Четыре грани 3.1

Только кто защитит его от самого себя? Кто усмирит мечущегося внутри зверя, не знающего, что ему делать — то ли выть от тоски и безысходности, то ли дать волю самцовским инстинктам, вызвав соперника на бой за свою любовь? Насколько же было легче справляться с недопустимыми рабу чувствами, когда он не смел и надеяться на взаимность. И что теперь? Он живой человек, а вовсе не животное, клеткой для которого стало собственное сердце, посмевшее полюбить чужую женщину. Не просто чужую, а жену того, кого он хотел считать своим другом. Нельзя предавать главные жизненные принципы. Значит, надо оставаться человеком, затолкав свои смелые и откровенные желания и непрошеные чувства, чтобы ни взглядом, ни движением не выдать сокровенной тайны... ради любимой, ради ее спокойствия и счастья...

Дерек постарался отвлечься от удручающего самокопания и сосредоточиться на таинстве. Он должен выдержать это испытание.

Горькая усмешка чуть скривила губы парня. Разве он думал, что душевные муки могут оказаться посильнее физических? А ведь его тело испытало их в достатке, но раны наемника и побои раба не идут ни в какое сравнение с тем, что переживал он сейчас в глубине терзаемой завистью и ревностью души. Может, было бы легче мириться с действительностью, будь его чувство безответно, но, на свою беду, он узнал то, что не должен был знать...

Кому-то любовь к женщине дарует крылья, а ему достались неподъемные оковы, буквально пригвоздившие его к земле. Вот и остается, словно червю извиваться в бессильной агонии что-то изменить.

Некого проклинать и не у кого просить утешения. Жаль, что разуверился в своих богах, а чужая вера тем более не принесет долгожданного облегчения. Ни Великие Духи варваров, ни Всевидящие не помогут избавиться от болезненного наваждения. Да и хочет ли он погасить бушующее в груди пламя, зажженное этой женщиной, по роковой случайности ставшей его любимой? Нет... Нет! Это единственное, от чего он не может отказаться и за все сокровища мира. И даже если на другой чаше весов будет его собственная жизнь. Чтобы хоть изредка погреться в свете ее глубокого, проникающего в самые потаенные уголки души теплого взгляда, перекинуться несколькими, по обыкновению колкими фразами, прикоснуться нечаянно, не сумев удержаться от соблазна...

Например, как в тот раз, когда по тактичному определению Тессы, они 'отступали', а не позорно драпали, пытаясь увести за собой и оторваться от банды полудурков, на свою беду не признавших в молодой красивой девчонке полновластную хозяйку окрестных земель.

Таких моментов, где они были лишь наедине, едва не переступая хрупкую грань дозволенного, было до обидного мало, но Дерек скрупулезно помнил о каждом миге...

Ведь не зеленый мальчишка, впервые попробовавший женщину (как правило, самую первую, какой бы она не оказалась в последующем сравнении, помнят очень долго), но почему же клинит именно на ней? Чужой, манящей, недоступной...

Такая почти маниакальная зависимость нервировала и страшила парня, ведь лекарства от напасти не существовало. Но больше всего Меченый боялся, что когда-нибудь Тесса перестанет приходить к нему в его снах. Потому что только во сне Аслан не стоял между ними...

Напутственные слова 'молодым' произнесли степняки. Мерген на правах более старшего начал, Ильшат подхватил. Дерек даже успел удивиться, что чуждая ему гортанная речь оказалась так мелодична. Видимо священные пожелания, испокон веков сопровождающие вступающих в брак, создавая новую семью, были зарифмованы. Несмотря на то, что Аслан довольно много рассказывал о Степи, знал он до обидного мало.

Впрочем, языковой барьер не мешал Меченому с предельной ясностью понимать суть происходящего и того, что последует за этим, как только дорогие его сердцу люди, пройдя по очищающей Огнем тропе, скроются за дверями домика.

Он нужен лишь как свидетель соблюдения древней традиции.

