, что те люди наверху, сбросившие ему полумертвую игрушку, вернут камень на место. Иначе пришлось бы лезть и задвигать его снова во избежание солнечной ванны... Ночь встречает его моросью, и демон с удовольствием подставляет лицо свежим каплям. Носком сапога он выкапывает в земле ямку, неловко тыкнув туда обесцвеченный темнотой кустик, потом решает, что ямка недостаточно глубока. В конце концов он уделяет этому занятию куда больше времени, чем ожидал, пока результат не удовлетворяет его полностью.

Примерно через час на дороге его настигает шум кареты, сама карета подъезжает еще через час. Лошади трясутся мелкой дрожью, демон уже привык к этому — весь ужас и покорность в глазах лошадей, служащих нежити. В отличие от собак, они всегда держатся и подчиняются сквозь этот страх, от собак же нет никакого толка. Возможно, лошади единственные, кто помнит, что они, монстры, когда-то все же были людьми.

Демон подходит ближе. В окне кареты появляется юное личико, блеснувшее, как серебряный грош.

— Вы так внезапно исчезли, — говорит она своим чистым и таким же серебристым голоском. — С вами что-то случилось?

— Ничего, с чем я не смог бы справиться, — демон улыбается, и лицо ангелочка озаряет улыбка, вполне заменяя спрятанную в тучах луну. — Это очень мило, что вы нашли меня.

— Вы были ранены — я просто ехала на запах крови.

Непроизвольно демон касается раны, но даже след ее давным-давно исчез.

— Прошу прощения, что потерял ваш платок, леди...

— О, зовите меня просто Сидди! — Она подает ему еще один платок с инициалом S, и демон стирает с рук землю. — Честно говоря, я думала, что вас убили, и очень рада ошибиться.

— Это не так уж просто.

— Не сомневаюсь. Прошу прощения, но я так и не знаю вашего имени.

Демон бросает на мертвый колодец короткий взгляд.

— Генри.

— Замечательное имя, оно вам идет. Вы достойно отблагодарили того, кто вам его дал?

— Как раз собираюсь этим заняться.

— Тогда позвольте помочь. Ведь нас здесь так мало, и надо держаться вместе, не так ли?

Леди распахивает дверцу кареты и дает ему место, все так же лучезарно улыбаясь. Демон думает, что пока ему нужна одежда, крыша над головой и горячая вода, им определенно нужно держаться вместе.

Этой ночью дотла сгорела мельница и несколько домов неподалеку. От семьи мельника остался только уголь, и никто не смог бы узнать, как именно они умерли и как долго умирали. Но, по правде говоря, тех, для кого это могло иметь значение, тоже не было среди живых.

А стебельки, увидев солнце, набрали силу и выросли в восхитительный куст вереска, к весне усыпанный благоухающим цветом. У Генри оказалась легкая рука.

* * *

энд