Чудес не бывает

"Хватит. Я слишком долго носил эту форму, слишком сросся с ней. Спасибо этому берендею низкого происхождения, указавшему мне на мою ошибку. Из уважения к нему, я закончу его дело".

Георгий позвал — и эфирные каналы в его теле отозвался острой болью. Она зародилась во лбу, раскаленным обручем сдавила голову, жадно вгрызлась в позвоночник, откуда расползлась по руками и ногам ростками колючей проволоки. Боль сдавила горло, боль сжигала его мышцы и внутренности — но эта дикая боль была лишь следствием, вестником раскручиваемого потока энергии. Где-то снаружи визжали японцы, тыкали в него стволами своих винтовок, пытались куда-то тащить — это уже было не важно. Георгий просто шептал заклинание, бессмысленный набор слов, каждая строчка которого напоминала эфирным каналам, как нужно работать, как направлять неудержимый поток выпущенной на волю магии.

Произнося последние слова, Георгий увидел над собой японского офицера. Он занес для удара свой кривой меч. А потом его собственная тень откусила ему руку.

Истончившаяся грань между явным и мнимым затрепетала и лопнула.

На косный материальный мир наложился другой, несуществующий для большинства счастливых в своем неведении людей, а для меньшинства неосведомленных — смертельно опасный. И лишь для единиц тех, кто нес в себе капли древней крови, этот мир был источником силы.

Сначала ожили тени. Они хватали людей, которые их отбрасывали, укрывали их подобно черным волнам и пожирали заживо.

Потом настал через земли, которая разверзлась, и множество рук, синюшных, покрытых шерстью, чешуей, слизью и Пустота ведает чем еще, принялись ловить убегающих солдат, и утаскивать их в глубину. И больше всего повезло тем из них, кто мгновенно умер от ужаса.

Наконец, померк сам дневной свет. Тьма казалась бесконечной — и в этой тьме мелькали силуэты — двуногие, четвероногие, многоногие и даже безногие и крылатые. Тени тех, кого люди изгнали огнем своих древних костров, сражаясь за выживание, и кто навечно поселил в самой сущности людского рода страх перед темнотой. Янтарные огни глаз мелькали то там, то тут. Криков больше слышно не было. Кричать было некому.

Георгий свел ладони и оборвал действие чар. Обитатели теней послушались его, ибо приняли за одного из своих владык, но давать им волю на время больше минимально необходимого было бы верхом глупости, ведь они могли и понять, что ошиблись. Огляделся кругом — вокруг не было ни одного японца. Местных потусторонние не тронули по его просьбе — но те, кого не успели убить солдаты, либо лишились чувств от страха, либо попрятались где придется и мелко дрожали, зажмурившись и заткнув уши. Их можно было понять. Тени мира всегда были враждебны людям.

Он подошел к израненному медведю. Тот тоже был еще жив, но мелко и часто дышал, и было очевидно, что протянет он еще самое большее несколько минут. Георгий присел рядом.

— Отвечай мне, рядовой. Жить хочешь? Шевельни правой лапой, если да.

Одной Пустоте ведомо, чего зверю стоил этот слабый жест, но он его сделал. Георгий протянул к нему руку:

— Пламя в пепел, плоть к земле, свет во тьму, нечто в ничто.

Кольцо и чистый лист, один-три-пять-семь.

Само мироздание затрещало по швам. Образно конечно, потому что заклинание небытия действовало бесшумно и незаметно. Просто с тела лежащего медведя начали исчезать раны. Не зарастать, не исцеляться, а именно исчезать, уходить в небытие, словно их и не наносили никогда.

Очертания зверя задрожали, поблекли, и вот уже на его месте лежал Тихон Кудрявцев собственной персоной. Он с некоторым трудом уселся вертикально и принялся ощупывать себя.

— Вот скажите честно, ваше благородие, — с расстановкой произнес он, — вы кто?

— Маг Георгий Летичев. Тот, кто ходит со смертью за плечом. А о том, кто ты, даже спрашивать не буду, и так все видно. Как превращаться научился?

— Не могу знать. Родился таким. Прадедушка, земля ему пухом, объяснить успел, чтобы не выпячивал.

— Не в прок тебе наука-то его пошла, — хмыкнул Георгий. — По правилам, мне бы тебя следовало прикончить, за нарушение таинства. Но раз уж я сам проштрафился, сделаем вид, что ничего не было.

Он взмахнул рукой, укрывая деревеньку дурманящей дымкой. Изменять память всем жителям было бы слишком долго, убивать их — просто глупо, но с учетом обстоятельств, и этого хватит.

— Погодите, — Тихон встал и подошел к девочке, которая так и оставалась приколоченной к колесу.

Он огляделся в поисках какого-нибудь инструмента, но Георгий его опередил, и гвозди сами выскочили из дерева и плоти. Он так же подобрал валявшуюся неподалеку бутылку с рисовой водкой и плеснул на раны — другой дезинфеции в округе было не найти, прикрыл попавшимся под руку одеялом, бывшим добычей мародеров. Чуть-чуть, не выходя за границы дозволенного, подтянул нужное будущее.

— Жить будет, — сказал он.

— А дальше? — растерянно спросил Тихон.

— А дальше как повезет, — Георгий подобрал шинель и с отвращением натянул ее на себя. — Не бывает чудес в этом мире, рядовой, я тебе это говорю как мастер чудес. Есть жизнь, есть смерть. И еще, если повезет, судьба.

— А в чем она, судьба эта?

— А в том, что война продлится еще не долго, и Россия проиграет в ней. А я скоро уволюсь из армии, и мне нужен будет камердинер и помощник, от которого не надо прятать волшебные книги.

— Прощу прощения, ваше благородие, не понимаю. — Двести рублей в месяц, плюс крыша над головой, — бросил Георгий через плечо. — А теперь давай сюда руку. Все равно уже наследили, отправимся до Мукдена короткой дорогой.