'Тесса...будь счастлива, радость моя... Будьте счастливы...' — беззвучно прошептал парень, неосознанно потерев тянущиеся через всю щеку шрамы и судорожно вздохнул, наткнувшись на глубокие борозды изуродованной кожи.

Все, можно уходить...

Но он продолжал стоять, глядя им вслед, терпеливо сдерживая клокочущее в груди безумство тайной страсти, сжигающее его, но не дающее выгореть душе дотла, чтобы уже нечему было болеть...

Под мечами степняков Тесса и Аслан прошли, держась за руки, а вот перед первой парой костров лаэр подхватил жену на руки так, словно она ничего и не весила, и медленно, но уверенно двинулся вперед. Глаз от лица драгоценной ноши он не отводил и под ноги не смотрел. Может быть, потому и шел так неторопливо, чтобы нечаянно не оступиться, не дать повода для истолкования заминки знака плохой приметы, сулящей им трудности и неприятности в дальнейшем жизненном пути.

Тесса тут же обхватила руками могучую шею своего благоверного, больше уже ничего и никого не замечая вокруг.

Меченый кинул быстрый взгляд на застывшего памятником самому себе Ренальда, шептавшего какую-то молитву своим Всевидящим, быстро оглянулся на Сауша и доверчиво прижавшуюся к нему Руту, и только затем посмотрел на степняков. Похоже, лаэр слегка импровизировал, потому что варвары не удержались от одобрительной ухмылки. Наверное, чествуемые так и должны были пройти сквозь Огонь рядом, держась за руки, но Аслан оставался верен самому себе. И его намерение не провести, а пронести выбранную на всю жизнь женщину между очищающими кострами, было тоже символично. Лаэр лишний раз подчеркивал невольным зрителям, что у них нет ни единого шанса отобрать его бесценное сокровище.

Дерек неосознанно закусил щеку изнутри, чтобы отрезветь и не взвыть от беспросветного отчаяния и безысходности. Тесса права, что не разрешила им открыться друг другу больше того, что они уже поняли. По одиночке с этим еще можно как-то справиться, выдержать, помня о своем долге и положении в обществе. А вдвоем, как бы ни звучало парадоксально, не выйдет... Слишком уж вопиющее неравенство, что для глубоких искренних отношений, что для банального пошлого флирта...

Скорее всего, лаэр так и не отпустил бы жену на пороге, но в этот момент следовало точно соблюсти традиции предков. Поэтому он осторожно и крайне неохотно поставил девушку на ноги. Сам опустился на одно колено, и, вытащив меч, протянул его жене.

Ритуальная фраза, которую Тесса запомнила со дня свадьбы Шамиля и Фелиски, прозвучала практически слово в слово:

— Женщина, я привел тебя на порог моего дома, который буду защищать от любых невзгод, не щадя своей жизни, но в доме — ты хозяйка, и моя жизнь принадлежит тебе, любовь моя...

До обострившегося слуха свидетелей долетело каждое произнесенное лаэром слово. В твердом голосе Аслана не было ни грамма фальши. У домашнего очага — глава семьи — женщина, а он ее защита и опора вне стен жилища.

Отношения у варваров строились на взаимном уважении и понимании древних законов природы. Женщина дает жизнь, мужчина защищает жизнь своей женщины и ее детей, в которых продолжается его род. Законы Энейлиса еще не столь суровы по отношению к прекрасной половине человечества, по сравнению с другими государствами, но и здесь девочки, девушки, женщины зависят от семьи — от отцов и братьев, а потом — полностью от воли мужа. Наверное, хорошо, что в Степи чтут древнюю мудрость предков, определивших права и обязанности мужей и жен...

— Ты забыл отдать корзину? — спохватился Сауш, хлопнув Рени по спине.

Тот, будто очнувшись от какого-то ступора, молча покачал головой.

По глазам юноши было понятно, что он все еще не с ними, оставшимися по эту сторону от костров, но довольно быстро пришел в себя и изобразил подобие улыбки.

— Нет, не забыл. В доме есть все необходимое. Эти яства не для них, а для нас.

Дикий, словно поняв, о чем речь, обрадовано завилял хвостом.

— Дик, тебе не наливаем, — Ренальд шутливо шлепнул пса по морде, подходя ближе к оставшимся и ставя корзину на утоптанный снег.

С туго забитой в бутылку пробкой справиться оказалось не так просто, поэтому наложник даже не стал спорить, когда Сауш решительно протянул руку:

— Эх, Рен, знаешь такую присказку: 'ты неловок, дай-ка я'?

— Но ты... — запротестовал было парень, покосившись на Руту, которую Красавчик все еще держал за руку.

— Ха! — самодовольно усмехнулся Сауш, ловко зажав бутылку между колен и с удивительной легкостью выдернув тугую пробку одной рукой. — Не расстраивайся, Мелкий! Какие твои годы, еще научишься, — снисходительно подмигнул он, отдавая сосуд с драгоценной жидкостью обратно рабу. — Разливай!

— Вообще-то... — смутился Ренальд, — я не пью...

— Ну и не пей, нам больше достанется! — пожал плечами боец.

— Вряд ли ему и разливать доверяют, — догадливо хмыкнул Дерек, отбирая бутылку. — А есть во что наливать?

— Да, сейчас! — засуетился Рени, копаясь в корзине, чтобы добраться до маленьких стаканчиков из черненого серебра с изящной гравировкой. Хорошо, что Тесса велела сложить дюжину на всякий случай. Только вот сыр надо бы порезать заранее столовым ножом, а не кромсать теперь своим.

— Все нормально, Рен, — похлопал наложника по плечу Мерген, поняв одолевающие юношу сомнения в правильности действий. — В руках воина нож умеет все — и от врага защитит, и не даст умереть с голода.

— Разбирайте, — предложил Меченый, удивившись, что у него получилось налить всем поровну. И даже руки вроде бы не дрожат, хотя внутри все еще трясет от переполняющих эмоций. Наверное, действительно надо залить свое 'горе', чтобы отпустило, пока никто не догадался, чего ему стоило вынести эту церемонию, устроенную себе его господами.

И зачем только его понесло на голоса, проверять, кто это колобродит ночью по территории? Каких злоумышленников он надеялся застать в пределах охраняемой крепости? Вот и получил... впечатления... Теперь на всю бессонную ночь хватит, если не дольше. Только не дать разыграться воображению, рисующему ему образы девушки, освобождаемой от одежды руками варвара, только не думать о том, как переплетаются обнаженные горячие тела на усланном мягкими шкурами полу...

— Да благословят их Великие Духи! — произнес Мерген.

— Пусть дни их будут счастливы и долги! — не отстал Ильшат.

— Пусть Всевидящие и Великие духи не обойдут их своими милостями, — взволнованно добавила Рута, с опаской заглядывая в крохотный стаканчик. Налили-то ей наравне с мужчинами. Судя по мизерной дозировке, напиток был крепким. Такое вино она никогда даже не пробовала. Покосившись на Сауша и заметив хитрую улыбку, явно в предвкушении какого-то подвоха, служанка запаниковала. Она пока еще не готова была довериться этому лису. Только сможет ли контролировать собственные чувства и желания, пригубив угощение? Но и отказываться нельзя, пить за здравие и счастье молодых — традиция ...

Дерек отстраненно слушал пожелания Тессе и Аслану счастливой жизни и продолжения славного рода, даже сам произносил что-то подходящее случаю, почти не чувствуя вкуса изысканного обжигающего внутренности напитка, давясь дорогущим сыром, который солдатам гарнизона тоже не был положен по статусу. Он никак не мог справиться с ненормальной реакцией на это событие. Вроде бы торжество, а у него на душе так муторно и погано, словно справляет тризну. Неприятно чувствовать себя настолько двуличным. Ведь должен радоваться, что близкие люди счастливы, но личный интерес омрачает светлую радость. Ведь с самого начала знал, что Тесса — чужая жена. Да и не только это препятствовало тому, чтобы он мог себе представить ее своею. Он — раб. Пока все еще раб.

'Так, стоп! Не думать о том, что обещал Аслан!' — мысленно отвесил Меченый себе смачную оплеуху.

Слишком сильно будет разочарование, если лаэр не сдержит свое обещание. И вряд ли он тогда сумеет справиться с горечью поражения, навсегда похоронив надежду на свободу.

А может, стоило воспользоваться покровительством Тессы, когда была возможность сбежать? Тогда он пожалел девчонку, не понимающую, наверное, что все равно найдут пособника побега раба, и не стал нарушать данное Аслану слово, просто потому, что душа свободного воина никак не могла привыкнуть к новообретенной шкуре раба и помнила о чести и совести. А теперь и сам не хотел уходить... Разве это нормально для здравомыслящего человека?

Правильно говорят, что если любовь к женщине не возвышает, то делает мужика тряпкой.

Тряпка он и есть! Ведь не глубокий старик, чтобы засиживаться на одном месте и не рваться за неизведанным навстречу опасным приключениям и удаче. Слишком хорошо ему здесь, на чужбине, где нежданно-негаданно почувствовал тепло, крепкое плечо сплоченной солдатской семьи и острую тягу к оседлой жизни в стенах чужого дома, который хочется считать и своим...

'Хватит себя жалеть и ковыряться в нарывающих ранах. Не дай Боги, прорвет — не отмоешься, подставишься сам и подставишь ту, на которую надышаться не можешь! Любится тебе? Люби на здоровье, но не мешай жить остальным, как им хочется', — решительно встряхнулся Дерек, из-под прикрытых ресниц обведя взглядом сотрапезников. Вроде бы никто не обратил внимания на его переживания.

Вон Мелкий, с какой тоской провожал взглядом своего любовника, но ведь держится. Значит и он в состоянии обуздать свои несбыточные желания и мечты.

Как же повезло мальчишке, что Тесса не ревнует мужа к наложнику, поддерживая пацана всегда и во всем...

Дереку непонятен был такой альтруизм со стороны женщины. Может, это оттого, что Аслана хватало им обоим? И при любой возможности законная жена могла убедиться в глубине чувств избранника? Ей настолько хватало любви своего варвара, что она просто купалась в его обожании, и даже могла не обращать внимания на досадную пикантную помеху, позволяя иметь постельную игрушку, не закатывая безобразных сцен ревности...

Наверное, так...

Все-таки непостижимая женщина, его хозяйка, его возлюбленная, его Жизнь и его Смерть. И Дерек готов был ежедневно умирать и заново рождаться, пытаясь отыскать новые убежища для своей неприкаянной души, делая новые открытия, обуздывая свои с трудом сдерживаемые чувства, где любовь и ненависть сплетались в неразрывный узел. Его уже никогда не распутать, только обрубить. Но где найти силы навсегда вычеркнуть из жизни этих двоих? Сможет ли он уйти из Замка, если лаэр сдержит свое слово и даст ему вольную, оформив документы, в которых он никогда не будет значиться ничьим рабом?

Аслан никогда не сможет стать ему тем, кем он хотел бы видеть варвара. А если тот еще не то что узнает, а просто заподозрит о каких-то чувствах, испытываемых к его жене помимо уважения и преданности, то...

Дерек не мог представить, что лаэр опустится до банальной расправы и запорет его плетью, как недостойного презренного обнаглевшего раба. Меченый интуитивно чувствовал, что Аслан неспособен на такое, иначе он сам будет презирать себя потом. Скорее даст ему шанс сразиться на равных. Только для них обоих не будет стопора — до первой крови или еще как. Каждый будет за свою любовь драться до последнего вдоха, наказывая себя и соперника за неоправданное доверие, ненавидя, жалея о несбыточном, убивая еле-еле наметившийся росток более глубоких отношений. Еще не крепкой настоящей и верной мужской дружбы, а такой странной привязанности и уважения личных человеческих качеств. Они вынуждены соблюдать негласный закон, принятый людьми: взаимоотношения — Хозяин — Раб — не могут быть равными.